Зачем Церковь в своем богослужебном календаре чередует постное и непостное время?
По тем же причинам, по которым в жизни человека чередуются будние и праздничные дни. Если бы были одни только будни, то тогда о жизни и смерти человека можно было бы сказать в категориях смерти лошади: «Лишь труд был в твоей жизни». И наоборот, если бы были только праздники, то тогда радость праздника, острота переживания потихоньку стала бы выветриваться, выхолащиваться. Праздники сделались бы скучными. По этим же самым причинам Церковь чередует постное и непостное время. Я бы сказал так, что мы учимся благодарности, особенно в тех вопросах, которые становятся для человека, в силу повторяемости, очень привычными. Например, то, от чего отказывается христианин во время поста: пища, развлечения, зрелища, интимные супружеские отношения. Это не плохие вещи, это благословленные Богом вещи, но мы так привыкаем к этому, что забываем, что это – дары Божьи. Когда мы сознательно воздерживаемся от этого, то учимся воспринимать это как маленькие чудеса, которые Бог дает в нашей жизни, а мы Его за это благодарим.
Не приводит ли такое длительное воздержание к противоположному эффекту, когда люди с жадностью набрасываются на то, от чего долго отказывались, тем самым нарушая баланс духовных и физических сил своего организма?
Приводит, но христиане, чувствуя свое собственное несовершенство, тем не менее, выходя из поста, делают это для того, чтобы воспитать себя в духовной свободе. Если предыдущий Ваш вопрос был связан с идеей благодарности – мы постимся, чтобы благодарить, – то здесь бы я сказал о том, что мы учим самих себя стоять в духовной свободе. Это качество очень лаконично и просто выразил апостол Павел: «Все мне позволительно, но не все полезно; все мне позволительно, но ничто не должно обладать мною». Поэтому издержки поста, когда человек после долгого воздержания набрасывается на пищу или на зрелища, на все, от чего он отказывался, – они говорят только об одном. Пост прошел, а человек не свободен. Не свободен от своей зависимости: пищевой, эмоциональной, интеллектуальной. Это значит, что для него есть шанс в следующий раз зайти в пространство поста и, пройдя это расстояние, всмотреться в самого себя и сказать: «Да, в этот раз я прошел этот пост лучше». Я даже думаю, что вот это вхождение и выхождение из поста очень напоминает спортивные состязания. Когда спортсмену, показавшему плохой результат, на этих или других соревнованиях, которые будут через год, дана возможность улучшить свой результат. Но цель – именно духовная свобода. Когда, например, на пасхальном столе есть все, но я стараюсь вкушать эту пищу таким образом, чтобы не встать из-за стола с такой совестью, которая меня укоряет за невоздержание.
Что Вы можете сказать особенного о посте, что, на Ваш взгляд, является важным, но звучит нечасто?
Я предложил бы рассмотреть пост в ракурсе самопознания. Что мы знаем о самих себе? Много что знаем, потому что каждый человек наблюдает себя изнутри, в то время как окружающие видят нас только снаружи. Но если начать размышлять на эти темы, то, в общем-то, все сводится к тому, кто ко мне ближе. Если я близок к родителям в тот период, когда меня только что принесли из роддома, то их знания обо мне превосходят мое собственное. Я же не помню, каким я был в годовалом возрасте, а родители помнят, потому что в тот момент я был с ними ближе всего. Потом есть другие этапы, когда я становлюсь близок своим друзьям, своей жене, своему мужу, если речь идет о брачном периоде в жизни человека. Наконец, нельзя исключать момента, когда человек понимает: что бы о нем ни говорили другие – с лестью или с укоризной – это не влияет на его внутренний мир. Он остается только тем, кто он есть в действительности, поэтому его собственное знание самого себя и есть критерий самопознания. На самом деле этого не достаточно. Более того, при вдумчивом отношении я бы сказал, что все это может быть перечеркнуто. В силу сделанного заявления я хотел бы привести один пример.
Когда я служил много лет назад в горячей точке, в Афганистане, то произошел такой эпизод. Мой друг вернулся из караула, он был первым разводящим, а я был помощником начальника караула, и в донесении, которое он сделал, вроде бы все было в порядке. Он сказал, что нет ни жертв, ни происшествий, личный состав на месте, но я видел по его лицу, по его мимике, что что-то случилось. Когда мы остались вдвоем, я сказал: «Расскажи, что произошло». И он рассказывает эту историю. Солдат уснул, уснул на посту. Он очень сильно на него разгневался и хотел наказать, но наказать как-то необычно, чтобы он запомнил на всю жизнь. «Потому что в сознании моем, – говорит мне мой друг, – были разные мысли. Ладно, если бы ты был дембелем, который знает все входы и выходы, ладно, если бы ты был детдомовским, которому плевать на слезы матери, или, например, ты человек абсолютно равнодушный к тому, что из-за твоего сна может погибнуть целое подразделение. Все эти мысли, как клубок, в сознании моем вращаются, и я решил сделать то, что в обычной ситуации мне в голову не пришло». Он пошел к складу, который охранял спящий солдат, достал мешок, высыпал из этого мешка уголь и со всего маху надел на голову спящему солдату. При этом те караульные, которые стояли рядом, молчали. Он говорит: «Когда я понял, что он не проснется, – а я пытался его разбудить, потому что мне самому было страшно за этого солдата, – я представил, что он сейчас будет чувствовать, и отдал приказ, чтобы они молчали. Со всего маху одеваю ему этот мешок на голову и при этом обхватываю его вдоль туловища, прижимая его руки очень сильно. Он поборолся какое-то время и обмяк в моих руках. Я чувствовал, как ему страшно, физически чувствовал. Я был готов к тому, что он будет ругаться, к тому, что он будет звать на помощь, к тому, что он будет молиться, я был готов услышать «мама», я даже был готов, что он поведет себя как ребенок, то есть у него будет недержание. Но я не был готов к тому, что я услышал. А услышал я из-под мешка следующее: «Дяденька душман, отпустите меня, пожалуйста, я покажу вам, где живут наши офицеры». И в этот момент произошло какое-то прозрение. Я снимаю с его головы мешок и вижу расширенные от ужаса глаза, лицо, перепачканное углем и слезами. Всматриваюсь в это лицо и думаю: «Интересно, если бы за несколько часов до этого, в мирной обстановке, в караульном помещении мы бы стали обсуждать абстрактно эту тему: как кто себя поведет в какой ситуации. Смог бы этот человек признаться самому себе в том, что он способен повести себя так, сказать такие слова, быть готовым на этот поступок?» Вряд ли. Потому что большая часть людей, к сожалению или к счастью, самих себя не знает. К счастью, потому что, если бы они узнали о себе правду, а она узнается только в критических обстоятельствах, то, может быть, они не захотели бы жить. Вспомните замечательный фильм Тарковского «Сталкер», когда человек рассказывает историю про проводника в волшебную комнату, где можно попросить о любом и это исполнится, но исполняются заветные желания. Он идет туда, просит здоровья для брата, а когда возвращается домой, брат умер, а в углу стоит мешок золота, потому что исполняются сокровенные желания. Этот человек не выдерживает, – я в данном случае пересказываю сюжет фильма, – он кончает с собой. Так вот, к счастью, потому что половина, а, может, и две трети людей не выдержали бы правды о себе, узнав, кто они есть на самом деле. Но это и печально, потому что миллионы людей живут, думая о себе как о людях респектабельных, вполне успешных, даже нравственно чистоплотных, только потому, что они не оказывались в критических обстоятельствах. Ведь узнать самих себя мы можем только на стыке жизни и смерти, в переломный момент, но такое случается нечасто. Поэтому пост, как время самопознания, означает, что я не жду, когда мне кто-нибудь набросит мешок на голову, а потом я скажу нечто, что подвигнет меня к мысли о самоубийстве. Я эту ситуацию создаю искусственно, я ее реконструирую. Как говорил один православный святой: «Грех в нас молчит до тех пор, пока не объявляем ему войну, и восстает как тысячеголовая гидра после того, как мы начинаем с ним воевать». Поэтому, именно в пространстве поста, человек узнает о себе такие вещи, о которых он раньше не подозревал. Потому что и воздержание от пищи, и воздержание эмоциональное, и чтение духовной литературы, и попытка заставлять себя вести нравственнее, чем в обычное время, то есть, если хотите, подвиг, когда человек заставляет себя, – оно приводит к тому, что он узнает о себе многие нелицеприятные вещи. Поэтому пост, как время самопознания, помимо всех остальных смыслов, нельзя сбрасывать со счетов. Хочешь знать себя – начни воздерживаться.
Что Вы пожелаете нашим телезрителям напоследок?
Попробовать поститься. Время жизни утекает как вода сквозь пальцы, поэтому новый опыт всегда интересен. Если мы хотим каллиграфический почерк, мы усердно пишем крючки и палочки. Если мы хотим новых ощущений, причем этически благородных, то тогда, конечно, следует на самом себе испытывать то, что заповедует нам Господь.
Духовно-просветительский телепроект «Слово»