Сретение: Симеон Богоприимец и его сомненья
С праздником Сретения связана легенда о старце Симеоне, который, читая пророчество о рождении Мессии, усомнился в рождении Спасителя от Девы. Что стоит за этим рассказом? Об этом мы поговорили с кандидатом филологических наук, заведующим кафедрой библеистики Общецерковной аспирантуры, ведущим научным сотрудником Института Восточных Культур и Античности РГГУ Михаилом Селезневым.
Историю Сретения, то есть встречи младенца Иисуса Христа с Симеоном Богоприимцем, евангелие от Луки (Лк.2:22-39) описывает очень лаконично. Про Симеона сказано только, что он был уже очень стар, и что «Ему было предсказано Духом Святым, что он не увидит смерти, доколе не увидит Христа Господня» (Лк.2:26).
В то же время во многих житиях праведного Симеона (например, в Четьях-Минеях Димитрия Ростовского и их многочисленных пересказах) говорится, что Симеон был один из тех семидесяти переводчиков (или как часто выражается русская церковная традиция: «толковников»), которые в III веке до Р.Х. перевели еврейскую Библию на греческий язык. Когда, переводя Исайю, Симеон прочел пророчество о рождении Мессии («Итак Сам Господь даст вам знамение: се, Дева во чреве приимет и родит Сына, и нарекут имя Ему: Еммануил» (Ис.7:14)), он усомнился в рождении Спасителя от Девы. И тогда ему явился Ангел, говоря: «Имей веру написанным словам, ты сам убедишься, что они исполнятся, ибо не вкусишь смерти, доколе не увидишь Христа Господа, Который родится от Чистой и Пренепорочной Девы». Симеон прожил 360 лет – и предсказание ангела исполнилось в момент Сретения.
Легенды, связанные с Септуагинтой
«Легенда, связывающая Симеона Богоприимца с Септуагинтой, т.е. переводом Семидесяти толковников, достаточно поздняя, – рассказывает Михаил Селезнев. - О том, что Симеон Богоприимец имел какое-то отношение к «переводу Семидесяти» ничего не говорится ни в толкованиях святоотеческой эпохи на евангелие от Луки, ни, например, в очень подробных комментариях к этому евангелию блаженного Феофилакта Болгарского (1078 — 1107), где немало строк посвящено Симеону Богоприимцу. Ни слова о том, что была какая-то связь между ним и переводом Семидесяти! Отсутствует упоминание о переводе Ветхого Завета Симеоном и в молитвословиях праздника Сретения (есть в акафисте, но это текст совсем недавний по своему происхождению). Легенда, о которой идет речь, появляется, по-видимому, уже в зрелом средневековье, причем, скорее всего, сперва – у христиан-сирийцев. От них она переходит к христианам-арабам, к грекам, а от греков – к славянским народам. Западному христианству эта легенда не известна».
Впрочем, история возникновения Септуагинты вообще богата легендами. Это касается даже самой истории о приглашении семидесяти старцев из Палестины для перевода Ветхого Завета на греческий язык. Событие это описано в так называемом «Послании Аристея».
Автор послания, называющий себя Аристеем, рассказывает про свое участие в посольстве из Александрии в Иерусалим. В начале послания пересказывается разговор между царем Птолемеем II Филадельфом (285-246 гг. до Р.Х.) и его вельможей Деметрием Фалерским, заведующим царской библиотекой, которому царь поручил собрать все книги мира. Деметрий, отчитываясь о проделанной работе, сообщает царю, что «законы иудеев заслуживают того, чтобы их переписать и иметь в твоей библиотеке». Царь, заинтересованный, посылает в Иерусалим посольство, в которое входит и Аристей. Приехав в Иерусалим, Аристей встретился с первосвященником Елеазаром и беседовал с ним об иудейской вере. Первосвященник убедил Аристея в разумности еврейских пищевых запретов (например, куницы, в изложении Аристея, считаются у евреев нечистыми животными потому что «имеют постыдное устройство: они зачинают ушами, а детей рождают через рот»). Иерусалимский первосвященник предоставил в распоряжение египетского царя семьдесят два переводчика, отличающихся образованием и знатностью рода (по 6 от каждого колена), а также список Торы («драгоценные пергаменты, на которых был золотыми еврейскими письменами записан Закон»). Прибыв в Александрию, переводчики в течение семи дней пируют с царем, который задает каждому из них по вопросу («Кого мы должны назначать начальниками над войсками?», «Какой человек достоин восхищения?», «Чему царь должен уделять наибольшее время?» и под.). Мудрые ответы евреев-переводчиков приводят царя и его приближенных в изумление. По завершении пира переводчиков поселяют в отдельном здании, где они переводят весь еврейский закон за 72 дня. Александрийские евреи и царь Птолемей торжественно одобряют перевод. Евреи произносят проклятие на тех, кто изменит хоть одно слово из написанного.
«Если внимательно вчитываться в «Послание Аристея», – говорит Михаил Селезнев, - то многие детали начинают казаться откровенно сказочными и вызывать сомнения. Например, вот как Аристей описывает Палестину: «Страна эта имеет все в изобилии, так как всюду хорошо орошается и прочно защищена. Ее окружает река, называемая Иорданом, которая никогда не пересыхает... Разливаясь, подобно Нилу, она около времени жатвы увлажняет большую часть страны». Автор явно жил в Египте, знал что Египет дар Нила и думал, что так должно быть везде.
В качестве главы Александрийской библиотеки, для которой делается перевод еврейской Библии, в «Послании Аристея» выступает знаменитый античный ученый и политический деятель Деметрий Фалерский (ок. 350 – ок. 280 гг. до Р.Х.). Однако известно, что с воцарением Птолемея II Филадельфа Деметрий был выслан из Александрии. Это еще один явный анахронизм. Сейчас «Послание» принято датировать II в. до Р.Х., примерно на сто лет позже описываемых в нем событий.
В I в по Р.Х. «Послание Аристея» пересказывают близко к тексту Иосиф Флавий и Филон Александрийский. Позднее, однако, повествование Аристея начинает обрастать все более сказочными подробностями, например, рассказом о том, что семьдесят старцев запирали для работы по одному (или попарно) в специально оборудованные для этого комнаты, а потом обнаруживалось, что они, не сговариваясь, перевели текст одинаково. Ни в «Послании Аристея», ни у Иосифа, ни у Филона этой детали нет.
Очень часто перевод Семидесяти упоминает св. Иустин Философ, который впервые, противопоставляя Септуагинту и еврейский текст, обвинил евреев в порче Писания. О том, как совершился перевод Библии, Иустин пишет: «Когда Птолемей, египетский царь, устроил библиотеку и старался собрать сочинения всех людей, то… послал к царствовавшему тогда у Иудеев Ироду и просил переслать к нему книги пророчеств. Царь Ирод послал эти книги, написанные на еврейском языке... Но поелику египтяне не знали, что в них написано, то Птоломей снова послал и просил прислать людей для перевода их на греческий язык». Это явно иная версия, чем та, с которой мы сталкиваемся в «Послании Аристея». Начать с того, что посольства посылаются не к иерусалимскому первосвященнику, а к царю Ироду, который жил на два с половиной века позже, чем Птолемей Филадельф! Кроме того, согласно св. Иустину, при Птолемее переведен не один лишь Закон Моисеев, а все пророческие книги (Закон Моисеев, как видно из писаний св. Иустина, входит для него в число пророческих книг)».
На протяжении столетий повествование о создании Септуагинты обрастало все новыми и новыми легендами – сперва в еврейской, затем в христианской среде. Одна из них - рассказ о том, что к числу переводчиков принадлежал Симеон Богоприимец. Но легенды, даже если они не имеют под собой исторического зерна, могут нести важное символическое значение.
Символика событий и чисел
Рассказ о том, как родители принесли младенца Иисуса в Иерусалимский Храм и как старец Симеон признал в нем Мессию занимает немаловажное место в евангелии от Луки. Это - символ преемственности Ветхого и Нового Заветов. Даже ученики Иисуса не сразу поняли, что Иисус – Мессия, но старец, олицетворяющий Ветхий Завет, знал это с самого начала.
Важную символическую роль в древнем мире (да и в средневековье) играют числа. Для нас числа - это чисто фактическая информация, а для человека архаической культуры, было вполне естественно, услышав в повествовании какое-то число, почувствовать его символическое значение.
«В предании о переводе Закона Моисеева (Торы) на греческий язык фигурируют 70 переводчиков, - говорит Михаил Селезнев. – «Семьдесят» число символическое: именно столько старейшин помогали Моисею вести народ через пустыню (Исх.24:9-11; Числ.11:16-25). Они вместе с Моисеем «видели Бога Израилева», больше того — Бог уделил им от «духа, который был на Моисее» и они «стали пророчествовать». 70 старейшин были свидетелями того, как Бог дал Моисею Закон. В свою очередь, 70 переводчиков греческой Библии как бы продолжают дело Моисея, сделав этот Закон понятным для грекоязычной диаспоры. Это – символ преемственности между эпохой Моисея, когда Израилю был дарован Закон и эпохой перевода этого Закона на греческий язык, который в тот момент был языком всего Восточного Средиземноморья. Своего рода намек на то, что Септуагинта - повторение Синайского откровения.
Но есть и еще один ряд ассоциаций у числа 70. В генеалогии потомков Ноя (Быт.10) раввинистическая традиция насчитывает семьдесят народов; согласно позднейшим еврейским легендам семьдесят ангелов во время строительства Вавилонской башни научили людей семидесяти языкам; семьдесят народов были представлены на корабле, на котором плыл пророк Иона; на семидесяти языках прогремел голос Божий с синайских высот. Если это представление о том, что на земле живет 70 народов было уже в эллинистическом иудаизме, то атрибуция греческого перевода Закона Моисеева 70 толковникам словно бы намекает на обращенность перевода ко всем народам земли. Ведь по-гречески тогда говорили не только греки, но, можно сказать, вся ойкумена!
Можно вспомнить также семьдесят апостолов Христа у евангелиста Луки (заметим, что двухтомник Лука-Деяния уделяет особенное внимание миссии к язычникам). 70 апостолов как бы продолжают дело 70 толковников - подобно тому как 70 толковников продолжали дело 70 старейшин, окружавших Моисея.
В ряде дошедших до нас версий истории о переводе Библии на греческий фигурируют, однако, не 70, а 72 переводчика. 72 - это своего рода «округление» числа 70 до ближайшего числа, кратного 12. В этом тоже скрыт свой символизм: ведь когда-то, на горе Синай Закон был дан всем 12 племенам Израиля. Значит, «правильный» перевод, эквивалентный оригинальному, тоже должен быть делом всех 12 племен Израиля. Неважно, что ко времени Птолемея Филадельфа от 12 племен осталось лишь три: Иуды, Вениамина и Левия, остальные рассеялись. В «правильном», настоящем переводе должны в равной мере участвовать все 12 племен! Только тогда можно будет говорить о преемственности между Законом Моисея и его греческим переводом!
Для христианской традиции Ис7:14- ключевое пророчество, связывающее Ветхий и Новый Заветы, пророчество о том, что «Дева во чреве приимет и родит Сына». Но вокруг этого пророчества всегда шла дискуссия с евреями, которые читали «Молодая женщина во чреве приимет» и, как правило, соотносили это пророчество с рождением царя Езекии (вторая половина VIII в. до Р.Х.). Именно в контексте этой полемики и возникает образ Симеона как переводчика. Он - праведный еврей, воплощение Ветхого Завета. И вот он, сперва усомнившись (намек на полемику христиан с евреями), затем уверовал и написал «Дева…» - после чего был удостоен того, чтобы видеть исполнение пророчества в Новом Завете.
По наиболее распространенному варианту легенды (отраженному, в частности, у св. Димитрия Ростовского) Симеон прожил 360 лет. Это число дней в году. Не в нашем календарном году, стремящемся к астрономической точности (365,259636 дней), а в архаическом лунно-солнечном календаре, где год это 12 месяцев по 30 дней. Соответственно 360 лет - это «год годов», полный цикл, в котором столько же лет, сколько дней в году. Когда легенда говорит нам о том, что Симеон прожил 360 лет, это означает, что он, сказавший «Ныне отпущаеши…» прожил свое «полное время», полностью завершил отмерянный ему срок.
Но есть и еще один смысл в этом упоминании 360 годов: прошел полный цикл времен с тех пор, как Симеон поставил в своем переводе слово «Дева», – и настала пора исполнения пророчества. Оно тоже ждало «исполнения времен», ждало своего срока».
* * *
Рассказ об участии Симеона Богоприимца в переводе 70 толковников - легенда, но она лишь усиливает и подчеркивает ту роль «моста» между двумя Заветами, которую играет образ Симеона Богоприимца в евангелии от Луки.
Ирина Сечина