Секты мистического толка

Патриарх Никон принял патриаршество в Русской Православной Церкви 25 июля 1652 г., и первые пять лет его связывала крепкая дружба с царем Алексеем Михайловичем.

Ни одно важное государственное дело не решалось без согласования государя с патриархом. Патриарх принимает активное участие в борьбе с моровой язвой, за что ему был пожалован царем титул «Великого Государя». Патриарх Никон основывает несколько монастырей: Иверский, Крестный и Новый Иерусалим. Но, будучи человеком прямым и бескомпромиссным, постепенно приобретает влиятельных врагов в лице знатных и приближенных к царю бояр. Наиболее негативно относились к патриарху четыре знатных боярских рода: Стрешневы, Милославские, Одоевские и Морозовы. При дворе плелись интриги с тем, чтобы настроить государя против патриарха. Вскоре повод такой представился.

В 1657 г. царь Алексей Михайлович вернулся из Ливонского похода, где военная операция против Литвы прошла не совсем успешно для русской армии, и мрачное настроение государя усугубили вести от бояр, что Никон растрачивает государственную казну на строительство монастырей, содержание братии, тогда как эти деньги с успехом могли пойти на военную кампанию против Литвы и укрепление обороноспособности государства. Отношения царя и патриарха ухудшились. Кроме того, докладывали, что патриарх портит чистоту веры, смущает народ исправлением богослужебных книг и т.п. Касаясь вопроса реформ Стоглавого Собора, следует сказать, что этот Собор проходил в 1551 г. под председательством митрополита Макария, где присутствовал и царь Иоанн Грозный. Было рассмотрено 37 вопросов, касающихся разных сторон церковной жизни. В ста главах были изложены основные вероучительные, обрядовые и др. вопросы, откуда Собор и получил название «Стоглавый». Поскольку не было глубокого соответствия богослужебных текстов и текстов Священного Писания с греческими первоисточниками, при переписывании книг также вкрадывались ошибки, а нередко из-за утраты рукописи текст восстанавливался местами по памяти, появились искажения, добавления, поправки. Со временем в разных монастырях, епархиях, приходах служба существенно искажалась, появились разночтения в богослужебной практике Церкви. Чтобы все привести к общему знаменателю, патриарх Никон учреждает под Москвой ученое братство, которое разбирает греческие первоисточники, направляет от Киевской Академии в Грецию ряд образованных монахов во главе с Арсением Сухановым и, наконец, в 1654 г. собирает Архиерейский Собор, где была признана необходимость исправления богослужебных книг. Коломенский архиепископ Павел был единственным иерархом, отказавшимся подписать акт Собора. Уже в 1656 г. очередной Собор, на котором присутствовали два патриарха Сербский и Антиохийский, подтвердил законность Собора 1654 г. и постановил: новоисправленные книги исправлять по всем церквам, а старые – сжигать.

Страсти закипели. Враги патриарха Никона воспользовались недовольством части мирян и ряда священников, о которых позже отцы Московского Собора скажут, что их суть «простота и невежество», а именовать их будут «пустосвятами». Сопротивление «пустосвятов» раздражало патриарха: вначале он увещевал их устно, а затем последовали суровые санкции. Епископ Павел был лишен сана и сослан в Палеостровский монастырь, священник Неронов – в Каменецкий монастырь, протопоп Аввакум – в Даурию, князь Львов – на Соловки.

Посыпались челобитные царю. Хотя Алексей Михайлович и не разделял убеждений «пустосвятов», однако его отношения с патриархом были натянутыми вследствие других, объективных, как ему казалось, причин. Царь перестал приглашать патриарха в Кремль, в том числе на прием иностранных послов. В 1658 г. патриарх публично при всем народе за литургией снял с себя облачения и заявил, что отныне он не патриарх, т.к. царь его за такового не признает и добровольно удалился в Воскресенский монастырь в восьмилетнее заключение. Такое поведение патриарха озлобило царя, и вместо примирения он в 1666 г. приглашает для суда над Никоном Антиохийского патриарха Макария, Александрийского патриарха Дионисия, десять митрополитов, трех архиепископов, пять епископов и множество священников. Суд инкриминировал низложенному Никону следующее: самовольное оставление паствы, гордость, а не смирение, на суде, унижение митрополита Газского Паисия, лишение без соборного суда епископов их епархии, грубость и жестокость в обращении с подчиненными. В звании простого монаха Никон был сослан на покаяние в отдаленную обитель. Умер в 1681 г., а через год от восточных патриархов была получена грамота, освобождающая патриарха Никона от соборного осуждения.

Пока патриарх Никон находился в добровольном 8-летнем заключении, приверженцы старообрядчества ободрились. Протопоп Аввакум был возвращен из ссылки и с завидным упорством стал консолидировать вокруг себя старообрядческое движение. Речи его были врезки, недостаток знаний и такта восполнялся экзальтированностью, что подкупало массу людей. Жаркие его приверженцы появлялись и среди бояр. Преследование «пустосвятов» со стороны властей уподоблялось ветру в сторону тлеющего костра. Вскоре старообрядческое движение захлестнуло всю Россию.

Главной отличительной чертой раскола была привязанность к букве церковно-богослужебных книг и обряду без разумения его смысла и значения. Умереть хотели они «за один A3». В своих мнениях по вопросу восстановления законного преемства через рукоположение старообрядцы разделились на два больших русла. Одна ветвь (поповцев) продолжала изыскивать пути восстановления своего священства через православных иерархов, когда в 1846 г. они обратились к заштатному греческому митрополиту Амвросию с просьбой «напечь» им побольше епископов и священников, что последним и было сделано на Буковине. Оно называется теперь Белокриницким согласием. Другие, наоборот, отвергли всякий контакт с Православием, обвинив его во всех смертных грехах, и затем у них последовало лавинообразное дробление на множество сект и толков. Коротко о наиболее известных из них.

Во главе раскола длительное время стояли священники и монахи, недовольные реформами патриарха Никона. С течением времени за смертью этих руководителей встал вопрос: как быть?

Раскол разделился. Одни стали привлекать к себе духовенство из православных, а другие считали, что в этом необходимости нет, все попы – никониане, а поэтому требы может исполнять мирянин.

Таким образом они поделились на поповцев и беспоповцев. Из поповцев одни говорят, что можно принимать беглых попов не иначе как через водное крещение, а другие – через миропомазание. Поэтому вторых стали называть перемазанцами. Это и было подтверждено в 1799 г. на старообрядческом Соборе, который происходил в Москве на Рогожском кладбище. Из них выделились диаконовцы, считавшие, что достаточно только устного отречения.

В вопросе, кого именно принимать, выделился толк сусловцев, считавший, что можно принимать только великороссов (в священство).

В 1846 г. поповцы обратились к проживавшему в Константинополе на покое заштатному митрополиту Амвросию, который при их помощи и поддержке переселился в Буковину в старообрядческий Белокриницкий монастырь. Отсюда произошло белокриницкое священство. Оно разделились на окружников и противоокружников.

Окружники выявили лояльное отношение к Православной Церкви. В 1864 г. было написано окружное послание Илларионом Кабановым и подписано частью старообрядцев-архиреев. Это послание утверждало лояльное отношение к Православной Церкви.

Противоокружники это послание не поддержали. Среди них возникло несколько толков.

1. Поморяне (даниловцы).

Это был беглый дьячок Данила Вакулин, который устроил скит на берегу реки Вычи. Сюда пришли знаменитые писатели братья Денисовы, которые развили учение поморян и дали им внешнее устройство. Сами Денисовы были потомками из рода князей Мышицких.

Главные положения поморян:

1) С времен Никона в Церкви воцарился Антихрист.

2) Приходящих от этой Церкви нужно перекрещивать заново, а венчаных разводить.

3) За власти молиться не следует. (Позднее они изменили этот пункт и за царя заблудшего молились.)

4) На крестах писать: «Царь Славы Иисус Христос Сын Божий», а не «IНЦI»,

5) Быть готовым к самосожжению.

2. Филипповцы.

По смерти Андрея Денисова, который руководил поморским скитом, некто царский стрелец Филипп возмечтал возглавить этот скит. Однако на роль руководителя и наставника был избран староверами-поморцами Семен Денисов (брат Андрея Денисова). Тогда в знак протеста и с обидой на такую «несправедливость» Филипп в 15-ти верстах устроил свой скит, и постепенно к нему стали приходить и оседать люди.

Учение филипповцев сходно с поморянами по всем пунктам, кроме молитвы за государя.

3. Федосеевцы.

Мещанин Феодосии из древнего боярского рода бояр Урусовых во второй половине XVII века основал на польской границе свои общины, которые именовались «Федосеевским согласием». Позже они утвердились в Москве на Преображенском раскольничьем кладбище. Это кладбище было устроено раскольниками-старообрядцами в 1671 г. во время эпидемии чумы купцом Кавылиным.

Федосеевцы приобретают пищу на торгах, но очищают ее молитвой. На крестах признают надпись «IНЦI».

4. Странники (бегуны или сопелочники).

Проповедуют, что Антихрист не только царствует на земле, но уже и наложил печати на все церкви и гражданские порядки. Эти печати таковы: ревизия, подати, система паспортов, рекрутчина. Поэтому никаким законам подчиняться нельзя. Единственная возможность спастись – это странствовать из города в город, жить в лесах и пустынях. Большое крыло этих раскольников называется странноприимцами, которые дают приют бегунам. Странноприимцы считают себя ниже бегунов и под конец жизни сами становятся бегунами.

Их еще называют сопелочниками за странный обряд сопеть друг на друга для передачи «духа».

5. Нетовщина. (Спасово согласие).

Представляет это согласие группа раскольников, утверждающих, что сейчас в мире нет ни Церкви, ни духовенства, ни таинств, а поэтому «пусть как Сам Спас знает, так и спасает».

Ритмично скачут по большой горнице люди, издавая при этом нечленораздельные звуки, вихрем захватывает постороннего человека томительное чувственное сладострастие, пробуждая неудержимое желание, которое в конце радения и совершится, наконец, к вящему восторгу радеющих. Но пока они хлещут себя и других жгутами и прутьями и в голос кричат: «Себя хлещу, Бога ищу!» Гортанные странные звуки срываются с их уст, и неведомая речь временами вплетается в общий гомон. Так радеют (служат Богу) хлысты.

Основал эту мистическую секту Данила Филиппов, как он сам объяснял, через «озарение достал истину». Позже он назовет себя Богом Саваофом, чем вовсе и не удивит сектантов, ибо таковым они его и считали. Еще чуть позже, в 1649 г., этот беглый солдат Костромской губернии назвал ревностного последователя Суслова «сыном своим единородным», то бишь Христом Иисусом. И опять сектанты ему поверили, потому что Суслов окружил себя «богородицей» и двенадцатью «апостолами». Купив огромный дом в Москве на средства последователей, назвал его «Новым Иерусалимом». Там и закрутились умопомрачительные радения, регулярно заканчивающиеся свальным грехом.

В 1699 г. Данила Филиппов умер, – как упрямо станут утверждать хлысты – «вознесся на небо», – его место занял Прокопий Лупкин, который в 1716 г. был предан суду в Ярославле. После покаяния он был отпущен властями, но лишь в 1733 г. секта была признана как зловредная ересь, и в России повсеместно на хлыстовщину обрушились гонения. Но... время было упущено. Хлысты распространили свои «корабли» в Рязанской, Тверской, Симбирской, Пензенской, Вологодской, Нижегородской, Костромской, Владимирской и Ярославской губерниях. К 1733 г. только в одних московских монастырях насчитывалось уже 8 хлыстовских гнезд. К следствию было привлечено 416 человек, из которых часть была казнена, часть сослана в Сибирь, другая часть принесла покаяние.

Собрания сектантов происходят обычно в потаенном, скрытом от глаз постороннего месте. Выставляется караул на случай облавы. В часы собраний комната освещена огромной люстрой вроде паникадила. Все собравшиеся переодеваются в белую одежду. Существенным элементом «богослужения» являются кружения («посолонь») и пророчества. Радения бывают: а) одиночное; б) стенкою (по несколько человек в ряд); в) корабельное (бегание друг за другом); г) крестное (парами накрест). В момент духовного экстаза кружение становится вихревым. В этот момент «в небо улетает» или «птицу райскую сманивает» сектант. Затем впадает в исступление, и начинаются галлюцинации: кто кричит, кто лезет под печь с выпученными от эмоций глазами. Всеобщий неописуемый восторг оканчивается сексуальной разнузданностью, которая в народе и носит название «свального греха».

Вот как описывает радение хлыстов русский писатель Д.С. Мережковский в романе «Антихрист»:

«Все запели хором по-церковному, уныло и протяжно:

Дай нам, Господи, Иисуса Христа,

Дай нам, Сударь, Сына Божия

И Святого Духа Утешителя!

Умолкли на минуту; потом начали снова, но уже другим, веселым, быстрым, словно плясовым, напевом, притопывая ногами, прихлопывая в ладоши, – и у всех глаза стали пьяные.

Как у нас, на Дону,

Сам Спаситель во дому.

И со ангелами,

Со архангелами,

С херувимами, Сударь,

С серафимами

И со всею Силою Небесною.

Вдруг вскочил с лавки старик благообразного постного вида, каких пишут на иконах св. Сергия Радонежского, выбежал на середину горницы и начал кружиться.

Потом девушка, лет четырнадцати, почти ребенок, но уже беременная, тоненькая как тростинка, с шеей длинной как стебель цветка, тоже вскочила и пошла кругом, плавно, как лебедь.

– Марьюшка-дурочка, – указал на нее Емельян Тихону, – немая, говорить не умеет, только мычит, а как Дух накатит, поет что твой соловушка!

Девушка пела детским, как серебро звенящим голосочком:

Полно, пташечка, сидеть,

Нам пришла пора лететь

Из острогов, из затворов,

Из темничных запоров.

И махала рукавами рубахи, как белыми крыльями. Парфен Парамоныч сорвался с лавки, словно вихрем подхваченный, подбежал к Марьюшке, взял ее за руки и завертелся с нею, как белый медведь со Снегурочкой.

Никогда не поверил бы Тихон, что эта грузная туша могла плясать с такой воздушной легкостью. Кружась, как волчок, заливался он своей тонкой фистулою:

На седьмом на небеси

Сам Спаситель закатал.

Ай, душки, душки, душки!

У Христа-то башмачки,

Ведь сафьяненькие,

Мелкостроченные!

Все новые и новые начинали кружиться. Плясал, и не хуже других, человек с деревяшкой вместо ноги, – как узнал впоследствии Тихон – отставной капитан Смурыгин, раненный при штурме Азова. Низенькая кругленькая тетка, с почтенными седыми буклями, княжна Хованская, вертелась как шар. А рядом с нею долговязый сапожный мастер, Яшка Бурдаев, прыгал, высоко вскидывая руки и ноги, кривляясь и корчась, как тот огромный и вялый комар, с ломающимися ногами, которого зовут караморой, и выкрикивал:

Поплясахом, погорахом

На Сионскую гору!

Теперь уже почти все плясали, не только в «одиночку» и «всхватку» – вдвоем, но и целыми рядами – «стеночкой», «угольником», «крестиком», «кораблем Давидовым», «цветочками и ленточками».

– Сими различными круженьями, – объяснял Емельян Тихону, – изображаются пляски небесных ангелов и архангелов, парящих вокруг престола Божиего, маханьем же рук – мановение крыл ангельских. Небо и земля едино суть: что на небеси горе, то и на земле низу.

Пляска становилась все стремительней, так что вихрь наполнял горницу, и казалось, не сами они пляшут, а какая-то сила кружит их с такой быстротою, что не видно было лиц, на голове вставали дыбом волосы, рубахи раздувались как трубы, и человек превращался в белый вертящийся столб.

Во время кружения одни свистели, шипели, другие гоготали, кричали неистово, и казалось тоже, что не сами они, а кто-то за них кричит:

Накатил! Накатил!

Дух, Свят Дух,

Кати, кати! Ух!

И падали на пол в судорогах, с пеною у рта, как бесноватые, и пророчествовали, большей частью, впрочем, невразумительно. Иные в изнеможении останавливались, с лицами красными как кумач или белыми как полотно; пот лил с них ручьями; его вытирали полотенцами, выжимали мокрые насквозь рубахи, так что на полу стояли лужи; это потение называлось «банею пакибытия». И едва успев отдышаться, опять пускались в пляс.

…

Однажды Матушка в конце радения, на Вербной неделе, раздала всем пучки вербы и святые жгутики, свернутые из узких полотенец. Братья спустили рубахи по пояс, сестры – сзади тоже по пояс, а спереди по груди, и пошли кругом, ударяя себя розгами и святыми жгутиками, одни с громкой песней, другие с тихим свистом:

Хлыщу, хлыщу,

Христа ищу!

…

Вдруг свечи стали гаснуть, одна за другой, как будто потушенные вихрем пляски. Погасли все, наступила тьма, – и так же, как некогда в срубе самосожженцев, в ночь перед Красной Смертью, послышались шепоты, шорохи, шелесты, поцелуи и вздохи любви. Тела с телами сплетались, как будто во тьме шевелилось одно исполинское тело со многими членами. Чьи-то жадные цепкие руки потянулись к Тихону, схватили, повалили его.

Ему казалось, что какие-то огромные насекомые, пауки и паучихи, свившись клубом, пожирают друг друга в чудовищной похоти.

Он оттолкнул Матушку, вскочил, хотел бежать. Но с каждым шагом наступал на голые тела, давил их, скользил, спотыкался, падал, опять вскакивал. А жадные цепкие руки хватали, ловили, ласкали бесстыдными ласками. И он слабел и чувствовал, что сейчас ослабеет совсем, упадет в это страшное общее тело, как в теплую темную тину – и вдруг перевернется все, верхнее сделается нижним, нижнее верхним – ив последнем ужасе будет последний восторг».

Обобщить признаки, по которым можно опознать хлыста, следующие; 1) народная молва; 2) легкость половых отношений; 3) неупотребление спиртного; 4) внешний облик – истомленное, желто-бледное лицо, тусклый взгляд, гладко причесанная и умащенная маслом голова у мужчин; 5) вкрадчивая смиренная речь, порывистые, неадекватные ситуации, движения тела; 6) странная любовь к сладостям; 7) употребление для названий друг друга уменьшительных имен.

Следует заметить, что радения сектантов исключительно заразительны; часто случалось, что человек, однажды из любопытства попавший на радение секты, из нее не возвращался. Хлыстовщина поглотила многих здравомыслящих людей, в том числе из русской интеллигенции, которые из праздного любопытства желали поприсутствовать на радениях.

В жарко натопленной горнице на лавках у стен сидят люди. С лукавой улыбкой расторопный румяный мужик запевает сочиненную им молитву на мотив русской народной песни. Ему дружно вторят собравшиеся, и лишь чуть вначале угадывавшийся мотив переходит в ликующую песню «Ах вы, сени, мои сени». Песня гулко разносится по селу. Во время пения на «пророка» (т.е. на румяного мужика) накатывает дух. Он останавливает песню и приготовляется к принятию «духа», выражая это топанием об пол ногою и приглаживанием волос на голове. Потом следует покачивание корпусом в разные стороны и, наконец, не будучи в силах сдерживать экстаз, начинает плясать перед пророчицей, которая, не сходя с места, отвечает ему нервным подергиванием плеч. И вот тогда «пророк», подняв вверх руки, начинает подпрыгивать. Прыгая все выше и активнее, он кладет руки на плечи партнерши, и тогда они оба пускаются в пляс. Присутствующие проникаются «священнодействием» пророков и сами начинают прыгать, пока не упадут в изнеможении. (Нередко сторонний наблюдатель, присутствующий на радении, к вящему изумлению ловил себя на том, что и сам прыгает.) Затем кто-то начинает бормотать всякий вздор, но это – «пророчество», и к каждому сказанному слову прислушиваются, чтобы растолковать сказанное.

На должность пророка подбирают людей молодых. и расторопных, но главное, умеющих хорошо плясать. Собрания у прыгунов проходят с пятницы на субботу, т.к. в секте держатся Моисеева закона. Объясняют такую форму служения сектанты просто: царь Давид перед Ковчегом пел и плясал, и Бог не вменял ему этого в грех.

Основателем секты считают Лукьяна Соколова (1862 г.), но действительным идейным вдохновителем и общепризнанным лидером являлся Максим Рудометкин по кличке «Комарь».

Зародилась секта в Закавказье в 50-х годах XIX века. Секта празднует все еврейские праздники, но насколько в настоящее время она распространена, судить трудно, т.к. подобной статистики никто не вел. В свое время это течение было весьма распространено в России, но, как известно, многие мистические секты были попросту поглощены рационалистическими протестантскими. Эта участь не минула и прыгунов.

Раскаленный докрасна металлический прут со свирепой решимостью прижат к корню детородного органа. Жгучая боль пронизывает и разламывает тело, болевой шок нейтрализует сознание адепта, кровь фонтаном хлещет по бедрам...

Так поручик Селиванов добровольным жестом расписался в своем безумном фанатизме. Формула греха указана в Писании: «...похоть плоти, похоть очей и гордость житейская» (1Ин. 2:16). «Чтобы освободиться от «лепоты», надо оскопиться», – так заявил Селиванов, указав при этом на место из Мф. 19:12.

Обнаружились в России последователи Селиванова в 1772 г. Сам он был изгнан с хлыстовского корабля за этот поступок и вскоре направился в Тульскую губернию. Там он проповедует «с кровлей» о некоем «огненном крещении», которому подверг себя, «смыв греховную лепоту». В Туле Селиванов скоро приобрел последователей, которых к 1775 г. было уже 60 человек. Оскопляли и детей с согласия родителей. «Учителя» часто, заражая этой идеей своих последователей, оскопляли их, споив или иным зельем отключив сознание. И начинался отлов «учителя» прозревшим искалеченным адептом, где первых попросту убивали.

История изобилует схожими явлениями в моменты духовного потрясения.

Тысячи лет назад оскопление применялось ассирийцами в качестве наказания. В Египте это было наказанием за супружескую неверность. Вора, который украл что-то из храма, в древней стране фризов (сегодня Нидерланды) прежде чем предать смерти, оскопляли. В Риме при правлении императора Домициана и Нервы в I веке н.э. оскопление было запрещено, но восстановлено во времена упадка империи. Закон, учрежденный в IX веке английским королем Альфредом Великим, осуждал на такое наказание слугу за изнасилование служанки.

Кроме того, скопцы напрямую связаны с языческими религиозными культами. Евнухи, как и девственницы, служили богине Артемиде в Эфесе. Мужчины оскопляли сами себя в неистовых обрядах в честь сирийской Астарты в Иераполе, после чего они до конца своей жизни носили женскую одежду. «Тот, кто оскопляет сам себя или другого, не является моим последователем», – провозглашал Мухаммед. Однако, вопреки этому запрету, в мусульманских странах евнухов высоко ценили как рабов для надзора в гаремах и храмах. Поэтому торговля рабами-евнухами продолжалась. Отроки, доставляемые из Судана и соседних стран северной Африки, приносили огромные прибыли работорговцам.

Сколько веков прошло с тех пор, а и сегодня еще жутко читать о радениях галлов-скопцов, когда они кружатся в неистовой пляске, бичуются до крови, пока не упадут в изнеможении. Многие, пришедшие только взглянуть на зрелище, заражаются безумием, вдруг сами пускаются в пляс и, хватая один из лежащих тут же наготове мечей, оскопляются... Изуверский характер секты определяется некоей «большой» («царской») и «малой» печатями. При «царской» печати удаляется и половой орган («ключ бездны»), и яички («врата ада»), а при «малой» печати – только мошонка. У женщин удаляется клитор и иногда груди.

Самооскопленного творца «народа Божия» Селиванова сектанты всегда ждали с помпой и ликованием, высылая на большак подбитые медвежьими шкурами подводы. И вот Селиванов стоит посреди избы, высокий, сутуловатый, большеглазый, как лик на иконе, и тихим придушенным голосом обращается к народу своему: «...Помоги, Отец Небесный, лепость изогнать. Ходил я по всем кораблям и поглядел: все лепостью перевязаны, братья и сестры того и норовят, где бы брат с сестрой в одном месте посидеть... А я говорю: не заглядывайся на женский пол, от женского пола приходит человек в слабость, которая поядает весь свет и от Бога прочь отвращает; а нам только одно дано – чистоту нести и душу спасти». Понятно, что после таких речей «радение» длилось особенно истово, и на другой день уже чуть ли не половина мужиков той деревни шли скопиться.

«Лепости» сектантами была объявлена настоящая война. Сектантские предания повествуют о том, что однажды Кондратий Селиванов и его ближайший сподвижник Мартынушка шли полем, и пророк спросил учителя, что может стать ему помехой на пути ко спасению. Христосушко подумал и сказал: «Одно нехорошо, что твои глаза лепы». Тогда Мартынушко остановился и выколол себе правый глаз.

Когда, наконец, Христосушку поймали и, заковав в цепи, повезли в Сибирь, то тогда же от восточных окраин гнали в Москву плененного Емельяна Пугачева.

Два великих бунтовщика встретились, – бунтовщик и ересиарх пристально посмотрели друг на друга и отвернулись. Позже в Иркутске Селиванов с гордостью отметил: «И его провожали полки, и тожь под великим караулом везли; а меня везли вдвое того больше!».

Скопческая паства росла быстро. Из ее числа появились уважаемые всеми специалисты-"операторы», набившие руку на наложении «белых риз», то есть оскоплении. Их называли народными, а позже телеграфом, платили немалые деньги за «очищение». Одними из самых знаменитых московских «операторов» в начале нашего века были Алексей Гармизов и Дмитрий Ломоносов. Они изучали книги по хирургии, изготавливали по лекалам всевозможные скальпели, каким-то образом освящали их в храме и возили потом с собой в специальном саквояже. Идеологи скопчества скопили мальчиков, мужчин, женщин, искренне радуясь притоку «стада Христова».

Но были среди посвященных фанатики «чистой страды», севшие «на белого коня». Эти скопили себя сами, и не лезвием, а, подобно учителю, железом – путем отжигания причинного места. При этом удаление одних яичек не гарантировало окончательного «убеления», и тогда скопцы рубили «ствол» – «ключ бездны». Так накладывалась «царская печать». Чаще всего скопление приурочивалось к большим православным праздникам. «Новика» или «позваника» перед самой операцией одевали в «парад» (белую длинную рубаху) и приводили в «корабль». Кормщик спрашивал собрание: «Праведные, известно ли вам, что здесь есть душа, желающая стать на путь спасения? Согласны ли вы с принятием оной?» Если собрание отвечало согласием, кормщик зажигал свечи, сопровождая обряд чтением Евангелия. Затем «новик» давал клятву. Далее следовало само скопление, чаще всего в «холодной» или в баньке. Унимали брызгавшую обильной струей кровь льдом и древесной смолой. Если накладывалась «вторая печать», то, когда рана заживала, в мочеиспускательный канал вставлялся свинцовый гвоздик (если человек был состоятельный, то золотой), чтобы не зарос.

В 1775 г. проводилось следствие по делу скопцов, и вскоре последовали крутые санкции государственных чиновников к изуверам. Селиванов пошел в ссылку в Сибирь, его активный последователь Шилов – в Ригу. Но ересь уже дала мощный рост в Орловской, Калужской, Тамбовской, Тульской губерниях. Селиванов бежал из Иркутска и тайно появился в Москве, но был вскоре арестован.

Государь Павел I, узнав об инциденте, потребовал лично представить Селиванова ему. Произошла аудиенция тет-а-тет, после чего царь предложил закрыть преступного фанатика в психиатрическую лечебницу пожизненно, что и было сделано.

Однако, после смерти Павла I, скопцы начали активно устраивать в России свои общины – «корабли», но лишь с 1819 г. власти опять реально столкнулись с проблемой сектантства подобной ориентации, когда оскоплялись солдаты – фундамент любой власти, интеллигенция, подпавшие под влияние «корабля» обыватели. Селиванов был подвергнут церковному увещеванию, но обратной дороги для него, как известно, уже не было. Далее следует ссылка в Суздальский монастырь, что стало детонатором для придания ему ореола великомученика последователями. Паломники из сектантов за большую честь почитали добыть в Суздале ногти, волосы, объедки хлеба своего кумира.

Самые крутые меры против скопцов принял царь Николай I, объявив их самой «зловредной» сектой. Судили за одно только подозрение в принадлежности к скопцам. Сектанты бегут в Румынию и Турцию, массово оседают в Бухаресте, Яссах, Измаиле.

В 1871 г. в их среде возникает новый толк, т.н. «новоскопческое движение». В целом, трансформировавшись и приспособившись к условиям в любом государстве с его законами, лидер новоскопческого движения Кузьма Лисицин указал на приоритет нравственного оскопления сердца перед плотским оскоплением. А последнее, утверждал он, можно совершить и на предсмертном одре в ветхом возрасте, что Господь зачтет как законное оскопление. При этом Лисицин указывал даже на многих русских князей и вельмож, пресыщенных избытком грехов разного рода, на смертном одре принимавших схиму... Ему поверили, и среди сторонников Селиванова произошел раскол.

Вероучительная особенность скопцов следующая. Адам и Ева были созданы с эфирными телами, не имевшими никаких половых признаков. В результате непослушания Бог накладывает на них печати – эти отличительные особенности, которые делают первых людей плотяными, а т.к. наличие указанных признаков является печатью греха, то ее и нужно уничтожить. Оскопление в их среде именуется «убелением» и «новым крещением». Есть у них особо почитаемый и православный святой – мученик Моисей Угрин.

Позже сектанты опять разобьются на толки – куткинцы, проколыши, крученики, где само их наименование свидетельствует, к какой практической форме разрешения от плотских уз аппелирует толк.

В наше время изредка появляются в печати материалы об их последователях в Сибири и на Дальнем Востоке. Но в целом, конечно, говорить о массовости секты не приходится, т.к. подобная форма «крещения» даже любителя религиозной экзотики наверняка отпугнет. Правильнее сказать, что в наше время скопцы – удел любопытного исторического антиквариата и представляет интерес лишь для узкого круга специалистов.

Основным источником вероучения духоборцы признают Животную Книгу, то есть внутреннее откровение Бога, обитающего в душе человека, хранящееся в памяти и сердцах духоборцев, которое составляет противоположность Библии, которая, по их учению, состоит лишь из мертвых букв. Животная Книга состоит из псалмов, составленных самими духоборцами на стихи Священного Писания, изречений Ветхого и Нового Заветов, молитв и ирмосов Православной Церкви. Всю книгу в полном ее объеме никакой духоборец знать не может, ибо в полноте она хранится не порознь, а в целом роде, будучи разобрана по сердцам отдельных духоборцев, и составится Животная Книга, только если сложить все сердца и памяти духоборцев вместе. Отсюда уже видно, что Священное Писание в глазах духоборцев стоит гораздо ниже Животной Книги, т.к. первое в их глазах есть лишь второстепенный источник вероучения. Многое в Священном Писании духоборами отрицается, а многое объясняется иносказательно. Так, история Каина есть изображение сынов погибели, преследующих истинную Церковь (т.е. Авеля). Вавилонское смешение – не что иное, как разделение Церквей. Так ими интерпретируется весь Ветхий Завет. Вообще Библию в духоборческой среде называют «хлопотницею».

Духоборцы веруют в Единого Бога, Который создал мир. По своему существу Он дух силы, дух премудрости, дух воли. Признается духоборцами и Троица, но понимается Она в смысле различных действий. У них Троица трактуется так: Отец – свет, Сын – жизнь, Дух Святой – покой, а в человеке Отец есть память, Сын – ум, Дух Святой – воля. Так, у духоборцев Троица является не тремя отдельными Ипостасями, но силами в мире и способностями в человеке. В этом учении сильно угадываются идеи пантеизма⁴⁸.

Душа человеческая есть образ Божий и состоит она из памяти, разума и воли. Душа существовала еще до сотворения мира видимого, но пала вместе с духами зла и была изгнана в видимый мир как бы в наказание. Посему падение Адама и Евы есть ни что иное, как символический образ падения души человека. Души людей при разлучении с телом переходят в другие: благочестивые – в тела людей, а злые – в тела животных (здесь просматривается сходство с восточными учениями, в частности, с буддизмом – учение о перевоплощении душ). Переселение души в человека осуществляется от 6 до 15-летнего возраста, а до этого возраста всякий духоборец имеет не душу, а дух, который есть простое дыхание. «Пар, являющийся на малое время по смерти тела».

Заслуги искупителя не могут оправдать других, т.к. искупление – это лишь духовное просвещение. Христос – это Сын Божий, но лишь в том смысле, в каком и все духоборцы называются сынами Божиими. Цель страдания Христа состояла в том, чтобы подать пример страдания за истину. Распяли Христа жиды, т.е. православные; потому православные, что только они имеют священников и читают книги, а следовательно, они суть первосвященники и книжники. Воскрес Христос не плотью, но духом, а воскрес ли Он плотию – того знать не дано. Душа умершего Христа по воскресении пребывает в роде духоборческом, воплощаясь время от времени в отдельных личностях (Веригин, блаженная Лушечка, Колесников и др.). Воскресения тел никогда не будет, а после Страшного суда грешники истребятся с земли и отойдут в погибель, а земля не поколеблется. Праведники будут родиться, жить и умирать по-прежнему на этой же земле, но зла и злых людей уже не будет. Здесь сильно ощутимо влияние толстовства, которое проповедует, что идея Христа и Его заповеди – это мы в поколениях, не вечность, но образ жизни. Гармония достигается через исполнение заповедей блаженства, но вечности нет. Так формулируется идея безблагодатной святости.

Духоборцы полностью отвергают авторитет Православной Церкви. Церковь, по их мнению, «царство избранных», где такие избранные не соединены в одно общество ни исповеданием, ни общим управлением, ни богослужением. Они составляют Церковь невидимую, рассеянную по миру: сюда принадлежат не только все христианские общины, но и люди, ничего не знающие о Христе, однако стремящиеся к добру, руководствуясь внутренним откровением (причудливое сходство с учением о предопределении), в том числе и магометане, евреи, буддисты... Иерархии быть не может. Кто внутри себя ощущает действие Слова Божьего, тот и приуготовляется уже невидимо к пастырскому труду. Таинства понимаются духовно, т.к. видимые действия силы не имеют. Крещение состоит в страданиях за Христа, а если гонений нет, то креститься надо Словом Божьим, т.е. внутренним просвещением и озарением. Причащение может быть только через слово, мысли, веру, сердце, желания. Исповедь есть сокрушение сердца перед Богом, но лучше исповедать грехи вслух, друг перед другом. Брак совершается без внешней обрядности, где требуется лишь воля пришедших и возраст, взаимная любовь сочетающихся, согласие родителей и клятва верности. «Мертвыми знаками» называются кресты, иконы, мощи. Не кладут на себя крестного знамения, ссылаясь на книгу Деяний (Деян. 17:25).

В целом же нравственные требования духоборов строги. Так, на чувственные страсти они смотрят как на вещественное начало зла в человеке. Строго обличаются в общине блуд, пьянство, воровство, неправда, дурные мысли и желания, осуждается роскошь в одежде, пище, образе жизни. И, наоборот, главной добродетелью у них является милосердие. Дети в духоборческих семьях не называют родителей отцом и матерью, но отца называют просто своим именем, а мать няней. Если же родители стары, то называют их просто стариком и старушкою, при этом ссылаются на Мф. 23:9. Мужья называют жен сестрами, а жены мужей братьями. О детях говорят не «мои», но «наши», т.е. дети общины.

Наименование духоборцев в первый раз дано сектантам Екатеринославским архиепископом Амвросием в 1785 году. Владыка хотел выразить ту мысль, что вновь появившееся учение есть противление Духу Святому. Сами сектанты, когда узнали о таком названии, охотно его приняли, объясняя его в свою пользу, что, дескать, потому духоборцы, что являются борцами за обладание и стяжание Духа Святого. Как некогда Иаков боролся с ангелом Господним, так и они, духоборцы, борются за Дух Святой. И одновременно борются с сатаной, врагом спасения, но только духовными методами, по слову апостола: «Потому что наша брань не против крови и плоти, но против... духов злобы поднебесных» (Еф. 6:12). В начале XVIII века духоборчество было сосредоточено, главным образом, в Харьковской губернии. Позже перешло в Екатеринославскую, где его возглавил Силуан Колесников, человек даровитый и обладающий красноречием. В Тамбовской же губернии распространителем духоборчества стал купец Иларион Побирохин. Вскоре это учение захлестнуло Воронежскую, Саратовскую, Астраханскую, Пензенскую губернии, а также Дон и проникло в Сибирь.

При государе Александре I общинам духоборцев были отведены степные районы Мелитопольского уезда Таврической губернии. Всех переселившихся сектантов было до 4 тысяч, где на каждую душу было отведено до 37 десятин земли с освобождением от податей на пять лет и выдачей из царской казны по сто рублей на хозяйство. Занявшись скотоводством, они очень скоро разбогатели. В 1864 году со смертью последнего мужчины прекратилось мужское поколение правящей династии духоборцев. Только в 1886 году в качестве духовного лидера выступил молодой духоборец Петр Веригин, и большая часть общин признала его своим главою. Но уже тогда ощущалось сильное влияние толстовских идей в их среде, чему в немалой степени способствовал князь Хилков, ранее принявший это учение. И вот произошел раскол. Вновь образовавшаяся партия, принявшая толстовское учение, постепенно усиливалась. Вскоре толстовская группировка на деле решилась осуществить учение Льва Николаевича. В ночь на 29 июня 1895 года толстовцы сожгли все виды оружия и произнесли отречение от воинской повинности в царской армии. Ответные меры ждать себя не заставили: аресты, розги, ссылки. Русская интеллигенция, сочувствующая сектантам, выступила в их защиту. Л.Н. Толстой всколыхнул мировую общественность, потребовав переселения духоборцев в любую западную страну с выдачей им вида на жительство. В шведских газетах было напечатано его письмо «по поводу завещания Нобеля», где предлагалось передать завещанные Нобелем средства на практическое осуществление этого мероприятия. Дело оставалось за Высочайшим разрешением. Вскоре от Августейшего Ее Императорского Величества Государыни Императрицы Марии Федоровны последовало такое разрешение. Это официальное разрешение положило начало переселению духоборцев за пределы России в далекую Канаду. В 1899 году туда переселилось 7400 человек. Зажили двумя колониями – одна в провинции Саскачеван, а другая в Британской Колумбии. Религиозный принцип избранности рода сохранялся, духоборцы жили общинно, замкнуто.

Прошли десятилетия. В океане «чуждой культуры» духоборцы сумели выстоять, но волна перемен докатилась и до них: наступили беспокойные и опасные для них изменения. Миграционные потоки рвут общинные связи, унося многих из них в суетные города, рушится патриархальная семья, люди живут все разобщенней, изолированней, имея контакт с миром при помощи средств коммуникаций: теле-, радио-, прессы. Сейчас уклад их общинной жизни и многие традиции разрушились. Так, в своем духоборческом журнале (издается с 1943 г.) «Искра» они отмечают: «Вся история духоборчества и все наше культурное наследство основано на русском языке. Сегодня же большинство канадских духоборцев в своей повседневной жизни пользуется английским языком, а многие из молодых членов духоборческого общества даже не владеют простым разговорным русским. В прошлом наши предки жили в тесном сплоченном строе, будь это в крестьянских селах или в общинах, а сегодня большинство духоборов проживает в частных владениях, нередко в отдаленности друг от друга, а многие молодые уезжают на учебу и заработки в города, где и вовсе отчуждаются от общины. Многие не хотят возвращаться в духоборческую среду. Если в прошлом молодые парни и девушки находили себе пару исключительно из духоборческой среды, то теперь многие из молодых вступают в смешанные браки». Так происходит секуляризация в духоборческих общинах за границей.

В связи с усиливающимся культурным обменом нашей страны и зарубежья представители духоборческих общин – частые гости в наших городах. Благодаря настойчивым усилиям лидеров общины, русский язык преподают во всех государственных школах (английских), где обучаются дети духоборцев. Однако проблема сохранения языка остается острой. Для подавляющего большинства духоборцев основным языком стал английский. Почти каждый из них имеет два имени: русское и английское. Духоборческие кооперативы и кооперативные предприятия не выдерживают нажима монополий. Но до 1938 года община обходилась без правительственной помощи и дотаций, что считалось большим достоинством. «Хотя мы являемся канадцами и благодарны Канаде за предоставление убежища, мы все же гордимся своей русской культурой». «Для того чтобы не утерять культуру, – говорил И.И. Веригин, – мы сохраняем связи с родиной наших дедов». Особенно эта связь крепка у них с родиной Л.Н. Толстого – Ясной Поляной (Тульская область). Память писателя окружена в духоборческой среде особым почетом и благоговением. И едут поклониться могиле великого отступника от Православия в земле русской его последователи... Как тут не привести слова профессора богословия Ивановского: «В сущности учение Толстого – (почитателей и его последователей – Прим. авт.) – безбожие; все сводится лишь к земле и ее благополучию; дальше земли и земного он ничего не желает знать... У Толстого нет ни Бога, ни бессмертия, и за пределами земли он ничего не хочет прозревать, кроме разве памяти в потомстве».

Отдельно хочется остановиться на Л.Н. Толстом и его учении, т.к. люди, не сведущие в религиозных вопросах, но имеющие жажду познания Бога, нередко и сейчас обращаются к произведениям (особенно из философского наследия) этого писателя. В результате такого обращения, где само религиозное зерно сокрыто, но вместо него выступает философская система, человек, искренне ищущий Бога, блуждает по этой безводной безблагодатной пустыне, нигде не имея возможности обрести покой сердцу. Л. Толстого изучают в программном материале общеобразовательных школ и филологических вузах; о нем написано много статей, монографий, биографических книг, изданных как у нас, так и за рубежом. Многие люди просто не знают, какую роль он сыграл в формировании материалистических (через свою ересь) взглядов у своих поклонников и последователей. Не случайно вождь пролетарской революции увидел в писателе «зеркало русской революции», посвятив ему аж семь (!) специальных статей. Нередко люди обращаются к священно- и церковнослужителям с тем, чтобы разобраться в причинах отлучения Л. Толстого от Православной Церкви, понять и выразить свое отношение к этому акту со стороны Священного Синода РПЦ. Поэтому попробуем разобраться в этом существенном вопросе и выявить причину толстовской ереси, ее влияния на умы по главным вехам биографии и творчества этого писателя.

Л.Н. Толстой получил от Бога большой талант художественного восприятия и отображения мира, позволивший ему написать историческое литературное полотно «Война и мир», психологическую драму «Анна Каренина», а в конце 70-х годов он начал богоборческий трактат «Исповедь» и закончил Лев Толстой свою противоцерковную деятельность философским опусом «Критика догматического богословия».

Как известно, зачастую детская вера является фундаментом, на котором базируется вся последующая религиозная жизнь человека. И сам Христос говорил об этом: «...Пустите детей и не препятствуйте им приходить ко Мне...» (Мф. 19:14). Вот эту детскую веру Толстой, по его собственным словам, навсегда потерял уже к 16-му году своей жизни, превратившись в нигилиста. Он писал: «...Я прожил на свете 55 лет и за исключением... 15 детских лет, 35 лет я прожил нигилистом, в смысле отсутствия всякой веры». Дойдя до полного духовного опустошения и будучи у порога самоубийства, Толстой пробовал механически исполнять внешние обряды Православной Церкви. Однако это было самообманом, т.к. всю обрядность он исполнял без веры в Бога. Поэтому Толстой пришел к выводу, что традиционное Православие есть ложь.

Потеряв веру в личностного Бога, Толстой стал искать «духовные костыли», которыми стал для него французский философ (в наших учебниках – «просветитель») Ж.Ж. Руссо – открытый противник христианства вообще. Идеи Руссо оказали решающее влияние на всю последующую жизнь Толстого. Он писал: «Руссо был моим учителем с 15-ти лет». В эти годы он носил на шее медальон с портретом Руссо вместо нательного креста. «Многие страницы его так мне близки, что мне кажется, я их написал сам... – признался Толстой. – Совсем недавно (в 1905 году, Толстому 77 лет) мне случилось перечесть некоторые из его произведении, и я испытал то же самое чувство возвышения и удовлетворения, которое я испытал, читая его в первой молодости».

Но мог ли такой могучий талант быть направлен на разрушение твердынь? Мог ли враг рода человеческого использовать писательские способности на сокрушении святынь? Увы, мог. Тогда встает вопрос: когда у Толстого появился этот «союзник»? Первый момент одержимости можно отнести к биографическому факту. Будучи 27-летним офицером, находясь под Севастополем, однажды после угарного ночного кутежа и крупного проигрыша, Толстой вспоминает в своем «Дневнике»: «...разговор о Божестве и вере навел меня на великую, громадную мысль, осуществлению которой я чувствую себя способным посвятить жизнь. Мысль эта – основание новой религии Христа, но очищенной от веры и таинственности, религии практической, не обещающей будущее блаженство, но дающее блаженство на земле». Этой гордой идее Толстой и посвятил всю вторую половину своей жизни (с конца 70-х годов до смерти в 1910 году). В 1899 году в журнале «Нива» был напечатан роман «Воскресение».

Прямые, грубые и кощунственные выпады в адрес Православной Церкви имели место в главах 39 и 40. Слишком оскорбительно для православного чувства цитировать эти места из романа, потому лучше их опустить. Чаша терпения Православной Церкви была переполнена, встал вопрос о констатации факта отпадения Толстого от Церкви.

20–22 февраля 1901 г. состоялось специальное Определение Священного Синода. Цитируем дословно:

«Святейший Синод, в своем попечении о чадах Православной Церкви об охранении их от губительного соблазна и о спасении заблуждающихся, имев суждение о графе Льве Толстом и его противохристианском и противоцерковном лжеучении, признал благовременным, в предупреждение нарушения мира церковного, обнародовать через напечатание в «Церковных ведомостях» нижеследующее свое Послание:

«Божией милостью, Святейший Всероссийский Синод верным чадам Православной Кафолической Греко-Российской Церкви, о Господе радоватися. «Молим вы, братия, блюдитеся от творящих распри и раздоры, кроме учения, ему же вы научитеся, и уклонитеся от них» (Рим. 16:17).

Изначала Церковь Христова терпела хулы и нападения многочисленных еретиков и лжеучителей, которые стремились ниспровергнуть ее и поколебать в существенных ее основаниях, утверждающихся на вере во Христа, Сына Бога Живаго.

Но все силы ада, по обетованию Господню, не могли одолеть Церкви Святой, которая пребудет неодоленною вовеки. И в наши дни Божиим попущением явился новый лжеучитель, граф Лев Толстой. Известный миру писатель, русский по рождению, православный по крещению и воспитанию своему, граф Толстой, в прельщении гордого ума своего, дерзко восстал на Господа и на Христа Его и на святое Его достояние, явно перед всеми отрекся от вскормившей и воспитавшей его Матери, Церкви Православной, и посвятил свою литературную деятельность и данный от Бога талант на распространение в народе учений, противных Христу, и Церкви, и на истребление в умах и сердцах людей веры отеческой, веры православной, которая утвердила Вселенную, которою жили и спасались наши предки и которою доселе держалась и крепла Русь Святая. В своих сочинениях и письмах, во множестве рассеиваемых им и его учениками по всему свету, в особенности же в пределах дорогого Отечества нашего, он проповедует с ревностью фанатика ниспровержение всех догматов Православной Церкви и самой сущности веры христианской; отверг личного живаго Бога, во Святой Троице славимаго, Создателя и Промыслителя Вселенной; отрицает Господа Иисуса Христа-Богочеловека, Искупителя и Спасителя мира, пострадавшего нас ради человек и нашего спасения и воскресшаго из мертвых; отрицает Божественное зачатие по человечеству Христа Господа и девство до Рождества и по Рождестве Пречистой Богородицы, Приснодевы Марии; не признает загробной жизни и мздовоздаяния; отвергает все таинства Церкви и благодатное в них действие Святого Духа и, ругаясь над самими священными предметами веры православного народа, не содрогнулся подвергнуть глумлению величайшее из таинств, святую Евхаристию. Все сие проповедует граф Толстой непрерывно, словом и писанием, к соблазну и ужасу всего православного мира, и тем неприкровенно, но явно пред всеми, сознательно и намеренно отверг себя сам от всякого общения с Церковью Православной. Бывшие же в его вразумление попытки не увенчались успехом. Посему Церковь не считает его своим членом и не может считать, доколе он не раскается и не восстановит своего общения с нею. Ныне о сем свидетельствует перед всею Церковью к утверждению правостоящих и к вразумлению заблудшихся, особенно же к новому вразумлению самого графа Л. Толстого. Многие из ближних его, хранящих веру, со скорбью о том, что он на конце дней своих остается без веры в Бога и Господа Спасителя нашего, отвергшись от благословений и молитв и от всякого общения с нею.

Посему, свидетельствуя об отпадении его от Церкви, вместе и молясь, да подаст ему Господь покаяние в разум истины (2Тим. 2: 25). Молимтися, милосердный Господи, не хотяй смерти грешным, услыши и помилуй и обрати его ко Святой Твоей Церкви. Аминь».

Подлинное подписали:

Смиренный Антоний, митрополит Санкт-Петербургский и Ладожский.

Смиренный Феогност, митрополит Киевский и Галицкий.

Смиренный Владимир, митрополит Московский и Коломенский.

Смиренный Иероним, архиепископ Холмский и Варшавский.

Смиренный Иаков, епископ Кишиневский и Хотинский.

Смиренный Борис, епископ.

Смиренный Маркел, епископ».

Вначале Толстой не хотел отвечать на вышеуказанное постановление Синода, но потом, 4 апреля 1901 г., решил ответить. Его «ответ Синоду» широко был известен в то время. Приведем лишь те места, где писатель обличает себя сам: «То, что я отвергаю непонятную Троицу, не имеющую никакого смысла в наше время, басню о падении первого человека... кощунственную (?) историю о Боге, родившемся от Девы, искупившем род человеческий, то это совершенно справедливо. Сказано также, что я отвергаю все таинства. Это совершенно справедливо. Верю я в то, что воля Бога яснее, понятнее всего выражена в учении человека Христа, которого понимать Богом и которому молиться – считаю величайшим кощунством. Да, я действительно отрекся от Церкви, перестал исполнять ее обряды и написал в завещании своим близким, чтобы они, когда я буду умирать, не допускали ко мне церковных служителей и мертвое мое тело убрали бы поскорее, без всяких над ним заклинаний и молитв, как убирают противную и ненужную вещь, чтобы она не мешала живым».

Сестра известного русского философа профессора Л.М. Лопатина, вспоминая свой разговор с родной сестрой Толстого, монахиней Марией, передает характерные слова этой матушки о своем любимом брате: «Ведь Левочка какой человек-то был? Совершенно замечательный! И как интересно писал! А вот теперь, как засел за свои толкования Евангелия, сил никаких нет! Верно, всегда был в нем бес...», и Лопатина от себя прибавляет: «Я в этом никогда не сомневалась»⁴⁹.

В ответ на постановление Святейшего Синода об отлучении Л. Толстого, его жена Софья Андреевна Толстая написала резкое непродуманное письмо Главе РПЦ Первоприсутствующему в Синоде митрополиту Санкт-Петербурга Антонию. 24 марта 1901 г. в № 17 «Церковных Ведомостей», издававшихся при Святейшем Синоде, было опубликовано письмо графини Толстой С.А. и ответ митрополита. Эти оба письма являются библиографической редкостью в наши дни, поэтому приводим их целиком по порядку.

Письмо С.А. Толстой:

«Ваше Высокопреосвященство! Прочитав вчера в газетах жестокое распоряжение Синода об отлучении от Церкви мужа моего, графа Льва Николаевича Толстого, и, увидя в числе пастырей Церкви и Вашу подпись, я не могла остаться к этому вполне равнодушна. Горестному негодованию моему нет пределов. И не с точки зрения того, что от этой бумаги погибнет духовно мой муж: это не дело людей, а дело Божие. Жизнь души человеческой с религиозной точки зрения никому, кроме Бога, не ведома и, к счастью, не подвластна. Но с точки зрения той Церкви, к которой я принадлежу и от которой никогда не отступлю, которая создана Христом для благословения именем Божиим всех значительнейших моментов человеческой жизни: рождения, браков, смерти, горестей и радостей людских... которая громко должна провозглашать закон любви, всепрощения, любви к врагам, ненавидящим нас, молиться за все, – с той точки зрения для меня непостижимо распоряжение Синода. Оно вызовет не сочувствие (разве только «Московских Ведомостей»), а негодование в людях и большую любовь и сочувствие Л.Н. Толстому. Уже мы получили такие изъявления, – и им не будет конца – от всего мира. Не могу не упомянуть еще о горе, испытанном мною от той бессмысленности, о которой я слышала ранее, а именно: о секретном распоряжении Синода священникам не отпевать в Церкви Льва Николаевича в случае его смерти. Кого же хотят наказывать? Умершего, не чувствующего уже ничего человека, или окружающих его, верующих и близких ему людей? Если это угроза, то кому и чему? Неужели для того, чтобы отпевать мужа и молиться за него в церкви, я не найду – или такого порядочного священника, который не побоится людей перед настоящим Богом любви, или непорядочного, которого я подкуплю для этой цели большими деньгами?

Но мне этого не нужно. Для меня Церковь – это понятие отвлеченное, и служителями ее я признаю только тех, кто истинно понимает значение Церкви. Если же признать Церковью людей, дерзающих своею злобой нарушить высший закон – любовь Христа, то давно бы все мы, истинно верующие и посещающие Церковь, ушли бы от нее. И виновны в грешных отступлениях от Церкви не заблудившиеся, ищущие истину люди, а те, которые гордо признали себя во главе ее, и вместо любви, смирения и всепрощения стали духовными палачами тех, кого вернее простит Бог за их смиренную, полную отречения от земных благ, любви и помощи людям жизнь, хотя и вне Церкви, чем носящих бриллиантовые митры и звезды, но карающих и отлучающих от Церкви пастырей ее. Опровергнуть мои слова лицемерными доводами легко. Но глубокое понимание истины и настоящих намерений людей никого не обманет.

26 февраля 1901 г. Графиня София Толстая».

Письмо это широко известно. Его привела и Александра Толстая, дочь Толстого, в своем 2-х томном труде «Отец», изд. им. Чехова, Нью-Йорк, 1953. А мудрый, спокойный, корректный, глубокомысленный и душевно-тактичный ответ митрополита Антония (Вадковского) обычно нигде не приводится. Не привела его и Александра Львовна. Это лежит на ее совести. Надо выслушать и другую сторону, т.е. суждение Православной Церкви устами ее первосвятителя. Поэтому приводим ответ митрополита Антония.

«Милостивая Государыня, графиня София Андреевна!

Не то жестоко, что сделал Синод, объявив об отпадении от Церкви Вашего мужа, а жестоко то, что он сам с собой сделал, отрекшись от веры в Иисуса Христа, Сына Бога Живаго, Искупителя и Спасителя нашего. На это-то отречение и следовало давно излиться Вашему горестному негодованию. И не от клочка, конечно, печатной бумаги гибнет муж Ваш, а оттого, что отвратился от Источника жизни вечной. Для христианина немыслима жизнь без Христа, по словам Которого «верующий в Него имеет жизнь вечную и переходит от смерти в жизнь, а неверующий не увидит жизни, но гнев Божий пребывает на нем» (Ин. 3:15–16; 36:5, 24), и поэтому об отрекающемся от Христа одно только и можно сказать, что он перешел от жизни в смерть. В этом и состоит смерть Вашего мужа, но и в этой гибели повинен он один, а не кто-либо другой. Из верующих во Христа состоит Церковь, к которой Вы себя считаете принадлежащей, и для верующих, для членов своих Церковь благословляет именем Божиим все значительные моменты человеческой жизни: рождений, браков, смертей, горестей и радостей людских, но никогда не делает она этого и не может делать для неверующих, для язычников, для хулящих имя Божие, для отрекшихся от нее и не желающих получать от нее ни молитв, ни благословений, ни вообще для всех тех, которые не суть члены ее. И потому, с точки зрения этой Церкви, распоряжение Синода вполне постижимо, понятно и ясно, как Божий день. И закон любви и всепрощения этим ничуть не нарушается. Любовь Божия бесконечна, но и она прощает не всех и не за все. «Хула на Духа Святаго не прощается ни в сей, ни в будущей жизни» (Мф. 12:32). Господь всегда ищет Своею любовью, но человек иногда не хочет идти навстречу этой любви и бежит от лица Божия, а потому и погибает. Христос молился на кресте за врагов Своих, но Он в Своей первосвященнической молитве изрек горькое для любви Его слово, что «погиб сын погибели» (Ин. 17:12). О Вашем муже, пока он жив, нельзя еще сказать, что он погиб, но совершенная правда сказана о нем, что он от Церкви отпал и не состоит ее членом, пока не покается и не воссоединится с нею. В своем послании, говоря об этом, Синод засвидетельствовал лишь существующий факт, и потому негодовать на него могут только те, которые не разумеют, что творят. Вы получаете выражения сочувствия от всего мира. Не удивляюсь сему, но думаю утешаться Вам тут нечем. Есть слава человеческая и слава Божия. «Слава человеческая как цвет на траве: засохла трава, и цвет ее отпал; но слово Господне пребывает вовеки» (1Пет. 1:24–25).

Когда в прошлом году газеты разнесли весть о болезни графа, то для священнослужителей во всей силе встал вопрос: следует ли его, отпавшего от веры и Церкви, удостаивать христианского погребения и молитв? Последовали обращения к Синоду, и он в руководстве священнослужителям секретно дал и мог дать только один ответ: не следует, если умрет, не восстановив своего общения с Церковью. Никому тут никакой угрозы нет, и иного ответа быть не могло. И я не думаю, чтобы нашелся какой-нибудь, даже непорядочный священник, который бы решился совершить над графом христианское погребение, а если бы и совершил такое погребение над неверующим, то это было бы преступной профанацией обряда. Да и зачем творить насилие над мужем Вашим? Ведь, без сомнения, он сам не желает совершения над ним христианского погребения. Раз Вы, живой человек, хотите себя считать членом Церкви, и она действительно есть союз живых разумных существ во имя Бога Живаго, то уж падает само собой Ваше заявление, что Церковь для Вас есть понятие отвлеченное. И напрасно Вы упрекаете служителей Церкви в злобе и нарушении высшего закона любви, Христом заповеданной. В синодальном акте нарушения этого закона нет. Это, напротив, есть акт любви; акт призыва мужа Вашего к возврату в Церковь и верующих к молитве о нем. Пастырей Церкви поставляет Господь, а не сами они гордо, как Вы говорите, признали себя во главе ее. Носят бриллиантовые митры и звезды, но это в их служении не существенное. Оставались они пастырями, одеваясь и в рубище, гонимые и преследуемые, останутся таковыми и всегда, хотя бы их и хулили и какими бы презрительными словами не обзывали.

В заключение прошу прощения, что не сразу Вам ответил. Я ожидал пока пройдет первый острый порыв Вашего огорчения. Благослови Вас Господь и храни, и графа, мужа Вашего, помилуй!

Антоний, митрополит Санкт-Петербургский».

Через год после отлучения (1902 г.) Толстой написал легенду «Разрушение и восстановление ада». А потом в том же году еще более глумливое и кощунственное «Обращение к духовенству». На это «Обращение» откликнулся о. Иоанн Кронштадтский.

«Толстой думает, говорит и пишет на почве безбожия и полного отрицания того святого, что носит в себе печать Богооткровенности. Гордость, самомнение, самообожение, презрение к Самому Богу и Церкви – вот его первооснова; другого основания у него нет. Перед нами софист и несведущий в истинах веры, не испытавший на себе спасительной веры Христовой, и легко может он отвлечь от истинной веры и ввести в пагубное неверие... Под живым впечатлением отлучения от Церкви он решился забросать ее, сколько можно, грязью, и все Священное Писание Ветхого и Нового Завета и искаженные события передает в насмешливом тоне, подрывая в читающих всякое уважение к Святому Писанию; над всем, что дорого для христианина, на что привык смотреть с детства с глубоким благоговением и любовью, как Слово Божие... он дерзко насмехается. Толстой переносит свои поругания на духовенство, на Церковь, на Священное Писание и на Самого Господа и говорит: »...была ли такая вредная книга в мире, наделавшая столько зла, как книга Ветхого и Нового Заветов». Это прямо относится к толстовским сочинениям, не было вреднее их. Ренаны, Бюхнеры, Шопенгауэры, Вольтеры – ничто в сравнении с нашим безбожным россиянином Толстым. Написанное Толстым в «Обращении» с точки зрения христианской – одно безумие»⁵⁰.

Конкурировать в подобных выпадах против Церкви и ее последователей, в глумлении над святыней может только вождь пролетарской революции, который, кстати, сразу увидел в еретике Толстом «зеркало русской революции».

7 ноября 1910 г. в 7.10 игумен Варсонофий телеграфировал епископу Вениамину Калужскому: «Граф Толстой скончался... Умер без покаяния. Меня не пригласили». Когда старца Варсонофия корреспонденты просили об интервью по случаю смерти графа Толстого, он ответил: «Вот мое интервью: хотя он и Лев, но не мог разорвать кольца той цепи, которою сковал его сатана».

За долгую историю литературы ни одному писателю не удалось превзойти Л.Н. Толстого в способности изображать правду мира такой, какова она есть. Его произведения имеют величайшее значение, в них чувствуется непревзойденное мастерство в передаче непреукрашенной действительности каждого дня жизни. Как реальны чувства и порывы Анны Карениной в ее искренней любви к Вронскому или достоинство и честь русских офицеров в «Войне и мире»!

Но, опять же, стоит лишь вернуться к религиозно-философскому творчеству писателя, то в его эссе, пояснениях к Евангелию и трактатах прослеживается метание широкого мятежного ума, который ни в чем не может обрести покоя и остановить взор на чем бы то ни было. Идеалы Евангелия, с которыми столкнулся Толстой, манили его как огонь, а его неспособность жить по этим высоким принципам, в конце концов, поглотила все духовные и физические силы писателя. Подобно лососю, идущему на нерест, он всю жизнь шел против течения и, в конце концов, погиб от морального истощения.

Писатель буквально стремился следовать учению Иисуса Христа, и это желание было столь сильным, что члены семьи его нередко поднимали ропот, поскольку это непосредственно затрагивало их интересы. Например, после прочтения евангельского призыва к богачу, Толстой хотел освободить своих крепостных крестьян, отказаться от авторских прав на издание, а имение передать крестьянской общине. Жене Софье Андреевне стоило величайшего труда убедить мужа в неприемлемости такого решения, да и то она была вынуждена нанять для охраны усадьбы отряд вооруженных чеченцев. Лев Николаевич продолжал ходить в крестьянской одежде, сам пахал плугом землю, плел лапти, отказался от охоты, мяса, яиц, вина и табака, не носил кожаных одежд. Составил себе «Правила по развитию нравственной силы воли, возвышенных чувств и устранению низменных». Тем не менее, он так и не смог достичь той самодисциплины, которую наметил себе. Не раз Толстой, не стыдясь, публично при гостях в торжественной форме давал обет супружеского воздержания и даже разделил спальни, но долго в этом обете продержаться не мог, из-за чего испытывал жгучий стыд перед близкими. (Софья Андреевна была беременна от супруга 16 раз.)

Свой последний роман «Воскресение» Толстой написал, собственно, в поддержку духоборов. Весь гонорар был передан на оплату их эмиграции в Канаду.

Толстовская философия непротивления злу насилием, которая сильно занимала писателя, а корнями уходила в Нагорную проповедь, оказала заметное влияние на Махатму Ганди, М. Лютера Кинга и других крупных политических деятелей. И все же поиски Толстым святости закончились разочарованием. Ему не удалось на практике осуществить то, о чем он проповедовал сам. Точно об этом написала его жена, Софья: «В нем мало истинной теплоты; его доброта исходит не из сердца, а из принципов». Она вспоминает, что Лева мог крестьянину, стиснув зубы, донести кадушку под огурцы, но ни разу за 32 года их супружеской жизни не поднес своему ребенку или ей стакана воды. Попытки страстного продвижения к совершенству не привели писателя к умиротворенности и покою. Он был горд даже в своем видимом смирении. Он отказался от Церкви, таинств, Причастия. Бросил вызов иерархическому ее устройству, забывая, что если кто-то, зная дорогу домой, идет по ней даже нетрезвый, то этот путь не станет менее истинным и правильным из-за того, что человек, идущий домой, шатается из стороны в сторону.

До самой смерти его дневники и письма хранят возвращение писателя к печальной теме неудач, которая обнаруживает пропасть между идеалами Евангелия и личной его жизнью. Биограф Толстого А.Н. Уилсон отмечает, что писатель страдал от «фундаментальной богословской неспособности понять смысл Божественного воплощения; его религия полностью основывалась на законе, а не на благодати, была схемой улучшения человеческой природы, а не прозрения от Господа, спустившегося в падший мир». Отсюда и его большое отступление, как логическая завершенность – отрицание Его Воскресения из мертвых, которое свело на «нет» все христианство Толстого, ибо «если Христос не воскрес, то вера ваша тщетна» (1Кор. 15:17).

Безблагодатная святость оттого и безблагодатна, что строится на рационалистическом начале улучшения человеческой природы. Толстой как бы юридически обосновал и санкционировал такое «добро». Абсолютный кошмар коммунизма в том и заключается, что он хочет принудительной организации добра, хочет принудить к добродетели.

Все реакционные и революционные инквизиторы, начиная с Торквемадо до Робеспьера и Дзержинского, почитали себя носителями абсолютного добра (т.е. святости, но не Божественной). Они и убивали во имя добра, искренне считая это правильным решением.