«Почему так важно с раннего детства научить заботиться? Разве ребенок не может просто наслаждаться жизнью в таком нежном возрасте?», – спрашивают родители. Отвечает православный психолог Надежда Абыденова.
С психологом в прямом эфире передачи «Формула семьи» радио «Теос» беседует ведущая Эльвира Чипенко.
– Всем привет, друзья, сегодня тема очень добрая. Мы будем говорить о заботе, о том, как научить ребенка заботиться о ком-то. И сегодня мы не только расскажем, как это сделать, но и обсудим: а зачем это нужно ребенку, почему ребенок не может просто наслаждаться детством, жить спокойной жизнью?
– Будет ли он заботиться о ком-то, когда вырастет, если этому не научить – еще вопрос. Многие качества и свойства личности, которые мы знаем, формируются в детском возрасте и потом находят свое продолжение уже во взрослом.
Правомерно задать самим себе вопрос: а сформировали ли мы это в более ранних возрастах? Потому что, к сожалению, мы иногда обнаруживаем какие-то качества уже тогда и в том возрасте, когда они нужны нам в действии, непосредственно, чтобы ребёнок проявлял это в жизни по отношению к нам или к сверстникам.
Нам казалось, что нет возможности или нет площадки для того, чтобы формировать это в более ранних возрастах, или не было такой острой надобности. Но психологи говорят как раз о том, что все качества и свойства проходят путь формирования, они сами собой не организовываются именно тогда, когда нужно.
Их потребность в том возрасте снижена, то есть мы не ожидаем этого от ребенка. Но это не значит, что не нужно это формировать, и принцип «пусть они наслаждаются детством, не надо сверхзадачу» – на самом деле, на мой взгляд, весьма опасный.
И он как раз и приводит к тому, что мы обесцениваем многие важные вещи, не давая им пройти определенный путь развития. Но при этом опять же мы начинаем требовать тех или иных качеств, свойств или привычек в поведении в том возрасте, когда мы уже понимаем, что мы без этого не обойдемся.
Например, мы не очень обращаем внимание на то, может ли ребенок образовывать социальные связи: дружить, играть вместе, когда ему четыре-пять лет. Нам кажется, ну что там, ну, бывает, научится, такое раннее детство…
В необщительном, тихом, стеснительном ребенке очень часто видится определенное благо: меньше конфликтных ситуаций, не ввязывается в драки, ссоры со сверстниками, ну, научится общаться, все же научились.
Но на самом деле, не проходя в этот период формирование коммуникативного навыка, он становится не очень общительным в школе и чувствует себя там не очень хорошо.
А затем очень остро начинает нуждаться в этом в подростковом возрасте, когда общение со сверстниками, принадлежность к группе, умение вычленить лучшего друга, лучшую подругу, равняться на какую-то группу сверстников или быть встроенным в группу становится необходимостью, чтобы развиваться и идти дальше.
А начинается всё гораздо раньше – тогда, когда родители не осознавали такой серьезной потребности. Поэтому с умением заботиться то же самое.
Строго говоря, мы все-таки ожидаем, что когда-нибудь ребёнок будет о нас заботиться.Нам хотелось бы, что в какой-то момент ваши дети брали на себя ответственность, может быть, даже где-то страхуя и делая что-то для нас.
И здесь нужно четко понимать, что мы должны об этом позаботиться в более раннем возрасте. И то, как ребенок осуществляет заботу, или что мы говорим, или что он видит в нашем поведении по отношению к другим людям, которые от нас зависят, безусловно, будет иметь значение.
– Елена написала: «Эта миссия возлагается на хомячка» – имеются в виду домашние животные.
Правда, многие родители таким образом как раз и пытаются воспитать в детях вот это чувство, вот эту особенную роль, поведение – заботиться о ком-то.
Мне кажется, это хороший пример, но, может быть, у него есть свои «тайные комнаты», которые нужно открыть или обсудить.
– Я бы сказала так, что роль хомячка в этом процессе сильно преувеличена. Хомячок не всесилен, и он, конечно, не способен повлиять и обязательно воспитать какие-то качества в ребенке.
Но мы должны понимать, что любое домашнее животное – без обратной связи, то есть оно не может сказать: «Знаешь, мне то, что ты делаешь, нравится, или то, что ты делаешь, мне не нравится».
Привычку это вырабатывает хорошую, безусловно: забота о том, кто слабее, забота о том, кто зависим от тебя и определенное чувство ответственности и дисциплины – все это есть.
Но слова, что животное может в полной мере воспитать или восполнить вот эти качества и свойства, не выдерживают никакой критики, иначе нам всем было бы нужно срочно заводить хомячков, кроликов или кошек для того, чтобы воспитать это качество в ребенке.
Это хороший инструмент, но весьма ограниченный и необязательный. Есть дети, которым безусловно показана такая забота, есть дети эмпатийные и в общем настроенные на других людей, и, если вы не заведете животное, то они принесут его откуда-нибудь.
– Если в целом мы говорим про «прививку заботы» – давайте так это назовем, с какого возраста нужно начинать детям рассказывать и объяснять, что такое заботиться, и как это делать?
– На вопрос «с какого возраста» всегда сложно отвечать, потому что понимание любого комплексного чувства или комплексного навыка, такого как забота о другом, имеет много всяких компонентов, и всё это включено в общее понимание жизни семьи.
Например, вашему ребенку два года, вы едете к бабушке в выходные, и ребенок видит, как вы с ним приходите вместе в магазин и начинаете рассуждать, что любит бабушка, чтобы купить такого, чтобы порадовать бабушку.
Вы рассуждаете с ребенком, или просто ребенок видит, что вы друг с другом рассуждаете и пытаетесь ответить на этот вопрос, вы идете и делаете, покупаете и везете. И у него вырабатывается привычка, что перед тем, как мы идем к бабушке, мы заезжаем в магазин, покупаем что-нибудь вкусненькое, с чем пьем чай.
То есть это уже прививка заботы другом, это уже пример того, как это должно быть, мы можем сказать, что это определенное научение. Поэтому делаете ли вы это, когда ребенку год, полтора, два, три, пять – это неважно.
Это начинает работать само по себе, то есть ребенок видит, что это важный компонент, что когда мы едем к бабушке в гости, мы должны позаботиться о том, чтобы сделать что-то для нее приятное.
Либо вы просто едете в гости или вы зовете гостей к себе и вы думаете, что к нам придут Петровы, Ивановы, Сидоровы, а мы знаем, что они любят этот торт – давай, я испеку, или купим вот этот торт. Тут сложно сказать, с какого возраста.
Если семья хотела бы прививать ребенку эти ценности, она должна была бы эти ценности поддерживать сама, она должна жить согласно им. Конечно, маленького ребенка двух-трех лет мы не заставляем заботиться о том же животном.
Малыш видит, как заботятся родители о животном, как они пытаются создать максимально комфортные условия или просто осуществляют постоянную заботу.
И он понимает, что, да – о слабом нужно заботиться – как о том, кто от нас зависит, и нужно быть к нему внимательным.
Поэтому сказать, с какого возраста, сложно – я бы удержалась от конкретной цифры, чтобы кто-то не сказал: а ему еще не столько, поэтому откладываем этот момент до того возраста, пока у него он придёт.
Мы прекрасно понимаем, что до того момента, пока у ребенка речевое развитие не достигает того уровня, чтобы у нас был диалог, чтобы мы могли говорить: «вот, смотри», и получать от него какой-то ответ, и, может, где-то даже с ним поспорить.
Как только у него начинается речевое развитие быть таким навыком, которым он начинает пользоваться, в жизни ребенка появляются сверстники в виде друзей из детского сада или детей, с которыми он играет на площадке.
И тут опять возникает вот этот вопрос, что малыш не может залезть в песочницу или он хочет покататься на качелях, и мама говорит: «Посмотри: видишь, малыш на тебя смотрит – может быть, он тоже хочет покататься на качелях, подойди, спроси: хочешь покататься?»
Поэтому, когда вы начнете в этом смысле активизировать вашего малыша, в том возрасте это и произойдет – в зависимости, конечно, от его созревания. Что-то будет ему недоступно, и он пока будет только наблюдателем, а в каком-то возрасте уже действительно это будет ему доступно, и вы сможете организовывать специальную деятельность для того, чтобы он увидел.
Здесь есть еще очень важный компонент. Забота – это то, что нужно другому человеку. Вот это очень интересно, потому что иногда мы воспринимаем заботу как то, что нужно нам: я хочу вот так позаботиться о другом, то есть мне кажется, что это было бы хорошо и правильно.
Но на самом деле настоящая забота – это то, что нужно другому человеку, а не мне, и вот тогда это становится заботой. Конечно, иногда кто-то просит нас позаботиться о ком-то, и мы говорим: «Ну, поделись, пожалуйста, с братом или сестрой!» – мы призываем позаботиться о нуждах другого или настроении другого, или о желаниях другого.
Наверное, правильнее все-таки думать, рассуждать и направлять ребенка на то, что настоящая забота – это то, что ты сам видишь у другого, то, что ты запоминаешь, когда другой говорит и обнаруживает как свою нужду, или как свое желание, или как свой вкус.
Вот это умение увидеть разницу между тем, что я хочу сделать для человека и между тем, что человек хочет, на самом деле, мне кажется, это принципиальная разница, и детям это уже можно объяснять.
– Хороший комментарий от Лилии: «Моя дочь, на мой взгляд, слишком переложила заботу о младшей внучке на старшую. Младшей два с половиной года, а старшей девять лет.
Она греет ей еду, дает попить, выносит горшок и делает еще очень много всего. Старшая внучка говорит, что когда она вырастет, у нее не будет детей, она устала и этого не хочет».
Чем может обернуться такая забота? Очень распространенная ситуация, мне кажется.
– Достаточно частая. Собственно, ответ на вопрос, чем это может обернуться, ваша старшая внучка уже дала. То есть возникает деформированное отношение к материнской роли, соответственно – нежелание эту роль исполнять, потому что она уже окрашена для ребенка негативным цветом.
Понимание, что это нагрузка, и что из-за этого много нельзя, девочка много должна и обязана, и в этом нет какой-то добровольности, собственного желания, – безусловно, если забот много, если они не по возрасту, то для ребенка это не слишком хорошо.
Если ребенок уже транслирует это как негативное, это не помощь и это не забота даже, а это уход, это непосредственное выполнение родительской роли – и, конечно, ребенок будет уходить от этого в будущем.
Со временем, возможно, мама изменит позицию, или девочка, вырастая, начнет понимать, что материнство – это не только то, что было в ее детстве, но есть еще много других чувств, эмоций, желаний.
И что при встрече с близким и любимым человеком захочется иметь продолжение себя и взять на себя заботу о своем ребенке. Поэтому, может быть, все сложится хорошо, но на самом деле это опасный сигнал.
– А что посоветовать в такой ситуации Лилии? Она бабушка – она может как-то повлиять?
– Наверное, в меньшей степени, чем хотелось бы. Поэтому нужно со взрослой дочерью говорить: то, что она слышит – это тревожный сигнал.
Она понимает, что для ребенка это, может быть, слишком большая нагрузка, что нужно ее снизить – это один вариант.
Или, если вы близки с внучкой, девятилетней девочкой, надо говорить, помогать ей в чем-то, если есть возможность, или говорить с ней: ты подожди, все еще может измениться, ничего страшного, – то есть нужно какое-то присоединение, проникновение, даже где-то сожаление и попытка как-то облегчить или хотя бы эмоционально переориентировать ребенка.
Хотя нельзя ни в коем случае обесценивать ее роль и говорить: «Между прочим, это твоя сестра, можешь и сделать это, ты старшая сестра» – это самый несправедливый, наверное, упрек.
– У старших часто забирают детство, потому что маленький родился, а ты теперь большая…
– Даже если от ребенка не требуется осуществления этой заботы, то очень часто «ты старшая» звучит как «у тебя больше ответственности, у тебя больше обязанностей, ты имеешь меньше прав» и так далее.
Старшинство автоматически становится для ребенка наказанием. Он не просил его рожать старшим, он-то вообще никак в этом не принимал участия, его сделали старшим в какой-то момент.
И если вы понимаете, что это что-то, в чем ребенок не принимает никакого участия, соответственно мы должны по-другому это раскрасить.
Мы должны в этом найти какие-то преимущества, а потом уже обязанность и ответственность.
Иначе ребенок становится загнанным в угол: ему дали то, что считается привилегией, но почему-то на самом деле это является нагрузкой, и он никак не может на это повлиять. Более того, безусловно, это портит отношения между старшим и младшим. То есть виноватым становится младший, потому что он нарушил эту идиллию, он испортил жизнь, он перекроил эту структуру отношений.
– Хотя он даже находится в такой ситуации, как и старший, что он не выбирал рождаться младшим…
– Ему повезло, ему как-то подфартило, а вот старшему нет. И что теперь делать с этим «не повезло», становится глобальной проблемой. Ребенок ощущает себя бессильным, находясь один на один с той проблемой, которую, по сути, не он инициировал.
– Мне кажется, перегрузка заботой – это тоже не самый лучший способ, чтобы наладить между ними коннект.
– Это история не про коннект между ними, это история вообще про ощущение ребенка внутри семьи, насколько оно гармонично.
Даже если не родился младший в семье, возможно, это было бы связано с другими людьми, просто с умением их принимать, умением правильно реагировать на них, потому что другой ребенок – сверстник, например, может превосходить в каких-то навыках или каких-то умениях.
И на всё это ребенку тоже нужно правильно реагировать, чтобы сформировался правильный комплекс качеств и свойств. Поэтому, если ребенок чувствует себя в семье неустойчиво, если у него нет возможности прийти к взрослому по каким-то причинам, нет возможности прийти и сказать: «Я об этом волнуюсь, я об этом переживаю, а вдруг…» – и поделиться вот этими своими впечатлениями или ожиданиями.
А задача взрослого – выслушать и отнестись к нему внимательно, не отмахнуться и не сказать: «Да все это ерунда, то, что ты думаешь, все будет хорошо, да что ты переживаешь, да вообще ты не тем занят, вообще про уроки думай, это я решу эту проблему!..»
Если он это озвучивает – значит, это болит, значит что он как-то по-своему это пересматривает.
У детей есть такое интересное свойство, оно, в общем, очень простое, понятное, но почему-то мы, взрослые, это игнорируем.
Если у ребенка есть какой-то вопрос, есть какая-то нужда, и он ощущает, что этот вопрос больше него, то есть он не может справиться сам, он идет к взрослому, но обычно к значимому взрослому.
Он спрашивает: «Вот это вот так?»
Если взрослый отмахивается или юлит, или не хочет признаваться, не хочет давать ответы – например, «вырастешь – поймешь, да ничего страшного, все нормально…» – нужно понимать, что ко всему прочему ребенок не только слышит наш ответ, он еще и чувствует наш ответ, поскольку дети очень чувствительны к эмоциональному компоненту.
Опасна ваша ложь, или ваше нежелание отвечать, или ваши какие-то другие чувства, которые вы прячете, на самом деле говоря другие слова – ребенок неосознанно не может сформулировать, что именно не так, но он понимает, что-то не так. Система сбоит, и то, что вы говорите, и то, что вы чувствуете – это разные вещи.
То есть он пришел к вам с вопросом, а вы на него ответа не дали. Вы что-то проговорили, но притом есть разночтение между тем, что чувствует ребенок от вас, и тем, что вы говорите.
Фактически честного ответа он не получил – он это понимает, точнее, ощущает, и что он начинает делать: он будет продолжать искать ответ. Но только придет он уже не к вам. Потому что вы дали ему сигнал, что я с тобой об этом говорить не буду, у меня ты об этом спросить не можешь.
Причем он может раз спросить, второй, третий спросить, и вот если он на третий раз опять получает этот лживый ответ – по сути лживый, то он будет искать этот ответ, и он будет его искать, конечно, в том поле, которое ему доступно.
Что там пяти-, шести-, девятилетняя головка, даже двенадцатилетняя может придумать? Конечно, что-то несовершенное, конечно, что-то неверное изначально. Потому что он не может мыслить о том, что больше него, в том, в чем он не разбирается.
А человеческие отношения – это что-то сложное. И он себе придумает ответ, он себе его найдет, потому что жить с неразрешенной потребностью он не может.
Она будет свербить, она будет толкать его. Приведу пример. С одной семьей мы работали, где мама и папа фактически были в разводе, а ребенку говорили, что все в порядке, что просто папе нужно пожить с дедушкой, потому что дедушка нуждается в помощи.
Но вот этот внутренний покой ребенку не приходил, потому что девочка чувствовала, что что-то не так: она видела, как мама плачет ночами, она видела, как бабушка злится, когда говорит о папе, все это проступало.
Я очень долго рекомендовала поговорить с ребенком и сказать, как есть: что у мамы с папой конфликт, что они приняли решение пожить отдельно, что так пока будет неопределенно долгое время. Но они считали, что эта информация не для ребенка и продолжали ей выдавать вот эту версию.
В результате через некоторое время мама звонит мне в таком полуистеричном состоянии: они шли с ребенком, девочкой, из сада, лет шесть, наверно, ей было. Ребенок ей выдает такую фразу: «Жалко, что я родилась не мальчиком!» Она: «Ну как же так, причем тут мальчик, ты что, ты же моя девочка, ты моя принцесса, это так хорошо, что ты девочка!» – «Ну и что, зато папа бы от нас не ушел!»
Она себе все придумала. Она себе все объяснила, она нашла ответ, который на шестилетнюю головку казался вполне себе логичным и последовательным.
И вот теперь в комплекте ко всему, что и так является последствием конфликтных родительских отношений, теперь еще и править вот эту сторону, еще заниматься гендерной стороной ребенка, и психосоциальную сторону пытаться как-то наладить.
Когда дети приходят к нам с вопросом: «А как это, а что это», придется на многие вопросы давать честные ответы – конечно, согласно возрасту, не надо бежать впереди паровоза. Но если ребенок спрашивает – значит, потребность требует удовлетворения.
И вам придется подумать и со специалистом эту потребность восполнить так, чтобы это было для ребенка хорошо, потому что молчать и не говорить ничего не всегда хорошо.
– Елена спрашивает: «А имеет ли право ребенок не хотеть заботиться?»
– Смотря о ком и смотря о чем. Если вы вместе ездили выбирать хомячка, и вы ему сказали, что ты будешь ему насыпать корм, менять ему водичку, и это твоя зона ответственности, в какой-то момент (а это произойдет, то есть на это надо рассчитывать ранее) он может сказать: а я не хочу о нем заботиться, то есть я устал.
Конечно, тут нужно провести работу, поговорить, что ты не можешь просто бросить это живое существо, ему будет некомфортно, или голодно, или он будет хотеть пить, он зависит от тебя, так нельзя поступать.
Если речь идет, конечно, о заботе в том объеме, о котором наша предыдущая слушательница писала, то конечно, он может. Поэтому принцип посильности ещё никто не отменял, и он должен работать и в части воспитания и заботы.
– Комментарий от Полины: «Мать часто говорила: тебе холодно, надень шапку, ты же голодная, держи, поешь – а есть не хочется и не холодно вовсе. Это и есть тирания?»
– Ну, прямо уж тиранией я так бы не называла, это один из видов такой заботы, которая по сути является не заботой о другом, а заботой о себе в большей степени. Тиранией это становится, когда это становится единственным видом заботы, и когда вообще нет времени, когда человек выслушивал бы вас.
Но все-таки, когда ребенок помладше, мы себе больше позволяем таких вещей, не спрашивая, а просто утверждая, что, возможно, ребенок не может отследить какие-то вещи. Но иногда он, к примеру, хочет без варежек пойти гулять, или без шапки, и мы понимаем, что это чревато для его организма.
Говорим: «Нет, надень шапку, потому что холодно!» и всё, или просто: «Надень шапку!» – без «потому что» даже, понимая, что он не может понять последствий того желания, которое у него есть.
– Ещё комментарий: «А если переехал в другую страну с семьей, бабушек и дедушек нет, как приучать к заботе о других и о родных?»
– Огромное количество возможностей сейчас существует, как можно заботиться о других. Главное, вы поймите, что это не то, что мы делаем в отношении другого человека. Это умение увидеть нужду другого.
Если ваш ребенок учится в школе, там наверняка есть дети, у которых что-то лучше складывается, что-то хуже, но ребенок приходит и рассказывает о чем-то. Когда мои дети учились в школе, мой младший пришел и стал рассказывать о том, что было 1 сентября, они все пришли в школу и они хвастались друг перед другом рюкзаками.
И вот он рассказывает нам, какие рюкзаки у других детей, а вот Коля пришел с тем же, с каким он в прошлом году ходил, ха-ха-ха. И вот это, как мне кажется, очень хорошее поле поговорить, мы тогда с ним это и делали: что вообще-то это не смешно.
Давай подумаем о том, почему Коля мог бы ходить со старым рюкзаком. Возможно, у его семьи нет средств – и что, Коля бы не хотел иметь такой рюкзак, как у тебя? И если ему предложить подарить, он же обязательно бы захотел.
Возможно, у семьи нет возможностей, нет денег. Что ты знаешь про Колю? Может быть, о нем некому позаботиться? И ты лучше подойди лишний раз и посмотри, понаблюдай, что ест Коля, во что одет Коля – может быть, мы сможем помочь его семье.
И вообще, дружит ли с кем-то Коля? Может, его обижают за то, что он со старым рюкзаком пришел? Ты бы мог подойти к нему на перемене и показать какую-то игру, или пригласить его в игру, и так далее.
Когда мы кладем в основу заботы не что сделать в отношении кого-то, а умение видеть, умение наблюдать, то становится очень легко. Мы должны, мы можем найти возможность помогать кому угодно, или просто изменить свое суждение, суждение ребенка о ком-либо в той или иной части, что, может быть, человек нуждается в заботе.
Ведь уступить что-то – это тоже позаботиться; сделать небольшой подарок кому-то – это тоже позаботиться; пригласить кого-то на день рождения, если не планировал, просто чтобы человек порадовался – это тоже забота. Я уже не говорю о всяких волонтерских движениях и обо всем остальном.
– Вопрос, может быть, жесткий: но есть же люди, которые считают, что выгодно только то, что приносит пользу. А какая мне польза от того, что я буду заботиться о другом человеке, я только тратить на него буду – условно.
И какая здесь может быть мотивация у людей, которые вот так рассуждают? Я не осуждаю их, они видят мир вот таким образом, и они не считают, что нужно достигать успеха, карьеры, могут пойти по головам – просто вот они так живут.
Но как им объяснить, почему забота – это важно, и реально ли вообще это донести? Для обычного человека, получается, забота ценна сама по себе, потому что это благо, ты осуществляешь благо в отношении другого человека, для тебя это и есть ценность. А те, у кого этой ценности нет, для чего забота им?
– Вы сами ответили на свой вопрос: это не ценность для человека, правильный ответ – никак. То есть если что-то не попадает в зону наших ценностей, вряд ли это попадет в зону наших интересов.
Но если это, может, и попадет в зону моих интересов, это будет там № 10 списке, а №1 – мое собственное благо, мое собственное настроение и моя собственная выгода. Поэтому, к сожалению, так сложно взрослому человеку объяснить то, что он должен был усвоить на уровне ребенка.
Если он этого не видел, если его этому не учили и если он как-то в это не встроился сам, если природных каких-то качеств нет, во взрослом возрасте это формируется очень тяжело. И здесь работает тот же принцип, который работает в отношении всех хороших и правильных привычек.
Иногда детские формы поведения тянутся с нами во взрослую жизнь, и иногда то, что не заложено в детстве, начинает прорастать во взрослой жизни. То есть идея целостности жизни в том, что это не разорванные куски и не какие-то события, которые глобально нас меняют.
Это путь, это определенное движение, это определенная динамика, которая где-то сбоит и где-то достаточно плавно и позитивно нас формирует.
И вот важно оглянуться на свой собственный путь и понять, чего там сбоило, или чего мы недополучили, или с чем нам приходится сейчас уже во взрослом возрасте, может быть, поработать, собственно говоря, это и есть то, что называется работой над собой.
В части заботы о другом все то же самое. Если вы понимаете на каком-то жизненном этапе, что вы тот человек, для которого почему-то это не ценность и вам странно это, когда вы видите это у других людей, но вы хотите это приобрести или хотите это искренне понять, у вас есть шанс. Но только если это ваша задача, если это вам нужно.
Если кто-то другой возьмется рассказывать, что заботиться другом – это благо и это нужно, боюсь, что вы потерпите фиаско, потому что это не ценность другого человека. А ценность – это то, что закладывается на уровне фундамента.
Это не то, что вдруг появляется, хотя опять же, то, что называется благотворительностью, очень часто является таким показушным жестом, это как бы модно. И мы понимаем, что какая-то часть людей, кто это делает, для них это не ценность – но ни в коей мере не хочу сказать про всю благотворительность.
– Если говорить про благотворительность, наверное, острее ощущают какие-то чувства, эмоции елюди, которые отдают не от избытка. Которые отдают и понимают, что они отдают. А которые отдают от избытка – ну, отдал и отдал, – нет ощущения, что что-то ты сделал. Это как избавиться от лишнего…
– Говоря о деньгах или об имуществе, которое принадлежит мне – не важно, много этого или мало, но я все равно же отдаю свое. Это тот критерий, по которому можно отделить искренних от неискренних.
Я думаю, что в основе все-таки лежит мотивация, и важно, с какими мотивами человек это делает. Если он это делает искренне, для того, чтобы действительно позаботиться о ком-то, сколько бы ни отдавал – от избытка или недостатка, это с правильной мотивацией.
И человек, который даже, может быть, последнее отдает, но дает для того, чтобы понравиться кому-то или для того, чтобы прослыть кем-то, все равно ценностно выглядит по-другому.
Вы правильно подметили, что, когда мы учим детей заботе или когда мы учим детей что-то отдавать, то мы должны это все-таки чувственно привязывать. Что я имею в виду: чтобы ребенок отдавал что-то свое, делился чем-то своим, а не родитель.
Сделать это действительно из нужных побуждений, привить правильную ценность – да, это сложно.
Я не говорю, что ребенок должен отдать свою хорошую игрушку. Нет, ему ее подарили, он хозяин, владелец этой игрушки, зачем ее отдавать, это его.
Но тогда, когда мы говорим о том, чтобы уступить кому-то, если ты видишь, что кто-то хочет покачаться на качелях, или ты видишь что с тобой хотят поиграть – пригласить в игру, то нужно сделать над собой некоторое усилие и увидеть, чего хочет другой.
И что я тут дарю: дарю свое расположение, дарю свое внимание, не что-то такое супердорогое, но я вижу нужду другого.
– Елена написала: «В 12 лет свалилась забота о грудном племяннике. Родители вовремя словили, когда я первый раз сказала, что дети – это зло». Родителей тоже на самом деле можно понять: ну, хочется же помощи какой-то, и ты думаешь, ты вроде как умеешь, ну помоги мне, а я посплю, отдохну немножко.
Правда, иногда это перевешивает, и мы получаем истории, как нам рассказали выше. От Надежды комментарий: «У меня сын говорит, что он не хочет кушать, например, позовешь его за стол, он может отказаться, а через 20 минут лезет в холодильник найти что-то вкусное. Сыну 12 лет, что делать?»
– Если бы это было про маленького ребенка, я поговорила бы про дисциплину. А если это 12-летний персонаж, то важно поговорить про свободу выбора. И если вся семья собирается на ужин, и он говорит: «а я не пойду», а потом хочет один, тут можно поговорить про дисциплину тоже.
Мы все вместе кушаем, у нас есть некий ритуал, традиция – как угодно: семья садится, вот, пожалуйста, будь добр вместе с нами побыть это время, покушать тогда, когда все принимают пищу вместе.
Если он вне контекста, вне какого-то общего события – сейчас не хочет, потом подумал и захотел, то мы можем дать ему свободу. Другое дело, если вы погрели, накрыли, а он сказал: «Я не буду», то это будет означать, что в следующий раз он сам должен погреть и накрыть.
Не надо бежать и обслуживать его снова, то есть он создал какое-то неудобства тем, что он не осуществил прием пищи тогда, когда вы планировали, но вот за эту свободу выбора он должен заплатить заботой о самом себе.
Не нужно подстраиваться во всем. Поэтому, если это не какой-то коварный план с вашей точки зрения, я думаю, что 12-летнему мальчику можно дать возможность выбирать, когда он принимает пищу самостоятельно.
Другое дело, что он открывает холодильник и вместо картошки с котлетой берет там кусок колбасы и тащит в «нору», и вам не нравится именно этот факт – тут вы можете и вправе его ограничивать, и говорить, что мы едим сейчас вот это, другое мы сейчас не едим. Зависит от того, какие у вас правила в семье или компоненты его здоровья, опирайтесь на это.
– Вопрос от Виктории: «А если у ребенка, наоборот, гипер-забота об окружающих?» Встречается такие деятели – их называют, по-моему, «рубаха-парень».
– Если мы говорим все-таки о ребенке доподросткового детства или раннего подросткового детства, то я бы здесь говорила не про рубаху-парня, а про высокий уровень тревожности.
Потому что обычно такая детская забота выражается не в том, что они хотят кому-то сделать добро, а в том, что они переживают о большом количестве всяких мелочей: а не опоздаем ли мы куда-нибудь; а будет ли все хорошо; никто не расстроится; никого ли он не задел; а все ли удовлетворены; а все ли в комфорте.
Он делает себя ответственным за эти все мелочи, что, в общем, неизбежно повышает уровень тревоги у ребенка.
Поэтому это скорее не про заботу, это другая история. Если это все-таки больше такое характерологическое, то есть вы считаете, что он был гипер-эмпатийный, и если нет в этом какой-то мотивации, какого-то подтекста: только чтобы не случилось драки, только чтобы никто ничего не отнял и так далее, просто такая широта душевная, – то здесь тоже можно говорить с ребенком о других правилах, которые существуют на другой стороне.
Например, эту машинку тебе подарила бабушка, ей хотелось сделать приятное тебе, пожалуйста, не дари подарки, которые тебе подарили. Потому что человек делал приятное тебе, и это огорчит другого человека, который подарил тебе это.
Возможно, ребенок эту сложную чувственную, эмоциональную конструкцию еще не может прочитать, и ему кажется, что гораздо большее благо это отдать. А возможно даже, что это неценное отношение к вещам, и отношение такое тоже возможно.
Поэтому найдите, что играет роль, какая причина того, что он поступает так или по-другому. Но опасности в этом, безусловно, нет никакой.
– Алина пишет: «Не надо ребенка учить заботиться о ком-то, ему нужно показывать пример на своем опыте. Взрослые заботятся, ребенок впитывает и повторяет». Только не всегда так происходит.
– Верно, но отчасти бывает. Дети весьма наблюдательные. Или мы заботимся очень редко и проявляем это в исключительных случаях, и у ребенка нет причины уловить это как стиль, как какой-то стереотип нашего поведения.
Поэтому учить ребенка надо, и в том числе и с помощью своего личного примера. И если это, допустим, очень подвижный малыш – активный, общительный, у них очень часто канал связи забит, они чувствуют только себя, видят только себя, слышат только себя, они другого не очень воспринимают.
Поэтому важно где-то остановить и сказать ему: «Ты посмотри на того, ты подумай о том» – это и будет для него научением заботы о других.
– Надежда: «Как научить ребенка заботиться о других?» Зачем – мы уже рассказали. Как?
– Во-первых, не ставьте себе задачу начать это делать с какого-то возраста. Живите своей жизнью, органичной для вашей семьи, с заботой о тех людях, о которых вы хотите заботиться, и позволяйте ребенку в любом возрасте это видеть и посильно в этом участвовать. Не превращайте это в игру, или не превращайте это в событие века.
Покажите ему, что это нормально, обычно так люди и поступают – люди близкие, люди, любящие друг друга. Но и в какой-то момент позвольте ему самому проявить в этом инициативу, или спровоцируйте эту инициативу, то есть устройте так, чтобы ему была дана возможность проявить себя и получить за это похвалу от вас. Пусть это будет естественно.
Соб. инф.
Аудио-версия беседы на радио «Теос»
Илл.: картины Нино Чакветадзе
Комментировать