| Предыдущий | Следующий |
 |
"Мой путь к Богу", вып. 1: рассказ бывшего родновера[35:40] |
Расшифровка видео
Священник Георгий Максимов: Здравствуйте, это передача «Мой путь к Богу» со священником Георгием Максимовым. Одноименная передача выходила на телеканале «Спас» более двух лет, и после того, как там она перестала выходить, я получил много просьб от зрителей продолжить передачу. И вот мы решили пойти навстречу зрителям и продолжить её уже на площадке интернет-канала Youtube. И сегодня в первом выпуске обновлённой, возрождённой передачи «Мой путь к Богу» наш первый гость – Максим Михайлович Беляков.
Максим Беляков: Здравствуйте, отец Георгий.
Свящ. Г. М.: Здравствуйте. Штатный миссионер храма святого Иоанна Русского города Москвы. И в общем-то я могу сразу сказать всем нашим зрителям, чтобы они знали, что в общем-то Ваш путь был через самые далёкие-далёкие окраины к Христу, и в том числе и через так называемое родноверие. И о том, как именно так случилось, что человек, ранее находившийся в кругу родноверческих взглядов, сейчас оказался православным миссионером в московском храме, мы сегодня поговорим. Давайте немножко начнём с предыстории. Я так предположу, что Вы, как и большинство нашего поколения, родились и выросли в неверующей обычной советской семье, но, может быть, у Вас были какие-то встречи уже с миром веры в то время, в детстве?
М. Б.: Да, совершенно верно, отец Георгий. Я родился в семье обычных инженеров. Отец и мать мои были неверующими, но в детстве я уже получил опыт. Ну, я сталкивался с верой, я сталкивался с христианством, может быть неосознанно, несознательно, не отдавая себе отчёта, но мои бабушки по отцовской и по материнской линии были верующими, причём глубоко верующими людьми. Бабушка по отцу до сих пор жива. Я с детства помню в доме иконы, я помню, что бабушка молилась. Я даже помню себя присутствующим на молитвах, я видел, как она делала коленопреклоненные молитвы, то есть в доме всегда находились иконы, она молилась перед сном, она молилась перед принятием пищи.
Свящ. Г. М.: А стало это как-то частью Вашей жизни в то время?
М. Б.: В то время нет. Я не задавал себе даже вопрос об этом, это было просто каким-то, ну я даже не знаю, я не могу даже дать оценку сейчас тому состоянию, которое было, но это вот есть и есть. Может быть, это часть бабушкиной жизни, о которой я не спрашивал, или, может быть, я спрашивал, но сейчас у меня в памяти никаких её ответов об этом не осталось. Потому что это были вот такие детские воспоминания и ничего более. То есть интересоваться верой как таковой в то время я не интересовался.
Свящ. Г. М.: В общем, это далеко от Вас всё, да?
М. Б.: Это было – да, наверное, далеко. Потому что я был слишком маленьким. Потому что с того момента, как я себя начал уже так осознавать там – помню себя в юности – уже веры в христианство, в Христа в моей жизни как таковой не было. Были секции, кружки, я не думал просто об этом. То есть в моём мировоззрении этого ну никак не присутствовало.
Свящ. Г. М.: А когда вот первое, собственно говоря, что-то произошло, что подтолкнуло к тому, чтобы, скажем так, хотя бы в целом о духовном, о духовной стороне жизни задуматься?
М. Б.: Ну о духовной жизни, наверное, я стал задумываться уже, когда повзрослел, наверное, в переходном возрасте. Но в каком плане я стал задумываться: я вошел в некий конфликт с миром, вот именно в этом, наверное, был корень моих каких-то мыслей.
Свящ. Г. М.: А какого рода конфликт?
М. Б.: Я не понимал, почему мир не ведет себя так, как он декларирует о себе. Почему люди говорят, что надо жить в любви, надо жить в дружбе – это говорят учителя, это говорят родители, это говорят хорошие книги. То есть постоянно идет: вот надо жить, надо любить, надо жить в мире, но люди себя так не ведут. И не ведут себя даже не в плане каких-то мировых событий, а в быту так они себя не ведут. Но плюс ещё, может быть, была такая внутренняя обида, опять же: у меня родители развелись, ещё из-за этого, ну, в общем, некий такой конфликт, он всегда – ну не всегда, а сколько я себя помню сознательно, – присутствовал. И из этого вылилось такое протестное внутреннее движение. Я стал заниматься музыкой. Мне показалось, что вот именно так я себя смогу реализовать, именно так я могу что-то рассказать, так я могу протестовать в силу того, что я вижу вокруг. И со своим одноклассником сколотил группу, и мы стали – не скажу, что успешно, но в своем кругу мы были довольно популярны, – стали писать песни, играть, в общем, как-то, как говорится, взял гитару и пошёл странствовать. Играли-играли, армия, потом вернулся, и стали появляться вопросы немножко другого толка. Не другого толка, а более конкретные.
Свящ. Г. М.: Например, какие?
М. Б.: Вопросы о том, откуда этот мир, почему всё так, как оно есть. Но уже не на позиции протестанта какого-то против чего-то, а на позиции человека, пытающегося понять, почему вот люди говорят одно, а делают другое. Зачем я здесь, откуда я пришел, куда я иду, и что там, куда я иду, и что там, откуда я пришел. Вот на эти вопросы, естественно, я искал, как мне найти ответ. Я нашёл ответ именно откуда я, кто я и куда я иду, в таком мировоззрении как родноверие в то время.
Свящ. Г. М.: Это были какие-то книги, может быть, общие знакомые?
М. Б.: Да, стали появляться знакомые, потому что, мне кажется, что кто ищет, тот найдет. И человек, который пытается что-то найти, он всё ищет-ищет что-то, его тут привлекает, там привлекает, с кем-то там познакомился. Видимо, мне что-то понравилось, потому что это давало какой-то ответ на то, откуда иду, кто я такой. Может, это неправильный – ну не может быть, а он неправильный, да, но в то время он меня устраивал.
Свящ. Г. М.: Что больше всего, скажем так, нравилось в том, что Вы там читали, слушали, обсуждали, что зацепило, может быть?
М. Б.: Зацепило, прежде всего, конечно же, картинка. Картинка именно,она просто вырастала, наверное, в любовь. Именно не любовь, а вот картинка эта понравилась – именно потому, что вот был какой-то конфликт, и вот это мировоззрение показывало, что раньше было всё хорошо. Раньше было некое такое идеальное состояние, идеальный мир, и вот сейчас происходит нечто, но в будущем всё будет впереди. И мне нравилось, что я, когда по тем мировоззренческим установкам, которые мне говорили, я уже нахожусь где-то в конце пути, – я нахожусь в Руси. Русь – это начало всего, это конец всего, все языки от Руси, вся философия от Руси, Русь распространялась. Германия – это русские, которые выходили из лесов и шли Европу завоевывать, где германы. Просто вот такое мировоззрение, составленное из каких-то лоскутков очень красивых, сказочных, мифологических. Очень хотелось, видимо, в это верить. Ну как я сейчас это оцениваю, как взрослый уже человек, и это желание превратилось в уверенность, что это именно так оно и есть.
Свящ. Г. М.: Надо сказать, что многие в этом и пребывают, и до сих пор находятся. И такие картинки, которые рисуют, в том числе буквально картинки – и художники этой направленности есть, которые рисуют там – и все красивые, все такие смелые, благородные, лица открытые, и архитектура, и на фоне природы, и всё такое одухотворенное, и при этом такое вот замечательное. То есть непосредственно картинки и литература есть такая – и была, и есть сейчас. И самые разные и статьи, и материалы, и видеоматериалы – всё на эту тему есть, и люди, в общем-то, пребывают в этих, скажем так, мечтах об ушедшем «золотом веке» и надеждах на то, что он вот-вот придёт, как он был нарисован. А что Вас, собственно говоря, из вот этой, действительно, привлекательной картинки – что вот Вас вывело-то в итоге?
М. Б.: Я не знаю как сейчас, в 2003 году приблизительно ситуация начала меняться. Я работал тогда на одном предприятии, которое занималось распространением книг, много читал и видел, как появляется такая литература, и поскольку я интересовался, она мне была интересна. Но эта литература была уже совершенно другого характера. Если раньше мы читали какие-то самиздатовские вещи – там «Книга РА» – больше всего мне как-то название запомнилось, всё остальное не помню, но что-то в этом роде, это были не веды, конечно, а что-то какие-то самиздатовские вещи. То здесь уже стали появляться книги совсем другого характера: «Удар русских богов», по-моему, Истархов написал. Они вроде бы говорили о том же, но вектор направленности был совершенно другой. Если мы, когда философствовали, представляли там какие-то космические дыры – мы же не занимались каким-то культом служения, просто это всё было на уровне каких-то философских рассуждений, музыка, «Калинов мост», вот, в общем, такие. И о христианстве мы даже не думали, то есть мы не думали в том смысле, что – ну мы знали, что оно есть, конечно, но оно как-то нас не касалось, мы занимались совершенно другими вещами. То тут книги уже стали говорить о том, что… ну это были откровенные антихристианские книги.
Свящ. Г. М.: Что христиане во всем виноваты…
М. Б.: Практически да. Ну, не практически, а именно так оно и есть – что закабаление, насильственное крещение, в общем. Я помню даже, что когда я начал читать книгу «Удар русских богов», я её прочитал. Прочитал и, несмотря даже на то, что я был похожих взглядов, мне было очень противно. В аннотации к книге было сказано, что если вы один раз прочитаете и почувствуете, что вам плохо, это вот из вас выходит вся иудохристианская чертовщина. И вам нужно прочитать эту книгу как минимум три раза. Я понимал, что я больше не осилю, потому что – это откровенно, мы как-то знакомились с этим, даже сложно сказать, произведением, то очень тяжёлая такая, преисполненная ненависти какой-то, чернухии даже просто нормальному человеку её тяжело читать. Но тем не менее я её прочитал, я понял, что это просто не для меня, но вот такую позицию я принял.
Свящ. Г. М.: Антихристианскую, да?
М. Б.: Действительно, да. Действительно, я подумал: ага, вот так оно и есть. Причем, приводились там примеры – и революция, и «если в кране нет воды», соответственно, знаем, кто виноват. Но в то же время именно с этого момента началось моё разочарование именно родноверием. Потому что я решил активно бороться с христианством. Активно бороться с христианством надо как: надо узнать врага, ну хотя бы понять. Я открыл Библию. Но я открыл Библию не с целью понять, что там, а с целью найти, к чему придраться. Я её читал и выписывал вопросы – их много. Я понимаю теперь что всё-таки Писание – это зеркало, и когда его открываешь, каждый найдет там всё то, что он хочет найти, в любом случае. И если он будет сам это интерпретировать, он это будет интерпретировать так, как ему угодно, и всё будет так, как он хочет. Но когда у меня стали появляться эти вопросы, когда стал обращать внимание на текст, я опять вошел в противоречие. То есть книга – если брать, например, Ветхий Завет и читать его как некое историческое повествование (только лишь как историческое повествование), – книга довольно-таки жестокая. А если не пытаться понять, что было с людьми в то время, она не только жестокая, но она, может быть, и с моральной точки зрения неправильная. Да, там есть такие какие-то спорные моменты, если человек не понимает о чём, если он не знает толкование, если пытается сам понять, то есть такие вещи. И у меня возник вопрос, на который я не мог ответить, который меня, собственно, вывел вообще в принципе из понимания родноверия.
Свящ. Г. М.: А что за вопрос?
М. Б.: А вопрос состоял в следующем. Вот то, что написано в Библии, не скрывалось. Если это так жестоко, если это так неправильно с моральной точки зрения, то почему эта религия была принята, то есть, почему люди не сопротивлялись? То есть я как понимал: ведь в моём мировоззрении – мировоззрении родновера, мои предки – это сильные, смелые люди со светлыми лицами, которые жили в некоем условном раю, и всё у них было хорошо. И вдруг приходит человек, несколько человек, вот с такой идеологией, и если мои предки верны своим богам, и они именно такие сильные и смелые, то они бы предпочли умереть, а не покориться именно вот этой идеологии, потому что она никак не срастается с тем, о чем писали. А если они предпочли умереть, то я не их потомок. А если я потомок тех людей, то либо они не такие, как мне рассказывают в мифах, либо они трусы и так далее, либо они что-то поняли и приняли эту религию. Но опять же: я, получается предатель, предков. То есть я не принимаю то, что они принимают.
Свящ. Г. М.: То есть то, что они добровольно приняли христианство, которое Вы отвергаете?
М. Б.: Да, которое я отвергаю, либо они не были такими смелыми, и Бог Христос покорил их, насильно загнал их в кабалу из такого светлого состояния, то есть не были они такими, не были они воинами. У меня не было представления, что могло быть как-то по-другому. Либо-либо-либо – вот такие варианты. Я вошёл в противоречие, я понял, что здесь как бы правды нет, как минимум. Потому что явно было всё на виду о том, о чём говорит христианство, потому, как я понимал, но я не понимал, почему, как вот это всё произошло. Я уже знал приблизительно историю, и я не понимал, как двенадцать рыбаков вдруг вот такой немощной, слабой религией заразили Вселенную? Вот это был вопрос. Но даже когда этот вопрос появился, я его не стал искать в Церкви. Не стал, потому что для меня по-прежнему оставался это какой-то такой вражеский гарнизон.
Свящ. Г. М.: Ну да, если Вы даже и разочаровались вот в таких мифах, фантазиях родноверия, то это ещё не означает, что Вы после этого стали ближе к христианству.
М. Б.: Да, я оставался на позициях язычника, но у меня были представления, так уже сформировавшееся мировоззрение, что мир есть Бог в различных своих эманациях, проявлениях, то есть я и есть Бог, и мое общение с Богом – это моё общение с миром. Мир вот как-то так вокруг, природа есть Бог, вот так, скажем. Как говорится, я – часть природы, я – часть Бога. Опять же, стройной такой концепции не было, но представление именно было. Я до сих пор удивляюсь: как можно было без каких-то пониманий, что ли, вот на каких-то фрагментах строить своё мировоззрение, но именно так оно и происходило. Я продолжал искать. Я продолжал искать, потому что разочарование моё было очень глубокое, и я уже даже сейчас не помню, какими путями, но я столкнулся с человеком, который познакомил меня ещё с одним человеком, и этот человек привёл меня в московскую школу каббалы. Да, московская школа каббалы. Это, понятное дело, не та каббала, которой занимаются иудеи, это такая коммерциализированная каббала для всех. Главное самый у них там был адепт, раввин, как они называли, – это некий Михаэль Лайтман. И вот именно в каббале, когда я начал её изучать, я получил уже чёткое основание своего мировоззрения. То есть я получил именно подтверждение всем своим языческим домыслам. Ну, подробно объяснять вот это – оно всё равно, это учение, но оно основано на каких-то реальных вещах, вот на каких-то мистических знаниях. И о чём говорится: что наш путь от камня к человеку, и мы после человека переходим в некое такое духовное состояние. Каждый последующий период для предыдущего является богом. То есть растение – бог для камня; животные – бог для растений; человек – бог для животных. А для нас боги – в этом мире идеальная фигура – шар; мы живем в трехмерном мире, значит, для нас боги всё, что шарообразное и большое, то есть Солнце, Земля, планеты, Марс. То есть было вот так объяснено, мы так воспринимаем следующее наше состояние.
Свящ. Г. М.: То есть дальше Вы готовились стать шаром?
М. Б.: Шар – это то, что я воспринимаю отсюда, кто я там такой, я не знал, но что-то следующее. И тут уже было огромное количество литературы: «Книга Зоар», «Учение десяти сфирот», и позиционировалось это всё не как религия, не как вера, а как наука. Это наука о потустороннем мире, наука о том, что он делает, когда вы покинете этот мир. Непонятно, правда, как её применять, но были схемы, было описание, и было какое-то такое понимание. И это была последняя точка, после которой, собственно, всё завершилось. Есть такая книга «Учение десяти сфирот», там есть пять основных состояний. И последнее состояние – это Малхут-Царство. Малхут – это некое состояние, которое полностью лишено света, оно само себя отсвета закрывает. И эти сфироты были нарисованы в таком вот порядке, что я в них увидел иерусалимский крест :вот одна большая малхут, и эти четыре маленькие как бы вокруг. И почему-то сразу я представил православный храм с одним большим куполом и с четырьмя маленькими. И вот в этот момент – я не знаю, что случилось, я иначе как чудо это не воспринимаю, потому что ну не было никаких предпосылок, не было ничего. Я понял, что всё вот это – это просто искажённое Православие, просто искаженное Православие. И буквально за три дня я оттуда ушёл, я пришел в храм на улице Рябиновой, храм Спаса Нерукотворного. Почему в тот храм – потому что там Кунцевское кладбище, там мои дед, отец. Я туда пришёл, сел на лавку, и понял, что я пришёл домой, я больше отсюда никуда я не уйду. И вот это ощущение меня не покидает до сих пор. Состояние, ощущение, чувство того, что я дома, в Церкви я дома, я у Бога. И вот с этой лавки у храма Спаса Нерукотворного началось моё воцерковление, начался мой путь как православного христианина.
Свящ. Г. М.: А что на этом пути было, скажем так, наиболее сложным, были ли какие-то сложности?
М. Б.: Были сложности. Были сложности, которые есть, наверное, у каждого новоначального христианина. Я очень рьяно бросился, с жаждой начал всё это сразу пить, но у меня не было ни духовного руководителя, ни того, с кем бы я мог пообщаться, потому что у меня не было ни друзей, ни знакомых – никого в этом обществе. И начал просто с «Лествицы», я начал с Иоанна Лествичника, взял «Лествицу» и начал читать. И вот это был очень трудный, тяжёлый момент, потому что для неподготовленного человека это очень тяжело. Говорят, что человек неподготовленный, который начинает вот такие аскетические труды читать, он либо отвращается от этого, либо очень желает. Вот у меня как раз именно второе было. Я просто был готов уйти – причем у меня семья, ребёнок, – я был готов всё бросить, всё оставить, уйти куда-нибудь в лес, сесть и, не умея ничего, начать какое-то такое делание. Я почему-то считал что всё, мир во зле. Но Бог меня вернул, так скажем, в нормальное состояние. Я как-то начал ходить в народный хор, я как-то стал подвизаться, как-то в храме помогать, помогал в молодежной группе ребятам, хотя сам уже вышел из этого возраста, но мне уже просто хотелось какой-то деятельности. У меня было два храма. В этот, Спаса Нерукотворного, я ходил по воскресеньям, по выходным дням, потом к нему привык, я его видел, по крайней мере, он был какой-то более-менее знакомый. А по будням я ходил в храм Иоанна Русского, который у нас на улице Ярцевской был построен. Когда были у меня свободные дни, я ходил по будням именно туда. Я желал быть в Церкви, я всеми фибрами просто желал как-то себя реализовать. И Бог милостив: в один прекрасный день я увидел объявление на доске объявлений: «Храму Иоанна Русского требуется чтец, алтарник со знанием церковнославянского, с умением читать». Я не умел. Поэтому я сказал: «Господи, я неделю подожду, если оно будет висеть – я пойду». Через неделю я подошёл – объявление висело. Ну я опять сказал: вот если я ещё неделю подожду, потому что я боялся, я ничего не знал, – если ещё неделю подожду, и оно будет висеть, я пойду. И вторую неделю оно висело. Я опять не решился. И только вот спустя три недели опять – я себе дал точный зарок, я пришел и я уже понял, что мне уже деваться некуда: оно висит, и я себе обещал, я Богу обещал. Я подошёл к одному человеку – начальнику воскресной школы Константину Ковырзину, просто знал его постольку-поскольку посещал там некоторые воскресные занятия. Ну и вот, собственно, он меня со старостой познакомил, староста меня подвёл к настоятелю. Спасибо отцу Андрею. Он, меня практически не зная, потому что в основном настоятель бывает по выходным и по праздникам, а не по будням – он, меня не зная, все-таки дал мне шанс, и я стал алтарником, и через некоторое время он меня благословил, то есть говорит: «Ты будешь миссионером». Ну я по благословению стал миссионером, хотя честно скажу: не хотел ужасно. Не хотел, но вот сейчас как-то даже не знаю, как по-другому, потому что очень мне нравится.
Свящ. Г. М.: Конечно, когда Вы уже вошли, собственно говоря, как алтарник, как чтец, то служба православная открывается совсем с другой стороны. Я хотел вот здесь задать один вопрос, может быть, из двух частей. Первый момент. Конечно, я думаю, что есть некоторые зрители, которые скажут: ну вот это у него всё просто под воздействием чувств произошло, вот он пришел, сел на лавочку и почувствовал на душе хорошо. Но я так догадываюсь, что всё-таки за всем этим, и помимо всего этого было, конечно, для Вас и интеллектуальное открытие Православия и интеллектуальное погружение в христианство. И вот, собственно, вторая часть этого вопроса: как именно христианство, или Господь через христианство православное изменил Вашу жизнь, или что привнёс в Вашу жизнь, как бы Вы сказали?
М. Б.: Да, отец Георгий. Но, наверное, знаете, не буду сейчас о каких-то догматических вещах. Опять же не про ощущения, но хотя это близко. У меня же, как я начинал свой рассказ, был конфликт, а христианство мне открылось совершенно с другой стороны. То есть мне открылась любовь. Бог есть Любовь. Люди могут жить в любви, и Бог Сам Есть Любовь. И открывая это, понимая это и осознавая это, начинаешь смотреть совершенно по другому на многие вещи. Когда ты понимаешь, что тебя кто-то любит –причем не кто-то, а твой Творец, твой Создатель – это очень много меняет в жизни. Конечно, возможно я, как Вы говорите, зашёл в храм под воздействием каких-то чувств и ощущений, но вслед за этим… Во-первых, я бы не сказал так, что вот это именно ощущения какие-то были. Просто я не был очарован Православием, я не был очарован какой-то проповедью кого-то. Просто возникло понимание, что то, что я считаю, то, что я делаю – это искаженное Православие, исковерканное Православие. Я пришёл именно поэтому, потому что я уже понимал, что здесь есть что-то, что даст мне ответ на вопрос. Потому что здесь есть истина. Я тогда не осознавал, что я хочу, но я понимал, что сюда я пришёл. Ведь надо понимать, опять же, да – повторюсь, я не был очарован, я, можно даже сказать, шёл с некими сомнениями, потому что я шёл в стан врага, по сути дела. Но для меня это был вот какой-то временный этап. Конечно, такие острые ощущения ушли, но вот такое чувство – оно оставалось всё равно. А потом – что может быть выше любви? Вот что может быть выше любви? Если даже этого нет, то это то, ради чего стоит жить. То, ради чего стоит жить, потому что всё остальное – оно просто напрасно. Как говорится, если бы Бога не было, то Его бы стоило придумать именно в таком ключе – не в таком ключе, а именно как Любовь, потому что это наивысшее проявление человека, наивысшее проявление – ну я неправильно, наверное, сказал «человека», – стремления, наивысшего стремления человека: именно любовь, отношение друг к другу, отношение ко всему миру именно с позиции любви. Не с позиции потребительской, ещё какой-то, а именно любви. И даже просто взять и начать себе представлять, что было бы, если бы… – и мы возвращаемся в тот рай, из которого, собственно, я начал свое движение, которого я хотел, которого я искал, и который я нашел. Наверное, так.
Свящ. Г. М.: Спасибо большое Вам за Ваш рассказ ваше, свидетельство. Помощи Божьей на Вашем пути. Также и всем зрителям нашим желаю помощи Божьей. Если у вас есть какие-то вопросы, или замечания, или предложения – можете писать на наш адрес. Храни вас Господь.
Комментировать