Отдел шестой

Старообрядцы сильно нападают на православных вообще и на духовенство в частности за некоторые недостатки. Хотя это отчасти и справедливо, но от них мир никогда не был свободен. Это мы видим из бесед святого Иоанна Златоуста, который в своё время обличал людские пороки (нравоучение 24, с.235; у Озерского часть 2, с.534). То же находим и в Стоглаве (глава 5; у Озерского часть 2, с.544) и в Книге о вере (лист 145 об.). Однако ни один из сих обвинителей не дерзал отделяться от единства церкви, так как церковь позволения на пороки не даёт, а наоборот – обличает их. Но «не должна соблазняться вера и любовь наша, – учит святой Киприан, – когда видим в церкви плевелы, и это не даёт нам права самим удаляться от церкви» (послание к Максиму). – «Не осуждай, – говорит святитель Златоуст, – да не осужденъ будеши. Паче же да не осуждаемъ іерея, аще и видиши его зло сотворша, не рцы: грѣшенъ есть и не достоинъ служити, но приступи съ чистою совѣстію и причастися Божественныхъ таинъ» (книга Златоуст, лист 271).

На это следует такое возражение со стороны старообрядцев:

Первое. Но тот же святой отец говорит: «аще попъ будетъ грубъ, или невѣжда, или гордъ, или запойчивъ, или гнѣвливъ, или мздоимецъ, или завистливъ, или клеветникъ, или сварливъ, къ таковому недостоитъ каятися и исповѣдати грѣховъ» (книга Златоуст, лист 149).

Разбор. Слова эти, находящиеся в книге Златоуст, святителю Иоанну Златоусту не принадлежат, а есть вставка невежественных переписчиков книги, ибо противоречат всему его учению о священстве, всем старопечатным книгам, Святому Писанию и даже здравому смыслу. Несколько выше, именно на обороте 148 листа, тот же Златоуст говорит: «не восхищайте суда Божія: аще ли хощеши судія быти, то суди мыслію своя согрешенія... Да не судимъ, братіе, чужихъ грѣховъ, но о своихъ печемся». Да и как мог написать Златоуст такие слова, когда он знал, что даже Христа называли винопийцей, другом мытарей и грешников, силой Вельзевула, князя бесовского, изгоняющим бесы (Мф.11:18–19; Лк.11:15). Ни о чём так сильно и энергично не учит святой Златоуст, как о том, что благодать Божия действует и через недостойных пастырей³¹⁶. И в среде апостолов один из них оказался предателем, но и тот однако же творил чудеса (Мф.10:1–9). Сам великий апостол Павел, прежде чем стать Павлом, долгое время был Савлом, жестоким гонителем христиан. Конечно, пастыри церкви должны всеми силами подражать житию святых мужей. Но ведь тот же святой апостол сказал о себе: Вем бо, яко не живет во мне, сиречь в плоти моей доброе: еже бо хотети прилежит ми, а еже содеяти доброе не обретаю. Не є҆́же бо хощꙋ̀ до́брое, творю̀, но є҆́же не хощꙋ̀ ѕло́е, сїѐ содѣва́ю... Тѣ́мже ᲂу҆̀бо са́мъ а҆́зъ ᲂу҆мо́мъ мои́мъ рабо́таю зако́нꙋ бж҃їю, пло́тїю же зако́нꙋ грѣхо́вномꙋ (Рим.7:19,25). Если великий учитель языков сказал о себе, что он умом работает закону Божию, плотью же закону греховному, то не естественно ли встретить служителей Божиих и немощных? Потому-то святые отцы человека, судящего чужие грехи, уподобляют антихристу (Пролог, 2 марта), так как он идёт против заповеди Христовой: не судите и не будете судимы (Лк.6:37). Конечно, пастыри истязаны будут за свою жизнь, служащую соблазном пастве, на страшном суде Божием. Но ведь «мнози яве согрешиша, отай же покаяшеся. Мы же грехи их видим, а покаяния не вемы» (книга Златоуст, лист 272).

С намерением набросить тень на православное духовенство, в последнее время главари раскола широко распространили в старообрядческом мире бесцензурную книжку, без обозначения времени издания, под таким заглавием: «Павел Иванович Мельников (Андрей Печерский). Его жизнь и литературная деятельность». Имя автора на обложке значится: «И. Усов. Издание поставщика Его Императорского Величества Высочайше утверждённого товарищества М.О.Вольф. С.-Петербург, Гостиный двор, 18. Москва, Кузнецкий мост, 12».

Девятая глава названной книжки знакомит читателя с «Отчётом о современном состоянии раскола в Нижегородской губернии», составленным Мельниковым по поручению господина министра внутренних дел в 1854 году. Здесь главное внимание раскольников останавливает та часть печати, в которой Мельников описывает крайнюю степень упадка нравственности современного ему духовенства, которое, по его мнению, совершенно неспособно воздействовать на раскольников. «Может ли народ, – говорит он, – с уважением смотреть на духовенство, может ли не уклоняться в раскол, когда то и дело слышит он, как один поп, исповедуя умирающего, украл у него из-под подушки деньги, как другого народ вытащил из непотребного дома, как третий окрестил собаку, как четвёртого во время пасхального богослужения диакон вытащил за волосы из царских дверей? Может ли народ уважать попов, которые не выходят из кабака, пишут кляузные просьбы, дерутся крестом, бранятся скверными словами в алтаре? Может ли народ уважать духовенство, когда повсюду в среде его видит святокупство, небрежность к служению, бесчиние при совершении таинственных обрядов?» (с.144).

На это ответим и мы, что не только народ, но и само духовенство с негодованием относится к подобным недостойным пастырям, которые если и остаются в своём сане, то только до «уведения» местного епископа. Но трудно верится, чтобы повсюду без исключения тогдашнее духовенство было заражено «святокупством», а не некоторые только священники. Несколько ниже преувеличение Мельникова разрешается его же словами: «Много ли найдётся сельских священников, которые выгодами своими пожертвовали бы для блага церкви?» – спрашивает Мельников и отвечает: «На словах и на бумаге найдётся много, на деле очень мало» (с.147). Мало, но всё-таки найдётся. Как же он раньше-то говорил, что повсюду видно святокупство? И случай крещения собаки Мельников не описывает, где и при какой обстановке он совершён. Не есть ли и тут плод той народной, или вернее предвзятой раскольнической фантазии, о которой он выше говорит, что «в редком рассказе забавного содержания народ не глумится над попом, попадьёй и поповским батраком», что «во всех народных пословицах, присказках и байках, во всех народных поговорках и присловьях, если только говорится о духовенстве, говорится с насмешкой» (с.143). Действительно, невозможно допустить, чтобы такой возмутительный и кощунственный поступок, как крещение собаки, мог совершить человек, находящийся в здравом рассудке. Впрочем, не следует удивляться людской клевете и злословию, особенно со стороны врагов православной церкви, на служителей Тому, Которого древние книжники также называли ядцей и винопийцей, другом мытарей и грешников и даже действующим силой Вельзевула... Мир ненавидит служителей Христовых, как ещё прежде того возненавидел он Самого Спасителя мира (Ин.15:18). Должно твёрдо помнить, что православный священник, какую бы он безнравственную жизнь ни проводил, до тех пор, пока не получит извержения, есть священник законный: благодать Божия действует через него и освящает верующих. «Золъ како глаголеши? – вопрошает святой Златоуст и тут же отвечает, – аще бо вѣры ради, бѣгай его и отрицайся... аще же ли житія ради, не испытуй» (Беседа на 14 посланий, с.3113). Входить в суждение нравственной жизни пастырей значит отступать от основных законов христианства «о не осужденіи своихъ ближнихъ, паче же іерея» (книга Златоуст, лист 271).

Непризванные судии-раскольники в данном случае по понятию своему вполне сходны с древними русскими еретиками-стригольниками, веру которых цареградский патриарх Антоний называл «окаянной» за то именно, что те так же, как и нынешние раздорники церкви, оправдывали своё отделение от православной церкви из-за порочной жизни священников (см. у Озерского часть 1, с.145). Истина святой церкви познаётся «не по житию» некоторых её членов, хотя бы и пастырей, а по её учению, ибо «иногда у еретиков наблюдается больше воздержания, чем у православных» (Книга о вере, лист 216). Святая церковь никогда не лишалась святости через нравственные недостатки пастырей, а недостатки эти существовали на протяжении всей истории христианской церкви. Возьмём для примера время около Стоглавого собора. «Попы и церковные причётники в церкви всегда пьяны, и без страха стоят, и бранятся, и всякие речи неподобные всегда изо уст их исходят, и миряне, зря на их бесчиние, гибнут, такоже творят. Попы же в церквах бьются и дерутся промеж себя, в монастырях такое же бесчиние творится» (Стоглава, лист 5, вопрос 22. По казанскому изданию 1887 года с.33). Мельников говорил только о том, что некоторые священники пьянствуют в кабаках, и указал один случай драки священнослужителей в алтаре; а в то время подобные проступки были всегда, то есть были обычными, как обычно было развито и пьянство. Далее Стоглав говорит: «Еже повелѣваютъ отцы святіи пити по чаши, или по двѣ, или по три, сего мы ниже слышати хощемъ, ниже вѣдаемъ мѣру чашъ онѣхъ, то познати ниже помнити множицею даже и до облеванія и тогда перестанетъ пити» (глава 52, с.119). По старообрядческой логике обязательно бы следовало из-за таких бесчинников прервать общение с святой церковью, но, однако, почему-то и они говорят, что во времена Стоглава, не взирая на пьянственное житие священников, благочестие на Руси процветало. Это показывает только «непостоянство их: поскольку они никогда в словесех не стоят», как и еретики (Василий Великий, книга 3, послание 241), а «идѣже бо нѣсть истины, тамо ни твердости» (Маргарит, лист 486).

Нашим обвинителям, очевидно, нравится «Отчёт» Мельникова. Что ж? Согласимся и мы, что Мельников писал «правду без прикладу». В таком случае долг справедливости требует проследить дальнейшее суждение Мельникова о самом расколе, существование которого он относит «к порождению грубости и невежества, и что он (раскол) должен со временем уничтожиться, когда просвещение проникнет в низшие слои народа» (с.222). Не одобряет он и фарисейское лицемерие в расколе. «Русский раскольник, – пишет он, – если он занял почему-либо видное место в кругу сектаторов, отличается ханжеством и лицемерием... Каждый час, каждую минуту скитский раскольник лицемерит, живёт обманом, с малолетства до преклонной старости ходит в личине» (с.130). Для чего же это делается? Для того, чтобы соблазнять, обманывать простой народ. «Они (вожди раскола) смиряются и благоговейно молятся на глазах богатых раскольников, чтобы выманить от них больше денег. Они помогают бедному крестьянину, чтобы сделать из него дарового работника. Под личиной мнимых добродетелей, в скитах скрывается ненасытная алчность к деньгам, своеволие, праздность, пьянство и разврат. Корыстолюбие внушило старухам (игуменьям) мысль набирать девочек, учить их грамоте и расколу и, когда они достигнут 16 или 17 лет, отравлять в канонницы на подвиги лицемерия и разврата; за такие подвиги своих воспитанниц они получают от богатых раскольников деньги» (с.134–135). «С праздностью неразлучны пьянство и разврат, и они в сильной степени господствуют в скитах. В Комарове одна игуменья пропила обитель... Степень разврата в скитах видна из именных списков оставшихся в скитах раскольниц: в них то и дело встречаются заимствованные из ревизских сказок слова „незаконнорождённая дочь“. Например, в Олоневском ските, при 96 именах, 19 раз упоминается о незаконных рождениях, а о настоятельнице обители Никанориной говорится так: „Она незаконнорождённая дочь умершей игуменьи этой обители, Никаноры, и у неё самой есть две незаконнорождённые дочери Анна и Харитина, из которых первая уже родила незаконнорождённую дочь, а другая, как слышно, родит в нынешнем году“» (с.136). Такова нравственность скитских подвижников. Не лучше она и у австрийских «владык». «Из них двое находятся под запрещением: Софроний за святокупство, Панфутий за то, что на Кузнецком мосту своей приятельнице бурнус покупал» (с.260)³¹⁷.

После таких ярких примеров раскольнической нравственности, приведённых Мельниковым же, старообрядцам ли бросать камень в православное духовенство? Им ли вынимать сучок из чужого глаза?

Но довольно об этом!

Лучше познакомим наших обвинителей с возникновением австрийской иерархии в описании того же Мельникова. И прежде всего укажем на следующие его слова: «Бог знает, заумствовался ли Павел (главный деятель по основанию раскольнической митрополии), с умыслом ли он сделал дело, ничем не извинительное, но, переправляя возвращённый правительством Устав, он внёс в него богословие, в котором коснулся самых главных догматов христианства и изложил их еретически. Именно, он провёл мысль, что до сотворения мира существовал один Бог-Отец, пребывающий в молчании, имея Сына, Слово Божие, только во уме своём. Когда же изрёк: „Да будутъ вѣцы“, это слово осуществилось во втором Лице Святой Троицы, выйдя из ума Бога; в то же время Бог-Отец отрыгнул от сердца своего Дух Святый, и сбылось сказанное пророком: „Изъ чрева прежде денницы родихъ Тя“. Следовательно, второе и третье Лица Святой Троицы небезначальны» (с.250–251). Этот Устав служит основанием белокриницкой иерархии, разрешённой австрийским правительством. И митрополит Амвросий при переходе в раскол обязался подчиняться этому Уставу, следовательно, принять и это еретическое учение. Если в основу белокриницкой иерархии положена ересь, то всякому понятно, что основание этой иерархии построено не на камени, а на песце. Но послушаем, что скажет нам ещё Мельников.

«Учреждение белокриницкой митрополии, – говорит он, – было делом: 1) поляков, оставивших наши пределы после революции 1831 года, 2) австрийских государственных людей, католического и униатского духовенства (в отмщение за воссоединение униатов) и эрцгерцога Людовика, 3) русских государственных людей, графа Бенкендорфа (человек не русский и лютеранин) и князя Паскевича, действовавших, вероятно, по непониманию того, что они делали» (с.239–240). Итак, по свидетельству Мельникова, австрийская иерархия обязана своим появлением в 1846 году полякам, католическому духовенству и лютеранину Бенкендорфу. Мельников, на основании добытых им данных, повествует далее так: «В 1839 году у нас воссоединены униаты. Униатский митрополит в Австрии Михаил Левицкий, не без ведома папы римского, подал буковинским липованам, между которыми уже бродила занесённая из России мысль о епископе, совет, чтобы они обратились к австрийскому правительству с просьбой об учреждении раскольничьего митрополита. Он составил им программу действий и обнадёжил в покровительстве сильных лиц. Это была месть за воссоединение униатов» (с.244).

«При тайном содействии католического высшего духовенства, лиц высшего венского круга, даже некоторых дам, валдайский ямщик (Пётр Великодворский – Павел) и крыловский мещанин (Алимпий Зверев или Милорадов) проникли в министерские кабинеты, представлялись эрцгерцогу Райнеру и самому императору Фердинанду» (с.250). Этому делу немало способствовали раскольникам, по научению иезуитов, католички графиня Стадион и княгиня Меттерних. Вот как описывает это Мельников. «Хороший был салон графини Стадион в Вене, блестящий был салон княгини Меттерних. В этих салонах, около 1843 года, с чрезвычайной предупредительностью, как дорогие гости, приняты были мещанин посада Крылова Алимпий Зверев-Милорадов и валдайский ямщик Пётр Великодворский (инок Павел). Алимпий, не нуждаясь в вилке и ноже, ел руками, постоянно пьяный человек, который, живя в Белой Кринице, никогда не возвращался домой без синяков и редко без окровавленного лица, имеющий привычку сморкаться выстрелами в сторону, посредством прижимания пальцев противоположенной ноздри; подобный человек в салоне княгини Меттерних! Дело объясняется преданностью графини и княгини католической церкви и влиянию на них иезуитов» (с.242).

«И римский двор, как говорят, мстя за униатов, принимал участие в деле образования раскольнической иерархии... Из письма Аркадия Славского к митрополиту Кириллу белокриницкому из Константинополя от 3 октября 1858 года видно, что раскольники и в то время рассчитывали на папу» (с.245). Факты, описанные Мельниковым, которому старообрядцы доверяют, наводят на грустные мысли о происхождении австрийской иерархии, обязанной своим существованием, благодаря стараниям инородцев, хлопотавших за них с единственной целью принести вред России.

В заключение сделаем вывод: в основу церкви Христовой легло учение Христа Спасителя, святых апостолов и пророков (Еф.2:20), а в основу австрийской церкви – арианское еретическое учение инока Павла о подлетном рождении Сына Божия, и македонианское – об исхождении Духа Святого.

В деле утверждения и распространения Христовой веры помогал Сам Бог: «Богу споспешствующему», – писали апостолы, – а в деле утверждения австрийской общины помогали иезуиты во главе с папой римским, лютеранин Бенкендорф и католические женщины. Святые апостолы всегда призывали на помощь себе Господа Бога и у Него искали защиты, а австрийские мнимые епископы (Аркадий Славский) – у еретика, папы римского. Вот древо, от которого произошли плоды австрийской лже-иерархии³¹⁸.

По мнению старообрядцев, правильное, по их выражению истовое, изображение крестного знамения будет только тогда, когда прикосновение пальцев будет слышно «не точию на платье, но и на теле» Такое изображение действительно будет правильным; особенно духовенство должно подавать в том добрый пример, дабы не давать повода к соблазну. Однако, если кто при изображении крестного знамения и не донесёт руки до плеч, а только на груди крестообразно, но со вниманием себя знаменует, тот также истово изображает знамение креста. Сила и святость честного креста, с благоговением воображаемого, как великого так и малого – одинакова, свидетельством чему служат слова святого Иоанна Златоуста; «Аще кто на челѣ крестъ вообразитъ (ясно, что крест малый), не могутъ близъ того стати нечистыя духи... Ниже бо просто перстомъ начертати его подобаетъ, но первѣе произволеніемъ со многою вѣрою: и аще сице вообразиши его зрѣнію, никто близъ тебе стати можетъ отъ нечистыхъ духовъ» (Беседа Златоуста на Мф., нравоучение 54). И святой Ефрем Сирин, повелевая полагать знамение креста по всем удам нашим, – на челе, на персях, и на устах, говорит: «сего бо видяще, противные силы потаившеся отбѣгнутъ» (книга Ефрема Сирина, Слово 108, лист 262 об.).

Таким образом, не истовым крестное знамение будет тогда, когда оно совершается небрежно и не подобно кресту и главное без внутреннего расположения молящегося, что видит и судит только один Бог: ты же кто еси судяй чуждему рабу?!..

Старообрядцы упрекают православных за неточное исполнение устава о службах. Православная церковь не одобряет опущений, но всегда вменяет в непременную обязанность духовенству следовать указаниям устава: петь и читать отчётливо и совершать служение благоговейно, а нерадивых в том наказывает. Не должно, впрочем, забывать, что уставы, принятые у нас в приходских церквах, имеют главным образом в виду служение монастырское, а потому не всегда могут быть выполнены в приходских церквах, служители которых иногда бывают обременены посторонними приходскими религиозными нуждами. Пропуски в службах, по свидетельству Стоглавого собора, были и в древности. «Кромѣ божественнаго устава, – говорится в Стоглаве, – многіе церковные чины не сполна совершаются, не по священнымъ правиламъ и не по уставу. Многія церкви стоятъ пусты безъ пѣния... Попы же по своимъ церквамъ поютъ безчинно» (Стоглав, глава 5, вопросы 1, 7, 22). Однако из-за этого никто не отделялся от церкви и не считал её неправославной. Впрочем, менее всего пристало говорить раскольникам об исполнении устава. У беспоповцев службы совершаются по своему измышлению³¹⁹, а поповцы сами жаловались своему «Духовному Совету», что церковные службы у нынешних старообрядцев отправляются «безвременно и ускоренно, поют и читают небрежно, оставляют поучение, благословение хлебов и маслопомазание» (см. Братское слово, 1889 год, т.1, с.657).

Старообрядцы обвиняют православных за партесное пение, сопровождаемое «движеніемъ всея плоти, покиваніемъ главы и помаваніемъ рукъ» (Поморские ответы, ответ 50, статья 22), основывая своё обвинение на 75 правиле VI Вселенского Собора, где запрещается «безчинный вопль поющихъ въ церкви». Того же требует и Устав православной церкви, которым требуется «пѣти благочинно» (глава 28). Но иное дело бесчинный вопль и иное – различие напевов, каковые существуют из древности. Есть напев осмогласный, иначе называемый столповым; древние обиходы показывают напевы болгарский, тихвинский и кириллов. Было трёхстрочное демественное пение, что тоже партесное, каковое вводилось на Руси при великом князе Ярославе прибывшими троими греческими певцами и названное нашими предками «ангелоподобнымъ сладкогласованіемъ» (Степенная книга, 1, с.224). И во времена Златоуста пение было изменяемо. Так, когда ариане своим приятным напевом стали увлекать в свою ересь многих православных, то и святой Златоуст завёл у себя такое же пение. Святой Василий Великий, во времена которого происходили споры из-за различия пения, писал о раздорниках: «Если вопрошают их о вине неукротимой и непримиримой сея брани, они ответствуют, что псалмы и образ песнопения по обычаю, у вас содержимому, переменены, и иное сему подобное, чего надлежало бы им стыдится» (у Озерского часть 1, с.266). Стыдно и старообрядцам упрекать православных за партесное пение. Ни в каких книгах нет запрещения управлять хором певцов. Управитель хора, или регент, подобно канонарху, даёт напев певцам для согласного пения. Наконец, если бы даже партесное пение было действительно нехорошее, неблагочинное, то и в таком случае ревнителям мнимой старины не следовало бы удаляться по этой причине от православной церкви. В древней православной церкви иные певали бесчинно «с воплем, со движением всея плоти, помаванием главы, плесканием рук, попиранием ног; поющии же глас или отончевали и возносили, или одебелевали, или велий вопль испущали» (Потребник иноческий и мирской 1639 года, лист 88; ср. Книга о вере, лист 144 об.; Маргарит, лист 180 и 184), но верные из-за сего не отделялись от церкви.

По мнению старообрядцев, со времени патриарха Никона, православные иконописцы пишут иконы «от своего смышления; вид плоти Христа и прочих святых одебелевают и во всем уподобляются латинским и фряжским» (Поморские ответы, ответ 50, статья 20) и Божию Матерь откровенной главой пишут.

Разбор. Нельзя отрицать того, что не все иконы у православных написаны правильно, но обвинять за это всю церковь отнюдь не следует, потому что она не только не одобряет неправильно написанных икон, но и прямо запрещает к употреблению, а самих иконописцев подвергает взысканиям (см. Указы Святейшего Синода 1722 года 11 октября, 1760 года 21 июня, 1767 года 4 августа). Седьмой Вселенский Собор, установив иконопочитание, не сказал, однако, о том, что иконы должно писать по одному способу; не сделал и такого постановления, что в случае некоторой неточности изображения на какой-либо иконе, этой иконе не кланяться. И собор мудро поступил, не сделав такого постановления: ибо и царские изображения за некоторую неточность не лишаются чести, лишь бы только они были достойно царскому величеству изображены. То же должно сказать и о святых иконах. В древние времена церкви Христовой святые апостолы, родом евреи, у греков изображались более похожими на греков, у грузин – на грузинцев, у русских – на русских, почему опытные люди и узнают, где написана та или другая старинная икона. У нас в России издревле существовали различные пошибы или стили: корсунский, новогородский, московский, строгановский, разнящиеся друг от друга не только цветом красок, но и особенным способом всего изображения. И однако же всем этим иконам в нашей древлеправославной церкви православные христиане покланялись, и никто из них не поднимал вопроса, вполне ли они сходны с первообразом, а наблюдали только, чтобы священные лица были благоговейно изображаемы. Православная церковь сама не любит одебеления святых лиц, но не запрещает всякой красоты в лице Спасителя, Богоматери и святых, потому что несправедливо было бы изображать всех святых с сухими, отцветшими лицами, когда некоторые из них умерли в цвете лет. Наконец, неправильности в иконописании были и в древности, например, во времена Стоглавого собора (глава 43); однако никто из-за этого не отделялся от церкви и не обвинял её в еретичестве. Когда при патриархе Никоне стали входить в употребление иконы, писанные по западным образцам, то он со всей силой вооружился против них (История русской церкви митрополита Макария, т.XII, с.170–172).

«В Номоканоне писано, – замечают раскольники православным, – аще кто не постится в среду и пяток, да будет проклят, а у вас многие не постятся».

Разбор. Правда, некоторые (но не все) из православных не постятся, но это не значит, что они не постятся с разрешения церкви, которая не только не одобряет этого, но строго осуждает и за нарушение поста в 85 правиле новопечатного Требника налагает такое запрещение: «Ядый сыръ или яйца въ великую четыредесятницу, или въ среду или пятокъ, лѣта два да не причастится». Но могут быть случаи несоблюдения поста из-за болезненной немощи, но эти случаи и не осуждаются строго, как показывает 69 апостольское правило, в котором говорится: «Аще который епископъ, или пресвитеръ, или діаконъ, или иподіаконъ, или чтецъ, или пѣвецъ въ 40 дней, сирѣчь въ великій постъ не постится, и во все лѣто во всякіе среды и пятки, да изверженъ будетъ, токмо аще не пакоститъ ему тѣлесная болезнь; немощному бо прощено есть по силѣ вкушати масла и вина». А в дониконовское время было и своевольное нарушение постов, как среди мирян, так и среди духовенства: «не точію мирстіи, – свидетельствует Книга о вере, – но и духовніи преданные посты своевольнѣ разоряше» (лист 130). И никто из предков не думал тогда укорять в этом других, или отделяться из-за этого от церкви. Они помнили наставление апостола: «Ꙗ҆ды́й не ꙗ҆дꙋ́щагѡ да не ᲂу҆корѧ́етъ: и҆ не ꙗ҆ды́й ꙗ҆дꙋ́щагѡ да не ѡ҆сꙋжда́етъ: бг҃ъ бо є҆го̀ прїѧ́тъ. Ты̀ кто̀ є҆сѝ сꙋдѧ́й чꙋжде́мꙋ рабꙋ̀; Своемꙋ̀ гдⷭ҇еви стои́тъ, и҆лѝ па́даетъ. Ста́нетъ же, си́ленъ бо є҆́сть бг҃ъ поста́вити є҆го̀… Нѣ́сть бо црⷭ҇тво бж҃їе бра́шно и҆ питїѐ, но пра́вда и҆ ми́ръ и҆ ра́дость ѡ҆ дс҃ѣ ст҃ѣ» (Рим.14:3, 4, 17). И фарисей громко проповедовал о своём посте, ещё громче (как и раскольники) порицая других: «бж҃е, хвалꙋ̀ тебѣ̀ воздаю̀, ꙗ҆́кѡ нѣ́смь ꙗ҆́коже про́чїи человѣ́цы... пощꙋ́сѧ двакра́ты въ сꙋббѡ́тꙋ, десѧти́нꙋ даю̀ всегѡ̀ є҆ли́кѡ притѧжꙋ̀». Пост и милостыня, как оказывается, были и у фарисея, но не было у него только смирения. За это он и был осуждён Христом, а презираемый им смиренный мытарь оправдан (Лк.18:10–14). Обвиняя православных в нарушении поста, сами старообрядцы понимают его неправильно. Они силу поста разумеют только в воздержании от скоромной пищи. Но Господь, поставляя пост самым важным средством для отгнания от себя силы вражией (Мк.9:29), не придавал никакого значения одному посту наружному, считая пост внутренний – чистоту сердечную – выше всего: ꙗ҆́кѡ всѧ́ко, є҆́же вхо́дитъ во ᲂу҆ста̀, во чре́во вмѣща́етсѧ и҆ а҆федрѡ́номъ и҆схо́дитъ; и҆сходѧ̑щаѧ же и҆зо ᲂу҆́стъ, ѿ се́рдца и҆схо́дѧтъ, и҆ та̑ сквернѧ́тъ человѣ́ка (Мф.15:17–18). Господь строго воспрещал трубить о своём посте, выставлять его подобно фарисею на показ, а завещал поститься так: Є҆гда́ же постите́сѧ, не бꙋ́дите ꙗ҆́коже лицемѣ́ри сѣ́тꙋюще: помрача́ютъ бо ли́ца своѧ̑, ꙗ҆́кѡ да ꙗ҆вѧ́тсѧ человѣ́кѡмъ постѧ́щесѧ... Ты́ же постѧ́сѧ пома́жи главꙋ̀ твою̀, и҆ лицѐ твоѐ ᲂу҆мы́й, ꙗ҆́кѡ да не ꙗ҆ви́шисѧ человѣ́кѡмъ постѧ́сѧ, но ѻ҆ц҃ꙋ̀ твоемꙋ̀, и҆́же въ та́йнѣ (Мф.6:16–18). «Не говори мне, – учит святой Златоуст, – что ты столько-то дней постился, не ел того или другого, не пил вина, ходил в рубище, но скажи нам: сделался ли ты из гневливого тих, из жестокого благосклонен и так далее. Если ты исполнен злобой, для чего тебе истощать плоть? Если душа – госпожа тела заблуждает в тебе, то для чего наказываешь раба его – чрево?» (Беседа 72 о посте и молитве). «Кто вина не пьёт, – говорит тот же святой отец, – и мяса не ест, пусть не гордится этим; он не сделал ещё ничего больше того, что делает животное; ибо никакое из домашних животных не ест мяса и вина не пьёт. Если я от хлеба воздержусь, но не воздержусь от гнева, то я уже не человек, а зверь, потому что зверь хлеба не ест, но ест плоть... Не то благо и достохвально, чтобы мяса не есть и вина не пить, но чтобы злобы не держать на ближнего» (Маргарит, лист 557 об.; см. ещё свидетельства у Озерского часть 1, с.280). Так учила и учит о посте святая церковь. «Отъ брашенъ постящися, душе моя, – слышим мы в церковной песни, – и отъ страстей не очистившися, всуе радуешися неяденіемъ, яко злымъ демономъ уподобишися, николиже ядущимъ» (стихира в первую неделю Великого поста). Святой Игнатий Богоносец поучает: «всякъ глаголяй, кромѣ повелѣнныхъ, аще и достовѣренъ будетъ, аще и поститъ, аще и дѣвствуетъ... волкъ тебѣ да мнится въ овчей кожи, овцамъ пагубу содѣвающъ» (послание к Ирону; у Озерского часть 1, с.261). Старообрядцы именно учат «кромѣ повелѣнныхъ», возлагая всю надежду на одну внешность, и подобно древним законникам, взяв ключ разумения, сами не входят (в Царствие Божие) и другим возбраняют (Лк.11:52).

Раскольники обвиняют ещё духовенство в корыстолюбии, но не справедливо. Даяния, коими пользуется духовенство за свой труд от прихожан, указаны самим Богом ещё в Ветхом Завете. Он Сам и повелевает платить служителям слова Божия всякимъ добромъ: и пищей, и одеждой, и плодами, и деньгами. (Чисел глава 18; Второзакония глава 18). Господь Иисус Христос этот способ содержания духовенства одобрил. Исцелив прокажённого и обязав его не разглашать никому об исцелении, Он сказал ему: ше́дъ покажи́сѧ і҆ере́ови и҆ принесѝ да́ръ, є҆го́же повелѣ̀ въ зако́нѣ мѡѷсе́й (Мф.8:4). Следовательно, повеление это остаётся в силе и в новозаветное время. Правда, закон христианский – закон свободы, но эту свободу нельзя понимать так, что будто бы духовенство должно служить без всякого вознаграждения за труд. Напротив, эта свобода требует от нас любовного повиновения. «Хотя к свободе призваны вы, братия, – учит апостол Павел, – только бы свобода ваша не была поводом к угождению плоти: но любовию служите друг другу» (Гал.5:13). Посему тот же апостол повелевает: «Наставляемый словом, делись всяким добром с наставляющим» (Гал.6:6). Здесь, как и в Ветхом Завете, находим такое же повеление, чтобы наставляемый делился с наставляющим всяким добром. И такое повеление имеет основанием слово Господне, по которому «трудящийся достоин награды» (Лк.10:7); что и подтверждает апостол Павел: Та́кѡ и҆ гдⷭ҇ь повелѣ̀ проповѣ́дающымъ бл҃говѣ́стїе ѿ бл҃говѣ́стїѧ жи́ти. А҆́ще мы̀ дꙋхѡ́внаѧ сѣ́ѧхомъ ва́мъ, вели́ко ли, а҆́ще мы̀ ва̑ша тѣлє́снаѧ по́жнемъ; (1Кор.9:14, 11). Разве до патриарха Никона священники ничего не получали за свой пастырский труд; разве не имели они тогда власти «ясти и пити»? (1Кор.9:3–10). Конечно имели. При Грозном было узаконено платить за первый брак алтын, за 2-й два алтына, за 3 – четыре (Стоглав, глава 46), за освящение церкви и молебен третью часть приношения и полуполтину (глава 47). Цареградский патриарх Антоний в своё время назвал «злыми словесы окаянными» подобную же проповедь еретиков стригольников, которые, как и нынешние раскольники, смущают простой народ, что священники «взимаютъ отъ нихъ злато и сребро и порты отъ живыхъ и мертвыхъ» (послание его см. у Озерского часть 1, с.146).

Итак, Писание свидетельствует, что пастыри церкви должны получать вознаграждение за свой труд, но сколько? Это предоставляется на совесть каждого. Определённой платы за требоисправление не существует; вот поэтому и обвиняют духовенство в корыстолюбии, полагая, что оно берёт лишнее. Думает так и тот, с кого берут за брак 10–15 рублей, равно как и тот, с кого 4–5 и даже 1 рубль. Одни думают, что священник, взимающий 30–40 копеек за молебен, берёт лишнее (значит – он корыстолюбив), ибо, по их мнению, довольно бы и 20 копеек; другие думают, что и 20 много, можно бы и за 10 копеек; третьим и эта сумма кажется велика, почему-де не довольствоваться и 5 копейками; есть, наконец, и такие, которым и 5 копеек кажется многим (значит, и по их мнению, корыстолюбив), почему бы и не даром. Впрочем, много трудов несёт духовенство и даром. Разве не бесплатно, например, совершается исповедь и причащение тысяч прихожан в течение Великого поста, разве не бесплатно пастыри едут по первому зову днём и ночью в метель и распутицу за целые десятки вёрст напутствовать умирающего, да ещё заразительными болезнями! Разве не бесплатно они занимаются обучением в школах детей своих прихожан, влагая в это дело силы свои, здоровье, а иногда и материальные средства? Между тем как в Ветхом Завете даже за приношение жертв жрецам назначалась самим Богом значительная плата. И҆ се́й сꙋ́дъ жерцє́въ, ꙗ҆̀же ѿ люді́й, ѿ приносѧ́щихъ жє́ртвы, а҆́ще тельца̀, а҆́ще ѻ҆́вцꙋ: и҆ да́си жерцꙋ̀ ра́мо, и҆ чє́люсти, и҆ ᲂу҆тро́бꙋ: и҆ нача́тки пшени́цы твоеѧ̀ и҆ вїна̀ твоегѡ̀ и҆ є҆ле́а твоегѡ̀, и҆ нача́токъ стриже́нїѧ ѻ҆ве́цъ твои́хъ да да́си є҆мꙋ̀ (Втор.18:3–4). – «Помысли, – говорит святой Златоуст, – елика іудеи даяху десятины, начатки, паки десятины, и паки иные десятины, и паки иные тринадесятины и сиклу: и ничтоже глаголаше, яко многая свѣдаютъ... Не глаголаху многая пріемлютъ, объядаются, яже нынѣ слышу глаголющихъ нѣкіихъ. И зиждуще убо домы и села купующе ничтоже мнятся имѣти. Аще же мы кто отъ священниковъ въ свѣтлѣйшую ризу облечется, или нужныя удовлится пищи, или служащаго имать, богатство вещь полагаютъ... Аще ты далъ еси, почто порицаеши? Мзду погубилъ еси о тѣхъ, яже далъ еси порицая. Не достоитъ даяти, аще имѣлъ еси порицати. Лютейшая есть вещь, яко ниже даяй порицаеши о тѣхъ, яже инъ творитъ благо» (Беседа на 14 посланий, с.1955–1956). Сами раскольники никогда никому ничего не давали, а так ожесточённо порицают духовенство за то, что оно пользуется даянием от прихожан. Самым низким, самым неблагонамеренным делом – «лютѣйшая есть вещь» – считался этот поступок ещё полторы тысячи лет тому назад.

По мнению старообрядцев православному христианину не должно сообщаться с иноверными в пище, питии и молении. Не соблюдающих этого требования они осуждают в «мирщении». Православная церковь не возбраняет есть и пить вместе с неверными на основании апостольского учения: А҆́ще ли кто̀ ѿ невѣ́рныхъ призыва́етъ вы̀, и҆ хо́щете и҆тѝ, всѐ предлага́емое ва́мъ ꙗ҆ди́те, ничто́же сꙋмнѧ́щесѧ, за со́вѣсть (1Кор.10:27). Святой Златоуст так объясняет эти слова: «Зри паки умѣреніе, не бо повелѣ и законоположи отходити, ниже возбрани, отшедшія паки свобождаетъ всякаго зазора» (Беседа на 14 посланий, с.830; у Озерского часть 2, с.520). Согласно учению апостола и толкованию учителя церкви и поступает наша православная церковь: она и не законополагает, и не возбраняет есть с неверными. Посему старообрядцы, зазирая православных и всю церковь за общение с неверными, обнаруживают неразумную строгость и уподобляют себя древним жидам, которые укоряли Христа за то, что он ел и пил с мытарями и грешниками (Мф.11:19). Не поступают ли и они по преданию своих отцов уча учением человеческим, а не по Христу?

Первое. Общение с иноверными, – говорят они, – в молитве запрещено 10, 11 и 45 правилами святых апостол.

Разбор. В этих правилах запрещается не просто молиться в их присутствии, а совершать совместное с ними моление, как это можно понять из толкования на 11-е апостольское правило. «Аще кто молится, рекше, аще служитъ пресвитеръ въ церкви съ презвитеромъ, егоже епископъ изверже изъ сана, да отверженъ будетъ и самъ» (Кормчая, лист 3). Православная церковь еретиков до священнослужения и не допускает. А вход неверным в православные храмы и пребывание их там до возгласа: «оглашеніи изыдите» никогда не возбранялся, в противном случае для них был бы заграждён вход к обращению в православие, как не узнали бы истинной веры и послы князя Владимира, если бы не были допущены в храм слушать греческое богослужение.

Второе. Святой Златоуст, – возражают старообрядцы, – в книге Маргарит, во 2-м Слове, запрещает сообщаться с еретиками, и приводят в доказательство слова апостола Павла: не можете пити чашу Господню и чашу бесовскую.

Разбор. Святой Златоуст и другие толкователи разумеют под чашей Господней – чашу Крови Христовой, а под чашей бесовской – идоложертвенное (толковый Апостол, лист 546 об.–547).

По мнению старообрядцев, брадобритие есть обычай еретический; в доказательство своей мысли они приводят из «Кормчей книги» правило, приписываемое иеромонаху Студийского монастыря Никите Стифату, жившему в одиннадцатом столетии, где говорится: «не писано ли есть въ законѣ: не постригайте брадъ вашихъ, се бо женамъ лѣпо, мужемъ же неподобно, создавый Бог судилъ есть, Моѵсеови бо рече: постризало да не взыдетъ на брады ваша, се бо мерзко есть Господеви: ибо отъ Константина царя Ковалина и еретика суща се узаконено есть» (Кормчая, лист 388 об.)³²⁰.

Разбор. Правило это основано на ветхозаветном законе и не обязательно для христиан, потому что на апостольском соборе обрядовый закон Моисеев был отменен (Деян.15:20–29), это во-первых. А во-вторых, и потому, что законоположение монаха Стифата не каноническое, как есть канонические послания некоторых святых отцов, да и сам он не причислен к лику святых. В разбираемом правиле слова из закона Моисеева приведены не вполне точно, там говорится: Не сотвори́те ѡ҆бстриже́нїѧ крꙋго́мъ ѿ вла̑съ гла́въ ва́шихъ, нижѐ брі́ете бра́дъ ва́шихъ (Лев.19:27). А следуя этому закону, не должно не только брить бороды, но и стричь волос, что противоречит словам апостол Павла: мꙋ́жъ ᲂу҆́бѡ а҆́ще власы̀ расти́тъ, безче́стїе є҆мꙋ̀ є҆́сть (1Кор.11:14). Да и в Ветхом Завете брадобритие не безусловно воспрещалось, но даже предписывалось, как, например, перед посвящением левитов для служения Богу. да взы́детъ бри́тва на всѐ тѣ́ло и҆́хъ (левитов), – говорится в ветхозаветном законе (Чис.8:7). После очищения от проказы: «ѡ҆брі́ютсѧ всѝ власы̀ є҆гѡ̀ (прокажённого), глава̀ є҆гѡ̀ и҆ брада̀ и҆ брѡ́ви, и҆ всѧ́къ вла́съ є҆гѡ̀ да ѡ҆брі́етсѧ» (Лев.14:9). А пророку Иезекиилю Сам Бог повелел обрезать волосы на голове и бороде (Иез.5:1). Наконец, из истории не видно, что брадобритие узаконено Константином Ковалином (VIII века). Напротив, по свидетельству историка Георгия Кедрина, брили бороду римские императоры православные: Маврикий (VI века) и Ираклий (VII века) (см. у Озерского часть 2, с.548–549); император Феодосий Великий (IV века) на современном ему диске-блюде также изображён с бритой бородой (издание Прохорова «Христианские древности» за 1862 год, книга VI, рис.4). С IX же века в требники греческой церкви даже было внесено особое чиноположение с молитвами на первое пострижение бороды у юношей, переходящих в мужеский возраст (историка Гоара «Евхология», с.378). В России обычай брадобрития существовал так же с незапамятных времён. «Не вѣмъ како и откуда въ сицевой народъ православія и велицей Россіи еретическій недугъ (брадобритие) привниде», – говорится в служебнике, напечатанном при патриархе Иосифе (лист 621). Долгое время этого обычая держались не только люди простые, но и «самодержавніи», – говорится в том же служебнике (лист 622). На портретах некоторые из русских князей и царей изображены с бритой бородой. О царе Василии Ивановиче из истории известно, что он, после бракосочетания с второй женой Еленой, брил себе бороду (История Карамзина; см. у Озерского часть 2, с.550). В первый раз брадобритие осуждается отцами Стоглавого собора, которые, запрещая брадобритие, утверждали, что будто бы «самъ Богъ Моисеови рече и святыя апостолы запретиша и святые отцы прокляша и отъ церкви таковыхъ отвергоша» (Стоглав, глава 40). Но ни апостолы, ни отцы VI Вселенского Собора, на 11-е правило которого сослался Стоглавый собор, ни слова не говорят о брадобритии, да и Моисей говорит: бритва да не взыдетъ на главу (Чис.6:5), а не на браду, и эти слова пророка Моисея относятся не ко всему народу, а только к назореям (Чис.6:2).

Особенно сильно восставали против брадобрития патриархи Филарет и Иосиф. Первый, очевидно, под влиянием чувства отвращения к полякам-католикам, у которых этот обычай господствовал во всех слоях общества, не выключая и духовенства. Этот-то латинский обычай «блудолюбиваго образа прелесть» и порицался патриархом Филаретом. В потребнике его даже говорится, что будто «посредствомъ брадобритія губятъ доброту Богомъ созданнаго образа, ею же добротой украси Богъ человѣка по своему образу и по подобію» (патриарх Филарет, лист 600). Но это несправедливо. Образ Божий заключается не в бороде и вообще не в теле человека, потому что Богъ есть Духъ (Ин.4:24), Который плоти и кости не имать (Лк.24:39), – а в способностях души человека (Большой катихизис, лист 156 об.; Кириллова книга, лист 423 об.). Если бы образ Божий состоял в бороде, то о безбородых мужчинах, женщинах и детях нельзя было бы сказать, что они сотворены по образу Божию.

В Служебнике второго говорится: «подвижемся о ереси сей (брадобритии)... о ней же въ ветхомъ завѣтѣ самъ Богъ Моисею отрече: да не бріете брадъ вашихъ... Явѣ убо есть, еже отречено и Богу не угодно. Но се нѣсть ли къ большему сраму и къ страху безстрашнымъ. Вправду убо по божественному Златоусту рещи: се есть церковная рать, и добрѣ убо яко глаголетъ много нѣкоего глаголюща: не можетъ мученическая кровь загладити сего грѣха» (Служебник 1647 года, лист 627). В действительности такого отзыва о важности бороды у святого Златоуста нет. Ссылка на него ложна. У святого Златоуста такой отзыв дан не о бреющих бороду, а об отделяющихся от святой церкви. Именно: «ничтоже тако раздражаетъ Бога, яко еже церкви раздѣлятися... ниже мученическая кровь можетъ загладити сего грѣха» (Беседа на 14 посланий, с.1692; ср. Книга о вере, лист 257 об.). Вот, по святому Златоусту, самый тяжкий грех, а не брадобритие.

Первое. Старообрядцы, в доказательство важности хранения бороды, указывают на святых литовских мучеников: Антония, Иоанна и Евстафия, утверждая, что они предпочли мученическую смерть, чем лишиться бороды, и за это святая церковь прославляет их (старопечатная Минея, 14 апреля).

Разбор. Правда, в стихирах, составленных в честь их, говорится, что будто бы они пострадали за бороды. Но это только доказывает, что стихиры писаны под влиянием предубеждения против бороды. Из жития этих мучеников, пострадавших в XIV столетии, видно, что бороды, равно как и волосы, которые они носили длинными, служили признаком, по которому литовский князь язычник Ольгерд узнал, что они христиане, равно их христианская жизнь обнаружилась и тем, что в постные дни они отказывались есть мясную пищу. Ольгерд принуждал их остричь волосы на голове и бороде и есть мясную пищу. Но мученики не согласились на то и «тако пострадаша». В стихирах говорится, что все три мученика не позволили брить у себя бороды, тогда как Евстафий, по молодости лет, и не имел ещё её, хотя в особой ему стихире (3-я на Господи воззвахъ) и он прославляется, как пострадавший за сохранение бороды. Странно было бы думать, что мученики Антоний, Иоанн и Евстафий прославляются святой церковью только за сохранение бороды, а не за твёрдое исповедание православной веры, пример чему святые великомученики Георгий Победоносец (†303) и Димитрий Солунский (†306), которые и брили бороды, будучи воинами, но одинаково причислены святой церковью к лику святых.

Одним из наиболее часто встречаемых между православными недостатков является курение табаку. Табак, по мнению раскольников, проклятая трава, выросшая из трупа блудницы, и кто его курит, тот из себя Святого Духа турит. Курение табаку – такой тяжкий грех, что с тяжестью его едва ли может сравняться какое-либо другое преступление. Поэтому курителей табаку ждёт самая горькая участь. Понятно после этого, с каким отвращением должны смотреть старообрядцы на курителей табаку. Между тем они нередко видят таких лиц не только между православными мирянами, но и духовенством. Вследствие этого ещё более ожесточаются в своей вражде к православному духовенству и к православной церкви и разражаются хулами и ругательствами против них. Но обвинять православную церковь за недостатки некоторых её членов несправедливо, тем более что она не одобряет, а напротив, старается искоренять пороки. Несправедливо также считать курение табаку ересью и называть табак травой проклятой. Никто как Господь создал в числе других трав и эту траву, без сомнения, на службу скотамъ и человѣкамъ (Быт.1:30). Было бы богопротивно признавать в диаволе творца какого-либо вещества. Ибо он есть только творец злобы.

Старообрядцы для подтверждения своего мнения о табаке ссылаются на слова апостола Павла: корень горести, выспрь прозябаяй (Евр.12:15), где под выражением «корень горести» будто бы следует разуметь табак, и на слова Книги о вере (лист 128), где табак будто бы называется бесовским. Но под корнем горести, по Толковому Апостолу, разумеется не табак, а всякий грех, производящий соблазн (лист 1033 об.). В Книге же о вере хотя, действительно, говорится: «при пьянствѣ и бѣсовская табака возниче», но здесь не табак называется бесовским, а страсть к табаку, потому что табак возник не при пьянстве, а при сотворении мира. Считая таким образом неправыми раскольников в их обвинениях против православной церкви за допущение курения табаку, нельзя не сознаться, что неправы и те, которые дают повод к этому обвинению, особенно духовенство. Они должны твёрдо помнить заповедь апостола: внимайте себѣ и всему стаду (Деян.20:28) и оставить свою дурную привычку, ради уважения к своему званию, особенно же из опасения соблазнить ближнего (Мф.18:6–8) и дать повод к хуле на церковь. Апостол Павел говорит о себе: а҆́ще бра́шно соблазнѧ́етъ бра́та моего̀, не и҆́мамъ ꙗ҆́сти мѧ́са во вѣ́ки, да не соблазню̀ бра́та моего̀ (1Кор.8:13). А здесь дело касается даже и не брашна (К.Плотников. «Руководство по обличению русского раскола». с.181).