Толкования на Откровение Иоанна Богослова 6:8

Ст. 7-8: И когда Он снял четвертую печать, я слышал Голос четвертого животного, говорящий: иди и смотри. И я взглянул, и вот, конь бледный, и на нем всадник, которому имя «смерть»; и ад следовал за ним, и дана ему власть над четвертою частью земли – умерщвлять мечом и голодом, и мором, и зверями земными.

Сообразно с пониманием первых трех печатей, объясняется обычно и символ четвертой. «По ее снятии Иоанн видит бледного коня, собственно серого, бесцветного», каковой цвет принимают трупы людей. За всадником, напоминающим смерть и так и называемым смертью, следовал ад. Ад является здесь олицетворением действительных обитателей ада, т. е. осужденных (Генгстенберг) по предварительному суду на временные мучения. Всаднику на бледном коне дан меч как орудие смерти; в его распоряжении голод, ему подчинены и бедствия мора (повальные и заразные болезни – Эвальд, Клифот, Лютард), и даже земные хищные звери. Бедствия эти падут на четвертую часть земли – это не математически точное измерение особого пространства; здесь определенное число в смысле неопределенного, для указания на действия этих явлений временно и по местам. Число же четыре употреблено в соответствие четырем животным, четырем коням и четырем странам света. Все это, – добавляет проф. Орлов, – подтверждает нам церковная история, история распространения христианства». Так и вообще, толкователи видений этих коней, и в частности темного, а за ним и бесцветно-бледного коня смерти четвертого, всецело склонны приурочивать знамения их к наиболее тяжелым эпохам гонений и притеснений христиан в первые века христианства от язычников и неверующих. «Явление это, – категорически заявляет Яковлев, – ясно изображало то время, когда свирепое язычество упивалось христианской кровью».

И затем он перечисляет все главные гонения греко­римской империи, особенно оттеняя последние (Диоклетиана и его сотрудников). А св. Андрей Кесарийский, повторяя ссылку на эти последние гонения (называя здесь Максимиана Никейского), дополнительно приводит сюда и поражение мечом громадного числа людей, бывшее в его дни при восстании армян на римлян, где тела умерших поедались собаками и дикими зверями.

Едва ли можно согласиться со всеми этими и подобными толкованиями. И ошибки здесь не в деталях, не в тех или иных отдельных моментах истории (хотя последняя, узкоисторическая и конкретная, ссылка св. Андрея Кесарийского в этом случае особенно показательна и типична в своей ошибочности). Нет. Заблуждение здесь коренное. И корень этот, экзегетическое πρώτον ψευδός – в самом приурочивании всего того, что указывалось и открывалось в данных видениях 6-й главы, всецело лишь к эпохе истории новозаветной, нашей христианской. И при этом удивляться нужно, до какой степени слепоты и игнорирования толкуемого текста доводят людей подобные исторические пристрастия, эта постоянная склонность приурочивать все к своему времени. Так, волею Божией (снятием третьей печати Агнцем), видели мы, посылаются лишения при вороном коне видения. Спрашивается: кто же должен был их переносить, на кого они посылались? По тому, традиционно-пристрастному, объяснению – подверженными этому лишению неизбежно оказывались христиане, и не какие-либо виновные из членов Церкви Христовой грешники, исправляемые этими испытаниями, а христиане первых веков, лучших времен и состояний. И наоборот: «вредить» тогда и мешать наслаждаться в жизни излишним запрещалось – кому? Тем, кто пребывал в роскоши, – язычникам и вообще негонимым, т. е. неверующим, без тени уяснений к чему и почему. Но еще больше игнорирования, даже искажения текста, при таком понимании – в четвертом коне видения. Выходит на четвертую часть земли на бледном коне всадник смерти со всеми главными орудиями ее, и, по ясному слову Апокалипсиса, самый ад следовал за ним, очевидно, и по контексту, и по единственно правдоподобному пониманию этого места, чтобы поглощать умерщвляемых в ту пору в недра свои. И что же?.. По тем же толкованиям (даже у осторожного прот. Орлова), гибнущими, а значит, и поглощаемыми адом оказываются опять-таки все те же, гонимые и избиваемые за свою твердость в христианской вере святые мученики и исповедники ее...

А между тем в самом небесном откровении оснований для такого суживания смысла видений, дотоле скрытых за печатями, совсем, слишком уж мало. Сбивающее толковников указание 5-й главы на заклание Агнца относится ведь не к происхождению книги и не к возникновению содержимого в ней, но ко времени открытия этого содержания, а главным образом – к приятию Агнцем права на это. Книга же, со всем написанным в ней, является в руке Сидящего – до того. И пред явлением книги очам Иоанна пели и прославляли Бога представители небесной и земной Церкви еще не за это дело спасения, а за творение мира и за общее промышление о нем. И таким образом, рамки видений четырех коней – того, что освещалось и символически изображалось в них, – раздвигаются неизмеримо шире и выходят далеко за пределы одной лишь новозаветной, христианской нашей истории. Мы убеждены, что вся символика этих четырех коней в видении 5-й главы Апокалипсиса была ответом на вековечный вопрос истинного любомудрия: в чем смысл и основы всечеловеческой истории, при том печальном состоянии ее, в каком стоит она пред очами наблюдающего и особенно обостренно и неотвязно требует себе ответа в какие-нибудь явно катастрофические, поражающие засилием зла эпохи? И очень может быть, много так плакал Иоанн пред закрытою книгой судеб именно потому, что и та – его – эпоха слишком остро и напряженно ставила этот вопрос, особенно для таких, как он, ревнителей о Божией правде, а ответа, удовлетворяющего общее сознание самих христиан, они не находили. И вот открываемый через Иоанна смысл изложенных четырех видений – четырех коней – и был первым таким ответом на этот изначальный и законный вопрос человеческого любомудрия и недоумений. Ответ этот был общий, но законченный и полный; потому-то и коней явилось только четыре, и говорили ему: иди и смотри – животных четыре, и только дальше (с 5-й печати) речь пойдет уже по-иному, начинаясь как бы добавочным запросом душ убиенных и уже ближе к временам Церкви Христовой.

Ответ этот дается символически, но понятно. В выступающих на землю четырех разномастных конях проводятся в обобщении и уяснении мировой истории как бы четыре полосы, одна – светлая и чистая, другие три – иноцветные, заслоняющие эту ее одноколоритность и чистоту до степени ее противоположности. И полосы эти – как бы струи соответствующих земных реальностей, с одной стороны – привносимых на землю отвне, с другой – созидающихся в самой земной среде, в общем и личном человеческом опыте.

Первая полоса – конь белый, на нем всадник воюющий, ибо имеет поражающий врага лук. Всадник этот уже увенчан, а значит – уже заслужил награду победителя, как святой Павел, как все подобные ему, соблюдшие веру и возлюбившие явление Праведного Судии (см.: 2Тим.4:7–8). Итак, венец этот ему уже дан, в Божией воле как бы уже возложен, ибо сказано будет на Страшном Суде этим Праведным Судией: Придиите, благословенные Отца Моего, наследуйте Царство, уготованное вам от создания мира (Мф.25:34). Но вышел он, этот всадник, как победоносный и чтоб победить.

Так создан был человек, и таково всегдашнее, не знающее исключений, назначение его на земле. Созданный не только невинным, но и добрым, он принес с собой и в себе чистоту и святость – Закон Божий и совесть богоподобную – сюда, на землю. Но эта «белизна» и победоносность, этот свет истинный (Ин.1:4–5, 9–10) не только сохранялся и сохраняется всегда в истории: он постоянно и проторгается в нее свыше, все больше и больше раскрываясь и сияя в жизни и для жизни людской чрез угодников Божиих, «провозвестников откровения» Его. И, конечно, «в полноте и совершенстве» открыт был он в Сыне (см.: Евр.1:1–2) и через апостолов Его распространен был и в объятом тьмою мире. Все это – первая, светлая и добрая, жизнью насыщенная, полоса – конь белый и победоносный всадник его, открытые в первом видении 6-й главы.

Падением человека, т. е. изменою его Богу и подпадением под влияние и даже власть диавола (творяй грех, раб есть греха. – Ин.8:34), проводится вторая полоса в истории человеческой. К счастью – не сразу темная (то будет конь вороной); к счастью – и не вполне противоположная по общему складу жизни человеческой.

Нет сомнений, что соблазнивший первых людей (как ранее бесов) диавол рассчитывал так же владеть ими и царствовать над всем потомством их всецело и полно, как над бесами. И знаем мы, что он ошибся в этой надежде своей и насколько ошибся в ней. Вражду положу между тобою и между женою, и между семенем твоим и между семенем ее, – сказал Господь, к разочарованию, горю и озлоблению слушавшего диавола, дав при этом и первоевангелие о Спасителе: Той твою блюсти будет главу, и ты блюсти будеши его пяту (Быт.3:15).

И вот на эту вражду, с отражением ее на обеих сторонах, и указывало видение Иоанну второго коня, огненно-красного; выразительный символ, как указывалось выше, борьбы кровавой. И борьба эта кровава и тягостна для обеих сторон. Она тягостна до крови для подвижников добра, ибо до пота, слез и крови должны бороться они против врага уже в самом себе, распиная плоть свою со страстьми ее и похотьми (Гал.5:24). Но «кто сеет ветер, тот пожнет бурю» (см.: Ос.8:7): страдания и беды не меньше пали и на другую сторону. В своей массе падшее человечество, поработившись диаволу и греху, ядом его исказило, изуродовало и обезобразило всю свою природу. Отсюда злобно­вражеские, эгоистически-отталкивающие и гордо задирающие других настроения проникают собой всю взаимную жизнь – и международные, и междуродовые, и сословные, и даже семейные и личные отношения падших людей между собой. И отсюда дано было сидящему (на рыжем коне) взять мир с земли, и чтобы убивали друг друга; и дан ему большой меч. Этот большой меч, несомненно, растет и растет. О нем, по всей вероятности, сказал Господь в евангельские дни, когда вразумлял и апостолов, чтоб не мечтали они о легком и поверхностном мире: Не думайте, что Я пришел принести мир на землю; не мир пришел Я принести, но меч (Мф.10:34) – разделение (Лк.12:51), и будет так до той поры, когда настанет война всех против всех: Ибо восстанет народ на народ, и царство на царство... и друг друга будут предавать, и возненавидят друг друга... по причине умножения беззакония, во многих охладеет любовь (Мф.24:7, 10, 12). Предаст же брат брата на смерть, и отец детей; и восстанут дети на родителей, и умертвят их. И будете ненавидимы всеми за имя Мое (Мк.13:12–13).

Таков смысл и сущность второго видения 6-й главы, корень и объяснение того разделения и всеобщего закона земной борьбы, которая столь многих в наши дни приводит в уныние и смущение.

Но, как говорят нам и неоспоримый общечеловеческий опыт, и наблюдение на протяжении всей необозримой вереницы веков, а с другой стороны – еще более бесспорное и авторитетное свидетельство слова Божия, весь мир земной – во зле лежит (1Ин.5:19). Рожденное грехом, зло стало всеохватывающим, все проникающим собой мировым началом, как, с другой стороны, неотделимое от греха бунтарство эгоистических вожделений с роковой необходимостью влечет за собой и расстройство всяких естественных порядков и норм и становится неизбежною причиной всяких разложений и лишений. Ибо как страдание с необходимостью идет за грехом, являясь как бы обратной стороной медали, так нужда и лишения неизбежно следуют за все растущим разгулом и ростом темных и горделиво-эгоистических вожделений сынов противления и оправданного порока.

И вот выявляется, по снятии третьей печати, мрачный и все закрывающий своею темнотой конь вороной, и в нужде и лишениях разлетаются высокомерно-пышные и самоуверенные обещания и надежды глашатаев и поклонников грехолюбивой плоти. На весах истории точно учитываются и пшеница, и ячмень как символы самого простого и необходимого уже для самого питания человека, и лишь малая мера их (хиникс) дается за тот динарий, который в ту – апостольскую – пору был полной нормальной платой дня для рабочего, обеспечивающей удовлетворение всех нужд его и потребностей. Более загадочными представляются слова приказа – елея и вина не повреждай. Но едва ли правильно усматривать в них своего рода патент на пользование кем-то (тем более – гонителями правды и грехолюбцами) особой и нарочитой роскошью. Вернее было бы признать это за заботу о сохранности этих предметов как наиболее применяющихся при богослужении, которое, таким образом, должно и тогда совершаться (ап. Павел, знаем мы, так и удостоверяет, что приношение чаши Христовой пребудет до самого Второго пришествия Спасителя. – См.: 1Кор.11:26), и несомненно, сохранится все это – в подлинном, неповрежденном виде. И таким образом, смысл этого повеления получается тогда такой: не порти и не вреди, тем более не уничтожай, даже ощутительно не уменьшай того, что связано с богослужением, от чего зависит самое совершение церковных таинств.

И наконец, снятие четвертой печати определяет собой проведение последней, именно завершающей собой весь этот процесс порчи мира грехом полосы – в виде указанного всадника на мертвенно-бледном и блеклом коне со столь реальным и близко затрагивающем каждого человека наименованием – смерть. Оброцы греха смерть (Рим.6:23), – говорит ап. Павел, характеризуя так ее и в смысле общечеловеческой повинности в отношении к ней, и как необходимую и абсолютно справедливую расплату за грех, воспринятый нами в свою природу, и в то же время – как и окончательную ликвидацию самого процесса падений. Ведь раз наступила смерть – прекращается сам собою с нею этот нарастающий путь гибели духовной, неизбежно сопровождающий собой всю земную жизнь человека. И потому-то и испразднится, по слову того же апостола, этот последний враг наш (1Кор.15:26) лишь тогда, когда прекратится совершенно и самая эта наша земная греховная жизнь.

И потому-то так естественно и необходимо было предстать отверстым в духовном озарении очам ап. Иоанна, при выявлении ему основных сторон, как и движущих сил этой всечеловеческой истории, и сему, самому страшному и неумолимому всаднику – с точным именем смерть. Ибо кто же будет отрицать, что смерть – это самое общее и безусловно-неотвратимое слагаемое всего земного, не только общечеловеческого, но и всеобще органического строя и жизни, и природы, а в то же время – такое же средство и условие самого процесса истории всего падшего человечества. Понятно нам и то, почему и ад следовал за ним, за этим всадником на бледном коне. Ведь смерть выступает здесь пред нами как порождение человеческого греха. И правда христианства нам говорит, что всякий подпавший этой смерти и в своем развитии, и в завершении жизни своей сполна и до конца, с той же неизбежностью подпадает затем и мукам ада, а ад, в свою очередь, поглощает именно тех, кто посылается в него именно по наступлении такой их смерти.

Точно так же понятно для нас, с точки зрения этих всех символов, и то, как дана ему власть умерщвлять мечом и голодом, и мором, и зверями земными (как не трудно было бы протолковать все это и в переносном, аллегорическом смысле). Затруднительней, конечно, объяснить себе, почему указано в данном месте, что власть эта дана ему над четвертою частью земли. Совершенно верно, что определенное здесь взято в смысле неопределенном и общем. Но ведь смерть, если брать ее в том наличном положении, какое занимает она в отношении к роду человеческому во всей его истории (т. е. как смерть телесная), силу и власть свою имеет не над четвертою частью, но над всем без исключения родом Адамовым (земля еси, и в землю отидеши. – Быт.3:19) …

Отсюда – или тут, в некоторое отступление от всей постановки являемого в четырех конях Иоанну, имеется в виду какой-то отдельный момент, или хотя бы и ряд таких моментов, но все же в какую-то особую, как будто исключительную пору в истории человечества, и в применении все к той же физической и по типу насильственной или катастрофической смерти, и именно – приблизительно для четвертой части рода людского на те дни. Или же, и это нам кажется более приемлемым с точки зрения общечеловеческой истории и более утешительным для нас, как и отвечающим свидетельствам Апокалипсиса о великом множестве спасаемых и благодарно прославляющих Господа за это спасение (см. особенно Откр.7:9–10; 19:6), видеть в этом всаднике не смерть телесную, всеобщую и никого из нас не щадящую, но в то же время не столь страшную и отнюдь не окончательную, а смерть вторую – духовную и неизмеримо более грозную, прямо ужасную, выбирающую жертвы свои из рода человеческого по их упорству во грехе и закоснению, навеки захватывающую тех именно, чьи грехи действительно были «грехами смертными». И тогда понятен становится весь этот образ коня и всадника четвертой печати. В нем, как всеобщая полоса бытия на земли рода человеческого, символизирована смерть, ставшая таким уделом грешного потомства Адамова уже от самого его падения; но ускользнут от нее, в силу искупительной Жертвы Агнца, закланного за наше спасение, все необозримое множество уверовавших в Него, здесь ли то на земле (ср.: Откр.22:14) или уже во аде узнавших Его, для чего и сходил Он туда вслед за Своим Предтечею. И тогда лишь четвертая часть, по этому видению коня бледного, подпадет под полную власть этого смертоносного всадника, подпадет в тех своих смертных грехах и пороках, которые символизированы в этом видении как меч, и голод, и мор, и звери земные...

   Снятие четвертой печати и появление бледного коня со всадником, имя которому смерть, означает проявление гнева Божия в отмщение за благочестивых и в наказание грешников – это различные бедствия последних времен, предсказанные Христом Спасителем (Мф. 24:6-7).

    «Высокий полет и стремительное падение на добычу четвертого животного – орла указывает на то, что язвы приходят свыше от гнева Божия в отмщение благочестивых и в наказание нечестивых, если только они не обратятся чрез исправление к лучшему» (св. Андрей, гл.16).