Путешествие о. Иоанна на родину и обратно

Ежегодно в конце мая или начала июня о. Иоанн ездит на родину в свою Суру. Это не прогулка для отдыха, здесь в Суре он живет сутки, двое, нет, это паломничество, молитвенное шествие на гроб отца, на место первых откровений Божиих. Туда, где впервые говорил Бог, откуда Он призвал на службу всему русскому народу.

Это святое место. Путешествие на Суру мы передадим с дополнениями и сокращениями словами г. Животовского.

25 мая, день Троицы. В Кронштадте оживление. Уезжает о. Иоанн «батюшка». Вся дорога к дамбе усть-канала заполнена народом. Батюшка отслужил литургию и в половине второго взошел на палубу парохода «Любезный».

Пароход был полон народа, но кое-как разместились. Трудно было только отчалить от берега; провожающие не хотели отпускать батюшку, хватались за борт парохода, плакали.

Но вот, наконец, пароход отплыл от берега, но отплыл не надолго. Eгo остановил батюшка. Дело в том, что появился проситель. «Батюшка родной», кричал кто-то с берега.

– Я бедный чиновник, четыре раза добивался увидеть вас и все напрасно! Помогите, ради Бога! В семье у меня горе.

Батюшка попросил подойти пароход к пристани и передал просившему пакет с деньгами. Наконец «Любезный» отвалил и направился к выходу из гавани. В это время из-за судов показалась Петровская набережная и на ней человеческое море голов.

Послышались крики, плач, замелькали платки в воздухе, а от берега отделилось несколько яликов и направилось наперерез нашему пароходу. Но вот и выход из порта; мы прошли мимо нескольких красавцев, грозных крейсеров и броненосцев, на которых в это время, по случаю царского дня развевались флаги всех стран и гремела музыка, и вышли в залив. Далеко впереди, среди подёрнутого дымкой горизонта, заблестел купол Исаакиевского собора, а сзади, точно крылья белых чаек, мелькали в воздухе платки духовных детей о. Иоанна.

О. Иоанн отъезжает из Кронштадта на родину

26 мая в Свирице мы пересели на большой пароход «Баян» и вошли в красавицу Свирь. Мы уже в пределах Олонецкой губернии. Чем выше подымаемся мы по реке, тем берега ее делаются гористее. Среди леса, возвышенных лугов и засеянных хлебом полей, то и дело попадаются селения, обитатели которых, узнав кто едет на нашем пароходе, пестрой толпой высыпают на берег, кланяются в землю, бросают кверху шапки и всячески стараются выразить о. Иоанну свои симпатии. Стоило нам остановиться у одной пристани для получения дров, как сейчас же группа молодых девушек поднесла батюшке несколько букетов ландышей.

Сколько радости, сколько счастья было написано на лице каждой старушки, которой удалось получить благословение отца Иоанна!

О. Иоанн гладит по голове, хлопает по плечам, проводит по глазам больных и последние, осчастливленные, с огромным нравственном подъёмом возвращаются домой.

Петровская пристань.

27 вечером мы пришли в Вознесенье, остановились здесь за дровами и вскоре вышли в Онежское озеро, оставив в Вознесенье разочарованную публику: все надеялись увидеть батюшку, поэтому большой толпой собрались на пристани, где мы грузили дрова, но о. Иоанн в это время отдыхал в каюте и вышел на палубу только тогда, когда пароход плыл уже по гладкому, как зеркало, озеру.

Был мертвый штиль. Мы шли по прямой линии на восток, к устью реки Вытегры. Направо виднеются Олонецкие горы, а с левой стороны водное пространство сливается с небом и кажется одной серой массой, по которой то и дело мелькают белые крылья чаек, с криком летят стаи диких уток, а внизу на расстоянии нескольких саженей от парохода резвятся на просторе тюлени.

На северо-запад от нас осталась полоса далеких скал, известных своими каменоломнями.

– Вот когда я отдыхаю вполне, – говорит подошедший ко мне о. Иоанн, – только на пароходе и есть возможность провести время в полном спокойствии.

– Тяжела мне подчас бывает моя популярность: никуда нельзя показаться, нигде нельзя пройти незамеченным.

И действительно, стоит только о. Иоанну ступить на берег, как толпа окружает его со всех сторон и нужны большие усилия, чтобы освободиться из ее объятий. Он принадлежит сам себе только тогда, когда окружен со всех сторон водой. На маленькой палубе в несколько квадратных аршин он имеет на короткое время свободу в награду за целый год жизни исключительно для других.

Впрочем, и в это короткое время досуга я редко вижу батюшку без дела. То он читает святое Евангелие, то записывает в дневник свои впечатления, то обдумывает проповедь к следующему дню, так как редкий день мы не останавливаемся где-нибудь, чтобы отслужить обедню. И только изредка ходит он по палубе, созерцая природу и восхищаясь ею. Благодаря хорошей погоде, мы довольно скоро прошли Онежское озеро и вошли в устье р. Вытегры.

Утром 28 мая от. Иоанн служил обедню в г. Вытегре и сказал слово против раскольников, которых здесь много. После обедни в доме Лопаревых был предложен гостеприимный обед, на котором присутствовало около 35 человек приглашенных. Много говорилось в честь о. Иоанна речей, самой сердечной и симпатичной была коротенькая речь, сказанная экспромтом миссионером вытегорского округа священником Н. Георгиевским. Вот приблизительное содержание ее: «Глубокочтимый о. протоиерей! в прошлом году в вытегорском соборе в своем слове вы сказали: «Мне доставляет большую радость ездить по весям и городам дорогой мне России». А для нас вы всегда доставляете истинное наслаждение. В самом деле – лишь только вступаете вы, батюшка, в какую-либо весь или город, несмотря на будний день, слышится радостный, торжественный звон большого колокола, собирается собор служащих с вами, купцы запирают лавки, крестьяне бросают бороны и сохи в поле, матери во множестве несут для приобщения детей! Замечается религиозный подъем духа, усиливается теплота молитвы. И неудивительно: вы, батюшка, пламень молитвы. Как от обыкновенного огня нагреваются окружающие предметы, часто загораются и горят огромным общим огнем, так и ваш молитвенный пламень охватывает всех, как служащих, так и молящихся, и вся церковь молится с вами и усерднее и теплее!»

Пароход Шестовец с о. Иоанном.

Вечером о. Иоанн долго гулял по небольшому садику, и в саду же прочел вечернее правило. В Вытегре мы распростились с «Баяном», имеющим глубокую осадку. Перегрузив багаж на подоспевшего к этому времени «Шестовец» и новый пароход «Каму», представленный батюшке купцом Неворотиным, мы отправили оба парохода за несколько часов до нашего отъезда вперед.

Сами же решили сделать переезд в 26 верст на лошадях, чтобы избежать скучных стоянок в находящихся здесь 19-ти шлюзах.

Около пяти часов вечера 29-го мая, распростившись с гостеприимной хозяйкой, длинным кортежем двинулись мы на нескольких тройках в путь. Дорога здесь очень разнообразна. То мчимся по гладкому и узкому бичевнику, поминутно заставляя сворачивать в сторону встречных лошадок бурлачков, понуро тянувших свою бечеву, то перескакиваем через плотину, с грохотом несемся по мостику и, взлетев на горку, проезжаем по улице селения. Берега Вытегры здесь холмисты и живописны, хотя сама река по своей форме ничем не отличается от обыкновенного канала: все время одинаково узка и не имеет заливов.

Около одиннадцати часов вечера вошли в широкую красивую Шексну. После тесных рамок канала широко разлившаяся и затопившая луга река производила радостное впечатление. Несмотря на ночь, нам поминутно встречались большие пароходы с зелеными и красными глазами фонарей. Тянутся караваны бирж. Раздаются свистки и крики людей.

Около часу ночи, вдали, на высоком берегу реки Шексны, забелели постройки рощи Горицкого женского монастыря, где ждали батюшку и где он собирался утром служить обедню. Не желая, однако, тревожить обитель ночью, батюшка решил остановиться в пяти верстах от монастыря и переночевать в каюте «Шестовца» с тем, чтобы утром подойти к монастырю.

В 8 час. утра он и прибыл на «Шестовце», и прямо с пристани направился в монастырскую церковь, где отслужил обедню и приобщил монахинь св. Таин. После обедни в первой комнате игуменской квартиры был поставлен стул для отца Иоанна. Здесь, по очереди подымаясь бесконечной вереницей по лестнице, подходили к батюшке сестры монастыря для благословения. Более 600 сестер прошло мимо батюшки. После сестер таким же порядком прошли богомольцы, запрудившие всю площадку перед домом игуменьи. Отобедав при пении монастырского хора у игуменьи, мы все отправились в Кирилло-Белозерский монастырь, отстоящий от Горицкого монастыря в пяти верстах.

Здесь батюшка отслужил краткий молебен у раки преподобного Кирилла и, выпив у настоятеля монастыря архимандрита Феодосия стакан чая, поехал в город Кириллов делать кое-какие визиты.

Весь путь наш от города Кириллова до Кубенского озера был каким-то триумфальным шествием отца Иоанна; то, что происходило здесь, не поддается описанию. Целые села от мала до велика высыпали навстречу нам и бежали по несколько верст, падая на колени, простирая к отцу Иоанну руки и крестясь.

Встречалась по дороге изгородь – и пестрая толпа, не задумываясь, карабкалась на нее, прыгала вниз и снова бежала за пароходом до тех пор, пока канал не кончался и не начиналось озеро, по которому уже бежать нельзя было. На одном шлюзе я обратил внимание на очень хорошенькую девочку лет двенадцати, которая пробежала верст восемь и теперь усердно просила дать ей крестик. Но здесь ей так и не удалось ничего дать, так как брошенные крестики и образки моментально подхватывались другими. Когда пароход, выйдя из шлюза, пошел по каналу, я опять увидел среди бежавшей толпы неутомимую девочку. Сначала она сняла с головы платочек, потом сняла и кофточку, так как было очень жарко. Под конец я увидел ее уже бегущей с развивающимися длинными волосами в одной рубашонке. Весь гардероб свой она несла в руке.

Я попросил рулевого подойти ближе к берегу и, улучив удобную минуту, очень удачно бросил неутомимой девочке карточку отца Иоанна. Она подхватила ее и, прижав к груди, все-таки продолжала бежать, пока не кончился канал и не началось маленькое озеро.

Наконец, в 7 часов вечера, на 12-м шлюзе мы встретились с собственным большим пароходом отца Иоанна «Св. Николаем Чудотворцем», пришедшим за батюшкой из Суры. Со слезами встретили нас три молодых монашки – пароходные прислужницы. Оказалось, что уже одиннадцать дней они ждали нас, так как батюшка предполагал раньше 15-го Мая выехать из Кронштадта, но потом отложил свой отъезд.

Путешествие по каналу

Ночь нас застала на средине Кубенского озера, где мы, вследствие густого тумана, должны были встать на якорь. Утром мы подошли к Каменскому монастырю. Здесь я был свидетелем одного трогательного факта. Какая-то древняя старушка горячо доказывала иеромонаху Каменского монастыря, что она теперь самый счастливый человек во всем мире.

– Ну нет, батюшка, говорила она, как хочешь, а я счастливее тебя. Ты здешний житель, а он, красное солнышко, каждый год мимо тебя ездит, ну не диковина, что и заехал. Другое дело я. Я вот из Полтавы теперь в Соловки на богомолье пробираюсь, да к вам в Каменский ненароком и попала, и вдруг такое счастье! У самого батюшки отца Иоанна Кронштадтского причастилась! Да этакого счастья мне и не снилось!

Иеромонах Каменского монастыря, к которому были обращены эти слова, в свою очередь старался доказать богомолке, что он и его братия счастливее ее. Как теперь вижу лицо этой старушки. Сколько искреннего счастья, сколько веры в ее потухших, влажных от слез, глазах! Целое событие произошло в ее жизни, Из ее разговора с монахом я узнал, что давно она мечтала увидеть батюшку, но в Кронштадт идти не решалась: боялась, что к нему не допустят. И вдруг такая счастливая встреча. Долго потом стояла она коленопреклонённая на пристани монастыря и смотрела вслед нашему пароходу.

На пути к Кубенскому озеру

Так как накануне отец Иоанн не служил обедни, что для него составляет всегда большое лишение, то решено было остановиться в Устюге, да и время было подходящее – 8 часов утра.

Опять та же картина, что и в Кронштадте, и в Петербурге, и во многих других городах: отец Иоанн с палубы кланяется и благословляет провожающих, а с берега тысячи рук машут платками, шапками, и до нас доносятся благопожелания и приветствия.

Вскоре увидели мы устье реки Юга, отстоящее от города в 4 верстах. Здесь уже начинается так называемая Малая Двина. Две родные сестры, Вычегда и Сухона, первая с востока, вторая с запада, несут свои воды друг другу навстречу и, слившись в одно целое, круто поворачивают на север и под именем Северной Двины продолжают свой путь к Белому морю. Но восточная и западная красавицы точно не ладят между собой и нет-нет и разойдутся в разные стороны, образуя отдельные рукава и протоки. Низкие из-за наносного песка острова, поросшие тощим ивняком, то и дело громоздятся среди необъятной шири вод северной кормилицы Двины.

Вот она, моя милая, родная Северная Двина, тихо шепчет отец Иоанн, с восторгом и благоговением всматриваясь в то место, где р. Вычегда, встретившись с р. Сухоной, или иначе с Малой Двиной, повернула налево и разлилась широкой могучей Северной Двиной.

Много раз в своей жизни приходилось отцу Иоанну плавать по Северной Двине. Еще юношей, никому неизвестным студентом духовной академии, ездил он этим путем из Петербурга на родину.

Теперь уже много лет подряд проезжает он здесь, окруженный славой и всеобщей любовью и уважением, щедрою рукою помогая нуждающимся. Падет ли скотина у крестьянина, сгорит ли изба, или в храме нужен ремонт, а своих средств не хватает, вся надежда на батюшку. Приедет батюшка, поможет.

Правда, часто и злоупотребляют люди доверием отца Иоанна, и деньги, данные на удовлетворение серьезной нужды, не достигают своего назначения. Но ведь это явление обыкновенное во всякой благотворительности и искоренить это зло невозможно. Впрочем, и тут обаяние имени отца Иоанна делает свое дело. Всем известно, что батюшка, помогая в нужде деньгами, не только не наводит справок о том лице, которое просит помощи, но часто дает деньги, не считая их, так просто, на счастье, сколько попадается в руку. Только в глаза он взглянет тому, кто обращается к нему, своим чистым хорошим взглядом. Нужно, поэтому, быть уже слишком испорченным человеком, чтобы решиться обмануть батюшку. И в этом сила отца Иоанна.

На следующий день, 4-го июня, мы прошли мимо заштатного городка Сольвычегодского уезда Красноборска. В этот день батюшка обедни не служил, так как мы очень торопились, боясь, что вследствие засухи река Пинега обмелеет и нам трудно будет добраться до Суры на пароходе. Остановились лишь за тем, чтобы набрать дров, но мигом собралась толпа.

Всех пустить было нельзя, потому что это замедлило бы укладку дров, вследствие чего командир парохода распорядился пускать только носильщиков дров. Ввиду этого многие пустились в хитрость: возьмут полена два-три и несут на пароход, а потом прямо к батюшке под благословение... Много книжек и образков пришлось раздать здесь. Детишки получали и гостинца.

Погрузив дрова, мы отправились в дальнейший путь и скоро прошли мимо скита Холмогорского женского монастыря. Наконец, около 9 часов вечера вдали показалась деревня Усть-Пинега, подойдя к которой, мы круто повернули и вошли в реку Пинегу.

В Петербурге перед моей поездкой на север я от многих слышал: «И охота ехать вам туда: ведь ничего интересного из себя наш бедный, скучный север не представляет». И вот тут, на Пинеге, я убедился, что очень многие не имеют определённых и верных сведений о нашем севере.

Мне пришлось проехать от Усть-Пинеги до Суры всего 300 верст и этот путь показался какой-то волшебной панорамой.

Пинега поражает разнообразием своих берегов: местами вы видите копию берегов Валаамских островов; отвесные, спускающиеся в воду скалы, из расщелин которых подымаются вековые сосны; местами берега напоминают отроги Карпатов на реке Тетереве в Житомире; попадаются и характерные кавказские уголки с пропастями и обрывами, какие мне приходилось видеть в дебрях Дагестана. В одном месте у Красногорского монастыря я увидел точную копию Киева в таком виде, как вы видите его, когда подъезжаете с юга по Днепру. На много верст тянется ряд отвесных, испещренных глубокими пещерами, меловых гор, покрытых сверху дремучим лесом.

Ночью, когда уже все спали, я был разбужен шумом на палубе. Оказалось, мы пристали к берегу, чтобы взять дрова. Выхожу на палубу и вижу, что кроме команды, носившей дрова, не спит один только о. Иоанн. Стоит он у своей каюты, устремив взор к небу, и очевидно молится. Чудный лесной аромат действует одуряюще. Желая взглянуть поближе на лес, я вышел на берег и поднялся на гору. Предо мною открылась чудная картина – беспредельное море леса. Весь горизонт покрыт густым нетронутым лесом. Хотелось любоваться без конца чудным пейзажем.

Около 12 часов дня мы прошли мимо красивого Красногорского монастыря, расположенного на правом высоком берегу Пинеги. Внизу, под горой, среди густого леса, виднеется скитская белая церковь. Останавливаться, конечно, мы и не думаем, так как воды в Пинеге становится все меньше и меньше; то и дело появляются отмели, все чаще и чаще раздаются выкрики одного из команды на носу, измеряющего глубину воды.

Около двух часов дня мы подходили уже к городу Пинеге. За Пинегой берега реки стали положительно очаровательны, что ни поворот, то новая панорама, и я просто не знал, что делать; между тем нужно было сидеть в каюте работать и работать, проявлять фотографии и кончать кое-какие уже начатые рисунки, и в то же время не хотелось пропустить что-нибудь интересное, что было видно с палубы парохода.

Впрочем, в этом отношении меня часто выручал сам от. Иоанн. Встретится какой-нибудь особенно красивый вид, а меня на палубе нет, батюшка и шлет кого-нибудь за мной в каюту. Иной раз, оторвавшись от работы, взглянешь в маленькое окошечко своей каюты и глазам своим не веришь. Перед окном огромная, почти отвесная стена спускается в воду; верхней части ее и не видно. А ведь только что был низкий берег и вдали синела лесная даль.

В Пинеге оба берега одного характера и одинаково разнообразны; нет того, что обыкновенно бывает в реках, текущих с севера на юг, или с юга на север, где обыкновенно один берег возвышенный, а другой низменный.

Ночь на 6-е июня мы почти совсем не спали, так трудно было расстаться с очаровательной природой. Я не знал, чему отдать предпочтение: тому ли, что я видел над водою, или тому, что отражалось в гладкой, как зеркало, воде. Хотелось броситься в эту манящую к себе воду и захлебнуться чарующей прелестью северной ночи.

Около 4 часов пополудни на противоположном от нас берегу Пинеги, мы увидели, наконец, родину от. Иоанна село Суру, совсем небольшое село, но издали вам кажется, что вы видите небольшой уездный город.

Рядом со старой деревянной церковью во имя св. Николая Чудотворца величественно глядит на окрестности большой новый каменный храм во имя того же святого, окруженный красивой каменной оградой с железной решёткой. Тут же по соседству стоят два больших каменных дома; в одном помещается школа, в другом монастырская лавка. Немного дальше из-за храма виднеется красивой архитектуры часовня, построенная над могилой родителя о. Иоанна, дом священника и ряд больших, просторных изб. Все это создание о. Иоанна.

Голое место здесь было, пояснил нам ямщик, кроме старой церквушки на голом леске ничего не было. А теперь вон и старой церкви не узнать, так ее подновил отец Иван, а уж новую выстроил, так это всем на удивление.

Въехав в обширный монастырский двор, мы круто повернули налево и остановились у крыльца главного корпуса, соединённого с монастырской деревянной церковью.

Все население Суры было здесь. За большим столом, в просторной светлой комнате, сидело человек пятнадцать самой разнообразной публики. Были тут монахини, духовенство, акцизный и лесной чиновники с женами и детьми и несколько человек крестьян. Большинство пило чай.

Отец Иоанн в белом, как снег подряснике, ходил по комнатам, по очереди разговаривая то с тем, то с другим. Увидев нас с отцом Георгием, он с обычной приветливостью и предупредительностью обратился к нам: «А вот и мои дорогие спутники, ну пожалуйте, пожалуйте, подкрепитесь с дороги!»

Так как мы уже покушали, то отец Георгий сел на диван рядом с рослым мужчиною с окладистою светло-русою бородою, с загорелым лицом и мозолистыми руками, очевидно хлебопашцем, а я помстился между отцом Георгием и симпатичной, добродушной старушкой, одетой так, как одеваются здесь все крестьянки.

Вот это моя родная сестра, а это мой племянник, сказал мне отец Иоанн, указывая на мою соседку и на соседа отца Георгия. Сосед о. Георгия оказался родным сыном моей соседки. В отдаленном углу комнаты сидело еще два племянника отца Иоанна, младшие дети его сестры, тоже одетые по-крестьянски и держащие себя в высшей степени скромно. Два старших племянника женаты и занимаются со своими семьями хлебопашеством. Тут вот и сказалось наглядно бескорыстие отца Иоанна.

Другой бы на его месте всех бы родственников своих озолотил, дав им возможность жить легко и богато. Но для отца Иоанна все люди одинаково близки, и он не отдает преимущества своим родственникам, которым он помогает, но не больше, чем и всем другим. И родня его не ропщет, потому что с давних пор привыкла на него смотреть, как на человека особенного, не от мира сего.

Здесь я узнал, что еще в детстве сын псаломщика Ильи Сергиева маленький задумчивый Иванушка пользовался среди своих односельчан особенным уважением.

Пропадет ли лошадь у мужика, идут просить Иванушку помолиться, случится ли горе какое, или заболеет кто-нибудь, опять идут к Иванушке. Но вот дивный мальчик вырос и слава его, как солнце, засияла над православной Русью.

А в дикой суровой пустыне, среди дремучих лесов и сыпучих песков, где кроме десятка изб да полуразрушенной деревянной церкви ничего не было, забелели стены величественного каменного храма, засияли золотые кресты над растущею не по дням, а по часам, молодою обителью.

Вся грамотная Россия знала до сих пор на севере родину великого русского учёного Ломоносова. Теперь вся православная Россия будет знать и Суру, родину досточтимого своего пастыря. Всего четыре года тому назад отец Иоанн положил начало Сурской обители. И вот теперь в Суре уже 120 монахинь, большая часть которых приехала сюда в суровую дикую местность из самых далеких концов России. Не на легкую жизнь и не в благоустроенный монастырь собрались сюда молодые монахини. На сыпучем песке трудно создать в короткое время хорошее хозяйство. Здесь нет еще ни сада, ни огородов, ни обработанных полей. Все придется создавать тяжелым трудом, при самых трудных условиях, так как северное лето коротко.

На следующий день утром отец Иоанн торжественно при переполненном храме, служил обедню, во время которой, обратясь к юным монахиням, сказал глубоко-прочувствованную проповедь относительно того, как должны жить инокини, посвятившие себя Богу. Хорошо зная человеческую душу, батюшка в своей проповеди коснулся тех вопросов, которые представляют собою самые больные места в жизни монахинь. К концу проповеди в храме начали раздаваться сдерживаемые всхлипывания, потом перешедшие в сплошное громкое рыдание. Когда же, окончив проповедь, отец Иоанн произнес: «покайтесь»! в храме все слилось в один общий гул. Чинно, с благоговением, стали подходить одна за другой монахини к причастию, отец Иоанн причастил сам всех бывших в храме.

Пообедав у игуменьи монастыря, отец Иоанн поехал вместе с нею в скит, недавно выстроенный в вековом корабельном лесу. Сделав на лошадях путь в рощу и обратно 36 верст, отец Иоанн возвратился замечательно бодрый и радостный. Батюшка очень был доволен состоянием недавно только отстроенного и отделанного скитского храма во имя Святой Троицы.

За все наше путешествие нам не раз приходилось встречать ровесников отца Иоанна, его однокашников по семинарии. Но какие это все дряхлые старики сравнительно с ним: он кажется перед ними бодрый юноша, полный сил и энергии.

На следующее утро 9-го июня отец Иоанн служил обедню в соборе Св. Николая Чудотворца. После обедни все прошли к часовне над могилою отца батюшки, где последний отслужил панихиду. После этого почти до трех часов дня неутомимый отец Иоанн делал визиты в Суре; посетил всех священников в их квартирах, побывал у сестры своей, зашел в монастырскую лавку, где благословил сестер-приказчиц, заехал в школу, где одна из учениц прочла ему стихотворение.

Когда батюшка вышел из школы, дети высыпали на улицу провожать его. Всех учениц около сорока; одеты все по-институтски: в темно-коричневых платьицах и белых пелеринах.

Вообще в течение всего времени своего пребывания в Суре, с утра до самой ночи, он был в хлопотах. Во все он входил сам непосредственно, ничего не ускользнуло от его внимания. Вся Сура для него была как бы одним сплошным домом, в котором всё и все были ему близки и дороги. Как приятно видеть его едущего туда или сюда на простой лошадке в своих родных и милых краях... Только уже к вечеру он вступил в дом, приготовленный для него, куда пригласил и своих спутников.

Много весьма любопытных сцен можно было видеть в это время. В каждый приезд многие из Сурян обращаются к о. Иоанну с различными своими просьбами.

– Вот, Иван Ильич, дом строить хочу, обращается к нему довольно видный крестьянин.

– Да зачем тебе, Григорий, новый дом-то? Ведь и старый у тебя хорош.

– Сына старшего к весне собираюсь отделить, Иван Ильич.

– А зачем делить-то?

– Да уж такое дело, пусть его своим хозяйством живет. Опять и бабы не всегда в ладах.

Нагрузка дров

– Словно дело-то и неподходящее, Григорий; не лучше ли бы вместе пожить? Поговорил бы ты с сыном, а с бабами-то справляться можно. А то ведь, посуди сам, не хорошее дело – эти разделы-то.

– Это точно, Иван Ильич. Из одного хозяйства теперь два приходится делать. Известное дело, там и тут всего не хватает.

– Вот видишь. Лучше уж устройтесь по Божески – в мире и согласии.

Крестьянин задумывается, мнется на месте, переступает с ноги на ногу.

– Оно известно... лучше бы, ежели бы все вместе.

– Ну, вот и сделай, ты ведь глава в доме-то.

Благословив мужичка, идет далее по селу о. Иоанн. Там просят у него совета, здесь помощи, тут приглашают посмотреть какую-либо новую покупку, важную в крестьянском обиходе. Никому и ни в чем обыкновенно не отказывает отец Иоанн.

В 4 часа утра, 10-го июня, отец Иоанн был на ногах. Когда я вышел из своей комнаты, батюшка уже выезжал из ворот на дорогу. Сытые монастырские лошадки подхватили лёгкий экипаж о. Иоанна и почти вскачь понеслись по лесной дороге. В Суре все уговаривали отца Иоанна остаться еще несколько дней.

– Глядите, какие тучи на горизонте, говорили суряне, того и гляди вода поднимется и пароход ваш прямо сюда и подойдет.

Но отец Иоанн не создан для праздной жизни. Сидеть на месте без дела для него утомительнее всего. А в Суре уже все было сделано, да кроме того, приезда его с нетерпением ждали на Волге. До Волги же нужно было еще побывать в Архангельске, Холмогорах и Вологде. Поэтому батюшка торопился, и наш отъезд был решён окончательно.

Прощай Сура.

Мы не считаем нужным подробно описывать обратное путешествие о. Иоанна. В записях г. Животовского и игумении Таисии можно отметить только несколько характерных страничек и ярких чисто-библейских картин. Буду продолжать в хронологическом порядке, но стану проходить все малохарактерное.

«Утром 19-го июня, пишет Животовский, мы остановились у первого попавшегося селения, чтобы по обыкновению отслужить обедню. В Ягрышах (так называлось селение) мы почти никого не застали, так как весь народ был занят тушением приближавшегося из тундры пожара. Однако, весть о внезапном прибытии отца Иоанна быстро облетела окрестные села и народ стал сбегаться со всех сторон.

Когда о. Иоанн кончил читать канон, храм был уже переполнен молящимися. Церковный староста рассказал батюшке, что Ягрыши и соседние села сильно страдают в этом году от трёхмесячной засухи. В довершение всех бед начался лесной пожар, который, приближаясь, грозил жилищам крестьян, поэтому он от лица всех крестьян просил батюшку помолиться о ниспослании дождя».

По реке Пинеге

И отец Иоанн помолился.

Я вышел из церкви до окончания обедни, желая поудобнее устроиться на палубе парохода, чтобы снять фотографию с провожавшей о. Иоанна толпы. Пока я возился с фотографическими аппаратами, на солнце набежала тучка и на раскаленную землю пала тень. Я обернулся назад и, к великому своему удивлению, увидел, что весь горизонт покрыт грозовыми тучами.

«Да неужели же будет дождь?» подумал я. Ведь если это случится, то жители Ягрышей будут передавать из поколения в поколение своим детям и внукам о случившемся, как о чуде, совершившимся по молитве отца Иоанна...

Но вот обедня окончилась. Из церкви густой массой повалил народ. Я никогда не забуду этих изумленных и радостных лиц, этих восторженных глаз, в которых светилось столько чистой, простой веры!

Все с радостью смотрели на небо, наполовину уже покрывшееся тучами, и делились друг с другом впечатлением, произведенным молитвою отца Иоанна. Когда батюшка вошел на пароход и команда его начала готовиться к отплытию, начал накрапывать дождик.

К 8-ми часам 20-го июня мы подъехали к Великому Устюгу. На этот раз батюшка служил обедню в соборе св. Прокопия Праведного. Когда о. Иоанн собирался возвратиться на пароход, к нему обратились с просьбою посетить одного больного юношу, который был ушиблен лошадью и теперь лежал дома, не имея возможности двигаться. По словам просивших его навестить, доктора отказались его лечить, так как у больного образовалось нечто вроде гангрены. Когда приехал к больному отец Иоанн, он сказал ему:

– Если можешь с верою помолиться, то молись и надейся. Господь услышит тебя и поможет.

– Верю, батюшка, всем сердцем верю, помолитесь обо мне, – ответил ему юноша.

Отец Иоанн начал молиться. Когда после окончания молитвы, отец Иоанн, простившись с семьёй, направился к выходу, больной сам поднялся со своего места, отбросил костыли в сторону и, пошатываясь, пошел провожать к выходу отца Иоанна.

– Смотри, мама, – проговорил он, – я без костылей уже могу держаться.

Каждый год и, кажется, всегда на обратном пути из Суры о. Иоанн навещает Леушинскую обитель. Эти путешествия описывает ежегодно игуменья Таисия. Так как эта достоуважаемая женщина очень хорошо знает «батюшку», то некоторые наблюдения ее интересны и назидательны.

О. Иоанн на пароходе.

Во время плавания батюшка любит ходить по трапу и предаваться уединенно богомыслию и созерцательной молитве. Так было и ныне. Некоторые из его спутников сидели на трапе, не беспокоя его. В числе их была и игуменья Таисия, тоже сидевшая уединенно. Был сильный ветер, батюшка подошел к игумении и, сев подле нее, сказал: «Посмотри, матушка, видишь муха борется с ветром; она хочет лететь, напрягает силенки, вишь крылышки натягивает, как паруса, а ветер ее так и гнетет назад, вишь борется, а все-таки борется, не уступает ветру, летит понемногу. Так враг борет душу, идущую путем спасения, силясь низложить ее ветром нынешнего безверия и пороков, а благодатью Божьею душа не ослабевает и побеждает его».

На закате солнца, батюшка снова ходил по трапу и молился. Матушка Таисия сидела в отдалении. Он подошел к ней и, указывая на горизонт, сказал: «Смотри, матушка, какое чудное небо, какая чудная заря. Как дивен Бог в своем творении. Одно светило, одно только солнце, сколько оно разливает для всех добра, сколько красоты, света, тепла, всякого блага. Все для человека сотворил Господь; а как величествен Он Сам, наше солнце мысленное, наш Свет пресветлый. О вера, вера, как ты оживляешь, возвышаешь, умиляешь, просвещаешь, радуешь душу, и как жалки несчастные неверы.

Иногда к о. Иоанну подходит кто-нибудь из близких ему для уединенной беседы. Батюшка всегда идет навстречу доброму желанию и беседует любовно и благостно.

О чем ведутся эти беседы? Как ведутся? Уверены, что читатель не посетует, если мы передадим одну теплую беседу о. Иоанна со случайной его собеседницей.

– Батюшка, научи меня молиться! Не могу я. Плохо умею.

О. Иоанн. – Да, самое простое дело молиться, а вместе и самое трудное. Дитя малое умеет по-своему молиться, просить своего отца, или мать. Мы дети Отца Небесного, неужели детям ухитряться просить Отца? Как чувствуешь, так и говори Ему свои нужды, так и открывай свое сердце. «Близ Господь всех призывающих Его» во истине… и молитвы их слышит, но вместе и будь мудра и осторожна, береги ум.

– Мало я молюсь, батюшка, дела давят, вечером не знаешь как до подушки добраться, так умаешься от дневных дел и забот, а утром прежде чем я встану, дела встанут и лишь отворишь дверь, то едва ли вернешься для молитвы.

Село Сура.

Ο. И. Не в многоглаголании молитва и спасение. Читай хотя и немного молитв, но с сознанием и с теплотой в сердце. А главное, в течении целого дня имей память о Боге, т. е. тайную, внутреннюю молитву. Я и сам не имею времени выстаивать продолжительные монастырские службы, но всегда и везде: иду ли я, сижу, или лежу мысль о Боге не покидает меня. Я молюсь Ему духом, мысленно предстою Ему и созерцаю Его пред собою; мысль о близости Его ко мне никогда не покидает меня. Старайся и ты так поступать.

– А близким к себе вы Его ощущаете, батюшка?

O. И. Да, родная, близким, весьма близким: Он всегда со мною по слову Его «и вселюсь в них и похожду». Иначе, как бы я мог так действовать по целым дням, если бы не благодать Божья.

– Да, батюшка, трудитесь Вы изумительно. Вы всецело приносите себя в жертву на служение людям, забывая о себе.

O. И. Пожалуй ты и слишком уже много сказала, но действительно, я стараюсь по мере сил моих, с помощью Божьей, служить спасению душ человеческих. Я готовил себя к этому с самого начала своего священствования. Пастыри, преемники апостолов, должны жить для паствы своей, а не для себя.

– Не легко Вам, думаю, было батюшка, на первых-то порах. Но зато теперь Вы стоите выше всех искушений и страстей, а что приразилось бы к Вам, сокрушится о камень веры и благодати, присущей к Вам.

О. Иоанн перекрестился и сказал, вздохнув: «много сказать выше искушений и страстей, я не бесстрастен, только Божья благодать и сила всегда подкрепляла и ободряла меня. Наши ведь одни немощи и грехи, а способности к служению от Бога».

– Батюшка, доколе человек во плоти, он не может быть свободен от страстей и от соблазнов, которые отовсюду окружают в мире?

Ο. И. Разумеется не свободен: потому-то и надобно глубоко и неослабно внимать себе. Человек в минуты искушения подобен лежащему на весах, куда его перетянет: враг тянет его в гибель, а ангел и совесть человека удерживают его. В это время самое лучшее представлять себе силу огня геенского, ожигающего грешников. Эта мысль сильна угасить огонь всякого искушения, особенно, если прибавить к ней тайную молитву сердца.

Колокол, привезенный на барке для Сурского храма.

Всякий грех, совершенный волею или неволею, тяготить душу и нарушает ее мирное состояние. Говорю из собственного опыта: с потерею мира, рождается тревога, смущение, теснота. О! Как тяжело бывает душе и как трудно ей снова восстановиться. Потребно немедленное, тайное покаяние, «воззовет ко мне и услышу его». Господь знает наши немощи. Он готов простить нам все, если мы каемся и просим прощения. Не надобно коснеть, т. е. останавливаться на мысли о совершенном грехе, а тотчас же каяться, памятуя милосердие Божие, тогда не тревога породится и рассеянность, а сокрушение и смирение сердца, которое и Бог не уничтожает, т. е. не презрит.

– Как сохранить в душе мир с Богом, восстановленный в ней чрез таинство, или чрез таинство покаяния милосердием Божиим?

O. И. Ничем так не сохранишь мир, состоящий в общении с Богом, как вниманием к себе. Вообще человек, проходящий жизнь духовную и ревнующий о спасении должен неослабно внимать себе, т. е. замечать все движения своего сердца и ума. За нами сильно назирает враг и ищет уловить их и когда найдет скважинку, т.е. минуту, не занятую вниманием самого домохозяина, тотчас же вторгается, начинает хозяйничать в его душе и много может навредить ей.

А как тяжело чувствует себя душа, когда очистившись и восстановив свое общение с Богом, опять согрешит! На чистом и балом виднее пятнышко и самомалейшее, так и на душе чистой, а в черном и грязном они и не заметны за общею чернотой. Опять так и выходит, что надобно внимать себе и иметь непрестанное памятование о Боге и внутреннюю молитву.

Встреча о. Иоанна в Суре

– Велика в вас вера, батюшка, а во мне недостаточна, поделитесь со мною.

– Бери сколько хочешь, сколько можешь понести – сказал о. Иоанн полушутя, потом проникновенно и совсем серьезно прибавил: – Господь богат милостью.

Еще чаще, конечно, «батюшка» беседует со всеми окружающими, назидая всех. 1 июля около 2-го часа пополудни о. Иоанн, читаем в записи игуменьи Таисии, вышел на трап (так как обычно предпочитает быть на свежем воздухе, чем в душных каютах); его окружили его спутники, давно ожидавшие его на пароходе.

О. Иоанн, всегда во всем ища пользы и назидания ближних, взял библию и стал вслух читать Пророков и Апостолов и объяснять читаемое; его окружили все, не исключая и служащих, только двое лоцманов, как стражи, стояли у колеса, но и те, кажется, внимали доносившимся до них словам доброго пастыря и учителя. Так, в таком назидательном и приятном занятии незаметно прошло время до позднего вечера, когда все разошлись по каютам для ночного покоя, а неустанный труженик, благословив и отпустив всех, сам остался совершать свое молитвенное правило, так как на следующий день готовился служить литургию в Леушинском монастыре.

Леушинская обитель для о. Иоанна – место отдыха. Так как ему очень редко приходится отдыхать, то посмотрим, как он отдыхает здесь среди любимой им природы, среди уединения. Будем пользоваться записями игуменьи Таисии за 1896 год, хотя в нашем распоряжении есть и запись 1903 г.

К 8-ми часам утра о. Иоанн прибыл в обитель, где встречен был с колокольным звоном, возвещавшим о времени богослужения, и проследовал прямо в собор, в дверях которого был встречен местным монастырским причтом при пении сестер-певчих. Затем началось богослужение.

Несмотря на сенокосную пору и на непраздничный день, весь обширный поместительный храм обители был переполнен молящимися; кроме ближних были и дальние прибывшие из соседних городов: Рыбинска, Ярославля, Устюжны, Весьегонска и даже из Петербурга.

После литургии батюшка проследовал в келью настоятельницы, которая с искренним усердием и радостью предоставила высокочтимому гостю все свое помещение, с посильными удобствами. Пользуясь благоприятной погодою, батюшка вышел в сад; здесь подошли к нему некоторые из прибывших гостей и рассказали случай исцеления от воды колодца, вырытого в прошлом году по благословению о. Иоанна. Между рассказывающими был и сам исцелившийся, подтвердивший истину, крестьянин Череповецкого уезда, Павел Денисов: «Приехали мы с барином, – начал он, – сюда помолиться и, уже подъезжая к монастырю, я как-то оплошал, недоглядел глубокой канавы и попал передним правым колесом в нее. Тарантас опрокинулся, и я упал под ноги лошади, которая стала меня лягать и дергая тарантас, задевала и мяла мне правую сторону груди, плечо и руку. Почти без сознания я поднялся на ноги; рука правая не владела и страшно ныла, я с трудом поддерживал ее левой рукой».

«Тут вспомнилось мне о колодце вашем, батюшка, я побрел на него и мне омыли водою из него больную руку. Не успел дойти от колодца до собора, как рука получила владение, и я стал ею креститься, как ни в чем ни бывало, и вот, слава Богу, я здоров. В соборе шла всенощная, после которой мне батюшка отслужил молебен при всем народе, все видели, как вели меня безрукого, и как я получил снова руку».

Интересна история колодца. Он вырыт в 1895 году при следующих обстоятельствах. Леушинский монастырь далек от реки и пользуется водою лишь исключительно из колодцев, которых в нем хотя и несколько, но все они в весеннюю пору пересыхали. Вода накоплялась медленно, с большим осадком песка, и полутысячное население обители (350 сестер, 60 воспитанниц, семейства причта, рабочие и постоянные богомольцы) принуждено было весною оттаивать снег для получения воды, или же терпеть лишение в ней, пережидая накопления ее в том или в другом колодце. В 1895 году настоятельница игуменья Таисия сообщила о сем существенном недостатке посетившему обитель отцу Иоанну и просила его указать место для рытья колодца и молитвою и благословением сделать его неиссякаемым источником воды на потребу живущих.

Крестный ход в Суре при освящении храма

Батюшка отвечал: «об этом надобно помолиться, чтобы указал Сам Господь». На следующий день, 16-го июля, в самый полдень батюшка, быв в саду, пригласил игуменью и подошел к алтарной стене домового храма (против горнего места) на расстоянии аршин 5 от стены, указал место для рытья колодца. Затем он возложил на себя епитрахиль, спросил Евангелие и прочитал 4-ю главу от Иоанна о беседе Спасителя с Самарянкою, благословил указанное место, окропив его св. водою. Тотчас же было приступлено к рытью колодца; вода в нем оказалась обильная, вкусная и, как доказывают примеры, благодатно-целебного свойства. Слава Господу, творящему дивная и преславная чрез близких к Нему и угождающих Ему людей!

Блюдо, поднесённое жителями с. Суры о. Иоанну

Вечером батюшка предложил игумении и более близко знакомым из гостей заняться слушанием его чтения и разъяснения священного Писания, и на этот раз избрал книгу Апокалипсис св. Иоанна Богослова.

В одной из аллей сада, близ пруда, все разместились вокруг стола, за которым дорогой батюшка начал свое чтение, прерывая его разъяснением и толкованием. Очевидно, что это доставило большое утешение всем слышавшим, и время незаметно пролетело до позднего вечера. Все, приняв благословение, разошлись на покой, один неусыпный молитвенник о. Иоанн долго еще оставался в саду для уединённого богомыслия и созерцательной молитвы.

На следующий день батюшка служил утреню и литургию, за которой все сестры обители сподобились причаститься Св. Таин, равно как и многие из посетителей, которые успели приготовиться к сему.

Далее день прошел также, как и предшествовавший; только вечером батюшка служил молебен с водоосвящением на своем колодце и тут же освятил вновь написанный для одной церкви большой крест с распятием и множество малых иконочек, коими при отъезде благословлял каждую из сестер обители.

Вечером батюшка снова читал в саду и объяснял читаемое. Наступил и 3-й, последний день пребывания в Леушинской обители бесценного гостя. Батюшка по обыкновению совершал литургию и оставшиеся не причастившимися сестры сподобились Св. Причащения, а также и многие из посетителей.

Дни пребывания в Леушинской обители о. Иоанна были поистине днями общего праздника и торжества, днями общей радости, общего счастья и довольства. Любвеобильный батюшка сам как бы искал всех утешить, ободрить в подвигах нелегкой монашеской жизни, всех ласкал, и чувство благодатной, безграничной любви его как бы переливалось в сердца присутствующих и объединяло их тою искреннею детскою любовью, которая сообщает счастье и спокойствие душам, давая возможность хотя на время позабыть все житейское, суетное попечение. В день отъезда своего о. Иоанн кушал в общей трапезе с сестрами; он сидел на месте настоятельницы, которая между тем, говорила поучения сестрам о монашеской жизни.

Затем, посетив всех членов монастырского причта, батюшка прибыл в домовую церковь, где собрались все сестры в ожидании последнего прощального благословения; на всех лицах был отпечаток скорби о разлуке с безгранично любимым отцом-пастырем. Когда вошёл батюшка на солею, он, обратясь лицом к сестрам, сказал им такую речь:

О. Иоанн благословляет Сурскую обитель

«Овцы гласа моего слышат и по мне грядут. И Аз живот вечный дам им» (Ин.10:27,28), сказал Господь. Слова эти относятся к вам, возлюбленные сестры; это вы овечки Христовы, послушавшие гласа доброго пастыря Христа, призвавшего вас к своему служению, исключительному от общего служения всех христиан, живущих в мире среди сетей и соблазнов. Услышали вы сладчайший глас Его в сердцах своих и пошли вслед Его, как выразился св. апостол Петр: «се мы оставихом вся и в след Тебе идохом» (Мф.19:27). Далее батюшка выяснил, при каких условиях это отчуждение от мира может быть приятно Господу, напомнил основные правила монашеской жизни, выполнение каковых требует многой и долговременной борьбы с помыслами и искушениями от плоти и мира и диавола бываемы, особенно от диавола, этого исконного врага спасения нашего, который непрестанно «ходит, яко лев рыкая, иский кого бы поглотить» (1.Пет.5:8), т. е. кого бы отвратить от пути спасительного. Он поощрял сестер в их духовном делании, ободрял упованием на помощь Божию, утешал обещанием от Господа награды в царствии небесном блаженства бесконечного, «его же око человеческое не виде, ухо не слыша и на сердце человека не взыде» (1Кор.2:9). «Итак, спасайтесь сестры, чада Христовы возлюбленные» заключил батюшка.

Общие слезы и всхлипывания заглушали последние слова его; все 300 сестер, как одна, восклицали в ответ ему: «Помолитесь за нас, дорогой батюшка, не оставляйте нас»! «Не оставлю, не перестану поминать вас, сестры, – ответил батюшка, – я всегдашний ваш молитвенник»! Затем он начал благословлять каждую из сестер, вручая ей иконочку или Св. Троицы, или Нечаянной Радости. Высокое, святое чувство наполняло души присутствующих в храме. Все плакали, расставаясь с бесценным благодатным отцом; у всех, казалось, одно слово просилось из уст: когда-то мы вновь увидим тебя, отче, и снова утешимся твоей сладкой беседой! Наконец, при пении «многолетия» батюшка стал садиться в экипаж; с ним села провожавшая его игуменья Таисия; в другие экипажи разместились спутники о. Иоанна и провожавшие его гости обители, и все направились к пристани «Борки», где ожидал их пароход.

Инокини-певчие, оставшиеся на пристани, пели «многолетие» отплывавшему от них дорогому посетителю, и долго провожало это пение удалявшийся пароход. Добрый батюшка все время стоял на трапе, благословляя оставшихся на берегу, пока пароход совсем скрылся из вида.

А там впереди Петербург, Кронштадт и труженические дни.