Толкования на Откровение Иоанна Богослова 3:14

Ст. 14-16:  И Ангелу Лаодикийской церкви напиши: так говорит Аминь, свидетель верный и истинный, начало создания Божия: знаю твои дела; ты ни холоден, ни горяч; о, если бы ты был холоден или горяч! Но как ты тепл, а не горяч и не холоден, то извергну тебя из уст Моих.

Речь к Лаодикийской церкви, противоположная по типу своему сказанному филадельфийцам, напоминает собой то, что говорилось церкви Сардийской (и даже без смягчения, как там, ссылкой на немногих совершенных). Здесь – одно порицание, без тени какой-либо похвалы, а потому и в воззвании – один призыв к покаянию, а отсюда и лаодикийский тип жизни христианской – только отрицательный, до конца печальный.

В то же время греховное состояние, доведшее до обмирания христиан г. Лаодикии, было свое, особенное. Лаодикия была богатым городом фригийским, славившимся плодородием своей почвы и прекрасной шерстью своих овец. Христианство там явилось рано, ибо о лаодикийцах упоминает уже в своих посланиях ап. Павел (см.: Кол.4:13, 15–16).

И мы видим, что уже началом своего обращения к ангелу Лаодикийской церкви, где Господь оттеняет Свою верность и истинность, даже называет Себя в этом смысле Аминь, Он заставляет нас предполагать в лаодикийцах черты типа, Ему противоположного: неверность, неистинность, самообман и фальшивость. В то же время свидетельство это о Себе Самого явившегося Христа, несомненно, имеет, как исключительно­авторитетный и крепкий призыв Небесного Царя, принципиальное и все определяющее значение, применимое не к одним древним лаодикийцам, но и ко всем людям, обществам их, временам и положениям. А ведь люди так часто то тонко, а то явно и грубо нарушают его – и именно в религиозной, собственно христианской, жизни своей. Как много и охотно привносят и современные христиане в дело веры и в жизнедеятельность своего нечистого, только человеческого: мелких рассудочных расчетов, хитроумных приемов, лукавства, криводушия, прямой лжи или притворства, лицемерия, заботы о том, чтобы лучше казаться, а не быть. Все это сплошь кажется людям не только допустимым, но и выгодным, а порой – и это нередко – даже для Церкви полезным...

И вот приведенная сейчас Христова правда о лаодикийцах и говорит нам, что все это – только духовная близорукость и страшный и гибельный самообман. Христос, Божественный Кормчий Церкви, конечно, в ничтожной и скрупулезной помощи любого из нас отнюдь не нуждается, а ведь ложью служить истине, обманом – Тому, Кто всегда и во всем Аминь, содействовать, безусловно, невозможно и нравственно, христиански, не допустимо, да и неумно, ибо всяк сад, который насадит не Отец Небесный, разорится (Мф.15:13), и если вообще на лжи строить жизни нельзя, то в миллион раз более нельзя, недопустимо и гибельно это делать в том абсолютно святом и чистом Теле Христовом, которое есть Святая Церковь Его – славна, не имуща скверны, или порока, или нечто от таковых (Ефес.5:27). И если о жизнедеятельности каждого из нас Он сказал: Без Мене не можете творити ничесоже (Ин.15:5), то тем более невозможно творить так в Его Церкви, где все от Него и все чрез Него, где наипаче – всяческая Им и в Нем состоятся (Кол.1:16–17). И можно думать, что на это указал Господь и лаодикийцам, когда добавил им о Себе, что Он есть и Начаток создания Божия, как во всем и всегда «Причина предначинательная».

Знаю твои дела: ты ни холоден, ни горяч: о, если бы ты был холоден или горяч! Вот поистине страшный соблазн наших дней – соблазн масс, соблазн всего исторически сложившегося общества христианского. Ни то ни се: ни вера, ни неверие; ни любовь ни нелюбие, ни горение, ни угасание. Самая страшная и гибельная опасность, ибо она совершенно незаметно и без всяких ощутительных потрясений и сдвигов забирается в самую глубину нашего сердца и атрофирует, и умерщвляет все живое и доброе в нем. По внешности человек как будто бы все тот же: и верования те (он искренно себя считает христианином, а Спасителя Господом Своим. – См.: Мф.7:22); он даже, может быть, именем Его пророчествовал, прекрасные проповеди говорил, даже бесов изгонял, чудеса творил (в особенности – совершая в служении своем таинства церковные), даже чудеса многие (Мф.7:22). И тем не менее на Суде Правды Божией ответ ему один – горестный и безнадежный: Я никогда не знал вас; отойдите от Меня, делающие беззаконие (Мф.7:23). Да, не только горячий – тот, кто весь сияет, да и других согревает лучами жизни, и любви, и веры своей – во Христе, но даже и холодный, и тот лучше его. Лучше его язычник, лучше его явно беззаконующий мытарь, лучше его тот кощунник, который, может быть, и богохульствовал в своей слепоте – но только потому, что вырос и воспитан так, что до сердца его еще ни разу не доходил «зов Отчий» (см.: Ин.6:37, 44). О, если бы был ты холоден или горяч!..

«И Григорий Богослов говорит: следует в определенной мере гореть, а также и быть холодным. И подлинно холодный, т. е. не испытавший горячей веры, всегда имеет надежду получить ее; согретый же ею чрез крещение и впоследствии по лености охладевший и совсем остывший, отвергаясь прежде избранной веры, теряет надежду на спасение. Как нельзя отвергать средины в делах – посему и брак, представляющий средину между девством и блудодеянием, принимается, так, напротив, средина в вере не имеет цены». Все мы на деле и по опыту знаем, что такое маловерие и половинчатое христианство, и все мы должны всего более бояться и убегать маловерия и половинчатого христианства. Ибо изречено как определение вечного суда: Так как ты тепловат, а не горяч и не холоден, то извергну (выплюю) тебя из уст Моих. «Как, говорит, не в меру теплое вызывает рвоту у принимающих его, так и Я извергну тебя, подобно отвратительной пище, на Страшном Суде Христовом».

Но – так это есть уже и теперь, уже и в земные эти дни нашей жизни. Ибо стоит только внимательно нам присмотреться, чтобы видеть, как печать богооставленности и отчуждения от подлинно духовной жизни Церкви Христовой охватывает таких, вконец теплохладных духом, лаодикийских христиан – и в наш век, в той среде, в которой мы живем и которую мы же и составляем. Пришли ли они к богослужению, главного в храме у них нет и тени, и малейшего признака. Ибо они предстоят всецело лишь телом, а не духом. Ибо нет в них ни внимания, ни молитвы; или если и родилось внимание, то только к внешнему, придаточному: голосам, музыке, качеству пения, даже внешней стороне изложения и произношения (особенно в проповеди); слушали, а может быть, и восторгались они много, а до сердца у них ничего не дошло, не воссылалось из глубины души к небу даже ни одного «Господи, помилуй». А дома? Дома большинство и совсем оставило долг молитвы, культивируя этим и закрепляя в себе как черту своего характера глубокий духовный сон и прежде всего свою определенную привычку не молиться. Или если, в типе лаодикийском, по традиции и «для очищения совести» такой изленившийся христианин и становится утром и вечером на молитву, то все же по существу он ведь почти не молится, а только «читает молитвы», пробегая без внимания, только бы поскорее, в порядке поверхностных, внешних ассоциаций, знакомые, ставшие автоматически привычными слова и текст молитвословий, и так и отойдет, не испустив и единого молитвенного вздоха.

Та же видимость доброго и в остальном; подается милостыня – но только опять-таки для очистки совести, копейками. Принимают, может быть, участие в просветительной и благотворительной, общественного типа, деятельности: опять-таки в меру своего самолюбия, а то и корыстной заинтересованности, а чуть что не по нас, столкнутся чьи-либо взгляды и стремления – сейчас же свары и раздор, хуже, чем у язычников. И тогда – или такой деятель упорством, а то и насилием, не разбираясь в средствах, начинает добиваться своего (в полное отрицание христианской кротости, как и в явное доказательство собственного холодного и высокомерного презрения к окружающим), или с обидою, махнув рукой, бросит работу, не только не заботясь о самом деле, но нередко лишь громко и явно злорадствуя, если из-за этого доброе и нужное дело расстроилось...

И так – во всем: в семье, где так много теперь ссор и свар, где уже в обычай вошли столь позорные для имени христианского разводы; в непочтении со стороны детей к родителям, и у взрослых (сугубо здесь ответственных) – даже еще более, чем у подростков: в безобразно небрежном исполнении всяких обязанностей, даже при отправлении и самой легкой службы; в преклонении – не только тайном, но уже и явном – пред антихристианским принципом эгоизма, а равно и в блудолюбной чувственности... Трудно остановиться, ибо слишком уж много тут у нас нравственной распущенности и грязи, всевозможных коробящих совесть измен... и все это – в христианских (!) народах и церквах, порой нарочито горделивых в своем кажущемся христианстве. И нередко жалкие лаодикийцы эти претендуют в то же время на звание вождей и наставников и в научной, и в общественной жизни, и даже целые нации такого типа высокомерно расценивают себя чуть не образцами житейской мудрости и совершенства (ср.: Лк.16:14–15), являясь на деле лишь поражающе сытыми в тупом или кричащем самодовольстве своем (ср.: Лк.6:24–25). Так что и к нашим дням, несомненно, относится все то, что было сказано о древней Лаодикии.

  Ангелу Лаодикийской, последней, седьмой по счету Церкви повелевается написать много обличительного. Господь не изрекает о ней ни одного одобрительного слова. Он укоряет ее в том, что она ни холодна, ни горяча, а потому угрожает извергнуть ее из уст Своих, подобно теплой воде, возбуждающей тошноту, вопреки самомнительной уверенности лаодикийцев в своих нравственных совершенствах, Господь называет их несчастными, жалкими, нищими, слепыми и нагими, убеждая их позаботиться о прикрытии своей наготы и об исцелении своей слепоты. При этом Он призывает к покаянию, говоря, что с любовью стоит у дверей сердца каждого кающегося и готов прийти к нему со Своими милостями и всепрощением. Победителя над своей гордостью и вообще над нравственными недугами своими Господь обещает посадить с Собою на престоле Своем.

  Лаодикия, ныне называемая турками «Эски–Гиссар», то есть Старая крепость, находится во Фригии, при реке Лике и близ г. Колосс. В древности она славилась своей торговлей, плодородием почвы и скотоводством; население ее было весьма многочисленно и богато, о чем свидетельствуют раскопки, при которых находят много драгоценных кусков ваятельного искусства, обломков роскошных мраморных украшений, карнизов, пьедесталов и тл. Можно полагать, что богатство и сделало лаодикийцев такими теплохладными в отношении к Христианской вере, за что город их подвергся каре Божией – полному разорению и опустошению турками.

  «Так говорит (…) начало создания Божия» – Господь назван так, конечно, не в том смысле, что Он есть первое создание Божие, а в том, что  «Все чрез Него начало быть, и без Него ничто не начало быть, что начало быть» (Ин.1:3), а также и в том, что Он есть виновник воссоздания падшего человечества (Гал. 6:15 и Кол. 3:10,1:15,18).