Глава XII. Борьба старообрядцев с Православной Церковью и царской властью. Преследования старообрядцев. Постепенное смягчение позиции царской власти по отношению к старообрядцам

Соловецкий бунт

Приморский Север европейской России – колонии старого Новгорода, не знавшие крепостного права, таили в себе дух вольности от безусловных приказов Москвы. Сопротивление книжной справе Никона в самой Москве передалось северному центру монашества – Соловкам. Еще до ухода Никона с патриаршества Соловецкий иноческий собор, возглавляемый игуменом Илией, составил приговор (8 июня 1658 г.) о непринятии новых книг. В этот момент, по уходе Никона 10 июля 1658 г. из Москвы, не раздалось никакого возражения против Соловецкого выступления. На бунтовское знамя Соловков не было реакции властей, хотя из Соловков разливалась открытая пропаганда по всему Северу, пока безнаказанно отвергавшая все обрядовые и книжные исправления. Преемник скончавшегося игумена Илии Варфоломей поставлен был на игуменство в Москве в 1660 г. без всяких инструкций о принятии входивших в употребление новых книг и обрядов. Почти через четыре года, в 1664 г., Варфоломей вновь был в Москве и был милостиво принят царем. Положение Варфоломея, дипломатически безвластного, было довольно непростым. Москва постепенно, состязаясь с Никоном по вопросу о власти царской и патриаршей, шла твердо по пути введения новоисправленных книг и давала почувствовать Соловецкому игумену, что его монастырская братия стоит на опасном пути. Действительно, в 1663 г., перед поездкой Варфоломея в Москву, она снова связала своего игумена приговором – не принимать в Москве никаких «нововводных чинов»¹⁸³.

Когда Варфоломею в 1666 г. пришлось быть на Большом Московском Соборе, соловецкие иноки обременили его целой писаной протестующей челобитной. Большой Московский Собор, одобривший книжные и обрядовые исправления, не мог уже замалчивать бунтующего положения Соловецкого монастыря и предпринял ряд административных мер к ликвидации бунта. Некоторые монахи были вызваны в Москву для личного допроса, а в Соловки командирован ревизором архимандрит Ярославского Спасского монастыря Сергий с повелением от лица собора быть послушными церковной власти, с наложением на непокорных анафемы, а от царя – с угрозой «жестокими наказаниями». Монахи не приняли Сергия. На царские угрозы отвечали, что они оставят монастырь и уйдут в пустыню, но не покорятся. Изложили это откровенно на бумаге в виде новой челобитной. Москва сменила бессильного Варфоломея и послала в 1667 г. нового игумена, Иосифа.

В Соловецкую обитель, как и в другие места, посланы были согласно определению Соборов 1666 и 1667 гг. с известием следовать определениям церкви. Простые иноки стали судьями собора патриархов, отвергли определения Собора и не приняли нового архимандрита Иосифа. Люди, каков был князь Львов или бывший саввинский архимандрит и царский духовник Никанор, не имели возможности показывать другим истины, унизившей их в глазах людей; а от последователей Аввакума невозможно было ожидать мирного духа. Вслед за этими людьми явились в святую обитель люди, дышащие мыслями атамана Степана Разина, и скоро начали управлять волею обольщенных монахов. Сами участвующие в печальной соловецкой истории говорили, что виновниками возмущений и бунта в обители были Фаддей Бородин, Иван Сарафанов с несколькими другими, архимандрит Никанор и монахи Азарий и Геронтий. Геронтий – сын чебоксарского подьячего. Они, выгнав архимандрита, присланного собором и царем, послали к царю челобитную с осуждением всего, что одобрено соборами Русской и Греческой церкви. Азарий и Геронтий писали, будто «священники и диаконы и соборные чернцы и вся рядовая и больничная братия и служки вси» разделяют мысли и желания, выраженные в челобитной. Но это чистая ложь. Многие вовсе не думали разделять мысли зачинщиков мятежа и даже уговаривали других быть покорными собору, еще более было таких, которые не хотели ни во что вмешиваться, а желали плакать только о грехах своих. Но тех и других силою заставляли, по крайней мере, быть на сходках беспокойных голов. Государь изъявлял надежды, что лучшие иноки успеют убедить прочих к покорности собору. Но власть была захвачена мятежными иноками¹⁸⁴.

После того как царь, сделав выговор за челобитную, взял монастырские села и угодья в свое ведение, Бородин, сотники Исаия Воронин и Самуил Кемлянин объявили (в начале 1669 г.), что связь для них с царем кончена и тот, кто стал бы молиться за него, – открытый враг их. Мятежники надеялись, что в крепких стенах обители с 90 пушками, со множеством пороха и съестных запасов, с пятью или шестью сотнями вооруженных людей они заставят царя исполнить их волю. Разодрав и побросав в море новые книги, они открыли пальбу по царскому войску. Теперь уже не только покорные собору, но и многие из тех простяков, которые доселе увлекались страстью к старине, объявили, что не желают участвовать в бунте против царя. Но их жестоко наказывали, бросали в тюрьму, морили голодом, били плетьми. Счастливым считал себя тот, кому удалось бежать из монастыря. Царь долго не хотел действовать строгими мерами против мятежных. Много раз посылались увещания и увещатели в монастырь. Волохов с небольшой командой стрельцов более управлял отобранными имениями монастырскими, чем действовал против мятежников. Стрелецкий голова Иовлев в 1672 г. прислан был уже с тысячью стрельцов; но и он, согласно воле царя, ограничился только тем, что держал монастырь в осаде; он послал письмо с обещанием царя забыть все прошлое, лишь бы покорились; даже сам царь письмом своим уверял мятежных в том же.

Но осада продолжалась. Стольник и воевода Мещеринов, имея в распоряжении 1300 стрельцов, построил батареи, вел подкопы, посылал ядра и пули¹⁸⁵. Наконец, по указанию одного монаха войско 22 января 1676 г. было введено в монастырь. Большинство монахов монастыря встретило воеводу со святыми иконами. Старообрядцы обычно утверждают, что соловецкие иноки активно боролись с царскими войсками, между тем большинство иноков не хотело этого и монастырь долго держался в силу жестокости мятежников, захвативших власть в монастыре.

После взятия монастыря архимандрит Никанор был казнен, другие руководители восстания разосланы в Кольский и Пустозерский остроги. Монахи, принесшие покаяние Церкви и государству, а их было большинство, были прощены и остались жить в монастыре. Защитники монастыря стали считаться мучениками за «старую веру», и в народе их называли «страдальцами соловецкими».

Бунт Никиты Пустосвята и Собор в Москве

В начале осады Соловецкого монастыря, а частью и в ее продолжение немалое число старообрядцев разбрелось по архангельской стороне с проповедью о безначалии в царском доме. В глуши лесов они завели скиты так называемых поморян. Дела старообрядцев открылись и в самой столице.

Раскольники не были испуганы казнью Аввакума. По инициативе Досифея, инока Троицкого монастыря в Олонецкой губернии, они написали царю новую челобитную, которую довелось везти в Москву иноку Сергию, который сыграл там деятельную роль во время стрелецких бунтов. Раскольники воспользовались этими бунтами для своих целей, причем основателями их явились суздальский поп Никита, прозванный потом Пустосвятом, и волоколамский инок Савватий. Они познакомились с Сергием; скоро к ним присоединились еще три волоколамских инока. Совещания происходили у них. По совету Никиты была написана челобитная царям Ивану и Петру без указания лиц, от кого она подается. Челобитчики стали подготавливать стрельцов, среди которых было много приверженцев «старой веры», написать челобитную от лица всех полков и чернослободцев. Стрельцы согласились; челобитную для них написал Сергий, исчислив в ней, по образцу соловецкой, все ереси никониан.

По смерти царя Феодора царская власть была в руках малолетнего Петра. Для диких страстей открылось обширное поле. Невежественные стрельцы, пользуясь безвластием, целую неделю душили и грабили бояр (15–21 мая 1682 г.). Юный Петр и больной Иоанн 25 июня были венчаны царями, а София Алексеевна – соправительницею. Спустя три дня после кровавых сцен, когда все еще трепетало, в Титовом стрелецком полку происходила «дума» о восстановлении «старой веры». Никогда раскол не имел лучшего времени для выполнения самых безрассудных замыслов. Начальником стрельцов был князь Хованский, тайный приверженец раскола. Хованский, желая не столько дать вес расколу, сколько стать первым при троне, стал во главе заговорщиков.

Действия князя Хованского отражены в так называемом подметном письме, адресованном царевне Софье Алексеевне. В письме говорится: «Извещают московский стрелец да два человека посадских на воров и изменников, на боярина князя Ивана Хованского, да на сына его Андрея: на нынешних неделях призывали они нас к себе в дом, человек девять пехотного чина, да пять человек посадских и говорили, чтобы помогали им доступити царства московского, и чтобы мы научали свою братью ваш царский корень известь и чтобы придти большим собранием изневесть город, и называть вас, и царицу Наталью Кирилловну, и царевну Софью Алексеевну, и патриарха и властей... А как государство замутится, и на московское бы царство выбирали царем его, князя Ивана, а патриарха и властей поставить, кого изберут народом, которые бы старые книги любили»¹⁸⁶.

Старообрядцы желали доставить себе более чем полную свободу, они желали получить всю церковную власть в свои руки и отомстить как за соловецкую осаду, так и за участь Аввакума и Лазаря, сожженных пред тем по суду. Хованский дал им в предводители Никиту Пустосвята, столько раз сужденного за раскол. Подобные Никите соловецкий беглец Савватий и другие нарочно вызваны были в Москву. Они настаивали немедленно приступить к переменам. Хованский едва уговорил их не спешить, дав им обещание, что предстоящее венчание царей (23 июня) совершится по старым книгам. Никита и другие бродяги ходили между народом, призывая на защиту старого благочестия. «Постоите, постойте, православные, за истинную веру, не принимайте новой Никоновой», – шумел Пустосвят. Выборные Титова полка ходили с тем же по стрелецким полкам. Волнение становилось общим. Благонамеренные иереи вразумляли простодушных. Раскольники хватали их и били. Однако большинство стрельцов (исключая Титова полка) успели понять, что дело веры – не дело стрельцов; они отказались подписываться под челобитной, составленной в Титовом полку бродягой монахом Сергием.

3 июля князь Хованский явился с выборными Титова полка к патриарху Иоакиму; уверял, что стрельцы всех полков требуют спора о вере на Лобном месте и объявил, что на это согласны цари. Пришедшие с ним стрельцы нагло бранили церковную иерархию. Патриарх отвечал, что он готов беседовать о вере; это долг его, а не стрельцов; и объявил, что на Лобном месте не может быть прения. Назначен был день для выслушивания челобитной. На третий день, 5 июля, толпы раскольников, между ними многие пьяные, с шумом ворвались в Кремль. Неся пред собою налои, образа, зажженные свечи, а за пазухами каменья, они подошли к Архангельскому собору и расположились на площади. Сергий взошел на скамью и читал вслух соловецкую челобитную. Другие просто проклинали Православие. Возбужденный фанатиками народ грозно волновался. Первосвятитель с собором святителей совершали моление об усмирении мятежа. Из храма он выслал протопопа с напечатанным увещеванием народу и с обличением клятвопреступному Никите Пустосвяту. Раскольники едва не убили посланного. Князь Хованский не раз присылал требовать, чтобы патриарх вышел на площадь; с тем же требованием явился он и во дворец, куда приглашен был Софией патриарх. София и патриарх видели намерения заговорщиков; да и подобный опыт был так недавно. Хованский и сам проговорился. Если, говорил он царям, патриарх не исполнит требования стрельцов и народа, они ворвутся во дворец, убьют патриарха и всех духовных; достанется и боярам. София, царица Наталия, две царевны объявили, что не оставят церкви и ее пастырей без защиты. Хованскому сказано, что собрание будет в Грановитой палате, в присутствии царственных особ; там и выслушана будет челобитная. При этом были убиты два родных дяди Петра I – Александр и Иван Нарышкины.

Долго заговорщики не хотели уйти с площади. Собор открылся в палате. Близ правительницы, царицы и царевен сидели с патриархом семь митрополитов, пять архиепископов, два епископа, между ними воронежский святитель Митрофан. Несколько архимандритов и пресвитеров, бояре и выборные войска стояли. Раскольники по знаку Хованского вошли в палату с шумом, с образами, налоями, свечами. Они подали челобитную, София приказала читать ее¹⁸⁷.

«Бьют челом, – так начиналась челобитная, – священнический и иноческий чин и вси православные христиане, опрично тех, которые Никоновым книгам последуют, а старыя хулят». Патриарх заметил: «Книг старых не хулим мы, напротив, по ним и по греческим исправляются поздния испорченныя; вы, судии старой и новой веры, еще не касались и грамматики, а принимаете на себя судить о вере, что принадлежит пастырям». Дерзкий Никита, несмотря на то, что ему запрещено было говорить, сказал с грубостью: «Мы пришли не о грамматике с тобою говорить, а о церковных догматех», – и продолжал шуметь. Холмогорский архиепископ Афанасий, сам прежде бывший в расколе, заметил Никите дерзость и грубость его. Пьяный Никита-расстрига в порыве ярости бросился на архипастыря, стал бить его и едва удержан был одним из выборных. София сказала выборным: «Что это значит?»

В челобитной читали: «Цари изнемогоша, архиереи падоша, чтобы великие государи взыскали старое прадеда и деда их благочестие». София с гневом сказала: «Где ж отец и брат наш? Они еретики? Нынешние цари не цари, архиереи не архиереи? Нас заставляют оставить царство». И сошла с престола. Бояре и выборные говорили: «Мы готовы положить головы за государей наших». А некоторые из заговорщиков сказали: «Пора, государыня, давно вам в монастырь: только-де царством мутит».

Челобитную продолжали читать. Несколько замечаний сделала София. Основательные улики приводил холмогорский архиепископ. Но еще в самом начале дела положено было как можно менее иметь дела с взволнованной толпой. Разобрать челобитную по частям предоставили спокойному времени. Патриарх взял в одну руку евангелие святителя Алексия, в другую – соборное установление патриаршества, но поднялся такой шум, что ничего не было слышно, только видны были над головами поднятые руки с двуперстным крестным знамением. Первое он показывал как улику упорству, не желающему переменить в старом ни одной буквы. В последнем – прочел символ веры, где написан он без прибавления слова о Святом Духе «и истиннаго», тогда как несогласное с тем печатали при патриархах Филарете и Иосифе. По отношению к изображению святого креста указал на сосуды преподобного Антония Римлянина. Сделано было и еще несколько указаний в древних книгах по главным пунктам спора. Чувствуя, что ничего не сделали для себя, раскольники подняли неистовый крик: «Вот так, вот так», – кричали они, подняв двуперстное знамение. Мятежникам сказано, что решение им будет объявлено. Царственные особы удалились; за ними вышли патриарх и прочие.

Раскольники возвращались из Кремля с криком: «Победили». На Лобном месте еще раз поставили аналой и кричали: «Веруйте, подобно нам; мы переспорили всех архиереев». За Яузою отзвонили в колокола.

Наутро началась расправа. Расстрига Никита Пустосвят приведен был выборным на Лобное место и казнен за оскорбление царской власти. Товарищи Пустосвята посажены были под стражу. При расследовании дела отобрана была у них книга, которая показала, какими низкими уловками завлекали они простых людей в обман. В этой старинной книге все слова, которые говорили против раскола, были подскоблены и заменены другими, по мыслям раскола. Товарищи Пустосвята разосланы были по монастырям, другие разбежались. Князь Хованский хотел скоро начать новый бунт, но был обличен и казнен.

По окончании стрелецкого бунта 1682 г. десятилетний Петр постепенно брал власть в свои руки, но мешала София Алексеевна, дочь Марии Милославской. Старший брат Федор III скончался в том же году.

Духовная власть издала в том же году новую полемическую книгу о вразумлении раскольников «Увет духовный» Афанасия Холмогорского, а светская власть ответила на раскольничье движение суровым указом 7 апреля 1685 г., по которому раскольников стали судить вплоть до смертной казни. Однако это их не остановило, и Патриарх Иоаким также проводил курс на возможную независимость от царской власти. Об этом нам говорят его отношения с митрополитом Смоленским Симеоном (Милюковым) бывшим архимандритом Нижегородского Печерского монастыря.

В 1673 году по рукоположении архимандрита Иосифа во епископа Коломенского Печерским монастырем стал управлять архимандрит Симеон (Милюков), который хоть и косвенно, но тоже был причастен к «делу Патриарха Никона». Родился Симеон в Тобольске, в знатной купеческой семье Милюковых. Монашеский постриг принял в Ростовском Борисоглебском монастыре, в 1673 году был переведен, с возведением в сан архимандрита, в Нижегородский Печерский монастырь.

Настоятельский корпус в Андрониковом монастыре

Из «Печерских актов» известна случившаяся в это время тяжба по поводу кареты, которую архимандрит Симеон, будучи переведенным в 1674 году на настоятельскую должность в Московский Спасо-Андронников монастырь, желал, видимо, подарить Патриарху Иоакиму.

Будучи настоятелем столичного монастыря, архимандрит Симеон снискал уважение царя Алексея Михайловича и Федора Алексеевича. Он сумел заручиться покровительством царского двора, так что обладал возможностью «сам о себе ходити к Благочестивому царю» и делать, с точки зрения Патриарха Иоакима, «изветы неправыя и злокознивыя» и приносить «многия лжи».

9 апреля 1674 года в Московском Успенском соборе он был хиротонисан во епископа Смоленского и Дорогобужского с возведением в сан архиепископа. В то время архиепископ Симеон настолько стал близок ко двору, что когда царь Федор Алексеевич подарил митру греческого образца Патриарху Иоакиму, а «он ея принять не изволил», она была передана Симеону.

В 1676 году архиепископ Симеон так же, как и митрополит Филарет, принял участие в Соборе по делу перевода бывшего Патриарха Никона из Ферапонтова в Кирилло-Белозерский монастырь.

Возвратившись после Собора на свою кафедру в Смоленск, архиепископ Симеон с разрешения царя Алексея Михайловича совершил закладку величественного Успенского собора. Помимо Смоленска в период управления архиепископа Симеона храмовое строительство велось и в других городах епархии. Так, в Вязьме был построен и освящен каменный Троицкий собор, а в городе Красном было начато строительство Успенской церкви.

Симеон (Милюков, †1699), митрополит Смоленский (1681–1699)

1 сентября 1681 года архиепископ Симеон был возведен в сан митрополита и в том же году принял участие в погребении в Ново-Иерусалимском монастыре Патриарха Никона. Царь Федор Алексеевич преподнес ему на молитвенную память о почившем из его ризницы богатую митру-корону, изображенную на знаменитой парсуне «Патриарх Никон с клиром».

В дальнейшем жизнь митрополита Симеона сложилась трагично. Его обвинили против церковных правил и вменили вину за то, что он рукополагал в дьяконы и иереи в Москве и других городах без повеления Патриарха Иоакима, но с позволения царя, который так же вмешивался в церковные дела, как и Алексей Михайлович. Митрополита Симеона обвинили в употреблении партесного пения, хотя еще при Никоне Иверский Валдайский монастырь имел свой собственный хор партесного пения. Он был лишен Смоленской кафедры, но потом прощен. Скончался 4 января 1699 года и был погребен в Смоленском Троицком монастыре.

В середине XIX века митрополит Симеон был причислен к лику святых. С марта 1996 года мощи святителя Симеона были торжественно перенесены в усыпальницу Свято-Успенского собора города Смоленска.

Иоаким (1622–1690), патриарх Московский и всея Руси (1674–1690)

После смерти Патриарха Иоакима (правление 1674–1690 гг.) его преемнику Адриану (правление 1690–1700 гг.) суждено было быть последним, одиннадцатым по счету Патриархом Древней России. Он был уроженец Москвы (род. в 1637 или 1639 г.). При патриархе Иоакиме он был Чудовским архимандритом, а с 1686 г. был уже митрополитом Казанским. Консерватор, враждебный новому европейскому духу, он пользовался покровительством благочестивой царицы Натальи Кирилловны Нарышкиной, матери юного Петра.

Той же природы глубокое непонимание и неприятие нового духа времени порождало мысли о судьбах Русской Церкви и отношениях епископов. Царь Петр, смиривший стрельцов, не мог пренебрегать этим идейным расхождением. Петр знал, что при всем глубоком контрасте мировоззрений Патриарх Адриан по заветам царицы Натальи Кирилловны и Патриарха Иоакима будет лично верен его царской власти, но в других, архиереях он не был уверен.

Во всей линии своего управления Патриарх Адриан был цельным представителем московской «старорежимности»¹⁸⁸. Верил он теократически, величественно, а вел себя законопослушно. Таков был дух и строй теократии, со взаимным снисхождением двух сторон.

Разными иерархами он воплощался различно. Реже – с требованиями первенства церковного, чаще – с долготерпеливым смирением пред волей царей. Не царедворец, Патриарх Адриан искренне не соглашался менять свой провинциальный покой в Казани на столичную муку безвластного созерцания побед европейских реформ. Он их не любил, боялся, но, по убеждению и завету Патриарха Иоакима, своего предшественника, был верен Петрову преемству трона. И пока была в живых до 1694 г. покровительница Патриарха Адриана – мать Петра Наталья Кирилловна, Патриарх еще не чувствовал тех мук совести и искушений, какие начались после ее смерти. Выросший Петр, как подобает русскому богатырю, развертывал свои забавы до безмерности. Грубое издевательство над старорусским бытом не щадило включенной в него церкви. Отменены были парады, шествия на осляти и держание царя за повод, церемонии входа в церковь с принятием благословения у патриарха. Начались шумные поездки с попойками в Немецкую Слободу. Начались тогда же, а потом в течение десятилетий повторялись и развивались кощунственные игры во «всеплутейший, сумасброднейший и всепьянейший собор князя Иоанникиты, патриарха Пресбургского, Яузского и всего Кукуя». Тут был и конклав из 12 кардиналов, епископов, архимандритов, попов, дьяконов и т.д., числом до 200 человек. Сам Петр играл роль дьякона. «Их прозвища, – пишет В.О. Ключевский, – никогда не появятся в печати при каком бы то ни было цензурном уставе». Вся эта «орава» демонстративно поездом на 80 санях катилась по Москве в гости к еретикам-немцам. Отменялись древнерусские обычаи и уклад жизни.

Секретарь австрийского посольства Иоанн Корб, описывая одну из таких комедий якобы посвящения новопостроенного Лефортова дворца богу Вакху, как жрец благословлял народ двумя табачными чубуками, связанными крестом, от себя добавлял: «Кто бы мог подумать, что изображение креста, драгоценнейшего символа нашего спасения, могло служить игрушкой!»

Адриан (1627–1700), патриарх Московский и всея Руси (1690–1700)

Со столь низкопробными кощунствами Петр вторгался в самое церковное богослужение, заставляя духовенство венчать в церкви шута со вдовой или карлика с карлицей в окружении балаганно-разряженных поезджан. Очевидец последнего Юст Юль свидетельствует: «Все время, пока длилось венчание, кругом слышался подавленный смех и хохот, вследствие чего таинство напоминало скорее балаганную комедию, чем богослужение».

Патриарх Адриан не знал, что ему делать с явлениями нового, чуждого ему времени, и потому просто в своих церковных поучениях обличал и отрицал новые формы жизни. Писал, что московские люди, «и знатные, и простые от злоглагольств люторских, кальвинских и прочих еретиков и от пипок табацких объюродели». Не хотят слушаться уставов церкви, «вопрошая: сие чесо ради? И сие откуда взято? И сие кто предаде?»

Для идеологического перевоспитания русского общества Патриарх Адриан охотно принимал советы Патриарха Досифея, присылавшего для переводов с греческого новую восточную литературу. А инок Евфимий осуществлял огромный труд по переводу этих новых греческих авторов: Максима Пелопонесского, Мелетия Сирига, Нила Солунского. Опубликованное лишь по-гречески «Православное исповедание» митрополита Петра Могилы было переведено и напечатано по-русски в 1696 г. Иноком Евфимием. В этом же году приготовлен был к печати и объемистый сборник полемических и исторических статей «Щит Веры» вновь вошедшего в ряды иерархов Афанасия, епископа Холмогорского.

Изгнав братьев Аихудов из Москвы в ссылку в Ипатьевский монастырь, Патриарх Адриан довольно наивно просил Патриарха Досифея на их место прислать других ученых мужей. Патриарх Досифей обещал на словах, но бессилен был дать что-нибудь на деле. Разрушительный удар понизил уровень преподавания в Академии, хотя потребность проходить школу в служебных церковных интересах расширялась.

Новая идея государства не терпела двойственности, исключала его. Государство стало тоталитарным. Церковь могла быть только подчинена ему. Для Петра, глубоко и решительно вставшего на почву естественного права и государственной тоталитарности, немыслимо было второй раз выслушивать от новоизбранного Патриарха теперь уже дикий для его ушей урок о каком-то главенстве над государем верховного архипастыря. В отзвучавших навсегда словах Патриарха Адриана для светского государства было уже неприемлемое повторение византийской симфонии. А для протестантствующего в своих канонических вкусах Петра это было как красная тряпка для быка. Вот почему Петр по смерти патриарха Адриана (16 октября 1700 г.) так легко принял как бы простое техническое предложение правительственной боярской московской среды: отсрочить вопрос о выборе нового патриарха и править церковными делами «соборно», как уже не раз практиковалось в моменты междупатриаршеств¹⁸⁹.

К Петру, стоявшему с армией под Нарвой, летели одно за другим из Москвы курьерские донесения. Характерно, что 18 октября первое предложение об организации междупатриаршего правящего «соборика» исходит от боярина Тихона Стрешнева, так страстно боровшегося с Никоном и в этом духе заряженного антиклерикальным настроением. Письмо его к царю звучит так: «Соборную церковь из архиереев кому изволишь ведать? А на Москве архиереев: Смоленской, Крутицкой, Вятской, а преж сего изволение твое было: ведать Колмогорскому владыке. Только по него не послано. Изволишь ли послать?.. Домовых святейшего кому изволишь ведать? А им приказано, кто что ведал при святейшем, тому того и беречь до указу. А ризница запечатана. Тишка Стрешнев челом бьет».

В Москве мысль работала коллективно. Во временную привычную формулу междупатриаршества уже вкладывали дальнейшие, по существу реформационные планы проведения секуляризующей руки государства, по меньшей мере в области хозяйственно-экономической, в которой правительство царя Федора Алексеевича, как мы видели, сделало большую уступку послениконовской иерархии.

Монастырский Приказ, управлявший церковными вотчинами, вновь был отдан из рук государства в руки иерархии. Теперь мысль светских реформаторов минимально устремлялась на этот пункт и спешила восстановить завоеванный государством еще при свержении Никона реальный хозяйственный и финансовый контроль над всей церковной экономикой. Первым выразителем этого проекта и был в своем докладе, присланном под Нарву, тогдашний министр финансов, так называемый «прибыльщик», Алексей Курбатов.

Предлагая скромно ряд конкретных мер, Курбатов обнаружил под ними очень важные принципиальные предпосылки. Он писал Петру: «Бог... предаде в самодержавствие твое люди... в житейских потребах управляти в правду. Ныне же, всемилостивейший государь, видим, яко и в духовных хощет Бог, да ты попечешися и усмотриши: правительства того от многих поползновения. Понеже якоже тебе, государь, известно, святейший патриарх от временные переселился в жизнь вечную, а и в животе его за болезнью его усмотрение то было ему трудно. Видишь и ныне, ежели, государь, те же будут во управлении, добра никакого не будет... И сего ради молю тя, государя, благоволи всему смотрети и попещися ради премногие за сие от Бога тебе, государю, милости: – избрати в сие духовное управление на время из архиереев могущего оное управити и к нему четырех человек из монахов ведущих писания, чтобы без их избрания рук ниже в диаконы кто посвящен был. О избрании же, государь, патриарха мню, достоит до времени обождати, да во всем всего сам твое самодержавие изволишь усмотрети».

По совету вышеуказанных лиц Петр окончательного решения о патриархе не принимал до 1721 г.

В 1721 г. царь Петр уведомил посланием Константинопольского патриарха, а через него и прочих первосвятителей восточных об учреждении соборного правления Русской Церкви. Патриарх Иеремия в ответе на царское послание писал к св. Синоду, признавая его братом во Христе восточных патриархов, с равною им церковною властью. Такое же послание получено от Патриарха Антиохийского Афанасия; Патриархи Александрийский и Иерусалимский не прислали от себя отзыва, потому что первый скончался, а второй лежал на смертном одре.

Так утвердился новый вид высшего управления Русской Церкви.

Духовный Регламент, написанный Феофаном Прокоповичем, пересмотренный собором и утвержденный Петром I, как применение древних церковных правил к состоянию Русской Церкви, стал церковным правилом. Впрочем, самим Регламентом как оставлены в неприкосновенности и древней силе древние правила соборов и отцов, так предоставлено Синоду вводить и новые постановления, по нуждам св. Церкви, по руководству св. Писания и правил Церкви вселенской, но утвержденный самодержавной властью¹⁹⁰.

Президентом Священного Синода был назначен Стефан, митрополит Рязанский; за ним по старшинству следовали члены Феодосий (Яновский) архиепископ Симоновский, Леонид архимандрит Петровский, Филофей архимандрит Донской, греческий священник Анастасий Кондоиди, Иоанн протопоп Троицкий, Петр протопоп Петропавловский, иеромонах Варлаам Овсянников.

В сущности, постоянный собор или Синод остался тем же для Русской Церкви, чем было патриаршее правление, как и писали патриархи. Заменив собою патриаршество, он принял на себя патриаршее правление. Священным долгом его, долгом пред Господом и Церковью было наблюдать за чистотою учения и благолепием богослужения, противодействовать ересям и расколу, поверять сказания о святых и искоренять всякое суеверие, наблюдать за проповедованием слова Божия, избирать и поставлять достойных архипастырей, преподавать наставление архипастырям, в случае недоумения их принимать и разрешать жалобы недовольных решениями церковных правителей. Преимущественному смотрению его принадлежали все духовные училища и все лица духовного звания, равно цензура духовных книг, свидетельствование мощей и чудес и сопричисление к лику святых. Ему принадлежало окончательное решение дел о сомнительных браках или о браках в недозволенных степенях родства и о расторжении брака.

Впоследствии во главе Священного Синода стоял обер-прокурор, который являлся личным представителем царя. Так Русская Церковь лишилась своего Первосвятителя. Старообрядцы же потерпели неудачу в восстановлении «старых обрядов» и получении в России церковной власти путем угроз правительству. Из стрелецкого бунта 1682 г. у них ничего не вышло.

Стрельцы их не поддержали. Тогда было решено найти такого царя, который стал бы на их сторону, сторону старообрядцев и с его помощью вернуться на позиции 40-х гг. XVII века. Старообрядцы стали использовать темные, буйные силы казачества в своих интересах, чтобы поколебать царскую власть России, особенно там, где казачество и беглые крестьяне были недовольны своим положением. Стали искать мнимых царей, поддерживая их в своем стремлении прийти к власти через насаждение «старой веры» и обещания казакам и крестьянам лучшей жизни. Это было от времен Петра I до времен Екатерины II.

Ревнители «старины» «вопияли против брадобрития» и ношения немецкого платья, но их ропот сам по себе не имел бы большой силы без важных внутренних поводов, возбуждающих всеобщее негодование, поэтому бритье бород и немецкое платье в эпоху Петра тесно связывались с разорительной войной, истощавшей все силы народа.

От бедности народ бежал на Дон и «в украинные земли»; по рекам Бузулуку, Медведице, Битюгу, Хопру, Донцу завелись так называемые верховные казачьи городки, населенные сплошь беглецами.

Эти верховные городки не хотели знать никаких податей, ни работ, ненавидели Петра и его правление, готовы были сопротивляться вооруженной рукой царской ратной силе.

В 1707 г. царь отправил на Дон полковника князя Юрия Долгорукова требовать, чтобы донские казаки выдали всех беглых, скрывавшихся на Дону; старшины показали вид покорности, но между простыми казаками поднялся сильный ропот, тем более когда в то же время объявлено было казакам приказание – брить бороды. Донские казаки считали своей давней привилегией давать убежище всем беглым. Когда Долгорукий со своим отрядом и с пятью казаками, данными старшиной, отправился для отыскания беглых, атаман Кондратий Булавин из Трехизбянской станицы на Донце напал на него 9 октября 1707 г. на реке Айдаре, в Ульгинском городке, убил его, перебил всех людей и начал возводить донецкие городки, населенные беглыми. В этих городках встречали с хлебом и медом. Булавин составил план – взбунтовать все украинские городки, произвести мятеж в донском казачестве, потом взять Азов, освободить всех каторжных и ссыльных и, усиливши ими казацкое войско, идти на Воронеж, а потом и на самую Москву. Но прежде чем Булавин успел возмутить городки придонецкого края, донской казак Лукьян Максимов быстро пошел на Булавина, разбил, а взятых в плен его сотоварищей перевешал за ноги. Булавин в Запорожье провел зиму, весной явился опять в верхних городках с толпой удалых и начал рассылать грамоты. Булавин в своих воззваниях убеждал и начальных, и простых посадских, и черных людей стать единодушно за святую веру и друг за друга против князей, бояр, прибыльщиков и немцев¹⁹¹.

Булавин провозглашен был атаманов всех рек. Он «не приказывал в церквах молиться за царя» и разослал во все стороны «прелестные» письма, уверял, что поднялся за всех маломочных людей, за благочестие, за предания «седьми соборов», за старую истинную веру; извещал, что казаки намерены отложиться от царя за то, что царь перевел христианскую веру в своем царстве, бреет бороды... и потому казаки вместо русского царя хотят признать над собой власть царя турецкого. И Булавин вслед за тем через кубанских мурз послал письмо к турецкому султану. «Нашему государю, – писал он, – отнюдь не верь, потому что он многие земли разорил за мирным состоянием, и теперь разоряет, и готовит суда и войско на турецкую державу».

Булавин прежде всего надеялся на украинные городки, но дело восстания пошло там плохо. Для усмирения мятежа Петр послал майора гвардии князя Василия Владимировича Долгорукого и дал ему приказание истреблять городки, основанные в глухих местах и населенные беглыми.

Атаман Некрасов с шайкой самозваных казаков бросился было на восток и хотел взять Саратов, от которого был отбит калмыками, а тем временем Долгорукий взял его постоянное местопребывание – Асаулов городок на Дону; главных заводчиков мятежа поставили на плот и пустили по Дону. Некрасов, услышав о разорении своего городка, убежал на Кубань с двухтысячной шайкой и отдался под власть крымского хана. По его следам пошли другие из донских станиц, преданных расколу, и так положено было начало казаков-некрасовцев, которые поселились на берегу Черного моря между Темрюком и Таманью, а в 1778 г. ушли в Турцию. Они стали называться липованами. Сам Булавин был убит в результате заговора.

Разин Степан Тимофеевич – донской атаман, один из двенадцати самозванцев России, руководитель бунта казацкой бедноты, переросшего в 1669–1671 гг. в крестьянскую войну общероссийского масштаба. Он происходил из семьи домовитого казачества Зимовейского городка и в Войске Донском пользовался авторитетом. Зная, как русский народ глубоко предан царю и высоко чтит православную веру, Разин заявлял, что идет главным образом против бояр и приказных. Выдавал себя за царевича Алексея. По примеру атамана Разина, раскольники стали обольщать крестьян независимостью от помещиков, но подняли между простодушными волнение другого рода, т.е. за «старую веру».

Агитация против «изменников-бояр» велась от имени царя и церкви. Поход Разина вверх по Волге способствовал расширению восстания, принявшего характер большой крестьянской войны. Общая численность восставших впоследствии определялась в 200 тысяч человек. Но силы эти были разрозненны, восставшие не имели единого плана вооруженной борьбы, опытных военачальников. Разин был казнен в Москве в 1671 г.

Самозванец Емельян Иванович Пугачев родился в 1726 г. в Зимовейской станице Войска Донского и с ранней молодости занимался вместе с отцом хлебопашеством. Он являлся участником семилетней войны 1756–1763 гг. Поднял восстание яицких (уральских) казаков, беглых крестьян под именем Петра III.

Сам Пугачев никаких разбирательств не производил, но вешал без суда и разбора. Он не терпел возражений и требовал безусловного исполнения его воли. Никто не дерзал давать ему советов, а тем менее о чем-нибудь выспрашивать. Пугачев принимал обыкновенно сидя в креслах, имея по сторонам двух казаков, одного – с булавою, а другого – с топором. Все приходившие к нему должны были кланяться в землю, целовать ему руку, величать «Надежа-Государь», «Ваше Величество», а иногда и просто «Батюшко».

От излишнего пития он воздерживался, кушанье его было изобильное, отовсюду привозили ему разные съестные припасы. Под пьяную руку он высказывал различные свои планы и предложения. Он выражал, что не желает царствовать сам, а действует единственно чтобы возвести на престол великого князя Павла Петровича, что он пойдет на Казань и Москву, примет в столице царство, отпустит Императрицу с честью, облагодетельствует своих подданных, велит держать всем старую веру, запретит брить бороды и ходить в немецком платье, поступит строго и беспощадно с приближенными Императрицы, виновниками его скитальческой жизни, будет стараться, чтобы народ не был отягощен, яицких казаков хотел жаловать деньгами и всякою вольностью.

Старообрядцы снабжали Пугачева деньгами и оказывали ему всякий приют. Царские войска, посланные усмирять восстание, последовательно преследовали войско Пугачева. В 1774 г. разбили его в 100 км от Царицына. Пугачев потерял 24 орудия, шесть тысяч пленными и 200 убитыми (в числе пропавших был и близкий ему атаман Овчинников) и один из первых ускакал с поля сражения. Его преследовали до берегов Волги, через которую ему, однако, удалось переправиться с главными своими сообщниками. Он был казнен в Москве 11 января 1775 г.

Позиции правительства в отношении раскола в дальнейшем менялись. В период Петра III до Александра I широко практиковалась веротерпимость, репрессии возобновились при Николае I. Постепенное смягчение правительственной политики произошло между 1855 и 1905 гг. Указы о веротерпимости 1904–1906 гг. и интерес Государственной думы к расколу определили отношение к нему в период 1906–1914 гг.

Мы видели, что указ от 7 апреля 1685 г. рассматривал староверов наравне с государственными преступниками.

Старообрядцы вначале теплили надежду, что Петр будет как-то с ними. Поэтому боярин Тихон Стрешнев намекал Петру, как мы видели, на коллективное управление Церковью. Но Петр идею потом принял, с остальным вышла задержка.

Петр I боролся только с теми раскольниками, которые яро боролись с его реформами в жизни, открыто выступали против его личности, и дело доходило до оскорблений. Но потом Петр склонялся к веротерпимости согласно указу 1709 г.

Слова указа от 16 апреля 1702 г.: «Мы... совести человеческой приневоливать не желаем и охотно предоставляем каждому христианину на его ответственность пещись о блаженстве души своей». Немаловажным для Петра было и соображение о пользе государства. Продиктованный фискальными потребностями указ 1714 г. узаконил старообрядцев Стародуба: «Раскольников... переписать и, переписав, положить на них оклад против настоящего платежа вдвое». Однако у многих староверов этот указ вызвал раздумья: неужели они должны дать себя «переписать» и принять на себя «печать антихриста»? Поэтому вышло так, что наряду с «записными» в большом числе появились «потайные» старообрядцы.

Императрица Анна Иоанновна в 1732 г. ссылала тайных раскольников в монастыри. Беспоповцам было запрещено строить часовни, а в 1735 г. вышел приказ о ликвидации старообрядческих поселений на Ветке. При Елизавете Петровне правительственные меры ужесточились еще больше. Совращение православных в раскол стало считаться государственным преступлением.

Петр III позволил бежавшим за границу (в Польшу) раскольникам возвращаться в Россию и селиться в Сибири¹⁹². Кроме того, он планировал выработать особое положение о староверах. Екатерина II позволила им селиться близ Тобольска в Сибири, а также в Астраханской, Оренбургской губерниях и в Белоруссии. Манифест от 3 марта 1764 г. старался привлечь поповцев в Церковь, но, впрочем, снова потребовал платить двойную подушную подать, только указом от 8 ноября 1782 г. подушная подать для старообрядцев была снижена до нормальной. «Городовое положение» 1785 г. разрешало даже выбирать староверов на городские должности. Но тайные раскольники, как и прежде, считались государственными преступниками точно так же, как и «беглые попы». Император Павел I, в общем, благосклонно относился к расколу. Указ Александра I под названием «Правила о попах и молитвенных домах» от 26 марта 1822 г. позволил поповцам принимать беглых священников, запретил закрывать часовни, однако в то же время не разрешал строить новые часовни. И, конечно, политика государственной власти не достигла своей цели – раскол еще более укрепился.

Перемены произошли в правление Николая I. Теперь общины раскольников стали считаться незаконными. Их центры на Преображенском и Рогожском кладбищах в Москве и других были поставлены под строгий надзор. В 1858 г. князь Н.А. Орлов вынужден был в одной из своих записок признать, что при Николае I целью бюрократической политики было поставить раскольников вне общего закона и дать простор произволу. Следствием этой политики было то, что раскольники оказались во власти органов государственной администрации и обеспечивали свое существование подкупом.

Может быть, это связано с тем, что московские федосеевцы принимали Наполеона на Преображенском кладбище. За оказанные ему услуги (здесь французы печатали фальшивые русские деньги) Наполеон разрешил раскольникам разорить иконостасы в нескольких православных храмах, или, как они пишут, «спасти древние иконы».

Религиозная жизнь староверов также была регламентирована. Уже в 1826 г. вышел указ, чтобы все богослужения староверческих общин (беспоповцев и поповцев) совершались строго внутри помещений, т.е. в часовнях, и без участия посторонних. Староверческие таинства не признавались, и их венчания рассматривались как недействительные. В 1842–1846 гг. было запечатано 102 молитвенных дома, 147 разрушено, а 12 передано Православной Церкви, многочисленные церковные колокола были конфискованы. Указы 1827 и 1834 гг. отменяли «Правила» 1822 г. и запрещали принимать новых беглых священников.

В 1832 г. полиция получила приказ выдавать беглых священников епархиальным архиереям для наказания. Насельники старообрядческих скитов были зарегистрированы, а в 1853 г. министр внутренних дел получил указание начать закрытие скитов. Было приказано зарегистрировать всех раскольников. Целью этих репрессий было полное уничтожение раскола.

На самом же деле этого не произошло. В юбилейном отчете министра внутренних дел к 25-летию царствования Николая I говорилось, что в 1825 г. число старообрядцев составляло 826 тысяч, а в 1850 г. – 750 тысяч человек. Много старообрядцев было обращено в православие. Однако сам же министр вынужден был признать, что в действительности число старообрядцев составляло около 10 миллионов.

Первая государственная перепись староверов была предпринята, как уже было сказано, Петром I для удвоения с них подушной подати, которая с 1721 г. поступала в распоряжение Святейшего Синода. В 1782 г. перепись была отменена. Следующая перепись была предпринята в 1811 г. и показала, что некоторые номинальные православные были на самом деле тайными старообрядцами и теперь открыто регистрировались как раскольники. Уже упомянутая юбилейная статистика 1850 г. побудила создать особый комитет, который провел ревизию в особенно «зараженных» расколом районах. Выяснилось, что к числу зарегистрированных следовало добавить примерно 30% тайных старообрядцев. В 1863 г. статистический комитет Министерства внутренних дел убедился, что 10% всего населения России, или одна шестая часть православного населения, – староверы.

Как же было можно и далее ставить вне закона десятую часть всего населения? Как показывает уже упомянутая записка князя Н.А. Орлова, проблема была осознана уже раньше, и от Министерства внутренних дел потребовали даже еще более строгих мер. Дискуссии в высших слоях бюрократии не помешали тому, что новое издание Свода законов в 1857 г. сохранило все законы, преследующие раскол, которые оставались в силе затем до 1904–1906 гг.

И все же при министре внутренних дел графе Ланском (1855–1861) наступила постепенная либерализация. Его «Наставление для руководства при исполнительных действиях и совещаниях по делам, до раскола относящимся» от 1858 г. предписывало прекратить преследования старообрядцев за их веру, но и запрещать им пропаганду своего вероучения. Государственным учреждениям было указано предоставить борьбу с расколом – Церкви, но одновременно препятствовать созданию молитвенных домов и скитов, а также служению священников «австрийского рукоположения».

Несмотря на ограничения, «Наставление» принесло расколу некоторое облегчение, чему способствовало влияние на правительство общественного мнения 60-х гг. Отдельные частные постановления 1862–1864 гг. позволили старообрядцам вступать в купеческие гильдии. Утвержденная императором докладная записка основанного Комитета по делам раскола в 1864 г. предусматривала расширение гражданских прав староверов. В 1870 и 1873 гг. членам «менее вредных» толков раскола предоставили право занимать общественные должности.

В 1874 г. вышел весьма важный закон о браках раскольников, вызванный введением всеобщей воинской повинности, в соответствии с которым местным властям было велено регистрировать браки староверов, занося их в особые книги, тем самым они признавались действительными. Этот закон означал дотоле в России невозможное введение гражданского бракосочетания. Также было ликвидировано принуждение крестить по православному обряду.

«Император Александр III, – писал граф С.Ю. Витте в своих воспоминаниях, – относился всегда к старообрядцам в высокой степени благосклонно. Такого же воззрения и убеждения держался и поныне держится император Николай II, и если все-таки при всем этом ничего не было сделано для большей веротерпимости к старообрядцам, то, конечно, это происходило... от крайне узких воззрений их советчиков, и особливо обер-прокурора Святейшего Синода Константина Петровича Победоносцева». Позиция Победоносцева ясно видна из двадцатилетней переписки с его единомышленником, профессором Московской Духовной Академии Н.И. Субботиным. Оба они ненавидели раскол. Написанная по заказу Победоносцева брошюра Субботина «О сущности и значении раскола в России» (1881) отражает также и концепцию обер-прокурора: «Русский раскол есть болезненное порождение самой Русской Церкви. Это есть домашний, внутренний кровный враг ее, именно из вражды к ней получивший свое бытие... Положив в основу своего существования мысль об еретичестве и даже антихристианстве Греко-российской Церкви, раскол живет исключительно враждою к ней... Оградить законом полную свободу раскола во всех его религиозно-общественных отправлениях значило бы узаконить и оградить законом во всех ее проявлениях злейшую вражду против православия, стремление к ниспровержению или, по крайней мере, за невозможностью достигнуть этого, всякого зла православной Церкви». В переписке с Субботиным Победоносцев почти в каждом письме жаловался на недостаточную поддержку властями мер по подавлению раскола¹⁹³. Закон о расколе от 3 мая 1883 г. показывает, что Победоносцев не нашел себе поддержки в законодательных инстанциях и, возможно, у самого императора. Этот закон, обязанный своим появлением решению Государственного Совета, подтвердил уже дарованные старообрядцам гражданские права: свободного передвижения по империи, занятия торговлей и при известных условиях права занимать общественные должности. Закон разрешил им закрытые богослужения, строительство молитвенных домов без крестов и колоколен, он гарантировал лицам, совершающим эти богослужения, свободу от наказании, хотя и не признал их священниками. Как и прежние, новый закон запрещал всякую пропаганду раскола. Этот закон заложил основу административной практики на ближайшие три десятилетия.