№ 21. Мая 25-го

Каждый год оспа, или, как вы называете, сыпуха является здесь, и каждый год не мало свежих могил вы копаете для детей ваших. А сколько из них после остается на целую жизнь глухих, слепых, кривых, изуродованных и чахлых?.. Тяжело об этом говорить, а еще тяжелее все это видеть! Но, если тяжело это видеть постороннему человеку, то сколько тяжелее должно быть на сердце вашем, отцы и матери?.. Да, оспа – болезнь опасная. В особенности она бывает опасна там, где против нее не употребляют никакого средства. А средство против этой болезни есть, и средство, скажу, верное, это – оспопрививание.

Немало она похитила людей всякого звания, состояния, пола и возраста, и долго люди не знали, как избавиться от этой губительной язвы. Наконец, в прошлом столетии одному разумному человеку пришла в голову счастливая мысль – отвратить эту болезнь привитием к телу человеческому коровьей оспы. Стали прививать и увидели, что, действительно, находная оспа щадила тех людей, у которых была привита предохранительная коровья оспа. С тех-то пор и зачалось это доброе дело – оспопрививание. Но, как и всякая новость, оспопрививание, на первых порах, не могло не возбуждать разных пустых и нелепых толков, особенно между простым, необразованным народом. Явились люди, которые стали говорить, что прививать оспу, как и вообще лечиться, грешно, и что знак привития оспы есть печать антихриста. Люди образованные давно не верят этим бредням, но между простым народом и до сих пор эти суеверия переходят из уст в уста, и выдаются за истину. К сожалению, этих же суеверий и вы, возлюбленные, придерживаетесь, как я заметил. Потому-то я и считаю необходимым побеседовать с вами об оспопрививании.

Вы говорите, что прививать оспу, как и вообще лечиться, грешно. Но об этом грехе не упоминается ни в одной Божественной и церковной книге. Напротив, мы знаем, что лекарями были многие из святых людей; и если бы лечиться и лечить было грешно, то эти святые люди не могли бы спастись. Был лекарем св. евангелист Лука, и спасся, были лекарями св. бессребренники Косма и Дамиан, и спаслись. Было много и других лекарей из святых людей, и все они спаслись. И премудрый Иисус, сын Сирахов, в 38-й главе своей книги говорит: чадо в болезни твоей... даждь место врачу Господь бо его созда; и да не удалится от тебе, потребен бо ти есть (Сир.38:9–12). Это ясно показывает вам, что в болезнях своих, при помощи Божией, мы не должны оставлять и обыкновенных средств к выздоровлению, которые у нас находятся под руками. Всякий злак, всякая трава, всякий камень, одним словом – все сотворено на пользу и службу человека. Итак, от всякой болезни лечиться не грешно. А оспа есть болезнь, – значит, и от оспы лечиться не грешно. Но самое лучшее средство избавить себя от этой болезни, это – предупредить приход обыкновенной оспы привитием к телу искусственной коровьей оспы.

Еще некоторые из вас говорят, что знак привития оспы есть печать антихриста. По милости Божией, антихрист еще не явился в мир; только некоторые из раскольников, вот уже двести лет, говорят, что антихрист царствует в русской Церкви. Они-то первые и начали говорить, что знак привития оспы есть печать антихриста, когда в первый раз у нас явилось оспопрививание. А что, действительно, антихрист еще не явился в мир, это доказывает, во первых, то, что еще не явились в мир Илия и Енох, которые силою слова и чудесами будут некоторое время противостоять ему, но потом убиены будут и воскреснут (Откр.11:2–12); во вторых, доказывает то, что не было и нельзя указать в настоящее время такого человека, в которому бы можно было приложить все то, что говорится об антихристе в св. Писании и в книгах свято-отеческих. Учение свое антихрист будет поддерживать необыкновенными знамениями и ложными чудесами (2Сол.2:9), будет требовать себе божеского поклонения и всех непокланяющихся ему предаст ужасным притеснениям, гонениям и мукам. Кто же из нас может указать такого человека, к которому все это можно было бы приложить?.. Кроме того, из свящ. Писания и учения св. отец видно, что антихрист будет царствовать только около трех с половиною лет (Откр.11:2, 13). А оспу, как выше было замечено, стали прививать еще в прошлом столетии.

Итак, ваше суждение, возл. сл., о том, что знак привития оспы есть печать антихриста, совершенно ложно. Выдумали такое суеверие наши раскольники; им на слово поверили православные простолюдины, и стали говорить и учить, что знак привития оспы есть печать антихристова, тогда как антихрист вовсе и не являлся в мир, а оспу благоразумные люди прививают вот уж сто лет.

В заключение, не могу умолчать и о том вашем суждении, что жизнь и смерть человека находятся во власти Божией, что, следовательно, если дитя умерло от оспы, значит, на то была воля Божия. Действительно, жизнь и смерть человека находятся во власти Божией; но, при всей вашей вере в Бога, вы не оставляете же детей своих без пищи и питья. Почему? Потому, что без пищи и питья они умрут. Давно зная, что в реке они могут утонуть, в огне – сгореть, в кипятке обвариться, от холода – замерзнуть, от ножа зарезаться, вы всегда старались и стараетесь не допускать их до того и другого, опасаясь за их жизнь. Младенцам с непривитою оспою от находной оспы, в большинстве случаев, грозит тоже смерть или тяжкая продолжительная болезнь. Зная это и не заботясь о привитии им предохранительной оспы, не будете ли вы иметь на душе своей тяжкого греха, если дети ваши, по вашей же вине, лишатся жизни, этого драгоценного дара Божия?.. Не говорите: «так Богу угодно», потому что эта отговорка не оправдает вас пред Богом. Богу угодно, чтобы родители всегда, везде и всевозможными мерами берегли, хранили детей своих и заботились о них. Если же они не исполняют этой священной обязанности своей в отношении к детям, как следует, то эти родители недостойны и называться именем родителей. Если бы кто-нибудь из вас шел по улице, а сзади какой либо злодей бросил в него камень и убил его, – неужели, но вашему мнению, этот убийца не был бы виноват пред Богом, – потому, собственно, что «так Богу было угодно»?.. Зачем же, в таком случае, Богу угодно было дать людям шестую заповедь: не убий?... Будем говорить, что смерть зависит от воли Божией, но будем всячески наблюдать, чтобы смерть происходила не но нашей вине: тогда мы будем правы как пред Богом, так и пред своею совестью.

Желая вам от души всего доброго, убеждаю вас, отцы и матери, прививайте детям своим предохранительную оспу, если хотите быть правыми как пред царем небесным, так и пред царем земным, который тоже от души желает, чтобы подданные его все, без исключения, прививали детям своим предохранительную оспу. Почему же он желает? Потому желает, что находная оспа, каждый год, в его родном государстве уносит в могилу несколько тысяч младенцев, о которых, по чувству человеколюбия, Он не может не сожалеть, тем более, что с утратою их и государство его теряет свою силу могучую, силу народную. Аминь.

Священник Михаил Поспелов

Нижегор. губернии с. Воскресенское

В XIII столетии русскую землю посетило страшное бедствие. Пришли татары, опустошили русские города и села и наложили на наших предков свое тяжелое иго. После татарского разгрома русская земля распалась на две половины: Русь северо-восточная стала группироваться около Москвы и, благодаря искусной политике московских государей, успела, с течением времени, свергнуть с себя иго татарское и образовать довольно сильное и самостоятельное государство московское. Русь юго-западная еще раньше и легче освободилась от владычества татар, но вместе с тем подпала более тяжкому, продолжительному и несносному владычеству литовско-польского католического государства. Как различна была политическая судьба Руси северо-восточной и юго-западной, так различен был склад их духовной, умственной и нравственной жизни, так различна была и церковная проповедь на севере и юге России. Северно-русская проповедь продолжала слагаться по византийским образцам, носить на себе черты греческого проповедничества, и вследствие разных неблагоприятных обстоятельств, с течением времени, все более и более слабела и умолкала. Она заменилась отчасти пастырскими посланиями, окружными грамотами, монастырскими уставами и другими церковно-литературными произведениями, как это подробно доказывает свящ. Николаевский в своих статьях о русском проповедничестве XV и XVI в.²⁹ Замена, очевидно, далеко не полная. Южно-русская проповедь приняла, между тем, совершенно новое направление, к изображению которого мы сейчас и переходим.

* * *

Тяжело жилось нашим южно-русским предкам под владычеством католической Польши. Католицизм не мыслим без притеснения других вероисповеданий, без фанатической пропаганды, без упорного стремления подчинить иноверных лиц духовному владычеству папы, как скоро к этому есть хоть маленькая возможность. А в польских владениях была для этого возможность очень немалая. Католическое духовенство – эта армия папы, было сильно в Польше более, чет в другой какой-либо европейской стране. Светские поляки, по своей политической бестактности, считали самым лучшим средством для укрепления Речи Посполитой религиозное объединение всех разноверных подданных Польши, под духовным скипетром папы, приведение всех диссидентов к одному вероисповедному знаменателю – папизму. Результатом этого было общее желание всех поляков, духовных и светских, во что бы то ни стало, ополячить и окатоличить русских. Читайте известный проект ксендза-иезуита, чтобы видеть к каким дьявольским мероприятиям прибегали поляки и особенно иезуиты, для достижения своей заветной цели. Но нет худа без добра, а иногда, по благости Божией, зло ведет к добру. Так было и в настоящем случае. Притеснения поляков были причиною того, что в лучших из русских людей возбудилась горячая сознательная любовь к православию и жажда религиозного просвещения, главным образом, для того, чтобы уметь, как следует, защитить от врагов свою святую благочестивую веру. Для этой цели братства устрояли училища; в храмах стало раздаваться живое слово церковной проповеди. Вот, например, какие правила предлагает подчиненному духовенству митр. киевский Иов Борецкий, в своем советовании о благочестии 1621 г. (изд. в I т. Памятн. киевск. к. 1848 г., стр. 224–251): «возбуждать и приготовлять ко св. мученичеству как самих себя, так и сердца народа... Писать и печатать, в защиту благочестия, книги... В церквах, каждый воскресный и праздничный день, должна быть проповедь… Заводить по городам школы». История показывает, что эти правила не оставались только на бумаге, но осуществлялись и в жизни. В частности, что касается до проповедничества, то известно, что в XVI и XVII в. в южной Руси возникла должность проповедников, которую отправляли при соборах, монастырях и братствах духовные лица, получившие высшее образование. Они гордились этим названием, как почетным титулом, и выставляли его на изданиях своих сочинений. Многие проповедники приобрели себе большую известность; города и братства с усердием спешили приглашать их и себе для проповедания. Так например, св. Димитрий Ростовский, во время своего житья в Малороссии, исполнял преемственно должность проповедника в Батурине, Новгород-Северске, Чернигове, Киеве. Видно, что святого и искусного проповедника приглашали, так сказать, на перерыв.

Чтобы познакомиться, хотя слегка, со внешнею историею южно-русского проповедничества, перечислим имена и творения знаменитейших проповедников, сохраненные для нас историею.

1) Стефан Зизаний, проповедник и школьный учитель львовской братской школы, потом проповедник в Вильне, горячий защитник православия против унии и страдалец за православие. Действовал с особенною силою в последнем десятилетии XVI века, так что враги православия признавались, что уния не может успевать, пока все будут писать такие писатели, как Стефан Зизаний. Проповеди Стефана не дошла до нас.

2) Лаврентий Зизаний Тустановский, протопоп корецкий по современному свидетельству, «св. православной веры исповедник и проповедник, муж благоговейный, дидаскал и вития, знаток греческого языка», – автор катихизиса. Проповеди Лаврентия не дошли до нас

3) Леонтий Карпович, архимандрит виленского Свято-Духова монастыря († 1620 г.), по отзыву современников, «подобный Златоусту в витийстве». Оставил три проповеди, отличающиеся своею обширностью.

4) Захарий Копыстенский (с 20 ноября 1624 г.), архимандрит печерской лавры, оставил нам две погребальные проповеди, изд. в Киеве 1625.

5) Кирилл Транквиллион-Ставровецкий, учитель львовского братства и проповедник слова Божия, а наконец архимандрит черниговский, составил целый сборник поучений, под заглавием: евангелие учительное или слова на воскресные и праздничные дни, в том числе и на дни знаменитых святых (изд. в Рахманове 1619 и 1668 г., в уният. мои. 1696 г.).

6) Петр Могила, митр. киевский († 1646 г.), знаменитый покровитель киевской коллегии, оставил нам две проповеди: «о кресте Господа нашего и каждого христианина (изд. в Киеве 1632 г.) и слово на брак Януша Радзивилла (Mowa duchowna, изд. в К. 1625 г.).

7) Иоанникий Голятовский, ректор киевской коллегии (1659–1662 г.) написал Ключ разумения – поучения на все праздники (изд. в Киеве 1659, 1660 г. и в Львове 1665 г.) и составил первый опыт русской гомилетики, под заглавием: наука, альбо способ зложеня казаня (в приложении ко второму изд. Ключа разумения).

8) Лазарь Баранович, ректор киевской коллегии, с 1657 г. архиепископ черниговский † 1694 г., издал собрания своих проповедей, под заглавием: Меч духовный (Киев 1666, 1686 г.) и Трубы словес (Киев. 1674, 1679 г.).

9) Антоний Радивиловский, наместник Киево-Печерской лавры, а потом игумен Киево-Николаевского монастыря издал два тома своих поучений, под заглавиями: Огородок Марии Богородицы (К. 1676 г.) и Венец Христов (К. 1688 г.).

Мы перечислили только знаменитых южнорусских проповедников XVI и XVII в.³⁰, таких, которые или оставили обширные собрания поучений, или, по крайней мере, пользовались всеобщею известностью. Но при распространенности в южной Руси устной проповеди, было очень много и таких проповедников, которые трудились в составлении поучений, произносили их, производили даже впечатление на современников, но остались неизвестными, или почти неизвестными для потомства. Например, под предисловием к цветной триоди, изд. в Киеве в 1631 г., мы читаем такую подпись: «иеромонах Тарасий Левкович Земка, проповедник слова Божия и корректор в типографии монастыря Печерского Киевского. А без этой подписи мы и не знали бы вовсе о проповеднической деятельности о. Земки. В 1681 г. один выходец из западной Руси, исчисляя своих земляков, готовых и способных служить в Москве. так писал московскому царю Феодору Алексеевичу: «извещаю тебя, великий государь, о Елисее Корабчикеевиче, игумене добромысльском, яко зело казнодей есть искусный, на его же поучения не токмо православные, но и римляне приходяще чудишася. И в великом ските (на Покутье, в Буковине) есть иеромонах, именуемый Гавалевич, богослов и философ, и в состязании зело преострый... Такожде в поучении оным подобный игумен люблинский, Монастырский». Очевидно, что эти три церковных учителя, в свое время, производили доброе впечатление на слушателей, а между тем, без этого, случайно уцелевшего, отзыва о них, сами имена остались бы ныне неизвестными. А сколько, по всей вероятности, было в южной Руси таких проповедников, которых и имена теперь неизвестны.

Наша цель, – оставив в стороне биографические и библиографические подробности, – представить только общие и основные черты южнорусской проповеди в XVI и XVII в.в. Южнорусская проповедь не отличалась самостоятельностью. Как древние русские проповедники, до XV века, слагали свои поучения, руководствуясь греческими святоотеческими поучениями, так южнорусские проповедники XVI и XVII в. подражали в своих проповедях латинско-польским образцам. Это кажется странным, потому что латинствующие поляки были самыми жестокими врагами православия, но на самом деле это было так, по единогласному уверению защитников и противников православия. «Если бы не римские постиллы», – говорит отступник от православия Мелетий Смотрицкий, в своей полемике с Мужиловским, «то не поспешил бы на кафедру оратор и не сумел бы всех разудивить софист. Скажи спасибо Бессию, который научает тебя произносить с кафедры; хорошо мне известно, что без него скрипели бы твои колеса, как у возницы без мазницы, а ты все-таки мудрец, да и твои все. Один на кафедру с Осорием, другой е Фабрицием, третий со Скаргою, а иные и с другими проповедниками римской церкви, без которых вы ни шагу»³¹.

Защитники православия со скорбью подтверждали – тоже самое. «Видел я моими глазами, – пишет Кирилл Транквиллион в евангелии учительном, «между единоплеменниками моими много таких людей как светского, так и духовного звания, которые гоняются за науками чужими, за постиллами, противными Церкви Божией... и как в меду потонули в этих заманчивых, но пагубных для спасения, сочинениях»³². Но напрасно ревнители православия восставали против заимствования из латино-польских проповедников. Это заимствование было неизбежно, потому что имело неразрывную связь со всем ходом тогдашнего школьного образования. Известно, что главнейшая южно-русская школа, Киево-Могилянская коллегия, была устроена м. Петром Могилою по образцу латино-польских школ. Господствующий язык в ней был латинский; метод преподавания схоластический. Предметы преподавались те же и в том же порядке, как и в латино-польских школах. Круг литературы, доступный для учителей и учеников, состоял в произведениях латино-польских писателей: прибавим к тому, что учителя сами, по большей части, должны были получать высшее образование в иезуитских училищах. Такова была в Киеве Могилянская коллегия; таковы же и другие южно-русские православные школы. Для того, чтобы бороться со врагами православия, нужно было наперед запастись их же оружием. Может быть, это было дурно; но, по тогдашним историческим обстоятельствам – неизбежно. Свет наук уже не мерцал из Греции, порабощенной тогда игу мусульман; самоучкой получить систематическое образование нельзя; по неволе приходилось добывать школьное, систематическое образование, из враждебного лагеря папистов, точно также, как христианским юношам IV века приходилось учиться у языческих софистов.

Так как проповедничество представляет собою венец и общий результат всего духовного образования, то естественно, что и на нем отразилось латино-польское влияние, под которым жила южнорусская школа. Но естественно, вместе с тем, что это влияние было только внешнее, формальное. Не католические догматы хотели усвоять себе от папистов южнорусские проповедники и не католическую мораль. Пересматривая внимательно южнорусские православные проповеди, мы в очень немногих местах могли заметить легкие и случайные следы католицизма. Так, кое-где, блаж. Иероним, согласно признанию римской церкви, именуется святым; так, несколько проповедей, в Огородке Богородицы, посвящено раскрытию римского учения о непорочном зачатии Богоматери, которое недавно возведено папою в догмат. За исключением этих промахов, происходивших, конечно, от неосмотрительности, южно-русские проповеди в своем содержании не представляют ничего противного учению Церкви православной. Но уклоняясь всячески от догматического сближения с католицизмом, южно-русские проповедники нисколько не стеснялись подражать католической проповеди во всех других отношениях. Они заимствовали от латино-польских образцов: 1) систематическое построение проповеди, по определенному плану; 2) развитие и обогащение ее разнообразным и занимательным содержанием; 3) особенности в слоге, тоне и внешних приемах изложения. По этим трем рубрикам мы и постараемся охарактеризовать древнюю южнорусскую проповедь.

1) Построение южной русской проповеди. Южнорусская проповедь была плодом школьного образования, поэтому, в построении ее, естественно, должна была явиться своего рода искусственная систематичность. Автор первой русской гомилетики Иоанникий Голятовский, писавший по руководству латинских писателей Иеремии Дрекселлюса и Симона Старовольского, так определяет состав проповеди: «кто хочет составить проповедь, тот должен прежде всего положить из св. Писания фему, которая служит фундаментом всей проповеди, потому что, собразно с фемою, располагается вся проповедь, состоящая из трех частей. Первая часть екзордиум, – вступление, в котором проповедник делает приступ к тому, о чем хочет говорить, обозначает слушателям предмет своей проповеди и просит Бога и Пречистую Деву о помощи, а слушателей о внимании. Другая часть – наррация; в этой части проповедник говорит людям о том, о чем обещал говорить. Это часть – самая большая; в ней вся проповедь замыкается и к ней остальные части стягиваются. Третья часть – конклюзия, – заключение. Здесь проповедник припоминает то, о чем говорил в паррации, и, сообразно содержанию ее, увещевает слушателей, чтобы они любили вышесказанное добро или остерегались вышесказанного зла»³³. Нам знакомы эти составные части проповеди: ексордиум, наррация и конклюзия. Двести лет они живут в наших гомилетиках. Знакомо нам также правило о выборе и постановке определенной темы, доселе имеющее обязательную силу для русских проповедников. В этом правиле мы видим новость, введенную духом школы, создавшим южно-русскую проповедь. Старинная русская проповедь, слагавшаяся по старинным греческим образцам, не знала правила о теме. Святитель Лука Жидята на двух страничках своего поучения поговорил обо всем, высказал полный кодекс нравственных убеждений. Пересмотрите старинные сборники древлерусских поучений; вы увидите в иных местах заглавия слишком общие и неопределенные, дававшие право проповеднику говорить о чем угодно; например поучение избранно от св. писаний, како подобает христианину жити, или: поучение отца духовного детям – православным христианам: в других местах заглавие или не соответствует проповеди, или само собою указывает на неопределенность и разнохарактерность ее состава и содержания. Например, слово св. Василия о смерти; в том слове пишет о любви, или: слово о милостыне и яко не воста в рожденных женами болий Иоанна Крестителя. Дух школы, создавший южно-русскую проповедь, не мог примириться с такою неопределенностью и бессистемностью древних проповедей и на первый план поставил требование фемы, которая служит фундаментом всей проповеди.

У нас под руками два самых обширных и характерных сборника южно-русских проповедей: Ключ разумения, Иоанникия Голятовского, и Огородок Марии Богородицы, Антония Радивиловского. Изучая эти сборники, а также имея в виду и все другие произведения южно-русской проповеднической литературы, мы без труда можем различить четыре группы проповедей, по их фемам и дальнейшему построению.

К первой группе можем отнести те проповеди, которые представляют собою ничто иное, как отдельные трактаты из догматики и нравственного богословия, только произносимые с церковной кафедры. Так как фема проповеди берется из богословского учебника, то, естественно, и все дальнейшее построение проповеди располагается по рубрикам, принятым в тогдашнем учебнике. Так например, в слове на день Богоявления, проповедник желает изложить своим слушателям учение о таинствах. «Так как Господь (говорит он) крестился для того, чтобы установить нам таинство крещения, то, по этому поводу, я хочу говорить о всех таинствах, которые суть видимые знаки невидимой благодати Божией. Итак, я покажу в своей проповеди, какая каждого таинства материя? какая форма? какая польза (пожыток)³⁴»? Этими словами достаточно определяется состав проповеди. В слове на неделю 32-ю, из текста: искаше (Закхей) видети Иисуса, кто есть проповедник выводит такую тему: «я покажу в своей проповеди двоякие Христовы имена, свойства и действия, божеские и человеческие, из которых можем уразуметь двоякое во Христе естество, божеское и человеческое. Я сделаю это для того, чтобы мы могли отвечать еретикам, которые называют Христа только человеком, а не хотят называть Богом. Христе, Боже истинный и человек совершенный, будь мне помощником в моем предприятии»³⁵, и проч. Для знающего православную догматику совершенно ясно, о чем будет говорить проповедник – В слове на день Преображения Господня, из текста: явистася Моисей и Илия с Ним глаголюща, проповедник выводит такую тему: «я изложу милости вашей различные пророчества о Христе, из которых можем уразуметь, что Христос истинный Мессия, имевший придти в мир, для спасения человеческого. На основании тех же пророчеств мы можем дать отпор неверным жидам, не признающим Христа Мессиею»³⁶. Очевидно, и эта проповедь есть ничто иное, как трактат из догматики. Систематичность южно-русской школьной догматики, перешедшая по наследству и к современному православно-догматическому богословию, отражается на южнорусских догм. проповедях с полною ясностью.

Есть проповеди и на темы, относящиеся к нравственному богословию; так, в слове в неделю крестопоклонную, проповедник рассуждает о трояком кресте духовном, т. е. о нищете, чистоте и послушании (обетах монашеских)³⁷; в слове в неделю 22-ю, различными примерами из истории, доказывает разнообразную пользу милостыни³⁸: в слове на Вознесение Господне говорит о трех ступенях, ведущих к небу, т. е. о вере, надежде и любви³⁹.

Как по догматическим проповедям мы можем судить о преподавании догматики в южнорусских школах, – так в нравоучительных проповедях слышим уроки из нравственного богословия. И мы находим, что школьная южнорусская мораль была несколько суха и отвлеченна, но зато совершенно чужда иезуитской казуистики, заглушавшей голос совести и спутывавшей понятия о добре и зле с недобросовестностью приказного крючкотворства.

Так как изучение истории не процветало в южнорусских школах XVI и XVII в., то не встречаем почти и проповедей, специально посвященных какому-нибудь церковно-историческому очерку. Отдельные лоскутки исторического материала попадаются, правда, в обилии почти в каждой проповеди, но стоят не в исторической связи, и, очевидно, имеют целью не поучение слушателей истории, а расширение объема или увеличение занимательности проповеди. Даже в немногих, по видимому, специально-исторических проповедях, проповедник чуждается исторической постановки дела, а измышляет какую-нибудь другую. Например, в проповеди на тему: «Какие муки терпел Христос?»⁴⁰ проповедник не изображает страданий Христовых хронологически, по приглашает слушателей видеть главу, лицо, руки, ноги Спасителя и замечать в различных членах Его следы различных страданий. В другой проповеди, о величии Иоанна Предтечи⁴¹ автор, правда, держится хронологического порядка, но, обещая показать своим слушателям, что св. Иоанн Предтеча был велик при рождении. велик при жизни, велик по смерти, таким образом уже самою постановкою проповеди исключает две трети ее из области собственно-исторического рассмотрения.

Все проповеди указанного нами порядка представляют в себе положительное содержание, дают христианину действительное знание того, что ему нужно знать, и потому не утратили своей ценности и до настоящего времени. Многия из них, будучи переведены на современный русский язык, и поныне могли бы с пользою быть произносимы с церковных кафедр. Не таковы остальные группы южнорусских проповедей. Более характерные для своего века, но менее сообразные с достоинством церковного слова, они вызывали против себя справедливые порицания и навсегда отошли уже в область церковно-литературной археологии.

Ко 2-й группе южнорусских проповедей мы относим те из них, в основании состава которых лежат так называемые loci topici. При построении такой проповеди, автор, обыкновенно, отрешался от исторической и от всякой живой действительности и крепко держался только за голые логические схемы и отвлеченные логические приемы, при помощи которых и образовывался план проповеди. Всего проще бывало дело, когда автор составлял проповедь, раздробляя какое-нибудь, заключавшееся в теме, родовое понятие на видовые. Так например, Лазарь Баранович, в проповеди на слова церковной песни: Рождество твое, Богородице Дево, радость возвести всей вселенней, остановил свое внимание на слове вселенная и занялся указаниями, какую радость принесло великое событие земле, воде, воздуху, огню, небу, пророкам, апостолам, мученикам, вдовам, гробам, древам, горам, птицам, агнцам, и проч. Деление проповеди основывается на исчислении предметов, обнимаемых понятием вселенная. Так Иоанникий Голятовский, в слове на день Благовещения пр. Девы, задается вопросом: «где именно на земле и небе обитает пр. Дева?» и отвечает, что пр. Дева обитает на земле между всеми людскими сословиями (простолюдинами, господами и духовными), а на небе – между всеми чинами ангельскими⁴². Состав проповеди бывает хитрее, когда в основание проповеди целиком полагается какая-нибудь логическая схема. Так например, проповедник собирается писать слово в похвалу креста Господня, и, не долго думая, берет рубрики для проповеди прямо из логики. Есть у философов (рассуждает он) четыре причины, без которых не может быть ничего на свете: действующая, материальная, формальная и финальная, или конечная. Будем же хвалить крест по четырем причинам. Действующая причина креста – сам Христос. Материальная причина креста – древо пальмовое, кедровое и кипарисовое. Формальная причина креста его таинственно-благодатная четырехконечная форма. Конечная причина креста – отверзение нам неба⁴³. Еще пример. Проповедник желает хвалить ап. Иоанна Богослова, и притом как-нибудь позамысловатее. «Апостола Иоанна (рассуждает проповедник), как философа, любящего мудрость, буду я сегодня хвалить из философии». Есть у философов десять предикаментов, которыми все определяется и объемлется: 1. substantia (истность), 2. quantitas (количество), 3. qualitas (яковость), 4. relatio (отношение), 5. actio (действие), 6. passio (терпение), 7. quando (когда), 8. ubi (где), 9. situs (положение), 10. habitus (вид, одежда). И вот, проповедник, взявшись хвалить ап. Иоанна по 10 предикаментам, исполняет свое намерение, но с какими страшными натяжками! Видно, что он и сам не рад, что затеял такой план и не бросает дела только потому, что хочет выдержать характер. Вот, например, выдержка: «предикамент 9-й: situs – положение, когда кто-либо лежит, или сидит, или стоит. Может ап. Иоанна хвалить и от положения, ибо части тела его имели разное положение. Когда ап. Иоанн, в откровении (Откр.1) увидав Христа, пал на земле пред ногами Христовыми, то все члены его были распростерты. Когда же ап. Иоанн молился Богу, то все части тела его имели иное, высшее положение. А когда ап. Иоанн, стоя и глядя на небо, диктовал евангелие ученику своему Прохору, то члены тела его имели еще иное, еще высшее положение»⁴⁴. Само собою разумеется, что все это говорится только для того, чтобы как-нибудь напомнить категорию situs. Представьте же себе, какой хаотический вид имеет вся проповедь, сгроможденная из бесцельных и бессвязных частей. Венец проповедей такого рода представляет слово Лазаря Барановича на Воздвижение креста Господня, начинающееся так: «философы имеют в своем саду одно изобильное древо, называемое arbor Porphyriana⁴⁵. В саду христиан есть древо обильнейшее – крест Христов. В порфирианском древе находятся разныя степени: substantia (существо), corpus (тело), vivens (живущее), homo (человек), individuum (неделимое); те же самые степени и в древе крестном. Следует определение этих степеней, причем, в соответствие понятию: homo, проповедник ставит слова Пилата о Спасителе: се человек!, а в соответствие понятию individuum надпись на кресте Спасителя: Иисус Назарянин царь иудейский»⁴⁶. В XVI и XVII вв. подобное построение проповеди казалось очень остроумным и замысловатым, а в наше время кажется детскою игрою в понятия, недостойною серьезных людей.

К 3-й группе южно-русских проповедей мы относим те из них, в основании которых лежит какой-нибудь схоластический, хитро придуманный вопрос, ответом на который служит какое-нибудь курьезное положение, поражающее слушателя своею странностью и неожиданностью. Такой прием составления проповедей был особенно любим иезуитами. Известный противник иезуитов, Феофан Прокопович, в своей рукописной риторике, по поводу проповедей польского иезуита Фомы Млодзяновского, говорит следующее: «для приобретения знаменитости ученые хвастуны особенно усвоили себе манеру говорить что-нибудь удивительное, необыкновенное. Поэтому они выдумывают курьезные, но совершенно вялые и смешные умствования, и спрашивают, почему в имени Иисуса Христа или святейшей Девы находится пять букв, почему Бог чрез пророка сказал так, а не иначе? Почему что-нибудь сделано или написано так, а не иначе. Задержав бедных слушателей несколько времени бессмысленною проволочкою, ораторы, наконец, выпрямляются, приходят в восторг, одушевляются и, поддерживаемые вниманием невежественной толпы, с натянутою важностью и отвислыми щеками начинают изрекать свое, в высшей степени нелепое, прорицание. Ибо что может быть нелепее, например, такого оборота: один проповедник, произнося похвалы Богородице (если они только достойны названий похвал), спросил слушателя; как ему кажется, почему во время всемирного потопа, когда все бедные животные погибали, одни рыбы избежали этой гибели? Вот о чем он недоумевает и спрашивает. И мужики (если бы нужно было) готовы были бы отвечать: неужели, любезный отче, тебе кажется удивительным, что рыбы не погибают в воде? Но проповедник, как муж мудрый, не считает для себя приличным рассуждать так, он отвечает, что это случилось потому, что рыбы заключаются в имени Богородицы, ибо Мария (Maria) созвучно с словом море (mare) во множественном числе. О остроумие, не лучшее глупости рыб! Достопочтенный отец Млодзяновский не знает другого красноречия, кроме подобных умствований... Невозможно перечесть бесчисленных примеров его пустословия: приведу, впрочем, один пример, где примешал он и свою ересь. В проповеди о страдании Иисуса Христа, Млодзяновский спрашивает почему иудеи, требуя Иисуса Христа на смерть, дважды сказали: распни, распни его, и однажды употребили страдательный залог: да распят будет? И на этот вопрос, между прочим, отвечает так: «то латинское слово crucifige есть слово, означающее деятельность глагола действительного, а другое также латинское словцо: crucifigatur – да распят будет – есть слово страдательное. Дважды стоит crucifige, crucifige, показывая, что страдание Господа Иисуса имело совершиться в честь и хвалу двух лиц, от которых исходит Св. Дух, т. е. Отца и Сына, а также имело совершиться и на хвалу пассивного продукта, происходящего от обоих – Духа Святого». Вот что сказал проповедник, и сказал весьма основательно, потому что догмат стоит того, чтобы украшаться таким красноречием... Что сказать о легионе других нелепостей? Так например, проповедник спрашивает, есть ли на небе библиотека? или говорит, что в мире есть только двое часов, что в мире нет ни мяса, ни хлеба, ни салата, и тысячи других пустяков»⁴⁷. Феофан Прокопович писал эти строки уже в начале XVIII в., и, начиная собою новый период в истории русского проповедничества, мог с беспощадною критикою относиться к приемам прежнего периода. Но предшественники Ф. Прокоповича в южно-русских школах рассуждали иначе и сочли не излишним заимствовать у польских проповедников вышеуказанный прием составления проповедей. Так Иоанникий Голятовский всю проповедь на день Рождества Христова посвящает решению вопроса: отчего Бог Сын взял на Себя природу человеческую, а не ангельскую? и отчего именно Сын Божий, а не Бог Отец и не Дух Святый»⁴⁸? При постановке этой темы, автор как будто забывал слова апостола: кто разуме ум Господень или кто советник Ему бысть? и благоговейное чувство христианина несколько оскорбляется притязанием проповедника на близкое знакомство с божественными тайнами. В таком же роде проповедь И. Голятовского на день крещения Господня. Проповедник рассуждает на тему: для чего Господь принял крещение? и говорит, между прочим, что Господь крестился для того, чтобы потопить в воде фараона адского, чтобы извлечь из воды велиорыба пекельного, чтобы сделать здоровыми воды вредоносные, чтобы вкинуть в воду человека расслабленного, и пр. Здесь есть натянутость в ответах, но сам вопрос, служащий основанием проповеди, прост и естествен. Но есть проповеди, в которых сам основной вопрос отличается искусственностью. Так например, автор Огородка, Ант. Радивиловский, в день ап. Андрея первозванного, рассуждает на тему: «зачем Христос, призывая к себе св. Андрея, сначала взглянул на него? чем Андрей понравился Христу? и пр.»⁴⁹ В день Рождества Христова, он рассуждает на тему: что за секрет, что ночью, а не днем Сына Божьего родит Мария⁵⁰? В слове на день Сретения, 2-я часть посвящена решению вопроса: «для чего старец Симеон перед смертью поет, а потом тотчас умирает?⁵¹» В слове на день св. Архистратига Михаила спрашивается, «что на соборе ангельском говорил и делал А. Михаил вместе с другими ангелами, и какую они постановляли конституцию?»⁵² (sic!) Проповедник с большою подробностью излагает протокол ангельского собрания, так что остается только удивляться, откуда он мог получить такие определенные сведения.

К 4-й, самой многочисленной и характерной, группе южно-русских проповедей мы относим все те проповеди, построение которых основано на сравнении, метафоре, или аллегории. Конечно, проповедник имеет полное право пользоваться этим приемом, подражая примеру Христа, который в притчах открывал людям тайны царства небесного. Но между притчами Христа Спасителя и аллегорическими проповедями южно-русских витий довольно мало общего, что само собою откроется для нас при рассмотрении проповедей этого рода.

Самый простой вид аллегорической проповеди бывает тогда, когда вся проповедь состоит из разъяснения какой-либо метафоры. Так например, любя восхвалять Богоматерь, южно-русские проповедники составили множество аллегорических поучений, в которых раскрывалось, что пр. Дева подобна небу⁵³, дому Соломонову, радуге, морю, граду твердому, вратам, замку, жезлу Моисееву, зеркалу, лилии⁵⁴. Есть проповеди, в которых раскрывается сходство Христа Спасителя со львом, с кокошью, с рощею масличною, с цветком, с камнем⁵⁵. Иоанн Предтеча уподобляется соловью, Иоанн Богослов – печати, ап. Андрей – карбункулу, св. Николай солнцу, св. Савва – розе и лилии, св. Антоний – муравью, три святителя (Василий Великий, Григорий Богослов, Иоанн Златоуст) – сардию, топазию и смарагду, крест Христов – мечу и рогу⁵⁶, и т. д. Чертеж подобных аллегорических проповедей довольно прост. Вся трудность, на первых порах, состоит только в том, чтобы найти годную метафору. Для преодоления этой трудности, первый русский гомилет Иоанникий Голятовский советует проповеднику обращать внимание на толкование имени. Если, например, имя празднуемого святаго – Василий, что значит царь, то можно весьма удобно раскрывать, как он царствовал в сей жизни над страстями, а по смерти вечно царствует на небеси. Если, например, погребаемого покойника зовут Стефан, что значит корона, то пусть проповедь представит корону, которую он учинил себе из цветов или драгоценных камней, разумея под тем его качества и дела⁵⁷. Если толкование имени не давало надлежащего материала для аллегорической проповеди, то полагался в основу текст, заключавший в себе метафору, или образ, и затем в приступе делалось из этого текста, хотя часто с натяжками, желаемое приспособление к предмету проповеди. Хочет, например, проповедник сравнивать св. Антония с муравьем, он полагает в основание проповеди текст: иди ко мравию, ленисе (Притч.6) и достигает желаемого. Но если ни толкование имени, ни подходящий текст не приводят к предмету аллегорической проповеди, то проповедник обходится как-нибудь иначе. Например, проповедник желает сравнивать Иоанна Предтечу с соловьем, не имея для этого никаких оснований, и прибегает к такому обороту. «Когда уже земные соловьи перестали утешать наш слух своим мелодическим пением, тогда в дом свящ. Захарии посылается, чрез зачатие, новый соловей, с новою небесных песней мелодиею, св. Иоанн Предтеча». Приступ – худо ли хорошо ли – сделан: после этого уже можно вести аллегорическую проповедь о сходстве Предтечи с соловьем. Трактация подобных проповедей весьма проста, и вся состоит из нескольких пунктов сближения между обоими предметами сравнения. Вот например, вкоротке сущность проповеди на тему: «в чем состоит подобие Богоматери морю?» 1) Все потоки идут в море; точно также и в Пр. Деве совмещаются все дары божеств. благодати. 2) От моря берут свои воды реки, источники, криницы; точно также и от Матери Божией (после Христа Спасителя) все разумные творения получают милости и благодеяния. 3) Если кто из купцов хочет скоро разбогатеть, то пускается на море, зная, что мореплаванье есть источник прибыльной торговли Мы на сем свете купцы, но слову Спасители: куплю дейте, дóндеже прииду, и если хотите обогатиться небесными сокровищами, то должны обратиться к мысленному морю Марии»⁵⁸. Вот еще для примера сущность проповеди на тему: «Божия Матерь подобна зеркалу». 1) Зеркало состоит из ртути и стекла, так и Пр. Дева являет в себе девственность и смирение. 2) В зеркале отражается художник, создавший его, так и Господь Бог изображается в непорочной Марии. 8) Зеркало бывает украшено дорогою оправою, так и Пр. Дева облечена в благолепие. 4) В зеркале необходимо соединение стекла и ртути, так и в Богоматери необходимо было соединение девства и смирения. 5) Зеркало, под влиянием солнечных лучей, производит огонь; так и Богоматерь – сие мысленное зерцало – под влиянием лучей божественного солнца, зачала Божественный огонь – Христа; и как зеркало не сокрушает луч солнечный, но оставляет целым, так и Христос не разрушил девства Марии. 6) Зеркало, будучи мало, отражает в себе великие вещи; тоже должно сказать и о Марии, – зерцале Божества. 7) Зеркало служит нам для того, чтобы мы в него смотрелись, точно также и Пр. Дева служит нам образцом для самопознания и подражания⁵⁹. Вот еще вкратце аллегорическая проповедь, представляющая сравнение Христа с кокошью. В основание сравнения положены слова Спасителя: коль краты восхотех собрати чада твоя якоже собирает кокош птенца своя (Мф.23:37). Самое сравнение раскрывается в след. чертах, определяющих собою состав проповеди. 1) Кокошь, когда выведет цыплят, кличет их к себе и собирает под крылья; Христос печется о взыскании и спасении людей. 2) Кокошь от любви к курчатам хворает и более печется о них, нежели о самой себе. Христос даже душу Свою положил за людей. 3) Кокошь, нашедши зерно, скликает курчат и делится с ними. Христос приглашает людей к царству небесному, которое подобно зерну горчичному. 4) Кокошь, когда ищет зерна, то бросает прочь сор. Христос отбросил прочь всю славу мира сего, какою соблазнял Его диавол и повелел тоже делать христианам. 5) Есть кокошь, которая, снесши яйцо, кричит, и есть кокошь, которая, снесши яйцо, молчит; последней подобен Христос Своим смирением. 6) Кокошь молодая живет в загоне, клюет, что случится, и часто прислуги гоняют ее метлою: но когда зарежут ее, то с великим почтением подают на стол на серебряном блюде пред царей, князей и великих панов. Христос при жизни не имел, где главу приклонити, а по смерти погребен был с честью и, воскресши со славою, предстал Отцу небесному⁶⁰. Приведем, в заключение, план аллегорич. проповеди, изображающей сравнение Иоанна Предтечи с соловьем. 1) Соловей создан для того, чтобы прекрасно петь. Иоанн Предтеча родился для того, чтобы возглашать славу Христа Господа. 2) Голос соловья очень приятен и громок. Тоже можно сказать и о проповеди Иоанна Предтечи. 3) Соловей, по словам Плиния, имеет очень много духу и очень мало тела; таков же и Иоанн Предтеча. 4) По словам натуралистов, соловей, в начале весны, так увлекается пением, что почти не ест. Иоанн Предтеча, явившись при начале благодати, проповедывал с великим усердием и много постился. 5) Соловей переменяет свой голос, смотря по различию часов; точно так же была разнообразна проповедь Иоанна Предтечи⁶¹.

Аллегорич. проповеди составляют большую часть южно-русских проповедей XVI и XVII в. Кроме многочисленных, уже указанных нами, аллегорических проповедей в честь Спасителя, Богоматери и разных святых, очень нередко попадаются проповеди на темы: праведник подобен пчеле, монах подобен гробу каменному, человек подобен яйцу, и т. д. Всюду символизм, аллегоризм, страшная охота разъяснять метафоры и делать уподобления.

Есть проповеди, в которых автор не довольствовался разъяснением одной метафоры, нагромоздил целую груду метафор, так что вся проповедь представляла массу пестрых разновидных образов, которые, по всей вероятности, трудно укладывались в голове слушателя. Такова, например, проповедь Иоанникия Голятовского на день св. апостолов Петра и Павла, где для первоверховных апостолов прибираются следующие подобия: солнце и месяц, две таблицы Моисеевы, два херувима златые, бывшие в скинии, – две трубы златые, устроенные Моисеем, два медных столба храма Соломона и, наконец, два сосца, упоминаемые в кн. Песнь Песней⁶². Такова же проповедь на Рождество пр. Богородицы из текста: премудрость созда себе дом и утверди столпов седмь. Проповедник приводит на память, для сравнения с Богоматерью, семь столпов, упоминаемых в Библии: столп соляной, в который обратилась жена Лотова, столпы облачный и огненный, путеводившие евреев в пустыне, столп дымовый (Суд.20), столп железный (Иер.1), столп сребряный (Песн.2:5), столб небесный (Иов.26)⁶³. Такова же и та проповедь, где проповедник, но числу пяти литер, составляющих имя Мариа, подбирает пять дорогих камней. Букве м соответствует магнит; – а – амемист; р – рубинг: и – иаспис: а – ахатес: свойства каждого камня сравниваются с добродетелями Богоматери⁶⁴.

Что сказать о достоинстве аллегорических проповедей? Объяснять тайны мира духовного подобиями мира видимого можно к должно; человеческий язык так беден, что по необходимости употребляет метафоры, для выражения идей о мире духовном; много таких метафор есть и в священном Писанин; хотя эти метафоры, по большей части, ясны сами собою, но не мешает и еще более разъяснить их; только нужно, чтобы эти разъяснения действительно уясняли, а не потемняли дело; т. е. чтобы в разъясняемых метафорах раскрывалось сходство с предметами мира духовного 1) действительное, а не вымышленное, 2) постоянное и существенное, а не случайное, 3) близкое, а не отдаленное. Южнорусская проповедь погрешала против всех этих правил. Южнорусские проповедники забывали, что всякая метафора, даже употребляемая библейскими писателями, дает только одну черту сходства, а не полную копию сравниваемого предмета; забывая это свойство метафоры, проповедники старались провести сближение по очень многим пунктам, причем, естественно, подбирались черты сходства, и вымышленные, и случайные, и отдаленные. Объясним это примерами. Когда, например, свящ. писатель называет Спасителя львом от Иуды, то, очевидно, разумеет только Его могущество, – это качество, которое, в своем роде, присуще и льву, – и не более. Но южно-русский проповедник не довольствуется одною чертою сходства; он перебирает все свойства льва, известные ему из тогдашних, наполненных выдумками, бестиариев; исчисляются тут свойства льва совершенно баснословные; например, лев не трогает человека, если его голова или очи будут прикрыты плащом; львенок три дня остается спящим, или как бы мертвым, и только на третий день пробуждает его рыкание льва и пр. Очевидно, эти свойства льва не действительные, а вымышленные, а вместе с тем и все уподобление никуда не годится.

Еще пример. Когда Спаситель говорит о Себе, что Он восхотел собрать иерусалимлян, как кокошь своих птенцов под крыло, то, очевидно, кокошь является тут только, как образец нежной заботливости о детях, и не более. Южнорусский проповедник проводит сближение Христа с кокошью по многим пунктам и, между прочим, говорит, что кокошь при жизни бывает в загоне, а после заклания подается на золотом блюде пред царя и великих панов. Аналогию этому проповедник находит в униженном и прославленном состоянии Христа Спасителя. Но совершенно ясно, что не всякая кокошь при жизни бывает в загоне, а тем более не всякая кокошь, после заклания, подается на стол на золотом блюде пред царя и великих панов. Черта сходства взята случайная, а вместе с тем и само уподобление не выдерживает критики.

Если такого рода неправильности имеют место при разъяснении библейских метафор, то еще более произвола и неправильностей допускала южно-русская проповедь при разъяснении метафор самодельных. Положиим, что проповедник имел право сравнить пр. Деву, хранившую в душе своей чистое отражение Божества, – с зеркалом, но когда проповедник говорит, что как зеркало слагается из стекла и ртути, так и Богоматерь имела отличительными свойствами девственность и смирение, то совершенно не ясно, чем стекло похоже на девственность, а ртуть на смирение. Уподобление совершенно отдаленное и произвольное!

Но не все аллегорические проповеди южнорусских витий наполнены вымышленными, случайными и произвольными уподоблениями. Есть проповеди, которые имеют екзегетический характер и занимаются только исчислением и надлежащим разъяснением библейских метафор о том или другом предаете, например о грехе, о церкви Божией, о нашем спасении, и пр. Например, слово о грехах исчисляет, что в св. писании грехи называются комарами и велбудами, (Мф.25), пленицами, ранами, болотом, оловом, зверями нечистыми, и разъясняет каждую метафору⁶⁵. Есть проповеди, состоящие хотя и не из библейских метафор, но, очевидно, проникнутые стремлением разъяснить известный факт мира духовного подобиями мира видимого. Такова проповедь на тему: как Бог соединился с природою человеческою? объясняющая эту тайну подобиями соединения души и тела, – двух наук в знаний одного человека, оловянного перстня с алмазом, меча – с ножнами, лука с тетивою⁶⁶. – Но подобных, удовлетворяющих сколько-нибудь требованиям современной гомилетики, аллегорических проповедей очень немного.

Мы различили и описали 4 группы южнорусских проповедей, по их строению: проповеди, подобные богословским трактатам, формально-логические, диалектико-софистические и аллегорические (такими краткими названиями мы можем обозначить эти группы для удобнейшего воспоминания. Нам следует перейти к указанию источников, откуда южнорусские проповедники почерпали данные для развития своей проповеди.

Ф. Т.

Умственные способности

Как понятия о предметах образуются при посредстве суждений и, следовательно, одновременно с ними, так и суждения образуются при посредстве заключений (или умозаключений) и, следовательно, также одновременно с ними. Таким образом умственные способности человека развиваются гармонически, как одно неразрывное целое. Сначала, как мы уже говорили, в душе дитяти образуется темное и слитное представление о том предмете, который наичаще производит на него известного рода впечатления. Потом эти впечатления усвояются производящему их предмету, как его признаки, и таким образом, при посредстве суждения, сделанного, разумеется, бессознательно – в силу простой привычки, образуется в уме дитяти понятие о предмете, имеющем известные признаки, которое, в свою очередь, дает возможность уясниться, сделаться сознательным и самому суждению, при посредстве которого оно составилось. Но с самого момента рождения окружает дитя и действует на его органы чувств не один предмет, а многие. Между этими предметами существует известная связь, в силу которой некоторые из них производят на дитя впечатления сходные и даже однородные. Вот эта то связь между предметами и познается посредством умозаключений. И если дитя, чрез посредство впечатлений, производимых на него внешними предметами, познает эти предметы, составляя о них понятия и суждения, то тем же самым путем оно необходимо должно познавать и связь между предметами, умозаключая о ней по сходности или несходности впечатлений. Следовательно, умозаключения являются в уме дитяти столько же рано, как понятия и суждения, именно с того момента, когда дитя в первый раз заметит два сходных впечатления, произведенных на него двумя предметами, хотя в этот ранний период умозаключения, как и все другие познавательные действия ума детского, совершаются еще бессознательно.

Из сказанного нами видно, что самые первые детские умозаключения состоят в том, что дитя от однородности признаков (впечатлений, производимых на него известными предметами) заключает об однородности самих предметов, которым принадлежат эти признаки. Такими именно, конечно, еще бессознательными, умозаключениями пользуются в самое раннее время детской жизни, когда например обманывают дитя, давая ему сосать вместо соска, наполненного молоком, пустой сосок, или когда, для того, чтобы снова усыпить проснувшееся дитя, к колыбели его, вместо матери, подходит женщина и, подражая голосу матери, начинает баюкать его теми словами, которыми обыкновенно баюкает мать. Такими же умозаключениями руководствуется дитя и в своих первых жизненных опытах, когда например, упавши раз со стула или скамьи, боится в другой раз взлезать на подобные предметы, или, получивши раз ожог от блестящего предмета, боится в другой раз прикасаться к подобным предметам. Подобными же умозаключениями и взрослые люди наичаще руководствуются в практической жизни, когда, например, решаются на какое-нибудь дело, на том основании, что это дело уже удалось одному или нескольким людям, или когда делают дурное заключение о незнакомом человеке потому, что он, по внешнему виду, похож на нескольких, уже известных им, дурных людей, и т. п. Из этих примерев видно, что те умозаключения, в которых от сходства нескольких признаков мы заключаем о полном сходстве предметов, играют весьма важную роль в жизни человека. В детском возрасте они служат единственным основанием для объединения отдельных предметов в одном общем представлении, или для подведения частных понятий под одно общее. Когда, например, крестьянское дитя, доселе видевшее только несколько тощих, маленьких, невзрачных крестьянских лошадей, в первый раз увидит высокую, статную, крепкую лошадь богатого человека, оно, не задумавшись, назовет этот новый предмет лошадью. В этом случае дитя заключает об однородности нового предмета с теми, о которых оно уже имеет понятие, на том основании, что впечатление, произведенное на него внешним видом этого предмета, было сходно с теми впечатлениями, которые производили на него прежние предметы. Так оно действует и во всех других случаях: оно не делает точного и всестороннего анализа нового предмета, а основывает свое заключение на немногих, прежде других бросившихся в глаза, признаках. Впрочем, и взрослые люди, большею частью, поступают таким же образом.

Итак, эти первые детские умозаключения, имеющие, впрочем, весьма важное значение и во всей жизни человека, имеют и хорошую, и дурную сторону. С одной стороны, если «общие понятия расширяют наши познания о предметах мира внешнего далеко за пределы того небольшого куска земли, на котором мы проводим большую часть своей жизни»⁶⁸, то такое расширение умственного кругозора становится возможным при посредстве этих именно умозаключений. Зато, с другой стороны, эти же самые умозаключении часто служат источником многих и важных ошибок. Так например, мы нередко оскорбляем мало знакомого нам человека и даже вредим ему, – высказывая о нем дурное мнение, основанное на одном внешнем виде его, на сходстве его с другими дурными людьми; напротив, легкомысленно доверяемся другому малознакомому человеку, считая его добрым и истинным, также на основании одного внешнего сходства его с другими честными людьми. Так мы бросаемся в какое-нибудь опасное и рискованное предприятие на том основании, что подобные предприятия удавались некоторым людям; напротив, боимся приступать к делу более верному и выгодному, потому что оно не удалось одному нашему знакомому. Чтобы предохранить дитя от подобных ошибок, нужно с малолетства приучать его брать за основание своих заключений только существенные и главные признаки предметов. Для достижения этой цели нужно действовать по тем самым правилам, которые мы указали для того, чтобы приучать детей составлять правильные понятия о вещах и верные суждения о свойствах их, потому что развитие различных сторон детского ума совершается равномерно и по одному и тому же пути. Именно, с самого начала, когда умственная деятельность дитяти совершается еще безотчетно, нужно так ставить пред ним предметы, чтобы прежде всего бросился в глаза главный, родовой (т. е. общий нескольким предметам) признак их. Вследствие этого дитя привыкнет класть в основание своих заключений о предметах главные признаки их, и если оно не встретит в каком-нибудь предмете такого несомненного признака, то, хотя и безотчетно, остановится в нерешимости: какое сделать заключение об этом предмете, куда его отнести. Потом те же самые предметы нужно ставить так, чтобы главные родовые признаки их закрывались второстепенными и случайными, и при этом приучать дитя не спешить с своими заключениями, а сначала рассмотреть внимательно предмет с различных сторон и отыскать в нем главный признак. Таким образом дитя постепенно приучатся не делать поспешных и легкомысленных заключений, что даст ему возможность избежать многих ошибок в жизни. Для этой цели полезно также иногда пользоваться такими поспешностями и ошибочными заключениями дитяти, которые приносят ему ощутительный вред, стараться запечатлеть эти ошибки в понятии дитяти. и вывести из них урок для него на будущее время.

Источником ошибок умозаключения могут быть только в том случае, если они основаны на сходстве одного, или немногих признаков. Чем больше берется в расчет признаков, тем ближе к истине становится заключение об однородности или разнородности предметов. Наконец, если все признаки предмета окажутся сходными с признаками других, уже известных, предметов, то заключение об однородности нового предмета с этими, уже известными, будет вполне безошибочно и послужит надежным орудием расширения наших познаний. Первые детские умозаключения, конечно, весьма далеки от безошибочности, потому что основываются на внешнем сходстве весьма немногих, большею частью, одного только признака, который прежде других бросается в глаза. Поэтому высшей ступенью умственного развития детей будет постепенное приучение их рассматривать предмет с различных сторон, составлять о нем много суждений и, на основании их, выводить заключение об отношении этого предмета к другим и о роде его. Далее, когда дитя привыкнет к многостороннему, если не всестороннему, обсуждению предметов, то вместе с тем оно приучится между многими разнородными признаками находить такой, который принадлежит каждому из нескольких предметов и, следовательно составляет родовой признак их. Открывши такой признак, дитя умозаключает, что если он принадлежит каждому из нескольких предметов, то, значит, эти предметы однородны, и признак этот принадлежит всему роду их. Этого рода умозаключения служат орудием для составления общих понятий, обнимающих собою целые группы предметов. Они дают нам возможность возвышаться над бесконечным разнообразием явлений природы, познавать общие законы этих явлений и, при помощи этих познаний, господствовать над явлениями природы. В практической жизни такие умозаключения дают нам возможность предугадывать последствия известных обстоятельств и, следовательно, делают нас практическими – мудрыми людьми⁶⁹. Поэтому способность составлять такие умозаключения, в которых от присутствия известного признака в многих частных предметах мы заключаем о принадлежности его всему роду этих предметов и общему понятию, обнимающему этот род, составляет цель умственного развития детей.

Но верное достижение этой цели, как и всякой другой, возможно только при том условии, если мы будем стремиться к ней не спеша, или будем соблюдать строгую постепенность в умственном развитии детей. Не развлекая внимания дитяти многочисленностью предметов, мы должны помогать ему находить однородный признак, сначала в немногих предметах, потом постепенно помогать ему знакомиться с большим и большим числом предметов, как это указано при изложении правил о составлении общих понятий. Но расширяя таким образом умственный кругозор дитяти, открывая постепенно его умственному содержанию великий мир Божий, мы должны приучить его не спешить с своими заключениями, а основывать их на наблюдении возможно большего числа предметов. Постоянно нужно помнить, что только обширная опытность дает нам возможность делать верные или, по крайней мере – близкие к истине, заключения. Когда мы внимательно наблюдали те явления природы и жизни общественной, какие совершались пред нами, то, при повторении однородных с ними явлений, заключение о том, что должно последовать за ним, является само собой, без всякаго умствования с нашей стороны. Подобно этому мы должны действовать и при умственном развитии детей, именно: не навязывать им готовых умозаключений, чтобы не подавить в них самостоятельность мышления, и не допускать их делать слишком поспешные заключения, чтобы не приучить их к легкомыслию, но, расширяя постепенно знакомство их с предметами, ставить последние в такое положение, чтобы из наблюдения их само собою вытекало известное заключение о взаимном отношении их между собою.

П. Р.

Робко и нерешительно выступила «Домашняя Беседа» в 1858 году на поприще журналистики, не дерзнув даже принять на себя название периодического издания, и уже в 1858 году пошла по рассмотренной св. Синодом и министерством народного просвещения и Высочайше утвержденной программе. Ряд великих событий, преемственно следовавших одно за другим, придал и журналистике нашей более оживленный характер, и «Домашняя Беседа» не могла оставаться безучастною зрительницей и безмолвною свидетельницей всего происходившего. Но, оставаясь подцензурным изданием и связанная весьма тесною программой, она, зачастую, встречала препятствия в. изложении своих мыслей и убеждений касательно многообразных явлений жизни политической, гражданственной и социальной. В последнее время это сделалось для нее весьма ощутительным, и «Домашней Беседе» угрожала опасность обратиться в духовную, так что сама собою представилась необходимость изменить и распространить ее Программу.

Стоя на рубеже двух литератур, собственно церковной и светской, и желая оставаться верною, раз навсегда принятому ею, строго-религиозному и нравственно-патриотическому направлению, «Домашняя Беседа», подобно прочим собратьям своим по журналистике, с настоящего времени будет относиться с возможным участием ко всем, без исключения, вопросам как внутренней, так и внешней жизни.

Новая программа, рассмотренная, в надлежащей части, св. Синодом и утвержденная Главным Управлением по делам печати, открывает обширнейший круг деятельности для «Домашней Беседы», обнимающий собою всю сферу человеческих познаний, начиная от нравственно-догматического учения Церкви православной до последних явлений жизни обыденной. Таким образом, в состав «Домашней Беседы» войдут:

1. Статьи, относящиеся к догматическому и нравственному учению Церкви православной, излагаемые общепонятным языком.

2. Статьи, касающиеся внешнего положения Церкви воинствующей на земле и православного духовенства.

3. Исторические рассказы, описания замечательных событий в нашем отечестве, а равно жизнеописания знаменитых людей, имевших благотворное влияние на ту или другую сторону жизни народной.

4. Общие политические обозрения и частные заграничные извещения, по руководству лучших наших газет и журналов.

5. Правительственные распоряжения, касающиеся всех сторон жизни государственной.

6. Судебная хроника по делам, имеющим особенное какое либо значение и важность (без обсуждения решений и производства сих дел).

7. Статьи, относящиеся к народному здравию, излагаемые общедоступным для понимания языком.

8. Литературные рассказы, с строго-нравственным направлением.

9. Критический разбор книг и всякого роди сочинений, появляющихся как вне, так и внутри нашего отечества.

10. Всех родов стихотворения, с строгою, однако ж, оценкою их содержания и внешних достоинств.

11. Корреспонденции и всякого рода объявления, по примеру других газет и журналов.

Само собою разумеется, что полное осуществление такой обширной программы, по всем указанным рубрикам, в еженедельном издании невозможно. Нам только развязали теперь руки, и мы можем писать обо всем, что входит в сферу журналистики, не останавливаясь ни пред каким вопросом жизни политической, гражданской и социальной. В последних трех выпусках уже сделана проба этому и мы надеемся, с помощью Божиею, дать на тему журналу подобающий ему характер всесторонней домашней беседы. Нас не удержат от этого ни трудность и многообразие предстоящих занятий, ни увеличившиеся издержки по изданию, ни весьма умеренная плата за наши труды: испытав одиннадцатилетним опытом сочувствие благомыслящей публики, мы надеемся, что она не оставит нас и на новом, более обширном и более трудном, поприще журнальной деятельности

Подписная цена остается та же, именно: в С. Петербурге без доставки три рубля; с доставкою на дом четыре рубля пятьдесят коп, с пересылкою во все города, местечки и селения Империи пять рублей.

Подписка будет приниматься в течение всего текущего года подписчики получат все выпуски, начиная с первого

Редактор-издатель Виктор Аскоченский