Но как не поверить плачущей бабушке?
О том, что и своим глазам верить не надо, если речь идёт об осуждении ближнего, святые отцы говорили всегда.
На эту тему есть хороший
рассказ С. Нилуса, пересказанный Концевичем:
И. М. Концевич. Оптина Пустынь и ее время. Старецъ Анатолий (Зерцаловъ).
«11-го мая. Заходил сегодня к старцу о. Иосифу, и не дозвонился. Должно быть, пришел слишком рано, и келейники старца отдыхали послеобеденным сном. Подергал я раза три за ручку двернаго колокольчика, подождал, прислушался к тишине внутри кельи батюшки... Никто не отозвался на мой звонок. Я уже собрался уходить, как, вдруг, взгляд мой остановился на изречениях подвижников духа, развешанных по стенам первой прихожей кельи старца. Стал читать и, к немалому для себя и даже, — не скрою, соблазну, прочел написанныя четким полууставом слова: «Егда внидеши к старцу, то удержи сердце свое от соблазна. Аще даже узриши старца твоего и в блуд впадша, не ими веры и очесам твоим».
Дословно ли так я записал эти смутившия меня слова, я не могу поручиться; за точность смысла ручаюсь.
И было мне это изречение в соблазн немалый. Хотел я позвониться к отцу своему духовному и старцу Варсонофию, но поопасался потревожить и его послеобеденный отдых. Так и ушел из скита с соблазном в сердце.
Хорош тот старец, котораго глаза мои застигнут на блудодеянии!.. Очень удобное изречение для ханжей и лицемеров!.. И как только оно могло приютиться в таком месте, как келья наших чистых от всяких подозрений и праведных старцев?...
Горько мне было... И вдруг я вспомнил ... Было это в прошлом октябре. На день памяти одного из великих ветхозаветных пророков были именины одного из старых, почитаемых скитских монахов, сподвижкика и помощника великаго старца Амвросия по постройке Шамординскаго монастыря, отца Иоиля. Я был приглашен на чай к этому хранителю Оптинских преданий. Собралось нас в чистенькой и уютной келье именинника человек шесть монахов да я, мирской любитель их и почитатель. За весело кипящим самоварчиком, попивая чаек с медком от скитских пчелок, повели старцы, убеленные сединами, умудренные духовным опытом, свои тихия, исполненныя премудрости и ведения, монашеския беседы...
Господи мой, Господи! Что за сладость была в речах тех для верующаго сердца!...
И, вот, тут -то, за незабвенной беседой этой, и поведал нам сам именинник о том, что было с ним в те дни, когда, после кончины старца Амвросия, управлял скитом и нес на себе иго старчества скитоначальник о. Анатолий:
«Призывает он меня как -то раз к себе наедине, да и говорит:
— «О. Иоиль, скажи мне всю истинную правду, как перед Богом: никто не ходит к тебе по ночам из мирских в келью?»
— «Помилуйте», — гсворю ему, — «батюшка! кому ходить ко мне, да еще ночью? Да где и пройти-то? — ведь, скит кругом заперт, и все ключи у нас в келье».
— «А калитка, что в лес, на восток?»
— «Так что-ж, что калитка? и от нея ключ У вас».
— «Вот », — говорит, — «то-то и беда, то-то и горе: ключ у меня, а к тебе, все-таки, какая-то женщина ходит».
Я чуть не упал в обморок. Батюшка увидал это, да и говорит:
— «Ну, ну! успокойся. Я тебе верю, раз ты это отвергаешь. Это, видно, поклеп на тебя. Ступай с Богом!»
— «Батюшка», — спрашиваю, — «кто донес вам об этом?»
— «Ну, что там », — говорит, «кто бы ни донес, это не твое дело; будет с тебя того, что я тебе верю, а доносу не верю».
Ушел я от него, а на сердце обида и скорбь великая: жил, жил монах столько лет по-монашески, а что нажил? Нет, при батюшке Амвросии такого покору на меня не было бы... Горько мне было, лихо!
Прошло сколько-то времени. Опять зовут меня к скитоначальнику. Прихожу. Встречает меня гневный.
— «Ты что же это? ты так -то!»
— «Что, батюшка?»
— «Да то, что я теперь сам, своими глазами, видел, как к тебе из той калитки сегодняшней ночью приходила женщина. Сам, понимаешь ли ты, — сам!»
А я чист, как младенец. Тут мне кто-то, будто, шепнул : да это враг был, а не женщина. И просветлело у меня сразу на сердце.
— «Батюшка! верьте Богу: невинен я! Это нас враженок хочет спутать, это он злодействует».
О. Анатолий взглянул на меня пристально-пристально, в самую душу сквозь глаза заглянул и, видимо, успокоился.
— «Ну, коли так, так давай с тобой вместе помолимся Богу, чтобы Он извел правду твою, яко полудне. Давай молиться, а ночью, часам к двенадцати, приходи ко мне: увидим, что речет о нас Господь».
Усердно помолился я в тот день Богу. Пришел близ полуночи к старцу, а уж он меня ждет одетый.
— «Пойдем!» — говорит.
И пошли мы к той калитке, из которой, он видел, ходит ко мне ночью женщина. Стали к сторонке; ждем. Я дрожу, как в лихорадке, и творю молитву Иисусову. И что ж вы думаете? Около полуночи смотрим, калитка в лес отворяется, и из нея выходит закутанная с головой женщина, выходит, направляется прямо к двери моей кельи, отворяет ее и скрывается за ней в моей келье.
— «Видишь?» — говорит батюшка. А я ни жив, ни мертв отвечаю:
— «Вижу».
Подошли к двери, а она заперта. Была перед нашими глазами открыта, а тут, вдруг, заперта!... Отворяю своим ключем. Входим. Никого! Осмотрели всюду, все норки мышиныя оглядели: нигде никого. Перекрестились тут мы оба, и оба сразу поняли, от кого нам было это навождение. С той поры о той женщине уже не было никакого разговора».
Этот разсказ о. Иоиля вспомнил сегодня, и отошел от меня сразу соблазн на изречение, прочитанное мною в прихожей старца Иосифа."
http://ksana-k.narod.ru/Book/optina/
".