Седмица 5-я Великого поста

Два, точно два во мне ума: один добрый – он следует всему прекрасному, а другой падший – он следует худому. Один ум идет к свету и готов поклониться Христу, а другой ум – плоти и крови, влечется во мрак и согласен отдаться в плен велиару. Один упивается земным, ищет для себя полезного не в постоянном, но в преходящем, любит пиршества, ссоры, обременительное пресыщение, срамоту темных дел и обманы, идет широким путем и покрыт непроницаемою мглою неразумия, забавляется собственною пагубою; а другой восхищается небесным и уповаемым, как настоящим, в одном Боге полагает надежду жизни, здешнее же, подверженное различным случайностям, почитает ничего не стоящим дымом; любит труды и благие заботы и идет тесным путем жизни. Видя его борьбу, Дух Великого Бога снисшел свыше и подал помощь ему, прекращая восстание беспокойной плоти или умиряя волнующиеся воды черных страстей. Но плоть и после сего имеет неистовую силу и не прекращает брани… Иногда персть смиряется умом, а иногда и ум опять против воли последует превозмогающей плоти. Но хотя желает одного – именно лучшего, однако же, делая другое – что ненавидит, оплакивает он тягостное рабство, заблуждение первородного отца, гибельное убеждение матери – матери нашей продерзости, перстную ложь пресмыкающегося кровопийцы змия, который увеселяется человеческими грехами, оплакивает и древо или вредный для человека запрещенный плод древа, и пагубное вкушение, и врата смерти, и срамную наготу членов, и еще более – бесчестное изгнание из Рая и от древа жизни. Об этом сетует болезнующий ум. Но плоть моя и ныне устремляется за прародителями на человекоубийственное древо, она любит сладкую снедь, какую только для обольщения ее показывает злой губитель – змий (11,305).

Кто не борется с грехом, в том внутренний порок, разливаясь постепенно, с преумножением своим увлекает человека в явные грехи, доводит до совершения их делом… (61,217).

Сначала подавить возбуждение плотских вожделений – это есть как бы самое твердое основание во всех внутренних бранях. Ибо, не обуздав своей плоти, никто не может законно сражаться. А кто законно не сражается, тот, без сомнения, не может и на ратоборном поприще состязаться и заслужить венец славы и награды за победу. Если же на этом ратоборстве (внутреннем) будем побеждены и обличены как рабы плотской похоти, не представляя ни знаков, ни свободы, ни крепости, то, как недостойные рабы, с посрамлением тотчас будем выгнаны с поприща духовного ратоборства (50,58).

Есть брань в членах наших, посеянная для нашей же пользы, как читаем у апостола: плоть бо похотствует на духа, дух же на плоть: сия же, друг другу противятся, да не яже хощете, сия творите (Гал. 5,17). По промыслительному распоряжению Божию она внедрилась как бы в самую природу нашу. И можно ли ее почитать иным чем, как не естественною как бы принадлежностью человеческой природы после падения первого человека, если она всем без исключения обща? Можно ли не верить, что она имеется в нас по воле Божией, во благо нам, а не во зло, если она всем прирождена? Так, некоторым образом самим Промышлением Божиим оставлена в нас спасительная брань, чтобы возбуждала нас к высшему совершенству, так что с прекращением ее, по противоположности, должен настать опаснейший мир (бездеятельности) (50,228).

Какую пользу доставляет нам брань плоти и духа? Во-первых, она прогоняет нашу беспечность, обличает нерадение и, как внимательнейший какой пестун, не попускает уклоняться от черты строгости правил жизни. Если мы, по беспечности своей, хоть немного нарушаем меру законной строгости, она тотчас бичом возбуждений уязвляет, образумливает нас и возвращает к должной осторожности. Во-вторых, когда при помощи благодати Божией, укрепляясь в целомудрии и чистоте, мы столь долгое время бываем свободны от плотского осквернения (непроизвольного истечения), что начинаем думать, будто более не будем уже обеспокоиваемы даже простым возбуждением плоти, и тем, в тайне сердца своего, возносимся, как будто не носим бренной плоти; тогда истечениями (ночными), хотя простыми и спокойными, она смиряет нас и своими уязвлениями возвращает к мысли, что мы все еще такие же люди… а отсюда, обращаясь к исправлению допущенного нерадения, берем урок, что никогда не должно слишком полагаться на свою чистоту, что она как дар получается единственно от благодати Божией, и потому тотчас можно погубить ее самым малым уклонением от Бога. Такого рода опыты более всего научают, что, если желаем утешаться постоянною чистотою, должны прежде со всею ревностию стяжать добродетель смирения (50,234).

Если бы мы, мужественно сражаясь против возмущений и пороков, могли подчинить их своей власти или непостоянную толпу наших помыслов покорить власти разума и спасительным знамением Креста Господня прогнать от пределов нашего сердца свирепые полки противных властей, то за заслуги таких побед мы были бы возведены в чин духовного сотника… Поднявшись на высоту этого достоинства, будем иметь власть повелевать и силу, по которой не будем увлекаться теми помыслами, какими не хотим, но возможем пребывать в тех или заниматься теми помыслами, какими духовно услаждаемся, а худым внушениям приказывать: «Отойдите» – и отойдут; добрым же скажем: «Приидите» – и приидут. Так же слуге, нашему телу, прикажем то, что принадлежит целомудрию или воздержанию, и оно без всякого прекословия будет повиноваться, не производя уже в нас противных возбуждений похоти, но оказывая всякую покорность духу (50,283).

Находясь в середине между вожделениями плоти и духа, сими двумя стремлениями, воля души нашей не услаждается греховными делами и не находит удовольствия в трудах ради добродетелей, располагаясь так воздерживаться от плотских страстей, чтобы нисколько не терпеть скорбей, неизбежных при исполнении требований духа; желая без озлобления плоти достигнуть телесной чистоты, без трудов бдений стяжать чистоту сердца, с упокоением плоти обиловать духовными добродетелями, без всякого оскорбления злословием получить благодать терпения, являть смирение Христово без ущерба в чести мирской, следовать простоте благочестия с гордостью века сего, служить Христу с хвалою и благоволением людским, говорить решительную правду, не встречая никаких оскорблений вообще, приобретать блага будущие, не теряя настоящих. Воля сия (если остается в таком состоянии) никогда не повела бы нас к истинному совершенству, но, содержа в состоянии противной теплоты, сделала бы только таким, каковы те, коим с укорением изрекает Господь Праведный Суд Свой в Апокалипсисе: «Вем твоя дела, яко ни студен еси, ни тепл…Тако, яко обуморен еси и ни тпепл, ни студен, изблевати тя от уст Моих имам» (Апок. 3,15–16). В таком состоянии теплоты мы оставались бы всегда, если бы из него не выводила нас восстающая в нас брань. Ибо, когда, раболепствуя самоугодию, захотим сделать себе некоторое послабление, тотчас восстает плоть и, уязвляя нас жалами греховных движений и страстей, не дает пребывать в отрадной чистоте желаемой, но увлекает к охлаждающему удовольствию отвергаемому, увлекает как бы на путь, заросший тернием. С другой стороны, если, воспламеняясь рвением духа и желая совершенно умертвить движения плоти, расположимся в возношении сердца всех себя предать непомерным подвигам в добродетелях без всякого внимания к человеческой бренности, то немощь плоти скоро подает свой голос и, осаждая парение духа, отклоняет нас от таких несообразных крайностей. Но между тем как то и другое стремление ведет брань взаимным друг другу противлением, воля души нашей, которая сама по себе не хотела бы ни совершенно предаться плотским пожеланиям, ни посвятить себя решительно подвигам в добродетелях, сама собою утверждается на правом мериле. Ибо тот взаимный спор уничтожает опаснейшее состояние равнодушия и вместе устанавливает на весах нашего существа некоторое как бы равновесие, в коем правым рассуждением определяется свойственное плоти и духу и не допускается до преобладания ни ум, воспламененный рвением духа одесную, ни плоть, возбуждаемая жалами страстей ошуюю. Ежедневно действуя на нас так благодетельно, брань наша приводит нас к тому четвертому, чего не хотим, именно: чтобы отвергши пространную и (широкую) беспечную жизнь, приобретать чистоту сердца со многим потом и сокрушением духа; хранить чистоту тела строгим постом, голодом, жаждою и бодрствованием восходить в доброе настроение духа чрез чтение, бдение, непрестанные молитвы и скорби уединения, утверждаться в терпении опытами искушений, верно служа Творцу своему среди злословий и поношений, держаться истины при неприязни и враждовании мира сего… Так-то происходящая в нашем существе брань, извлекая нас из состояния беспечной холодности, призывает к трудам и ревности о добродетелях, учреждая в то же время прекрасную середину, в коей, с одной стороны, жар духа, с другой – холодность плоти устанавливают произвол воли нашей в соразмерной горячности ревности. Оттого ни необузданным страстям плоти увлекать душу нашу не попускает стремление духа, ни духу порываться непомерными желаниями добродетелей не позволяет немощь плоти, чтобы иначе в первом случае не пустили корней всякого рода пороки, а во втором – возношение не нанесло нам глубокой раны мечом гордости. Правильное же уравновешивание взаимного их противоборства, сохраняя разумную меру между тем и другим стремлением, научает воина Христова всегда шествовать путем царским. Вот откуда происходит, что когда душа, по причине охлаждения или нерадения воли, готова бы клониться к плотским похотям, ее обуздывает рвение духа, не удовлетворяющееся земными благами; и напротив, когда дух, в возношении сердца, с непомерным жаром порывается к превышающим силы наши подвигам, его возвращает к должным пределам немощь плоти, и он, возвышаясь над охлажденным состоянием воли нашей, с умеренною ревностью и усердием к трудам, ровною стезею начинает востекать к предназначенному совершенству… (50,230).

Усиление духа над природою есть брань и производится двояким образом: в новоначальных, чтобы не войти им в единение с (грехолюбивою) плотию, а в совершенных, чтобы и самое тело сделалось духовным (24,254).

Всякой борьбе с грехом и вожделением служат началом труд, бдение и пост (52,96).

Грех, живущий в глубине души, умерщвляется в ней принятием такого поста, который подлинно достоин сего наименования (4,6).

Не пренебрегай никакою погрешностью, хотя бы она была менее всякого зловредного животного, но поспеши исправить ее покаянием… (5,43).

Маловажному не противься слабо, чтобы не встретиться как ни есть с худшим (12,88).

Если чрево у тебя на замке, то, может быть, спасешься от грехов. А если двери у него отворены, то боюсь, чтобы персть не сделалась наглою. Когда тело усмирено, тогда усмиряется вместе и бесстыдная похоть (12,89).

Чтобы терния этой жизни (грехи) не уязвляли босых и ничем не охраняемых ног, наденем на ноги жесткость сапог, а это – воздержание и строгая жизнь, которая сама собою сокрушает и стирает острия терний, препятствует греху, из малого и незаметного взявшись начала, проникать во внутренности (14,293).

Причиною греха не иное что, а единственно то, что люди к тем средствам (в борьбе с грехом), какие у них под руками, не хотят присовокупить и Божию помощь. Если же усиленному старанию предшествовать будет молитва, то грех не найдет доступа к душе. Пока в сердце твердое памятование о Боге, недейственными остаются примышления сопротивника, потому что в делах сомнительных везде за нас ходатайствует правда (14,383).

При помощи добродетели борющемуся с каким-либо грехом должно уничтожать в себе первые начала злых дел, ибо с истреблением начала уничтожается вместе и последующее за ним, как Господь учит в Евангелии… говоря об умерщвлении первенца зол, когда повелевает умертвившим в себе похоть и гнев не бояться уже ни скверны прелюбодеяния, ни ужасов убийства, потому что то и другое не бывает само собою, если не породит гнев убийства, а похоть – прелюбодеяния. Посему… убивающий первенца, без сомнения, убивает и последующее за ним поколение, как и поразивший голову змеи умерщвляет целый ее состав, какой влачит она за собой (14,288).

Но помни, не дано человеку и невозможно искоренить грех собственною своею силою. Бороться со грехом, противиться, носить и принимать язвы – в твоих силах, а искоренить – Божие дело (30,20).

Если в каком-либо случае сделаешь погрешность, не покрывай сего ложью стыда, но с поклоном проси прощения, и погрешность твоя простится тебе (31,14).

Помяни грехи свои пред Богом, если желаешь, чтобы оные простились тебе, и не воздавай злом за зло ближнему твоему (31,21).

Но не слишком увлекайся воспоминаниями сделанных тобою проступков, дабы не возобновить в тебе грехи твои (31,64).

Каждый должен заботиться о своих болезнях душевных и каждый должен оплакивать грехи свои, не зазирая ближнего (31,62).

Во всякое время человеку укорять себя самого есть очищение грехов (22,200).

Не превозносись над согрешившим и не поощряй ко греху несогрешившего: то и другое вредно и опасно. Если хочешь сделать себя полезным, то тому и другому покажи в себе образец добрых дел, проливая пред Господом потоки слез, чтобы и падшего восставил Господь и стоящий не был уловлен грехом (22,515).

Грехи раздражительной силы души суть следующие: жестокосердие, ненависть, несострадательность, злопамятство, убийство и постоянное помышление о подобных сему. К уврачеванию же и исцелению от сих грехов служат человеколюбие, любовь, кротость, братолюбие, сострадание, терпеливость и доброта… Грехи разумной силы души суть следующие: неверие, ересь, неблагоразумие, хула, неразборчивость, неблагодарность и соизволение на грехи, происходящие от страстной направленности души. К уврачеванию же и исцелению от сих грехов служат: несомненная вера в Бога, в истинные, непогрешитель-ные и православные догматы, постоянное изучение словес Духа, чистая молитва, непрерывное благодарение (24,389).

Грехи вожделевательной силы души суть следующие: чревоугодие, прожорство, пьянство, блуд, прелюбодеяние, нечистота, распутство, корыстолюбие, вожделение пустой славы, золота, богатства и плотских удовольствий. К уврачеванию же и исцелению от оных служат: пост, воздержание, злострадание, нестяжательность, расточение денег на бедных, стремление к будущим благам, желание Царства Божия, вожделение всыновления (24,390).

Угасим пожар греховный не изобильною водою, а малыми слезами (33,372).

Не место истребляет грехи, но смирение (31,180).

Помяни о конце своем, и ты не будешь грешить. Помни всегда о смерти, и твоя мысль не будет испытывать колебаний (36,695).

Грехи умножаются вследствие обилия благ и исчезают вследствие скорби и бед (37,285).

Будем несомненно верить и постоянно говорить о геенне огненной, и тогда мы не скоро станем грешить (37,589).

И помни, что грех неисповеданный становится больше (43,256).

Блажен, кто непрестанно со слезами взирает на беззакония свои и не услаждается помышлением о тех скверных грехах, какие учинил он в мире сем. Он войдет в чертог радостей и насладится тем блаженством с сонмами всех праведников и святых в новом непреходящем мире, на той брачной вечери, которой никогда не оставляют призванные на нее (25,258).

Дни спешат к окончанию своему, а грехи около меня как камни преткновения. Уровняй для меня путь Твой, Господи, чтобы я мог идти по оному (25,189).

Какой ужас! Как болезненно это сердцу! При каждом из нас всегда невидимо стоит незримый писец и записывает слова и дела наши на День Судный (25,213).

Если кто не очистится от всякого лукавого дела, от нечистых помыслов, от порочных пожеланий… то не вселится в нем Бог (22,81).

В некотором городе жил один юноша, сотворивший много зла, занимался он окрадыванием гробниц. Но благодать Божия коснулась его сердца, и ужаснулся он своих дел и горько плакал о них. Помыслил он о Суде Божием и решил провести в покаянии и смирении оставшуюся жизнь. Он поселился в одной из гробниц – пещере, и тут началась для него ужасная брань бесовская. Полчища бесов являлись ему и кричали: «Где этот скверный, пресытившийся грехами, нет тебе прощения, блудницы ждут тебя, нам ты продался и нам принадлежишь». Юноша твердо верил в милосердие Божие и уповал на Него. Много раз избивали его бесы до полусмерти, родители звали его домой. Однажды демоны чуть не убили его, но, видя его непоколебимость, убежали со стыдом: всю оставшуюся жизнь юноша провел в покаянии и трудах (76,9).

Обуздание страстей есть безмятежность и тишина души (5,333).

Посетите же меня, наконец, очистительный источник слез и многотрудное бдение тела и ума, чтобы остудился во мне пламень, смылась зловонная гнилость мучительных страстей (12,25).

С какою страстью человек не борется мужественно, не противится ей всеми мерами, а услаждается ею, та привлекает его и держит как бы узами какими (30,400).

Когда за терпением последует в человеке великая вера и, сверх того, присоединится Божие мановение, возможет он освободиться от оных внутренних уз и преград, тьмы духов злобы, то есть действий сокровенных страстей (30,463).

Люби всякий подвиг телесный, и укротятся страсти (31,64).

Если ум укрепится и решится последовать любви, то победит все страсти плотские и душевные (31,87).

Неосуждение ближнего бывает стеною для разумно борющегося со страстьми (31,93).

Кто с любовью подъемлет труды, тот удобно укрощает страсти (31,95).

Благие дела соделывают душу свободною от страстей (31,173).

Если хочешь одержать победу над страстями и легко обращать в бегство толпы мысленных иноплеменников, то, молитвою и содействием Божиим собравшись внутрь себя и сошедши в глубины сердечные, разыщи в себе трех сильных исполинов диавольских: разумею забвение, равнодушие или разленение и неведение, питаясь которыми и все другие страсти действуют, живут и усиливаются в самоугодливых сердцах… При строгом к себе внимании и бодренности ума, с помощью свыше, найдешь, конечно, (уловишь в себе, схватишь) эти другим неведомые и даже не предполагаемые, губительнейшие прочих, злые страсти противоположными им оружиями правды, разумею, – благою памятью, причиною всего доброго; просвещенным ведением, которым в бодренности держимая душа прогоняет от себя тьму неведения; и живою ревностью, возбуждающею и ведущею душу ко спасению. Затем, облекшись в эти оружия, со всякою молитвою и молением, силою Духа Святого, доблестно и мужественно победишь (совсем прогонишь) помянутых трех гигантов, мысленных иноплеменников. Именно: прекрасною по Богу памятью… отгонишь от себя всезлейшее забвение; просвещенным небесным ведением уничтожишь пагубную тьму неведения; а готовою на всякое добро живейшею ревностью изгонишь безбожное равнодушие (разленение), делающее зло вращенным в душу. Стяжать же эти добродетели можешь ты не одним своим произволением, но силою Божиею и содействием Святого Духа, при многом внимании и молитве… (61,502).

Когда страсть высится, тогда да будет усилен богоугодный голод, но да соразмеряется оный с силами объемлемого страстью, потому что страсть исцелит только продолжительный труд (24,404).

Как душа, преданная бездействию и беспечности, легко овладевается страстями, так душа, непрестанно занятая подвигами благочестия, не имеет даже и досуга подумать когда-нибудь о них, потому что заботливость о подвигах отвлекает ее от всех страстей (33,472).

Если нас возмущает какая-нибудь страсть, то мы благочестивым умом представим себе будущий День Страшного Суда и будем иметь в виду не настоящее удовольствие, но последующее за ним мучение. Тогда страсть тотчас отступит от нашей души и оставит ее (35,461).

Увещеваю тех, которыми еще не овладела страсть, не предаваться ей, потому что легче воздержаться, нежели, предавшись, освободиться от нее (41,105).

Страсть, если найдет вас обессиленными и ослабевшими, то легко поборет, а если найдет трезвенными и разгневанными на нее, то немедленно оставит вас (48,26).

В священную брань со страстями плоти вступать надлежит не на себя полагаясь, но Божию содействию представляя победу. Ибо если так поведем брань: и сами всем запасемся, все приведем в порядок, употребим труды и бдительность и возложим упование на помощь свыше, то удобно преодолеем страсти и воздвигнем славные победные памятники, постепенно вновь одерживаемыми победами возращая благие надежды (48,32).

Если ты вооружаешься против какой-нибудь страсти, то возьми себе в помощь смиренномудрие (54,174).

Если приучимся к доброму размышлению, то будем стыдиться страстей, как скоро встретимся с ними (52,168).

От человека требуется не усыпить свои страсти, а искоренить их, то есть преодолеть их, когда будут против нас упорствовать (52,248).

Страсти отвращать лучше памятованием (и трудами) добродетелей, нежели сопротивлением (52,304).

Ибо никто не может победить страсти, разве только добродетелями ощутительными и видимыми (52,362).

Избавляют ум от блуждания по вещам страстным чтение, бдение, молитва и псалмопение (63,311).

Кто деланием заповедей и трудными делами истинного жития препобедит страсти, тот пусть знает, что законно приобрел он душевное здравие (52,260).

Великое дело одолеть самому собственные страсти, но гораздо важнее убедить и других принять тот же образ мыслей (35,840).

Бодрствуем мы или спим, враг не перестает нападать на нас (31,115).

поскольку враг ни днем, ни ночью не прекращает брани, то да не застигнет он ума твоего не упражняющимся в изучении заповедей Божиих, да не посеет плевел своих (22,376).

Для любящих Бога всею душою брань с диаволом то же, что и ничто, а для любящих мир она трудна и невыносима (22,386).

Если враг будет тебе внушать такую мысль: «Есть покаяние, потому воспользуйся своею волею», то скажи ему: «Какая нужда, диавол, разорять построенный дом и снова строить его?» (23,270).

Обратите внимание, возлюбленные, как усиливается все лукавое, как зло ежедневно преуспевает и лукавство идет вперед. Все это заставляет ожидать будущего смятения и великой скорби, какая придет на все земные пределы. По причине грехов успевает лукавое, успевает по причине нашего нерадения. Будем же каждый день бодрственными, боголюбивые воители, окажемся победителями с врагом (рода человеческого – диаволом), христолюбцы. Изучим законы сей брани, она производится невидимо, и закон сей брани – всегдашнее совлечение с себя земных хлопот. Если ежедневно имеешь перед глазами смерть, то не согрешишь. Если совлечешься суетных хлопот, то не обратишься в бегство на брани. Если возненавидишь земное и тленное, пренебрегая временным, то в состоянии будешь как доблестный воин получить победную награду. Ибо земное влечет к себе – долу, и страсти во время брани помрачают сердечные очи, и потому лукавый воюет с нами и побеждает нас, исполненных земного и порабощенных пристрастием к земным заботам (24,374).

Возьмите оружие постов, молитв и бдений, чтобы могли вы устоять и противостать врагам… в тот день, когда восстанет на нас какая-либо из похотей, которую мы препобеждаем этим оружием (28,198).

Нужна нам великая бдительность, так как брань у нас непрерывная и никогда не знает перемирия (35,19).

Подвиги вначале более легки, а лучше сказать, и не потребуется бороться, если мы не отворим дверей врагу и не примем семени порока (40,633).

Мы побеждаем или бываем побеждаемы не вследствие силы противников – демонов или слабости помощников – Ангелов, но по нашей воле. Когда те и другие склоняют нас на свою сторону, святые Ангелы – к добру, а преступные демоны – ко злу, наша воля, почтенная свободой, избирает то, чего хочет, потому что ни Бог, почтивший нас свободою, не принуждает, ни диавол не имеет над нами принудительной силы: по своему решению мы или поступаем хорошо, или грешим… (43,1015).

Брань с теми, которые предали себя миру, враг презирает частью потому, что весьма многие из них произвольно стремятся к поражению, будучи уловляемы в грех удовольствиями, и доставляют противнику нетрудную победу над собою; частью же потому, что по видимому и противящиеся несколько греху разными развлечениями легко бывают уклонены от борьбы, обращая хребет, и, неослабно поражаемые, несут на себе позорные знаки одержанной над ними победы (5,344).

Воину Христову следует знать, каких врагов ему должно отгонять еще издали и каких попускать бороться с собою. Борьба эта иногда бывает нам причиною венца, а отречение от борьбы делает нас непотребными (54,229).

Преследуй сам себя (свое самолюбие и всякую самость ради исполнения воли Божией), и враг твой прогнан будет приближением твоим (53,17).

Человек да не прекращает брани до самой смерти, пока есть в нем дыхание, да не предает души своей на одоление, даже и во время самого поражения (53,42).

Не бойтесь, что жестокость брани непрерывна и продолжительна, и не приходите в колебание от долговременной борьбы (53,43).

Не ослабевайте и не трепещите от вражеских ополчений, не впадайте в бездну безнадежности, если и приключится вам на время поползнуться и согрешить (53,43).

Лучше быть нам осужденными за некоторые дела, но не за оставление брани (53,42).

Где не перестают брани, там невозможно быть безопасным от поражений. Сколько бы кто искусен ни был в деле брани, сколько бы мужественно ни сражался, хотя бы часто наносил противникам смертельные удары, но если он находится среди самой битвы, то по необходимости должен иногда терпеть удары меча вражеского (50,374).

Воин, если не будет обучен прежде долговременным упражнением и испытан в трудах и битвах, показав на опыте, что одерживает победы над врагами, – не прославляется. Тем более у Небесного истинного Царя никто не удостоится приять небесные дары Святого Духа, если не будет предварительно упражняться в изучении святых заповедей и таким образом не примет небесного оружия самой благодати и не вступит в борьбу с духами злобы (62,295).

Не приходи в малодушие, но мужайся, храня твердый образ мыслей, ибо мужественный, хотя и в ранах будет, несомненно победит (силою благодати), сражаясь и раненый (45,333).

Авва Маркелл рассказывал братии. Однажды, когда он встал ночью на молитву, вдруг услышал трубный звук и шум. Старец пришел в смятение и недоумевал, откуда в пустыне может быть войско? В этот момент встал пред ним бес и вскричал: «Что задумался? Подлинно здесь идет брань, но если не хочешь, чтобы мы с тобою воевали, то иди спи, и мы не будем нападать. С ленивыми мы не воюем, но только с постниками и с бдящими на молитвах» (76,496).

Когда авва Иосиф умирал, сидели около него старцы. Посмотрев на дверь, он увидел диавола, сидевшего у двери. Авва позвал ученика своего и сказал: «Подай жезл, он думает, что состарился я и не могу справиться с ним». Ученик подал жезл старцу, и все увидели, что диавол пробрался к двери и исчез (77,304).

О, как хитер опутывающий нас своими узами! Мы и не чувствуем, как опутаны ими. О, как искусен налагающий на нас оковы! Мы и не примечаем, как заключены в них. Приятны нам стрелы его, когда умерщвляет ими душу: связанный и окованный грешник безмолвствует и остается спокойным. Какое тонкое лукавство у нашего противника, налагающего на нас узы! Вместе и связаны мы и свободны. Вдали от истины удерживается узами дух наш; но, как ничем не связанный, свободно летит к пороку. Связан он для любви, но не связан для ненависти. Связан и встречает препятствия делать добро, но непрепятственно делает худое. Сии узы, какие носим на себе, так же хитры и лукавы, как и наложивший их на нас: дают нам свободу идти ко лжи, но препятствуют приближаться к истине… (26,332).

Как Бог всеми возможными средствами ведет нас к жизни, так сатана употребляет все способы умертвить нас (26,335).

Но нет у диавола ничего столько вредного, против чего не нашлось бы у нас противодействующего средства. Нет такой тайной сети, о которой не имели бы мы сведения (26,356).

Если же говорить, что противная сила крепче и вполне обладает человеком, то в несправедливости обвиняешь Бога, Который осуждает человека за то, что послушался он сатаны (27,453).

Очень завидуют человеку молящемуся и всякие употребляют хитрости, чтобы расстроить такое намерение его, поэтому не перестают возбуждать посредством памяти помыслы о разных вещах и посредством плоти приводить в движение все страсти, чтобы только помешать прекрасному течению молитвы… (62,228).

Некоему святому молитвеннику крепкому, безмолвствующему в пустыне, явились демоны и в продолжение двух недель играли им, как мячиком, бросая вверх и подхватывая на рогожу; однако ж нисколько не могли низвести ум его от пламенной молитвы (62,237).

Если хочешь успешно вести брань с ополчением демонов, то врата души своей (чувства) заграждай уединенным безмолвием и ухо свое прилагай к словесам отеческим, чтобы, научившись таким образом, лучше распознать терния помыслов, пожигать их гневом и отвержением (62,305).

Душевные силы уделять должно на дела и молитвы, тогда немного входов найдет к нам диавол (45,238).

Если желаем совершенно попрать демонов, то будем показывать во всем смиренномудрие, далеко отринув от себя волю свою (45,390).

(Но надо помнить): в какой мере приближаемся мы к Богу, в такой – более и более свирепеют на нас демоны (46,36).

Враги, зная, что Господь обетовал нам великие блага, весьма гневаются на нас из-за зависти: ополчаются срамными и подлыми страстями и стараются до крайности расслабить людей, стремящихся к добродетели (46,215).

У диавола – этого виновника и вместе живописателя порока – та цель, чтобы каждого человека вринуть в тяжкую и безутешную печаль, соделать его далеким от веры, от надежды, от любви Божией (46,222).

То, что люди делаются лучшими, само по себе уже терзает и мучит диавола, а когда мы будем этого достигать через него (воюя с ним), то он не в состоянии будет и перенести такого посрамления (32,175).

Но, намереваясь стрелять в злую голову диавола, сначала позаботься о состоянии своих помыслов, чтобы, прияв прямое и удобное для себя положение, успешно пускать в него стрелы (32,532).

Пока диавол нападает извне, мы будем в состоянии противиться; когда же откроем ему двери души и примем врага внутрь, то уже не сможем нимало противиться ему, но со всех сторон, помрачив нашу память, как бы дымящийся светильник, он оставит только уста произносить пустые слова (34,369).

Если те, которые подвергаются козням диавола, будут бодрствовать, то не только ничего не потеряют, но получат еще большее богатство добродетели… Как в настоящей жизни не там, где находится солома, сено или песок, но там, где находится золото и жемчуг, там именно собираются разбойники… так и диавол там именно и строит свои козни, где видит богатства, скопленные душою, и умножающиеся сокровища благочестия (34,547).

Злой диавол, когда видит духовное богатство, приходит в ярость, скрежещет зубами и неусыпно старается, как бы найти удобное время и похитить что-либо из сокрытого внутри нас (35,32).

Тем, которые с великим трудом успели уже преодолеть козни диавола, он внушает высоко думать о своих добродетелях и искать славы людей, чтобы чрез это лишить их истинной славы (35,325).

Диавол, как враг мира, ненавистник согласия и отец злобы, сколько радуется и торжествует, когда мы предаемся гневу, ссоримся и нападаем друг на друга, столько же скорбит и печалится, когда мы сохраняем мир и согласие и обуздываем гнев (35,846).

Диавол, когда видит, что нисколько не успевает, уходит, наконец, боясь, чтобы не доставить нам большей славы своими кознями (38,162).

Война с диаволом прекращает другую войну – войну против Бога. Враждуем с диаволом – это значит находимся в мире с Богом (42,209).

Диавол всегда таков – все предлагает с хитростью, а не прямо, чтобы мы не остерегались (42,374).

Диавол с большей яростью нападает на учителей, потому что если они погибнут, то и все стадо рассеется. Когда он убивает овец, он только уменьшает стадо, а если поражает пастыря, то наносит вред всей пастве, достигая таким образом с меньшим трудом большего и в одной душе все погубляя (42,621).

Молясь, восплачем от глубины сердца, чтобы прогнать врага нашего в глубины пещи геенской. Ведь когда ты стерпишь, он подвергается ударам; когда ты ударяешь себя в грудь, он получает раны; когда ты принимаешь удары, он подвергается казни (42,917).

Велика злоба диавола, но над всеми видами ее превозмогает пост и молитва (42,925).

Враг… испытывает: куда расположено внутреннее состояние человека – туда и сам выступает, чтобы бороться при помощи своего коварства (43,447).

Демоны имеют себе помощников в самих людях, которым они строят козни, так что если бы последние не содействовали им, то большая часть их козней против нас не имела бы у них никакого успеха (43,597).

Диавол – искусный вдохновитель зла, умудренный в обманах, изобретательный в кознях, неистощимый во всякого рода злых замыслах (43,931).

Если диаволу не удастся увлечь и погубить человека при помощи дурных пожеланий, тогда уже он наносит ему скорби, чтобы омрачить ум и, воспользовавшись этим, посеять то, что ему нужно (42,940).

Но когда в дружине есть целомудрие, благопоклонность, численность и воинская доблесть, тогда делается она страшною для противников и по своей отважности нередко воздвигает победные памятники… Когда же тому самому должно быть у нас с демонами, однако же не бывает, потому что ополчаемся мы не против них друг с другом, но с ними против друг друга. Удивляться должно не тому, что бываем побеждаемы, но паче тому, что, не делая ничего необходимого для побеждающих, желаем победить (49,403).

Кто без помощи наставника вступает в борьбу с духами злобы, тот бывает ими умерщвлен (54,45).

Все брани бесовские происходят от трех причин: или от нерадения нашего, или от гордости, или от зависти диавола (54,175).

Во всех деланиях, которыми мы стараемся угодить Богу, бесы выкапывают нам три ямы: во-первых, борются, чтобы воспрепятствовать нашему доброму делу… этому искушению сопротивляются тщание и попечение о смерти. Во-вторых, когда они в сем покушении бывают побеждены, то стараются, чтобы сделанное было не по воле Божией… этому искушению сопротивляются повиновение и послушание… А если тати оные и в этом умышлении не получают успеха, тогда уже, тихим образом приступивши к душе нашей, ублажают нас как живущих во всем богоугодно… сему сопротивляется всегдашнее укорение самого себя (54,176).

Иногда бесы отступают и сами собой, чтобы ввести нас в беспечность, и потом внезапно нападают на бедную душу, расхищают ее и до такой степени приучают к порокам, что она… уже сама себе наветует и противоборствует (54,186).

Бесы часто возбраняют нам делать легчайшее и полезное, а между тем побуждают предпринимать труднейшее (54,206).

Ничто столько не доказывает победы над бесами, как лютые брани, которые они против нас воздвигают (54,226).

Когда преподобный Антоний увидел распростертыми все сети диавола и, вздохнув, вопросил Бога: «Кто же избегнет их?» – то отвечал ему Бог: «Смирение избегает их», а что еще более удивительно, – присовокупил: «Они даже и не прикасаются ему!» (55,41).

Не возможешь ты на аспида и василиска наступить (Пс. 90, 13), если, долгим молением умолив Бога, не получишь в спо-борники себе Ангелов, чтобы они, подъяв тебя на своих руках, соделали тебя высшим всякого вещественного мудрования (63,83).

Бесы боятся, если увидят, что кто-нибудь, будучи подвергаем оскорблению, бесчестию, ущербам, всяким другим неприятностям, скорбит не о том, что подвергается сему, но о том, что, подвергшись, не перенес того мужественно, ибо уразумевают из сего, что он вступил на истинный путь и имеет твердое желание ходить в совершенстве по заповедям Божиим (63,106).

Что бывает у художников, то же случается и с душою. Как там главный мастер, преподав искусство ученику, оставляет его потом работать самого по себе и не имеет более нужды сидеть подле него, а только по временам надсматривает за ним, не разленился ли или не испортил ли дела, так и демоны, если увидят душу покорную и легко принимающую злые помыслы, предают ее сему сатанинскому искусству и не считают уже нужным сидеть подле нее, в уверенности, что ее самой достаточно к навету против себя: только по временам приходят посмотреть, не разленилась ли она (63,115).

Изнемогают же демоны, когда через исполнение заповедей уменьшаются в нас страсти; погибают – когда, в силу бесстрастия души, совершенно исчезают из нее, не находя в ней того, чем держались в ней и чем воевали против нее (63,181).

На высоких молитвенников нападают демоны, ввергая в их ум простые помышления о вещах чувственных и тем отвлекая их от молитвы; на прилежащих познаниям – на дольшее время задерживая в них страстные помыслы; на подвизающихся в деятельной жизни – склоняя их грешить делом. Всяким способом со всеми борются окаянные, чтобы отдалить людей от Бога (63,194).

Когда же демоны увидят, что мы презираем вещи мира сего, не желая за них ненавидеть людей и отпасть от любви, тогда воздвигают на нас клевету, дабы мы, не перенося огорчения, возненавидели клеветников (63,226).

Уму, научившемуся разумно избегать невидимых схваток или столкновений (с невидимыми врагами – демонами), не следует ни приступать к естественному рассуждению, ни что-либо другое делать во время нападения злых сил, но только молиться, утомлять трудами тело, пресекать со всем терпением вещественное мудрование и блюсти стены града, разумею – сторожевые душевные добродетели или способы хранения добродетелей, то есть воздержание и терпение, чтобы как-нибудь враг, прельстив душу десными и похитив ее склонением на свою сторону, не отдалил ее от Бога, наполняя ее развращением мутным (Авв. 2,15), и мнимым добром не увлек сердца, ищущего лучшее, к худшему (63,269).

Демоны, борющие при недостатке добродетели, суть те, которые научают блуду и пьянству, сребролюбию и зависти; а при добродетелях борющие суть те, которые научают самомнению, тщеславию и гордости… (63,280).

Кто же во время восстания искушений воздерживается от помышлений о вещах, прилежит же молитве с собранием ума от всего к себе самому и к Богу, тот убивает грехотворную склонность и тем обращает вспять диавола… Кто воздержанием и терпением мужественно заключил чувства и чрез духовные силы входы к уму чувственных образов преградил, тот удобно расстраивает все злые козни диавола, обращая его вспять со стыдом (63,288).

Обычай есть у всегда воюющих против нас бесов – посильным для нас и удобоисполненным добродетелям полагать преграды, а к непосильным и безвременным… сильное влагать стремление… Но мы да разумеем, что все в свое время и в своей мере делаемое хорошо, все же безмерное и безвременное – вредно (63,322)…

Бесы, слуги гнева и злобы, радуются, когда умаляется добродетель, и весь труд свой обращают на то, чтоб увлекать души наши в срамные мечтания (63,323).

Желающий устоять против обходов диавола и сделать их безуспешными, сделаться причастным Божественной славы должен со слезами и воздыханиями, с ненасытным желанием и пламенною душою, ночь и день искать Божией помощи и Божественного заступления. Желающий же получить сие должен сделать душу свою чистою от всякого сладострастия мирского и от всех страстей и похотей (63,335).

Враг, навыкши возмущать наш ум, желает склонить нас к тому, чтобы мы вместе с ним питались перстью и, быв созданы по образу Божию, ходили на чреве (63,415).

При многом попечении и самого себя человек не может видеть, как не может видеть прежде времени приготовленные сети врагов. Ибо враг, по обычаю своему, не всегда ведет с нами явную брань. Если бы так было, то не легко бы многие из нас впадали в сети… Но когда враг хочет ввергнуть кого-либо в большие грехи, то сперва побуждает его пренебрегать малое и тайное: прежде прелюбодеяния – частое и сладострастное воззрение; прежде убийства – малый гнев; прежде помрачения мысли – малое развлечение и еще прежде сего представляет потребность тела как бы необходимою. Посему-то Господь, как все предведущий, как Премудрость Отчая, предупреждая коварства диавола, повелевает людям прежде времени отсекать поводы ко греху, чтобы, считая малое легко простительным, мы не впадали бедственно в страшные и великие согрешения (100,135).

Когда демоны влагают гордый помысл, чтобы увлечь человека в возношение, тогда он должен приводить себе на память прежде говоренное ими скверное, и низлагать гордый помысл, и приходить в смирение. И опять: когда влагают что-либо скверное, подвизающийся воспоминает тот гордый помысл и низлагает это, и так содействием благодати делает то, что они низлагают друг друга воспоминанием, чтобы никогда не прийти в отчаяние от скверного и в безумие от самомнения. Но когда враги возвышают ум его, то – прибегать к смирению, а когда смиряют его – возноситься к Богу надеждою, чтобы никогда не пасть, сделавшись дерзновенным, и опять, убоявшись, не отчаяться до последнего воздыхания (100,171).

Против всех демонов должны мы выступать, со всеми воевать и всех поражать именем Господа нашего Иисуса Христа (64,186).

Если покажется демон идущим на тебя и нападающим или жилище твое потрясающим и валящим на тебя, не страшись, и все пройдет, как самое мечтание (64,204).

Демонов сокрушает смиренномудрие, побивает послушание, обращает в бегство молитва, морит гладом пост, низлагает братолюбие и все прочее доброделание (64,215).

Никто не избавится от сетей диавола иначе, как через исповедание помыслов и желаний, с верою к руководителю своему, сопровождаемое смирением и послушанием (64,295).

Диавол всегда и всюду устрояет засады, сети ставит, ямы роет; не спит и празден не бывает; ни пищи, ни пития, ни другого чего не ищет; одно у него дело – и ночью и днем губить души наши (64,305).

Лукавый, бывает, и притихает на время, чтобы ввести в беззаботность и потом, внезапно наскочив, превратить помысл и погубить (64,323).

Никогда не унывает всезлобивый, сколько бы раз ни был побеждаем и прогоняем (64,346).

Похититель души, диавол, всегда бдительно смотрит, как бы сбить нас с пути и, сбросив в стремнину какой-либо страсти, взять как добычу окаяннейшую (64,346).

Диавол усиливается вторгнуться в нас и восхитить душу нашу в пагубу, но места не находит, если видит, что вы, как стеною, ограждены законом Господним (64,348).

Диаволу нет места там, где силен страх Божий, где блюдется исполнение заповедей, где в действии все обычные уставы нашей жизни и охотно приемлются и исполняются епитимий (64,348).

Диавол, когда ухватит кого отчасти, не довольствуется тем, но все простирается на худшее, пока не причинит смерти греховной (64,430).

Диавол внушает одно худое, какою бы благовидностью то ни прикрывалось, – только то, что ведет или к гордости, или к зависти, или к похоти плотской, или к невоздержанию, и ко всему тому, что оскверняет душу (64,349).

Но как меч острый добре рубит нападающих, так и душа в страхе Божием, как в огне выкованная и в слезах закаленная, должна рубить демонские помыслы, ловя их как добычу (64,518).

Знать должно христианину: искушение, каким искушает нас диавол, бывает двух родов. Как птица, свободно летающая на крыльях своих, чтобы найти себе пищу, бывает обманываема птицеловом, простирающим на земле свои сети для уловления ее: простерши сети свои по земле, он кладет поверх их приманку, которую видя птица слетает вниз, чтобы поклевать, и тут запутывается в сети и попадает в плен; тогда приходит птицелов, берет ее, держит в своих руках и делает с нею что хочет. Так и диавол: зная, что ум человеческий находится в непрестанном движении, подкрадывается к человеку невидимо, кладет перед помыслом его какую-нибудь сласть как приманку, а под сластию простирает как сеть грех, который есть вместе и рука диавола невидимая и скрытая (потому что без греха нельзя диаволу схватить душу человека). Когда же успеет он приманить душу приманкою сласти, тогда опутывает ее сетями и схватывает. Первым делом его тут бывает завязать ей глаза, то есть омрачить ум, чтобы она не увидала света и пути и не убежала. Это со всем тщанием делает он до тех пор, пока она привычкою к сласти и долговременным пребыванием во грехе совсем не предастся в волю его и не сделается во всем ему подручною и возлюбленною рабою. После сего она и сама не захочет уже убежать от этого господина своего, к которому привыкла и который так утешает ее и насыщает всякими сластями, пока совсем не растлит ее этими нечистыми и зловонными яствами своими. Когда же увидит, что она совсем растлилась, тогда направляет ее на всякого рода непотребства, грехи и злодеяния. Но птицелов не может стянуть птицу с воздуха на свою приманку, а диавол, если найдет душу, обнаженною благодати Божией, может подвигнуть стремления и пожелания души на сласть и склонить ее на свою волю. Посему и сказал я, что искушения диавола бывают двух видов: первое – приманка сластию, какую полагает он пред помыслом; а другое – раздражение похотей, коим понуждает он душу воспохотствовать сластей и склоняет ее на свою волю (57,136).

Душа, которая подчинилась диаволу, не может ничего более делать, как только, познав, в какую ниспала глубину зол и как воля ее связана чуждыми узами, вопиять из чрева адова и призывать Бога, сходившего в преисподнюю земли, прийти к ней и освободить ее. Это одно может она делать, но разрешить себя от уз и бежать не может, как не может убежать тот, кто закован в железные кандалы и содержится в темнице под крепкими запорами. Может она призывать имя Иисуса Христа, да пошлет Он ей помощь, и, когда укрепится таким образом чрез призывание Иисуса Христа (ибо Он есть единственный освободитель душ наших) и восчувствует, что получила помощь от Бога, тогда может и убежать из-под ига диавола и из уз греха. Но, убегая от диавола, ей следует прибегнуть к какому-либо эконому благодати, то есть к духовному отцу, чтобы лукавый диавол не нашел ее опять неохраняемою и не похитил. Этим отцом духовным она будет обучаема в том, что ей потребно думать, пока наконец сделается она способною носить всеоружие Божие, то есть Божественную благодать, и с нею противостоять всем козням диавола – всем этим началам, властям, миродержителям тьмы века сего, духам злобы. Ибо душа, соединенная с плотью, не может одна, голая, противоборствовать таким сильным и столь многим врагам, если не будет облечена во всеоружие Божие, как и воин, даже самый мужественный, не может без оружия противостоять врагам, нападающим с копьями, мечами и щитами, и если выступит против них, тотчас будет поражен насмерть (57,137).

Бог, будучи всесилен и непобедим, вспомоществует тем, которые произволением своим хотят противоборствовать диаволу, и делает их победителями злого диавола. А тех, которые не хотят противоборствовать диаволу и бороться с ним, Бог не принуждает, чтобы не разрушить самовластия разумного естества нашего, которое Он создал по образу Своему, и не низвести нас в чин бессловесных животных (57,236).

Брань с демонами непрерывна, и воинам Христовым необходимо всегда носить на себе оружия свои. Нет возможности поиметь покой от этой брани ни днем, ни ночью, ни на одну минуту; и когда едим, и когда пьем, и когда спим или другое что делаем, можем находиться в самом жару брани. Враги наши бесплотны и всегда стоят против нас, хотя мы их и не видим: стоят и со всею зоркостью присматриваются, не окажется ли где какой-либо член наш обнаженным, чтобы вонзить в него свои стрелы и умертвить нас. Тут невозможно укрыться в крепости и башне или иной раз спрятаться где-нибудь и отдохнуть немного. Нельзя также убежать куда-либо и избавиться от брани или одному взять на себя борьбу за другого; но всякому вообще человеку самому необходимо вести сию брань и – или победить и живу быти, или быть побеждену и умереть без всякого сомнения. Рана же смертоносная тут есть грех, неоплаканный в покаянии и неисповеданный, а особенно отчаяние, если кто впадает в него, что, однако ж, состоит в нашей власти. Ибо если мы не ввергаем себя в глубину нерадения и безнадежия, то демоны совсем не могут сделать нам никакого зла. Но и когда раны приемлем от них, можем, если захотим, сделаться еще более мужественными и опытными в сей брани посредством теплого покаяния. Быть поражену и умереть, а потом опять восстать, вступить в брань есть дело людей крайне великой души и мужественных, и оно дивно и достойно великой награды. Ибо сохраненными быть от поражений не в нашей состоит власти, а восстать и с помощью Божиею вступить вновь в борьбу со злом – в нашей власти, потому что если не отчаемся, то не пребудем в смерти и смерть не восгосподствует над нами. Мы всегда можем избыть от нее, прибегши с покаянием к всемогущему и человеколюбивому Богу (58,238).

Душа, от Духа Святого исполненная дерзновения и мужества… животворящим изображением креста и призыванием Иисуса и Бога разрушает бесовские призраки и самих бесов обращает в бегство (65,109).

Как демоны признают весьма важным для себя скрыть себя от человека, так для человека очень важно понять, что они – начальные делатели греха, источники наших искушений… (102,159).

Демоны, принося мнимодуховные и мнимовысокие разумения, отвлекают ими от молитвы, производят тщеславную радость, услаждение, самодовольство, как бы от открытия таинственнейшего христианского учения (102,213).

Разнообразное воспаление крови от действия различных помыслов и мечтаний демонских составляет то пламенное оружие, которое дано при падении нашему падшему херувиму, которое он вращает внутри нас, возбраняя нам вход в таинственный Божий рай духовных помышлений и ощущений (103,214).

При усиленном нападении вражеском, когда ощущается ослабление произволения и омрачение ума, необходима гласная молитва (103,271).

Общее правило для всех человеков заключается в том, чтобы никак не вверяться духам, когда они являются чувственным образом, не входить в беседу с ними, не обращать на них никакого внимания, признавать явление их величайшим и опаснейшим искушением (104,11).

Злые духи связываются в своих действиях по отношению к подвижнику Христову властью и мудростью Бога, руководящего его, они не могут причинить ему того зла, какое бы желали. Наносимые ими напасти содействуют его преуспе-нию (104,25).

Падшие духи так ненавидят род человеческий, что если бы им было попущено невидимо удерживающею их десницею Божиею, то они истребили бы нас мгновенно (104,46).

Только соделывающему все без исключения заповеди Божий возможно устоять против врага (105,81).

Смиренная преданность воле Божией, сознание и готовность потерпеть все страдания, какие попущены Богом, совершенное невнимание и неверие ко всем словам, действиям и явлениям падших духов уничтожают все значение их попыток; попытки их (смутить человека) получают величайшее значение при внимании к ним и при доверии к бесам (106,355).

Но и совершенно отвергающие бытие падших духов непременно вместе с этим отвергают и христианство… Если нет падших духов, то вочеловечение Бога не имеет ни причины, ни цели (104,4).

Рассказывал о себе один фиваидский старец, что он, сын идольского жреца, быв ребенком, сиживал в храме отца своего, приносящего жертвы идолам. Однажды, когда отец его вышел из храма, он увидел там сатану, который сидел на троне; многочисленное воинство предстояло ему. И вот приходит один из князей его и, поклонившись, говорит: «Я был в такой-то стране, возбудил там войну, большое смятение и кровопролитие». «Сколько дней тебе потребовалось на это?» – спросил сатана. «Тридцать», – ответил князь. Тогда сатана приказал бить его бичами за столь малый труд. Подходит к трону другой князь и говорит, что произвел бурю, и потопил корабли, и умертвил многих людей, и сделал это в двадцать дней. Сатана повелел сечь и этого за безделие. Третий пришел на поклонение и сказал, что произвел ссору на свадьбе, вызвал кровопролитие и убиение жениха, трудясь десять дней. И этого били за маловажность его дел. Пришел еще один и сказал: «Сорок лет боролся я в пустыне с монахом и наконец победил его любодеянием». Сатана встал навстречу демону, расцеловал его и, посадив возле себя, сказал: «Ты совершил великое дело». Услышав это, сын жреца сказал себе: «Должно быть, монашество имеет великое достоинство». Впоследствии он стал монахом (77,479).

Приходя к нам, Господь создает Себе тело от Девы, чтобы и в этом показать всем немалый признак Своего Божества, потому что Создавший это тело есть Творец и прочих тел (98,214).

Спаситель по естеству бесплотен и есть Слово, однако же по человеколюбию и Благости Отца Своего для нашего спасения явился нам в человеческом теле (98,192).

Нашим преступлением вызвано человеколюбие Слова, чтобы Господь пришел к нам и явился среди людей (98,196).

Он не был так объят телом, чтобы когда был в теле, тогда не был вне тела, и когда приводил в движение тело, тогда вселенная лишена была Его действия и Промышления. Но что всего удивительнее, Он как Бог Слово ничем не был содержим, а наипаче Сам все содержал. По существу Он вне всего, однако же силами Своими присущ во всем, все благоустрояя, на все и во всем простирая Свое Промышление. Оживотворяя и каждую тварь и все твари в совокупности, объемля целую вселенную и не объемлясь ею, но весь всецело пребывая в Едином Отце Своем… и в человеческом пребывая теле и Сам оживотворяя его, вне всякого сомнения, оживотворял и вселенную, пребывая во всех тварях, и был вне вселенной… Давал познавать Себя в теле делами и, не переставая, являть Себя в действиях на вселенную. Слово не связывалось телом, а напротив, Само наипаче обладало им, посему и в теле Оно было, и находилось во всех тварях, и было вне существ, и упокоевалось в Едином Отце… провождало жизнь как человек, все оживотворяло как Слово и сопребывало со Отцем как Сын. Посему, когда рождала Дева, Оно не страдало и, пребывая в теле, не осквернилось, но, напротив того, освящало наипаче тело… потому что, пребывая во всех тварях, не делается Оно всему причастным, а напротив того, все Им оживотворяется и питается. Если и солнце, Им сотворенное и нами видимое, круговращаясь на небе, не оскверняется прикосновением к земным телам и не омрачается тьмою, а, напротив того, само их освещает и очищает… то тем паче Всесвятое Божие Слово, Творец и Господь солнца, давая познавать Себя в теле, не прияло на Себя скверны, а, напротив того, будучи нетленным, оживотворяло и очищало и смертное тело (98,212).

Погиб бы род человеческий, если бы Владыка и Спаситель всех, Сын Божий, не пришел положить конец смерти (98,202).

Слову нужно было принять на Себя смертное тело, чтобы Им, наконец, могла быть уничтожена смерть и люди опять обновились по образу (98,208).

Спаситель ожидал смерти, чтобы ее истребить… для спасения всех… Слову Божию, Истинной Жизни, как неприлично было Самому нанести смерть телу Своему, так несвойственно было избегать смерти, наносимой другими, и не преследовать смерти до истребления (98,219).

Тело Христа умерло не по немощи естества вселившегося Слова, но для уничтожения в нем смерти силою Спасителя (98,224).

Хотя умерло тело для искупления всех, но не ведало тления, ибо воскресло всецелым, потому что было телом не кого-либо другого, но Самой Жизни (98,219).

Господь людей, обратившихся в тление, снова возвратил в нетление и оживотворил их от смерти присоединением к Себе тела, и благодатию Воскресения уничтожил в них смерть, как солому огнем (98,201).

(Спаситель) как на смерть принес за всех тело, так телом же опять проложил всем путь и к восхождению на Небо (98,223).

Господь Иисус Христос научил вселенную ведению Отца, упразднил смерть и всем даровал нетление обетованием Воскресения… в начаток сего Воскресения воскресив собственное тело Свое, памятник победы над смертью и ее разрушительностью показав в крестном знамении (98,232).

Слово Божие вочеловечилось, чтобы мы обожились (98,260).

Как невозможно объять глазами всех волн, потому что чувству, покусившемуся на это, представляются непрестанно новые и новые волны, так и намеревающемуся объять умом все заслуги, совершенные Христом в теле, невозможно даже вместить их в помысле, потому что вновь представляющиеся мысли его гораздо многочисленнее тех, которые, как думает, он объял уже мыслию (98,260).

Как скоро намеревался я писать и принуждал себя помышлять о Божестве Слова, всякий раз далеко от меня отступало ведение, и сознавал я, что в такой мере остаюсь я позади, в какой думал достигнуть. Ибо не мог написать того, что по видимому представлял умом, а что писал, то делалось слабее даже и той малой тени истины, какая была у меня в мысли (99,103).

Подражая Господу Иисусу Христу… возьми крест свой на плечи, крепко его привяжи и до конца жизни переноси труды, искушения, боли скорбей и гвозди печалей, принимая их с величайшею радостью, как венец славы. Ежечасно пронзаемый остриями обид и жестоко побиваемый камнями всякого рода бесчестия, проливая слезы вместо крови, ты будешь мучеником. Перенося с великою благодарностью поругания и заушения, ты сделаешься причастником Божества и славы. А если ты сам себя покажешь последним из всех, рабом и слугою, то после Бог соделает тебя первым из всех, как обещал (56,71).

Смирение, послушание, любовь, терпение и долготерпение – вот что спасает человека (22,228).

Не верю я, что можно было бы спастись тому, кто ничего не делает для спасения ближнего (32,447).

Нашему спасению служит то, когда мы не о себе только думаем и заботимся, но и станем приносить пользу ближнему и руководить его на путь истины (35,19).

Надежду спасения можно полагать в совершении добродетели… и не величаться этим, но тогда-то особенно и смирять и уничижать себя, когда успеем собрать великое богатство добродетели, так как при этом мы и собранное нами богатство сбережем верно, и привлечем к себе благоволение Божие (35,193).

Поспешим на добрые дела – ведь иначе и спастись невозможно… (35,525).

Ничто не приводит так душу ко спасению и не делает ее столько бодрою к трудам, как если найдется (среди нас) учитель, который проповедует добродетель самим делом (22,506).

Кто показал начало доброго пути (ближнему), тот становится виновником и того, что другие делают (по его примеру), и потому получает двойную награду: и за то, что сам делает, и за то, что других привел к лучшему образу мыслей (35,597).

Мы должны заботиться не только о своем спасении, но и о спасении ближних, иначе и сами не получим спасения. Воин, который во время сражения старается только о том, чтобы спасти самого себя бегством, вместе с собою губит и других: напротив – мужественный, сражаясь для защиты других, вместе с другими спасает и себя самого. А так как жизнь (христианская) есть также (духовная) война, и притом жесточайшая из всех войн… то будем вступать в сражение так, как повелел Царь наш Иисус Христос: с готовностью поражать, и убивать, и проливать кровь (невидимых) врагов наших, заботясь о спасении всех, укрепляя стоящих и поднимая падших. Многие из братии наших в этом сражении лежат в ранах, истекая кровью, и нет человека, который бы помог им, – ни народ, ни священники, ни покровитель, ни друг, ни брат не заботятся о них, но каждый печется о самом себе. Чрез это мы и унижаем достоинство своих подвигов, потому что величайшее дерзновение перед Богом и похвала принадлежит только тому, кто (подобно Богу) печется не о своей пользе. От того-то мы бываем слабы и удобно побеждаемы как от людей, так и от диавола, что ищем только своего и не укрепляем друг друга, не ограждаем любовью о Боге (38,613).

Бога ничто столько не раздражает, как небрежение о спасении ближних (38,781).

Невозможно спастись тебе, если ты даже упражняешься в высшем любомудрии, но не заботишься о других погибающих, ты не будешь иметь никакого дерзновения пред Богом (41,250).

Ничем ты не можешь столь подражать Христу, как попечением о ближних: постишься ли ты, спишь ли на голой земле, изнуряешь ли себя, но если ты не печешься о ближних, то не делаешь ничего важного и при всем том еще далеко отстоишь от Образа (41,247).

Кто желает быть подобным Богу, тот пусть будет, по силе человеческой, кротким и смиренным, и пусть благодарно переносит, когда будет терпеть что-либо ужасное от посторонних (43,390).

Мы можем уподобиться Богу, если будем любить всех, даже врагов, а не тем, если будем совершать знамения… (43,37).

Если все имена, усвояемые Божественному и чистому Естеству, превышают меру человеческого естества, то всего приличнее для нас уподобляться Божеству в возможном и сообразном с нашею природою. Что же это такое? Смиренномудрие (49,355).

Если заповедано нам полагать душу друг за друга, то кольми паче обязаны мы оказывать друг другу послушание и покорность, чтобы стать подражателем Господу (24,279).

Один инок, по имени Евлогий, встретил на улице нищего, лишенного употребления рук и ног, сжалился над ним, взял его к себе и пятнадцать лет ухаживал за больным. Но диавол позавидовал такому труду, вложил в сердце расслабленного гнев и злобу на Евлогия. В отчаянии обратился он к великому Антонию, который сказал: «Искушение пришло от сатаны, ибо вы оба близки к смерти и достойны получить от Бога венцы. Отселе не смущайся ничем, иначе ангел смерти может застать вас в злобе и лишить награды». Евлогий и больной примирились и через пятнадцать дней умер расслабленный, а через три дня после него скончался и Евлогий (76,43).