Толкования на Апостола Павла 1-е послание к коринфянам 8:1

О идоложертвенных яствах мы знаем, потому что мы все имеем знание; но знание надмевает, а любовь назидает

А об идольских жертвах знаем, поелику все мы знание имеем. И хотя это знание надмевает тех, кои ходят туда для еды, но любовь, которая щадит ближних своих, туда не позволяешь ходить, и она созидает.

Ст. 1-3 О идоложертвенных яствах мы знаем, потому что мы все имеем знание; но знание надмевает, а любовь назидает. Кто думает, что он знает что-нибудь, тот ничего еще не знает так, как должно знать. Но кто любит Бога, тому дано знание от Него

Нужно наперед сказать, что здесь имеет в виду (апостол), тогда и будет понятна нам речь его. Кто видит кого-нибудь обвиняемым и не узнает наперед свойства вины его, тот не может понять сказанного. В чем же (апостол) обвиняет здесь коринфян? В преступлении великом и причинявшем множество зол. В каком же именно? Многие из них, зная, что «не… входящее… оскверняет человека, а исходящее» (Мф.15:17–18), и что идолы, т. е. деревья, камни, демоны, не могут ни вредить, ни приносить пользу, употребляли такое совершенное знание неблагоразумно, ко вреду другим и себе. Они входили в капища, участвовали там в трапезах, и таким образом производили большую гибель. Те, которые еще боялись идолов, не научились презирать их и принимали участие в этого рода вечерях, видя, что и совершеннейшие делают то же, получали от того великий вред (так как они касались предлагаемого не с таким расположением, с каким совершенные, но как идоложертвенного, чем и поддерживалось идолослужение); вместе с тем и сами совершенные впадали в немаловажный грех, пользуясь бесовскими трапезами. Вот в чем состояла вина (коринфян)!

Блаженный (апостол), желая исправить это, не вдруг употребляет слова обличения; происходившее у них было следствием более неразумия, нежели развращения, а потому нужно было вначале употребить более увещание, нежели сильное и гневное обличение. И смотри, с каким благоразумием он тотчас же начинает увещание. «О идоложертвенных яствах мы знаем, потому что мы все имеем знание». Оставив слабых, как он всегда делает, наперед обращает речь свою к сильным. То же самое он делает и в послании к Римлянам, когда говорит: «а ты что осуждаешь брата твоего?» (Рим.14:10). Такой (человек) удобнее может принять внушение. Также он поступает и здесь: сперва низлагает гордость их, замечая, что совершенное знание, которое они считали своим особенным преимуществом, принадлежит всем вообще. «Мы знаем, – говорит, – потому что мы все имеем знание». Если бы он оставил без внимания их высокомерие и стал наперед доказывать, что поведение их причиняет вред другим, то не столько принес бы пользы, сколько повредил бы. Душа честолюбивая, гордясь чем-нибудь, хотя это и соединено со вредом для других, не смиряется, пока тщеславие владеет ею. Потому Павел наперед раскрывает дело само по себе, как он прежде поступил и с мирской мудростью, когда решительно отвергал ее. Но там он справедливо мог поступить так, потому что все в ней было достойно полного осуждения и весьма легко было доказать, что она не только излишня, но и противна проповеди. А здесь нельзя было поступить так же, потому что предметом речи было знание и притом совершенное знание. Отвергать это знание было не безопасно, а с другой стороны нельзя было иначе низложить гордость, которая происходила отсюда. Что же он делает? Показывает наперед, что то (знание) принадлежит всем вообще, и тем смиряет гордость их, потому что обладающие чем-нибудь великим и прекрасным, обладая одни, более превозносятся, а когда обнаружат, что и другие имеют то же самое, то уже не столько превозносятся. Потому, во-первых, он обобщает то, что коринфяне присвояли себе одним; и обобщив, не представляет себя самого участником знания, чтобы они оттого не возгордились еще более, потому что как имеющий что-нибудь один превозносится, так превозносится и тот, у кого один или два соучастника из людей знатных. Потому он не указывает на себя самого, а на всех; не говорит: и я имею знание, но: «мы знаем, потому что мы все имеем знание».

Таким образом, этим первым доводом он сильно поразил их гордость, а вторым еще сильнее. Каким же? Тем, что самое знание не только не полно, но и весьма не совершенно, и не только не совершенно, но и вредно, если с ним не будет соединено нечто другое. Сказав: «потому что мы все имеем знание», он присовокупляет: «но знание надмевает, а любовь назидает»; если знание не соединено с любовию, то оно производит гордость. Но, скажешь, и любовь без знания не приносит никакой пользы. Не об этом он говорит; оставляя это, как всем известное, он доказывает, что знание имеет великую нужду в любви. Кто любит, тот, как исполняющий главнейшую из всех заповедей, хотя бы и имел какие-нибудь недостатки, при помощи любви скоро может приобрести знание, подобно Корнилию и многим другим; а кто имеет знание, не имея любви, тот не только ничего не приобретет, но часто теряет и то, что имеет, впадая в гордость. Таким образом знание не производит любви, а напротив удаляет ее от человека невнимательного, порождая в нем гордость и надменность. Гордость производит разделения; а любовь соединяет и ведет к знанию. Это выражает (апостол), когда говорит: «но кто любит Бога, тому дано знание от Него» (1Кор.8:3). Я не запрещаю, говорит, иметь совершенное знание, но заповедую иметь его вместе с любовью; (иначе) оно не только бесполезно, но даже вредно.

Видишь ли, как он уже предначинает речь о любви? Так как все зло происходило не от совершенного знания, а от недостатка любви и снисхождения к ближним; так как от этого происходили у них разделения, надменность и все прочее, в чем он обличал их и прежде и после, – то он непрестанно старается внушить им (любовь, как) источник благ. Что вы, говорит, гордитесь знанием? Если не будете иметь любви, то оно принесет вам вред, – ведь что хуже гордости? Если же будете иметь любовь, то и знание будет надежно; когда знаешь более ближнего и любишь его, то не станешь превозноситься, но и ему сообщишь то же. Потому сказав: «знание надмевает», он присовокупляет: «а любовь назидает». Не сказал: смиряет, а выразил нечто гораздо важнейшее и полезнейшее; знание не только надмевает, но и производит разделение, – потому противопоставил одно другому.

Далее представляет и третий (довод), который мог смирить их. Какой же? Тот, что наше знание, хотя бы и соединено было с любовью, однако и тогда несовершенно: «кто думает, – продолжает он, – что он знает что-нибудь, тот ничего еще не знает так, как должно знать» (1Кор.8:2). Сильный довод! Я уже не говорю, внушает он, что знание принадлежит всем вообще; не говорю, что, ненавидя ближнего и надмеваясь, ты причиняешь великий вред себе самому; хотя бы ты один владел знанием, хотя бы не гордился, хотя бы и любил брата, – и в таком случае знание твое несовершенно, потому что ты еще не знаешь ничего, как должно знать. Если же мы ни о чем не имеем точного познания, то как некоторые дошли до такого безумия, что говорят, будто они со всей точностью знают Бога? Хотя бы мы имели точное познание обо всем другом, и тогда не можем иметь такого познания (о Боге), потому что невозможно выразить, как велико расстояние между Ним и всем прочим. И смотри, как он низложил гордость их. Не сказал: вы не имеете надлежащего познания о предложенных (предметах), но – обо всем вообще; не сказал: вы, но: всякий, Петр ли, Павел, или кто бы то ни было. Этим он превосходно и утешил и смирил их. «Но кто любит Бога, тому дано знание от Него» ­- не сказал: познал Его, но: познан Им (1Кор.8:3), потому что не мы познали Бога, а Он познал нас. Потому и Христос говорит: «не вы Меня избрали, а Я вас избрал» (Ин.15:16). И Павел в другом месте: «тогда познаю, подобно как я познан» (1Кор.13:12). Заметь же, сколькими доводами он низложил гордость их: во-первых, показал, что не одни они знают то, что знают: «все мы, – говорит, – имеем знание», во-вторых, – что знание без любви вредно: «разум, – говорит, – кичит»; в-третьих, – что и соединенное с любовью не бывает полно и совершенно: «кто думает, – говорит, – что он знает что-нибудь, тот ничего еще не знает так, как должно знать» притом, это (знание) они имеют не от себя, а от Бога, даровавшего им, потому что не сказал: познал Бога, но: познан Им; и еще, это (знание) зависит от любви, которой они не имеют столько, сколько нужно: «но кто, – говорит, – любит Бога, тому дано знание от Него».

О идоложертвенных яствах мы знаем, потому что мы все имеем знание; но знание надмевает, а любовь назидает

Слова эти нужно понимать не иначе как в том смысле, что знание полезно лишь тогда, когда есть любовь. Без любви же оно надмевает, то есть приводит к безмерно напыщенной гордости.

О идоложертвенных яствах мы знаем, потому что мы все имеем знание; но знание надмевает, а любовь назидает

Поелику разум кичит, а любы созидает; то с разумом сопряги любовь, и будешь чужд надмения будешь духовным домостроителем (экономом), и себя назидающим и всех приближающихся к тебе.

О идоложертвенных яствах мы знаем, потому что мы все имеем знание; но знание надмеваег, а любовь назидает

Некоторые из коринфян были совершенны, и, зная, что входящее в уста не оскверняет человека (Мф. 15:11) и что идолы суть деревья и камни и не могут вредить, безразлично входили в капища и ели идоложертвенное. Другие же, менее совершенные, видя таковых, и сами входили в капища и приносили жертвы идолам, но не с такой же мыслью, с какой первые, а думая, что идолы достойны почтения и способны принимать жертвы. Это подвигло Павла к ревности, потому что это вредило тем и другим: совершенным тем, что они услаждались бесовскими яствами, а несовершенным - тем, что они склонялись к идолослужению. Итак, апостол спешит исправить это зло, и по своему обычаю, оставив несовершенных, обращает речь свою к совершенным. И, во-первых, усмиряет гордость знанием, и говорит: не вы одни имеете это знание, но все мы знаем, что идол есть ничто в мире; однако это знание не только не приносит никакой пользы, но еще и вредит, воздымая и надмевая имеющего оное и чрез то отделяя его от ближнего, если вместе с ним (знанием) не будет и любви, которая, напротив, может созидать. Ибо что знание без любви разрушает, то любовь восстановляет и созидает, все делая в пользу ближнего.

О идоложертвенных яствах мы знаем, потому что мы все имеем знание; но знание надмевает, а любовь назидает

«Знание надмевает». Видишь? Венец зла, главнейший диавольский грех – гордость – возникает от знания! Как же тогда всякая злая страсть от незнания? И как это знание очищает душу? «Знание надмевает, а любовь созидает». Вот! Бывает, значит, вовсе не очищающее, а обчищающее душу знание без любви, – любви, вершины, корня и середины всей добродетели. Как не созидающее никакого блага знание, – потому что созидает любовь, – как, говорю, такое знание претворит человека в образ Благого? Да еще этот вид знания, о котором апостол говорит, что он надмевает, относится не к природе, а к вере; если даже такое знание надмевает, тем более надмевает то, о котором у нас речь: «ведь оно вообще природно и присуще ветхому человеку» (Еф.4:22; Кол.3:9). Именно этому знанию способствует внешняя ученость; а духовного знания так никогда и не будет, если благодаря вере знание не сочетается с любовью к Богу, а вернее – если оно не возродится через любовь и идущую за ней благодать и не станет совершенно иным, новым и боговидным, «чистым, мирным, смиренным, послушным, исполненным слов назидания и благих плодов». Это вот знание и называется «мудростью… свыше» и «премудростью Божией» (Иак.3:15–17); неким образом духовная, потому что подчиненная премудрости Духа, такая мудрость и распознает и приемлет духовные дарования. Другая же мудрость – «нижняя, душевная, демоническая», как говорит апостол и брат Господень, почему она и не принимает ничего духовного, по Писанию: «Душевный человек не вмещает того, что от Духа», но считает это глупостью, заблуждением и вымыслом (1Кор.2:14), в большей части пытается полностью опровергнуть и в открытой борьбе извратить и оспорить как может, а кое-что и лукаво принимает, используя примерно так же, как отравитель – сладкие яства.

О идоложертвенных же вемы; яко вси разум имамы. Разум убо кичит, а любы созидает

Первые слова: о идоложертвенных же вемы, яко вси разум имамы, вероятно взяты из письма, писанного коринфянам. Повторив их, Апостол делает на них замечание, которое идет до конца третьего стиха. В четвертом стихе он опять их повторяет: о ядении идоложертвенных вемы, и затем излагает, каково есть и должно быть ведение христиан о сем предмете, до конца 6 стиха. С седьмого стиха начинается вторая половина главы, в коей излагается, как неосмотрительное действование по уму соблазняет и губит слабых.

О идоложертвенных, то есть о вкушении идоложертвенных, как видно из начала четвертого стиха. Жертвы, приносившиеся идолам, не все были сожигаемы, а часть какая-нибудь; прочее – частию шло жрецам, частию возвращалось приносившим, которые из того учреждали трапезу, или тут же при капищах, или дома. Христиане, которые были пообразованнее, зная, что идол ничто и потому не может передать пище ни вреда, ни греха, приступали небоязненно к сей трапезе, когда были приглашаемы или по родству, или по знакомству, или по другому чему; но простейшие христиане соблазнялись этим. Предстоятели церкви, вероятно, спрашивали: знаем, что идоложертвенное вкушать – ничего; но вот соблазняются, как же быть? – Как быть, Апостол объясняет ниже, а теперь берет из их письма только первые слова: знаем, и обличает кичливость знания и неуменье его действовать с пользою для других.

Вемы, яко вси разум имамы. Коринфяне говорят о себе, что они очень хорошо понимают, что значат идольские жертвы. Апостол ничего не говорит против этого, оставляет за ними это преимущество. После он скажет, что не у всех разум (ст. 7); а теперь уступает, говоря как бы: пусть так. Феодорит замечает, что Апостол засвидетельствовал здесь об их разуме с некоторою насмешливостию, как видно из следующего за сим укора разуму: не у что разуме. А святой Златоуст говорит: «Оставив слабых, как он всегда делает, наперед обращает речь свою к сильным и сперва низлагает гордость их. Он не отвергает знания, но поражает гордость, от него происходящую, тем, что самое знание представляет не только неполным, но и весьма несовершенным, и не только несовершенным, но и вредным, если с ним не будет соединено нечто другое».

Разум убо кичит, а любы созидает.– Убо в подлиннике нет; там и никакой нет частицы. Это и дает свободу – сочетавать эту речь с предыдущею, кто как рассудит. Пусть, говорит, имеете разум – знание; но ведь одно знание ненадежный руководитель жизни. Оно возбуждает кичение, а от кичения – разделение. Только любовь созидает – οικοδομει – устрояет из всех христиан одно цельное и стройное здание – дом Богу живому. Потому если при знании нет любви, то оно бывает более вредно, чем полезно. Святой Златоуст изъясняет это так: «Если знание не соединено с любовию, то оно производит гордость. Знание имеет нужду в любви. Кто любит, тот, как исполняющий главнейшую из всех заповедей, хотя бы и имел какие-либо недостатки, при помощи любви скоро может приобрести знание; а кто имеет знание, не имея любви, тот не только ничего не приобретет, но часто теряет и то, что имеет. Знание удаляет любовь от человека невнимательного, порождая в нем гордость и надменность. Гордость производит разделение, а любовь соединяет. Я не запрещаю, говорит, иметь совершенное знание, но заповедую иметь его вместе с любовью; иначе оно не только бесполезно, но и вредно. Что вы гордитесь знанием? Если не будете иметь любви, то оно принесет вам вред, ибо что хуже гордости? Если же будете иметь любовь, то и знание будет благонадежно, ибо кто знает более ближнего и любит его, тот не станет превозноситься, но и ему сообщит то же. Посему сказав: разум кичит, он присовокупил: а любы созидает. Не сказал: смиряет, а выразил нечто гораздо важнейшее и полезнейшее. Как знание не только надмевает, но и производит разделение, так и любви свойственны противоположные действия» (святой Златоуст).

О идоложертвенных яствах мы знаем, потому что мы все имеем знание; но знание надмевает, а любовь назидает

Любовь назидает, пребывая не во мнении, но в истине.

О идоложертвенных яствах мы знаем, потому что мы все имеем знание; но знание надмевает, а любовь назидает

Ясно, что имеющий знание им гордится, если не внешне, по причине собственной мудрости, то наедине с собой. Таково родовое свойство знания, что гордится собой и оттого надмевает. А любовь назидает. Потому знание великая вещь и полезная для знающего, когда подчинено любви для большего роста.

О идоложертвенных яствах мы знаем, потому что мы все имеем знание; но знание надмевает, а любовь назидает

После выражения: «о идоложертвенных яствах» лучше прибавить: «я скажу следующее:» - Мы знаем. Мы - это Павел и Сосфен (I:1), а потом и те коринфяне, которые думают с ними одинаково. - Потому что (ότι) - правильнее: «что». В таком именно значении означенная греческая частица употреблена в ст. 4-м, который собственно представляет повторение и продолжение первой фразы 1-го стиха. - Все, т. е. все коринфские христиане, которые, принимая крещение, отрекались этим самым от заблуждений политеизма и приняли веру в Единого Бога - знают Его только. - Но знание… С этой фразы и до 4-го стиха идет вставочное замечание апостола о недостаточности знания для правильного развития христианской жизни. - Надмевает, т. е. делает человека притязательным, суетным и легкомысленным. - Любовь назидает. Только то знание, которое соединено с любовью, весьма полезно, так как именно любовь понимает и умеет оценить в ближнем все, действительно стоящее внимания.

Ст. 1-7 О идоложертвенных яствах мы знаем, потому что мы все имеем знание; но знание надмевает, а любовь назидает. Кто думает, что он знает что-нибудь, тот ничего еще не знает так, как должно знать. Но кто любит Бога, тому дано знание от Него. Итак об употреблении в пищу идоложертвенного мы знаем, что идол в мире ничто, и что нет иного Бога, кроме Единого. Ибо хотя и есть так называемые боги, или на небе, или на земле, так как есть много богов и господ много,- но у нас один Бог Отец, из Которого все, и мы для Него, и один Господь Иисус Христос, Которым все, и мы Им. Но не у всех такое знание: некоторые и доныне с совестью, признающею идолов, едят идоложертвенное как жертвы идольские, и совесть их, будучи немощна, оскверняется

Положение христиан в Коринфе и других греческих городах по отношению к их согражданам-язычникам было довольно затруднительное. С одной стороны они не могли прервать с ними всякие семейные и дружественные отношения - это было и не в интересах Евангелия. С другой, - поддерживая эти отношения, христиане подвергались разного рода искушениям и могли оказаться неверными христианским началам жизни. Так их приглашали нередко на обеды к язычникам, а эти обеды состояли из яств, освященных в языческих храмах, или прямо, устраивались при этих храмах тотчас после принесения жертвы по случаю какого-либо семейного торжества. Из остатков жертвы и устраивалось пиршество для ее приносителей. Иногда эти остатки прямо продавались на рынок и могли быть, по неведению, покупаемы и христианами. - Как относились к этому обстоятельству христиане? Одни, наиболее свободные от предрассудков, говорили, что языческие боги только продукт человеческой фантазии и что поэтому можно вкушать такие яства без всякого вреда для своего душевного состояния; другие избегали таких пиршеств и таких яств, опасаясь подчиниться чрез них вредному бесовскому влиянию. Если первые, несомненно, принадлежали к ученикам Ап. Павла, то и последние могли быть также его учениками, но они не успели еще освободиться от того представления об идолах, с каким они сжились с самого детства, т. е. они смотрели еще на идолов как на богов, как на известные действительные существа. - Ап. в виду вышесказанного считает нужным прежде всего указать на то, что решать вопрос о том, вкушать или не вкушать идоложертвенные яства, нужно не только на основании знания о существе языческих богов, а и на основании любви к ближнему. Коринфяне по крайней мере, сильные верою - не признают в идолах действительных существ и веруют только в одного Творца-Бога. Но, к сожалению, не все имеют такое разумение: есть среди них такие, чья совесть мучается, когда им приходится вкушать идоложертвенные мяса, - и с этим фактом сильные верою должны считаться.