- Дневник писателя. 1877. Год II-й
- Январь
- Глава первая
- I. Три идеи
- II. Миражи. Штунда и редстокисты
- III. Фома Данилов, замученный русский герой
- Глава вторая
- I. Примирительная мечта вне науки
- II. Мы в Европе лишь Стрюцкие
- III. Старина о «Петрашевцах»
- IV. Русская сатира. «Новь». «Последние песни». Старые воспоминания
- V. Именинник
- От редакции
- Февраль
- Глава первая
- I. Самозванные пророки и хромые бочары, продолжающие делать луну в гороховой. Один из неизвестнейших русских великих людей
- II. Доморощенные великаны и приниженный сын «Кучи». Анекдот о содранной со спины коже. Высшие интересы цивилизации, и «да будут они прокляты, если их надо покупать такою ценой!»
- III. О сдирании кож вообще, разные аберрации в частности. Ненависть к авторитету при лакействе мысли
- IV. Меттернихи и дон-кихоты
- Глава вторая
- I. Один из главнейших современных вопросов
- II. «Злоба дня»
- III. Злоба дня в Европе
- IV. Русское решение вопроса
- Ответ на письмо
- Март
- Глава первая
- I. Еще раз о том, что Константинополь, рано ли, поздно ли, а должен быть наш
- II. Русский народ слишком дорос до здравого понятия о восточном вопросе с своей точки зрения
- III. Самые подходящие в настоящее время мысли
- Глава вторая
- I. «Еврейский вопрос»
- II. Pro и contra(5)
- III. Status in statu.(6) Сорок веков бытия
- IV. Но да здравствует братство!
- Глава третья
- I. Похороны «общечеловека»
- II. Единичный случай
- III. Нашим корреспондентам
- Апрель
- Глава первая
- I. Война. Мы всех сильнее
- II. Не всегда война бич, иногда и спасение
- III. Спасает ли пролитая кровь?
- IV. Мнение «тишайшего» царя о восточном вопросе
- Глава вторая
- Сон смешного человека
- Освобождение подсудимой Корниловой
- К моим читателям
- Май-Июнь
- Глaвa первая
- I. Из книги предсказаний Иоанна Лихтенбергера, 1528 года
- II. Об анонимных ругательных письмах
- III. План обличительной повести из современной жизни
- Глава вторая
- I. Прежние земледельцы — будущие дипломаты
- II. Дипломатия перед мировыми вопросами
- III. Никогда Россия не была столь могущественною, как теперь, — решение не дипломатическое
- Глава третья
- I. Германский мировой вопрос. Германия — страна протестующая
- II. Один гениально-мнительный человек
- III. И сердиты и сильны
- IV. Черное войско. Мнение легионов как новый элемент цивилизации
- V. Довольно неприятный секрет
- Глава четвертая
- I. Любители турок
- II. Золотые фраки. Прямолинейные
- Июль-Август
- Глава первая
- I. Разговор мой с одним московским знакомым. Заметка по поводу новой книжки
- II. Жажда слухов и того, что «скрывают». Слово «скрывают» может иметь будущность, а потому и надобно принять меры заранее. Опять о случайном семействе
- III. Дело родителей Джунковских с родными детьми
- IV. Фантастическая речь председателя суда
- Глава вторая
- I. Опять обособление. Восьмая часть «Анны Карениной»
- II. Признания славянофила
- III. «Анна Каренина» как факт особого значения
- IV. Помещик, добывающий веру в Бога от мужика
- Глава третья
- I. Раздражительность самолюбия
- II. Tout се qui n’est pas expressement permis est defendu
- III. О безошибочном знании необразованным безграмотным русским народом главнейшей сущности восточного вопроса
- IV. Сотрясение Левина. Вопрос: имеет ли расстояние влияние на человеколюбие? Можно ли согласиться с мнением одного пленного турка о гуманности некоторых наших дам? Чему же, наконец, нас учат наши учители?
- Сентябрь
- Глава первая
- I. Несчастливцы и неудачники
- II. Любопытный характер
- III. To да не то. Ссылка на то, о чем я писал еще три месяца назад
- IV. О том, что думает теперь Австрия
- V. Кто стучится в дверь? Кто войдет? Неизбежная судьба
- Глава вторая
- I. Ложь ложью спасается
- II. Слизняки, принимаемые за людей. Что нам выгоднее: когда знают о нас правду или когда говорят о нас вздор?
- III. Легкий намек на будущего интеллигентного русского человека. Несомненный удел будущей русской женщины
- Октябрь
- Глава первая
- I. К читателю
- II. Старое всегдашнее военное правило
- III. То же правило, только в новом виде
- IV. Самые огромные военные ошибки иногда могут быть совсем не ошибками
- V. Мы лишь наткнулись на новый факт, а ошибки не было. Две армии — две противоположности. Настоящее положение дел
- Глава вторая
- I. Самоубийство Гартунга и всегдашний вопрос наш: кто виноват?
- II. Русский джентльмен. Джентльмену нельзя не остаться до конца джентльменом
- III. Ложь необходима для истины. Ложь на ложь дает правду, правда ли это?
- Глава третья
- I. Римские клерикалы у нас в России
- II. Летняя попытка старой Польши мириться
- III. Выходка «Биржевых ведомостей». Не бойкие, а злые перья
- Ноябрь
- Глава первая
- I. Что значит слово: «стрюцкие»?
- II. История глагола «стушеваться»
- Глава вторая
- I. Лакейство или деликатность?
- II. Самый лакейский случай, какой только может быть
- III. Одно совсем особое словцо о славянах, которое мне давно хотелось сказать
- Глава третья
- I. Толки о мире. «Константинополь должен быть наш» — возможно ли это? Разные мнения
- II. Опять в последний раз «прорицания»
- III. Надо ловить минуту
- Декабрь
- Глава первая
- I. Заключительное разъяснение одного прежнего факта
- II. Выписка
- III. Искажения и подтасовки и — нам это ничего не стоит
- IV. Злые психологи. Акушеры-психиатры
- V. Один случай, по-моему, довольно много разъясняющий
- VI. Враг ли я детей? О том, что значит иногда слово «счастливая»
- Глава вторая
- I. Смерть Некрасова. О том, что сказано было на его могиле
- II. Пушкин, Лермонтов и Некрасов
- III. Поэт и гражданин. Общие толки о Некрасове как о человеке
- IV. Свидетель в пользу Некрасова
- V. К читателям
- Дневник писателя. Год III. Единственный выпуск на 1880
- Август
- Глава первая
- Объяснительное слово по поводу печатаемой ниже речи о Пушкине
- Глава вторая
- Пушкин (Очерк)
- Глава третья
- I. Об одном самом основном деле
- II. Алеко и Держиморда. Страдания Алеко по крепостному мужику. Анекдоты
- III. Две половинки
- IV. Одному смирись, а другому гордись. Буря в стаканчике
- Дневник писателя. 1881
- Январь
- Глава первая
- I. Финансы. Гражданин, оскорбленный в ферсите. Увенчание снизу и музыканты. Говорильня и говоруны
- II. Возможно ль у нас спрашивать европейских финансов?
- III. Забыть текущее ради оздоровления корней. По неуменью впадаю в нечто духовное
- IV. Первый корень. Вместо твердого финансового тона впадаю в старые слова. Море-океан, жажда правды и необходимость спокойствия, столь полезного для финансов
- V. Пусть первые скажут, а мы пока постоим в сторонке, единственно чтоб уму-разуму поучиться
- Глава вторая
- I. Остроумный бюрократ. Его мнение о наших либералах и европейцах
- II. Старая басня Крылова об одной свинье
- III. Геок-Тепе. Что такое для нас Азия?
- IV. Вопросы и ответы
- Примечания
- Полный текст
II. Выписка
…Гораздо труднее присяжным представить самих себя в положении беременной женщины; а еще труднее — в положении шестилетней девочки, которую эта женщина вышвырнула из окна четвертого этажа. Надо иметь всю ту силу воображения, которою, как известно, отличается среди всех нас г-н Достоевский, чтобы вполне войти в положение женщины и уяснить себе всю неотразимость аффектов беременности.
Он действительно вошел в это положение, ездил к одной даме в тюрьму, был поражен ее смирением и в нескольким нумерах своего «Дневника» выступил горячим ее защитником. Но г-н Достоевский слишком впечатлителен, и притом «болезненное проявление воли» — это прямо по части автора «Бесов», «Идиота» и т. д., ему извинительно иметь к ним слабость. Я смотрю на дело проще и утверждаю, что после таких примеров, как оправдания жестокого обращения с детьми, этому обращению, которое в России, как и в Англии, очень нередко, не предстоит уже и тени устрашения. Из скольких случаев жестокости с детьми один подпадает судебному рассмотрению? Есть дети, которых вся жизнь, утро, полдень и вечер каждого дня — не что иное, как ряд страданий. Это — невинные существа, терпящие такую участь, в сравнении с которой работа отцеубийц в рудниках — блаженство, с отдыхом, с отсутствием вечного, неумолимого страха, с полным душевным спокойствием, насколько оно не нарушается совестью. Из десяти тысяч, а вероятно, из сотни тысяч случаев жестокости с детьми, один всплывает на судебную поверхность; один, какой-нибудь, почему-либо наиболее замеченный. Например, мачеха вечно бьет (?) несчастное шестилетнее существо и, наконец, выбрасывает его из четвертого этажа; когда узнает, что ненавистное ей дитя не убилось, она восклицает «ну живуча». Ни внезапности проявления ненависти к ребенку, ни раскаяния после совершения убийства нет; всё цельно, всё логично в проявлении одной и той же злой воли. И эту женщину оправдывают. Если в таких ясных до очевидности случаях жестокости с детьми у нас оправдывают, то чего же ожидать в других случаях, менее резких, более сложных? Оправдания, конечно, оправдания и оправдания. В Англии, в грубых классах городских roughs(24) нередки, как я уже заметил, случаи жестокости с детьми. Но желал бы я, чтобы мне показали один пример подобного оправдания английскими присяжными. О, когда перед нашими присяжными является раскольник, худо отозвавшийся о куполе церкви, — тогда другое дело. В Англии он даже и к суду не был бы призван, у нас он не жди оправдания. Но жестокость над девочкой — стоит ли губить за это молодую женщину! Ведь она все-таки мачеха, то есть почти мать жертвы; как бы там ни было, поит, кормит ее и еще больше бьет. Но этим последним русского человека не удивишь. Приятель рассказывал мне, что ехал он на днях на извозчике, и тот всё время стегал лошадь. На вопрос о том извозчик отвечал: «Ее должность такая! Ей должно быть вечно и нещадно битой».
Твоя судьба, в продолжение веков, русский человек! Ведь, может быть, и мачеху били в детстве; и вот ты входишь в это и говоришь — бог с ней! Но ты так не делай. Ты пожалей маленьких; тебя теперь бить не будут, и не оправдывай жестокость над тем, кто уже родился не рабом.
Мне скажут: вы нападаете на институт присяжных, когда и без того… и так далее. Не нападаю я на институт, и в уме не имею нападать на него он хорош, он бесконечно лучше того суда, в котором не участвовала общественная совесть. Но я беседую с этой совестью о таком-то и таком-то ее проявлении…
…Но бить ребенка какой-нибудь год и потом выкинуть на верную смерть — это другое дело. «Муж оправданной, — пишет г-н Достоевский в вышедшем на днях «Дневнике», — увез ее в тот же вечер, уже в одиннадцатом часу, к себе домой, и она, счастливая вошла опять в свой дом». Как трогательно. Но горе бедному ребенку, если он остался в том доме, куда вошла «счастливая»; горе ему, если он когда-нибудь попадет в отцовский дом.
«Аффект беременности» — ну, выдуманно новое жалкое слово. Как бы силен этот аффект ни был, однако женщина под влиянием его не бросалась ни на мужа, ни на соседних жильцов. Весь аффект ее исключительно предназначался для той беззащитной девочки, которую она тиранила целый год без всякого аффекта. На чем же основались присяжные в оправдании? На том, что один психиатр признал «болезненное состояние души» подсудимой во время совершения преступления; трое других психиатров заявили только, что болезненное состояние беременной женщины могло повлиять на совершение преступления; а один акушер, профессор Флоринский, которому едва ли не лучше известны все проявления состояния беременности, выразил прямо несогласие с такими мнениями. Стало быть, четверо из пятерых экспертов не признали, что в данном случае преступление положительно было совершено в состоянии «аффекта беременности» и затем невменяемости. Но присяжные оправдали. Эк, велико ли дело: ведь не убился же ребенок; а что его били, так ведь «его должность такая».[614]
Комментировать