Историческая справка Николай Барсуков

По городу ходит Апология графа Л.Н. Толстого (от 4 апреля 1901 года)

Эта Апология подтверждает лишь известное Толстовское вероучение, отрицающее святую Соборную и Апостольскую Церковь Христову с ее благодатными таинствами, божественными догматами и священными обрядами.

Послушав этот катехизис, мне представился евангельский волк, «хищник в одежде овчей». Слово Божие предостерегает нас: «Внемлите же от лживых пророк, иже приходят к вам во одеждах овчих, внутрь же суть волцы хищницы» (Мф.7:15).

Невольно мысли переходят к другому совопроснику века сего, – А. И. Герцену... Но какая разница между тем и другим!

Покойный Л.Н. Майков свидетельствовал, и его свидетельство врезалось в мое сердце, что в бытность свою в Лондоне, в начале 60-х годов, он посетил с одним из своих соотечественников Герцена. Спутник Майкова, желая блеснуть своим образованием пред тогдашним кумиром, стал говорить ему, что Россия погрязла в самом грубом суеверии, и для примера привел богомольное поклонение верующих чудотворной иконе Божией Матери, – это »доске« (!) в Казанском соборе.

К величайшему изумлению «образованного» человека, Герцен, выслушав его, так разразился:

«Какое вы имеете право, милостивый государь, глумиться над тем, что составляет святыню для миллионов, и оскорблять их самые высокие чувства. Если мы с вами потеряли веру, то это наше несчастье».

Приведенное свидетельство Л.Н. Майкова вполне подтверждает и сам Герцен. Вспомним, как скорбел он о том, что его отделяет от И. В. Киреевского церковная стена, и как умилительно передает Герцен, в своих воспоминаниях, следующий рассказ И. В. Киреевского:

«Я раз стоял в часовне, – говорил Киреевский Герцену, – смотрел на чудотворную икону Богоматери и думал о детской вере народа, молящегося Ей; несколько женщин, больные старики стояли на коленях и, крестясь, клали земные поклоны. С горячим упованием глядел я потом на святые черты, и мало-по-малу тайна чудесной силы стала мне уясняться. Да, это не просто доска с изображением... Века целые поглощала она эти потоки страстных возношений, молитв людей скорбящих, несчастных. Она сделалась живым органом, местом встречи между Творцом и людьми. Думая об этом, я еще раз посмотрел на старцев, на женщин с детьми, поверженных во прах, и на святую икону, тогда я сам увидел черты Богородицы одушевленными. Она с милосердием и любовью смотрела на этих простых людей..., и я пал на колени и смиренно молился Ей».

Этот трогающий до слез рассказ Герцена о Киреевском, помещенный в книге 5 Жизни, и Трудов Μ. П. Погодина (стр. 472), усладил последние дни жизни Царственного Страдальца, Наследника Цесаревича Великого Князя Георгия Александровича.

17 мая 1899 года я имел счастье получить из Аббас-Тумана, за подписью Свиньина, следующую телеграмму:

«Наследник Цесаревич с глубоким вниманием прослушал незабвенные строки в память Киреевского и Герцена. Спасибо, спасибо вам».

Аббас-Туманской телеграммой я поделился с преосвященным Назарием и с С.А. Рачинским, и последний 26 мая того же 1899 года из своего Татева писал мне.

«Очень вам благодарен за весточку про Аббас-Туман: О Царственном страдальце, обреченном недугом на постоянное изгнание, мы слышим так мало! Дай Бог, чтобы закат Его юных дней продолжали озарять его высокие думы о вечных вопросах, разрешение коих, увы, для него приближается».

Наконец, как трогательно, например, описание Герцена похорон его друга и родственника Вадима Пассека в Симоновом монастыре!

«В Симонове, – повествует Герцен, – покойника встретил сам архимандрит Мальхиседек, бывший приятелем с Вадимом, и эта дань уважения была хороша. Когда гроб опустили в могилу, архимандрит подошел ко вдове и сказал:

– «Довольно, это не наше, в церковь за мной, молиться Богу.»

И мы вошли в церковь уже без покойника, уже он стал совершенно прошедшее. Вот где крепость религии. В эти минуты человек все готов сделать, чтобы найти выход и примирение. Религия врачует все. Когда мыслитель, гражданин говорит о подчинении индивидуального всеобщему, на них смотрят, как на людей без сердца; когда художник или ученый скажет, что звук его лиры, его кисть утешительница в его горести – назовут эгоистом. А когда религия резко говорит: «оставь, это мое, идем молиться, покоряйся безропотно», тогда все покоряется и склоняет колена, без рассуждений, повинуясь слепо».

Не суетное авторское тщеславие (ибо в сей «справке» являюсь лишь «тростью книжника скорописца») руководило мною, но упование, что содержимое в «Исторической Справке» доброе и полезное может запасть в душу кому-либо из юных, которые в настоящее время составляют предмет серьёзной заботы Правительства нашего.⁷⁷

Николай Барсуков.