Глава IX. Новые обвинения Патриарху Никону и его пересылка в более отдаленный Кириллов монастырь. Разрешение вернуться в Воскресенский монастырь. Кончина Патриарха и его погребение в Воскресенском монастыре. Почитание памяти Патриарха Никона. Его идеи о православном государстве

Озлобленные личные враги Никона были против царских милостей. Царь собрал экстренное совещание с участием не только нового патриарха Иоасафа II, но и двух восточных патриархов, продолжавших еще кормиться в Москве. Постановили: взять Никона из Ферапонтова и перевести в более отдаленный монастырь на севере. Но царь Алексей, хотя за ним и стояла почитательница Никона, сестра царя Татьяна Михайловна, решительно этому воспротивился. Тогда враги начали собирать искусственно «дутый» материал будто бы о политической измене Никона. Так как началось бунтарское движение Стеньки Разина, то сочинили миф, будто Никон сговаривался с казаками бежать на Дон. Пошли допросы, розыски. Как подсудного, Никона снова заперли в келье по-тюремному. Никон писал царю в 1672 г.: «Теперь я болен, наг и бос. Со всякой нужды келейной и недостатков оцынжал; руки больны, левая не подымается, на глазах бельма от чада и дыма, из зубов кровь идет смердящая, и они не терпят ни горячего, ни холодного, ни кислого. Ноги пухнут. Приставы ничего ни продать, ни купить не дают. Никто ко мне не ходит и милостыни просить не у кого». Царю хотелось облегчить положение страдающего. Чтобы сломить волю бояр, царь придумал даже обходный маневр. Просил Константинопольского патриарха Парфения церковно облегчить виновность Никона, чтобы царю без возражений с церковной стороны можно было Никона помиловать. Уже с лета 1672 г. царь разрешил Никону выходить из кельи, прогулки на воле около монастыря, хозяйственно самообслуживаться, без ограничений читать книги. Кельи были расширены. Никон опять стал принимать посетителей, раздавать им милостыню, лечить болящих¹³⁵. Царь даже думал о возвращении его в его Воскресенский монастырь. Но недоброжелатели продолжали бояться Никона и ожесточаться против него.

Патриарх Иоаким (Савелов) вновь повернул положение Никона к тюремному режиму. Никон раздражался, писал в Москву жалобы, считал себя по-прежнему патриархом и суд над ним незаконным и этим только оправдывал отягчение своего режима. Он ожесточался и против царя Алексея. Царь в духовном завещании просил у Никона прощения: «От отца моего духовнаго, великаго господина, святейшаго Никона, иерарха и блаженнаго пастыря, аще и не есть на престоле своем. Богу тако изволившу, прощения прошу и разрешения». Тут же царь высказывал свое желание, чтобы Никону был возвращен патриарший сан, что и исполнил сын Алексея, царь Феодор. Узнав о смерти царя Алексея и о тексте его завещания, где он просил у Никона прощения, Никон прослезился, но письменного прощения не дал. Никон писал: «Воля Господня да будет. Если государь здесь на земле перед смертью не успел получить прощения, то мы будем судиться с ним во второе страшное пришествие Господне. По заповеди Христовой я его прощаю, и Бог его простит. А на письме прощения не дам, потому что он при жизни своей не освободил нас из заключения».

Дело было записано врагами Никона в запас с тем, чтобы поднять тогда, когда они возьмут силу. Это случилось спустя несколько лет уже после смерти царя Алексея Михайловича, когда против Никона выступили все враждебные силы, и собраны были все ложные доносы, вошедшие в один обширный обвинительный акт, по которому Никон и был осужден на тяжкое заключение. В частности, это дело о донских казаках попало в донос поссорившегося с Никоном еще в 1674 г. пристава, князя Самойлы Шайсупова, где были выставлены и другие обвинения, столь же нелепые, которыми воспользовались враги Никона, получившие исключительное влияние на молодого царя после смерти Алексея Михайловича, именно Богдан Хитрово, Родион Стрешнев и Патриарх Иоаким, когда 29–30 января 1676 г. умер Алексей Михайлович, а через 40 дней начался суд над его духовником протоиереем Андреем Савиновым, сторонником Никона, через которого и шли письма Никона к царю. 14 марта 1676 г. он был лишен священства и сослан в Кожеозерский монастырь с запрещением стоять в церкви с верными, после чего и принялись за Никона.

Еще со вступлением на Патриаршество в июле 1674 г. Иоакима враги Никона стали оказывать влияние на его положение. Милости царя стали сокращаться, а от Патриарха Иоакима следовали инструкции с замечаниями насчет жизни Никона с тенденцией восстановить строгости 1668 г. во исполнение приговора суда 1666 и 1668 гг. Никон жаловался на неисправность кирилловских властей в смысле доставки содержания от монастыря на его людей. Челобитную Никона докладывал Б. Хитрово, и в январе 1675 г. вышел царский Указ. Царь указал и бояре приговорили: «Отписке этой ни в чем не верить, а к монаху Никону послать с выговором стольника Козьму Лопухина и про все разведать подлинно, что Никон великому Государю писал не делом».

Одновременно Патриарх Иоаким поручил допросить игумена и братию Ферапонтова монастыря, зачем именуют они Никона Патриархом. Вместе с боярским выговором от самого царя шли денежные дары, серебряные церковные сосуды с покровами, облачения для иеромонахов и богослужебные книги. Враги Никона со смертью царя Алексея Михайловича взяли верх и разослали всех друзей Никона в ссылку вплоть до того времени, когда в 1678 г. установились хорошие отношения у царя Феодора с его теткой Татьяной Михайловной, передавшей молодому царю всю историю Никона. Жизнь же Никона протекала в хозяйственных заботах, в сооружении келий, в устройстве своей церкви, в лечении больных¹³⁶. Имея теперь средства от царя, Никон тратил деньги на благотворительность приходившим к нему бедным, давал на приданое. Но и здесь клевета не оставила его. Когда умер царь и враги Никона прислали для его охраны на смену приставу Шайсупову другого – Одадурова, то тот сумел угодить своим патронам.

Режим Никона ухудшился. При дворе царя Федора взяла верх партия врагов Никона: Милославских, Хитрово, Стрешнева. А друзья его – Нарышкины, А. Матвеев потеряли вес и даже подверглись опале.

Одадуров явился 29 марта 1676 г. с новыми правилами оберегания Никона, запретил ему и его службе свободный выход из келий, запретил ходить к нему посторонним, прекратил лечение и окружил келью стрельцами. Был использован приезд в Москву одного служки и присланных туда Никоном для допроса в государевом деле. Они были использованы для доноса на Никона; враги Никона привлекли Шайсупова, обвиняя его в послаблении Никону, и тот в оправдание себя, чтобы не оказаться умолчавшим, и в отместку Никону свел в докладе все слухи и чужие пересуды со слов Никоновских келейников и слуг, имевших неудовольствие на Никона за строгое обхождение и наказание за пьянство, в том числе и гнусное обвинение вошло в доклад. Особенно отличался старец Иона, делавший надписи на крестах по поручению Никона. Он был пьяница, неоднократно был наказан Никоном, и его извет явился самым гнусным, не соответствующим ни семидесятилетнему возрасту Никона, ни его настроенности; он был послан в Москву Одадуровым для личных показаний против Никона, которые и произнес 29 апреля 1676 г. Шайсупов же обелял себя и выслуживался перед врагами Никона, которые могли за послабление Никону наказать его так же, как и всех сосланных ими сторонников Никона.

Когда приехали с готовым приговором суда, то и Никон своим правдивым рассказом, и его старцы показали всю нелепость обвинений, но дело было уже сделано, чего только и нужно было врагам Никона. На суде исследование не производилось, показания доносчиков вовсе не проверялись показаниями других лиц, не вникали в то, что показания на Никона делались потерпевшими от него наказания недовольными лицами; напротив, собирались все прежние доносы и передавались Патриарху Иоакиму с заключениями о виновности Никона. «Можно сказать без преувеличения, – пишет профессор Николаевский, – что с возбуждением теперь следствия по делу Патриарха Никона производилась оценка и жизни, и деятельности его за все время десятилетнего заключения в Ферапонтове; пересматривались вновь дела и бумаги по тем обвинениям и вопросам, которые были уже решены при прежнем государе, или оставлены без последствий, и которые выставлялись теперь пунктами новых обвинений против Никона и поводом к его осуждению». 15 мая 1676 г. было вынесено постановление Собора, на котором был царь Феодор, Патриарх Иоаким, пять митрополитов, шесть архиереев, низшие духовные власти и бояре, которое приговорило немедленно заключить Никона в Кириллов монастырь, описать и отобрать все его имущество, удалить его старцев, к нему никого не пускать, никаких писем, никаких прошений ему не приносить, отобрать книги, кроме тех, по которым отправлять церковное и келейное правило, поселив с ним двух верных ему чужих старцев.

При поддержке других архиереев снова подняли шум о поведении Никона и Собор счел нужным осудить его за неисправление и новые преступления, из которых составился длинный мелочный список: 1) Никон продолжает называть себя патриархом; 2) бьет слуг и монахов; 3) редко ходит в церковь; 4) не молится за царя и патриарха; 5) уже четыре года как не имеет отца духовного; 6) живет не по-монашески: во всю четыредесятницу после смерти царя Алексея пил до пьяна; 7) морил людей своими лекарствами; 8) стрелял в птицу, которая у него таскала рыбу.

Постановили перевести узника в Кириллов монастырь и «держать к нему всякое призрение к обращению его и к покаянию прилежно, а на злые дела его не попускать». В Кирилловом Никон был опять помещен в закоптелой дымной келье, из которой ему не разрешили никаких выходов, кроме церкви, а равно и к нему никому никакого доступа. Лишен был Никон и бумаги, и чернил. Только через четыре года наступило облегчение. Верная Никону тетка царя Феодора Татьяна Михайловна при поддержке уже новых людей в церковной Москве, как Симеон Полоцкий и сама братия Никонова Воскресенского монастыря, все хлопотали о возврате туда Никона¹³⁷. И сам царь Феодор склонялся к этому.

Через два года по вступлении на престол, в 1678 г. царь Федор Алексеевич посетил Воскресенский монастырь. Затем последовал еще ряд посещений и в пятое свое посещение в декабре 1680 г. государь заявил братии о своем желании возвратить им их прежнего архипастыря. Было возобновлено строительство и самого монастыря. Царь поставил этот вопрос на повестку собора 1681 г. и некоторые архиереи высказывались положительно. Но патриарх Иоаким был решительно против и никак не сдался, несмотря даже на личные уговоры царя Феодора.

При всем старании врагов Никона представить его царю государственным преступником, их усилия не могли заглушить правдивых рассказов его друзей и поклонников о полезной и нужной деятельности Патриарха.

Большое участие в реабилитации Никона принимала тетка царя Татьяна Михайловна. Она добилась показом сделанного и своими рассказами истинного понимания царем деятельности и заслуг Никона перед государством и Церковью.

В благодарность за достигнутый мир в церкви и государстве Федор Алексеевич почти полностью отменил силу действия Монастырского Приказа 1649 г., вернул русским епископам почти во всей широте и неприкосновенности их судебные привилегии. Ликвидация самого Монастырского Приказа затянулась, однако, до 1677 г.

После получения второй челобитной от братии Воскресенского монастыря царь снова начал просить Иоакима о возвращении Никона из заточения в свой монастырь.

Новое посещение молодым царем Нового Иерусалима окончательно склонило симпатию его к Никону, царь принял решение возвратить Никона в Воскресенскую обитель и, несмотря на то, что часть духовенства его решения не поддержала, разрешил этот переезд, добился принятия такого решения созванным Собором.

Между тем здоровье опального Никона становилось все слабее, и когда пришла к нему весть о разрешении его переезда, он был уже тяжело болен, но воспрял духом и даже встал с постели. Сопровождать бывшего Патриарха Никона поехал настоятель Кирилло-Белозерского монастыря архимандрит Никита, несколько иноков и присланный из Москвы дьяк Чепелев.

В середине лета 1681 г., после более чем четырнадцатилетнего изгнания, тяжелобольного святейшего Никона решили везти на лодках по рекам Шексне и Волге в его детище – любимый им Воскресенский монастырь.

Никем не призываемый народ ближайших городов и сел по его пути большими толпами выходил навстречу своему Патриарху. Люди несли к берегу реки съестные припасы и дорожные вещи, просили благословения и со слезами провожали печально плывшую на лодках процессию.

К утру 16 августа струги с больным достигли города Ярославля. У Толгского Богородицкого монастыря больной почувствовал, что силы окончательно покидают его, попросил остановиться для проведения исповеди и причастия. Исповедавшись и причастившись из рук архимандрита Никиты, Никон принял схиму и знаком руки велел двигаться дальше.

Когда флотилию лодок святейшего увидели с высокого городского берега, Ярославль огласился гулом колоколов, большинство жителей устремились встречать святейшего, струги которого остановились в устье реки Которосли под монастырем Всемилостивого Спаса. Видя Никона в тяжелом состоянии, люди шли по пояс в воду, припадали к нему и просили прощения и благословения. Гражданское руководство и духовенство города были вместе с народом и были удостоены прощения и благословения Никона. Как только струг тронулся по реке и еще не доплыл до Туговой горы, сопровождавшие поняли, что наступили последние минуты земной жизни Никона. С берега зазвонили благовест к вечерне. Архимандрит Никита с братией совершили над ним «последование по исходе души от тела».

В связи с ухудшающимися состоянием больного было решено перевести струги к противоположному от города берегу, но много народа не уходило и стояло на берегу. В вечерних сумерках 17 августа 1681 г. архимандрит Кирилловского монастыря Никита и сопровождавшая Никона братия были свидетелями смерти Патриарха. Как свидетельствует летопись, Патриарх «озираясь, будто кто пришел к нему, сам оправил себе волосы, бороду и одежду, как бы готовясь в дальний путь», и умер. В тот день ему исполнилось 76 лет 2 месяца и 24 дня от рождения. Низложенный Патриарх Никон пробыл в ссылке 15 лет.

Царь, еще не ведая о смерти Никона, послал в Ярославль свою карету, но она прибыла уже на второй день после смерти Никона, и на карете пришлось уже везти в Новый Иерусалим гроб с останками Патриарха. По всему пути движения кареты над русскими просторами плыли, никем не заставляемые, печальные звоны, на дорогу выходили люди и со слезами провожали святителя. В попутных монастырях проходили богослужения и слезные прощания с Никоном.

Извещение о смерти Никона сильно опечалило молодого царя. Федор Алексеевич был слезно тронут духовным завещанием Никона и повелел отпеть и похоронить его как Патриарха со всеми соответствующими почестями. Однако Патриарх Иоаким имел противоположное мнение, он уговаривал государя похоронить Никона без святительских почестей.

Архимандрит Герман и другие священники Воскресенской обители, облачившие почившего в погребальные одежды, убедились в том, что тело Патриарха не было тронуто тлением и не издавало злосмрадного запаха, хотя и лежало десять дней в теплое время. Блаженный Никон словно только преставился. Гроб был поставлен на Елеоне у креста. Сюда из Воскресенского монастыря прошли крестным ходом духовенство, царь Федор Алексеевич и множество народа¹³⁸. Всем были розданы свечи, окрашенные в черный цвет. Затем «священнесцы» на главах перенесли гроб первосвятителя в обитель «всенародному же множеству со свещами последующу одру со слезами и воплем велиим, плачуще своего отца и пастыря с рыданием велиим».

Отпевание и погребение Патриарха Никона было совершено по архиерейскому чину. Богослужение в Успенском приделе Воскресенского собора возглавлял Новгородский митрополит Корнилий.

Прощание со Святейшим Патриархом длилось весь день. Затем гроб был принесен под Голгофу, в придел Усекновения главы Иоанна Предтечи, где блаженный Никон завещал себя похоронить. Благочестивый царь своими руками вместе с митрополитом Корнилием предал гроб Святейшего Никона земле. В могилу, вырытую в юго-западном углу церкви, поместили сначала каменный гроб, высеченный из большого и очень твердого камня, от которого предварительно отпилили плиту толщиной около 8 см. Дубовый гроб с телом блаженного Никона опустили в каменный гроб и накрыли плитой, поверх которой положили крышку деревянного гроба. Над погребением «сведоша кирпичный свод в земле не глубоко, и поровняша с помостом равно тоя церкви». По окончании всех погребальных обрядов царь щедро одарил присутствовавшее при погребении Никона духовенство деньгами и вещами как из казны самого Никона, так и из своей собственной.

После возвращения в Москву царь попытался убедить Московского Патриарха Иоакима возвратить Никону имя Патриарха, но тот, несмотря на огорчение царя, не возвратил Никону первосвятительских почестей. Царь был вынужден обратиться с грамотой к четырем ближневосточным Патриархам с просьбой возвращения Никону первосвятительских достоинств и причисления его лику Всероссийских Патриархов. На Восток, выполняя поручение царя, поехал дьяк Прокопий Возницын. Но пока он находился в пути, 27 апреля 1682 года, пережив Никона только на восемь месяцев, «почил о Бозе Благоверный Государь Федор Алексеевич». Прокопий Возницын прибыл с Востока только в сентябре и вручил разрешительные грамоты всех четырех Патриархов Государям Ивану и Петру Алексеевичам. 9 сентября по повелению Великих Государей был сделан перевод этих грамот и предоставлен Патриарху Иоакиму. Однако Иоаким усомнился в точности перевода, и велел доставить к нему подлинные грамоты за подписями и печатями Восточных Патриархов. При себе он приказал толмачам перевести эти грамоты и прочитать. Выслушав их, Иоаким сказал: «Сужду и аз праведно сему бытии тако». После этого он благословил вписать в Патриарший синодик имя Никона и поминать его за богослужениями как Святейшего Патриарха.

Русская история не знала подобных примеров, и современникам было удивительно видеть вложенную Богом в сердце царя Федора Алексеевича любовь к Патриарху, которая подвигла его возобновить строительство Воскресенского собора и ходатайствовать перед Вселенскими Патриархами о разрешительных грамотах Святейшему Никону.

Грамоты Восточных Патриархов были привезены в Москву в сентябре 1682 г., когда царь Федор Алексеевич уже скончался (†27 апреля 1682 г.). Вселенские Патриархи восстановили схимонаха Никона в патриаршем сане. По их словам, он был осужден «не яко неких вин ради душевных или телесных... ниже над Божественная догматы благочестий согреши». Напротив, Святейший Патриарх Никон, как писал в своей грамоте Константинопольский Патриарх Иаков, «не иде в совет нечестивых, ниже ста в путь грешников, ниже на седалищи губителей седе, песнословно рещи: столп бо благочестия непоколебаемый знаем бысть, и божественных и священных канон сберегатель присноискуснейший, отеческих догмат, повелениих же и преданиих неизреченный ревнитель и заступник достойнейший».

Анализируя жизнь святейшего Никона, Патриарха Московского и Всероссийского, Великого Государя, его служение Церкви и своей стране, его осуждение, его страдания, а затем возвращение к славе российского первосвятителя, можно видеть одного и того же Никона в любом его жизненном звании – мирянина, священника, инока, митрополита и Патриарха, а затем узника, нигде и никогда не изменившего своих взглядов и убеждений. Это был человек, действующий с ясным убеждением в справедливости своих действий во имя благоденствия Церкви и общественной жизни православного отечества, блага народа своей страны.

Патриарх Никон, опираясь в основном на Иоанна Златоуста, твердо решил этот вопрос в пользу Церкви: в делах церковных «священство преболе царства есть» – цитировал он Златоуста. И добавлял от себя: «Яко идеже Церковь под мирскую власть снидет, несть Церковь, но дом человеческий и вертеп разбойников».

Здесь патриарх Никон оказывался в полном одиночестве, ибо и греческая иерархия, и старообрядцы одинаково отдавали приоритет в решении церковных дел «благочестивому царю». Как видно, у них не возникало и мысли о том, что государство в лице царя, будучи по природе отличным от Церкви, может оказаться и «не благочестивым» в том смысле, что станет сознательно отступать от православия. Никон же знал из истории расправы Ивана Грозного с митрополитом Филиппом и видел в современной ему реальности, что такое возможно. В идее «третьего Рима» святейший воспринимал прежде всего ее церковное, духовное содержание, выражавшееся также еще более старинной идеей «Русская земля – Новый Иерусалим». Это представление во многом было синонимичным представлению о «третьем Риме». Во многом, но не во всем! Оно делало акцент на христианской устремленности Святой Руси к горнему миру.

Призывая Русь к этой великой цели, Патриарх Никон последовательно создал ряд архитектурных комплексов, в которых заложена идея всечеловеческого, вселенского значения Святой Руси. Иверский Валдайский, Кийский Крестный монастыри и особенно Воскресенский Ново-Иерусалимский монастырь нарочито были населены православным, но разноплеменным братством (русские, украинцы, белорусы, литовцы, немцы, евреи, поляки, греки).

Монастырь этот вместе с комплексом «подмосковной Палестины» созидался с 1656 по 1666 г., затем был довершен после кончины Патриарха в конце XVII века. Как удалось выяснить, весь этот комплекс, включавший в себя Иордан, Назарет, Вифлеем, Капернаум, Раму, Вифанию, Фавор, Ермон, Елеон, Гефсиманский сад и т.д., главным образом, монастырь, а в нем главным являлся Воскресенский собор, построенный по подобию храма Гроба Господня в Иерусалиме с Голгофой и Гробом Спасителя, является двойным образом: иконой исторической «обетованной земли» Палестины и одновременно иконой обетованной земли Царства Небесного, «Иерусалима Нового»¹³⁹.

Тем самым получилось, что подлинное единение представителей всех народов (всечеловеческое единство) во Христе на земле и на небе может быть осуществлено только на основе православия, и притом по Божию изволению в его русском выражении. Это было явным, почти демонстративным противопоставлением единства человечества в Церкви Христовой его объединению в антицеркви «великого архитектора природы» с целью вавилонского столпотворения. Но при этом также получалось, что «подмосковная Палестина» с центром в Новом Иерусалиме становилась духовным средоточием всего мирового Православия. В то время как царь только еще мечтал стать владыкой Востока, патриарх Никон как священноархимандрит Нового Иерусалима уже становился центральной фигурой Вселенской церкви.

Не случайно конфликт между царем и Патриархом обострился вскоре после основания Нового Иерусалима. Представляется справедливым мнение современного исследователя¹⁴⁰ о том, что «конфликт лишь на поверхности выражался как спор царя и Патриарха, в глубине же противостояли мир сей и Царство Божие, секуляризация и церковность... Алексей Михайлович уже видел себя всеправославным царем и подумывал об освобождении от турок православного Востока, прежде всего Константинополя со Святой Софией и Палестины. Третий Рим для него – единство государственной и церковной власти, воплотившееся в православном царе. Алексей Михайлович хотел видеть главой православного мира себя одного. Строительство Нового Иерусалима Патриархом Никоном приходило в противоречие с такими замыслами царя.

Стремления Патриарха Никона одухотворяла общая идея оцерковления жизни. Он понимал Православие не только как учение веры, но как путь, истину и жизнь, чему сам был живой образ. И когда в 1658 г. отступление царя от принципов симфонии стало явным, он счел это нарушением условий, при которых согласился стать Патриархом. Святейший Владыка, «давая место царю», оставил первосвятительскую кафедру и удалился в Воскресенский монастырь, откуда, подобно подвижникам древности, продолжал увещевать и обличать царя в том, что он разоряет монастыри и церкви, отнимая у них поместья, и что «бысть сам и судия, и истец. Весь на себя суд и управление архиерейское взял»».

Во взаимодействии двух иконостасов – римского и иерусалимского, как и во взаимоотношениях царской и патриаршей власти должна быть симфония, в противном случае перед Третьим Римом встает перспектива постепенного превращения в Вавилон. Царь не хотел отвергнуть совсем идеал Нового Иерусалима, но он хотел включить Иерусалим в Новый Рим, фактически подчинить святое мирскому.

Это и положило начало разлада между царем и Патриархом, между церковной и государственной властью в России. Алексей Михайлович сперва внутренне, а потом и открыто выступил против замысла Никона о Новом Иерусалиме. Он стоял на том, что только его столица Москва – образ небесного града и русский царь, а не Патриарх – глава всему православному миру. С 1657 г. начались ссоры царя с Патриархом, в которых царь обнаружил явное стремление взять в свои руки управление церковными делами, ибо полагал именно себя главным лицом, ответственным за них.

10 июля 1658 г. царь официально дал понять Патриарху Никону, что разрывает с ним узы личной дружбы. А без этого Никон не мыслил себе отношения Церкви и государства. Он тут же оставил правление и удалился в Ново-Иерусалимский монастырь. Началась длительная эпопея идейно-духовной борьбы Патриарха против абсолютистских притязаний царя.

Патриарх Никон стремился подчеркнуть симфоническую «нерастворимость Иерусалима в Риме». Монастырское строительство было для него созданием образа Царства Божия, отражающего Небесный Первообраз. Это отражение Царства Небесного на земле. Новый Иерусалим назван так по подобию древнего, который продолжает существовать.

В течение ряда лет царь болел «внутренней болезнью», доводившей его до слез в связи со строительством Нового Иерусалима, и это было тем, в чем «паче всего виновен Никон в глазах царя. То, что именно так, что святейший Никон более всего пострадал из-за Нового Иерусалима, вполне сознавалось его друзьями и сподвижниками – братией Ново-Иерусалимского монастыря»¹⁴¹.

Но почему злоба нечистого духа вселила «внутреннюю болезнь» в царя Алексея Михайловича в связи с Новым Иерусалимом? Разве в Москве не велось определенное строительство, как в Константинополе и Иерусалиме Палестинском, и не встречало возражения? Разве сама Москва не называлась «Третьим Римом», «Новым Сионом», «Новым Иерусалимом» и тоже не встречала противодействия? В том-то и дело, что все это сосредоточивалось в Москве – столице государства, где правил и главенствовал царь.

А Никон строил Новый Иерусалим вне Москвы, тем самым, как кажется, лишая ее значения «нового Иерусалима» и отнимая у самодержца с этим звание «царя нового Иерусалима». Интересно, что примерно в то же время на фреске Благовещенского собора Кремля появилось изображение Алексея Михайловича, где он представлен с крыльями и подписан «Ангел Церкви».

Вынесенный из Москвы Новый Иерусалим означал, что образом Царства Божия, Царства Небесного является в России Церковь Христова, в которой это царство предначинается в духовном подвижничестве. На самом деле подмосковный Новый Иерусалим ничего не отнимал и ничего не выносил от Москвы с ее знамением небесного града. Он был создан и для России, и для всего мира, но прежде всего для Москвы. Замысел Патриарха Никона являлся выражением и вершиной развития тех идей отображения горнего мира на русской земле, которые возникли в Русской Церкви со времен крещения Руси.

Таким образом, по его замыслу получалось, что подлинное единение человечества во Христе возможно только на основе православия и при этом – по Божьему смотрению в русском выражении. Началом и центром такого единения становился Новый Иерусалим, приобретая тем самым значение некоторого центра Вселенской Церкви посредством русского монашества. Новый Иерусалим как икона Небесного Царства на Русской земле – лучшее свидетельство того, что в православном сознании наша Родина искони воспринималась как образ Небесного Отечества¹⁴².

Профессор М.В. Зызыкин пишет по этому поводу: «Уход Никона... был протестом против того, что царь перестал быть православным, нарушив свой обет и допустив бояр до захвата церковного управления. Если бы он не ушел, то явился бы потаковником...» «Его уход был высшей мерой протеста, увековеченного историей, как борьба Патриарха с царем, как борьба Церкви с духом века сего, как борьба Нового Иерусалима с Вавилоном и антихристом, как борьба терпения и любви против насилия и несправедливости».

Ссорой Патриарха с царем сразу же воспользовались силы, враждебные России. Так что не только часть бояр и некоторые свои духовные лица, но и многие иностранцы включились в борьбу, одни на стороне Никона, другие (и они были в тот момент сильней) – против него. Последним важно было сокрушить внутреннюю духовную крепость страны.

Раскол между Церковью и государством повлек за собой церковный раскол. Это является одной из основных причин раскола русского общества XVII века.

Поэтому не стремление, по мнению недругов, Патриарха Никона на главенство в государстве, а претензии царя на главенство в церковных делах – вот одна из главных причин русской беды XVII столетия. Рушилась гармония отношений двух глав единого общества, а вместе с этим рушился весь уклад прежней русской жизни, бывший до XVII века.

Почитание памяти святейшего Патриарха Никона

В вечной памяти будет праведник.

Пс.111:6

Почитание памяти Патриарха Никона началось сразу после его кончины. Жители сел и деревень, через которые везли гроб почившего Первосвятителя-схимонаха, встречали «тело Блаженного со псалмы литии поюще» и провожали его со слезами.

Вскоре после погребения Патриарха Никона архимандритом Германом была написана стихотворная эпитафия, высеченная на камне и помещенная над гробом Его Святейшества. Она начиналась словами: «Господень образ зде есть и Плакидов, ту лежит вторый в терпении Иов». Эпитафия выделяет три темы духовной биографии Патриарха Никона: следование Христу, крестоношение и стяжание терпения. Первосвятитель сравнивается с твердо стоящим столпом, который достигает неба («в небо доспе»). Это образ не только духовной крепости и стойкости, но и святости¹⁴³.

Близка эпитафии была и стихотворная надпись XVII века, которая находилась над входом в придел Усекновения главы Иоанна Предтечи и говорила о Патриархе Никоне как о Святителе, пребывающем в горнем Сионе и предстоящем пред престолом Божиим. Завершалась она словами: «Вечно, Святителю, с Богом пребывай / И нас, чтущих имя твое святое, поминай, / Предстоящи пред престолом Господа Бога, / Да и нам преподается милость Его многа».

В Новом Иерусалиме почитание Патриарха Никона никогда не прерывалось. В 1874 г. настоятель Воскресенской обители архимандрит Леонид (Кавелин) создал музей памяти Первосвятителя – один из первых церковных музеев России. В нем экспонировались изображения и личные вещи Патриарха, его богослужебные облачения, предметы церковного и келейного обихода. Были представлены также портреты настоятелей монастыря и другие материалы по истории Нового Иерусалима. Размещался музей на втором этаже Трапезных палат, где находилась и картинная галерея. После закрытия обители в 1919 г. это собрание перешло в государственный музей, образованный на территории монастыря в 1920 г.

Архимандрит Леонид оставил свидетельство о Патриархе Никоне как о местночтимом святом. В его книге «Святая Русь» среди 795 имен «обще и местно чтимых» святых упоминается и «Никон, Патриарх Московский и всея России».

В XIX веке в Воскресенском монастыре на панихидах у гробницы Первосвятителя полагался особый отпуст:

«Христос Истинный Бог наш... душу от нас преставльшагося раба Твоего, Святейшего Патриарха Никона, в селениях праведных учинит, в недрах Авраамовых упокоит, с праведными сопричтет и нас его святыми молитвами помилует, яко благ и человеколюбец».

В настоящее время из монастырского Музея Патриарха Никона, где, согласно Описи 1875 г., экспонировалось 82 предмета, сохранилось лишь 20. Среди них – парсуна «Патриарх Никон с братией Воскресенского монастыря», омофор, епитрахиль, подризник, клобук с жемчужным херувимом, четки и посох Его Святейшества, его келейные ботинки, чайник, кипарисовая модель храма Гроба Господня в Иерусалиме, рипида, употреблявшаяся при богослужении ставленниками Первосвятителя. Кроме подлинных мемориальных вещей, в музее были представлены и копии, из которых уцелели только вериги, повторявшие святыню, находившуюся до 1919 г. у гробницы Патриарха Никона.

Современная концепция развития Воскресенского монастыря предполагает восстановление Музея Патриарха Никона на его первоначальном месте с показом основных этапов истории обители.

Следует отметить почитание Патриарха Никона Святителем Тихоном, Патриархом Всероссийским. Интронизация Патриарха Тихона состоялась в Успенском соборе Кремля 21 ноября 1917 г., в праздник Введения во храм Пресвятой Богородицы. «Для торжества настолования из Оружейной палаты были взяты жезл святителя Петра, ряса священномученика Патриарха Ермогена, а также мантия, митра и клобук Патриарха Никона».

Облачение Святителя Тихона в день интронизации имело глубокий исторический смысл – оно символизировало духовную преемственность Патриаршества в России. И знаменательно, что именно Патриархи Гермоген и Никон явились связующим звеном между Первосвятителями Древней Руси и первым после восстановления Патриаршества Предстоятелем Русской Православной Церкви в новейший период отечественной истории.

Период воинствующего безбожия в России сопровождался кощунственным надругательством над мощами и погребениями угодников Божиих. Была вскрыта комиссией Наркомпроса в середине 1930-х гг. и могила Патриарха Никона. Сохранилась запись рассказа свидетеля – младшего научного сотрудника музея «Новый Иерусалим» Е.Н. Бойцовой: «В первое мгновение, когда открыли гроб, впечатление было потрясающим – оно осталось у меня на всю жизнь: Патриарх лежал как живой. И вдруг, через секунду, все рассыпалось в прах. На теле его оказалась власяница. Рыжие волосы. Могучая челюсть с зубами. Была цела береста у задников туфель. На его груди лежала панагия, усыпанная драгоценными камнями: рубинами, сапфирами, бриллиантами, и крест – литой, золотой, с семью бриллиантами. В экспозиции впоследствии панагии не было, а крест был выставлен.

Все твердые останки (огромные берцовые кости, зубы, волосы, ткани, бересту) – все это вынули и свалили в кучу сначала внутри собора (там до войны была экспозиция), а потом, некоторое время спустя, выбросили на улицу. Что было дальше с ними, мне не известно».

О судьбе честных останков Патриарха Никона существует несколько преданий. Согласно одному из них, кощунственно выброшенные из могилы кости были благоговейно собраны почитателями Первосвятителя и тайно захоронены неподалеку от Богоявленской пустыни. Согласно другому преданию, над останками было совершено надругательство – отчленили голову. Драгоценности и вещи забрали, а мощи положили обратно в гробницу.

Какими бы ни были предания, почитатели Патриарха Никона верят, что гробница его не пуста, что сохранились частицы честных останков Первосвятителя или хотя бы фрагменты гроба, в котором он был похоронен.

В сознании простых людей Патриарх Никон навсегда остался не только основателем, но и хозяином Нового Иерусалима. Старожилы Истры рассказывают историю, случившуюся после Великой Отечественной войны с местным портным, который дерзнул вынести из лежащего в руинах Воскресенского монастыря створку деревянных Царских врат. На вопрос соседей, зачем ему нужна церковная вещь, портной отвечал, что из нее выйдет хорошая гладильная доска. «Что ты делаешь, Никон накажет», – говорили ему. Портной предостережению не внял. Дела его шли успешно, он построил дом и жил вполне благополучно. Но внезапно дом сгорел, причем дотла. Будучи искусным мастером, портной сумел заработать достаточно денег, чтобы построить новый дом. Вскоре этот дом сгорел, как и первый. Портному пришлось строиться в третий раз. Сгорел, однако, и третий дом. «И сколько он потом ни строил, все сгорало, и жил он вечно на пепелище», – так завершают рассказ старожилы.

Ныне у гробницы Патриарха Никона совершаются, как и прежде, исцеления душ и телес. Вот рассказ об одном из них: «Я была в состоянии душевного расстройства по поводу семейных неурядиц, – пишет раба Божия М. – По случаю оказалась рядом с Воскресенским монастырем, зашла в подземный храм святых Константина и Елены, поставила свечи. Когда вышла из храма, то какая-то сила заставила меня подойти ко входу в усыпальницу Патриарха Никона, где я до этого ни разу не была. Я не сразу решилась войти, потому что на мне был спортивный костюм. Потом вошла и сразу почувствовала, будто из-под моих ног ушла земля. Мне казалось, что я умерла и надо мной творится суд. Мне стало так страшно! Я была в оцепенении и ощущала себя скверной, грязной, недостойной. Сколько длилось это ощущение, сказать трудно, может, 2–3 минуты. Потом я очнулась, встала на колени, приложилась к гробнице и попросила у Господа прощения за свою греховность. Из усыпальницы я вышла со спокойной душой, все в моих неурядицах стало ясным. У меня на многое в себе открылись глаза». Этот случай свидетельствует о духовном исцелении у гробницы Патриарха Никона, когда человек увидел свою греховность, ужаснулся ей и покаялся¹⁴⁴.

Восстановление Воскресенского собора Ново Иерусалимского монастыря началось с разборки руин, в которые превратился храм после взрыва, произведенного немецко-фашистскими оккупантами 10 декабря 1941 г., в день празднования иконе Божией Матери «Знамение». Когда завалы были расчищены, открылась поразительная картина. При огромных и, казалось, необратимых разрушениях уцелело все, что заложил и освятил сам Патриарх Никон. Это чудо Божие совершилось при несомненном предстательстве Пресвятой Богородицы по молитвам Первосвятителя, всегда особо почитавшего икону «Знамение» – заступницу Великого Новгорода, где будущий Патриарх начинал свое архипастырское служение.

Одновременно с восстановлением Воскресенского собора возродилось совершение панихид и молитвенное пение на гробнице Патриарха Никона. Все это происходило втайне, вызывая негодование безбожников. Однако Патриарх Никон покрывал своим омофором священников и мирян, музейных работников и реставраторов, почитающих его память. Несмотря на слежку и доносы, никто из них по этому «делу» не пострадал.

В 1994 г., через 75 лет после закрытия, Воскресенский монастырь был возвращен в лоно Русской Православной Церкви. В обители возобновилась иноческая жизнь, и Русская Палестина под Москвой вновь стала местом, где притекающие с верой получают просимое неоскудно.

Жизнь, деяния, благодатные дарования (чудотворения, прозорливость) Патриарха Никона позволяют разделить мнение таких людей, как митрополит Антоний (Храповицкий) (†1936 г.), профессор М.В. Зызыкин, и многих других о том, что этот поистине великий иерарх Русской Церкви достоин того, чтобы быть прославленным в сонме Божиих угодников, в земле Российской просиявших.

Как писал архиепископ Серафим (Соболев) (†1950 г.): «Пусть он навсегда остается для нас чистым от тех нареканий на его светлый великий образ, которые могли бы подорвать его авторитет в наших глазах, если бы имели под собой достаточное основание».

Для судьбы русского Православия и России в целом преждевременное лишение Никона Патриаршества имело огромные отрицательные последствия на несколько столетий вперед, кроме уже упомянутых.

Уильям Пальмер (†1879 г.), будучи членом Англиканской церкви и желавший перейти в Православие, написал обширное исследование о Патриархе Никоне и последствиях его низложения¹⁴⁵.

В своей статье «Судьба славянского царства» Пальмер писал: «Казалось, Феодор был поставлен на трон, чтобы довершить прекрасным и трогательным поступком (восстановление в патриаршестве и реабилитация Никона со стороны восточных Патриархов) признание царя Алексея, и был приставлен, чтобы дать путь принявшим наказание. Кончился эпизод истории, поскольку он был делом между известными личностями, но его политические и церковные последствия долго видны нам, и еще не более, как в своем начале. Мы не достигли их и теперь, спустя два века. Падение Никона – та точка, тот перелом, около которых должно было обращаться дальнейшее религиозное и политическое развитие многих поколений. Какие же последствия должны быть приписаны падению Никона? Надо ответить вопросом: каковы были бы последствия, если бы царь поддержал твердо Никона и дал бы ему восторжествовать над врагами? Они были бы следующие: власть по управлению государством и Церковью была бы упрочена в руках друзей, ему подобных; была бы разрушена сила дурных людей, Алексей на одре смерти не страшился бы оставить Феодора и свое семейство от второго брака на попечение Никона с устроенным правлением, где боярин Матвеев занял бы почетное место. После смерти Никона и Феодорово правление было бы вне опасности. Матвеев не был бы в ссылке, когда все зависело от его присутствия. София не могла бы обратить грех своего отца на детей его своим честолюбием. Она не могла бы лишить Петра надлежащего воспитания. Петр не был бы самоучкой или был бы воспитан не Лефортом (искателем приключений), а друзьями Никона и Матвеева. Пришедши в силу, должным образом подготовленный, он не нашел бы и враждебной просвещению иерархии, которая уже сделалась орудием бояр; не нашел бы дворянства, неспособного ни оценить великое и полезное в его планах, ни удержать его силой законного влияния от народных дел и преждевременных, не нашел бы людей, которые, поправ Церковь своими ногами, заслуживали сами быть попранными, в свою очередь, ногами других и потерять тот политический вес, какой имели прежде и т.д. Судьбы России были бы иными. Но Никон пал, и его падение повлекло за собой заслуженное наказание и духовенства, и дворянства, и предержащих властей, наказание, которое не могло быть отвращено, пока грех, причинивший его, не был бы достаточно исповедан и пока не была бы воздана справедливость тем правам Церкви, которые представлял Никон. Ибо это была не личная только борьба двух противоположных начал, встретившихся между собой около личности человека, который по своему положению и характеру становился представителем и олицетворением одного из них».

Если бы, добавим мы, у Никона не отняли возможности делать его дело, то духовенство было бы иным, и просвещению в государстве и Церкви было бы дано подобающее место, но все направление культуры оставалось бы строго православным, и глава страны, правительство не было бы освобождено от церковно-православной культуры и не было бы протестантизировано, и Петр, воспитанный в православном духе, совершая великие государственные преобразования, предуказанные в значительной степени и во внутренней, и во внешней политике деятелями отцовского царствования в лице Ордин-Нащокина, не совершал бы своей церковной реформы, которая отняла у Церкви подобающее ей общественное значение, а вместе с тем и то влияние, которое она призвана осуществлять в великом городе, который он построил, и жили бы духом Православия и дышали бы большой любовью к родине. Тогда, быть может, при наличии свободной Церкви, свободно осуществляющей свое призвание, ее воздействие на общество и в XX веке было бы сильней, и Россия не имела бы такой оторванности ее мозга – интеллигенции – от Церкви, которая привела ее под власть экономического материализма и революции. Теперь в этой гибели России надо винить и тех, кто обессилил Русскую Церковь. Но возмездие совершено, остается вспомнить завет Никона – причиной несчастий считать грех и, найдя его, искупить его, как в отношении воздаяния должного тому, кто предостерегал против него, так и в отношении прекращения самого греха. В том и другом отношении сделана пока только часть должного.

Память Никона восстановлена грамотой восточных Патриархов 1682 г., данной по просьбе царя Феодора, но этого восстановления недостаточно, ибо Никон пострадал за правду и за Церковь, и как отмеченный чудесами Божьими, творимыми при обращении к Богу через посредство, он должен быть канонизирован, потому что после кончины Патриарха Никона у его гроба происходили чудеса¹⁴⁶. Чудеса, посылаемые через его посредство, лучшее опровержение клевет, возведенных на него при жизни. Их было возведено особенно много со стороны раскольников, и опровержение их составило отдельный труд профессора Н.И. Субботина, напечатанный в «Прибавлении к творениям Св. Отцов», издававшемся Московской Духовной Академией. Клеветы эти касались многих качеств Патриарха Никона.

Что касается клевет относительно его деятельности, то они опровергаются при подробном рассмотрении учения Никона и его деятельности. Нельзя не присоединиться к Пальмеру, который пишет, что чем больше мы смотрим на Никона, тем меньше оснований мы находим его винить в тех недостатках, которые вменяли ему его враги. В нем не было ничего похожего на незнание различия и надлежащих границ между государственной и духовной властью, ни какой-либо наклонности к светскому или духовному высокомерию или честолюбию; чего он искал себе лично? Это строгие подвиги покаяния и самоумерщвления за грехи свои и своего народа, суровая пища, камень вместо ложа и возглавия, тяжелые вериги. Тем же духом проникнуты и духовные, и другие лица, лично к нему привязанные, в сравнении с которыми его враги из бояр и духовенства –резкие противоположности. Многие дети царя Алексея – крестники Никона.

После несправедливого осуждения и низложения Никон не позорил своих врагов, не покровительствовал отпадению от Церкви, которая сама была участницей в неправде, но неуклонно содержал истину; он возносил молитвы за врагов своих и предлагал им разрешение, если они раскаются, принял на себя тяжелое покаяние за общественные грехи и в тяжком заключении прилагал добровольные подвиги святого аскетизма.

Враги, бояре, не желая допустить примирения Никона с царем, представляли царю ложные сведения, что будто дело идет о борьбе или беспредельного господства духовной власти, или беспредельного светского господства. Так что выход был один – или низложить Никона или отдать ему Москву. Царь был вовлечен боярами в конфликт с Никоном и затянут так, что поворота у царя не было¹⁴⁷.

О добродетелях Никона и нечестиях его врагов говорила царевна Татьяна Михайловна племяннику своему и крестнику Никона, царю Феодору, а также об его страданиях, и побудила его посмотреть и удостовериться лично в трудах Никона в Воскресенском монастыре, чтобы понять всю несправедливость обвинений на Никона. Правда, грамота Восточных Патриархов, как мы видели, признала в Никоне оберегателя и хранителя веры и канонов, как бы признавала его перед канонами неповинным, но она говорила, что Никон искупил свои грехи смиренным несением наказаний, и, таким образом, реабилитировала его в порядке милосердия, а не в порядке признания его правоты и признания нечестивости суда над ним. Такой реабилитации недостаточно. Вспомним еще, что Никон дал прощение царю только личное, как человеку: это прощение было несовершенное, а совершенного прощения Никон не дал царю, ибо мог дать его только под епитрахилью церковным способом, как он сам написал. Для этого надо было уничтожить совершенное над Никоном нечестие, чего Провидение не дало царю Алексею. И после смерти царя Алексея Михайловича Никон вновь отказал в письменном прощении и еще раз дал понять, что для него невозможно простить греха общественного, отпустить царю вину и отвратить последствия его. «Мы будем судиться на страшном суде Божием», – сказал он. Для полного снятия с себя вины царской власти необходимо было не только восстановить его в Патриархах, что сделал царь Феодор публично, но и откровенно признать вину ее представителя, Алексея Михайловича, перед покойным Патриархом так, как в свое время признал царь Алексей Михайлович вину за царя Грозного перед гробом Св. Филиппа устами Патриарха Никона, моля его о прощении. Так обстоит дело в определении отношения к самому Никону; что же касается уничтожения самого греха, то в этом отношении сделана также только часть: восстановлено Собором Русской Поместной Церкви патриаршество, неканонически отмененное Петром I.

Неправды, совершенные над Патриархом Никоном со стороны церковной общественности и предержащих властей как ложный суд, грех за его невинные страдания еще тяготеют над Россией и должны быть рано или поздно во всей правде и широте стать известны не только в освещении Лигарида, недоброжелателей Церкви и Никона.

Вся жизнь Никона после его ухода подвергалась до самой смерти медленному изводительству, менявшему только формы, но не прекращавшемуся никогда, сделавшему из него мученика-страстотерпца. Грех, совершенный по отношению к нему нечестивым гонением, не искуплен грамотой Патриархов 1682 г., восстановившей его в правах Патриарха и объявившей, что Никон может быть прощен ввиду искупления им своей вины смиренным терпением в заточении. Не принесено перед ним покаяние за содеянное ему государственной властью – ничего не сделано для снятия тяжести тяготеющих над государственною властью слов, произнесенных Никоном царю на суде: «Кровь моя на твоей голове, царь!»¹⁴⁸

А иерархия не может не вспомнить, что простой русский народ любил и давно прославлял Патриарха Никона своими посещениями, перед его гробницей получал от Бога исцеления.

Другой грех по отношению к Никону – это грех, связанный с изгнанием Никона, с умалением Российской Церкви, который постепенно привел к изменению общественного строя России и потере ведущей роли Святого Православия в стране, о чем мы скажем подробнее далее.