Глава 1. Мирное десятилетие Абдалмалика

Административно-финансовые реформы Абдалмалика, начавшиеся около 696 г., знаменовали конец периода борьбы за власть и разброда в мусульманском обществе, но о мире приходится говорить только в самом общем плане, как об отсутствии военных действий в центре Халифата. На окраинах состояние войны было постоянным: кончалось подавление мятежей или сепаратистских выступлений – начинались завоевательные походы.

Заканчивая предыдущий том рассказом о реформах Абдалмалика, мы несколько опередили рассказ о ситуации на востоке Халифата, и сейчас придется вернуться несколько назад, ко времени непосредственно после победы ал-Мухаллаба б. Абу Суфры над хариджитами под Рамхурмузом (т. III, с. 272).

После этой победы весь Южный Иран к востоку от Казеруна все же оставался во власти хариджитов. В Фарсе распоряжался Катари б. Фуджа‘а, провозгласивший себя халифом, что подтверждает титул «амир верующих», сопровождающий его имя на монетах. Чеканку своей монеты – важнейший прокламационный акт любой новой власти – он начал в 69/688‒89 г., и продолжал довольно интенсивно в течение девяти лет. Полтора десятка его серебряных монет свидетельствуют не только о титуле, но и о примерном размере территории под его контролем – Ардашир Хварре (Истахр), Бишапур, Йезд, Дарабджерд, Таввадж.

За Дарабджердом начинались владения другого хариджитского вождя, Атийа б. ал-Асвада, изгнанного из Омана (т. III., с. 265). Чеканить свою монету он начал, видимо, в 70/689‒90 г. Она чеканилась в Джируфте, Хурмузде (?), Вардашире (Бардасире) и Хабидже. О взаимоотношениях между этими двумя вождями ничего не известно. На монетах Атийи титул «амир верующих» отсутствует, свидетельствуя о его меньших политических амбициях, но никаких признаков вассальной зависимости от Катари не имеется. Наконец, можно отметить, что вес большинства монет обоих правителей соответствует обычному стандарту арабо-сасанидских драхм – 3,7‒4·г., свидетельствуя о нормальном состоянии экономики этих областей.⁷

О том, что творилось на самой дальней восточной окраине Халифата, в Синде, ничего не известно. Синд был отрезан хариджитскими владениями, и связь с ним была возможна только по морю, из Омана или Басры.

Принимаясь за борьбу с хариджитами, ал-Хаджжадж не ограничился посылкой подкреплений ал-Мухаллабу, но сам встал со значительным войском в Рустукбаде для обеспечения тыла и необходимой помощи в экстренном случае.

Ал-Мухаллаб, продвинувшись в начале 695 г. до Казеруна, долго не мог сдвинуться с места. Ему противостояло не менее чем пятнадцатитысячное войско Катари, обеспечивавшееся ресурсами богатой области, а не разрозненные отряды религиозных фанатиков. Осторожный военачальник, ал-Мухаллаб не рисковал необдуманно углубляться во вражескую территорию. Это раздражало ал-Хаджжаджа, бесцельно терявшего время в Рустукбаде, и он требовал решительных действий.

Беспокойство ал-Хаджжаджа имело под собой веские основания. Для войны с хариджитами из Куфы и Басры были выведены лучшие воины. Остававшиеся в распоряжении наместников этих городов силы могли оказаться недостаточными в случае обострения обстановки. Особенно ненадежной была Басра, с пестрым по национальному составу населением, с многочисленным портовым людом. Пока ал-Хаджжадж стоял в Рустукбаде весной 694 г., некий хариджит из Бахрейна по имени Дауд б. ан-Ну‘ман поднял восстание на степном плато около Басры (Тафф ал-Басра), объявил себя халифом, а свою резиденцию назвал «Дар ал-хиджра». Впрочем, его претензии оказались значительно больше реальной силы – в первом же столкновении с отрядом конницы, посланным начальником полиции Басры, Дауд был разгромлен и убит.⁸

Опаснее оказалось восстание черных рабов, зинджей, работавших в именьях богатых басрийцев в округе ал-Фурат, севернее Басры. Его возглавил чернокожий раб, Рийан, прозванный его последователями за храбрость Шир-и Зинджи (перс. «Лев зинджей»). Его прозвище показывает, что в сельской местности по соседству с Басрой господствовал персидский язык. Он объявил себя амиром верующих, а свою жену «матерью верующих», как величали жен Мухаммада. Правитель рустака, Курз б. ас-Сулами не смог справиться с восставшими и бежал в Басру. К восставшим зинджам присоединилась городская беднота, рабочие порта, поденщики и уборщики улиц. Начальник полиции Басры Зийад б. Амр ал-Атаки послал на усмирение восставших своего сына, но тот погиб, а отряд разбежался.⁹

Существовала опасность, что восстание может перекинуться на Хузистан и образовать единый фронт с азракитами, хотя три претендента на халифство вряд ли сумели бы объединиться. Ал-Хаджжадж не мог оказать помощь Басре, так как сам оказался в критическом положении. Отмена прибавки к жалованью в размере 100 дирхемов (в год), установленной Мус‘абом б. аз-Зубайром, породила глухое недовольство в его войске, которое не утихло и после его обещания восстановить ее. Недовольство рядовых воинов, для которых эта прибавка много значила, использовала командная верхушка, когда убедилась, что новый наместник не идет на компромиссы и не собирается ей мирволить.

Ал-Хаджжадж был ненавистен как безродный выскочка. Никогда еще иракскими центрами не правил такой человек – не курайшит, не представитель исламской или племенной элиты. Даже жесткий правитель Зийад б. Абихи при всем его темном прошлом был более приемлемым представителем власти. Он рос вместе с Басрой, до наместничества лет двадцать ведал ее финансами, стал местным богачом – словом, во многих отношениях был своим человеком. А тут вдруг появился неведомый выходец из Таифа и сразу встал над всеми, мало того, не желал ни под кого подлаживаться. В отличие от пышно одетой иракской знати, он демонстративно носил простой черный плащ и черную чалму. В этой одежде простого воина он являлся и во дворец к ал-Валиду, где жена ал-Валида Умм Банин говорила: «Приятнее мне было бы видеть тебя беседующим с ангелом смерти, чем с ним».¹⁰ Как черный ворон в стае павлинов был он в своем лагере в Рустукбаде, суровый, непреклонный и ненавистный. Ему ничего не стоило сказать при всех завзятому франту ал-Хузайлу б. Имрану, недавнему компаньону и собутыльнику Бишра б. Марвана (см. т. III, с. 264, 271), щеголявшему в одежде, волочащейся по земле и явно неуместной в военном быту: «Подбери одежду!». Обидевшийся ал-Хузайл огрызнулся: «Таким, как я, амир, такого не говорят!». – «Нет, клянусь Аллахом, говорят и даже рубят головы».¹¹

Счет обидам, большим и малым, нарастал, и через полгода стояния в Рустукбаде, в раби II 76 г. (19.VІІ‒16.VІІІ.695 г.) недовольство вылилось в открытый мятеж. Поводом стал вопрос о той же надбавке в 100 дирхемов в год. На новое требование ал-Хаджжадж также ответил отказом. Командная верхушка собралась у Абдаллаха б. Джаруда и пришла к выводу, что терпеть ал-Хаджжаджа больше невозможно. Необходимо изгнать его из Ирака и просить Абдалмалика назначить другого наместника. А халиф им не откажет в этом, так как нуждается в них для борьбы с хариджитами. Присутствующие присягнули Ибн ал-Джаруду как вождю и даже составили соответствующий документ.

Ал-Хаджжадж узнал об этом и предпринял меры предосторожности: разделил расположения куфийцев и басрийцев, разместил между ними свою стражу (шурта) и перевез казнохранилище в свою ставку.

Неясно, сколько времени прошло между присягой заговорщиков и открытым мятежом, который вспыхнул в раби II 76 г.¹² Он начался с того, что Абдаллах б. ал-Джаруд поутру вывел в боевом порядке, со знаменами возглавляемую им группу абдалкайс. Его примеру последовали другие вожди. Абдаллах разрушил мост, соединявший ставку ал-Хаджжаджа с казнохранилищем, и завладел им. Ал-Хаджжадж оказался блокированным с небольшим числом личной гвардии, родственников и приближенных. Ал-Хаджжадж потребовал, чтобы Ибн Джаруд немедленно явился к нему с повинной, угрожая репрессиями родственникам. Тот ответил, что если ал-Хаджжадж добровольно не покинет свой пост, то будет изгнан силой. Ал-Хаджжадж отказался подчиниться. Тогда мятежное войско напало на его ставку, разграбило ее, были захвачены верховые животные и даже две его жены. Ал-Хаджжадж остался непреклонен и требовал, чтобы мятежники немедленно повинились. Видимо, он с оставшимися верными ему людьми укрылся в каком-то укреплении, иначе трудно понять, почему его не тронули во время разгрома ставки.

Один из предводителей мятежников, ал-Гадбан б. ал-Каб‘асар, посоветовал Ибн ал-Джаруду немедленно напасть на ал-Хаджжаджа, пока он беспомощен: «Поужинай козленком, пока он не позавтракал тобой». Тот ответил, что дело близится к вечеру и начинать сражение поздно, лучше отложить до утра.

В распоряжении ал-Хаджжаджа оказалась целая ночь, и он ее максимально использовал, не поддаваясь малодушным советам своего окружения. Вместо того, чтобы последовать совету начальника полиции Басры сдаться под гарантию безопасности (аман) и уехать к халифу, он начал индивидуальные переговоры с главами отдельных групп об их немедленной сдаче. Это могло казаться странным в его положении, но такая непреклонность заставляла некоторых задуматься. Ему помогло и аристократическое высокомерие вождей мятежников. Некий Аббад б. ал-Хусайн ал-Хабати присутствовал как равный при разговоре Абдаллаха б. ал-Джаруда с Абдаллахом б. Хакимом и ал-Хузайлом б. Имраном, и ему было сказано, что таким людям, как он, нечего делать, когда разговаривают о делах люди почтенные, Аббад оскорбился и с сотней своих воинов перешел к ал-Хаджжаджу. Это сразу изменило настроение в стане мятежников, колеблющиеся стали переходить на сторону наместника: за Аббадом последовал бахилит из Басры Кутайба б. Муслим с 30 воинами, а за ним – амиры более крупных отрядов. Когда наутро Ибн Джаруд решил напасть на ал-Хаджжаджа, тот уже располагал примерно равными с ним силами.¹³ После непродолжительной схватки Ибн Джаруд пал, пронзенный стрелами, его воины утратили боевой дух, и ал-Хаджжадж объявил, что все сложившие оружие будут помилованы, кроме зачинщиков мятежа. Бой тут же прекратился. Знатные мятежники поспешили бежать: кто поспешил в Сирию, искать защиты у халифа, кто – укрыться в дальних провинциях, Хорасане или Омане. Ал-Хузайл был схвачен и, несмотря на заступничество Аббада и Кутайбы, обезглавлен.

Несмотря на одержанную победу, ал-Хаджжадж не стал искушать судьбу, оставаясь в Рустукбаде, когда в Басре и Куфе подавление мятежа могло аукнуться более серьезными волнениями. К тому же требовалось расправиться с восстанием зинджей. Уход из Рустукбада резервной армии ослаблял позиции ал-Мухаллаба, поэтому ал-Хаджжадж приказал наместнику Исфахана Аттабу б. Бараке идти на помощь ал-Мухаллабу и взять на себя командование всеми куфийцами.¹⁴ Суть этого приказа заключалась в том, что Исфахан входил в зону, завоеванную куфийцами? и соответственно подчинялся Куфе, а ал-Мухаллаб был басрийцем? и действовал в областях, подчиненных Басре, и куфийцами мог командовать только по особому распоряжению, что не прибавляло бы симпатий куфийцев, да и амиру Исфахана было не очень приятно подчиняться басрийцу. На всякий случай ал-Хаджжадж оговорил в приказе, что пока военные действия будут вестись в зоне, подчиненной Басре, верховным командующим будет ал-Мухаллаб, а если перекинутся в куфийские районы, то командующим станет Аттаб – это в какой-то мере ослабляло горечь подчинения ал-Мухаллабу.

Вернувшись в Басру, ал-Хаджжадж выбранил басрийскую верхушку за трусость: «Ваши рабы и подметальщики восстали, а вы не можете с ними справиться!». Главам племенных объединений (ахмас) было приказано выделить определенное число воинов. Командовать этим войском был назначен правитель ал-Фурата Кураз б. Малик. Он вытеснил повстанцев из ал-Фурата в сторону Ахваза и добил их около Даврака. В этом бою погиб и «Лев Зинджей».¹⁵

А ал-Хаджжадж продолжал расправляться с руководителями мятежа. Одни из них подверглись аресту, другие поплатились имуществом. Конфискация коснулась даже имущества погибших в том бою. В частности конфисковано было поместье погибшего в бою Абдаллаха б. Анаса, сына сподвижника пророка, который, будучи девятилетним мальчиком, прислуживал ему во время похода к Бадру. Отец Абдаллаха, Анас б. Малик, пришел к ал-Хаджжаджу и обвинил его в беззаконии, тот обругал его старым бунтовщиком и прогнал. Анас пожаловался халифу, и Абдалмалик резко выговорил ал-Хаджжаджу в послании и велел впредь с уважением относиться к сподвижникам пророка (которых, заметим, к этому времени оставались считанные единицы). Ал-Хаджжаджу пришлось вернуть старику конфискованное имение сына.¹⁶

Ситуация в Басре была улажена, рабы приведены в повиновение. Зато в Северном Ираке возникла новая угроза.

Как мы рассказывали ранее (т. III, с. 273), в конце лета 695 г., когда ал-Хаджжадж был занят подавлением мятежа, на северной границе Ирака в районе Ханикина и Джалула появился отряд хариджитов, выбитых из Джазиры. Получив отпор в Ираке, они ушли к Мосулу, и там в сражении с правительственными войсками погиб их предводитель Салих. Отряд возглавил его помощник Шабиб б. Йазид, который снова повел свой отряд в Ирак, начав с набега на собственных соплеменников бану шайбан где-то в среднем течении Диялы с целью увезти от них свою мать. Согласно хариджитскому информатору при этом Шабиб с 12 спутниками обратил в бегство 3000 бану шайбан. Подобная тенденциозность, заставлявшая участников его походов преуменьшать собственные силы и преувеличивать число врагов, характеризует всю информацию с хариджитской стороны, поэтому нет нужды в дальнейшем оговаривать это обстоятельство.

Шабиб принадлежал к умеренному суфритскому крылу хариджитского движения. Суфриты не считали, как азракиты, мусульман, не разделявших их взгляды, врагами ислама и не призывали убивать их и грабить их имущество.

Появление Шабиба на главной дороге в Иран не могло не обеспокоить ал-Хаджжаджа, и он приказал Суфйану б. Абу-л-Алийа, возвращавшемуся из Табаристана после заключения с ним мирного договора во главе тысячи всадников, расправиться с Шабибом. В помощь ему из Куфы был послан ал-Харис б. Умайра, а из Ахваза – Савра б. Абджар с 500 всадниками. Суфйан не стал дожидаться их, как было приказано, в Даскаре (40 км южнее Джалула), а решил действовать в одиночку, надеясь на свое численное превосходство, и не желая делить честь победы с другими. Он настиг Шабиба около Ханикина. Шабиб оставил в засаде своего брата Масада, а сам имитировал трусливое отступление. Когда Суфйан оказался между Шабибом и засадой, Масад неожиданно напал на него сзади. Эта неожиданная атака вызвала панику, и значительная часть отряда Суфйана разбежалась. Сам он с оставшимися двумя сотнями воинов упорно сражался в окружении, был сбит с коня и спасен своим мавлой, отдавшим ему коня и прикрывшим его отступление. Израненный Суфйан с остатками отряда укрылся в Бабил Махрузе (между современными Бакубой и Эль-Микдадией). Оттуда он отправил ал-Хаджжаджу донесение такого содержания:

«А после [приветствия] сообщаю амиру, да устроит его Аллах, что я преследовал этого негодяя и настиг его у Ханикина, и сразился с ним, и побил Аллах их лица, и мы одолели их, и при таких обстоятельствах вдруг подошли к ним люди, которые были спрятаны. Они напали на [моих] людей, и они бежали. Я остался с людьми религии и стойкости, и сражался с ними, пока не свалился среди убитых. Меня увезли и привезли израненного в Бабил Махруз. И вот – я здесь. А войско, которое амир прислал ко мне, прибыло, кроме Савры ибн Абджара, а он не прибыл, и не участвовал в сражении вместе со мной. А когда я оказался в Бабил Махрузе, то пришел ко мне, и говорит непонятно что и просит извинить за то, за что нельзя извинить. И мир».

Ал-Хаджжадж ответил:

«А затем. Ты проявил себя превосходно и решил то, что было на тебя возложено. И когда облегчатся твои страдания, то поедешь вознагражденный к своей семье. И мир».¹⁷

Эта переписка, по стилю и содержанию вызывающая доверие к ее невыдуманное, рисует несколько иную картину, чем повествование ат-Табари, построенное на рассказе внука Суфйана. Оказывается, что отряд из Куфы успел подойти, что бой был упорный и до нападения из засады. Сомнительно, чтобы исход боя могло изменить нападение с тыла только 50 человек. Можно было бы допустить, что Суфйан несколько преувеличил свои заслуги, но мягкий тон ответа сурового ал-Хаджжаджа свидетельствует, что Суфйан имел дело не с мелкой шайкой хариджитов, а с серьезным, многочисленным противником.

Ал-Хаджжадж выговорил Савре за опоздание, приказал отобрать в Мадаине 500 воинов и преследовать Шабиба. Но время было упущено, и Шабиб ускользнул от преследования, обошел Савру и оказался у него в тылу, около Мадаина, где его совсем не ожидали и откуда ушли лучшие воины. Преодолев слабое сопротивление мадаинцев, Шабиб вошел в город, захватил войсковых лошадей и при известии о приближении Савра отошел к ан-Нахравану, где со своими воинами посетил могилы убитых в сражении с Али б. Абу Талибом, затем перешел на восточную сторону канала, разрушив за собой мост. Савра остановился, не доходя до ан-Нахравана в селении Катрайа, и, получив от разведчиков сведения о местонахождении Шабиба и о том, что у него менее сотни (?) воинов, решил напасть на него той же ночью. 300 отборных воинов двинулись к лагерю Шабиба, но охранение было бдительно, их своевременно заметили и контратаковали. Как и почему «менее сотни воинов» Шабиба заставили отступить тысячный отряд Савры к Мадаину – неясно. Шабиб проник в город, но был встречен градом стрел и камнями с крыш домов, и предпочел уйти в Калвазу, где захватил много лошадей, принадлежавших ал-Хаджжаджу, и направился к Тикриту.

А в Мадаине ширились страшные слухи, что Шабиб вот-вот ворвется в город. Слухов оказалось достаточно, чтобы большая часть гарнизона и войска Савры бежала в Куфу. Ал-Хаджжадж выговорил Савре и назначил нового командующего карательной операцией, Ус­мана б. Саида ал-Кинди, по прозвищу ал-Джазл («Красноречивый»), Ал-Хаджжадж посоветовал ему не горячиться и быть осторожным. Ал-Джазл стал лагерем в Дейр Абдаррахман и начал набирать войско. Главам племенных объединений (арба‘) было приказано выделить по тысяче воинов, состоящих на жаловании. Приказ был выполнен, и ал-Джазл вышел во главе этого достаточно многочисленного войска на поимку и уничтожение отряда Шабиба. После трехдневной остановки в Мадаине ал-Джазл повернул в Джуху вслед за Шабибом, но тот, ввиду явного превосходства противника, боя не принимал, и переходил с места на место, тем более что ал-Джазл, памятуя наставления ал-Хаджжаджа, каждый раз, останавливаясь, окапывал лагерь рвом, постоянно запаздывая с преследованием. Зато и Шабибу не удавались его дерзкие ночные налеты. Один из основных информаторов о подвигах Шабиба, Фарва б. Лакит, сражавшийся в его отряде, подробно описывает две безуспешные попытки ночного нападения на лагерь куфийцев, находившийся где-то севернее Джалула на магистральной дороге, после которых Шабиб ушел через Бараз Руз на Джарджарайа.

Снова началась безнадежная погоня, результатом которой стало сокращение налоговых поступлений из районов, затронутых передвижением войск, а этого ал-Хаджжадж не любил больше всего. Командующий, строго следовавший инструкциям своего повелителя, получил от него грозное послание:

«Вот я послал тебя во главе витязей и благородных этого столичного города (миср) и приказал тебе преследовать этого негодяя, заблудшего в заблуждениях, настигнуть его, а не прятаться от него, чтобы ты сражался с ним и уничтожил его, а ты нашел, что пребывания в селеньях и разбивки палаток за рвами для тебя легче, чем следовать моему приказу о противодействии им и борьбы с ними. И мир».¹⁸

Ал-Джазл получил это послание, находясь у Катраса и Дейр Абу Марйам. Он сразу двинулся к ан-Нахравану, где находился Шабиб, и снова устроил лагерь, окопанный рвом. В этот момент сюда прибыл новый командующий, Саид б. ал-Муджалид, с приказом немедленно напасть на Шабиба, как только представится возможность. Саид оставил ал-Джазла с пехотой в лагере под ан-Нахраваном, а сам с конницей пустился вдогонку за хариджитами, ушедшими к Бараз Рузу. Шабиб укрылся за стенами городка Катитайа, затем совершил неожиданную вылазку. Воины Саида бросились в бегство, сам он с горсткой храбрецов упорно сражался и пал в бою. Затем Шабиб атаковал ал-Джазла, построившего свое войско в боевом порядке перед лагерем. Ал-Джазл был тяжело ранен и увезен в Мадаин, а сильно потрепанное войско ушло в Куфу.

Узнав о случившемся, ал-Хаджжадж оценил осторожность ал-Джазла и, чтобы загладить свою вину, прислал ему врача и 1000 дирхемов на лечение.

Шабиб тоже направился к Мадаину, убедился, что на этот раз его непросто захватить и прошел к Карху (который через полвека станет районом Багдада), вел себя там миролюбиво, сделал покупки, необходимые его отряду, и на третьи сутки неожиданно оказался около Куфы. Ал-Хаджжадж выслал навстречу ему Сувайда б. Абдаррахмана с 2000 всадников, остальное войско собралось в ас-Сабахе, между Куфой и Евфратом. Шабиб обошел Сувайда и переправился через Евфрат у Дар арризк (на северной окраине города). Сувайд последовал за ним. Шабиб обошел город с востока и вышел к Хире, у Хаффана повернул на запад и степью, через Куткутану, направился к Анбару и далее, через Дакук, к Азарбайджану.

Успокоенный этим, ал-Хаджжадж уехал в Басру (обычно наместники Ирака перебирались туда осенью). Управлять Куфой остался Урва б. Мугира б. Шу‘ба. Но вскоре его покой был нарушен сообщением из Махруза, что Шабиб снова направляется к Куфе и находится в Ханиджаре (район современного Туз Хурмату). Урва тут же навестил ал-Хаджжаджа. Тот помчался в Куфу, «сокращая остановки», и успел вовремя – в полдень того дня, вечером которого Шабиб переправился через Евфрат у Куфы.

Этот налет на столицу грозного наместника в оппозиционной среде оброс легендарными деталями: Шабиб будто бы подъехал к воротам дворца, постучал в них своей железной палицей и вошел в мечеть, где убил четырех человек, названных поименно, а его жена Газала поднялась на минбар и прочитала две самые длинные суры Корана – «Корова» и «Имран» и провела моление.¹⁹ Видимо, это не случайно, ведь хариджиты-суфриты считали возможным, чтобы имамом на молитве была женщина. Затем он выехал из города, попутно убив еще несколько человек, в том числе начальника полиции. Ни о его сопровождении, ни о реакции горожан ничего не говорится. Видимо, в этой дерзкой выходке принимало участие очень малое число людей, отчего они и могли незамеченными въехать и выехать из города, а остальные силы находились где-то в окрестностях. После этого легенды о неуловимости и бесстрашии Шабиба должны были приобрести еще большее впечатление.

Ал-Хаджжадж поднял тревогу. Глашатай со стены дворца призвал горожан к оружию. Около дворца и мечети собрались вооруженные люди, охранявшие их до утра. Наутро ал-Хаджжадж распорядился сформировать несколько отрядов, численностью от одной до двух тысяч человек. Кроме того, Мухаммаду б. Мусе, назначенному наместником в Сиджистан и задержавшемуся для сбора добровольцев, также было приказано включиться в борьбу с Шабибом. Семь отрядов, т.е. около 10 000 человек, собрались где-то в районе нынешних Файсалии и Эль-Шафии. Шабиб ушел от них к Кадисии. Ал-Хаджжадж собрал еще 1800 конников и послал их вдогонку. Шабиб пошел им навстречу и в столкновении у Сайлахина (см. т. II, с. 60, рис. 7) разгромил их. Затем он поодиночке расправился с остальными семью отрядами, находившимися в Нижнем Бехкубаде около Наджрана.²⁰ В этих боях погибло несколько командиров, в том числе и Мухаммад б. Муса, так и не увидевший назначенного ему Сиджистана. Куфа осталась без серьезной защиты. Воины Шабиба советовали немедленно напасть на Куфу, но он не решился ввязаться в бои в большом городе с войском, понесшим ощутимые потери в последних боях, повел его для пополнения и отдыха на север Ирака через Ниффар. Такое направление движения вызвало у ал-Хаджжаджа опасение за Мадаин, и он заменил сидевшего там губернатора, опозоренного прежней сдачей города, более решительным и энергичным Усманом б. Катаном, а преследовать Шабиба назначил Абдаррахмана б. Мухаммада б. ал-Аш‘аса, вождя киндитов, поручив ему набрать 6000 воинов.

Узнав о переменах в руководстве Мадаином, Шабиб, подошедший уже к Сабату, повернул к Багдаду и через Дакук ушел в Шахразур. Ибн ал-Аш‘ас преследовал его до границы мосульского наместничества. Затем остановился, опасаясь вторгнуться в сферу ведения другого наместника, когда ал-Хаджжадж разрешил его сомнения, объяснив, что все подчиняется халифу. Когда Ибн ал-Аш‘ас все-таки настиг Шабиба, тот попробовал применить свой излюбленный прием – ночное нападение, но Ибн ал-Аш‘ас был настороже, и нападение было отбито. Тогда Шабиб, пользуясь большей подвижностью своего отряда, стал уходить от преследования, держась на дистанции в два-три дня пути, изматывая своих противников, вынужденных на каждой стоянке предпринимать меры предосторожности.

Все это разыгрывалось на обширной предгорной полосе от границ мосульского наместничества до верховьев Диялы, подрывая хозяйство района. В начале марта 696 г., когда Шабиб вновь ушел на мосульскую территорию, Абдаррахман остановился на левом берегу речки Хавлайа. Усман б. Катан сообщил, что Ибн ал-Аш‘ас, бесплодно гонясь за Шабибом, изрыл рвами всю подвластную ему территорию и разорил ее. Ал-Хаджжадж тут же поставил Усмана во главе карательной экспедиции, а губернатором Мадаина сделал Мутаррифа б. Мугиру б. Шу‘бу.

Приближался праздник жертвоприношения, и Шабиб обратился к Ибн ал-Аш‘асу с предложением перемирия на дни общего для обеих сторон праздника. Ибн ал-Аш‘ас охотно согласился. Вечером зу-л-хиджжа/18 марта 696 г.²¹ к войску прибыл Усман б. Катан. С перемирием он согласился, но распорядился сразу после праздников напасть на Шабиба. Войско явно не горело желанием сражаться и упросило отложить сражение на день, а на следующий день поднялся ветер, мешавший стрельбе, и сражение пришлось перенести еще на день. Примечательно, что жители селения ал-Бутт, в котором расположился Шабиб, попросило его выйти из селения, чтобы избегнуть репрессий из подозрения в содействии, и Шабиб выполнил их просьбу. Видимо, для местного немусульманского населения (упоминается церковь) Шабиб представлялся меньшим злом, чем правительственное войско.

23 марта войско наконец выстроилось в боевом порядке, но сражение начали хариджиты, переправившись через речку, и вступили в бой с явным преимуществом. Несмотря на свою меньшую численность, они опрокинули фланги и окружили центр, где находился Усман б. Катан. Он храбро сражался и пал в бою. После этого сражение рассыпалось на отдельные схватки. Оставшимся в живых Шабиб предложил помилование, если они присягнут ему как халифу, и многие пошли на это. Судя по тому, что киндиты потеряли в этом бою 200 человек. Абдаррахман б. ал-Аш‘ас также был активным участником сражения и ему удалось спасти часть войска, отведя его в монастырь Абу Марйам.²² Там воины смогли получить пищу, фураж и отдых. Сколько их осталось в распоряжении Ибн ал-Аш‘аса, не сообщается, понятно только, что они были деморализованы и преследовать с ними Шабиба было невозможно. Ибн ал-Аш‘ас возвратился с ними в Куфу к величайшему неудовольствию ал-Хаджжаджа.

Вскоре началась летняя жара, Шабиб ушел в прохладные горные районы, богатые подножным кормом.²³ Через три месяца, не ранее сентября, когда жара спала, он вновь появился на берегах Тигра. За это время ал-Хаджжадж сделал два важных шага. Во-первых, убедившись в низкой боеспособности (или просто нежелании воевать) куфийцев, он попросил Абдалмалика прислать на помощь сирийские войска, а во-вторых, отозвал из Фарса ал-Мухаллаба Аттаба б. Бараку с его конным отрядом.

Постоянные победы Шабиба над превосходящим по численности противником заставляют задуматься над их причинами. Несомненно, Шабиб был талантливым командиром, мастером ночных атак и неожиданных решений. Несомненно и то, что его воины были отчаянными людьми, но эти качества могли полностью проявиться только в столкновениях с войском, не желавшим воевать, заранее готовым к поражению. Возможно даже, что часть куфийцев втайне сочувствовала хариджитам, и уж во всяком случае, большинство ненавидело ал-Хаджжаджа. Идея хариджитов о том, что весь доход Ирака должен доставаться иракцам, имеющим право на жалование, конечно, находила отклик в сердцах этих иракцев.

В тот момент, когда Шабиб вновь переправился через Тигр у Багдада, Аттаб уже прибыл в Куфу и был направлен против него со своими 3000 всадников, а на подходе, в Хите, уже были 5000 сирийцев. Шабиб оказался в треугольнике между сирийцами, Аттабом и гарнизоном Мадаина. Он пошел к Мадаину и занял его правобережную половину, Селевкию (Бахурасир), чтобы обеспечить путь к отступлению. Губернатор Мадаина Мутарриф распустил наплавной мост, но вместо дальнейшей подготовки к обороне послал к Шабибу человека с просьбой послать к нему знающих людей, которые разъяснили бы причины их борьбы против ал-Хаджжаджа. Посланцы разъяснили, что сражаются за жизнь по книге Аллаха и сунне пророка за то, чтобы военная добыча (фай) целиком делилась между мусульманами данной страны, против тирании и несправедливости. Мутарриф сказал, что это соответствует его убеждениям, если только они согласны с тем, что халиф, избираемый советом, должен быть из курайшитов. Последнее возмутило хариджитов, и они уехали советоваться с Шабибом. Тот решил, что переговоры с таким человеком в любом случае полезны, и наутро вновь направил переговорщиков. Но вопрос о халифе оказался камнем преткновения – ни та, ни другая сторона не готова была поступиться принципами. Мутаррифу было сказано, что если он не признает право любого араба быть избранным халифом, то станет их врагом. Мутарриф сказал, что ему надо подумать и ответ он даст утром. Вечером он собрал людей, которым доверял, изложил содержание переговоров и в заключение сказал, что если хариджиты уступят в вопросе о праве на халифство, то он готов вместе с ними выступить против ал-Хаджжаджа и Абдалмалика. Выслушав мнение присутствующих, он отдал приказ покинуть Ктесифон и уйти в Даскару. Так, не уступив в принципиальном вопросе хариджитского вероучения, Шабиб добился свободы выхода из возможного окружения.

В Даскаре Мутарриф объявил войску, что отвергает Абдалмалика и ал-Хаджжаджа, будет бороться за восстановление благочестия и справедливость до избрания мусульманами угодного им халифа, кто хочет того же, пусть идет с ним, кто не хочет – может возвратиться в Куфу. Часть пожелала вернуться, а с оставшимися он пошел к Хулвану.²⁴

Шабиб же немедленно после его ухода восстановил мост, оставил в Ктесифоне своего брата Масада с частью войска, а сам, невзирая ни на что, пошел к Куфе. Атгаб тем временем успел окопать свой лагерь рвом и приготовился его встретить. Шабиб обнаружил какую-то дамбу, по которой можно было миновать ров, и с наступлением сумерек повел по ней свою конницу. Его расчет на опыт своих воинов смело действовать в условиях темноты оправдался. Войско Аттаба стояло в боевом порядке, но хариджиты смяли фланги и окружили центр, в котором до конца сражался Атгаб. После его гибели организованное сопротивление прекратилось, часть воинов разбежалась, часть согла­силась присягнуть Шабибу. Ему достался лагерь со всем имуществом. Теперь он не нуждался в прикрытии для отступления и вызвал к себе Масада. Через два дня после сражения он продолжил марш на Куфу.

За это время в Куфу успело прийти сирийское подкрепление, и ал-Хаджжадж почувствовал себя увереннее и смог позволить себе обратиться к ненадежным куфийцам с презрительной речью:

«Куфийцы, не возвеличит Аллах того, кто захочет достигнуть величия с вашей помощью. Уходите от нас и не участвуйте вместе с нами в сражениях против наших врагов. Переселяйтесь в Хиру и селитесь вместе с иу­деями и христианами. Будет сражаться с нами только тот, кто служил нам и не участвовал в сражении с Аттабом б. Баракой!».²⁵

Шабиб ос­тановился на другом берегу Евфрата у Хаммам А‘йам. Ал-Хаджжадж выслал против него отряд полиции, подкрепленный 280 сирийцами, всего около 1000 человек. Отряд не выдержал удара хариджитов, его командир был убит, а остатки отряда отошли в Куфу.

Шабиб переправился по мосту и стал перед ним лагерем, и как символ уверенности в победе соорудил какую-то временную мечеть, что-нибудь вроде огороженного участка с навесом у киблы и возвышением для имама. Ал-Хаджжадж прикрыл входы в магистральные улицы вооруженными людьми и устроил военный совет, на котором Кутайба б. Муслим будто бы резко упрекал его за бездействие.²⁶ На следующий день ал-Хаджжадж сам стал во главе войска, вышедшего против хариджитов. На этот раз их атаки не приносили успеха, не удалось сломить ни один фланг, возможно, определенную роль в этом сыграли сирийцы. Сорвалась и попытка обойти с тыла через соседние улицы – их остановили воины заслонов и жители соседних домов, стрелявшие в хариджитов с крыш и кидавшие камни.

Отбив все атаки, войско ал-Хаджжаджа само перешло в наступление и оттеснило хариджитов к Дар-ар-Ризк. Они спешились, чтобы в каре, выставив копья, успешнее отбивать наскоки конницы. В это время отряд наемников (чакиров; термин обозначает наемную гвардию) напал на лагерь хариджитов, охраняемый Масадом, братом Шабиба, убил его и Газалу и поджег лагерь со всем имуществом. Это сломило хариджитов, и они обратились в бегство.²⁷ Шабиб прикрывал это отступление. Значительная часть его воинов при этом разбежалась. С жалкими остатками отряда Шабиб отошел в Мадаин. За ним по горячим следам бросился в погоню Халид б. Аттаб, желавший отомстить за отца. Шабиб укрылся за стенами монастыря в Ктесифоне в двух фарсахах от Тигра. Халид осадил монастырь, но Шабиб совершил излюбленную ночную вылазку, рассеял осаждавших и ушел на север набирать новых сторонников.²⁸

Ал-Хаджжадж объявил амнистию всем шабибовцам, кто явится с повинной. Многие из разбежавшихся по Саваду мятежников воспользовались этой возможностью. Теперь, когда Шабиб не представлял больше опасности и у ал-Хаджжаджа были развязаны руки, настало время расправиться с мятежным сыном Мугиры б. Шу‘бы. К сожалению, отдельные этапы его одиссеи не датированы, и трудно синхронизировать их с действиями против Шабиба.

Видимо, поначалу Мутарриф не намеревался покидать Ирак, надеясь отсидеться до падения ал-Хаджжаджа в горах Хулвана. Однако губернатор этой области не позволил ему остаться здесь, и лишь пообещал не препятствовать проходу по легко контролируемой горной дороге. На перевале у Касри Ширин на Мутаррифа напали курды. Он легко справился с ними, миновал Хулван, затем свернул влево и остановился в Динаваре. Оттуда он обратился к своему брату Хамзе, наместнику Хамадана, с просьбой помочь деньгами и оружием. Брат ответил, что это повредит ему в глазах ал-Хаджжаджа, но все же просьбу выполнил. Усилившись таким образом, Мутарриф прошел, не задерживаясь, через Хамадан и вышел к Куму и Кашану.²⁹ Дальнейшей целью его был захват Исфахана и организация восстания против ал-Хаджжаджа. Он написал в Рей двум оппозиционно настроенным знакомым с призывом выступить против тирании за возвращение к книге Аллаха и сунне пророка. Они откликнулись на его призыв и привели с собой около сотни сторонников.

Наместник Исфахана ал-Бара б. Кабиса, узнав о намерении Мутаррифа, обратился за помощью к ал-Хаджжаджу. Тот отреагировал немедленно, используя для быстроты переброски почту, посылая воинов группами по 10‒20 человек. Это обеспечивало скорость переброски около 200 км в сутки, хотя и растягивало время сбора войска. Через несколько дней ал-Бара в дополнение к своим 2000 воинам получил еще 500.³⁰

Тем временем начальник полиции Хамадана Кайе б. Са‘д известил ал-Хаджжаджа, что Хамза ненадежен и тайно помог своему брату. В ответ он получил приказ арестовать Хамзу и грамоту на управление Хамаданом. Кайе с удовольствием выполнил приказ: арестовал Хамзу, заменил прежнюю администрацию своими людьми, а вдобавок, отчитываясь о выполнении приказа, изъявил желание участвовать в подавлении мятежа. Ал-Хаджжадж, естественно, принял это предложение. Приказ выступить против Мутаррифа получил также наместник Рея с разрешением использовать для этого 3/4 наличного войска, он же был назначен командовать всей операцией. В его распоряжении оказалось около 6000 человек, в том числе 700 сирийцев.³¹

Мутаррифу отрезали все пути отхода и навязали бой с превосходящими силами. Мутарриф пал в бою вместе с несколькими верными помощниками. Бой на этом прекратился, часть воинов разбежалась, часть сдалась в плен и получила помилование по настоянию соплеменников.³²

По-видимому, в это же время Шабиб набрал на севере Ирака новый отряд и вновь появился в Саваде. Против него с 3000 воинов был послан Хабиб б. Абдаррахман ал-Хаками. Шабиб, как всегда, смело атаковал Хабиба с наступлением темноты, но на этот раз потерпел неудачу. То ли новые его воины были уже не те, то ли развеялась наводившая панику убежденность в его непобедимости. Потеряв около 30 человек убитыми, Шабиб вышел из боя и увел свой отряд за Тигр. Эта неудача показала, что время легких побед миновало и нужно искать что-то новое. Шабиб через Васит и Ахваз ушел в Кирман, находившийся во власти хариджитов. Здесь он, по выражению источника, «оперился» и через три месяца вновь появился в Ахвазе.

Ал-Хаджжадж выслал навстречу ему Суфйана б. ал-Абрада с 4000 куфийцев и приказал наместнику Басры выставить такой же отряд басрийцев. Столкновение с Шабибом произошло около моста через Дуджайл (Карун). Шабиб переправился через реку и напал на иракцев. Его кавалерия неоднократно налетала на строй пехоты, но та не поддавалась и постепенно прижимала хариджитов к реке. В конце дня Шабиб с сотней воинов спешился, чтобы копьями отбиваться от иракской конницы и прикрыть отход основных сил по мосту. Иракцам долго не удавалось одолеть этот заслон, пока Суфйан не направил против него команду лучников, издали засыпавших воинов Шабиба дождем стрел. Шабиб атаковал стрелков, убил 30 человек, остальные отступили. Исход битвы решило наступление темноты. Противники разошлись, мост остался в руках Шабиба, и он спокойно стал переправлять свой маленький отряд, замыкая его. И тут судьба сыграла с ним злую шутку: он упал с моста и утонул. Было темно, ехал он последним, и очевидцев его гибели не оказалось. По одной версии, его жеребец наскочил на ехавшую перед ним охочую кобылу, по другой – он просто споткнулся.³³ Некоторые не исключали даже злостной порчи моста. Но эта такая же легенда в оправдание героя, как то, что он дважды выныривал и успевал каждый раз произнести короткую цитату из Корана.³⁴

Командование растерявшимся войском взял на себя ал-Батин, старый соратник Шабиба. Он сразу снялся с моста, бросив лагерь со всем имуществом. Наутро иракцы с изумлением увидели брошенный лагерь, а вскоре от смотрителя моста узнали, что командир хариджитов утонул. Суфйан послал ныряльщиков, и они вытащили тело Шабиба. Его обезглавили, и голову вместе с победной реляцией послали ал-Хаджжаджу.³⁵ Ал-Батин вскоре сдался Суфйану под обещание помилования, но ал-Хаджжадж аннулировал обещание Суфйана и казнил ал-Батина.³⁶

Описанные здесь события произошли, скорее всего, в самом конце 77 г. х., т.е. в марте 697 г.

Прослеживая ход двухлетних бесславных попыток военачальников могущественного и решительного наместника, способного мобилизовать добрый десяток тысяч воинов, состоявших на жаловании, справиться со сравнительно небольшим отрядом мятежников, невольно задаешься вопросом: в чем причина? Военачальники, руководившие ка­рательными операциями, имели боевой опыт, их воины тоже не были новичками, командующие сражались до последнего, а воины – разбегались, оказывая слабое сопротивление. При любых попытках объяснения на первый план выходит нежелание большинства сражаться на стороне ал-Хаджжаджа. Можно также догадаться, что Шабиб не был сродни тем первым хариджитам, которые с крайней жестокостью расправлялись с инакомыслящими (ср. т. III, с. 71, 257). Конечно, он не упускал случая отомстить обидчикам, но убийства мусульман нехариджитов не упоминаются, поэтому мусульмане Ирака относились к нему с меньшей враждебностью, чем к своему наместнику. Гибель Шабиба не изменила положения в этом отношении.

Как уже говорилось, ал-Мухаллаб на рубеже 694‒695 гг. продвинулся от Рамхурмуза до Казеруна и там на какое-то время задержался. Имеющиеся в нашем распоряжении достаточно обширные источники мало помогают в этом отношении, так как, восходя к аздитской племенной традиции, содержат в основном рассказы во славу ал-Мухаллаба и его сыновей, а общий ход операций служит лишь фоном, для которого не нужны точные даты.

Определенно говорится только, что в один из двух месяцев джумада 76 г. х. ( 16.VIII‒14.Х.695 г.) к ал-Мухаллабу, стоявшему под Сабуром, для подкрепления прибыл Атийа б. Барака с отрядом исфаханцев.³⁷ Совместными усилиями им удалось к зиме вынудить Катари ночью тайком вывести все свое войско с семьями и имуществом к Истахру.³⁸ Произошло это поздней осенью или в самом начале зимы. Таким образом, первый заметный успех был достигнут почти через год после сражения у Рамхурмуза, да и то он означал продвижение на каких-то двадцать километров. Наступившая зима приостановила воен­ные действия до весны, до Дня жертвоприношения (10 зу-л-хиджжа/20 марта 696 г.).³⁹ В эти месяцы 76 г. ал-Мухаллаб начал чеканку монет от своего имени на монетном дворе Сабура.⁴⁰

Весь этот год ал-Хаджжадж посылал ал-Мухаллабу грозные письма, требуя не стоять на месте, а воевать, угрожал отставкой и напоминал, что это ответственное и почетное задание доверено ему, представителю второстепенного племени азд, его предпочли более достойным кандидатом, он должен сознавать это и оправдывать оказанное ему доверие. Оправдывать это доверие надо не сбором налогов, чем он занимается, а войной с хариджитами. Ал-Мухаллаб отвечал, что войну вести без денег нельзя, и то, что он делает, необходимо для успешного ведения войны. Ал-Хаджжадж несколько раз посылал контролеров, которые должны были уличить нерадивого командующего в бездействии. Наши источники, естественно, рассказывают, какие успешные бои с хариджитами вели то один, то другой сын Мухаллаба.⁴¹

Характер источников определил отсутствие в них каких-либо упоминаний об Атгабе б. Вараке, несомненно принимавшем участие в боях под Сабуром. Упоминается он только в другой связи – из-за конфликта с выплатой жалованья воинам. Ал-Мухаллаб регулярно платил своим басрийцам и задерживал (или задержал) выплату куфийцам Аттаба. Аттаб пожаловался ал-Хаджжаджу, прося вывести его из подчинения ал-Мухаллаба. Тогда этому прошению не был дан ход, но оно могло вспомниться, когда для борьбы с Шабибом потребовались новые и более надежные силы. Ал-Мухаллабу было указано на необходимость платить куфийцам наравне с басрийцами.⁴²

Кажущее бездействие ал-Мухаллаба скрывало тихую работу по расколу единства пестрого хариджитского воинства. Он посылал в их лагерь подложные письма с деньгами за якобы оказанные услуги, устраняя этим наиболее опасных людей, подсылал якобы наивных людей с каверзными вопросами, решение которых вызывало споры между хариджитами, и на их почве – вражду. Эти разногласия теоретического религиозно-правового характера добавлялись к имевшемуся и без того недовольству поведением Катари и его окружения. Многие считали, что он своевольничает, не считается с мнением общины, казнит безвинных и милует виноватых из своего окружения.⁴³ К этому прибавлялись противоречия между арабами и мавлами, к которым арабы относились с пренебрежением, несмотря на единство убеждений. Между тем мавлы составляли примерно две трети войска Катари. Первые всходы семян раздора, брошенных ал-Мухаллабом в пеструю массу азракитов, начали всходить еще до взятия Сабура и бурно разрастались по мере военных неудач.

Если верить ал-Куфи,⁴⁴ военные действия по весне возобновили азракиты, намереваясь напасть на Сабур в День жертвоприношения (20 марта 696 г.). Ал-Хаджжадж вовремя вышел им навстречу, и в трехдневном сражении одержал над ними верх. Азракиты отошли к ущелью Бавван в 10‒2 км от Наубанджана по дороге в Шираз. Здесь они снова потерпели поражение и отошли в сторону Истахра. Бои под Истахром и его осада продолжались несколько месяцев. В городе кончилось продовольствие, и азракиты, по сведениям ал-Куфи, отошли к хорошо укрепленному городку ал-Байда (ныне Бейза). Перед тем как покинуть Истахр, Катари устроил в городе погром, чтобы наказать его жителей за тайные сношения с ал-Мухаллабом.⁴⁵

Вскоре после этого, но не раньше сентября, ал-Хаджжадж отозвал Аттаба б. Бараку в Ирак на борьбу с Шабибом. Его уход с несколькими тысячами куфийских конников не повлиял на дальнейший ход войны с азракитами, они, видимо, понесли заметные потери и были морально сломлены.

Под ал-Байда произошло несколько боев, после которых азракиты покинули этот город, хотя о деталях его сдачи ал-Куфи ничего не сообщает.⁴⁶ Под давлением ал-Мухаллаба азракиты отступают все дальше на восток, не оказывая серьезного сопротивления. Ал-Мухаллаб засылает вперед лазутчиков и ведет переговоры с иранскими феодальными владетелями городов, о чем свидетельствует намерение Катари наказать Фаса подобно Истахру. Его владетель спас город, заплатив Катари 100 000 дирхемов.⁴⁷

Эти поражения подорвали моральный дух азракитов. Тайное недовольство своим вождем вылилось в открытые обвинения и неповиновение. Ему стали предлагать отказаться от халифства и передать руководство общиной более достойному человеку. Он согласился уступить руководство некоему ал-Мука‘тари ал-Абди. Это вызвало еще большее возмущение и привело к расколу азракитов на три лагеря. 7‒8 тысяч человек присягнули Абдраббихи Старшему (или «Большому»), 4 тысячи – Абдраббихи Младшему (или «Маленькому»), а примерно четверть войска, т.е. те же 4 тысячи, остались с Катари. Первые две группы составляли мавлы, а с Катари остались в основном арабы.

Узнав о расколе, ал-Мухаллаб произнес с облегчением: «Их раздор⁴⁸ опаснее для них, чем я».

Ослабленные расколом, азракиты отступили далеко на восток, в Кирман. Катари обосновался в Джируфте, Абдраббихи Младший – где-то неподалеку, местонахождение Абдраббихи Старшего не указывается. Появление Катари в Кирмане должно было затронуть интересы Атийа б. ал-Асвада, захватившего власть в этой области. У ал-Куфи он появляется во время боев под Истахром и выступает не как ровня Катари, а как один из его военачальников.⁴⁹ Это представляется маловероятным для правителя, чеканившего монету от своего имени. В крайнем случае, он мог оказаться в подчиненном положении после прихода Катари в Кирман, хотя в это время тот был уже ослаблен расколом в стане азракитов.

Дальнейшие события излагаются различно. Согласно одной версии, сторонники Абдраббихи Младшего, возмущенные тем, что Катари казнил невинного, по их мнению, человека, напали на него. В этом сражении под городом Джируфтом, в котором потери обеих сторон составляли 2000 человек, Катари потерпел поражение, был изгнан из города и стал лагерем недалеко от Джируфта. Ал-Мухаллаб подослал к нему человека, который посоветовал покинуть лагерь, находившийся между Абдраббихи (в Джируфте ?) и ал-Мухаллабом. Катари поддался на провокацию и ушел. Ал-Мухаллаб тут же занял его укрепленный лагерь и используя его как опорный пункт, стал вести новые военные действия против Абдраббихи.⁵⁰

По другой версии, Катари был осажден ал-Мухаллабом в Джируфте, по настоянию своих воинов вышел из города и напал на осаждающих. Битва затянулась; на третий день боев на помощь ему пришел Абдраббихи Младший, который в этом бою и погиб.⁵¹ Несомненно одно – именно под Джируфтом азракиты потерпели решительное поражение, после которого уже не смогли оправиться. Катари со своим верным соратником Убайдой б. Хилалем и кучкой оставшихся ему верными людей бежал на север в район Рейа,⁵² надеясь найти убежище в горах Табаристана, испехбед которого лишь формально признавал власть ислама. На первых порах испехбед оказал ему покровительство. Здесь он рассорился с Убайдой б. Хилалем, который с частью людей ушел в Кумис. Оттуда Убайда прислал стихотворное послание с объяснением причин разрыва и заодно – чтобы задобрить ал-Мухаллаба, в руках которого находилась его семья.

Ночь затянулась, судьба изменилась,

Стрел она ливнем меня поливает.

Рок разлучил нас с тобою, Катари,

Нас за обманную смуту карает.

Вижу Абдраббихи, правду отвергших,

Злоба от истины их отвращает.

Пламя раздувши, они утверждают:

«Это Убайда его разжигает».

Похвалив затем самого себя, Убайда перешел к главному:

Как ал-Мухаллаб, сын Суфры, радеет,

Семьи погибших мужчин опекает,

Ширит он шаг для прощанья с войною,

Руки к добыче свои простирает.

Чада покинуты мною в Джируфте,

Вот моя весть, где семья пребывает.

Если война ал-Мухаллабу в руки

Их отдала – то меня утешает:

Этот старик от беды их избавит,

Их продавать – незаконно, он знает,

Если не зря у людей ал-Мухаллаб

Честью и славой большой обладает.

Стихи точно попали в главную цель – после окончательной победы над азракитами ал-Мухаллаб на собственные деньги выкупил детей Убайды за 50 000 дирхемов.⁵³

После бегства Катари хариджиты покинули Джируфт, и ал-Мухаллаб беспрепятственно вошел в него. Теперь все хариджиты объединились вокруг Абдраббихи Старшего, стоявшего в четырех фарсахах от Джируфта, и присягнули ему как халифу. По сведениям ал-Куфи, это вызвало недовольство Атийи, рассчитывавшего, что главенство перейдет к нему. Произошла ссора, в результате которой Абдраббихи убил Атийу.⁵⁴ В ту ночь сторонники Атийи покинули лагерь Абдраббихи, явились к ал-Мухаллабу, прося помилования, и получили его.

Даже теперь, имея явное превосходство, ал-Мухаллаб не спешил и ждал дальнейшего развития событий. Только постоянное давление ал-Хаджжаджа через своих посланцев-контролеров вынудило его перейти к активным действиям. Азракиты оказали упорное сопротивление, нанесли ответный удар и захватили Джируфт, но ал-Мухаллаб вывез из него все продовольствие и город превратился в ловушку для Абдраббихи. Вылазки не принесли успеха – город был плотно обложен. Вскоре в городе начался голод. В последней отчаянной попытке вырваться из блокады, когда ал-Мухаллабу пришлось самому взяться за оружие, чтобы поддержать боевой дух своего войска. Азракиты были окончательно разгромлены, оставив на поле боя 4000 убитых, среди которых был и Абдраббихи. Уцелевшие разбежались или сдались в плен. Ал-Мухаллаб возвратился в Джируфт, был милостив к побежденным, позволил родственникам взять раненных врагов на излечение, с условием, что они будут отвращать их от вредных убеждений, а уж кто не одумается – будет все-таки казнен. Семьи убитых хариджитов стали частью добычи победителей⁵⁵ (о судьбе семьи Убайды б. Хилала мы уже знаем).

Вместе с победной реляцией ал-Хаджжаджу была послана законная часть добычи, которую сопровождал красноречивый посланец, восхваливший достоинства и заслуги ал-Мухаллаба и его сыновей. Посланец получил за доставку радостной вести 10, или даже 20 тысяч дирхемов, и столь же прибыльное поручение доставить эту весть халифу.⁵⁶

Ал-Куфи и Ибн Абу-л-Хадид, сообщающие наиболее подробные сведения о борьбе ал-Мухаллаба с хариджитами, не датируют события с момента взятия Сабура и до бегства Катари; Халифа и ат-Табари умещают весь этот период в 77/696‒7 г.⁵⁷ Взятие Джируфта ал-Мухаллабом, скорее всего, относится к концу этого года хиджры, поскольку в 77 г. х. Катари еще чеканил свою монету в этом городе.

После разгрома хариджитов ал-Мухаллаб некоторое время оставался в Кирмане, по крайней мере до начала 78/весны 697 г., о чем свидетельствуют письменные источники и монеты, датированные этим годом, чеканенные в Истахре, Бардасире и Джируфте.⁵⁸ Затем ал-Хаджжадж вызвал его к себе, разрешив оставить заместителем кого пожелает. Ал-Мухаллаб пожелал назначить своим преемником собственного сына Йазида. Сам ал-Мухаллаб был осыпан милостями, сидел во время приемов рядом с ал-Хаджжаджем, его сыновья получили прибавку в 2000 дирхемов к годичному жалованью, получили награды и все воины отряда, в сопровождении которого ал-Мухаллаб прибыл в Ирак.⁵⁹ Впрочем, праздник скоро кончился, и пришло время отчета в финансовой деятельности.

Добивать Катари, взявшего верх над испехбедом Табаристана, который дал ему возможность укрыться в своих владениях,⁶⁰ был послан Суфйан б. ал-Абрад с отрядом сирийской конницы, в Рейе к нему присоединился стоящий там отряд куфийской кавалерии. Никаких подробностей о военных действиях против Катари не сообщается, даже обстоятельства его гибели описываются различно.

По одной версии, в бою конь Катари споткнулся, всадник упал, а затем на него упала лошадь, сломав ему бедро. Беспомощного Катари тут же добили.⁶¹ По другой версии, после разгрома Катари бежал в горы, где, изнывая от жажды, попросил у встречного крестьянина напиться, а тот потребовал плату вперед. У Катари не было ничего, кроме оружия, а его дать вперед он отказался. Тогда крестьянин спустил на него камень, сломавший бедро, и привел его врагов.⁶² В обеих историях совпадают: сломанное бедро и имя мавлы, убившего Катари – Базам.

Затем пришла очередь Убайды б. Хилала. Он еще раньше откололся от Катари и обосновался в Кумисе, здесь в одной из крепостей его и осадил Суфйан б. ал-Абрад. Азракиты стойко держались, на предложение Суфйана получить помилование, убив товарищей, никто не откликнулся, а когда кончились все продукты, и были съедены все кони, они вышли из крепости и дали последний бой, в котором пал и Убайда.⁶³

Все эти события ат-Табари помещает в разделе 77 г. х. (10.ІѴ.696‒29.ІІІ.697 г.) для сохранения связности повествования, и сам же замечает, что Шабиб, Катари и Убайда погибли в 79 г. х. Халифа всю историю Шабиба излагает под 77 г. х., а гибель относит к 78 г. х.⁶⁴ Думается, что ат-Табари не прав, и только гибель Катари и Убайды можно датировать 79 г. х.

Разгром двух крупных хариджитских движений не означал установления в восточной половине Халифата полного спокойствия. Часть рассеявшихся хариджитов собралась в Сиджистане, образовав там беспокойный форпост воинствующего ислама, другие, в том числе и в Ираке, сбивались в группки, порой истинно разбойничьи шайки, и проявляли себя при первом удобном случае. Все эти мелкие уколы, наносимые государственной власти, редко удостаивались внимания историков. Так, сообщается о восстании в районе ал-Фаллуджи некоего Абу Зий- ада ал-Муради, при подавлении которого выдвинулся ал-Джаррах б. Абдаллах ал-Хаками, игравший впоследствии не последнюю роль в военной истории Халифата. Затем в Бахрейне появился Абу Ма́бад ал-Кайси, против которого был послан наместник Басры ал-Хакам б. Аййуб. В Мекране власть захватили два сына ал-Аллафа, которые в 78 г. х. убили посланного туда ал-Хаджжаджем наместника. Только на следующий год удалось нанести им поражение и убить одного из братьев. Но в том же году произошло восстание в Бахрейне, в селении Таб‘ в районе ал-Хатт, возглавленное ар-Раййаном ан-Накари, к нему присоединился хариджит Маймун, пришедший из Омана. Совместно они изгнали наместника, Мухаммада б. Са‘са‘у ал-Килаби (судя по нисбе – одного из сирийских военачальников ал-Хаджжаджа). Мухаммад б. Са‘са‘у бежал из Бахрейна по морю, не дожидаясь подхода посланного ему на помощь Йазида б. Абу Кабши. Йазид разгромил повстанцев в 80/699‒70 г., ар-Раййан был убит, и с ним некая Джайда, несомненно, одна из предводителей восстания.⁶⁵

Эти неприятные для Халифата инциденты все же затрагивали вто­ростепенные районы. Гораздо важнее было сохранение стабильности в Хорасане и Сиджистане. Отозванный из Кирмана ал-Мухаллаб был лучшей кандидатурой для этого. Возвращать его в Кирман ал-Хадж-жадж опасался – там он мог стать слишком самостоятельным. Нужно было лишь решить, куда именно его назначить, ну и, конечно, добить­ся от него погашения задолженности по налогам.

Как уже говорилось (т. III, с. 270), Абдалмалик назначил наместником беспокойного Хорасана своего дальнего родственника Умаййу б. Абдаллаха б. Халида, который как курайшит должен был стоять над межплеменными распрями и умиротворить эту провинцию. Мешало ему то, что на его репутации темным пятном лежало позорное бегство от хариджитов Бахрейна (т. III, с. 265). Умаййе был подчинен и Сиджистан, управлять которым он отправил своего сына Абдаллаха. В 695 г. Абдаллах совершил поход на Кабулистан. На пути, еще в Бусте, прибыл к нему правитель Кабулистана с подарками и согласился подписать договор с условием уплаты миллиона дирхемов в год. Неизвестно, получил ли Абдаллах какую-то часть этой суммы, во всяком случае, он потребовал большой дани и вторгся в горные районы. Горцы не оказывали сопротивления, заманивая его все глубже, а затем перекрыли пути отхода. В результате вместо богатой добычи и большой дани он вынужден был подписать договор на 300 000 дирхемов в год с обязательством больше не вторгаться в Кабулистан.⁶⁶ За такой позорный исход кампании Абдалмалик сместил его и назначил вместо него Мусу б. Талху, человека, до тех пор ничем не отличившегося.

Сам Умаййа в течение первого года правления Хорасаном не предпринимал никаких решительных действий. Главным врагом халифа на вверенной ему территории был Муса б. Абдаллах б. Хазим, захвативший хорошо укрепленный Термез, и сидевший там с тысячью преданных воинов. Опасно было не это войско, несопоставимое с силами на­местника, а то, что оно могло стать ядром мощного антихалифского движения.

В начале 696 г. Умаййа решил предпринять поход на Термез. Конечная цель не упоминается, скорее всего, он планировался по принципу «как получится». Командующим был назначен Букайр б. Вишах, который горячо взялся за подготовку похода. В связи с этим сообщается несколько любопытных деталей. Оказывается, средств для этого из казны выделялось недостаточно, и командующему приходилось многое оплачивать из собственного кармана. Букайр вынужден был обратиться к кредиторам, которыми стали согдийские купцы жившие в Мерве, т.е. они дали деньги для организации похода на своих собратьев. В долг влезли перед походом и некоторые другие его участники. Вряд ли это был какой-то исключительный случай, скорее, обычная практика организации походов в те годы.

Воспользоваться плодами подготовки Букайру не пришлось. Его сопернику Бахиру, который не мог простить Букайру свой арест во время его наместничества, нетрудно было внушить Умаййе мысль, что Букайр, оказавшись за рекой во главе большого и хорошо обеспеченного войска, поднимет мятеж. Умаййа отстранил Букайра и сам возглавил поход. В Кушмайхане, городке в 50 км севернее Мерва, где были завершены последние приготовления к походу, Бахир посоветовал Умаййе назначить Букайра командовать арьергардом, который должен был следить, чтобы не было желающих отстать от войска. Это было еще одним унижением. Наконец, переправившись через Амударью, Умаййа попросил (именно так) Букайра возвратиться в Мерв, чтобы помогать юному сыну Умаййи управлять Мервом. Букайр с группой верных ему людей поскакал назад. Когда отряд переправился по наплавному мосту на западный берег реки, один из близких ему людей, Аттаб ал-Ликва, тоже, кстати, залезший в долги при подготовке к походу, посоветовал Букайру сжечь мост и, вернувшись в Мерв, захватить власть. Букайр колебался, не желая подвергать опасности мусульманскую армию, находившуюся на враждебной территории. Аттаб успокоил его: «Тебе достаточно будет, чтобы глашатай объявил: «С того, кто принял ислам⁶⁷, мы снимем харадж». К тебе придет тогда пятьдесят тысяч молельщиков, более послушных и покорных тебе, чем эти».⁶⁸ А относительно мусульманской армии, заверил его Аттаб, беспокоиться нечего – она многочисленна и хорошо обеспечена, и может дойти хоть до Китая.

Букайр уничтожил мост, вернулся в Мерв и объявил Умаййу смещенным. Известие об этом дошло до Умаййи, когда он находился под Бухарой. Он был потрясен неблагодарностью Букайра, которого облагодетельствовал, не потребовав финансового отчета при вступлении на пост наместника, а теперь – доверил управлять столицей. Его успокаивали, говоря, что Букайра подстрекал к этому Аттаб. «Да кто такой Аттаб, – воскликнул он, – наседка на яйцах!».

Умаййа быстро заключил договор с Бухарой и поспешил к Мерву. Передовой его отряд из 800 человек был разгромлен на подходе к городу. Не желая увеличивать число врагов, Букайр распорядился освободить сдавшихся в плен, лишь отобрав у них оружие. Умаййа с основным войском остановился в Кушмайхане. Оттуда он послал против мятежников отряд под командованием Сабита б. Кутбы, мавлы бану хуза‘а. Он также потерпел поражение, Сабит попал в плен, но также был отпущен на свободу. Тогда Умаййа сам подошел к Мерву со всем войском. Блокировать его или пытаться штурмовать он не стал, потому что там оставались семьи многих участников похода. Мятежники беспрепятственно выходили за городские стены, устраивали пирушки на лоне природы и дразнили своих противников: «Выстрелите-ка! Тому, кто выстрелит, мы бросим голову кого-нибудь из его семьи». Изредка происходили мелкие стычки у северных ворот, скорее ради демонст­рации молодечества, чем для достижения какой-то серьезной цели.

Неопределенность, наконец, надоела обеим сторонам, к тому же Букайр был ранен в голову в одной из стычек и понял, что Умаййа в конце концов возьмет верх. Поэтому, когда Букайр начал переговоры и одним из условий сдачи поставил оплату долгов, сделанных для подготовки похода, на сумму в 400 000 дирхемов, Умаййа согласился. Букайру было также обещано помилование его сторонников и что он получит наместничество в любом округе Хорасана, в каком пожелает. Умаййа простил даже главного подстрекателя к мятежу, Аттаба, и оплатил его расходы на подготовку к походу (20 тыс. дирхемов). Ради окончательного примирения Умаййа пошел на смещение Бахира с поста начальника полиции. Такой исход дела только подогрел ненависть Бахира к Букайру.

Мятеж Букайра не был только проявлением личных обид и претензий, за ним стояло недовольство значительной части хорасанских арабов. Одной из главных причин недовольства была неотрегулированность налогообложения. Мусульмане, во всяком случае мусульмане-арабы, не должны были платить харадж, но он был неотделим от хараджных земель. Приобретая такую землю, новый собственник приобретал с ней и обязанность платить налог, приобретение ее мусульманином или принятие прежним владельцем ислама не меняло положения. В Мервском оазисе сбор налогов лежал на марзбане Мерва и подвластных ему местных дихканах. Сумма дани Мерва была определена договором, заключенным при завоевании, уменьшить эту сумму было нельзя. Переход значительной части земель к арабам, и принятие ислама частью местных жителей увеличили бы налогообложение оставшихся владельцев-немусульман до полного их разорения. Поэтому получалось, что завоевателям приходилось платить унизительный для них налог уполномоченным покоренных.

Неизвестно, что происходило в те несколько месяцев, когда Мерв был под властью Букайра, но Умаййа жестко требовал сбора полной суммы налогов, и это вызывало ропот в среде арабов.

Однажды такой разговор возник в мечети в присутствии Букайра. Тамимиты осуждали Умаййу, который отдал их во власть дихканов при сборе налогов.⁶⁹ Этот разговор слышал и Бахир, который тут же донес Умаййе, что это говорил Букайр. Умаййа не поверил. Тогда Бахир придумал более тяжкое обвинение, будто Букайр при свидетелях говорил о намерении убить Умаййу. Бахиру удалось убедить наместника в справедливости этого обвинения. Букайр был арестован и признан виновным, несмотря на его требование передать решение не его личным врагам, а незаинтересованнным людям. Многие вступились за Букайра, никто не хотел брать на себя его убиение, кроме Бахира, он и обезглавил Букайра. А на следующий день были казнены два племянника Букайра, а любимая невольница Букайра была подарена Бахиру.

Рассказы о мятеже Букайра б. Вишаха и его дальнейшей судьбе интересовали современников больше, чем военные предприятия Умаййи, о которых сохранились самые смутные воспоминания. По сообщению ат­Табари, в том же, 77 г. х. Умаййа совершил неудачный поход за Амударью, был окружен и с большим трудом спас войско от гибели.⁷⁰ Поскольку мы не знаем, когда произошло примирение Букайра и Умаййи, то не можем сказать, была ли у Умаййи возможность успеть совершить поход до наступления зимы. В другом месте сообщается, что после примирения Умаййа «не трогался с места весь этот год». На следующий год он отправил большое войско под командованием какого-то безымянного хуза‘ита против Мусы б. Мухаммада к Термезу, где хуза‘ит был коварно убит, после чего его войско разбежалось.⁷¹ Этот рассказ не внушает особого доверия: фигурирует бродячий сюжет об агенте-перебежчике, якобы пострадавшего от своих, отсутствует имя командующего «многочисленным войском». В этом случае неудачный поход Умаййи не упоминается.

Как бы то ни было, правление Умаййи оказалось неудачным, и еле устоявшееся единение хорасанских арабов было нарушено и военных успехов не принесло. Абдалмалик сместил его и передал Хорасан и Сиджистан под верховную власть ал-Хаджжаджа.⁷²

Ал-Хаджжадж хотел направить в Сиджистан ал-Мухаллаба, а в Хорасан – Убайдаллаха б. Абу Бакру, но ал-Мухаллабу не улыбалось ввязываться в дела беспокойного Сиджистана, и он убедил ал-Хаджжаджа, что Убайдаллах уже управлял этой провинцией и лучше знает ее, а он лучше знает Хорасан.⁷³

Однако путь в Мерв оказался тернистым: после окончания чествования победителя азракитов настала пора финансового отчета. За ал-Мухаллабом числился миллион дирхемов, недоплаченных в центральную казну за время управления Ахвазом при Халиде б. Абдаллахе (т. III, с. 263‒365). Деньги эти не были присвоены, а расходовались на армию и ведение военных действий против азракитов. Такой суммы у ал-Мухаллаба не нашлось. Он напомнил своему сыну Мугире, что последний в то время управлял Истахром и должен внести половину этой суммы. 300 000 пришлось занять у Абу Мавии, мавлы Абдаллаха б. Амира, заведовавшего финансами своего патрона (ср. т. III, с. 133), остальные 200 000 в значительной части были покрыты продажей драгоценностей жены.⁷⁴ Пока производились эти трудные расчеты, ал-Мухаллаб послал в Мерв своего сына Хабиба с соответствующим военным сопровождением. Для быстроты отряд ехал на почтовых и за 20 дней добрался до места, проехав более 2300 км.⁷⁵ Смена власти прошла мирно, и Хабиб не тронул никого из прежней администрации.

Хабибу пришлось десять месяцев дожидаться отца, который все не мог расплатиться с долгом, т.е. фактически ал-Мухаллаб вступил в управление Хорасаном только в начале 698 г.

В том же, 78 г. х., но без такой задержки в Сиджистан прибыл Убайдаллах б. Абу Бакра. Главной его задачей было заставить правителя Кабулистана, рутбила, возобновить уплату дани. Весной 698 г.⁷⁶ двадцатитысячное войско состояло из куфийцев, которыми командовал Шурайх б. Хани, и басрийцев, подчинявшихся непосредственно Убайдаллаху или его сыну Абу Барза‘а. Кампания развивалась по той же схеме, что и предыдущая: Убайдаллах, не встречая сопротивления, вошел в горные районы, и, когда оказался примерно в 100 км от Кабула, горцы отрезали ему пути отхода. Многочисленная армия оказалась в горах без фуража и продовольствия. Убайдаллах был вынужден пойти на тяжелые переговоры с рутбилом, не надеясь уже на получение дани или добычи. Многие военачальники были против такого позора и предлагали избрать более достойную смерть в бою. Убайдаллах все же заключил соглашение, заплатив (или обязавшись заплатить) 700 тыс. дирхемов, оставив в заложниках троих сыновей, и дав письменное обязательство не вторгаться в Кабулистан во время своего наместничества.

Шурайх б. Хани отказался признать соглашение, и с небольшим отрядом таких же непримиримых вступил в бой с кабулистанцами и погиб. Убайдаллаху с трудом удалось убедить рутбила, что это акт своеволия, а не нарушение соглашения.

Обратный путь деморализованной арабской армии был трагичен. Был разгар лета, путь проходил по безводным, выжженым солнцем местам. Продовольствие кончилось, были съедены все кони. Когда люди вышли в плодородные места и набросились на еду, то многие погибли от переедания, недозревший виноград для многих также оказался смертельным. В этих условиях Убайдаллах показал себя не лучшим образом. Где-то на обратном пути он закупил пшеницу и стал продавать своим воинам по дирхему за кафиз (3,24 кг),⁷⁷ т.е. втрое дороже обычного, и за такую же цену – решето соломы. От жажды, голода и болезней погибло три четверти войска – из 20 000 воинов вернулись только 5000.⁷⁸

Поэт А‘ша Хамдан, участвовавший в этом походе, оставил длинное стихотворное описание тягот похода, в котором, сказав о превосходном состоянии войска, выступившего в поход, А‘ша переходит к описанию его бедствий и недостойного поведения Убайдаллаха.⁷⁹

Позор поражения и проклятия исстрадавшихся участников похода не долго преследовали Убайдаллаха – в том же году он умер от какой-то «болезни ушей», передав управление областью своему сыну Абу Барза‘а.⁸⁰

Примерно в то же время, когда Убайдаллах б. Абу Бакра отправился в свой злополучный поход, в Мерв прибыл ал-Мухаллаб. О каких-либо преследованиях со стороны нового наместника не сообщается, и вряд ли это случайно – он был человеком осмотрительным и обстоятельным, избавляться от врагов, чтобы нажить этим новых, он, кажется, избегал. Почти год ушел на решение внутренних дел провинции, и только весной 699 г. он предпринял поход в Мавераннахр.

Эту кампанию он повел так же основательно, как и войну с азракитами. Удар был направлен на южный Согд, долину Кашкадарьи, его главные города, Насеф (Нахшеб) и Кешш. В отличие от предшественников он не ограничился рейдом за реку, чтобы заставить местных правителей откупиться договорной данью, а остался там на зиму в лагере под Кешшем,⁸¹ откуда мог контролировать значительную часть Мавераннахра. Арабские авторы считают, что все это время он вел осаду этого города, но он был не так велик и не мог обладать настолько многочисленным гарнизоном, чтобы держаться так долго.

Отсюда он послал своего сына Йазида на покорение Хуттала, когда к нему прибыл племянник ас-Сабла, правителя этой области с предложением совместно свергнуть его. Два отряда встали отдельными лагерями под крепостью, где располагался ас-Сабл. Ночью он напал на лагерь племянника и убил его. Йазид осадил крепость и вынудил ас-Сабла подписать договор и заплатить контрибуцию.

Затем в район Рабинджана был послан Хабиб с четырехтысячным отрядом против владетеля (сахиб) Бухары с сорокатысячным войском, которое будто бы отступило после того, как раб Хабиба одолел в единоборстве своего соперника. Второе столкновение произошло на обратном пути около селения, которое было сожжено арабами и с тех пор стало называться ал-Мухтарака («Сожженная»).⁸² Здесь в единоборство вступил сам Хабиб и тоже одолел соперников.⁸³ Этот рассказ, как и многое в преданиях аздитской племенной традиции, составлен прежде всего для прославления сына ал-Мухаллаба, все остальное – лишь необходимый для этого фон. Из него мы не узнаем, достиг ли Хабиб Рабинджана, почему, победив многочисленного врага, ушел назад, почему на защиту Рабинджана, согдийского города, расположенного значительно ближе к Самарканду, чем к Бухаре, вышел бухархудат, а не ихшид Согда, да и сама принадлежность войска Бухаре – упоминание о возвращении его в свою страну скорее может относиться к тюркам, чем к бухарцам.

Ал-Мухаллаб стоял под Кешшем до осени 701 г. и ушел после получения известия о смерти Мугиры, замещавшего отца в Мерве, последовавшей в раджабе 82/11.VІІІ‒9.ІХ.701 г.⁸⁴ Он заключил договор с правителем Кешша о выплате контрибуции, получил заложников в обеспечение верности правителя Кешша своему слову, оставил Хурайса б. Кутбу дожидаться окончательной выплаты дани и ушел в Балх. Интересно, что, проходя где-то неподалеку от Термеза, он, по-видимому, не имел столкновения с Мусой б. Абдаллахом.

В это же время по более короткой дороге через Амул в Мерв отправился Йазид б. ал-Мухаллаб в сопровождении семи десятков всадников и вынужден был отбиваться от какого-то разбойничьего отряда тюрок около Нахшеба (Насефа, около современного Карши).⁸⁵

С дороги или из Балха ал-Мухаллаб приказал Хурайсу в нарушение договора не отпускать заложников до прибытия в Балх. Он же использовал это распоряжение для ускорения выплаты дани, пообещав отпустить заложников сразу по завершении выплаты, и сдержал обещание. Возможно, это ослушание не имело бы серьезных последствий (Хурайс сказал, что письмо пришло, когда он уже отпустил заложников), если бы не одно его неосторожное высказывание. Когда тот же отряд тюрок напал на него по дороге и потребовал выкупа, который будто бы выплатил им Йазид, Хурайс сказал, что его родила не мать Йазида, и атаковал тюрок. Вот этого ал-Мухаллаб уж никак не мог простить, тем более что Хурайс был не арабом, а мавлой бану хуза́а (вероятно, мусульманином во втором поколении). Простить утверждение, что его мать лучше матери Йазида, было невозможно.

Хурайс получил 30 плетей по обнаженному телу – наказание по тем временам не из самых тяжелых, но раздевание было позорным, и Хурайс пытался убить ал-Мухаллаба, а после неудачи, через некоторое время подговорил своего брата Сабита бежать к Мусе б. Абдаллаху, который встретил их с распростертыми объятиями.⁸⁶

Сабит был фигурой заметной, пользовался большим уважением у местного населения, его именем называли детей и клялись в подтверждение верности клятвы.⁸⁷ Значение таких людей в войске завое­вателей нами все-таки недостаточно оценивается – слишком мало конкретных сведений. Становясь мусульманами и арабизируясь, они лучше понимали иранское население, чем арабы.

Ал-Мухаллаб умер в Мерве в этом же году, передав власть Йазиду. Ал-Хаджжадж утвердил это назначение, тем более что в этот момент у него были более неотложные заботы, чем беспокойство о Хорасане.

Ал-Хаджжадж не мог оставить без возмездия позорный финал похода Убайдаллаха б. Абу Бакры на Сиджистан. Извещая Абдалмалика о случившемся, он добавил, что считает необходимым послать в Кабулистан большое войско. Испрашивая разрешение на это, он закончил почтительно-настойчиво: «Если амир верующих укажет мне послать это большое войско, то я его отправлю, если нет – амир верующих властен над своим войском. Только я думаю, что если не придет к рутбилу и тем многобожникам, которые с ним, такое большое войско, то они вскорости овладеют всей той пограничной областью (фардж)».⁸⁸

Халиф, понятно, не возражал, и ал-Хаджжадж начал комплектацию войска, не жалея данег на снаряжение. Самым сложным оказался выбор командующего этим войском. Им мог бы стать ал-Мухаллаб, но он очень кстати для себя оказался в Хорасане, а не в Сиджистане, а война с Шабибом не выдвинула ни одного способного военачальника из иракцев. Верные и надежные сирийцы нужны были как гвардия, противостоящая враждебности иракцев. Была одна только фигура, которая могла достойно возглавить отборную армию – Абдаррахман б. Мухаммад б. ал-Аш‘ас. Он не запятнал себя неудачным командованием и пользовался большим авторитетом, был вождем киндитов. Но он был из тех аристократов, которые были ненавистны ал-Хаджжаджу. Он был внуком того самого ал-Аш‘аса, который стал во главе хадрамаутской ридды. Даже походка Ибн ал-Аш‘аса вызывала у него раздражение, может быть, еще потому, что Ибн ал-Аш‘ас не скрывал, что считает себя имеющим больше прав быть наместником.

И все же, несмотря на обоюдную неприязнь, ал-Хаджжадж остановил свой выбор на Ибн ал-Аш‘асе. Возможно, он надеялся, что этот неприятный ему человек сложит голову или опозорится в горах Кабулистана. Во всяком случае, когда родные братья Абдаррахмана б. ал-Аш'аса стали предостерегать ал-Хаджжаджа от его назначения, говоря, что имея в своем распоряжении такую армию, он непременно взбунтуется, то ал-Хаджжадж будто бы ответил: «А я и хочу, чтобы он взбунтовался».⁸⁹

Абдаррахмана б. ал-Аш‘аса в это время не было в Ираке, ал-Хаджжадж направил его на подавление мятежа Химйана б. Ади ас-Садуси в Кирмане.⁹⁰ В Куфе войско формировалось под наблюдением ал-Хаджжаджа, было собрано от 10 до 12 тыс. человек, им выплатили полное жалованье, на что потребовался миллион дирхемов, выдали оружие и необходимое снаряжение. Из-за участия в этом войске большого числа прекрасно экипированной знати его прозвали «войском павлинов». Во главе куфийцев был поставлен Утарид б. Умайр. В Басре к куфийцам присоединилось примерно столько же воинов под командованием Атийи б. Амра.⁹¹ В Ахвазе войско пополнилось отрядами ас-Саббаха б. Мухаммада и Касима б. Мухаммада, братьев Абдаррахмана.⁹² Абдаррахман вступил в непосредственное командование этим войском уже в Сиджистане, где к нему присоединился четвертый брат, Исхак б. Мухаммад, пришедший с отрядом кавалеристов из Табаристана.⁹³ Здесь он призвал в поход местных добровольцев. Абдаррахман обосновался в Бусте, руководя отсюда вторжением в Давар.

Обеспокоенный появлением большой арабской армии, рутбил прислал в Буст послов с обещанием платить дань в соответствии с прежними договорами, и в знак искренности своих намерений прислал подарки, и возвратил находившихся в его руках заложников, среди которых были двоюродный брат и сын Убайдаллаха б. Абу Бакры.⁹⁴ Абдаррахман не пошел на переговоры и продолжил наступление. В отличие от предшественников он действовал осторожно и систематично, захватывая крепость за крепостью, ставя там гарнизоны, налаживая надежную связь. До зимы он только подготовил базу для операций следующего года. Как и при операциях против Шабиба, осторожные действия командующего вызывали раздражение ал-Хаджжаджа. В случае с Ибн ал-Аш‘асом добавлялась и личная неприязнь. В ответ на сообщение Ибн ал-Аш‘аса о планах на следующий год, он разразился гневным посланием:

«Письмо твое пришло ко мне, и я понял, что ты написал в нем. Письмо твое – письмо человека, который хочет примирения и прекращения войны, который подлещивается к слабому презренному врагу, принесшему несчастье мусульманскому войску, которое отличается прекрасной храбростью и заслуги которого перед исламом велики. Клянусь твоей жизнью, о сын матери Абдаррахмана, если ты удержишь от врага это мое войско и мой клинок из-за безразличия души к тому, что постигло мусульман. Поистине, я не считаю твое решение, которое ты упомянул, решением опасным для врага. Я считаю, что тебя привела твоя слабость и помутнение твоего разума. Приступай к выполнению моего приказа о вторжении в их землю, разрушении их крепостей, убиении их воинов и пленении их детей».⁹⁵

Ибн ал-Аш‘ас не торопился выполнять явно неразумный приказ, и несомненно, пытался доказать свою правоту, но ал-Хаджжадж знал одну истину – его приказ должен выполняться неукоснительно. Последний приказ не допускал рассуждений. «Приступай к выполнению того, что я тебе приказал. А если нет – то Исхак сын Мухаммада, твой брат, – амир этих людей, и допусти его к тому, над чем я его назначил».⁹⁶

Время переписки и доводов окончилось. Абдаррахман б. ал-Аш‘ас собрал совет, на котором сообщил о приказе вторгнуться немедля во вражескую землю, в которой погибли совсем недавно их собратья. Он – один из них и поступит, как они пожелают. Сразу же нашлись люди, которые закричали, что надо пойти на врага Аллаха ал-Хаджжаджа и свергнуть его. Идея изгнать ненавистного наместника теперь, когда можно напасть на него во всеоружии, нашла отклик во всем войске.⁹⁷

Теперь Ибн ал-Аш‘ас вступил в переговоры с рутбилом. Было заключено соглашение, по которому Ибн ал-Аш‘ас обязался не требовать никакой дани ни сейчас, ни когда победит ал-Хаджжаджа, а если будет побежден, то рутбил окажет покровительство ему и его людям. Обеспечив, таким образом, свою безопасность при худшем исходе дела, он решил заручиться помощью влиятельного союзника и написал ал-Мухаллабу о своем выступлении против ал-Хаджжаджа и предложил присоединиться к нему.

Союзника он в нем не нашел. Ал-Мухаллаб понимал свое место в негласной иерархии арабской племенной и мусульманской аристократии, о чем ему, как мы знаем, без всякой деликатности писал ал-Хаджжадж. Место наместника Хорасана его удовлетворяло, нужно было только закрепить его за сыновьями, а это зависело от ал-Хаджжаджа, и порывать с ним ради неведомо какого результата не имело смысла. Он ответил Ибн ал-Аш‘асу письмом с увещеваниями, а его послание переправил ал-Хаджжаджу.⁹⁸

Его отказ поддержать восстание не обескуражил Ибн ал-Аш‘аса: в его распоряжении была большая и хорошо вооруженная армия, к которой присоединялись остатки хариджитских отрядов, орудовавших в Сиджистане и Кирмане, и мусульмане-беглецы, находившиеся на службе у рутбила, и конечно же, в Ираке было достаточно много врагов ал-Хаджжаджа – надо было только добраться до Ирака. В Кирмане к нему присоединилось еще 4000 воинов из местных гарнизонов и мелкие шайки полубродяг-полуразбойников. По мере роста численности повстанцев и уверенности в успехе, росли и политические претензии. В Фарсе стали раздаваться голоса, что мало скинуть ал-Хаджжаджа, надо свергнуть и главного «врага Аллаха» Абдалмалика. В этом чувствуется возросшее влияние хариджитски настроенной части повстанцев – самому Ибн ал-Аш‘асу и поддержавшей его верхушке иракцев достаточно было избавиться от жесткого наместника и стать хозяевами ситуации.

Во время одного из пятничных молений войско присягнуло Ибн ал-Аш‘асу на верность и некоторые выступали за свержение халифа.⁹⁹ Это уже было серьезнее, чем замахнуться на поставленного наместника, и братья Абдаррахмана Исхак, ас-Сабах, ал-Мунзир и ал-Касим поспешили отделиться от движения (последний, правда, через некоторое время возвратился).¹⁰⁰

Ал-Хаджжадж всерьез обеспокоился; ему противостоял не безродный хариджит, а авторитетный вождь, которого поддержали бы оппозиционные иракцы. Единственной опорой оставались верные сирийцы, но их было явно недостаточно, и ал-Хаджжадж обратился за помощью к халифу.

Абдалмалик, которому восстание теперь угрожало лично, быстро откликнулся на призыв о помощи и стал ежедневно небольшими группами посылать на почтовых сирийских воинов в Басру, где и находился ал-Хаджжадж. Это было уже зимой на рубеже 700 и 701 гг.

При появлении Ибн ал-Аш‘аса в Ахвазе ал-Хаджжадж вышел ему навстречу, расположившись в Рустукбаде или Тустаре.¹⁰¹ В «день Арафата» (9 зу-л-хиджжа 81 г. х., т.е. 24 января 701 г.) семитысячный авангард сирийцев столкнулся на правом берегу Дуджайла (Каруна) с передовым отрядом Ибн ал-Аш‘аса из 300 человек и разгромил его. Пока радостная весть о первом успехе мчалась к ал-Хаджжаджу, Ибн ал-Аш‘ас переправил свою конницу, и она под покровом густого тумана напала на сирийцев, которые понесли большие потери (1,5‒2 тыс. человек) и обратились в бегство.¹⁰²

Весть о разгроме авангарда ал-Хаджжадж будто бы получил как раз в тот момент, когда в праздничной проповеди по случаю «дня жертвоприношения» (10 зу-л-хиджжа) вознес хвалу Аллаху за первый успех. Это совпадение, скорее всего, возникло для украшения рассказа о тех событиях, но в какой бы момент она не пришла – праздник она испортила. Видимо численный перевес в этот момент был на стороне мятежников, потому что ал-Хаджжадж не стал искать встречи с ними в поле, а предпочел отступить к Басре. На всякий случай всю казну он роздал своим воинам, чтобы она не досталась Ибн ал-Аш‘асу,¹⁰³ заодно и боевой дух поднимался с помощью такого убедительного средства.

В Басре не все ожидали его с распростертыми объятиями. Начальник полиции Абдаллах б. Амир б. Мисма‘ намеревался развести наплавной мост через Тигр, чтобы помешать ал-Хаджжаджу войти в город, но 100 000 дирхемов, уплаченные ему наместником города, соплеменником ал-Хаджжаджа, изменили его убеждения. Беспринципность вскоре была наказана – ал-Хаджжадж, вступив в Басру, отобрал у него эти деньги.¹⁰⁴

Теперь ал-Хаджжаджа отделяло от мятежников широкое русло Тигра, и этом отношении Басра предоставляла прекрасные возможности для организации обороны, мешало лишь враждебное отношение басрийцев, которые в критический момент могли нанести удар в спину. К тому же личный секретарь и советник ал-Хаджжаджа перс Задан Фаррух посоветовал оставить город, чтобы басрийцы из армии Ибн ал-Аш‘аса, разойдясь по домам и разнежившись в домашней обстановке, утратили бы боевой задор.¹⁰⁵ Так или иначе, но 7 февраля 701 г. ал-Хаджжадж оставил Басру,¹⁰⁶ разрушил за собой мосты и окопался в Мирбаде (юго-западный пригород Басры). Ибн ал-Аш‘ас тоже не остался в городе и расположился в аз-Завийи, между городом и Мирбадом. Расчет Задан Фарруха оказался верным. Многие басрийцы разошлись по домам, а к ал-Хаджжаджу в это время непрерывно, хотя и мелкими группами, прибывали подкрепления из Сирии. Приближенные Ибн ал-Аш‘аса советовали ему не терять времени и немедленно напасть на врага, пока тот не усилился еще больше.

В последнее воскресенье мухаррама 82 г. х. (13 марта 701 г.) Ибн ал-Аш‘ас атаковал противника. Начало было успешным. Его воины прорвали оборону, ворвались в лагерь, захватили казнохранилище и освободили заключенных из лагерной тюрьмы. Перепуганные родственники бросились спасаться бегством, сам ал-Хаджжадж едва не оказался в плену. Спасла его только недисциплинированность воинов Ибн ал-Аш‘аса, рассеявшихся по лагерю ради грабежа. В этот момент Суфйан б. ал-Абрад с отрядом сирийской конницы нанес неожиданный удар. У Ибн ал-Аш‘аса не нашлось под рукой достаточной организованной силы для отражения контратаки, отступившее в беспорядке войско не смогло закрепиться в неполностью окопанном лагере. Сирийцы захватили лагерь Ибн ал-Аш‘аса со всем имуществом, а тем временем опомнившиеся воины ал-Хаджжаджа принялись убивать рассеявшихся по их лагерю любителей наживы.

В этой ситуации Ибн ал-Аш‘ас предпринял неожиданный ход. Он не стал приводить в порядок потрепанное войско, потерявшее около полутора тысяч человек убитыми, а, оставив своим заместителем в Басре Абдаррахмана б. ал-Аббаса (правнука ал-Хариса, дяди пророка) с тысячью отборных воинов, поскакал к Куфе,¹⁰⁷ для защиты которой ал-Хаджжадж оставил Абдаррахмана б. Абдаррахмана б. ал-Хадрами с 2000 сирийцев, с тем чтобы, захватив Куфу, отрезать ал-Хаджжаджа от Сирии.

Абдаррахман б. ал-Аббас принял от басрийцев присягу на верность и стал готовиться к обороне города, поставив заслоны на въездах во все магистральные улицы, но и пробившись через них, противник рисковал застрять в глубине городских кварталов, где даже женщины сражаются, кидая камни с крыш. Басрийцы упорно сражались на окраине четыре или пять дней, со среды – последнего дня мухаррама (16 марта 701 г.) до вечера воскресенья (по нашему счету времени – вечер субботы 19 марта). В предпоследний день ал-Хаджжадж послал Абдаррах­мана, брата Кутайбы б. Муслима, на прорыв по дамбе в центр города (вероятно, той же, по которой в 656 г. ворвались в город Талха и аз- Зубайр [см. т. III, с. 31]). Его остановили у какого-то моста, но надо думать, что прорыв ослабил позиции оборонявшихся, и они на следующий день сдались, получив от ал-Хаджжаджа обещание помилования. Абдаррахман б. ал-Аббас предпочел уйти из Басры с тысячью воинов, чтобы соединиться с Ибн ал-Аш‘асом и продолжить борьбу.¹⁰⁸ Ал-Хаджжадж сдержал обещание, казнив несколько наиболее враждебно настроенных противников, он не преследовал остальных, и более того, запретил сирийцам селиться в домах горожан во избежание конфликтов, особенно если в доме были одни женщины.¹⁰⁹ Это в какой-то мере примирило с ним горожан, и обеспечило их нейтралитет во время длительного противостояния под Куфой.

В это время в центре Ирака развернулись неожиданные события. Узнав о первых неудачах ал-Хаджжаджа, начальник городской милиции Мадаина¹¹⁰ Маттар б. Наджийа со своими людьми пришел в Куфу, и не без помощи куфийцев осадил коменданта города, оставленного ал-Хаджжаджем, Абдаррахмана б. Абдаррахмана, в резиденции наместника. Не приходится сомневаться, что тот был поставлен в известность о поражении и отступлении грозного наместника и потому быстро согласился покинуть город при условии беспрепятственного прохода через него. Маттар обосновался в резиденции, и узнав о поражении Ибн ал-Аш‘аса, попытался организовать присягу себе куфийцев. Но те не спешили откликнуться на его призыв, хотя за организацию присяги взялся известный правовед Абдаррахман б. Абу Лайла. Претензиям Маттара положило конец прибытие в Куфу Ибн ал-Аш‘аса, восторженно встреченного куфийцами. Маттар не оценил происшедшего и не покинул резиденции. По приказу Ибн ал-Аш‘аса были принесены лестницы, добровольцы тут же взобрались на стены резиденции и схватили Маттара. Ибн ал-Аш‘ас сначала арестовал его, но, когда тот вместе со всеми присягнул ему на верность, – простил и освободил. Гарнизоны крепостей по границе с аравийскими степями, вроде Кадисийи и Туктуканы, также перешли на его сторону, а вскоре подошел и Абдаррахман б. ал-Аббас.¹¹¹

Отсутствие точной даты появления Ибн ал-Аш‘аса в Куфе не позволяет судить, направлялся ли он из Басры прямо в Куфу, или некоторое время выжидал развития событий, а узнав об изгнании сирийского гарнизона и реакции куфийцев, решил появиться на сцене в выгодный для себя момент. Во всяком случае, у него в распоряжении оказалось некоторое время для укрепления своих позиций в Куфе до прихода ал-Хаджжаджа под Куфу в конце сафара 82/10‒15 апреля 701 г.

Ал-Хаджжадж шел из Басры степной дорогой вдоль правого берега Евфрата. Ибн ал-Аш‘ас выслал навстречу ему большой отряд под командованием Абдаррахмана б. ал-Аббаса, который не дал захватить Кадисийу. На этом основании можно было бы прийти к заключению, что силы ал-Хаджжаджа в этот момент были не настолько велики, чтобы ввязываться в борьбу за эту крепость. Он прошел между Кадисийей и Узайбом (см. т. II, с. 60, рис. 7) на северо-запад и остановился около монастыря Дейр Курра в 7 фарсахах (ок. 42 км) от Куфы. Абдаррахман, идя параллельно, остановился у монастыря Дайр ал-Джамаджим, преградив дорогу на Куфу. Следом сюда подошел и Ибн ал-Аш‘ас с основными силами. Произошло это 1 раби‘ 1.82/15 апреля 701 г.¹¹²

Обойдя Куфу и прикрывавшие ее с юга крепости, ал-Хаджжадж обеспечил себе надежную связь с Сирией и Джазирой, которой у него не было бы, застрянь он под Кадисийей или в Кадисийи. Ибн ал-Аш‘ас ничего не предпринял, чтобы изменить это положение. Оба войска окопались рвами, а ал-Хаджжадж даже вскрыл запруду в голове канала и спустил воду на лощину между двумя лагерями, чтобы обезопасить себя от неожиданностей ночного нападения.¹¹³ Это сообщение ал-Куфи весьма правдоподобно, если учесть, что дело происходило в максимум весеннего паводка.

Началось затяжное противостояние, прерывавшееся стычками мелких отрядов, с единоборствами удальцов обеих сторон, не приносившее преимущества ни одному из противников.

Видя это, Абдалмалик пришел к выводу, что если ал-Хаджжадж не в состоянии справиться с ситуацией во вверенной ему половине Халифата, то стоит пойти на смену власти и переговоры с мятежниками. Весть об этом встревожила ал-Хаджжаджа, и он написал Абдалмалику с предостережением.

«О амир верующих. Клянусь Аллахом, если ты одаришь иракцев моим смещением, то пройдет немного времени, и воспротивятся они тебе, и пойдут против тебя. Это только увеличит их дерзость по отношению к тебе, и пойдут против тебя. Разве ты не видел и не слышал о восстании иракцев во главе с ал-Аштаром против сына Аффана? Когда он спросил их, что они хотят, они ответили: «Са‘ида сына ал-Аса». А когда он сместил его, то не прошло и года, как они пришли к нему и убили его. Воистину, только железо одолевает железо. Пусть Аллах даст тебе выбрать правильное решение. Мир тебе».¹¹⁴

Для переговоров с Ибн ал-Аш‘асом были посланы брат халифа Мухаммад, наместник Джазиры и Арминии, и сын халифа Абдаллах. Они сообщили, что халиф готов сместить ал-Хаджжаджа и назначить на его место своего брата Мухаммада, и предлагает Ибн ал-Аш‘асу в пожизненное управление любой город Ирака по собственному выбору.¹¹⁵ Эти предложения явно запоздали. Ибн ал-Аш‘ас и без того имел власть над значительной частью Ирака и Ирана. Его сейчас могло удовлетворить только место ал-Хаджжаджа, которое вот-вот должно было достаться ему без больших усилий. Его претензии поддерживались многими представителями племенной верхушки Ирака и высшей мусульманской аристократией, в том числе сыновьями ближайших сподвижников пророка, членов совета выборщиков (шуры) – сыном Са‘да б. Абу Ваккаса, Мухаммедом, сыном Талхи б. Убай-даллаха, Абдаррахманом, и племянником Абдаррахмана б. Ауфа, Аййашем. Идеологическую поддержку оказывали многие мусульманские авторитеты, в числе прочих – Амир аш-Ша‘би и Ибн Абу Лайла. И уж тем более неуместным должно было показаться предложение Абдалмалика тем экстремистам, которые выступали за свержение самого Абдалмалика.

Ибн ал-Аш‘ас выслушал послов, сказал, что ему надо подумать, а ответ он даст в конце дня. Ему надо было еще раз удостовериться, насколько решительно настроены его сторонники в новой ситуации. Он собрал верхушку войска, сообщил о предложениях халифа и сказал, что вести переговоры – унижение. Присутствующие горячо поддержали его, кричали, что войско велико, припасов много и надо добиваться своего в бою, а не унижаться переговорами. Ибн ал-Аш‘ас подогрел настроение своих сторонников, напомнив, что дед халифа был врагом пророка, и играя на родовой гордости арабов, добавил, что, в отличие от них, чистокровных арабов, род Абу-л-Аса¹¹⁶ – инородцы (‘улудж), подпорченные родством с «голубоглазыми» из палестинской Саффурии.¹¹⁷

Заручившись решительной поддержкой своих сторонников, Ибн ал-Аш‘ас ответил отказом на предложение халифа. Вернувшись к ал-Хаджжаджу, Мухаммад б. Марван сказал: «Теперь дело за твоим войском». «Мое войско – ваше войско», – галантно ответил ал-Хаджжадж. Посланцы халифа остались при ал-Хаджжадже, то ли для контроля за ним, то для того, чтобы подкрепить его сопровождавшими их отрядами. Теперь, когда ситуация стала однозначной, из Сирии и Джазиры стали прибывать подкрепления, и соотношение сил начало неуклонно склоняться в пользу ал-Хаджжаджа.

Никаких надежных сведений о численности войск, стоявших под Дейр ал-Джамаджим, не имеется. Может быть, единственная достоверная цифра – первоначальная численность войска ал-Хаджжаджа – в 23 000 человек, но тому, что затем из Сирии прибыло 70 000 человек, верить уже не приходится. Имеющиеся сведения о численности войска Ибн ал-Аш‘аса также не вызывают доверия: наименьшая цифра – 60 000 человек, из которых 8000 – знатоки Корана (курра’), выглядит сомнительной, особенно если сопоставить эти данные с сообщением Халифы б. Хаййата о том, что в войске Ибн ал-Аш‘аса было 500 курра,¹¹⁸ еще большие цифры вообще не заслуживают рассмотрения.

Наступила середина лета. И паводок спал, и вода между лагерями, наверное, высохла, а противники по-прежнему уклонялись от генерального сражения. Длительное бездействие разлагало войска, особенно войско куфийцев, соблазнявшееся близостью дома. Наконец, 26 июля два войска сошлись для решительной битвы.¹¹⁹ Удивительно, что несмотря на участие в нем многочисленной пишущей братии на стороне Ибн ал-Аш‘аса, ход этого важного для истории Ирака сражения вырисовывается из арабских историков весьма смутно. Можно только догадываться, что начали его иракцы, так как именно для Ибн ал-Аш‘аса дальнейшее бесплодное стояние было опаснее, чем для ал-Хаджжаджа. Войско ал-Аш‘аса было построено, как полагалось, с разделением на центр и два фланга. Правым флангом командовал ал-Хаджжадж б. Джарийа ал-Хассами, левым – ал-Абрад б. Курра ат-Тамими, пехотой (по-видимому, центром, который в диспозиции не упоминается) – Мухаммад б. Са‘д б. Абу Ваккас, конницей – Абдаррахман б. ал-Аббас, тяжелой панцирной конницей – Абдаллах б. Ризам ал-Хариси. Отдельный отряд составляли курра которыми командовал Джабала б. Захр.¹²⁰ Прославлению стойкости курра’ посвящено несколько боевых эпизодов, однако трудно понять, к каким этапам боя относятся эти эпизоды.

Исход сражения, как и под Басрой, решила атака сирийской конницы Суфйана б. ал-Абрада. Как рассказывается у ат-Табари, командующий левым флангом, по которому пришелся удар сирийской конницы, решил применить обманный маневр ложного отступления, чтобы потом внезапно контратаковать противника. Но его подчиненные приняли этот маневр за измену командующего и побежали всерьез.¹²¹ Левый фланг загнулся к центру, Ибн ал-Аш‘ас поднялся на минбар (из чего можно заключить, что сирийцы прорвались к лагерю) и стал подбадривать воинов. К нему подошел Абдаллах б. Ризам с тяжелой конницей и один из отрядов легкой кавалерии, с помощью которых удалось ликвидировать два прорыва сирийцев, подходивших на расстояние полета стрелы. Затем сирийцы все же ворвались в лагерь, а под рукой у Ибн ал-Аш‘аса больше не осталось резервов для контратак. Дядя жены заставил его сойти с минбара и покинуть поле боя. Несмотря на начавшееся бегство, отдельные группы продолжали сопротивление, чтобы сломить упорствовавших, а ал-Хаджжадж объявил через глашатая, что все, бросившие оружие и разошедшиеся по домам, будут помилованы, а также послал Кутайбу б. Муслима стать со «знаменем помилования», к которому могли прийти желавшие сдаться без опасения за жизнь.¹²²

Ибн ал-Аш‘ас тем временем заехал домой, не слезая с коня, попрощался с дочерью и покинул Куфу в сопровождении небольшого отряда преданных сторонников. Удовлетворенные исходом битвы ал-Хаджжаджа покинули Мухаммад б. Марван и Абдаллах б. Абдалмалик. На поле боя, если верить ал-Куфи, осталось лежать 17 000 убитых с обеих сторон.¹²³ Из пяти командующих основными подразделениями мятежников погибли двое, остальные ушли вместе с Ибн ал-Аш‘асом. Его бегство в данном случае нельзя ни оправдать, ни объяснить какими-то тактическими соображениями. Даже отказавшись от обороны Куфы, он мог соединиться с Мухаммадом б. Са́дом, ушедшим с остатками пехоты в Мадаин,¹²⁴ и собрать вокруг этого ядра часть беглецов и никогда не сокращавшееся множество недовольных властью. Вместо этого он ушел в сторону Хузистана.

Совершенно неясно, что происходило в этот момент в Куфе, почему куфийцы не попытались организовать оборону города, подобно басрийцам. Быть может, ответ на это дает глухое упоминание беспорядков в городе, во время которых сгорел диван хараджа со всеми докуменами, и благодаря этому некоторые держатели хараджных земель превратились в собственников.¹²⁵ Самым подходящим временем для такого погрома был момент между прибытием в город первых беглецов и появлением в городе ал-Хаджжаджа. Коли это так, то по крайней мере одно становится ясным в бегстве Ибн ал-Аш‘аса из Куфы. Можно тогда понять и готовность куфийцев, точнее той верхушки, которая могла организовать сопротивление, покорно принять ал-Хаджжаджа.

Ал-Хаджжадж был милостив к заблудшим жителям столицы и к массовым казням не прибегал. Сообщения о том, что всех мятежников вызывали во дворец и требовали от них признать, что, участвовав в мятеже, они отступили (кафура) от веры, покаяться и присягнуть законной власти, следует понимать как меру, примененную к видным участникам мятежа. Нескольких человек, отказавшихся признать себя вероотступниками, в назидание другим обезглавили, казнен был и один из зачинщиков мятежа против халифа Усмана,¹²⁶ которого 48 лет тому назад с группой строптивцев высылали из Куфы под твердую руку Му́авии (т. II, с. 208). С почтенными людьми, вроде Амира аш-Ша‘би, разговор был строг, но без последствий.¹²⁷ Любопытно, что впоследствии аш-Ша‘би избегал упоминать свое участие в сражении, и в арабской историографии нет ни одного его рассказа об этом.

Неожиданно судьба еще раз улыбнулась Ибн ал-Аш‘асу: курайшит Убайдаллах б. Абдаррахман б. Самура из рода Абдшамса (где он был во время битвы – неизвестно) изгнал из Басры наместника ал-Хаджжаджа Аййуба б. ал-Хакама и передал город подошедшему Ибн ал-Аш‘асу. В это время ал-Хаджжадж подошел к Мадаину и приготовился переправляться через Тигр. Мухаммад б. Са‘ид не стал вступать в бой, а ушел в Басру. У Ибн ал-Аш‘аса снова собралось многочисленное войско, которое могло померяться силами с ал-Хаджжаджем, прошедшим по противоположному берегу Тигра половину пути до Басры.

Ибн ал-Аш‘ас вышел ему навстречу и стал лагерем у селения Маскин или ал-Мафтах, примерно в районе современной Амары. Подошедший ал-Хаджжадж также стал лагерем неподалеку от него.¹²⁸ Противостояние, перемежавшееся частными схватками, продолжалось то ли 20 дней, то ли целый месяц в ша‘бане 82 (10.IX‒9.X.701 г.), в течение которых к обеим сторонам прибывали подкрепления: к ал-Хаджжаджу – Суфйан б. ал-Абрад с сирийской конницей и Абдалмалик б. ал-Мухаллаб с отрядом хорасанцев, к Ибн ал-Аш‘асу – четырехтысячный отряд Бистама б. Маскалы, состоявший из знатоков Корана и благочестивцев, поклявшихся не щадить жизни. Это решающее сражение, происшедшее 14 или 15 ша́бана¹²⁹ (23 или 24 сентября), описывается еще менее определенно, чем сражение у Дейр ал-Джамаджим. Ясно, что обе стороны понесли тяжелые потери, решающим моментом вроде бы стало подавление стойко державшегося в ближнем бою отряда Бистама интенсивным обстрелом. Судя по упоминанию «ночи Дуджайла»¹³⁰ можно предположить, что разгром войска Ибн ал- АпГаса довершился поздним вечером. С остатками войска он пошел в Фарс, оставив в руках победителя несколько тысяч пленных. Здесь побежденные не могли разойтись по домам, как в Басре или Куфе, а кроме того, снисходительное отношение к побежденным в предыдущих битвах позволяло надеяться на такое же отношение и в этом случае.

Но ал-Хаджжадж повел себя иначе. Теперь ему не надо было задабривать опасных жителей столиц, и он казнил четыре или пять тысяч пленных, среди которых оказался и известный поэт А‘ша Хамдан.¹³¹

Массовая казнь пленных может также свидетельствовать об изменившемся составе участников восстания. Вместо арабов из Куфы и Басры войско Ибн ал-Аш‘аса могло пополниться мавлами, считаться с которыми ал-Хаджжадж не стал. О том, что мятеж Ибн ал-Аш‘аса всколыхнул неарабское население Ирака, свидетельствует распоряжение ал-Хаджжаджа после изгнания Ибн ал-Аш‘аса о высылке мавлей из Басры на места постоянного проживания.¹³²

Вторичное появление здесь Ибн ал-Аш‘аса, несомненно, побудило многих вновь присоединиться к нему. Татуировки на руках, оставленные при первой высылке, прямо указывали бы на тех, кого следует казнить за упорство в неповиновении. Преследовать Ибн ал-Аш‘аса были посланы Умара б. Тамим и сын ал-Хаджжаджа, Мухаммад. Они настигли мятежников около Суса и нанесли им еще один тяжелый удар. Покинутый такими видными соратниками, как Абдаррахман б. ал-Аббас и Мухаммад б. Са‘д, осуждавшими его за бегство после поражения под Маскином, Ибн ал-Аш‘ас с остатками войска продол­жил отступление на восток. Только около Сабура, в ущелье, где четыре года назад хариджиты пытались остановить ал-Мухаллаба, ему удалось с помощью местных курдов отбиться от преследователей. Раненный в бою и потерявший много воинов Умара б. Тамим вынужден был остановить преследование.¹³³

Ни в Фарсе, ни в Кирмане Ибн ал-Аш‘ас не нашел поддержки и поспешил в Сиджистан, которым управляли оставленные им наместники. Прибытие поверженного кумира их не обрадовало. Наместник Зеренджа Абдаллах б. Амир закрыл перед ним ворота. Прождав несколько дней, он направился дальше, к Бусту. Тамошний правитель Ийад б. Химйан принял его, а затем арестовал, чтобы передать ал-Хаджжаджу и заработать помилование. Выручил Ибн ал-Аш‘аса его союзник, правитель Кабулистана, подошедший к Бусту. Ийаду пришлось освободить своего пленника, и тот ушел с рутбилом в Кабулистан.¹³⁴ Но инерция поднятого им мятежа неожиданно вновь вознесла его на гребень волны. Многочисленные остатки его разгромленного войска, возглавленные отколовшимися от него военачальниками, Абдаррахманом б. ал-Аббасом, Мухаммадом б. Са́дом и другими (их было, конечно, не 70 000,¹³⁵ как утверждает ал-Куфи¹³⁶), были готовы возобновить борьбу за власть, им недоставало только вождя, которому все согласились бы подчиниться. Старые соратники призвали Ибн ал-Ап-Гаса возглавить их и объединить.

Возглавляемое им войско захватило Буст и Зерендж, их правители-изменники были наказаны в соответствии с тяжестью вины (наместник Зеренджа был арестован, подвергнут пыткам, но затем освобожден, а наместник Буста – казнен).

Все переменилось с подходом к Сиджистану оправившегося от ранения Умары б. Тамима с многочисленным войском, укрепленным сирийцами. В лагере мятежников начались разногласия. Большинство считало, что нужно уходить в Хорасан и искать там союзников в борьбе против ал-Хаджжаджа и Умаййадов. Ибн ал-Аш‘ас был против, считая, что так они только приобретут второго опасного врага – энергичного и решительного Йазида б. ал-Мухаллаба. Его уверяли, что сторонников там найдется больше, чем противников. Нехотя, главным образом ради сохранения единства, он согласился идти в Хорасан.

И все же раскола избежать не удалось, авторитет Ибн ал-Аш‘аса был подорван поражениями и нерешительным поведением после них, и в этом случае не все остались им довольны. Ночью от него ушел с 2000 воинов Убайдаллах б. Абдаррахман б. Самура и направился в Хорасан другой дорогой. Это вывело из себя Ибн ал-Аш‘аса, он заявил, что покинул надежное пристанище, поверив обещаниям единства, а после ухода Убайдаллаха б. Абдаррахмана не хочет иметь дело с такими ненадежными людьми и возвращается к рутбилу. После этого заявления часть воинов разошлась, некоторые последовали за ним в Кабулистан, а оставшиеся присягнули на верность Абдаррахману б. ал-Аббасу, который повел их в область Герата, где, видимо, к нему присоединился Убайдаллах б. Абдаррахман.¹³⁷

Йазид б. ал-Мухаллаб, пытаясь избежать вооруженного столкновения с собратьями по вере и крови, предлагал Абдаррахману б. ал-Аббасу помощь деньгами, чтобы тот покинул подвластную ему территорию. Абдаррахман ответил, что задержится только на время, необходимое для отдыха людей и коней, а сам принялся собирать налоги с занятой им области. Этого Йазид уже вытерпеть не мог и выступил в поход против Абдаррахмана, но напал на него только после отказа от предложения уйти со всеми собранными налогами. Бой оказался коротким. После атаки конницы ал-Муфаддала б. ал-Мухаллаба часть мятежников разбежалась. Абдаррахман упорно сражался с небольшим числом храбрецов, остался живым, сумел избежать плена и скрыться от преследования в Синде. Убайдаллах б. Абдаррахман укрылся в Мерве, некоторые из предводителей ушли в Термез к Мусе б. Абдаллаху, но наиболее знатные мятежники предпочли сдаться в плен, надеясь на свою неприкосновенность. Среди них оказались Мухаммад б. Са‘д, Абдаррахман б. Талха, Аййаш б. Асвад б. Ауф. Йазид отослал к ал-Хаджжаджу всех знатных пленников кроме Абдаррахмана б. Талхи, которого заточил в темницу Мерва и тем спас ему жизнь, так как остальных ал-Хаджжадж приказал казнить, не взирая на их родовитость.¹³⁸ Бунт аристократии против центральной власти был сломлен. Ал-Хаджжадж наглядно продемонстрировал, что не происхождение, а степень лояльности государственной власти определяет положение человека. Символом отчуждения государственной власти в Халифате от создавшего ее общества стало сооружение новой столицы Ирака – Васита.

В течение шести десятилетий Куфа и Басра были двумя столпами, на которые опиралась власть ислама на востоке Халифата, огромными военными поселениями, из которых черпались воинские контингенты, необходимые для непрерывных завоеваний. Жители этих городов прекрасно сознавали свою значимость и всегда были готовы защитить свои интересы с оружием в руках. Со временем их воинственность, побеждаемая обогащением, угасала; люди, включенные в войсковые реестры, диваны, и получавшие жалование, без особой охоты откликались на призывы исполнять воинский долг, но оружие и воинская выучка пригождались для защиты собственных интересов, и все наместники вынуждены были считаться с этим. Им приходилось, опираясь на личную гвардию, состоявшую из вольноотпущенников и клиентов, лавировать, используя противоречия между различными группировками. Будучи командующими десятков тысяч воинов, наместники фактически не имели в своем распоряжении иной силы, кроме этой гвардии и полиции, если только они не возглавляли какую-то значительную племенную группировку данного города. Особенно остро эту ситуацию ощутил ал-Хаджжадж, чужак для обеих столиц. Его грозные тронные речи вызвали глухое сопротивление, а после подавления мятежа в Рустукбаде – откровенный саботаж во время бесславных погонь за Шабибом, конец которым положило только прибытие подкреплений из Сирии, ставших главной опорой ал-Хаджжаджа: иракские владыки Востока сами оказались в своего рода сирийской оккупации. После разгрома аристократического мятежа Ибн ал-Аш‘аса силами сирийцев сосуществование их с куфийцами или басрийцами было бы затруднительным. И ал-Хаджжадж пошел на полный разрыв со своими подданными, решив основать новую резиденцию, где мог бы в окружении сирийцев чувствовать себя независимым от настроений куфийско-басрийской вольницы.

Место для новой резиденции он облюбовал во время похода от Мадаина к Маскину – на правом берегу тогдашнего главного русла Тигра, в урочище Васит ал-Касаб («Посредине тростника»). Несомненно, кроме всего прочего на выбор места для новой столицы повлияло его центральное положение по отношению к четырем важнейшим городам региона: Куфе, Басре, ал-Мадаину и Сук ал-Ахвазу (Ахваз). Город сохранил часть прежнего топонима, но уже с новым смыслом «Середина», по положению в отношении к этим центрам.

Участок под застройку был куплен у местного землевладельца (дихкана) за 10 000 дирхемов.¹³⁹ Этот факт лишний раз демонстрирует отношение мусульманского государства и права к правам частного собственника. Даже такой, казалось бы, не останавливавшийся ни перед чем правитель, как ал-Хаджжадж, купил, а не конфисковал участок для новой столицы, и цена за эту пустошь была определена, как кажется, не грабительская.

Составить представление о расположении, конфигурации и примерных размерах Васита позволяет план городища, составленный иракской археологической экспедицией, работавшей здесь под руководством Фуада Сафара шесть сезонов с 1936 по 1945 г. К сожалению, основное внимание экспедиции было обращено на раскопки мечетей, а несколько других раскопов на территории городища не были связаны с определением контура городских стен, и план с горизонталями оказался несколько формальным.¹⁴⁰ Город просуществовал на этом месте семь веков, и это замаскировало его первоначальный план. Его граница хорошо прослеживается с юго-западной стороны, выходящей на вади. Судя по этой стороне и элементам рельефа северо-западной стороны, город, заложенный ал-Хаджжаджем, представлял собой квадрат со сторонами около 750‒760 м, это точно соответствует 1500 локтям по 52 см. Кроме стены город защищал ров и с двух сторон – кру­той склон берега Тигра и вади.

Ядром города были примыкающие друг к другу дворец и мечеть, расположенные точно посередине на оси, перпендикулярной юго- западной стене. Мечеть обычного дворового типа представляет собой квадрат 103,5x104,3 м, что явно соответствует 200 локтям по 52 см. Вдоль трех сторон двора шли галереи в один ряд колонн, а вдоль стороны, обращенной к Мекке – в пять колонн, сложенных из отдельных песчаниковых цилиндров, скрепленных расплавленным свинцом с железными штырями. Пол был вымощен тем же квадратным кирпичом, из которого были возведены стены толщиной в 2,25 м. В центре двора находился бассейн для омовений.

Стена мечети с михрабом являлась одновременно частью стены, окружавшей дворцовый комплекс. Длина этой раскопанной стены квадрата 208,8 м, т.е. 400 локтей. Вдоль стен шла галерея, как в мечети.¹⁴¹ Здание самого дворца, скорее всего, находилось в центре квадрата.

Один из наиболее ценных архитектурных элементов, обитые железом городские ворота и двери дворца, а также 11 входов в мечеть, добыли простейшим способом – сняли в близлежащих городах – Зандаварде, Давкаре, Дарусате и других селениях и монастырях, невзирая на жалобы жителей, что их имущество будет подвергаться опасности.¹⁴²

От дворца через город шли четыре магистрали шириной в 80 локтей, что в соответствии с пропорциями мечети и дворца, равнялось 41,6 м.¹⁴³ Вероятно, что ширина меньших улиц также была регламентирована.

Строительство велось усиленными темпами и было завершено за три года, скорее всего в 704 г.¹⁴⁴ В сообщениях арабских авторов не упоминается мобилизация населения на строительство, не говорится и о числе занятых на строительстве.

Об объеме работ говорят такие цифры: для выемки земли изо рва и для изготовления кирпичей требовалось выполнить около 150 000 м³ земляных работ, что по средневековым нормам с учетом выноса земли в корзинах потребовало бы около 75 000 человеко-дней,¹⁴⁵ добавим к этому изготовление 5‒6 млн. крупномерных сырцовых кирпичей для городской стены, и мы получим примерное представление о трудозатратах. Чтобы окончить строительство к концу сухого периода 702 г., требовалось, по самым грубым подсчетам, не менее 3000 чернорабочих.¹⁴⁶

Средневековые авторы не сохранили сведений о степени тяжести строительства Васита для бюджета Ирака. Только ал-Васити сообщает, что на войну с Ибн ал-Аш‘асом и постройку Васита был израсходован харадж Ирака за пять лет,¹⁴⁷ но это скорее риторическая фигура, чем отголосок реальности. Насколько мы знаем, чистый остаток после выплаты жалований и других государственных расходов составлял при ал-Хаджжадже около 28 млн. дирхемов,¹⁴⁸ война с Ибн ал-Аш‘асом, конечно, потребовала дополнительных расурсов, но после 701 г., когда Ибн ал-Аш‘ас укрылся в Кабулистане, эти расходы сократились. Мы можем представить только расходы на земляные работы: копач и два носильщика получали вместе 1 дирхем в день. Значит, указанный объем работ обошелся бы в 21‒22 тыс. дирхемов. Изготовление кирпичей и возведение стены обошлись бы в несколько раз дороже, но весь цикл работ стоил бы не более 100 000 дирхемов. Конечно, постройки из обожженого кирпича стоили значительно дороже, но, во всяком случае, не десятки миллионов дирхемов.

Но платили ли этим людям, не были ли они просто насильственно согнаны на эти работы? Египетские документы того же времени показывают, что содержание мобилизованных мастеров ложилось на местный бюджет, но эти расходы вычитались из будущих налогов, происходил своеобразный безналичный расчет, при котором центральная казна реальных денег не расходовала. Наши расчеты показывают только масштаб стоимости работ, как бы они ни оплачивались.

Естественно, что военно-административное поселение с несколькими тысячами хорошо оплачиваемых воинов и большим числом всевозможной челяди нуждалось в тех, кто обеспечивал бы им возможность с пользой и удовольствием истратить свои деньги – в ремесленниках и торговцах. Проблема с ними была решена так же просто и решительно, как с недостающими воротами – их переселили из Зандаварда и других городков (конечно, когда город состоялся, туда потянулись и добровольно за заработком и прибылью), неясно только, приехали они на пустое место или предварительно были построены какие-то жилища. Заодно можно почти поручиться, что торговые ряды были построены сразу, чтобы получать с них арендную плату. Вместе с ремесленниками и торговцами в Васит была переселена часть знати из Куфы и Басры. Понятно, что их не везли принудительно, а просто пригласили так, что нельзя было отказаться. Этим сразу убивались два зайца: в беспокойных городах убавлялось число возможных смутьянов, а заодно они оказывались без поддерживающей их массы и под постоянным надзором. Их второразрядность в новой столице подчеркивалась тем, что даже в мечети на самом почетном месте, в центре, размещались сирийцы, а куфийцы и басрийцы – соответственно справа и слева от максуры.

О том, как их расселили в городе, сведений не имеется, сообщается только о размещении базаров. В центре, рядом с мечетью и дворцом, было отведено место для торговой аристократии, менял и ювелиров; далее располагались торговцы тканями и зерном; зеленщики, ремесленники разных профессий, поденщики и мусорщики занимали окраину вплоть до реки. Здесь же, на окраине у реки, было отведено место для кладбища. В каждом из этих кварталов предписано было иметь менял,¹⁴⁹ вероятно, для того, чтобы черная публика не появлялась в центре. Из этого описания не удается понять, находились ли ремесленные кварталы в самом городе или вне городской стены.

Вместе с дворцом и мечетью в новой столице появилось еще одно важное государственное учреждение – монетный двор, на котором с 84/703 г. началась чеканка первых иракских дирхемов мусульманского образца. Такое запоздание по сравнению с западным регионом явно объясняется политическими осложнениями, описанными в этой главе. Монетный двор Васита дал основную массу дирхемов начала VIII в., несомненно, для работы в нем были собраны мастера с разных монетных дворов, в том числе из Куфы и Басры.

Через Тигр был сооружен мост, который, видимо, сделал ненужной специальную заставу с преградой для сбора пошлин с проходящих судов.¹⁵⁰

Возникновение большого города вызвало потребность в орошении земель западнее Тигра, куда заплывшие древние каналы перестали подводить воду из Евфрата. По распоряжению ал-Хаджжаджа был прорыт канал от хвостов каналов Большого и Малого Заба, который также стал называться Забом. В связи с этими работами были вновь введены в сельскохозяйственный оборот земли, освоенные Му‘авией, запустевшие за время гражданской войны и теперь возвратившиеся к новому халифу.¹⁵¹

В то время как на востоке ал-Хаджжаджу пришлось после гражданской войны утверждать власть халифа в борьбе с внутренними врагами, на севере наместникам приходилось по существу заново завоевывать Арминию, оказавшуюся меж двух огней. Попытки сохранить независимость хотя бы во внутренних делах, лавируя между могущественными соседями, неизменно кончались вторжением с одной или другой стороны. Слабость позиции Арминии усугублялась отсутствием в ней внутреннего единства. В стране, рассеченной горными хребтами на множество изолированных районов, реальную власть в которых осуществляли мелкие владетели, нахарары, с собственными отрядами и собственными интересами, любой политический союз, заключенный верховной властью, легко мог быть разрушен одним из таких князьков, обратившихся из личных интересов к другой стороне, и вызвать вторжение стороны противоположной. Правда, та же географическая особенность осложняла завоевателям полное и быстрое покорение. Проще, разгромив сильного единовластного правителя, сразу завладеть всей страной, чем по отдельности справляться с более слабыми, но многочисленными соперниками, укрывающимися в труднодоступных горных твердынях.

Договор Смбата Багратуни, заключенный с арабами в 695 г. ценой признания вассальной зависимости и выплаты дани (размер которой мы не знаем), подарил Арминии несколько лет спокойной жизни. Византия, занятая внутренними проблемами и отбивавшаяся от атак арабов в Малой Азии и Африке (см. т. III, с. 274), лишена была возможности влиять на ситуацию в Закавказье, сохраняя за собой лишь Четвертую Армению. Об ослаблении ее позиций в этом регионе свидетельствует переход на сторону арабов в 696/97 г. патрикия (правителя?) Лазика Сергия.¹⁵²

Наместником Джазиры с резиденцией в Мосуле с 693 г. был брат халифа Мухаммад б. Марван. Отсюда обычно направлялись войска для походов на Закавказье, поэтому и Арминия потенциально находилась в сфере компетенции наместника Джазиры. В эти годы договор, видимо, определял такую степень автономии Арминии, что Мухаммад б. Марван даже формально не считался наместником Арминии, и граница с Византией, где велись активные военные действия, была вне его компетенции. В 695/96 г. ему приходилось больше внимания обращать в сторону Ирака, откуда грозили нападения хариджитов.

Поход против византийцев возглавляли другие родственники халифа. Хронология этих походов иногда вызывает вопросы, а сведения о них чрезвычайно кратки и в арабских, и в христианских источниках. Поэтому приходится ограничиться суммарным изложением. Неясно, в чьем ведении находились их организации. В одних случаях говорится: «...и отправил Абдалмалик в поход такого-то», в других случаях: «...и совершил поход такой-то», но вряд ли можно говорить, что разница в формулировках отражает реальное значение этих лиц в организации походов.

В 74, 75 и 76 гг. х. (летом 693, 694, 695 гг. н.э.) походами командовал Мухаммад б. Марван,¹⁵³ затем инициатива переходит к сыну Абдалмалика, ал-Валиду. Летом 77/696 г. он совершил поход из Малатийи «и достиг того, что между Малатийей и ал-Масисой».¹⁵⁴ Из этого вроде бы следовало заключить, что удар был направлен не в глубь византийской территории, а вдоль пограничной полосы. Относительно командующего походом 697 г. у арабских авторов нет единого мнения: ат-Табари называет дядю халифа, Йахйу б. ал-Хакама, а Халифа, приводящий наиболее развернутое сообщение, говорит, что Мухриз б. Абу Мухриз завоевал Азкалу (?), а на обратном пути у горного прохода ал-Хадаса сильный ливень погубил много его воинов.¹⁵⁵ Этот персонаж больше нигде не упоминается, поэтому можно думать, что он командовал не всей кампанией, а каким-то одним из отрядов. Развить успех этого года арабам не пришлось, так как в следующем году в Сирии началась чума, и в 698 и 699 гг. походов на Малую Азию не было.

Не до войны было и Византии. В 698 г. до Константинополя не только добралась чума – его осадили моряки и отряды провинциальной знати, недовольной политикой Леонтия. После четырехмесячной осады город был взят с помощью изнутри, вступление победителей сопровождалось грабежами и убийствами. Императора свергли с престола, отрезали нос и отправили в монастырь. В начале 699 г. императором стал флотоводец Апсимар, принявший тронное имя Тиберия III. Он был выразителем интересов провинциальной знати, страдавшей от нападений арабов, и должен был активно защищать границы Малой Азии,¹⁵⁶ но в 699 г. никаких решительных действий не предпринимал, видимо, из-за той же чумы.

По-видимому, обстановка в Константинополе, связанная со сменой власти, помогла находившемуся там в почетном плену правителю Албании Вараз-Трдату освободиться и возвратиться на родину.¹⁵⁷ Император бросил его сыновей в темницу, а Вараз-Трдат стал вассалом халифа, избавившись от необходимости платить дань одновременно трем суверенам.

В 700 г. Тиберий нанес арабам поражение в районе Самосаты (Сумайсата). Захват этой крепости открывал кратчайший путь на Эдессу (Руху), важный городской центр Северной Сирии и один из старейших очагов христианства. Феофан сообщает о 200 тысячах убитых арабов и богатейшей добыче. Поверить этой цифре невозможно (хотя современные историки иногда и приводят ее без оговорок),¹⁵⁸ ибо арабская армия никогда не достигала такой численности. Мусульманские авторы вообще не упоминают военных действий в этом районе в том году. Это можно бы объяснить их нежеланием сообщать о таком неприятном событии, однако, судя по тому, что византийцы не захватили беззащитную (если арабская армия была действительно разгромлена) Самосату, успех их был гораздо скромнее.

Действительно серьезное поражение византийцы нанесли Смбату Багратуни, который в соответствии с вассальным договором воевал на стороне арабов. В сражении на каком-то болотистом поле в Четвертой Армении его малочисленное войско, несмотря на упорное сопротивление, было разгромлено. Самому Смбату с трудом удалось спастись с горсткой всадников.¹⁵⁹ Вряд ли мы ошибемся, предположив, что это поражение в сочетании с неудачей арабов под Самосатой побудило Смбата перекинуться на сторону победителей. Это решение оказалось роковым для Армении. Столкновение под Самосатой оказалось не разгромом для арабов, а временной неудачей. На следующий год они начали активные действия сразу на нескольких направлениях. В Киликии они захватили важный укрепленный пункт Мопсуэсту (Масису), отремонтировали ее укрепления и оставили гарнизон, а западнее Малатийи заняли городок Туранду.¹⁶⁰

Используя укрепление позиций на границе с Византией, Мухаммад б. Марван в 83/702 г. совершил поход на Армению. Ни арабские, ни армянские источники не говорят о причине этого нападения. Арабские авторы просто констатируют факт, а для пострадавшей стороны была важна не причина, а последовавшие бедствия, причиненные этим походом. Целью похода было наказание неверного вассала. Как это осуществлялось, арабские авторы не сообщают, говорится лишь, что Мухаммад разгромил армян, те запросили мира, он заключил с ними мирный договор, оставил наместником некоего Нубайха б. Абдаллаха ал-Анази.¹⁶¹ Армянские подробно повествуют о бедствиях и жестокости Мухаммада, но причиной вторжения считают злую волю кровожадного арабского военачальника, не упоминая изменение позиции Смбата. Гевонд пишет, что Мухаммад вторгся в область южнее озера Ван, жители ее, спасаясь от арабов, укрывались в неприступных горных твердынях. Мухаммад склонял их к сдаче обещанием помилования, а затем взрослых убивал, а детей обращал в рабство. Спасаясь от мести арабов, Смбат с группой князей ушел из этого района и через Васпуракан (область восточнее оз. Ван) дошел до Аракса у селения Акури (на западном склоне Арарата в 18 км от Аракса). Арабский гарнизон Нахичевана пустился за ними в погоню. Беглецы переправились на левый берег Аракса и приготовились к обороне в селении Варданкерт. Пятитысячный арабский отряд, простоявший ночь на морозе под открытым небом, не смог противостоять двум тысячам отборных армянских всадников и потерпел поражение. Отступая через замерший Араке, арабские конники тесно столпились на льду, лед не выдержал и проломился. Лишь 300 человек добрались в жалком состоянии до другого берега и нашли приют у некой княгини Шушаник, которая не позволила Смбату добить беглецов.

Победителям досталась богатая добыча. Часть ее Смбат отправил императору в подтверждение сообщения о победе, вместе с породистыми арабскими скакунами были посланы носы, отрезанные у убитых врагов. Император ответил на это присвоением Смбату высшего придворного звания куропалата. Новый куропалат, ожидая дальнейшего разворота событий, обосновался в горной крепости Тухарк в области Тайк (южнее северной Аджарии).¹⁶²

Рассказывая историю о бегстве Смбата, Гевонд ничего не говорит о восстании в Армении, во время которого, по сообщению Халифы, был(и) убит(ы) наместник(и), оставленный(ные) Мухаммадом б. Марваном. Мухаммад ответил на него еще более жестоким карательным походом. Арабские авторы говорят о нем кратко, соединяя в некоторых случаях события двух лет, и только сопоставление с источниками другого круга позволяет более или менее достоверно представить происходившее в Закавказье. В 702‒703 гг. Мухаммад огнем и мечом прошел Армению, подавил восстание и поставил гарнизоны в главных городах. Ишхан Албании, Вараз-Трдат, обиженный византийцами, остался верен Халифату и даже, вероятно, попросил Мухаммада припугнуть хазар, чтобы избавить Албанию от набегов. Дойдя до Дербента, Мухаммад получил известие о том, что армяне вновь восстали и осадили гарнизон Двина, а с запада на помощь к ним идет византийская армия с отрядом Смбата. Мухаммад немедленно возвратился в крепость на оз. Севан, отогнал повстанцев и вышел навстречу византийцам в верховья Аракса. Византийцы не выдержали удара и бежали. Смбату пришлось вновь искать убежища в Византии, в отведенном ему городке Пуйт (Поти?) в Лазике, а Мухаммад вернулся в Армению добивать остатки повстанцев.¹⁶³

Под влиянием победы арабов князь Ваган, правитель Четвертой Армении, признал вассальную зависимость от Халифата, за что получил у византийского историка нелестный эпитет «Семидьявольский».¹⁶⁴

Месть Мухаммада мятежным нахарарам была неслыханно жестокой. Их пригласили в Нахичеван якобы для занесения в списки на получение жалованья, собрали в церкви и, заперев двери, сожгли живыми. В Нахичеване сгорело 800 человек и еще 400 – в расположенном на другом берегу селении Храм. Князья избежали этой участи, но поплатились драгоценностями и имуществом, а наиболее провинившиеся все же были казнены.¹⁶⁵ Арабский автор говорит об этом в нескольких словах, но сообщает деталь, которая позволяет кое-что уточнить: «Двинулись румы в Арминийу к Мухаммаду ибн Марвану, и обратил Аллах их в бегство. И это – год сожжения; дело в том, что Мухаммад ибн Марван после бегства тех людей послал Зийада ибн ал-Джарраха, мавлу Усмана ибн Аффана, и Хубайру ибн ал-А‘раджа ал-Хадрами, и сожгли они их в церквах, и обителях, и селениях, и было это сожжение в ан-Нашаве и Басфуруджане».¹⁶⁶ Последние слова в дополнение к свидетельствам других источников позволяют определить, что сердцем восстания был Васпуракан (Басфуруджан). Несколько странным выглядит сообщение Каланкатваци о трехлетием сопротивлении восставших в крепости Севан, «окруженной водой». А.Н. Тер-Гевондян говорит о крепости на острове,¹⁶⁷ хотя островов на Севане нет, можно лишь думать, что она располагалась на мысу, далеко вдающемся в воду (если это только не остров на оз. Ван), где естественно было бы укрыться повстанцам из Васпуракана.

Мухаммад б. Марван покинул Армению, оставив гарнизоны в Дабиле (Двине), Нашаве (Нахичеване) и Барда́а, столице Албании, в которых были отремонтированы укрепления. Видимо, теперь сбор налогов в Армении контролировался на месте арабскими финансовыми чиновниками.

В Мосул к Мухаммаду направился католикос Армении Сахак, чтобы заступиться за свою паству. По дороге он заболел и умер в Харране, оставив письменное послание.¹⁶⁸ Можно догадываться, что не только о милосердии к подопечным думал глава армянской церкви, но и о положении самой церкви в новых условиях, о сохранении церковных владений и налоговых льготах. Отношения церкви с военно-феодальной верхушкой, которая инициировала восстания, были не идеальными, между ними шла борьба за собственность и политическое влияние. Феодалы критически относились к претензиям церкви стать над их властью. Не зря Каланкатваци, сообщая о мученической гибели нахараров в огне, замечает, что это было им наказанием за то, что вдохновляемые злым духом, они не уважали духовенство – насмехались над католикосом и священниками и нападали на монахов.¹⁶⁹ В соперничестве феодалов и церкви мусульманские власти могли стать на сторону церкви при условии ее лояльности, тем более что армянская и албанская церкви противостояли византийскому влиянию.

Буквально на следующий год, в 704 г., мусульманским властям пришлось вмешаться в церковный спор. Католикос Албании Нерсес, поддержанный правительницей страны, Спрам (вдовой Вараз-Трдата?), с частью епископов решил принять догмы православия, соответственно вступив в контакт с византийцами. Епископы во главе с князем Шеройе, оставшиеся верными монофизитству, собравшись в Партаве (Барда‘а), предали анафеме Нерсеса и его сторонников и пригласили католикоса Армении Илию приехать и восстановить правоверие. Илия написал Абдалмалику, что Нерсес поминает в молитвах императора и собирается отдать ему страну. Абдалмалик приказал наместнику арестовать Нерсеса и Спрам. Нерсес пытался скрыться, был найден, предстал перед Илией, был допрошен, наказан в соответствии с приказом халифа и скован одной цепью со Спрам. Отказавшись от пищи, он через восемь дней умер. Тот же собор избрал нового католикоса Албании.¹⁷⁰

Согласно одному из сообщений Халифы, Мухаммад б. Марван совершил в 704 г. еще один поход на Арминию, оставшись там и на зиму,¹⁷¹ но, видимо, это сообщение следует относить к зиме 703/704 г. Наместником большой провинции Арминийа, включавшей Армению и Албанию, был назначен Абдаллах б. Хатим б. ан-Ну‘ман ал-Бахили, который вскоре умер, и его место занял его брат Абдал‘азиз, остававшийся на этом посту почти 20 лет. Гевонд характеризует его как правителя, при котором страна обрела спокойствие. Абдал'азиз помиловал участников восстания и разрешил вернуться на родину. Решив, что теперь им, монофизитам, нечего церемониться с халкедонитами, они ограбили церковь в каком-то городе, служившем им несколько лет приютом, став на одну доску с арабами, разграбившими армянский монастырь Святого Григория.¹⁷² Нравы с обеих сторон были не из лучших. Армяне считали Мухаммада б. Марвана исчадием ада, а тот полагал, что клятвопреступники, нарушившие договор, заслуживают самой страшной казни.

Полное подчинение Армении арабам явилось тяжелым ударом для Византии, лишившейся потенциального союзника, способного нанести удар в тыл армии, действующей в Малой Азии. Оказать же ей серьезную помощь было невозможно, поскольку основные силы Византии в решающий момент были заняты отражением арабских атак на ее собственную территорию. Наиболее активные военные действия шли на южном фланге арабо-византийской границы в Малой Азии, в направлении на Киликию через прибрежную равнину и севернее, через удобный горный проход Дарб ас-Салам. Это направление было в ведении наместника Северной Сирии, которым в то время был Абдаллах б. Абдалмалик. Сведения об этих военных действиях недостаточно четки, арабские и византийские источники расходятся в хронологии и названиях захваченных пунктов. Борьба шла прежде всего за обладание Масисой (Мопсуэстой), открывавшей путь в Киликию. О захвате ее арабами в 701 г. (третий год Апсимара) сообщает Феофан, отмечая, что в ней был оставлен гарнизон.¹⁷³ Согласно же Халифе, в этом году была захвачена только крепость Севан в районе Масисы, а ее саму он упоминает под 84/703 г.: «...и в этом году построил Абдаллах ибн Абдалмалик ал-Масису». Это же сообщение в более полном виде мы находим у Ибн ал-Асира: «В этом году совершил Абдаллах ибн Абдалмалик поход на ар-Рум и завоевал ал-Масису, и построил ее стену (хиснаха), и поставил в ней триста храбрецов, а прежде она не была заселена, и построил мечеть».¹⁷⁴

Расхождения в сведениях Феофана и Халифы можно объяснить тем, что второй говорит о ремонте, предпринятом годом или двумя позже завоевания крепости.

В том же, 701 г., согласно Феофану, арабами была захвачена крепость Таранта (Туранда), а арабские авторы датируют ее занятие одним-двумя годами позже. Рассказ ал-Балазури прекрасно рисует ситуацию в этом районе. «Мусульмане поселились в Туранде после того, как Абдаллах совершил на нее поход в восемьдесят третьем году и построил жилища. А была она от ал-Малатийи в трех переходах в глубь земли ар-Рума. А ал-Малатийа была в то время разорена, и не было в ней ни одного человека из покровительствуемых (ахл аз-зимма) армян или иных. И пришел к ним летом передовой отряд (тали’а) армии Джазиры и оставался там, пока не наступила зима и выпал снег, а когда это произошло, они ушли».¹⁷⁵ Халифа молчит о завоевании в этом году Туранды и только, перечисляя события 84/703 г., упоминает, что Абдаллах б. Абдалмалик достиг области Туранды.

В 702 г. одновременно с походом Мухаммада б. Марвана на Армению Абдаллах б. Абдалмалик прошел через Дарб ас-Салам и нанес удар византийцам на выходе из прохода, у крепостей Лулуа и Сурийа. В 703 г. арабы под командованием Азара (Йазида) нанесли византийцам удар в Киликии.¹⁷⁶ Халифа, как было сказано выше, говорит о вторжении Абдаллаха в область Туранды.

В 704 г. византийцы взяли реванш за все это. Под крепостью Сусийа в Киликии, где находился лагерь Ираклия, брата императора, потерпел поражение отряд Йазида б. Хунайна, посланный Абдаллахом из Масисы, ставшей главным опорным пунктом арабов на пути в Киликию. По словам Феофана, арабы потеряли убитыми 12 000 человек. На этот раз упоминание о поражении сохранилось и в арабском источнике, хотя и без упоминания больших потерь. Тут же Халифа сообщает еще об одной неудаче в этом году: «...и потерпел поражение Маймун ал-Джурджумани вместе с примерно тысячью из жителей Антакийи под Турандой».¹⁷⁷

Подобные качели успехов и неудач то одной, то другой стороны, превращение нескольких тысяч квадратных километров в ничейную мертвую полосу свидетельствовали не только о равенстве сил, но и о том, что для обеих сторон война на этой границе была делом второстепенным. С арабской стороны действовали только силы одной провинции, с византийской стороны – точно так же провинциальные фемные войска. Надежных сведений о численности действовавших здесь войск, как мы видим, нет. Пожалуй, только сообщение о численности гарнизона Масисы может свидетельствовать о том, что в большинстве случаев действовали группы не более нескольких тысяч человек, если считалось, что трехсот человек достаточно для обороны важной крепости.

Иначе сложилась ситуация на другой, дальней границе Халифата, в Северной Африке.

В отличие от восточной половины Халифата западная часть после завоевания Египта Марваном в продолжение всего времени правления Абдалмалика жила без политических потрясений. Может быть, поэтому арабская историография почти ничего не сообщает о событиях в Египте после информации о постройке Хулвана (Хелуана), где Абдал'азиз укрылся от чумы, свирепствовавшей в Фустате в 70/690г.

Абдал'азиз на правах будущего халифа полновластно управлял Египтом, определенной доли хараджа в Дамаск не посылал, ограничиваясь дарами брату халифа. Распоряжение большими средствами позволяло ему кроме интенсивного строительства в Хулване заниматься скупкой земельных участков и строительством в Фустате, где в 79/698‒699 г. была снесена пятничная мечеть, построенная Амром б. ал-Асом, и возведена новая, более просторная, а неподалеку – несколько новых торговых рядов. Как истинный бедуинский вождь, он держал во дворце открытый стол для армейской верхушки и вождей племен, кормя будто бы до 1000 человек сразу.¹⁷⁸

Адбал'азиз терпимо относился к христианской церкви. Его секретарем был некий Афанасий, христианин из Эдессы, наживший своей службой огромное состояние. По его инициативе и с согласия Абдал'азиза в Каср аш-Шам‘ (Баб ал-Йуне) была построена церковь Святого Георгия (Мар Джирджис) и даже в Хулване наряду с мечетью построили церковь.¹⁷⁹ Советником старшего сына Абдал'азиза, ал-Асбага, был некий диякон Вениамин, которого «он любил больше всего своего окружения, а он раскрывал ему таинства христианства с таким старанием, что даже толковал ему Евангелие».¹⁸⁰ Объяснить такую симпатию к христианскому священнослужителю можно отчасти тем, что ал-Асбаг был не чисто арабского происхождения – его мать была рабыней, и не исключено, что христианкой.

Некоторое время налоговая политика Абдалмалика была вполне терпимой для коптов, традиционные объемы налогов собирались постепенно, доставлялись в финансовое ведомство еженедельно.¹⁸¹ Положение изменилось около 700 г. Начав ведать сбором налогов, Абдалмалик стал не только требовать неукоснительного сбора прежних налогов, но и собирать их с монахов – по динару с головы, а с епископов – по 2000, что уж совсем не соответствовало положениям мусульманского права о том, что высшая ставка джизьи составляет четыре динара. Как ни странно, вдохновителем этих притеснений монахов был дьякон Вениамин. Ясно, что он принадлежал к какому-то течению христианства, враждебному господствующей церкви. Одновременно с этим шла пропаганда ислама, и многие знатные люди приняли ислам, вроде Петра, главы администрации Верхнего Египта, и его сыновей.

Афанасий, видимо, утратил влияние на Абдал‘азиза и не смог избавить своих единоверцев от этих напастей. Его попытка добиться под­держки у Абдалмалика кончилась арестом и конфискацией нажитого в Египте. Зато его сын Абдаллах (судя по имени, принявший ислам) не отказался от поручения заняться сбором налогов и свирепствовал. На поклон к Абдал‘азизу отправился сам патриарх, добившийся только того, что с него самого потребовали 3000 динаров. Высокий сан избавил его от тюрьмы, но ему пришлось два месяца ждать в Фустате, пока паства соберет эти деньги.

Следующим этапом стало увеличение джизьи на две трети. Началось бегство налогоплательщиков. Для выявления уклоняющихся от налогов на руки плательщиков стали ставить печати с обозначением места жительства, поскольку же административно-фискальные единицы несли коллективную ответственность перед налоговыми органами, то им приходилось платить за умерших, не успевших уплатить налог, тем более что погребение не разрешалось без свидетельства об уплате. Конечно, в этих рассказах возможны некоторые преувеличения, поскольку другой христианский историк (правда, пишущий об этом периоде очень кратко) не упоминает подобных налоговых притеснений.¹⁸²

Египет был для Халифата воротами в Северную Африку. Через него шла единственная дорога в Триполитанию, Ифрикийу и далее на запад. Большинство завоевательных походов в этом направлении начиналось в Египте, и даже если ядро войска формировалось за его пределами, основной контингент составляли египетские арабы и египетские ресурсы. Но географический фактор ставил предел египетскому влиянию: территорию западнее Триполитании было уже трудно контролировать из Фустата, да и природные ресурсы делали Ифрикийу независимой от Египта. Лишь нужда в подкреплениях привязывала Кайраван к Египту.

В 692 г. арабская армия под командованием Хассана б. ан-Ну‘мана, посланного Абдалмаликом, разгромила берберов в горах Автас (Аврас) и вновь утвердила власть ислама в Ифрикийи. Сообщается даже о завоевании и разрушении Карфагена. Хассан получил статус наместника, непосредственно подчиненного халифу, и в этом качестве, кажется, не предпринял крупных завоевательных акций и в 78/697 г.¹⁸³ Хассан, по обычаю всех наместников, явился к халифу с изъявлением преданности и с большим караваном, доставившим пятую долю добычи и богатые дары. Халиф оценил его щедрость и, благословив на новые завоевания, передал в его управление Барку (Антабулус),¹⁸⁴ которая всегда была в ведении наместника Египта. Это был явно недружественный акт в отношении Абдал‘азиза. Это было не случайно. Абдалмалик не испытывал добрых чувств к брату, который по завещанию отца должен был стать халифом после старшего брата, а это значило, что потом халифами станут не его сыновья – ал-Валид и Сулайман, а сыновья Абдал‘азиза. Отбирая у него Барку, Абдалмалик хотел указать ему его место.

Абдал‘азиз не мог смириться с таким оскорблением и нанес ответный удар. Когда Хассан прибыл в Египет и предъявил свою грамоту на управление Баркой Абдал‘азизу, который должен был снабдить армию для похода и пополнить ее египетскими воинами, тот предложил Хассану отступиться от Барки. Хассан отказался, ссылаясь на волю халифа. Абдал‘азиз попросил показать грамоту, получив ее в руки – разорвал. Такой поступок был оскорблением не столько Хассану, сколько самому халифу. Хассан вернулся в Дамаск, оставив свое войско в Египте, а Абдал‘азиз назначил от себя наместником Ифрикийи верного Мусу б. Нусайра – человека, не совсем ясного происхождения, к тому же недавно провинившегося перед халифом: во время краткого правления Бишра б. Марвана в Ираке (см. т. III, с. 270‒271) Муса, прибывший туда по рекомендации Абдал‘азиза, успел, ведая финансами Басры, присвоить 100 000 дирхемов. Дотошный ал-Хаджжадж, сменивший Бишра, обнаружил это, но Мусу предупредили, и он бежал в Дамаск. Ал-Хаджжадж требовал его выдачи. На счастье там оказался Абдал‘азиз, который заступился за него, уплатив половину долга, и выговорил для него погашение остатка в рассрочку. Понятно, что этот человек был бы верным исполнителем воли патрона, а все его владения были бы во власти Абдал‘азиза.

Абдалмалик, конечно, был уязвлен, но, выслушав жалобу Хассана, не пошел на открытый конфликт с братом и посоветовал Хассану смириться и остаться дома, в Сирии.¹⁸⁵

Муса был назначен наместником в сафаре 70/19.IV‒17.V.698 г. и в том же месяце выступил в поход, присоединив к своему войску воинов, оставленных Хассаном. Появился он в Кайраване, по разным данным, 20 июля или 19 августа.¹⁸⁶ Здесь он сразу же арестовал заместителя, оставленного Хассаном, и главу финансового ведомства, наложив на каждого по 10 000 динаров штрафа, и назначил на их место своих людей.

За время отсутствия Хассана берберы потеснили мусульман, и многие перестали платить дань. Загава, обитавшие в одном дне пути северо-западнее Кайравана, нападали на свободно пасшиеся стада арабов и угоняли скот. С них-то и начал сразу же Муса, послав на их усмирение 500 всадников, которые разгромили это племя, убили его вождя и захватили много пленных, будто бы 10 000, чему трудно поверить, учитывая численность арабского отряда.

Последовавшие за этим походы сыновей Мусы, Абдаррахмана и Марвана, носят полулегендарный характер: не говорится ни куда, ни против кого они были направлены, сообщается лишь, что первый захватил 100 000 пленных, а второй – 60 000,¹⁸⁷ что и вызывает подозрение в достоверности.

Следующий удар, по-видимому в 80/699 г., был нанесен прямо на юго-запад: Аййаш б. Ухайл, посланный с 1000 всадников, разгромил хуввара (между Кайраваном и Гафсой) и взял 5000 пленных, после чего это племенное объединение заключило мирный договор. Напуганные этим кутама, жившие западнее, последовали их примеру.¹⁸⁸

Обеспокоенные этими успехами мусульман, санхаджа, разгромившие 17 лет назад Укбу б. Нафи‘, стали собирать силы. Узнав об этом, Муса лично возглавил упреждающий удар. В его распоряжении было 4000 воинов на жалованьи и 2000 добровольцев и берберов.¹⁸⁹ Эти скромные цифры, которым можно поверить, показывают, насколько легендарны сведения о сотнях тысяч пленных. Авангард этого войска вел сын Укбы, Ийад. Это сражение, окончившееся также победой мусульман, принесло огромную добычу и тысячи пленных, от 20 000 по скромным оценкам до 100 000 по смелым. Халифа датирует это сражение 79/698 г. и рассматривает его как месть за Укбу, сообщая о гибели Касилы (см. т. III, с. 216).¹⁹⁰ Однако в этом сообщении соединены события трех лет – 79‒81 гг. х. Источники Псевдо-Ибн Кутайбы давно убитого Касилу не упоминают и датируют сражение 80/699 г.

Известия о победах, дополненные видом богатой добычи, доставленной в Фустат и Дамаск, вызвали у многих желание отправиться в Магриб, а Абдалмалик сменил в отношении Мусы гнев на милость.

В 81/700 г. арабы продвинулись до Тубны, городка примерно в 450 км западнее Кайравана (между Бискрой и Сетифом).¹⁹¹ В следующем году санхаджа, собравшись с силами, нанесли ответный удар, но потерпели поражение от Мугиры б. Абу Бурды и снова поплатились множеством пленных.¹⁹² Благодаря подкреплениям из Египта Муса смог на следующий год увеличить свое походное войско до 10 000 человек и отправить его на завоевание Дальнего Магриба в земли суджума. Переправившись через реку Мулуй на крайнем востоке современного Марокко, он вступил в сражение с местными берберами в труднодоступной горной местности и одержал победу. Халифа упоминает в 84/703 г. покорение племени авраба,¹⁹³ обитавшего в районе современного Феса. Это либо различное описание результатов одной и той же кампании, либо следующий этап похода, который должен был завершиться в начале 703 г., так как Муса, доставив в этом году хумс и дары Абдалмалику и Абдал‘азизу, вернулся в Кайраван уже в рамадане 84/17.ІХ‒16.Х.703 г.,¹⁹⁴ а на такую поездку с большим караваном требовалось не менее пяти месяцев, значит, он не мог выйти из Кайравана (да еще с учетом времени, необходимого для возвращения с места боев в Кайраван) позже апреля.

Можно думать, что в беседе с Абдал'азизом обсуждались планы дальнейших операций на Западе и переход к активным действиям на море, так как, вернувшись в Ифрикийу, Муса сразу же распорядился соорудить в Тунисской бухте верфь и начать строительство морских судов, и с этого момента начинается возвышение Туниса как главного морского порта Ифрикийи, занявшего место Карфагена и закрывшего ему возможность возрождения. Вслед за этим в Сусе встала на якорь египетская эскадра под командованием Ата б. Абу Нафи‘ ал-Хузали, посланная Абдал‘азизом для нападения на Сардинию (непонятно, почему была выбрана она, а не лучше знакомая Сицилия, не ошибка ли это источника). Муса, что очень любопытно, «устроил ему базары», вместо того чтобы поставить необходимое продовольствие.

Было время зимних штормов, выходить в море было опасно, но Ата пренебрег всеми предостережениями и отправился в набег. Ему удалось напасть на какой-то остров, названный арабским историком Силсила, захватить пленных и богатую добычу, но воспользоваться ею победителям не пришлось. Налетевшая буря разметала и потопила суда, большинство участников похода погибло, в том числе и командующий. Лишь немногие суда выбросило на берег. Узнав о случившемся, Муса послал на побережье конные отряды, чтобы защитить спасшихся и выброшенные суда от приморских жителей, считавших выброшенное морем своей законной добычей. Неведомым островом, ставшим первой жертвой набега ифрикийского флота, вероятнее всего, был остров Пантеллерия, который трудно миновать, следуя из Суса к Сицилии или Сардинии. Можно даже попытаться разгадать графическое искажение, породившее арабское название, разложив три зубца сина на Б-Н-Т (Л есть и без того), только степень достоверности разгадки будет весьма сомнительной.

Всю зиму на верфях Туниса местные корабелы строили суда для ифрикийского флота. Весной 704 г. на сотню новых судов было погружено около тысячи воинов, командовать которыми был назначен сын Мусы, Абдаллах. Малое число воинов на каждое судно не должно нас обманывать относительно размера судов – на них оставлялось место для пленных и транспортировки добычи. Эскадра напала на какой-то приморский город Сицилии и возвратилась с богатой добычей, на каждого воина досталось по 100 динаров.

Муса поспешил послать делегацию с реляцией о первом успехе флота и положенной долей добычи.¹⁹⁵ Как и кто принял делегацию в Египте, где произошли большие перемены, нам не известно.