Православное учение о искупительной жертве Спасителя на Кресте

По благословению преосвященнейшего Феодора епископа Каменец-Подольского и Городокского

Искупление человека — тема рассматриваемая в данной брошюре, с точки зрения святых отец, учителей Православной Церкви. Брошюра составлена из переписки св. отцов (изд. М. 1887 г.). Автор писем точно не известен.

Предисловие

“Возлюби Господа Бога твоего всем сердцем твоим, и всею душею твоею, и всем разумением твоим. Сия есть первая и наибольшая заповедь” (Мф.22:37). Так изложил Господь суть первых четырех заповедей.

“Идите по всему миру и проповедуйте Евангелие всей твари. Кто будет веровать и креститься, спасен будет; а кто не будет веровать, осужден будет” (Мк.16:15,16) — заповедал Господь ученикам своим.

Видим из сего, что крещение есть необходимым, но не единым условием спасения. Нужна еще вера, вера не слепая, а всем разумением.

Но как современному человеку, носимому буйными ветрами различных еретических учений, исповеданий и заблуждений, уразуметь евангельские истины. Пытливый и свободный ум человеческий задает себе подобные вопросы:

• Почему спасение людей не совершено одним Божьим мановением?
• Как правда Христова служит оправданием всех людей?
• Имеет ли благодать непреоборимую силу над человеком и возможно ли спасение человека без его согласия?
• Почему иные падают после того, как посетила их благодать?
• Каким образом воскресение Христово есть победа над смертию?
• Каким образом усвояется людям победоносная смерть Христова?
• Отчего, благодатное царство есть Церковь воинствующая, ведущая непрестанную брань со врагами спасения?
• Отчего и в душе возрожденного живет наклонность ко греху?
• Какое имеют значение болезни, лишения, вообще физическое зло в благодатном царстве любви и Божьих щедрот?
• Почему путь к святости есть путь скорбный и болезненный?
• Почему люди богатые большей частью люди живущие нечестиво? Почему не все чтители правды благоденствуют?
• Почему христиане умирают и истлевают?

Апостол говорит: вера от слышания. Но современные средства массовой информации позволяют быстро разносить различные учения противоречащие истине и друг другу. Что удивительного в том, что часто образованный человек, но мало просвещенный учением апостольской Церкви, не может часто изъяснить для себя, казалось бы, и очевидные истины.

В таких затруднениях необходимо прибегнуть к помощи святоотеческого учения Православной Церкви, свято хранящей неизменным учение Святой Соборной и Апостольской веры.

Искупление человека — тема рассматриваемая в данной брошюре, с точки зрения святых отец, учителей Православной Церкви.

Брошюра составлена из переписки св. отцев (изд. М. 1887г). Автор писем точно не известен.

О искуплении Спасителем человека

Цель воплощения Сына Божия есть спасение людей, нас ради человек и нашего ради спасения сшел Он с неба. Средство для этой цели могла найти только Божеская премудрость, и средства избранного Богом никогда не мог измыслить никакой сотворенный ум, как бы ни был он высок. Домостроительство нашего спасения ясно свидетельствует о бесконечной премудрости Единого премудрого Бога.

Премудрый и всеблагий Бог не восхотел оставить падшего человека на безвозвратную погибель, тем более, что в падшем человеке, при всем его растлении, все еще оставалась возможность восстановления. Образ Божий, основание духовной жизни человека и единения его с Богом, не был совершенно разрушен силою зла. Отпадение человека от Бога не было решительное и безвозвратное, как в начальнике зла. В помраченном уме оставалась еще мысль о Боге, искание Его, стремление к Нему, хотя стремление слепое, думающее найти Бога в тварях. В человеческой воле не было непримиримой ненависти к добру, нераскаянной злобы: но сохранялась еще возможность раскаяния, оставалась еще любовь к добру, хотя слабая и немощная, пересиливаемая влечением к злу.

Такие останки добра делали человека не совсем недостойным милосердия Божия. Любовь Божия не восхотела оставить человека в жертву смерти и злу, но благоволила восстановить его.

Для спасения падшего человека нужно было удовлетворить правде Божией за грех человека.

В царстве нравственном есть столь же необходимые законы, как и в мире физическом. Как жизнь и благоустройство внешней природы держатся на необходимых законах: так бытие и порядок нравственного царства держится на своих законах, столько же для него необходимых, как законы физические для природы, и без которых невозможно никакое нравственное устройство. Таков закон правды, требующий, чтобы все и каждое нравственное существо за заслуги получало воздаяние, за вину подвергалось наказанию. Закон этот условливает самое бытие нравственного царства.

Бог, как всеправедный, как праведный во всех путех Своих (Пс.144:17), не мог нарушить этого закона в пользу человека, но по требованию Своего бесконечного правосудия должен был или оставить падшего человека, как существо виновное, под наказанием, тем более, что его тяжкая вина пред Богом, начавшаяся падением, постоянно увеличивалась с возрастанием и увеличением его греховности, или требовать от человека совершенного прекращения греховности, изглаждения и уничтожения его виновности. И человек в свою очередь, как существо разумно-нравственное, понимающее свои нравственные обязанности, как член царства нравственного, стал бы действовать против собственного сознания, если бы вздумал отрекаться пред Богом от необходимости уплатить Ему свой нравственный долг, или требовать себе безусловного прощения.

Сила нашего внутреннего, нравственного закона так велика, и его влияние на наше сознание так сильно, что никакой преступник, сознающий свою вину, не считает наказание ему определенное несправедливостью, а напротив, признает его делом должным и законным. И нередки случаи, что преступник, утаившийся от человеческого правосудия, но обличаемый внутренним законом правды, сам открывает свое утаенное преступление, и требует себе должного наказания. Таким образом, по требованию правды и в Боге, и внутри самого человека, он должен был принести правосудию Божию удовлетворение за свой грех. Но какое же мог сделать человек удовлетворение правосудию Божию, или что мог принести в искупительную жертву за свое грехопадение? Такою жертвою не могло быть ни раскаяние человека, ни сама жизнь его. Конечно, раскаяние смягчает заслуженное наказание, но не избавляет от него, и ни в каком случае не уничтожает преступления и его виновности. Может ли должник требовать у заимодавца прощения долга по тому только, что он сознает свой долг, и раскаивается, что его не платит, и, что ему нечем заплатить? Не могла быть искупительной жертвой и сама жизнь человека потому, что она дар Божий, и, кроме того, со времени падения сделалась жертвой смерти, которая есть необходимое следствие греха. Мог ли быть выкупом со стороны человека дар Божий и притом погубленный и разрушенный человеком, за погубление которого он также был виновен пред Богом, Который смерти не сотворил, а создал все для жизни? (Прем.1:13,14);

Таким образом, человек оставался неоплатным должником пред Богом, и по закону правды, обязательность которого и сам не мог не сознавать, должен был навсегда оставаться под наказанием, в удалении от Бога, вечным пленником смерти и диавола. Точно так же, как не мог человек принести удовлетворения правде Божией за свое отпадение от Бога, не мог он и сокрушить в себе силу зла, разъединившую его с Богом, и постоянно все далее и далее увлекавшую его от Бога. А сокрушение греховной силы в человеке, по самому существу дела, было необходимо для воссоединения человека с Богом. Естественно, невозможно было воссоединение и примирение падшего человека с Богом, когда в человеке постоянно возрастала и господствовала сила греха, враждующая на Бога, не покоряющаяся Ему (Рим.8:6), от которой Бог, как всесвятый, естественно, отвращается, и ничем не гнушающийся в Своем творении, гнушается грехом (Прем.11:25. Пс.5:7).

Очевидно, человеку для воссоединения с Богом необходимо было разрушить греховное состояние, стоящее между ним и Богом (Ис.59:2), истребить в себе греховность. Но истребление греховности было дело, сколь необходимое, столько же и невозможное для человека. Греховность в человеке не есть какое-нибудь временное или случайное направление жизни и деятельности, подобное приобретенной наклонности или привычке, которая может быть и не быть, которую можно приобресть, и хотя трудно, но возможно искоренить. Напротив, греховность есть глубокая порча или растление человеческой природы, влечение непреодолимое и неискоренимое естественными силами человека, как бы внедренное в его природу, сросшееся с нею, или прирожденное.

Наклонность к злу получает человек вместе с бытием, с душею и с плотию. Всеянное в природу человеческую семя зла быстро возрастает; и человек решительно не имеет никакой возможности не только искоренить из себя силу зла, но даже с успехом противиться ей. Даже при любви к добру и при ненависти к злу, человек непреодолимо отторгается от добра и любимого, и влечется к злу и ненавидимому. Апостол говорит то, что каждому говорит собственное сознание и опыт: “не еже хощу доброе, творю, но еже не хощу злое, сие содеваю. Вижду ин залог во, удех моих противувоюющь закону ума моего, и пленяющ мя законом греховным, сущим во удех моих” (Рим.7:19, 23). Если сила греха проникла все существо человека, то совершенное уничтожение этой силы означает то-же, что обновление, воссоздание человека; следовательно, есть дело невозможное для ограниченной твари.

Воссоздателем человека мог быть только его Создатель, Который один только мог обновить и восстановить в человеке Свой образ, помраченный и искаженный грехом. Точно также одно только Божеское всемогущество могло уничтожить все естественные следствия человеческого греха, смерть и зло физическое, возвратить человеку бессмертие, потерянное грехом, а природе совершенства, отнятые у нее проклятием, возвести ее в первобытное состояние красоты и благолепия, в достойное жилище человека искупленного, спасенного и примиренного с Богом.

Итак, Спасителем человека мог быть один только Бог. Но и Бог не мог спасти человека одним только действием Своего всемогущества. Не яко человек Бог колеблется, ниже яко сын человеческий изменяется (Числ.23:10). Создав человека свободным, Бог, как неизменяемый в Своих советах, и непреложный в Своих дарах, не хотел лишить человека свободы, или насильно подчинять ее Своей, хотя и всеблагой, воле. Человек злоупотребил свободой, пал, и своими силами не мог восстать. Бог в Своей бесконечной премудрости нашел средство восстановить человека; но восстановление человека не должно было стеснять его свободы, совершаться против его воли, и без его воли. На первый взгляд представляется странным, чтобы в свободе падшего человека могло быть нехотение предлагаемого ему спасения, отречение от него. Но в том-то и открывается великая сила греховного растления, что грешник не только не ищет спасения, но даже может чувствовать ненависть к святым и благодати (Мф.7:6.), и благочестие представляется ему мерзостью, как выражается сын Сирахов (1, 25), и мудрость ненавистною, как говорит Мудрый (Прит.1:21).

История приготовления рода человеческого к принятию Искупителя ясно свидетельствует, что много нужно было времени и разнообразных и многоразличных средств для того, чтобы хотя лучшие из людей поняли, наконец, свое греховное растление и сознали необходимость своего спасения. А опыт постоянно свидетельствует, что обаятельная сила греха так велика, что и это сознание может оставаться недеятельным, и при нем еще очень возможно равнодушие к спасению, даже нехотение его.

Болезнь греховная не похожа на болезни телесные. Больной телом ищет врачевства, и жаждет выздоровления: но больной грехом почасту любит свою болезнь, услаждается ее развитием, не ищет врачевства, не хочет выздоровления. На его испорченный вкус горечь греха представляется сладостно. В его растленном сердце нестроение греховное ощущается, как вожделенное благосостояние.

Спасти человека без его хотения, против воли, насильно, было бы недостойно и Бога, даровавшего человеку свободу, и человека, как существа свободного. К чему бы тогда была и сама свобода. Бог, насильно влекущий человека ко спасению, разрушил бы Свой собственный дар свободы, и человек, насильно увлекаемый к блаженству, был бы и неспособен к блаженству и недостоин его. Св. Ефрем так рассуждает о сем: милость Божия может и насильно соделать человека праведным, но она не уничтожает в нем силу ума, хотя и знает, что может сделать человека праведным. Не употребит над нами насилия Бог, когда сам Он дал человеку свободу. Кто хочет, чтобы вели его насильно, тот недостоин милости.

На вопрос: почему спасение людей не совершено одним Божьим мановением, так-же, как одним мановением Бог создал мир из ничего, св. Афанасий Великий дает такой ответ: “Древле, когда еще вовсе ничего не существовало, для создания вселенной потребно было одно мановение и изволение. Когда же человек создан, и нужда требовала уврачевать не то, чего не было, но что уже сотворено: тогда Врачу и Спасителю следовало прийти к сотворенному уже, чтобы уврачевать существующее. Посему-то соделался Он человеком, и в действие употребил человеческое орудие — тело. В спасении имело нужду не что-либо несуществующее, — для чего достаточно было бы одного повеления; напротив того, растлен был и погибал сотворенный уже человек. Посему-то Слово справедливо и прекрасно употребило человеческое орудие.”

В другом месте Святитель разрешает возражения еретиков, говоривших, что Бог мог сказать только, и разрешить тем клятву. “Надобно иметь в виду, говорит св. Афанасий, полезное для людей, а не то принимать в рассуждение, что Богу все возможно. Если бы Бог по всемогуществу изрек, и разрешилась клятва: то в сем было бы видно могущество Повелевшего, и человек соделался бы таким же, каким был Адам до преступления; но при сем он, может быть, соделался бы худшим, потому что научился бы преступать закон. А в таком состоянии, если бы обольщен стал змием, снова настояла бы нужда Богу изрекать повеление и разрешать клятву. И посему, потребность в этом продолжалась бы в бесконечность; люди же все еще были бы виновны, раболепствуя греху. Непрестанно согрешая, непрестанно они имели бы нужду в прощении, и никогда не освободились бы от вины, сами в себе будучи плотию, и по немощи плоти всегда препобежденные законом.”

Итак, для примирения человека с Богом необходимо было удовлетворение Божественного правосудия, и истребление человеческой греховности или воссоздание человека, впрочем воссоздание не разрушающее его свободы.

Нет спора, что неистощимая Божия премудрость могла измыслить много средств для спасения человека. Но праведно милосердие Господа, пишет св. Лев, ибо тогда, как для искупления рода человеческого были у Него неизреченно многие средства, Он избрал преимущественно это средство, т.е. воплощение и смерть Сына Божия. Средство, избранное Богом, совершеннейшим образом соответствует своей цели, являя в себе и всемогущество Того, Кто возмог снизойти до самой нашей немощи, и Его правду, и Его бесконечное милосердие, и Его неизреченную премудрость, возмогшую найти такое средство, которым принесено совершеннейшее удовлетворение правде Божией, и истреблена человеческая греховность, и совершено воссоздание человека без нарушения его свободы, и побеждена смерть, и уничтожены все следствия греха.

Человек был виновен пред величием Божиим своим отпадением от Бога, преслушанием воли Его, исканием независимости от Бога, равенства с Ним, Божественности (Быт.3:29).

“Первый человек, говорит Златоустый, впал в грех от гордости, возжелал быть равным Богу, — а за сие не удержал и того, что имел, т. е. потерял, близость к Богу, и благодать, и бессмертие, и оставлен естественным последствиям своего греха: скорбям, болезням, смерти”. Велик был грех Адама, когда за искупление от него потребовалась такая необъятная жертва. Тот, для Которого равенство с Богом не было хищением (Филип.2:6), единородный Сын Божий, единосущный Богу Отцу, приемлет на Себя человеческую природу, соединяет ее в Своем лице с Божеством неслитно и нераздельно, и таким образом, восстановляет в Себе человечество чистое, совершенное и безгрешное, какое было в Адаме до грехопадения. В Своем безгрешном человечестве Богочеловек всей Своей земной жизнью и всеми Своими делами открывает совершеннейшее послушание воле Отца, с полным отречением от Своей воли (Ин.6:38, 4:34), терпит все, присужденныя человеку правдою Божиею, скорби, страдания и самую смерть, и такою жертвою вполне удовлетворяет Божескому правосудию за все человечество падшее и виновное пред Богом.

Между падением Адама и его восстановлением видно полное соответствие: за гордое стремление человека к равенству с Богом — всемилосердое нисшествие Божества до немощей человеческих, до уничижительного зрака раба; за дерзкое неповиновение человека Богу — смиреннейшее послушание Богочеловека; за неизбежные страдания человека — пришествие Господа на вольную страсть; за необходимую смерть Адама, смерть преслушания — добровольная смерть Христова, смерть послушания (Фил.2:8. Ин.10:18. Мф.26:34,42.), или принесение Господом Своей жизни в искупительную жертву за людей, сотворенных не смертными, но умерших непослушанием (Рим.5:19).

Как же, спросите, правда Христова служит оправданием всех людей? Так же, как вина Адамова делает всех людей виновными пред Богом. Адам, как глава человечества, передает всем своим потомкам и свой грех и все его следствия. Сие горькое наследство мы получаем путем естественного рождения. Христос, восстановивший в себе чистое и безгрешное человечество, соделался новою благодатною главою человеков; посему и называется вторым Адамом или вторым человеком (1Kop.15:45, 47). И Той есть глава телу Церкве (Кол.1:18), пишет Апостол о Христе.

“Чрез воплощение Божие, мы, говорит Златоустый, стали братиями Единородного, соделались Его сонаследниками, совокупились с Ним в одно тело, соделались Его членами, соединились с Ним, как тело с главою.” Вторый Адам, как новая глава человечества, передает всем членам Своим, или всем верующим в Него Свою праведность и заслуги Свои пред Богом. Сие благодатное наследие мы получаем путем таинственного рождения в купели крещения. “Якоже единаго прегрешением, говорит Апостол, во вся человеки вниде осуждение: такожде и единаго оправданием во вся человеки вниде оправдание жизни. Якоже ослушанием единаго человека грешни быша мнози, сице и послушанием единаго праведни будут мнози” (Рим.6:18, 19).

Одна и таже правда Божия открывается в вменении людям и виновности Адамовой, и оправдания Христова. “Как Адам для своих потомков, хотя они и не ели древесного плода, соделался причиною смерти, введенной в мир Адамовым ядением, говорит Златоустый, так и Христос для верующих в Него, хотя они и не имели праведных дел, соделался виновником праведности, которую даровал всем нам чрез Крест. Итак по благому суду правды Божией, что приобретает Богочеловек Своими заслугами Своему человечеству, то, как глава, приобретает вместе и всем Своим членам, или всем верующим в Него. Восстановив в Себе чистое и безгрешное человечество, какое было в Адаме до греха, Он открывает в нем возможность снова получить благодать, которой лишен был Адам в следствие своего греха.”

Нераздельно соединив в лице Своем восприятое человечество с Божеством, Богочеловек полагает основание теснейшего единения между Богом и людьми; Своим совершеннейшим послушанием воле Божией заглаждает непослушание Адама; Своим уничижением — его горделивую мечту о равенстве с Богом, и тем примиряет человека с Богом; наконец, Своими вольными страданиями и Своею крестного смертью приносит совершеннейшее удовлетворение Божескому правосудию, или искупляет человека от вечной смерти, потому что, и мгновение смерти Богочеловека, по соприсутствию вечного Божества, равняется вечности.

Таким образом, говоря словами Григория Богослова, Необъемлемый объемлется чрез разумную душу, посредствующую между Божеством и грубою плотию; Богатящий обнищевает, обнищевает до плоти моей, чтобы мне обогатиться Его Божеством. Исполненный истощается, истощается не надолго в славе Своей, чтобы мне быть причастником полноты Его. Он восприял худшее, чтобы дать лучшее; обнищал, чтобы нам обогатиться Его нищетою; принял зрак раба, чтобы нам получить свободу; нисшел, чтобы, нам вознестись; был искушен, чтобы нам победить; претерпел бесславие, чтобы нас прославить; умер, чтобы спасти; вознесся, чтобы привлечь к Себе долу лежащих в греховном падении.

При мысли, — что Искупитель наш есть Единородный Сын Божий, равный Богу Отцу, — понятно будет, что крестная жертва Христова не только есть полнейшее и совершеннейшее удовлетворение правосудию Божию за все человеческие грехи, не только равноценна ценности всех человеческих душ, но имеет бесконечно высшую цену, так, как бесконечно выше человека Тот, Кто принес за человека искупительную жертву на Кресте.

Дорог выкуп за душу, говорит Пророк (Пс.48:9). Но как ни многоценна душа человеческая, и как ни велик долг, лежавший на людях, сделанный за них выкуп, — кровь Христова — бесконечно превышает и ценность искупленных душ, и с бесконечным преизбытком вознаграждает количество долга, уплаты которого требовало Божеское правосудие. Св. Златоуст пишет: “Христос заплатил гораздо больше, нежели чем были должны; Его уплата в сравнении с долгом тоже, что безмерное море в сравнении с малою каплею.”

На сей-то бесконечной ценности искупительной жертвы, принесенной на Кресте, безмерно превышающей долги человечества пред Богом, и основывается право Искупителя прощать грехи кающимся, очищать и освящать их души Своею кровию, и тем поддерживать их союз и мир с Богом.

Аще исповедаем грехи наша, пишет Апостол, верен есть и праведен (Бог), да оставит нам грехи наша, и очистит нас от всякия неправды (1Ин.1:9). По силе же безмерных крестных заслуг Христовых не только прощаются согрешения и очищаются греховные нечистоты верующих, но изливается на них обилие благодатных даров. Бог и Отец Господа нашего Иисуса Христа, по свидетельству Апостола, усыновив нас Себе Иисусом Христом, в Нем, Своем Возлюбленном, благодатствует нас, искупленных кровию Его, богатством благодати Своей (Ефес.1:3-7). Благодатные дары, изливаемые на нас недостойных, даруются Богом, как бы Христу, нашему Искупителю и Ходатаю, и нам во Христе и чрез Христа Иисуса. И от исполнения Его мы вси прияхом, говорит Евангелист, благодать возблагодать (Ин.1:16), одно благодеяние за другим, целый ряд благодеяний, одно другого выше, или, как говорит Апостол, избыток благодати (Рим.5:17). Бог, приявший бесценный выкуп за людей, не оскорбляя Своего правосудия, не только покрывает человеческие грехи, но не щадит для верующих благодатных даров Своих, наполняет и переполняет меру их готовности к приятию сих даров. “Итак, не сомневайся, человек, пишет Златоустый, видя такое богатство благ; не любопытствуй знать, как потушена искра смерти и греха, когда на нее пролито целое море благодатных даров.”

Итак, вочеловечившыйся Сын Божий Своею крестною смертию приносит за людей совершеннейшее удовлетворение Божию правосудию, осудившему человека на вечную смерть. По силе сего удовлетворения Он отверзает дверь благодати грешному человеку, и в таинственной бани пакибытия (Тит.3:5) непостижимым рождением от Духа воссоздает человека, смывает с него скверну греха, оправдывает и освящает его, соделывает чадом Божиим и членом тела Своего — Церкви, спасает от вечных наказаний за грехи и соделывает наследником вечной жизни, так, что Христос, как говорит Златоустый, не только исправил все то, что повреждено Адамом, но все сие восстановил в большей мере и в высшей степени. Нет и сравнения между грехом и благодатию, между смертью и жизнью, между диаволом и Богом: а, напротив, бесконечное расстояние между одним и другим. И свойство дела, и могущество Совершившего оное, и самое приличие — так, как для Бога приличнее спасать, чем наказывать,— все показывает, что превосходство и победа на стороне Христовой.

Как возрождение, так и дальнейшее благодатное действование Духа Божия на возрожденного для нас непостижимо, и ведомо только Ему — Совершителю нашего возрождения и освящения (1Кор. 2:10, 11).

Бог, богословствует святый Григорий, как создал несуществовавших, так воссоздал уже получивших бытие созданием, которое божественнее и выше прежнего, а потому непостижимее прежнего, хотя и прежнее непостижимо. Но мы знаем, что как возрождение, так и вообще облагодатствование человека совершается не только без разрушения возрождаемого и облагодатствуемого, как выражается Богослов, но и без всякого стеснения человеческой свободы.

Было мнение, что благодать имеет непреоборимую силу над человеком, и есть безусловное действие божественной воли, по которому Бог всякого, кого хочет спасти, освящает и спасает, без всякого отношения к свободе человека, без его воли и даже против его воли: «Воля человеческая, говорили защитники этого мнения, так немощна, что Божественная благодать тем только и может помочь ей, что действует на нее решительно и непреоборимо. Вся елика восхоте, Господь сотвори на небеси и на земли (Пс.134:6). Он творит и грядущая (Ис.45:11). Может ли же человеческая воля воспрепятствовать Его всемогуществу делать с нею, что Он хочет? И с волями человеческими Он делает, что хочет, и когда хочет. И из нехотящих (спасения) Он творит хотящих. И воли развратные, отвергающие веру, всемогущий Бог может обратить к вере. Нужно молить Бога, чтобы Он только восхотел, а что Он захочет, необходимо сделается с человеком».

Такое учение о непреоборимой благодати основывается на неправильном понимании всемогущества. Конечно, всемогущий Бог может сделать все, что хочет: но Он хочет только того, что согласно с Его премудростию и правдою, потому что праведен Господь во всех путях Своих (Пс.144:17). Хотя правда Его всегда благая, но и благость всегда праведная.

Всемогущество, необлеченное правдою и действующее безотчетно, не есть свойство Бога премудрого, а похоже на древнюю судьбу, которую выдумали, и которой трепетали язычники. Будто Бог от вечности безусловно предопределил — одних ко спасению, и действует на них непреоборимою благодатию, так, что они спасаются необходимо, даже против воли; а других безусловно предопределил к погибели, и лишает их благодати, и они погибают, какая бы ни была в них приемлемость благодати! Почемуже, спрашивали защитников этого мрачного учения, из двух новорожденных младенцев, одинаково подверженных первородному греху, один предопределяется к спасению, другой к погибели? Почему из двух нечестивцев — одного Бог призывает так, что он следует Призывающему, а другого или вовсе не призывает, или призывает не так, как первого? Вообще, по каким основаниям Бог определяет столь различные жребии людям — одним спасение, другим погибель? Ответ был один: судьбы Божии непостижимы. Благодарение Богу, что Он и некоторых спасает, тогда, как не был бы несправедливым, если бы и всех обрек на погибель.

Вопрос о предопределении очень ясно разрешен Апостолом. Их же предуведе, говорит Апостол о Боге, тех и предустави сообразных быти образу Сына Его, яко быти Ему первородну во многих братиях. А их же предустави, тех и призва; а их же призва, сих и оправда: а их же оправда, сих и прослави (Рим.8:29,30). Отсюда видно, что предопределение Божие основывается на предведении и условливается свободою предопределяемых. Бог, говорит Златоустый, не ждет, как человек, окончания дела, дабы видеть, кто добр, кто нет; а напротив, прежде сего знает, кто порочен и кто нет. Знающему тайны сердца совершенно известно, кто достоин венцев, и кто наказания и мучения. В ком из людей от вечности предвидел Бог приятие благодати Его и деятельное стремление ко спасению, тех и предопределил ко спасению и к славе; и в ком предвидел отвержение благодати, упорное закоснение во зле, тех предопределил к осуждению и на погибель. Таким образом, от свободы каждого зависит, быть ли ему в числе предопределенных ко спасению, или на погибель.

Что касается благодати, будто бы действующей в человеке с непреоборимою силою, то такого благодатного действования мы никогда не замечаем в своей жизни. В самой горячей, воодушевленной любви к добру человек чувствует себя свободным, а не понуждаемым посторонней силой. Мы очень хорошо различаем в себе действия свободные и действия более или менее вынужденные и принудительные; но никто никогда не замечал в своей душе, чтобы благодать стесняла нашу свободу, и необходимо, насильно влекла нас к добру. Нет, скажем словами св. Дамаскина, Бог не вынуждает добродетели, и не силою похищает человека у смерти.

Тако возлюби Бог мир, яко и Сына Своего Единороднаго дал есть, да всяк веруяй в Онь, не погибнет, но имать живот вечный (Ин.4:16), не просто всякий, но только всякий верующий, т. е. имеющий внутреннее свободное согласие на истину, возвещаемую Христом, и свободное стремление к жизни вечной, даруемой Сыном Божиим. Елицы же прияша Его, даде им область чадом Божиим быти (Ин.1:12); область — значит власть, почетное право, высокое преимущество (1Мак.11:58). Не сказал Евангелист: соделал чадами Божьими, усыновил Богу, но: дал власть соделаться чадами Божьими. И сказал так во-первых потому, как объясняет Златоустый, что благодать не действует насильственно, не стесняет человеческой свободы и самовластия: но приходит и действует только в тех, которые желают ее и пекутся о ней. Если же они не хотят, дар и не приходит и не действует в них. Божие дело дать благодать, человеческое — представить веру; во-вторых потому, что с нашей стороны великое нужно усердие, чтобы сохранить чистым и незапятнанным данный нам в крещении образ сыноположения.

Конечно, Бог есть действуяй в нас и еже хотети и еже деяти (Фил. 2:13); но самое хотение благодать созидает в душе человеческой не без ее согласия и не без ее сочувствия к добродетели, хотение которой созидает. Когда ты захочешь, говорит Златоуст, тогда и Он будет действовать,— еже хотети; Он дает нам и ревность и совершение дела. Св. первомученик Стефан обличает в неверующих противление Духу Святому (Деян.7:51). Апостол умоляет верующих не тщетно принимать благодать Божию (2Кор.6:1), убеждает их не угашать Духа (1Сол.5:29), не оскорблять Его (Еф. 4:10), не ожесточать сердца при слышании гласа Его (Евр.3:7). Он убеждает верующих возгревать в себе дар благодати (2Тим.1:6), возрастать в зрелость мужа, в меру полного возраста Христова (Еф.4:11,13), возмогать в Господе (6, 10), преображаться от славы в славу (2Кор.3:18), богатеть добродетелью (8:7), исполняться Духом (Еф.5:18). Не насильно входит благодать Божия в сердце человека, но стоит при дверях и толчет: аще кто услышит глас ея и отверзет двери, входит к нему (Апок.3:20). Благодатствующий нас Дух Святый не порабощает нашей свободы, но, по слову Апостола, спослушествует духови нашему, яко есьмы чада Божия (Рим.8:16), т. е. ободряет, подкрепляет, уполномочивает наше дерзновение, с которым мы обращаемся к Богу, как дети к отцу; не насильно влечет Дух нашу свободу, но способствует нам в немощах наших (Рим.8:26). Все сии Апостольские изречения, убеждения и наставления ясно показывают, что благодать не стесняет человеческой свободы, не действует с непреоборимою силою, но требует со стороны человека свободного согласия, сочувствия и содействия. Оставление грехов, говорит Дамаскин, дается в крещении всем равно, а благодать Духа по мере веры и предварительного очищения. Итак, хотя ныне чрез крещение принимаем начаток Св. Духа, и возрождение бывает для нас началом другой жизни, печатию, охранением и просвещением: однакоже, мы всеми силами должны твердо блюсти себя чистыми от скверных дел, чтобы возвратившись, подобно псу на свою блевотину, нам опять не сделаться рабами греха. Для сохранения чистоты, говорит Златоустый, недостаточно того, чтобы только креститься и веровать. Если мы хотим навсегда удержать сию светлость (чистоту, полученную в крещении), то должны вести достойную ее жизнь.

Что мы рождаемся таинственным рождением, и очищаемся от всех прежних грехов, сие даруется нам в самом крещении; но чтобы после крещения пребывать чистыми, и снова не прикасаться ни к какой нечистоте; это зависит от нашей власти и старания.

С особенной ясностью и полнотою раскрывает участие человеческой свободы в благодатном деле нашего спасения преподобный Макарий Египетский. “В Евангелии написано, говорит св. отец, что Господь послал рабов призвать желающих и объявить им: се обед Мой уготовах (Мф.22:4), но сами званные отказывались и говорили: один: супруга волов купих; другой: жену поях (Лук.14:19-20). Видишь ли, Звавший готов, откреклись же званные. Видишь, Господь уготовал им царство, зовет их, чтобы вошли, но они не хотят. Посему, воля человеческая есть как бы существенное условие. Если нет воли: сам Бог ничего не делает, хотя и может по свободе Своей. Посему, совершение дела Духом зависит от воли человека. Душа должна быть содейственницею присущей в ней благодати Духа.”

Господь и у совершенных взыскует душевного изволения на служение Духу, чтобы взаимное было согласие (между душею и Духом). Видишь, как удобоизменяема одна и та же природа (человеческая), наклонна то к худому, то, наоборот, к прекрасному, и в следствие того и другого имеет способность соизволять, на какие захочет дела. Поэтому, природа наша удобоприемлема и для добра и для зла, и для Божией благодати, и для сопротивной силы. Но она не может быть приневоливаема.

Человек имеет такую природу, что и тот, кто во глубине порока и работает греху, может обратиться к добру, и тот, кто связан Духом Святым, и упоен небесным, имеет власть обратиться к злу. И те самые, которые вкусили Божией благодати и стали причастниками Духа, если не будут осторожны, угасают и делаются хуже того, какими были. И сие бывает не потому, что Бог изменяем и немощен, или Дух угасает, но потому, что сами люди не соглашаются с благодатию, почему и совращаются и впадают в тысячи зол.

Как совершенный не привязан какою-либо необходимостью к добру, так не привязан и к злу погрязший во грехе… напротив того, и он имеет свободу соделаться сосудом избрания и жизни, а подобно, и наоборот, упоенные Божеством, хотя исполнены и связаны Духом Святым, однако же не удерживаются никакою необходимостью, но имеют свободу обратиться и делать в веке сем, что хотят.

Почему иные падают после того, как посетила их благодать? Падают не потому, что благодать угасает или изнемогает; попускает же Бог действовать злобе, чтобы испытать твое произволение и твою свободу, куда она наклонна. И ты, приближаясь опять своею волею к Господу, снова призываешь на себя посещение благодати. Ибо, почему написано: Духа не угашайте (1Солун.5:29), когда Он неугашаем и святоносен. Потому, что ты, нерадея о Духе и не согласуясь с Ним своею волею, угасаешь для Духа. Подобным образом Писание говорит: не оскорбляйте Духа Святаго (Еф.4:30). Видишь, в твоей состоит воле, и в твоем самопроизволе, почитать Св. Духа, а не оскорблять Его. А я тебе сказываю, что и в совершенных христианах, которые пленены и упоены добром, есть свободное произволение. Благодать попускает и совершенным духовным мужам иметь свои изволения и власть делать, что хотят, и преклоняться, на что им угодно. Как сопротивные силы, так и благодать Божия оказываются побуждающими, а не поневоливающими, чтобы вполне сохранить в нас свободу и самовластие. Посему-то и за те худые дела, какие человек делает по научению сатаны, человек подвергается наказанию; потому что не насильно вовлечен в порок, но побужден к нему собственною своею волею. А подобно сему, и в добром деле, благодать не себе приписывает сделанное, но человеку, и потому присвояет ему славу, что сам для себя стал он виновником доброго. Ибо благодать не делает волю его непременною, связав приневоливающею силою: но, пребывая в человеке, она дает место и свободе, чтобы явным сделалось, склонна ли его воля к добродетели или пороку.

Таким образом, в искуплении рода человеческого смертью Христовою открывается чудная целесообразность, измышление и устроение которой возможно только всемогущей премудрости Божией. Воплотившийся Сын Божий приносит за людей совершеннейшее удовлетворение правосудию Божию, и Своими безмерными заслугами пред Богом, избавляет людей от всех заслуженных ими наказаний, приобретает им неоскудевающее обилие благодатных дарований, воссоздает человека не разрушая его, истребляет греховность не стесняя свободы грешника. Всякий ум возблагоговеет и пред Божиею правдою, потребовавшею за человека такой великой жертвы, и пред любовью Отца небесного, не пощадившего для нас Своего Единородного, и пред Божиею премудростию, измыслившею такое чудное воссоздание падшего человека, и пред Божиим всемогуществом, приведшим в исполнение сие дивное дело.

Когда совершилось искупление на Кресте, быстро последовали спасительные его действия, как то: разрушение ада; умерщвление смерти; основание и устроение благодатного царства на земле; возможность, для верующих, наследия Царства Небесного.

Еще Господь продолжал Свое служение на земле как Его Предтеча сущим во аде благовествовал Бога, явльшегося плотию и вземлющего грех мира, также, как тот же Предтеча на земле возвестил Его пришестие к людям. Когда Божественное тело Иисуса Христа почивало во гробе, Он с душею, яко Бог, сходит во ад, в духовную темницу, или в мрачное и унылое, по выражению св. Григория, обиталище духов, грехом отчужденных от Божия лицезрения и соединенного с Ним света и блаженства; в сей-то темнице сущим духовом Господь сошед проповеда, как говорит Апостол (1Петр.3:19). Из сей темницы Разрушитель ада возводит с Собою в светлые обители Отца небесного все души, сошедшие во ад с верою и ожиданием предсказанного Пророками Его будущего пришествия, и души уверовавшие в самом аде Его проповеди. Обоженная душа Христова, говорит Дамаскин, нисходит во ад для того, чтобы, как живущим на земле воссияло Солнце правды, так и для сидящих под землею во тьме и сени смертной воссиял Свет; чтобы, как находящимся на земле Христос благовествовал мир, пленным освобождение, слепым прозрение, и для уверовавших был виновником вечного спасения, а для неверующих обличителем в неверии, — так и сущим во аде; да всяко колено поклонится Ему небесных, земных преисподних (Фил.2:10). Таким образом, освободив узников, заключенных от века, Он востал из мертвых, проложив и нам путь воскресения.

Каким же образом воскресение Христово есть победа над смертию, поработившей род человеческий, и основание нашего воскресения?

Смерть есть оброк греха (Рим.6:23). Христос, как чистый и безгрешный по Своему человечеству, не имел никакой необходимости умирать, так, как не имел такой необходимости и Адам до своего падения.

Смерть Христова была смертью послушания, совершенно свободною жертвою любви (Фил.2:8. Ин.10:15, 18). По воскресении же Христос не имеет не только никакой необходимости смерти, но и самой возможности умереть, как говорит Августин. Таким образом, Христос воскресением преобретает Своему человечеству невозможность смерти, полное и совершенное бессмертие, или, что тоже, побеждает смерть, как говорит Апостол: Христос воста от мертвых, к тому уже не умирает: смерть Им к тому не обладает (Рим.6:9); или, по выражению Дамаскина, соделовается начатком воскресения совершенного и уже неподлежащего смерти.

Если смерть привилась к телу, говорит Афанасий Великий, и как в нем пребывающая, возобладала им: то нужно было и жизни привиться к телу, чтобы, облекшись в жизнь, свергло оно с себя тление. Посему, Спаситель справедливо облекся в тело, чтобы, по привитии тела к жизни, не оставалось оно долее в смерти, как смертное, но как облекшееся в бессмертие, по воскресении пребывало уже бессмертным. Ибо, однажды облекшись в тление, не воскресло бы оно, если бы не облеклось в жизнь. И еще: поскольку смерть могла явиться не сама по себе, а только в теле, то Слово облеклось для сего в тело, чтобы, обретши смерть в теле, истребить ее.

Каким же образом усвояется людям победоносная смерть Христова, и воскресение Христово служит основанием нашего воскресения?

Основание этого есть теснейшее соединение верующих со Христом, как членов тела с своею главою (Еф.4:15, 16), зане уди есмы тела Его от плоти Его, и от костей Его (5, 30). Как Адам есть глава человечества по естественному происхождению от него всех людей: так Христос есть глава Своей Церкви по духовному или благодатному соединению с Ним всех верующих. Чрез возрождение в крещении и чрез причащение тела и крови Христовой все верующие, действительно, как учит Апостол, делаются членами тела Его, от плоти Его и от костей Его. Ядый Мою плоть и пияй Мою кровь, во Мне пребывает и Аз в нем (Ин.6:56).

Таким образом, по одинаковому нашему отношению к первому и второму Адаму, с одинаковым правом от первого мы наследуем греховность и смерть, от второго праведность и воскресение, или иначе: чего лишились в Адаме, то приобретаем во Христе: в Адаме умерли, во Христе воскресли. Так учит Апостол: ныне Христос возста от мертвых, начаток умершим бысть. Понеже бо человеком смерть бысть, и человеком воскресение мертвых. Яко же бо о Адаме вси умирают, такожде и о Христе вси оживут (1Kop.15:20–22).

Совершив дело искупления, Господь основывает благодатное царство или земную Церковь, которой Сам делается главою (Кол.1:18); вводит в нее мудрое устройство, вполне соответствующее цели, с какою устроено благодатное царство, и которая есть освящение людей — грешников, а затем, воссоединение их с Богом; установляет в ней таинства, как неиссякающие источники благодати, и Сам, оставаясь верховным Пастыреначальником (1Пет. 5:4) Своей Церкви, облекает особенною силою Духа ее видимых учителей, пастырей и строителей Таин, и на каждого верующего изливает обилие благодатных дарований по мере веры и приемлемости каждого.

По намерению Божественного Основателя Церкви и согласно с ее устройством, каждый верующий, возрожденный и освящаемый Духом Святым, соединенный со Христом, как член тела с главою, руководимый благодатию, словом Божьим, пастырями и учителями Церкви, должен в мире, с верою и упованием переходить из Церкви земной в Церковь небесную приуготовленным и способным к жизни в светлых небесных обителях.

Церковь Христова не назначена для одного какого-либо народа, но открыта для иудеев и язычников, для всех племен и народов земли, и со времени своего основания и доселе постоянно приемлет новых чад во всех концах мира, без всякого различия народности, звания и состояния. И иудеев, и еллинов, и варваров, и скифов, и рабов и свободных с одинаковою любовью приемлет Церковь, и всем одинаковые предлагает сокровища благодати (Гал.3:28. Кол.3:11). Так заповедал ее Божественный Основатель. Посылая Апостолов на всемирную проповедь, Господь заповедует им: шедше в мир весь, проповедите Евангелие всей твари; шедше научите вся языки (Мк.16:15. Мф.28:19); иже веру имет и крестится, спасен будет (Мк.16:16.). Если есть еще народы, которые коснеют в язычестве и до которых еще не достигала евангельская проповедь: то это, конечно, зависит не от Бога, Который есть Отец щедрот (2Кор.1:3), и всем человекам хочет спастися (1Тим.2:4), но от нравственного состояния и от степени духовной приемлемости народов, доселе коснеющих в язычестве.

Спаситель пришел на землю чрез несколько тысячелетий после падения человека, не потому, что медлит Господь исполнением Своих обетований (2Пет.3:9), но потому, что ранее род человеческий не был приготовлен к принятию Искупителя. Так и теперь, если к некоторым народам не приходит Господь в лице проповедников Евангелия, то это не значит, что Он медлит с их спасением, но не видит возможности для них спасения, не видит в них духовной приемлемости к евангельской истине. Притом, Церковь зовет людей ко спасению, но не влечет их насильно. И во времена Христовы в Иудее были города, которые не хотели и принять Апостолов, и по выходе из которых проповедники Евангелия должны были отрясать прах от ног своих (Мф.10:14).

И в настоящее время в христианской Европе живут упорные жители Магомета, а напротив, в диких странах умножаются чада Церкви Христовой. Спаситель сказал о благодатном царстве, что оно окончится не прежде, как проповестся сие Евангелие царствия во всей вселенней, во свидетельство всем языком: и тогда приидет кончина (Мф.24:14).

Вознесением на Небо Господь открыл чадам Церкви земной вход в Царство Небесное (Евр.6:20, Ин.14:2, 3). Как глава Церкви небесной, так же как и земной, Он устрояет духовное общение между той и другой. Верующие члены Церкви земной молитвенно призывают на помощь святых Церкви небесной, а сии, как более близкие к Богу, приносят пред лице Его молитвы верующих, подкрепляют их собственными молитвами (Апок.8:3,4.), и по воле Божией благодатно и благотворно действуют на верующих, живущих на земле. Так Бог порядка, дивный во святых Своих, устрояет взаимное общение между Церковью небесною и земною, в каком они и будут оставаться, доколе Господь не соединит их в одно царство славы.

Отчего же, спросите вы, благодатное царство есть Церковь воинствующая, ведущая непрестанную брань со врагами спасения? От чего и в душе возрожденного живет наклонность ко греху? Какое имеют значение болезни, лишения, вообще физическое зло в благодатном царстве любви и Божьих щедрот? На все подобные вопросы можно дать успокоительные ответы.

Невинная свобода Адама, осуществившая в себе возможность зла, приобрела себе наклонность к злу, которая не только сделалась неискоренимой естественными силами человека, но наклонностию господствующею и преобладающею в душе. Эту наклонность к злу и виновность ее пред Богом каждый потомок Адама получает путем естественного рождения, вместе с жизнью. Святое крещение,— скажем заимствованными словами,— возрождает человека в новую жизнь, но не уничтожает тотчас жизни ветхого человека; ибо вседействующая благодать Божия дает место действию веры и подвигу человека, дабы милость была не без правды, и дабы мы добровольно приняли спасение. Каким образом, и возрожденный не устыдился признаться, что аще речем, яко греха не имамы, себе прельщаем (1Ин.1:8), обманываем сами себя.

Но благодать не оставляет человека в таком же порабощении греху, в каком бывает человек невозрожденный. Если кто имеет ревность о своем спасении, хочет трудиться и работать для своего спасения, желает и просит благодатной помощи против нападений греха, тому благодать, по мере его усердия к добру, подает силу бороться с наклонностию к греху, ослаблять ее в себе, доводить ее до крайнего изнеможения и бессилия, и в тоже время возращать в себе, усиливать, оплодотворять любовь к добру,— возрастать и преуспевать в добродетели.

“Человеку надобно, говорит св. Макарий, по собственному произволению, возделывать землю сердца своего и трудиться: потому, что Бог требует от человека труда, усилия и делания. Но если не явятся свыше небесное облако и благодатные дожди, ни в чем не успеет трудящийся земледелец. Как земля одна и та же, но где жестка, а где, тучна, в ином месте способна к насаждению винограда, а в другом к сеянию пшеницы и ячменя: так различны и сердца и произволения человеческие, а сообразно с сим подаются и дарования свыше. Бог знает, как кто может употребить данное ему, и сообразно с тем дает различные дарования. Кораблю для хорошего плавания нужны кормчий, также умеренный и благоприятный ветер: так всем сим в душе верной бывает Господь, и дает ей силу, мужество и искусство, как сам Он знает — переплыть свирепые волны лукавства, укрощая ярость их, страшные непогоды и порывы насильственных ветров греха”.

Кто хочет истинно благоугождать Богу, прияв от Него небесную благодать Духа, возрастать и усовершенствоваться о Духе Святом, тот должен принуждать себя к исполнению всех заповедей Божьих и покорять сердце даже против воли его, по сказанному: сего ради по всем заповедям Твоим направляхся, всяк путь неправды возненавидех (Пс.118:128). Если кто будет приневоливать и нудить себя ко всякому упражнению в добродетели; то приобучает себя к доброму навыку, и таким образом, непрестанно прося и моля Господа, и получив просимое, вкусив сладости Божией и став причастником Духа Святаго, делает, что растет и цветет данное ему дарование, упокоеваясь в его смиренномудрии, любви и кротости. Сам Дух дарует ему сие и научает его истинной молитве, истинной любви, истинной кротости, к которым прежде он принуждал себя, которых искал, о которых заботился и помышлял, и которые наконец даны ему. Неизвестные в язычестве, но нередкие в христианстве примеры людей, восставших из глубины зла и восшедших на высоту добродетели, примеры святых, людей нам подобострастных и на земле еще достигших ангельского бесстрастия, ясно нам показывают, до какого бессилия, при помощи благодати, может довести человек остающуюся в нем наследственную наклонность к злу. «Под бесстрастием, пишет один из достигших онаго, не иное что разумею, как внутреннее небо ума, для которого демонские злоухищрения то же, наконец, что и детские игрушки».

Св. Макарий так изображает состояние людей, покоряющихся благодати; «Хотя нравственная порча пребывает в самом естестве, однако же преобладает там только, где находит себе пажить. Нежные стебли пшеницы могут быть заглушены плевелами. Но когда, с наступлением лета, растения сделаются сухи, тогда плевелы нимало не вредят пшенице. Пусть будет тридцать мер чистой пшеницы, но есть в ней примесь и плевел, напр. окажется их несколько горстей, плевелы незаметны будут во множестве пшеницы.

Так и в благодати, когда дар Божий и благодать приумножаются в человеке, и богатеет он в Господа, тогда порок, хотя отчасти и остается в человеке, не может вредить ему, и не имеет никакой над ним силы или никакой в нем доли. Ибо для того и пришествие и промышление Господне, чтобы нас порабощенных, повинных и подчинившихся пороку, освободить и соделать победителями смерти и греха».

Следовательно, не благодать, но наша свобода, не покоряющаяся благодати и не желающая подвизаться против греха, виновата в том, что наследственная наклонность ко греху, не только не ослабляется в нас, но постоянно усиливается и приносит столь обильные плоды.

Если же наклонность ко греху остается и под сенью благодати, если грех находит себе место и в людях возрожденных (1Ин.1:8), то что неестественного, если со грехом остаются и естественные следствия греха, обращаемые премудростию Божиею и в наказание за грех и во врачевство греха? И о возрожденных Апостол свидетельствует, что много согрешаем вси (Иак.3:2); а посему и возрожденные подвергаются болезням, скорбям, страданиям. Впрочем, если будем искренни, не можем не сознаться, что в жизни не очень много бед и зол неизбежных и неотвратимых.

В обыкновенном ходе человеческой жизни более чувств покойных и приятных, чем ощущений болезненных и горестных. Житейские скорби, лишения, так называемые несчастия, часто не суть несчастия необходимые и неизбежные, но несчастья созданные самим человеком и им измышленные. Потребности и привязанности искуственные, порожденные нашею изнеженною чувственностию, созданные воображением, плодовитым в творчестве суеты, от времени и привычки получившие силу потребностей естественных и необходимых, слишком рабское подчинение обычаям и правилам света, роскошь, постоянно возрастающая, недостаток благоразумия, или неуменье человека довольствоваться благами, возможными по его средствам и для него достижимыми, и спокойно отказаться от благ недостижимых, желание, не отставать от других, имеющих больше средств жизни, мелкое тщеславие и самолюбие, управляющее нашими житейскими делами, — вот самые обыкновенные источники скорбей и горестей, отравляющих человеческую жизнь. Как часто невозможность приобрести какую-нибудь вещь, в сущности пустую и бесполезную, без которой легко обойтись, отзывается в изнеженном или тщеславном сердце, как действительное, горькое зло!

И сколько таких самосозданных зол в жизни каждого! Человек — добровольный мученик им же созданной суеты. Самые действительные физические недуги и болезни или создаются самим же человеком, или получают над ним особенную болезненную и разрушительную силу от его же изнеженности и чувственного расслабления. По мере распространения неумеренности, изнеженности, роскоши в той или другой стране, обыкновенно увеличивается число болезней, и появляются их новые виды, прежде неизвестные. «Число тайных и открытых врагов жизни человека, говорит один знаменитый врач, довольно многочисленно. Если подумаем, как мало подвергаются болезням какие-нибудь жители островов южного океана, и бросим взгляд на наши патологические трактаты, где болезни шествуют ротами и полками, возрастают до тысячных числ; то ужасаешься последствий, какие может произвести роскошь, растление нравов, образ жизни, несогласный с природой и крайности во всем. Многие, даже большая часть из этих болезней, происходит от собственной нашей вины, и каждый день порождаются новые от нас же самих. Есть такие болезни, которые, неизвестно, откуда взялись, и о коих не знали в древности».

Нашей изнеженностью мы даем особенную силу нашим болезням. Муки рождения признаются самыми болезненными; но как различна степень этих страданий в чертогах и хижинах, среди роскоши и нищеты! «В муках рождает и богатая и бедная, говорит блаж. Феодорит, но поверь опыту, что роды для бедной гораздо легче, и муки ее гораздо сноснее. Привычка к труду делает для нее муки рождения не так чувствительными. Женщин изнеженных еще прежде родов необходимо мучат врачи. И богатые и бедные одинаково носят во чреве, но не одинаково рождают: у первых при утешении богатства гораздо труднее роды, у последних, при недостатке даже необходимого, приходит на помощь сама природа, утешая легкостию родов. Творец природы таким образом уравнивает неравенство человеческих состояний, и трудности родов, бывающей в богатом состоянии, предлагает облегчение во врачах и лекарствах, а к бедности, лишенной врачебного пособия, посылая на помощь саму природу».

В другом месте блаж. Феодорит описывает состояние богача во время болезни, и сравнивает с ним такое же состояние человека бедного. Творец, видя многие услуги, оказываемые богачам, бедности в наследие даровал здоровье. И богач желал бы иметь здоровье бедного, а бедняк с сожалением смотрит на хворость богача. Во время болезни человек богатый окружен бесчисленными удобствами и услугами, однако же сильно страдает, и едва в состоянии переносить припадки болезни. Если он болен зимою, то заключен в сильно нагретые комнаты, лежит на мягком ложе, под многими теплыми покровами, в комнатах растоплены камины, нагревающие воздух; пред ним многочисленные лекарства, воюющие на болезни, врачи дают ему утешительные обещания, друзья своими беседами стараются рассеять скуку больного. Если он болен в летнее время, больного выносят в другие комнаты, более прохладные. Если и здесь недостает прохлады, слуги веерами навевают на него ветер. Повсюду расставлены деревья, превращающие дом в сад или рощу. На полу устрояются водяные фонтаны, чтобы нагонять сон на его вежди. Окруженный отовсюду толикими услугами и удобствами, больной однако же страдает, сбрасывает покровы, мечется, и движением рук обнаруживает внутренний пламень. А бедняк имеет одну только комнату, и ту часто наемную. Есть и такие, которые не в состоянии нанять комнаты и живут на дворе: земля служит им постелью, а ковром навоз. Во время болезни нет у бедного ни врача, ни повара, который бы готовил пищу больному сообразно с приказанием врача, нет ни раба, ни рабыни, нет, иногда и жены, которая бы послужила больному. Вся надежда его на Божие промышление, облегчающее томительные болезни, смягчающее муки, без лекарства прохлаждающее огневицу, устраняющее вред, который могут нанести больному или холод, или зной, или сырость. Никто не учит его, какие яства усиливают болезнь и какие содействуют выздоровлению, без разбору и без различия он ест, что случится, и вредное оказывается полезным, и холодная вода является лекарством, и сухой хлеб угашает пламя. Не нуждается он во внутренних или в наружных лекарствах. Недостаток их восполняет сама природа, и сама доставляет больному врачебную помощь. И однако же больной, лежащий на земле, гораздо легче переносит свою болезнь, нежели богачи, при всех удобствах и услугах».

Конечно, есть злополучия, за которые мы не можем уже обвинять свою изнеженность, злострадания болезненные и разрушительные, удары, поражающие в самую глубину сердца. Как возможны такие явления в царстве любви? Почему Господь путетворит стези гневу Своему в людях, искупленных кровию Сына Его? По слову Апостола, много согрешаем вси (Иак.3:2); и аще речем, яко греха не имамы, себе прельщаем (1Ин.1:8); следовательно постоянно в нас есть, что наказывать, и что заслуживает наказания. По крайней мере, безопаснее для человека в каждом ниспосылаемом на него бедствии видеть наказание за свои грехи, а не испытание своих добродетелей.

В наказаниях Апостол открывает глубочайшую цель, или побуждение, по которому Господь посещает в верующих скорбями и бедствиями. Егоже любит Господь, наказует: биет же всякаго сына, егоже приемлет. Аще наказание терпите, якоже сыновом обретается вам Бог: который бо есть сын, егоже не наказует отец? Аще же без наказания есте, емуже причастницы быша вси, убо прелюбодейчищи есте, а не сынове (Евр.12:6-8). Так Апостол в наказаниях, ниспосылаемых на верующих, видит отеческую любовь к ним Божию. И сам Господь говорит: Аз, ихже аще люблю, обличаю и наказую (Апок.3:29). Любовь Божия есть не только всеблагая и всемилующая но и любовь — высочайше премудрая. Земные родители по своей слепой любви часто приучают своих детей к изнеженности и своеволию, и тем измлада портят в них и здоровье и сердце: напротив, любовь Отца небесного, наказуя любимых, наказывает их на пользу, да причастимся святыни Его (Евр.12:10).

Почему же путь к святости есть путь скорбный и болезненный? Потому, что в скорбях и страданиях есть сила очистительная, подобная силе огня, который очищает золото от грубых примесей и наростов. С веселием взираю на Него (Христа), говорит Григорий Богослов, даже когда посылает мне скорби; радуюсь, что чрез печали делает меня легче, как золото, которое было смешано с прахом и потом очищено. Бог, как Очиститель, по словам Богослова, пережигает человека страданиями. Непреложная истина, что сердце человека там, где его сокровища. Сокровища человека чувственного в предметах его любви и привязанностей, в благах земных и временных. Когда эти сокровища разрушаются и отнимаются у человека,— сердце невольно отстраняется и отрывается от земного, и, если не всегда и не прямо устремляется к небесному и вечному,— то, по крайней мере, получает большую возможность и свободу для таких стремлений, привязанности к земному разрываемые и пресекаемые — дают в душе место стремлениям к небесному. Конечно от самого человека зависит, как он приимет ниспосылаемые на него бедствия, и какой принесут они в нем плод, подействуют ли на него, как сила очистительная. Иной, посещаемый тяжким лишением или скорбию, действительно отрывается от земного, и в Боге, в сыновней покорности воле Отца небесного ищет и находит и утешение и укрепление. Иной под ударами бед падает. Привязанность пресеченная, или лишенная своего предмета, переходит в малодушие, в уныние, в отчаяние. В последнем случае виновато не бедствие, всегда очищающее и окрыляющее душу не совсем загрубелую в чувственности, но идолопоклонническая привязанность человека к отнятому благу, нравственное расслабление воли, сделавшейся неспособной ни к борьбе, ни к терпению, недоверие к Промыслу, забвение, что на земле и радости и скорби имеют конец и недалекий, и что будет другая жизнь бесконечная, в сравнении с блаженством которой, все нынешние страдания, по выражению Апостола, ничего не стоят (Рим.8:18).

Бог создал человека для блаженства, а не для страдания. Путем светлой и радостной жизни человек должен был бы восходить от совершенства к совершенству, от славы к славе. И теперь человек, искупленный смертию Христовою, получил возможность из земной юдоли плача и скорбей восходить опять к жизни, в которой не будет ни болезней, ни печалей, ни воздыханий.

Творец с своей стороны невиновен ни в о дном человеческом вздохе ни в одной слезе, которую проливают люди под гнетом своих бесчисленных скорбей и горестей. Труды, болезни, скорби — суть естественные следствия человеческого греха,— следовательно дело человеческой свободы, а не Божия устроения.

Спаситель не запрещает Своим последователям обладание благами земными, но только заповедует верующим прежде всего заботиться о благах духовных. Ищите прежде царствия Божия и правды его, говорит Господь, и сия вся приложатся вам (Мф.6:33),— т.е. стремление к добродетелям, ведущим в Царствие Божие, должно быть господствующим в жизни человека, покоряющим себе все другие стремления. Главным предметом исканий человеческих должны быть Царствие Небесное и ведущая в оное праведность, потом уже и земные блага в такой мере, в какой искание сих благ не препятствует добродетели, не замедляет, не останавливает стремление к ней. Но в том и дело, что человек извратил этот порядок своих стремлений, хотя такой порядок необходим и по суду даже разума, который учит предпочитать высшие блага низшим и след. блага небесные и вечные предпочитать земным и временным. Добродетель становится делом второстепенным; главным предметом человеческих забот, исканий и стремлений делается не Царствие Божие, но устроение жизни земной и наполнение ее доступными благами.

Даже в жизни человека благоустроенного и любящего добро — земныя попечения и привязанности сильно замедляют и затрудняют ему путь в царствие Божие. Вот причина, почему Бог отнимает у сынов человеческих земные блага, разрывает их привязанности.

В душе каждого человека есть врожденное стремление к Богу, к добродетели, к благам духовным и негибнущим. Бог требует, чтобы человек, как существо свободное, предначал своею волею стремление к Нему, и под этим условием ниспосылает желающему благодатные силы, потребные к жизни и благочестию (2Пет.1:3). Но человек, усилив в себе чувственность, всем сердцем прилепился к благам земным, видит в них последнюю цель своей жизни и своих стремлений, выдумал или изобрел бесчисленное множество нужд и потребностей, и вместе с тем образовал для себя бесчисленное множество влечений и привязанностей к вещам земным, среди которых почти неощутительно делается стремление к Богу. Если же оно и является среди земных влечений и привязанностей, то слабо, беспрестанно прерываемое ими и замедляемое. Против сих-то идолопоклоннических привязанностей к благам земным, лишения и скорби, как отнятие благ, имеют врачующую, очистительную силу. Врожденное стремление к Богу заглушено, подавлено, или по крайней мере ослабляется и прерывается влечениями чувственными, попечениями и привязанностями земными. И вот когда отнимаются у человека блага, или предметы его чувственных привязанностей и влечений, когда сии привязанности разрываются, влечения пресекаются, как наросты снимаются с души, — слышнее и ощутительнее делается во глубине ее стремление к Богу, к благам духовным, неразрушимым и негибнущим; сильнее двигается и желание приемлемости благодати враждующей на страсти и укрепляющей.

Таким образом, скорбь или страдание есть болезненная, но спасительная операция, которою Врач души снимает с нее грубые наросты. И в этом смысле наказание человека, отнятие у него благ, посещение его скорбями, лишениями, болезнями — есть выражение Божественной любви к страждущему, подобно тому, как любовь родительская заставляет отца или мать отнимать у дитяти опасные игрушки и вредные лакомства, несмотря на его вопли и слезы.

Больной, принимая лекарство, ощущает его горький и неприятный вкус, не ощущая его целебных свойств, или во время врачебного прижигания или рассечения чувствует только боль и телесное страдание, и уже после, при выздоровлении почувствует целительную силу принятого неприятного лекарства, или спасительность и необходимость перенесенного мучительного прижигания или рассечения. Подобно сему, и больной грехом, и врачуемый лишениями и бедствиями, во время сего врачевания чувствует только боль, скорбь и страдание, и после уже, по мере того, как душа целительною силою страданий и скорбей очищается, просветляется, приходит в духовное здравие, когда она, пораженная в своих земных привязанностях, лишенная благ, отстраняется от земного, и к Богу и к благодати Его обращается за утешением и укреплением,— тогда человек, почувствовав сладость духовных стремлений и благодатного единения с Богом, опытно, сердцем понимает, что его же любит Господь, наказует, что наказание есть действительно явление любви Божией к человеку. Всякое наказание, в настоящее время, говорит Апостол, не мнится радость быти, но печаль; последи же плода мирен наученным тем воздает правды (Евр.12:11). Надобно только быть крепкодушным, говорит Григорий Богослов, с любовию принимать всякое Божие посещение, приятно ли оно, или скорбно, и знать, что всему есть причина, хотя и сокрыта она в глубине Божией премудрости. Итак, вот значение, или цель всех наших лишений, скорбей и бедствий — это уврачевание души, очищение ее от греховных язв и страстей.

Следовательно не Бог виновен в наших страданиях, а виновна наша собственная греховность, так, как не врач виноват, когда дает горькое врачевство, или делает болезненное прижигание, а болезнь больного, требующая таких средств.

Если Господь наказывает тех, которых любит, и скорбями врачует и очищает души, то естественно, что лучшие из людей более других подвергаются лишениям, скорбям и озлоблениям, потому, что они более других любимы Богом, и способнее других к очищению и след. достойнее того, чтобы Врач душ очищал их от приражающегося к ним греха. Для умного сына, говорит Богослов, не достоин ли уважения родительский жезл? А снисходительность для него не зло ли? Воля порочная, расслабленная чувственностью, часто не выносит испытания, падает под бременем скорбей и бед, подобно тому, как слишком сильное лекарство не целительно действует, но разрушает слабое тело. Посему, Господь не вводит таких людей в испытание, но долготерпит на них, самым счастьем и благоденствием призывая их на путь добра (Рим.2:4).

Ты, может быть, скажеш, рассуждает блаж. Феодорит, почему же люди богатые большей частью люди живущие нечестиво? Почему же не все чтители правды благоденствуют? Но если бы Судия в настоящей жизни отдал богатство одним только добродетельным, — тогда делатели зла нашли бы в этом сильное для себя оправдание. Тогда бы они стали говорить то же, что сказал начальник их об Иове: “даром ли Иов чтит Бога? Не Ты ли оградил его, его дом, его имение, благословил дела рук его, и стада его распростер по земле? Но простри руку Твою и коснись имения его, не отречется ли от Тебя пред лицем Твоим” (Иов.1:9-11)? Так бы стали говорить и приверженцы зла, если бы одни только чтители добродетели пользовались богатством. Но теперь, когда Творец распределил богатство и бедность между добродетельными и порочными, и одни пользуются ими для приобретения добродетели, а другие для умножения порока, то, ни богатым, ни бедным, живущим в зле, не остается никакого оправдания. Те, которые с добрыми и прекрасными целями употребляют свое богатство, и бедных делают участниками своего изобилия, служат обличением людей, которые или нечестиво расточают богатство, или впадают в скупость. А те, которые бедность умеряют любомудрием и мужественно и благородно переносят ее нападения, будут истинными обличителями тех, которые в бедности научились порокам.

Лучшие и добродетельнейшие из людей способнее других выдержать испытание; посему Господь, вводя их в испытание, открывает им возможность не только просиять чистотою, но и окрепнуть в добре, взойти на высшие степени совершенства, и получить победные венцы. Блажен муж, говорит Апостол, иже претерпит — искушение: зане искусен быв, приимет венец жизни, его же обеща Бог любящим Его (Иак.1:12).

О нем же радуйтеся, пишет другой Апостол, мало ныне, аще лепо есть, прискорбны бывше в различных напастех; да искушение вашея веры многочестнейше злата гибнуща, огнем же искушена, обрящется в похвалу и честь и славу во откровении Иисус Христове (1Пет.1:6-7). Праведник, говорит Богослов, и сверх ожидания угнетается, дабы, искусившись яко злато в горниле (Прем. Сол. 3:6), очиститься и от малейшей, какая еще оставалась в нем, примеси зла (ибо никто, по естественному рождению, не бывает совершенно чист от скверны, как это слышим мы из Писания, (Иов.14:4) — и явиться еще более достойным, так, как и сию тайну нахожу я в божественном Писании (Прем.3:5).

Когда видишь доброго в несчастьи, разумей, что скорбь служит очищением. Если и немного привлек он на себя нечистоты, то потребны труды стереть ее так, чтобы не осталось ничего, годного к сожжению. Или, несчастья бывают также, по Божию попущению, искушением и бранью от неприязненного. В этом да уверит тебя победоносный Иов. Если, как новый Иов, изнемогает телом в борьбе с завистником, то для того, чтобы после подвига получить победный венец. Его страданиями и скорбями да не утешается порочный, и добродетельный да не смущается слабым умом! Кто без болезней соделал хорошего лучшим? А страждущий знает, что и болезнь ему помощник, что она или врачевство для оскверненных, или борьба и слава для очищенных.

Господь сердцеведец соразмеряет силу искушения с духовною силою искушаемого. Искушение вас не достиже, точию человеческое, пишет Апостол, верен же Бог, Иже не оставит вам искуситися паче, еже можете, но сотворит со искушением и избытие, яко возмощи вам понести (1Кор.10:13). Испытующий сердца и утробы, конечно, не ввел бы Иова в столь тяжкое испытание, если бы не знал духовных сил Праведника, и не провидел его победного торжества. Посему, и человек добродетельный, если еще несилен духом, не подвергается тяжким испытаниям. Праведник или злостраждет и чрез сие, может быть, испытуется, говорит Богослов, или благоденствует, и тем охраняется, если он беден умом и не очень возвысился над видимым.

Таким образом, Бог или ограждает человека благоденствием, или посещает его лишениями и скорбями, смотря по тому, что для человека полезнее, и как для него удобнее приближаться к Богу, путем ли земного благоденствия, или путем злострадания. Самая коловратность, или непостоянство благ земных имеет благую и мудрую цель.

Здешние блага быстро протекают, рассуждает Богослов, даются на час, и подобно, как камешки в игре, перекидываются с места на место, и переходят то к тем, то к другим. Это самое, что видимые блага подвергаются и подвергают нас то тем, то другим превратностям, то возносятся вверх, то падают вниз, и кружатся как в вихре, и прежде нежели овладеем ими, убегают и удаляются от нас, и таким образом играют нами, обманывают нас, — не направлено ли к тому, чтобы мы, усмотрев их непостоянство и переменчивость, скорее устремились к пристанищу будущей жизни? В самом деле, что было бы с нами, если б земное наше счастье было постоянно, когда и при непостоянстве его мы столько к нему привязаны?

Смерть есть общий жребий всех людей. Умирают и верующие во Христа; нет между христианами бессмертного, как нет и безгрешного. Но смерть христиан есть вместе Божие к ним благодеяние. Смерть освобождает человека от земных соблазнов и искушений, изводит человека из-под влияния искусителя, и пресекает собою путь греха. В этом смысле св. Григорий Богослов смерть называет приобретением человека. И здесь, говорит он (т. е. по падении), человек приобретает нечто, именно смерть, в пресечение греха, чтобы зло не стало бессмертным. Таким образом самое наказание делается человеколюбием. Сократил Ты продолжение жизни нашей, прославляет св. Ефрем Бога; по милосердию сократил Ты дни наши, чтобы не удлинялся ряд грехов наших.

На вопрос: почему христиане умирают и истлевают? Св. Макарий отвечает: «тела христиан, если и разрушаются на время, то снова будут воскрешены во славе, потому что освящены. Поэтому смерть христиан называем сном и успением. А если бы человек стал бессмертен и нетленен по телу, — то мир, видя необычайность дела, а именно, что тела христиан не истлевают, преклонялся бы к добру по какой-то необходимости уже, а не по произвольному расположению. Но чтобы ясно была видна и оставалась в человеке свобода, какую Бог дал ему вначале, все устрояется с особенным о сем смотрением, и тела разрушаются, чтобы в воле человека было обратиться к добру, или к злу.

Что касается до страха смерти, то в христианах естественен только нравственный страх смерти. Мысль о смерти должна охлаждать любовь ко всему конечному и преходящему, умерять земные пристрастия и привязанности, удерживать человека от греховных поползновений и начинаний и поддерживать его на пути добродетели и честности. Помни последняя твоя, и во веки не согрешиши, говорит Мудрый. Такой страх смерти благодетелен и спасителен. Мысль о смерти имеет ту выгоду, что укрепляет человека на поприще добродетели и честности. Пусть в сомнительном случае, или когда надобно разрешить, что справедливо и что ложно, подумают только о последнем часе жизни, и спросят самих себя: как поступили бы тогда, или как бы хотелось тогда поступить? Всякое наслаждение, среди которого можно думать о смерти без страха, конечно, невинно. Если против кого-нибудь возникает ненависть, или зависть, или овладевает желание отомстить кому-нибудь за оскорбление,— пусть подумают только о последнем часе жизни о новых соотношениях для нас в другом мире, и всякая неприязненность тотчас исчезнет. Причина этому та, что, переменяя точку зрения, мы посмотрим на вещь в настоящем ее свете, а не сквозь призму наших собственных, мелких и часто себялюбивых интересов. Мечта исчезает и остается одна существенность»!

Апостол смотрит на смерть, как на предмет желания, говорит, что ему гораздо лучше разрешиться и со Христом быть, чем оставаться во плоти, что ему, еже жити Христос: и еже умрети приобретение есть (Фил.1:21, 23, 24. сн. 2Кор.5:8). Но и каждый христианин с светлым и покойным духом может спокойно вступать в долину смертной тени (Пс.22:4).

Умирающий с верою в воскресение и в бессмертную жизнь со Христом, очищенный от грехов в таинстве покаяния, напутствуемый Телом и Кровию Христовою, сопровождаемый молитвами Церкви, уповающий на милосердие Искупителя,— при таких условиях верующий, конечно, может ожидать смерти спокойно и благодушно, и встречать приближение ее без страха. И св. Церковь в своих надгробных песнопениях постоянно приучает нас видеть в смерти тихое пристанище после бурного плавания по житейскому морю, успокоение после трудов и скорбей жизни.

Таким образом смерть, изрекаемая древле, как угроза и определенная грешнику как наказание, по пришествии Христовом возвещается как блаженное успокоение от трудов и скорбей настоящей жизни. Тайнозритель благовествует: “и слышах глас с небесе, глаголющь ми: напиши: блаженни мертвии, умирающии о Господе, отныне. Ей глаголет Дух, да почиют от трудов своих” (Апок.14:13).

Итак, искуплением человека и устроением благодатного Царства, Творец достигает своей цели, для которой он создал человека. Человек, созданный для блаженного единения с Богом, пал, самовольно удалился от Бога и лишил себя блаженства. Чрез искупление он снова воссоединен с Богом и облаженствован, и сие воссоздание падшего совершается и без нарушения человеческой свободы и без оскорбления правосудия Божия.

Сия Творческая цель теперь постоянно и постепенно осуществляется, и будет осуществляться, доколе стоит благодатное Царство, и доколе Евангелие Царствия будет проповедано всем народам. Полное ее осуществление будет в Царстве славы.

О правосудии Божием

Настоящее состояние мира есть состояние переходное. Цель такого состояния есть распространение в мире благодатного Царства Христова. Цель эту ясно указывает сам Основатель благодатного царства, предсказывая ученикам Своим, что конец мира приидет тогда, когда Евангелие Царствия проповедано будет по всей вселенной — всем народам (Мф.24:14). Осуществление этой цели на земли мы видим: свет веры постоянно распространяется по лицу земли и проникает в самые отдаленные страны мира. Среди племен самых диких и невежественных Церковь приобретает себе новых чад. С самого основания христианства апостольское служение не прекращалось и не прекращается. Когда приидет кончина мира, на земле не останется ни одного народа, неслыхавшего евангельской проповеди. После того, как войдет в Церковь полное число язычников, и Израиль, по пророческому слову Апостола, разсеянный и отверженный, будет призван (к вере) и спасен (Рим.11:25, 26). С распространением Церкви земной приумножается и Церковь небесная. Духи праведных скончавшихся переходят в Церковь торжествующую на небесах. Но и душам грешников, которые до разлучения с настоящей жизнью покаялись, только не успели принести плодов достойных покаяния, до последнего суда есть еще возможность освобождаться от уз ада. Путь к сему освобождению открыл и проложил Своим Крестом Разрушитель ада, изведший оттуда вместе с Собою души, уверовавшие Его проповеди. И ныне имеет Он ключи ада и смерти (Апок.1:18.); следовательно, может отверзать затворы адовы и освобождать оттуда узников.

Конечно, души, заключенные во ад, и неожесточенные во зле, могут глубоко раскаиваться в грехах земной жизни, чувствовать к ним отвращение, мыслимо и сердцем стремиться к добру, к которому были иногда равнодушны на земле; но в аде они не имеют никакой возможности принести плоды, достойные покаяния и оправдать свое стремление к добру делами любви и милосердия. Этот недостаток плодов покаяния и добрых дел, по благому устроению Божию, заменяют для них молитвы Церкви об умерших, благотворения, совершаемые на земле по их завещанию, или во имя их, особенно же принесение за них безкровной жертвы, предстательство за них святых в Церкви Небесной (Апок.8:3, 4) и наконец, всесильное ходатайство пред Отцем самого Искупителя (Евр.7:25).

При таких средствах, души, заключенные во аде, и по своему покаянию и стремлению к добру способные к райской жизни, несмотря на недостаток добрых дел, могут переходить из духовной темницы в обители Небесные. «Несомненно, говорит Св. Дамаскин, что каждый человек, имевший в себе закваску добродетелей, но неуспевший превратить ее в хлеб,— потому, что хотя и хотел, но не мог сего сделать или по лености, или по беспечности, или по человеческой немощи, или потому, что отлагал сие со дня на день, и сверх чаяния пожат и постигнут смертию, — не будет забыт праведным Судиею и Владыкою; но по смерти его Господь возбудит его родных, ближних и друзей, направит мысли их, привлечет сердца и преклонит души их к оказанию пособия и помощи ему. А когда Бог подвигнет их и Владыка коснется сердец их, они поспешат вознаградить опущение умершего».

Эта помощь, оказываемая умершему живыми, есть молитвы за него, поминовения, благотворения, особенно принесение безкровной жертвы. И Церковь всегда несомненно веровала и верует в силу и действенность молитв своих за умерших. «Слушай, говорит Златоустый, что говорит Бог: защищу град сей Мене ради, и Давида ради раба Моего» (4Цар.20:6). Если только память Праведника была так сильна, то как не сильны будут дела, творимые за усопшего?

Не напрасно установили Апостолы, чтобы, при совершении страшных Таин, поминать усопших. Ибо когда весь народ и священный лик стоит с воздеянием рук, и когда предлежит страшная Жертва, то как не умолим Бога, прося за умерших»? Подобно сему святый Ефрем Сирин в своем предсмертном завещании, прося за себя молитв и поминовений, почитает несомненным, что священники Сына Божия святыми жертвами и молитвами уст своих могут очищать грехи умерших».

Определяющий все числом и мерою (Прем.11:21) назначил миру определенное время бытия. Когда время, данное миру, дойдет до своего предела, настанет последний день мира, день великий и страшный, судный день Господа нашего Иисуса Христа (Мф.11: 22. 2Кор.1:14), в оньже хощет Он судити вселенней в правде (Деян. 17:31).

Слово Божие открывает все великие события этого дня: пришествие Господа во славе, воскресение мертвых, изменение живых, всеобщий суд, кончину настоящего мира, уничтожение смерти и зла физического или обновление природы.

Вместе с кончиной мира вещественного и преобразованием его в мир новый, лучший, последует кончина и благодатного царства Христова, и откроется вечное Царство Божие, Царство Славы. Облеченные в тела нетленные, крепкие и духовные, граждане нового Иерусалима, т. е. Царства Славы, не будут знать ни немощей, ни лишений и печалей. “Не взалчут ктому, ниже вжаждут, не имать же пасти на них солнце, ниже всяк зной” (Апок.7:16). “И отъимет Бог всляку слезу от очию их, и смерти не будет ктому: ни плача, ни вопля, ни болезни, не будет ктому” (Апок.21:4).

Самое же высшее блаженство сей преблаженной жизни будет созерцание Бога лицем к лицу (1Кор.13:12) и ближайшее, доступное для твари, единение с Богом, или близость к Нему (Ин.17:22, 23). Когда Тайнозритель созерцал образ нового Иерусалима, он слышал голос: “се скиния Божия с человеки, и вселится с ними, и тии людие Его будут, и сам Бог будет с ними Бог их” (Апок.21:3).

С устроением царства славы, Творец осуществляет Свою цель, с которой Он создал мир и ввел в него человека. Человек сотворенный для блаженного единения с Богом, был увлечен, врагом Божиим, пал и вместе с собою увлек весь человеческий род в бездну зла и погибели.

Зло возрастало и разливалось в мире с ужасающей быстротой. Скоро Бог был совершенно забыт людьми. Весь мир погрузился в глубокую тьму идолопоклонства и крайнего развращения, Разъединение человека с Богом было, по-видимому, решительное и безвозвратное. Диавол торжествовал.

Между Богом и людьми было такое противостояние, которого не могли разрушить ни сам человек, ни какое-либо сотворенное существо. Но непостижимая Божия Премудрость находит средство спасти человека и возвести его в прежнее блаженное состояние и союз с Богом.

Единородный Сын Божий принимает на Себя дело искупления и спасения человека, восстановляет его и воссоединяет с Богом; совершая сие чудное дело, и совершеннейшим образом удовлетворяет Божескому правосудию, и сохраняет ненарушимой свободу самого человека; ибо ненасильно влечет его ко спасению.

Таким образом, постоянно продолжается восстановление людей, и будет продолжаться до конца мира. Тогда Господь торжественно отдаст царство Свое Богу и Отцу и будет, заключим словами Апостола: “Бог всяческая во всех” (1Кор.15:24,28).

Какой же конец зла? Зло физическое будет совершенно уничтожено. Какая же судьба зла нравственного? Что будет с людьми, осужденными на последнем суде и неспособными к блаженной жизни в Царстве Славы? Господь Иисус Христос говорит о них: “идут сии в муку вечную” (Мф.25:46). Слова Господа так ясны и определенны, что невозможно никакое толкование их, кроме буквального.

Нет ни одной откровенной истины, против которой с таким упорством вооружался бы слепотствующий разум, с какою возстает он против вечности мучений. Различными вопросами и недоумениями, он старается подорвать, или по крайней мере, оподозрить сие учение:

Неужели, говорят противники сего учения, для Всемогущего возможны цели недостижимые? Бог воззвал к бытию тварь ради славы Своей, и назначил человеку высочайшую цель — богоподобие и вечное блаженное общение с Собою. И, однако, несмотря на все средства и меры, и естественные и сверхъестественные, Бог не достигает Своей цели, или достигает ее невполне. Вопреки Своей цели Творец вынужден устроить темницу, в которую на всю вечность будут заключены существа сотворенные и назначенные для блаженства. Ограниченной, человеческой мудрости очень возможно предположить себе какую-нибудь цель, не соразмерив ее с средствами, доступными человеку, и потому или вовсе не достигать своей цели, или достигать ее не-вполне. Но можно ли думать, что бесконечная Творческая премудрость определила цель творения, и не предуготовала и не могла измыслить средств, достаточных для достижения этой цели? Правда, человек самовольно уклонился от своей цели, указанной ему Богом, и пал. Но Бог не отказался от Своей цели и не восхотел оставить падшего человека на безвозвратную погибель. Человек возстановлен и спасен. Крестная жертва Христова не только равноценна ценности всех человеческих душ, но имеет безконечно высшую цену. В искупление людей, излиянная кровь Христова бесконечно превышает и ценность искупленных душ, и с бесконечным преизбытком вознаграждает количество долга, уплаты которого требовало за людей Божеское правосудие. Неужели же и сей бесценный выкуп еще недостаточен для покрытия всех человеческих долгов пред Богом? Неужели и после жертвы, принесенной Искупителем за людей, еще найдутся между ними существа столь виновные пред Богом, что будут подвергнуты мучениям, и притом вечным? Разве тяжесть человеческих грехов может перевесить бесконечные заслуги Христовы? Вечные мучения противоречат свойствам Божиим. Согласно ли с безконечной Божией благостию, обрекать тварь на вечные страдания? Правосудно ли за грехи временной и краткой жизни подвергать наказанию вечному? Притом же, вечное наказание есть наказание бесцельное. Всякое наказание имеет целью исправление наказуемого. Наказание, неимеющее этой цели, есть простое мщение. Неужели же Бог вечным мучением будет мстить твари? Бог от вечности провидел судьбы всех созданных Им тварей. Зачем же Он создал существа, которых Он видел последнюю, страшную судьбу. Неужели для страданий, для геенны? Апостол говорит, что с откровением царства славы, “Бог будет всяческая во всех” (1Кор.15:28); а где Бог, там свет, жизнь и блаженство; где же будет геенна, если Бог будет всяческая во всех?

Все изложенные здесь вопросы кажутся имеющими силу только на первый взгляд. Они потеряют свою кажущуюся силу, если мы всем им противопоставим один только вопрос, и если сможем отвечать на него положительно, именно следующий вопрос: может ли существо ограниченное, как человек, вынеся из сей жизни нераскаянность и ожесточение в зле, оставаться в этом ожесточении на всю вечность без всякого желания обратиться к Богу, без всякой нравственной возможности принимать какие-нибудь благие влияния или благодатную помощь? Может ли ограниченное существо, как человек, на всю вечность оставаться в ожесточении, которое, начинаясь здесь с отчаяния в своем спасении, и с сомнения в действенность покаяния, постепенно возрастая и усиливаясь, неминуемо дойдет до упорного противления Богу?

Есть основания отвечать на этот вопрос положительно.

Содрогается мысль человеческая, представляя вечность мучений. Невозможно представление более ужасающее и потрясающее душу. И действительно, трудно представить, чтобы Бог осудил на вечные мучения существа хотя грешные, но покаявшиеся во грехах, хотя неуспевшие оправдать своего покаяния делами, деятельным обращением к добру, но алчущии и жаждущие правды. Сам Спаситель обещает удовлетворение сей духовной алчбе и жажде; (Мф.5:6).

По крайней мере несомненно, что душам, отшедшим с верою и покаянием, хотя и незапечатлевшим свою веру добрыми делами, до времени всеобщего суда есть возможность освобождаться от уз ада, по молитвам Церкви, и особенно по силе безкровной Жертвы приносимой за умерших. Св. Апостол Иоанн говорит о дерзновении молитв верующих пред Богом: вемы, яко послушает нас, еже аще просим. Посему, Богослов внушает каждому верующему молиться о согрешениях брата своего с упованием, что молитва его будет услышана Богом.

О прощении одного только греха не заповедует Апостол молиться. “Аще кто узрит брата своего согрешающи грех не к смерти, да просит, и даст ему (Бог) живот, — согрешающим не к смерти; есть грех к смерти: не о том, глаголю, да молится” (1Ин.5:14-16).

Сам Господь свидетельствует, что все согрешения сынов человеческих могут получить отпущение или прощение. “Аминь, глаголю вам, яко вся отпустятся согрешения сыном человеческим и хуления, елика аще восхулят” (Мк.3:28). За один только грех никогда не будет прощения: это грех или хула на Духа Святаго. “Иже речешь на Духа Святаго, не отпустится ему, ни в сей век, ни в будущий; не имать отпущения во веки, но повинен есть вечному суду” (Мф.12:32, Мк.3:29).

Грех или хула на Духа Святаго — есть упорное противление очевидной истине Божией, совершенное неверие и нераскаянность, — упорное отвержение благодати, соединенное с отвращением от всего, что свято и богоугодно (Евр.10:26, 29), или говоря иначе, грех против Духа Святаго есть ожесточение во зле, злоба нераскаянная, окончательно потерявшая всякую приемлемость благодати.

Теперь вопрос в том: может ли сотворенное существо, именно человеческий дух, оставаться в таком нераскаянном ожесточениина всю вечность?

Нет никакого основания отвечать на этот вопрос отрицательно. Дух человеческий сотворен с способностию нескончаемого развития, возрастания и преуспеяния, и эту способность нескончаемого развития он может обращать как к добру, так и к злу. Цель человеческого духа есть уподобление Богу, отражение на себе совершенств Божеских. Если свободное существо принимает правильное или доброе направление, то в нем открывается возможность нескончаемого усовершения в добре, безостановочного и вечного стремления к своей цели, к уподоблению Богу и теснейшему единению с Ним. Точно также, если свободное существо принимает превратное или злое направление, в нем открывается возможность безостановочного стремления по пути зла, безвозвратного и нескончаемого стремления к своей цели — удаления от Бога.

И как любовь к добру, в своем нескончаемом стремлении к Богу, постепенно возрастает, крепнет и усиливается так, что, наконец, в свободном существе прекращается самая возможность зла, как прекратилась она в Ангелах, и прекратится в душах, отшедших из сей жизни с верою и покаянием: так и злоба, в постоянном стремлении по своему пути, будет постепенно возрастать и усиливаться, так, что в существе, погрязшем во зле, пройдет сама нравственная возможность добра, как прошла она в бесах, и конечно, пройдет в душах людей, отшедших отсюда и пребывающих там в ожесточении и нераскаянности.

Таким образом, по свойству человеческого духа, для него возможно и ему предназначено вечное преуспеяние и усовершение в добре; но возможно для него вечное коснение и нескончаемое возрастание во зле. Человеку даны силы для нескончаемого развития и деятельности; но путь для своей деятельности избирает уже человеческая свобода, и какой бы ни был избран путь, путь ли добра или путь зла, человек имеет возможность идти по избранному пути нескончаемо и безвозвратно.

Правда, во время земной жизни, обыкновеннее человеческая злоба представляет собой страшную безпечность о спасении, а не сознательное отвержение и презрение ко всякой спасительной и благодатной помощи. Впрочем, и в настоящей жизни бывают примеры ужасающей силы зла. В продолжении жизни человек ничему не верит, живет так, как-будто нет ни Бога, ни будущей жизни, издевается и ругается над верою, как над слабостию или мечтою, или, как говорит Апостол, не почитает за святыню Кровь Завета, Которою он освящен, и ругается над Духом благодати (Евр.6:6). Приходит смерть, и при ее виде человек не вразумляется и остается нераскаянным: презрением отвечает он на советы и убеждения обратиться пред смертью с покаянием к Богу.

Злоба, достигшая такой напряженной силы в краткое продолжение земной жизни, за пределами сей жизни, конечно, скоро может созреть и усилиться до нераскаянного ожесточения во зле. Судя по опытам настоящей жизни, естественно предполагать, что душа, вынесшая из сей жизни глубокое и закоренелое стремление к злу, и за пределами сей жизни будет продолжать и постоянно усиливать свое стремление. Опыт неоспоримо свидетельствует, что нет для нас ничего труднее, как искоренение любимого греха, уничтожение в себе застарелой привычки; нет ничего труднее, как вырвать из души сроднившееся с ней убеждение и заменить его совершенно противоположным.

Чтобы верить в возможность нераскаянного ожесточения во зле, нужно вникнуть во внутреннее начало и в сущность этого ожесточения. Грех, который за свою нераскаянность, будет осужден на вечные мучения, есть тотже грех, которым пал начальник зла, и которым он увлек и человека. Это духовная гордость, дерзкое стремление твари к независимости от Бога, к равенству с Ним, самообожание или самообоготворение. Только грех этот, постоянно возрастая и усиливаясь в мире существ нравственных, пред началом вечных мучений откроется с особенной, страшной силой, и обнаружит в себе явную и открытую вражду на Бога, презрение ко всем Его дарам и обетованиям, и до безумия гордое притязание твари на Божескую честь и достоинство.

Мир, по слову Спасителя, подобен полю, на котором до жатвы растут вместе пшеница и плевелы. Жатва есть кончина мира. Ко времени этой жатвы, на поле мира и пшеница и плевелы, и добро и зло, достигнут полной зрелости, — пшеница для небесных житнищ, а плевелы для огня неугасимого (Мф.13:38, 39).

Мрачными чертами описывает Апостол нравственное состояние людей перед концем мира. В последние дни, говорит Апостол, настанут времена тяжкие. Ибо люди будут самолюбивы, сребролюбивы, горды, надменны, злоречивы, родителям непокорны, неблагодарны, нечестивы, недружелюбны, вероломны, клеветники, невоздержны, жестоки, враги добра, предатели, наглы, напыщенны и пр. (2Тим.3:1-4).

Но эти гордые и надменные враги добра, не имея силы благочестия, будут еще носить вид или личину благочестия (ст. 5). Пред самым же концом мира злоба сбросит с себя всякий вид благочестия в лице антихриста. Этот человек греха, сын погибели, явится открытым врагом Божьим, с богохульною дерзостию отвергающим всякую зависимость от Бога и всякое поклонение Ему (2Фес.2:3-4). Таким же, конечно, духом горделивого богохульства и ненависти к Богу будут проникнуты и его последователи (Лк.18:8. Мф.24:12).

В таком-то ужасном состоянии ожесточенной вражды против Бога и ненависти к Нему, нераскаянные враги Божьи сойдут в место мучения. Вся вероятность на стороне мнения, что такая злоба есть злоба нераскаянная, которая никогда не может смягчиться, но будет продолжаться целую вечность и постоянно возрастать и усиливаться.

Мы знаем, что и в продолжении здешней, краткой жизни, если человек всем существом отдается какой-нибудь страсти, она делается непреодолимой и совершенно овладевает умом и волею человека. А гордость, и особенно духовная, есть самая упорная и несокрушимая из всех человеческих страстей. И невозможно представить, по каким бы побуждениям закоренелая, горделивая вражда на Бога могла перейти когда-нибудь в искреннее смирение и в смиренное сознание ничтожества твари пред Творцем. Существо, ожесточенное против Бога, презирает Его дары и обетования, издевается над верою и молитвою, почитая их постыдною слабостию.

Возможно ли, чтобы такое существо, горделиво презирающее самые дары Божии, примирилось с Богом за те мучения, которым оно будет подвергнуто по праведному суду Божию?

Конечно, наказание, или страдание имеет смягчающую и вразумляющую силу, но только над душами незагрубелыми в зле, которые, поражаемые в своих земных привязанностях, обращаются к Богу и в Нем ищут себе утешения и упокоения.

Но так ли действует наказание или страдание на человека глубоко порочного и нечестивого? Оно не смягчает его, а только ожесточает. Под гнетом страдания его прежняя холодность к Богу обыкновенно переходит в чувство враждебное, в ненависть, в богохульство. Такое же влияние будут иметь и адские мучения на ожесточенных грешников. И на земле видим примеры, что человек, объятый гордостью, не только отрекается от. благ, но и обрекает себя на тяжкие лишения и нищету из-за того только, чтобы не унизить своей гордости, или чтобы не стать в зависимость, в подчинение другому, которого он считает если не хуже, то и нисколько не лучше себя. В лишениях и бедствиях, претерпеваемых из гордости, есть для гордого своего рода удовлетворение, какое находит человек в дорогих и тяжких жертвах, приносимых своему самосознанию и убеждению.

Если так упорна гордость и на земле: уступчивее ли она будет во аде, в существах, ожесточенных против Бога? Мысль о Божьем всемогуществе не может также ослабить враждебного чувства к Богу в ожесточенных врагах Божьих. Эта мысль будет только усиливать их ожесточение. Они будут находить для себя пищу в сознании своего неподчинения и открытой вражды с Тем, могуществу Которого нет пределов.

Таким образом, если разумное существо на всю вечность может оставаться в состоянии нераскаянной злобы и непримиримой вражды с Богом: то, как существо неспособное к блаженному единению с Богом, оно должно быть удалено от Него, и, как существо злобное, должно быть ограничено в своей злой деятельности, заключено в темницу, и притом на всю вечность, потому-что и злоба такого существа есть злоба нераскаянная и непримиримая, которая никогда не прекратится, но будет продолжаться и усиливаться целую вечность.

В царствах земных и временных преступник, непоказывающий надежды исправления, изгоняется из общества, или заключается в темницу на всю жизнь и обрекается на так называемую политическую смерть. Человеческое правосудие находит это совершенно законным и справедливым. Что же несправедливого, если в вечном царстве Божием преступник нераскаянный и неисправимый изгоняется из сего царства и обрекается на заключение в адскую темницу на целую вечность? Итак, для вечных и нераскаянных врагов Божьих должны быть вечные мучения так-же, как для неисправимых преступников на земле необходимы пожизненные изгнания или заключения.

Если дух человеческий, подобно падшим бесплотным духам, может на целую вечность оставаться в нераскаянном ожесточении и постоянно возрастать в своей злобе и ненависти к Богу: то при этой мысли уже несильны делаются указанные выше возражения против учения о вечности мучений. Противники этого учения стараются поставить его в противоречие с свойствами Божьими: с Божьей премудростью, благостию, правосудием, всемогуществом, предведением и т. д.; но нисколько не обращают внимания на природу человеческого духа, тогда, как в этой-то природе и полагается человеком основание, обусловливающее неизбежность для него вечных мучений. Скажем по несколько слов на каждое из приведенных возражений.

Если будут вечные мучения: то Бог, говорят, не достигает цели творения, или достигает ее не вполне.

Но такая недостижимость цели возможна ли для премудрости Всемогущего? Правда, Бог воззвал к бытию разумные и свободные существа для вечного и блаженного единения с Собою; но если Бог творит существа свободные, то тем самым условливает Свою цель, или поставляет ее в зависимость от свободы тварей. Свобода есть высокий дар Творца и высокое преимущество твари.

Без свободы невозможно и нравственное, блаженное единение тварей с Богом, и их любовь к Нему, как стремление сердечное и непринужденное. Свободное существо свободно должно идти к указанной ему цели, невлекомое какою-либо постороннею, непреодолимою силою. И Бог, непреложный в Своих дарованиях, никогда не действует на свободу тварей силою одного только Своего всемогущества. Ненасильно влечет Он и человека ко спасению. Следовательно, не падает вины на Божие всемогущество, если свободная тварь не хочет идти к предназначенной ей цели.

Всемогущество все может; но не разрушает нравственного царства, не превращает всего мира в машину, движимую силою необходимости, не отнимает у существ того преимущества, посредством которого они, как говорит Марк Ефесский, могут не только располагать и управлять сами собой, но и уподобляться Всемогущему, и которое так же необходимо для существ одаренных умом и словом, как дыхание для животных. Неужели же мы одни только из всех существ, заключает св. Марк, будем неблагодарны пред Богом, и станем порицать свою природу, потому, что знаем и некоторым образом сами определяем свои обязанности? Это было бы похоже на то, как если бы кто-нибудь, быв поставлен царем над всем миром, снял с себя порфиру и диадиму, и вздумал вести жизнь низкую и развратную, а потом, когда бы его свергнули за то, стал бы жаловаться не на себя, а на того, кто дал ему власть.

Премудрость Божия требует, чтобы свободная тварь имела достаточные средства для достижения предназначенной ей цели. Совершенно достаточные средства даны были и человеку невинному, и с преизбытком достаточные дарованы человеку, по падении, восстановляемому. Божественной силою Христа Иисуса Господа нашего, говорит Апостол, даровано нам все потребное к жизни и благочестию (2Петр.1:2, 3).

Следовательно, не Премудрость виновна, если свободное существо, имея все средства ко спасению и блаженству, не принимает этих средств, но отвергает их (Евр.10:29), и тем лишает себя блаженства. Виноват ли Отец, который дал сыну все средства для благоустроенной жизни, а тот изжил свое состояние блудно, и впал в нищету? Таким образом, вечные мучения ожесточенных тварей нисколько не противоречат ни Божию всемогуществу, ни Божией Премудрости.

Бог достигает Своей цели творения в такой мере, в какой достижение ее делает возможным свобода тварей; следовательно, достигает ее вполне, потому, что и первоначально в уме Божием цель эта была не безусловная, но условливалась свободой тварей.

Находят вечные мучения невозможными после искупления человека: Неужели, говорят, заслуги Искупителя несильны еще покрыть пред Божеским правосудием все согрешения человеческие? Неужели и после искупительной жертвы, принесенной за людей Сыном Божьим, некоторые из них еще будут осуждены на вечные мучения?

Отвечать на этот вопрос нетрудно. Искупительная жертва, принесенная за людей Спасителем, действительно, бесконечно превышает все человеческие долги пред Божеским правосудием. Как бы ни были тяжки и бесчисленны грехи человеческие, все же они в сравнении с бесконечною полнотою искупительных заслуг Христовых то же, что капля в сравнении с морем. “Идеже умножися грех, преизбыточествова благодать” (Рим.5:20). Но благодать, приобретенная нам Искупителем, не есть сила, необходимо и насильно влекущая человека ко спасению.

Благодать не действует насильственно, с непреоборимой силой. «Бог, говорит Дамаскин, не вынуждает добродетели и не силою похищает человека у смерти.» Благодать требует со стороны человека свободного согласия, сочувствия и содействия. Путь ей в свою душу человек должен приуготовить желанием спасения и покаянием во грехах, принять ее с верой, по крайней мере, не затворять дверей сердца (Апок.3:20), когда она приходит, не противиться ей; не угашать и не оскорблять ее, когда она пришла (Деян.7:51. 1Фес.5:19. Ефес.4:10). Что же делать благодати с ожесточенными грешниками, которые не имеют ни веры, ни покаяния, но с гордостью отвергают благодатные средства и снова распинают Сына Божия, поносят и попирают Его, не почитают за святыню Кровь Завета, которою освящены, и ругаются над Духом благодати? (Евр.6:6; 10, 29.)

Кровь Искупителя, ими попранная, благодать Его, ими отвергнутая и поруганная, будут вопиять на них пред Богом и только усугубят вину их. Таким образом и бесценные заслуги Искупителя не принесут спасения ожесточенным грешникам, не потому, что искупительные заслуги Христовы несильны спасти их, но потому, что сами они своим произвольным упорством делают себя неспособными к участию в дарах, заслугами Спасителя приобретенных.

Неверие в вечность мучений думают основывать на понятиях о Божием правосудии, благости и всеведении: Правосудно ли, говорят, за кратковременные грехи земной жизни осуждать на вечные мучения?

Но, скажем словами св. Златоуста, — «не по времени согрешения судимы бывают, но по естеству прегрешений». Притом, в вечных мучениях будут казнимы не только временные грехи земной жизни, глубоко повредившие и ожесточившие душу, но гораздо более нераскаянная злоба и непримиримая ненависть к добру, так, что вечное мучение будет сопутствовать вечному ожесточению твари, и ее нескончаемому пребыванию в греховности.

Бог есть благость и любовь. Как же согласить с благостию Божиею вечные мучения тварей, по благости вызванных к бытию? Действительно, сам Господь свидетельствует, что любовь Его к человеку сильнее, чем любовь матери к своему младенцу (Ис.49:15), или любовь отца к своему сыну (Мф.7:9,10.). Все, что только может сделать земной отец для воспитания и образования своего сына, все это совершенно ничтожно в сравнении с теми средствами, которые употребил Бог для умудрения и спасения человека. При всем том, найдутся существа, которые отвергнут все сии спасительные и благодатные средства, подавят в себе все семена добра и на целую вечность останутся в ожесточенной злобе и во вражде против Бога. Ужели же и на такие существа благость Божия должна изливать свои дары и щедроты? Не значило ли бы это (что запрещает Господь Апостолам), — давать святая псом и пометать бисер пред свиньями? (Мф.7:6.)

Еще могла бы низойти благость Божия, как и нисходит, к грешникам, которые грешили по человеческой немощи, по неведению,— к грешникам, которые каются в своих вольных и невольных согрешениях и просят прощения и помилования: но на вечные мучения будут осуждены нераскаянные грешники, враги Божии, презирающие дары и щедроты Божией благости. Конечно, не от Бога зависит их погибель: благость Божия спасла бы их, если бы они хотели только принять спасение. Если гибнут, значит, отвергают спасение.

Благость Божия есть такое свойство Божественной воли, по которому Бог сообщает столько благ каждой твари, сколько она только может вместить по своей природе. Что же благость Божия может сделать с такими существами, которые сами сделали себя неспособными к духовным благам и к благодатным дарам, и еще с гордостью отвергают их ? Благость Божия может только оставить им бытие, которое сами они наполнили муками безсильной злобы и страданиями.

Но, говорят, Бог знал несчастную судьбу таких существ: зачем же Он создал их? Не лучше ли было бы им вовсе не существовать, чем существовать в вечных мучениях?

— Представьте, что какой-либо отец имеет десять сыновей. Девять из них умны, благочестивы, совершенно счастливы, служат честию своего отца и украшением своего общества. Но один из десяти человек потерянный, неисправимый, впал в пороки и преступления, и навсегда изгнан из общества. Не смотря на гибель этого несчастного, можно ли не назвать отца девяти умных и благочестивых сынов счастливым отцом? Конечно, горько отцу потерять и одного сына: но неестественно думать, чтобы отец, радуясь счастью и совершенствам девяти сынов и скорбя об одном, стал жалеть, что он родил их всех на свет, и если бы заранее знал судьбу сынов своих, из-за одного отказался бы и от рождения девяти.

Пример этот представляет некоторое подобие отношения Творца к твари. Бог, конечно, еще до творения мира знал число людей, которые вместе с диаволом и ангелами его подвергнутся вечным мукам; но Бог также от вечности провидел, что бесчисленное множество людей будут наслаждаться вечной, блаженной жизнью.

Если бы провиденная Богом погибель ожесточенных грешников могла остановить творческую благость, восхотевшую создать разумных тварей; то почему же и блаженство праведных и спасаемых, также провиденное Богом, не могло подвигнуть Его к творению? Неужели хотят, чтобы из-за злых Бог отказал в бытии и во всех его радостях и добрым? «В таком случае, замечает Дамаскин, зло победило бы благость Божью». «Бог знал, говорит св. Златоустый, что Адам падет; но видел, что от него произойдут Авель, Енос, Енох, Ной, Илия, произойдут Пророки, дивные Апостолы — украшение естества, и богоносные облака мучеников, источающие благочестие».

Что касается до того, будто вечные мучения ожесточенных тварей кладут пятно на творение Божие, то всякий благомыслящий без труда согласится, что вечные мучения нисколько не противоречат ни Божьему всемогуществу, ни Божьей премудрости. Премудрость дала все средства человеку к спасению; всемогущество не разрушает свободы тварей, без которой невозможно было и нравственное царство, и блаженство тварей в союзе любви с Богом. И кто же из имеющих ум и свободу захочет, чтобы Бог превратил его в бессознательную машину?

Говорят, что: вечные мучения, как наказание, неимеющее целью исправление наказуемых, есть бесцельная жестокость и мщение недостойное Бога.

Но чтобы сказало человеческое правосудие, если бы ему представили следующее соображение: в обществе есть преступники ожесточенные и закоренелые, никакое наказание не исправит их. Следовательно, всякое наказание, на них налагаемое, есть бесцельная и бесполезная жестокость. Следовательно, такие злодеи должны быть освобождены от всякого наказания, и им должна быть предоставлена полная свобода действования? И человеческое правосудие, опираясь на непреложный и всеми сознаваемый закон правды, не только обрекает преступника на пожизненное изгнание или заключение, но за великие преступления осуждает злодея на смертную казнь.

При чем, конечно, уже не имеется в виду исправление казнимого. Закон правды требует, чтобы нарушение этого закона было наказано, независимо от других целей, каковы например исправление наказуемого, устрашение других и пр. Цели сии могут быть и не быть; но прямая цель наказания есть воздаяние за преступления, требуемое законом правосудия. И сам преступник, основываясь на собственном сознании, принимает назначенное ему наказание не в виде исправительной меры, хотя оно и может быть такой мерой, но принимает его как возмездие за нарушение закона.

Наконец, в словах Апостола думают находить проповедь о всеобщем возстановлении всех тварей в состоянии славы и блаженства: По откровении царства славы, Бог, говорит Апостол, будет всяческая во всех (1Кор.15:28). А где Бог, там свет, жизнь и блаженство. Где же, говорят, будет геенна, если Бог будет всяческая во всех?

Но, что Апостол не проповедник всеобщего восстановления, об этом он сам свидетельствует, когда говорит, что на последнем суде незнающие Бога и непокоряющиеся благовествованию Господа нашего Иисуса Христа в наказание подвергнутся вечной погибели от лица Господня и от славы могущества Его (2Фесс.1:7–9). Не противоречит же сам себе Апостол?

Правда, где Бог, там свет, жизнь и блаженство; но только для тех, которые имеют очи видети (Рим.11:8,9), имеют чистое сердце, способное жить в Боге и наслаждаться блаженством лицезрения Божия (Мф.5:6, 8). И естественный свет для больных глазами бывает тяжел и невыносим: тем паче нестерпимо светение Божественного света для душ, омраченных грехом.

Для чистых сердцем Бог действительно есть свет и жизнь; для омраченных грехом Бог есть огнь поядаяй (Евр.12:29). И тогда, как первые будут вкушать неизреченное блаженство в лицезрении Божием (Мф.5:8), последних одна мысль о Боге будет приводить в ужас и трепет (Иак.2:19). Бог будет всяческая во всех; но от сего не будут блаженны неспособные к блаженству и недостойные блаженства.

И естественный свет освещает все вещи видимого мира: но от этого не делаются прозрачными и светящимися тела темные и непроницаемые светом.