Седмица 31-я по Пятидесятнице

Будем всячески стараться, чтобы не соблазнить ближнего. Хотя бы и жизнь наша была самая праведная, но, если она служит соблазном для других, теряет всю цену. Но как возможно, чтобы и праведная жизнь соблазняла? (Это бывает), когда сообщество с другими людьми навлекает на нее худую славу (39,376).

Когда мы, надеясь на себя, обращаемся с людьми порочными, то, если и не терпим вреда, соблазняем других. Пусть я не подозреваю ничего худого, а равно и никто другой из совершенных, но простодушнейший брат терпит вред от твоего совершенства. А надобно обращать внимание и на его немощь (39,376).

Если соблазн зависит от нас, то горе нам, если же не от нас, то ничего. Что же будет, скажешь, если я исполняю должное, а другой произносит хулу? Тебе ничего, а ему горе, потому что хула произнесена им (40,404).

Когда может произойти какая-нибудь великая польза, и притом превосходящая соблазн, то не нужно обращать внимания на соблазняющихся, а когда не может быть ничего больше, кроме соблазна немощных, то, хотя бы они соблазнились тысячу раз неосновательно, надобно щадить их…. ибо Бог осуждает и наказует тех, которые соблазняют другого и подвергают падению, потому что соблазнять другого без всякой пользы – дело крайне нечестивое… Что говоришь ты? Соблазняющийся немощен? Потому он и достоин пощады, а не поражения. Он имеет раны? (Поэтому и достоин пощады). Поэтому мы не станем растравлять их, а лечить. Он подозревает злобно и безрассудно? Поэтому мы и будем устранять подозрение, а не усиливать, ибо делая вопреки этому, ты грешишь против Самого Христа (32,282).

Должно избегать и такого дела и слова, которое дозволено Писанием, когда другие чем-либо подобным располагаются ко греху или к тому, что теряют сколько-нибудь усердия к добру (3,340).

(Если страшно соблазнять брата тем, что дозволено нам), то что сказать о соблазняющих тем, что делают или говорят запрещенное? И особенно, когда соблазняющий оказывается или имеющим в преизбытке ведение, или принадлежит к священной степени. Такой обязан служить для других как бы правилом и образом; но, если пренебрег хотя малым чем из написанного, или сделал что запрещенное, или не выполнил предписанного, или вообще умолчал о чем подобном, за сие одно подлежит такому осуждению, что, как сказано, кровь согрешающего от руки его взыщется (Иез. 33,8) (5,209).

Ничто так не вредит нашей вере, как то, когда мы подаем соблазн неверующим (35,50).

Когда неверующие заметят в ком-либо из нас хотя малую небрежность, то тотчас… из-за беспечности одного произносят общий приговор обо всем христианском (35,50).

Не так пагубно самому грешить, как ввести в грех других (40,798).

Если ты заботишься о своем спасении, доказывай это не словами, а делами, чтобы никто никогда не хулил Бога… Потому постарайся исправить жизнь, так как неверующий спросит тебя: «Откуда мне знать, что Бог заповедал возможное? Вот ты, будучи христианином по самому рождению и воспитанию в этой превосходной религии, ничего такого не исполняешь». Что ты скажешь на это? Без сомнения станешь отвечать: «Я укажу тебе других, которые исполняют, именно монахов, обитающих в пустынях (и святых)». Но не стыдно ли тебе признавать себя христианином и отсылать к другим, как будто ты не можешь доказать того, что и сам совершаешь дела христианские? Неверующий тотчас возразит тебе: «Какая мне необходимость ходить по горам и пустыням? Если невозможно любомудрствовать в городах, то это может быть большим обвинением христианской жизни, для осуществления которой необходимо оставить города и бежать в пустыни» (40,811).

Если кто-нибудь совершит тяжкий грех, но сделает его тайно и никого не соблазнит, то подвергнется меньшему наказанию, нежели тот, кто совершит более легкий грех, но открыто соблазнит многих (43,866).

Что же такое соблазны? Это препятствия на прямом пути (38,605).

Соблазны попускаются для того, чтобы не уменьшилась твердость мужественных (34,529).

Хочешь избежать соблазнов и пересудов? Приложи дверь к устам своим о Господе, и отврати очи свои, еже не видети суеты (Пс. 118, 37), и избежишь того и другого: пересудов – молчанием, соблазнов – хранением очей. А если не препобедим в себе этого, то куда ни пойдем, в себе самих будем носить врагов своих. Победи их и будешь иметь покой, где бы ты ни жил (23,187).

Внимай себе и отовсюду озирай себя; неусыпно стереги себя оком ума: ты ходишь среди сетей, незаметные петли всюду расставлены врагом (40,966).

Если бы мы неизменно пребывали в страже над собою, не предаваясь пресыщению и усыплению, не оскверняя Божия образа, то есть не допускали подменивать доброе семя, то злой сеятель не возрастил бы в нас достойных огня плевел (47,124)…

Ни одной части души твоей, ни одного члена тела твоего не оставляй ненадзираемыми. Ибо таким образом ты и снизу искушающих духов пребудешь победителем, и свыше Испытывающему сердца и утробы неусыпно предстоять будешь с дерзновением (65,321).

Составляя одну плоть, (супруги) имеют и одну душу, и взаимною любовью одинаково возбуждают друг в друге усердие к благочестию. Ибо супружество не удаляет от Бога, а, напротив, более привязывает, потому что больше имеет побуждений. Как малый корабль при слабом ветре движется вперед, быстро носимый по водам распростертыми парусами: даже и руки без труда принуждают его к бегу ударами весел; большого же корабля не сдвинет легкое дыхание, напротив того, когда он с грузом выходит на море, только крепкий и попутный ветер может придать ему ходу: так, не обремененные житейскими заботами имеют нужду в меньшей помощи Великого Бога, а кто обязан быть попечителем милой супруги, имения и чад, кто рассекает обширнейшее море жизни, тому нужна большая помощь Божия, тот взаимно и сам более любит Бога (12,60).

Хорошо обязаться супружеством, только целомудренно, уделяя большую часть Богу, а не плотскому союзу (12,115).

Брак есть пристань целомудрия для желающих хорошо пользоваться им, не позволяя неистовствовать природе (32,302).

Брак тогда особенно и лишается всякой похвалы, когда кто-нибудь пользуется им до пресыщения (32,324).

Велико Таинство – брак… не рассуждай о нем как случится и просто; не ищи обилия богатства, намереваясь взять невесту. Брак надобно считать не торговлею, а союзом жизни (34,229).

Истинное богатство и самое великое счастье в том, когда муж и жена не разногласят между собою, соединены друг с другом как едина плоть…. Такие супруги, хотя бы и жили бедно и были незнатны, могут быть всех счастливее, потому что они наслаждаются истинным счастьем и живут во всегдашнем спокойствии… (35,418).

Живущих в таком союзе супружества ничто в настоящей жизни не может слишком опечалить; ничто не может нарушить их мирного счастья, потому что, где между мужем и женою господствуют единодушие, мир и союз любви, там стекаются все блага, и супруги бывают безопасны от всяких злых наветов, ограждены как бы великою стеною – единодушием о Господе… это умножает их богатство и всякое обилие; это возводит их на высшую степень доброй славы; это и от Бога привлекает на них великое благоволение (35,422).

Как рассекать плоть есть дело преступное, так и разлучаться с женою – дело беззаконное (38,635).

Муж, вставая с постели, о том только должен думать, чтобы и делами, и словами насаждать в своем доме благочестие; равным образом и жена пусть наблюдает за домом, но, кроме этого занятия, она должна иметь другую, более настоятельную заботу о том, чтобы все семейство трудилось для Царства Небесного (38,782).

«Время прекращено есть прочее, да и имущий жены, якоже не имущий будут» (1Кор. 7, 29), – написал апостол, запрещая не законное сожительство, но возбраняя бесчинное сладострастие, а вместе указуя и на близкое скончание времени. Если, говорит он, жизнь проходит спешно, то не надобно пристращаться к ней как к постоянной (47,233).

Брак установлен не для того, чтобы предавались блудодеянию, но чтобы были целомудренными (34,208).

Те жены, которые блистают красотою душевною, чем больше проходит времени и чем больше они обнаруживают свое благородство, тем сильнее делают привязанность в своих мужах и более воспламеняют их любовь (34,232).

Для того ты, муж, занимаешь место головы, чтобы умел врачевать тело. От тела нашего, хотя бы оно имело тысячи ран, мы не отсекаем головы. Так и жены не отделяй от себя… (34,382).

Так размышляй (жена-христианка): если будешь сносить жестокость мужа, то получишь светлый венец; а если тихого и кроткого, то за что Бог будет награждать тебя? Говорю это не для того, чтобы подать мужьям повод к жестокости, но чтобы убедить жен сносить и жестоких мужей (41,262).

Хочешь, чтобы жена повиновалась тебе, муж, как Христу повинуется Церковь? Заботься и сам о ней, как Христос о Церкви (42, 167). Учи жену страху Божию, и все потечет к тебе, как из источника, и дом твой будет исполнен многочисленных благ (42, 182). Ты, избравший общежитие с женою, не будь беспечен, как будто вправе ты предаться миру. Тебе для улучения спасения потребно больше трудов и осторожности, потому что избрал себе жилище среди сетей и державы отступнических сил (демонов); имеешь пред глазами побуждения ко грехам, и все твои чувства день и ночь напряжены к вожделению их. Посему знай, что не избегнешь борьбы с отступником и не одержишь над ним победы без многих трудов на страже евангельских догматов (5,39).

Хотя закон дает развод по всякой вине, но Христос – не по всякой вине, а позволяет только разлучаться с прелюбодейцею, все же прочее повелевает переносить любомудренно, а прелюбодейцу отлучает, потому что она повреждает род (11,220).

Брак приносит большую пользу, не дозволяя членам Христовым сделаться членами блудницы, не допуская святому храму (телу) быть оскверненным и нечистым (1Кор. 6, 15–19) (32,316).

Нет другого пути, возводящего на Небо, кроме совершенного удаления от всего злого, стяжания всего благого, совершенной любви к Богу и сопребывания с Ним в преподобии и правде, так что когда у кого будет это, то он скоро востечет к Небесному лику (63,366).

Неприлично говорить о Царстве с тем, кто страдает горячкою (страстей) и находится в худом состоянии. С ним прежде надобно говорить о здоровье (42,274).

Душа, хотя и изъязвлена язвами постыдных страстей, хотя ослеплена греховною тьмою, однако же имеет волю возопить к Иисусу и призвать Его, чтобы привел и сотворил душе вечное избавление (30,173).

Отсеки телесные страсти, отсеки и душевные, ибо чем душа честнее тела, тем честнее очищать душу, нежели тело. Если и очищение тела есть одно из похвальных дел, то смотри, сколь важнее и выше очищение души (10,232).

Друзья мои! И вы, родители, и вы, безбрачные юноши и девы, долго ли вам, уподобляясь черепахе или осьминогому раку, который ходит непрямо, или длинной змее, которая пресмыкается на чреве, – долго ли вам влачить жизнь, обремененную ужасною тяготою плоти? Послушаем, наконец, Христовых советов: отринув красоту, славу, богатство, род, счастье и все обольстительные порождения гибельного греха, воздвигнемся отселе, взойдем в легкую жизнь, очистимся, будем единодушны и с Небесными чистыми Силами, чтобы, вступив в сонм предстоящих Великому Богу, с веселием воспеть празднственную песнь Царю! Как изринутые из светлого Рая, получили мы в удел супружество, и многотрудную землю, и все, что сопутствует погибшим, так через жизнь, не знающую житейских уз, взойдем опять в славу, к тому доброму райскому древу, которого лишились за безрассудство (12,77).

Всякий, кто любит чистоту и целомудрие, делается храмом Божиим (22,200).

Возлюби целомудрие до крайней степени, чтобы вселился в тебя Дух Божий (23,128).

Целомудрие состоит не в том только, чтобы воздерживаться от блуда и от плотских удовольствий, но чтобы свободным быть и от прочих страстей (24,389).

Истинно целомудрен, кто не тело только хранит от блуда, но и каждый член телесный, когда, например, глаза и язык соблюдают целомудрие, каждый в собственной его деятельности, и во внутреннем человеке душевные помышления не входят в сочетание с порочными помыслами (24,399).

Дела целомудрия зависят не от возраста, но от душевного расположения (33,319).

Без трудов никогда нельзя сохранить целомудрия, но для этой победы нужно нам много страдания и усилий (32,255).

Если кто научится целомудрию, то жену свою будет считать милее всех, станет смотреть на нее с великою любовью и иметь с нею большое согласие, а с миром и согласием войдут в тот дом все блага (35,789).

Целомудрие есть небесное приобретение, удел Ангелов, дар Божий (37,951).

Целомудрие есть воздержание и победа над искушающими нас удовольствиями (43,508).

Будем устраняться от уязвлений, причиняемых блудною красотою, закроем глаза на то, что возбуждает сладострастные желания; пусть преданы будут позору все беспорядочные удовольствия. Пусть оберегает плоть целомудрие, пусть чистота живет в членах; будем настраивать себя на благородные помыслы, будем блистать делами света, украсим себя чистою жизнью. Чистым сохраним тело, храм обитания Духа, сделаем на нем (мысленную надпись): «Аще кто Божий храм растлит – растлит сего Бог» (1Кор. 3, 17) (43,989).

Кто спасает корабль в самую сильную бурю и укрощает разъяренное естество, тот достоин тьмочисленных похвал, ублажений и венцов, потому что целомудрие в старости не признак воздержания, но бессилие к распутству. Посему ублажая первое, пророк Иеремия сказал: «Благо есть мужу, егда возмет ярем в юности своей» (Плач 3,27). Поэтому не жди старости, чтобы во время оной уцеломудриться. Кроме того, неизвестно – достигнешь ли ее… (49,250).

Целомудренным по праву называется не тот, кто по нужде целомудрен, но кто, имея возможность наслаждаться удовольствиями, любит произвольное целомудрие. Одни по тому самому, что не могут сделать, что было бы для них желательно, имеют на себе часто вид скромности, но, получив возможность, изобличаются. Люди же доблестные тогда особенно и оказывают терпеливость и держатся правды, когда данное человеку полномочие порождает неправду (49,377).

Целомудрие есть всеобъемлющее название всех добродетелей…. Целомудрие есть чистота души и тела. Никто из обучившихся хранению чистоты да не вменяет себе приобретение ее, ибо невозможное дело, чтобы кто-нибудь победил природу свою, и где природа побеждена, там познается пришествие Того, Кто выше естества, ибо без всякого прекословия меньшее упраздняется большим…. Не тот чист, кто сохранил нерастленным сие бренное тело, но тот, кто члены его совершенно покорил душе (54,112).

Если любишь целомудрие – отгоняй срамные помыслы упражнением в чтении и продолжительной молитве (52,306).

От целомудрия рождается любовь, а от любви – бесчисленное множество благ (34,211).

Целомудрие имеет помощника в благодати Духа… где целомудрие – там пребывает Господь Иисус Христос (40,900).

Целомудрие есть истинная, с сознанием соединенная сила, глубоко отпечатлевшаяся в душе и уничтожающая оставшиеся следы срамных движений (2,51).

Надобно упражняться в воздержании, которое служит надежным стражем целомудрия и вождем уму, не позволяет порываться туда и сюда (5,363).

Молитвы, воздыхания, в слезах проводимые дни, без отдыха ночи, всецелая любовь к Царю – вот прекрасные врачевства к целомудрию! При них никогда не поставишь ты в сердце своем кумира худшей любви, но будешь иметь непорочный ум, как храм Великого Бога и лучезарности Духа (12,80).

Препоясанный целомудрием живет во свете чистой совести, потому что светильник дерзновения озаряет жизнь, в которой душа от явления Истины пребывает неусыпною и не поддающейся обману, не приводимою в безумие ни одною из (земных) грез (16,274).

Великое дело – милостыня, возлюбим ее, ей нет ничего равного, она может и загладить грехи, и избавить от суда (33,328).

(Истинная) милостыня, когда даешь ее с радостью и думаешь, что сам больше получаешь, чем сколько даешь (34,271).

Желая избавиться милостынею от болезни душевной и многих ран греховных, ты должен оказывать ее со всем усердием (34,284).

Подающий щедрую милостыню и здесь живет с доброй совестью, и, когда переселится отсюда, находит великую милость у Судии, и услышит блаженные слова: «Приидите, благословенный Отца Моего…» (Мф. 25,34) (35,33).

Укрась и язык кротостью и смирением, сделай его достойным призываемого тобою Бога, наполни благословением и многою милостью – ведь и словами творить можно милостыню (38,532).

Хотя бы ты был непорочен, хотя бы ты соблюдал девственность, но если ты не творишь милостыню, будешь вне Брачного Чертога (38,783).

Жертвы эти (милостыни) важнее и молитв, и постов, и многих других дел, только были бы приносимы от прибытка праведного и таких же трудов, и чисты от всякого любостяжания, хищения и насилия (39,89).

Но милостыня, зараженная болезнию, перестает уже быть милостынею и является хвастовством и жестокосердием (41,596).

Когда ты видишь человека, который творит милостыню и совершает тысячу добрых дел и таким образом сокрушает силу диавола, подвергается же затем искушениям и опасностям, не смущайся этим: потому он и подвергается искушениям, что слишком сильный удар наносит диаволу (43,640).

Иной подает милостыню для того, чтобы благословилось поле его, и Бог благословляет его поле, и он достигает своей цели… Другой подает милостыню за детей своих, и Бог спасает и хранит детей его; иной подает ее для того, чтобы прославиться, и Бог прославляет его. Ибо Бог не отвергнет никого, но каждому подает то, чего он желает, если это только не вредит душе его. Но все сии уже получили награду свою, и Бог ничего не должен им, потому что они ничего полезного душе своей не искали у Него, и цель, которая была у них на виду, не имела отношения к духовной пользе… Иной же подает милостыню для того, чтобы избавиться от будущего мучения: этот подает ее для пользы души своей… однако ж и он не таков, как хочет Бог, ибо он еще находится в состоянии раба, а раб не добровольно исполняет волю господина своего, но боясь наказания: так же и сей подает милостыню для того, чтобы избавиться от мучений, и Бог избавляет его от оных. Другой подает милостыню для того, чтобы получить награду, сей выше первого, но и этот не таков, как хочет Бог, ибо он еще не находится в состоянии сына, но как наемник исполняет волю господина своего, чтобы получать от него плату и прибыли: так и сей подает милостыню для того, чтобы получить и приобрести награду от Бога (и получает)… Мы же должны подавать милостыню ради добра самого, сострадая друг другу как своим членам, и так угождать другим, как бы мы сами принимали от них услуги; подавать так, как будто мы сами получаем. И вот сие-то разумная милостыня: так приходим мы в степень сына (55,166).

Никто не может сказать: «Я нищ, и мне не из чего подавать милостыню». Ибо если ты не можешь давать столько, сколько оные богачи, влагавшие дары свои в сокровищницу, то дай две лепты, подобно оной убогой вдовице, и Бог примет это от тебя лучше, чем дары оных богатых (Мк. 12,42; Ак. 21,2). Если и того не имеешь – имеешь силу и можешь служением оказать милость немощному брату. Не можешь того? Можешь словом утешить брата своего. Итак, окажи милосердие словом и услышишь: слово паче даяния блага (Сир. 18, 17). Если же и словом не можешь помочь ему, то можешь, когда огорчится на тебя брат твой, оказать милость ему и потерпеть во время его смущения, видя его сокрушенным от общего врага, и вместо того, чтобы сказать ему одно слово и тем более смутить его, ты можешь промолчать: сим окажешь ему милость, избавляя его душу от врага. Можешь также, когда согрешит пред тобою брат твой, помиловать его и простить грех его, чтоб и тебе получить прощение от Бога, ибо сказано: «Отпущайте, и отпустят вам» (Ак. 6,37). Итак, ты окажешь душе брата милость, прощая его, в чем он согрешил против тебя, ибо Бог дал нам власть, если мы хотим, прощать друг другу согрешения, между нами случающиеся; таким образом, не имея чем оказать милосердие телу, ты помилуешь душу его. А какая милость более той, чтобы помиловать душу? Как душа драгоценнее тела, так милость, оказанная душе, больше милости, оказанной телу (55,168).

Когда внутри тебя обретается милостыня, тогда изображается в тебе оная святая красота, которою уподобляешься Богу (52,14).

Ничто не может так приблизить сердце к Богу, как милостыня (42,286).

Чему дивишься ты, что милосердие служит отличительным признаком человечества? Оно есть признак Божества! (38,542).

Немилостивый подвижник – бесплодное дерево (52,414).

Некто услышал в церкви, что кто дает нищему, тот дает Богу, и усомнился в этом. И вот он видит нищего, а над ним Господа Христа. Видевший это ужаснулся и стал наблюдать. Когда нищему подали милостыню, то ее принял Христос, а в ответ благословил подающего. Это привело в умиление наблюдателя, и с тех пор он подавал милостыню столько, сколько мог (76,66).

Кто владеет богатством, тому не легко вырваться из оков его; такое множество недугов объемлет душу… то есть страстей, которые, как бы густое и темное облако заграждая взоры ума, не допускают взирать на небо, но заставляют приклоняться вниз и смотреть в землю (32,489).

Имея надобность во многих лицах, богатый принужден многим льстить и угождать с великим раболепством; бедного же, если он благоразумно ведет себя, не может одолеть и диавол (33,41).

Богатый, занятый многими заботами, надменный гордостью, происходящей от богатства, преданный лености и беспечности, не с великою ревностью и не с великим усердием принимает врачевство слушания Писаний (34,366).

Почему тебе, человек, богатство кажется драгоценным? Конечно, по удовольствию, получаемому от трапез? Потому что ты можешь отмщать оскорбляющим тебя и быть для всех страшным? Других причин представить не можешь, кроме удовольствия, лести, страха и мщения, потому что богатство не делает никого ни мудрее, ни целомудреннее, ни смиреннее, ни благоразумнее; не делает ни добрым, ни человеколюбивым; не ставит ни выше гнева, ни чрева, ни удовольствий; не учит ни умеренности… и никакой другой добродетели не вселяет и не насаждает в душе (34,483).

Если бы все были богаты, то все стали бы жить в праздности и тогда все расстроилось бы и погибло (35,827).

Пристрастные к богатству часто не признают самой природы. Такой человек ни родства не знает, ни знакомства не помнит, ни возраста не почитает, никого не имеет другом, но ко всем проявляет враждебное расположение, больше же всех к самому себе, не потому только, что губит душу свою, но и потому, что обременяет себя бесчисленными заботами, трудами и печалями (39, 597). Скажи мне, почему ты стоишь с изумлением, смотря на богатство и готовый лететь к нему- Что ты видишь в нем удивительного и достойного остановить на себе взоры твои?… Дорогие ли одежды, а в них сладострастная душа, поднятые вверх брови, беготня и волнение? Неужели все это достойно удивления? Чем эти люди отличаются от нищих, которые пляшут на рынке и играют на свирели? Они одержимы сильным голодом добродетели, пляшут свою пляску, которая смешнее пляски шутов, когда бегают и кружатся то по роскошным обедам, то по домам непотребных женщин, то по толпе льстецов и тунеядцев. Хотя они и в золото одеты, но особенно жалки, потому что заботятся больше всего о том, что не имеет для них никакого значения. Не смотри на одежды, но раскрой их душу и вглядись, не полна ли она бесчисленных ран, не одета ли в рубище, не одинока ли она и не беззащитна ли? Какая польза в этом безумном пристрастии к внешнему? Гораздо лучше жить бедным, но быть добродетельным, чем быть царем, но порочным. Бедный сам по себе наслаждается всяким душевным удовольствием и вследствие внутреннего богатства не чувствует наружной бедности. А богатый, наслаждаясь тем, что ему вовсе неприлично, наказывается в том, что в особенности ему должно быть свойственно, и мучится в душе помыслами и совестью, преследующими его и среди удовольствий. Зная это, отвергнем золотые одежды и усвоим себе добродетель и удовольствие, происходящее от добродетели. Таким образом и здесь и там мы насладимся многою радостью и достигнем обетованных благ (40,522).

Рабство богатству тяжелее всякого мучительства, о чем хорошо знают все те, которые удостоились освободиться от него. Для того чтобы и вам узнать эту прекрасную свободу, разорвите узы, бегите от сетей; пусть у вас в доме хранится не золото, но то, что дороже бесчисленных богатств, – милостыня и человеколюбие. Это дает нам дерзновение пред Богом, а золото покрывает нас великим стыдом и много содействует диаволу влиять на нас (40,676).

Богатство имеет только наружность светлую, внутри же исполнено мрака… (41,394).

Приобретение богатства соединено с великим бесчестием, оно душу делает гнусною, а что бесчестнее этого? (42,415).

Чем больше ты будешь богатеть, тем больше будешь рабствовать, если же будешь презирать свойственное рабам, то сделаешься славным в доме Царском (42,833).

Богатство не только не может насаждать и возделывать ни одной из добродетелей, а, напротив, вредит и мешает им, если найдет их имеющимися уже налицо, некоторые же даже и совсем исторгает и вводит то, что противоположно им… Плененные этим недугом не в состоянии слышать, как их обличают и обвиняют, будучи всецело преданы удовольствию и став через это рабами… (богатство) питает в человеке тягчайшие страсти, вздувая пузыри больного честолюбия до громадных размеров и возбуждая к гордости… нужно без всякой оглядки бежать от него, потому что оно поселяет в нашей душе диких и свирепых зверей, через которых лишает ее чести (43,555).

Тогда как нас ожидают блага небесные, мы все еще пристращены к настоящим и не помышляем о коварстве диавола, который чрез малое лишает нас великого, дает грязь, чтобы похитить Небо, показывает тень, чтобы отвратить от Истины, обольщает сновидениями (ибо ничто иное – настоящее богатство), чтобы, когда настанет День (Суда), показать нас беднее всех (43,561).

Кто стал служить маммоне, тот необходимо уже отказался от служения Христу… (и таким образом) отрекся от собственного спасения (32,57).

Если хотим законно подвизаться духовным подвигом, то должны и этого губительного врага (сребролюбие) выгнать из наших сердец (50,95).

Воин Христов до тех пор будет победителем, безопасным и свободным от всякого нападения страсти, пока этот непотребный дух не посеет в нашем сердце начала этого вожделения (сребролюбия) (50,96).

Сребролюбцы почитаются прокаженными умом и сердцем, подобно Гиезию (4Цар. 5, 27), который, пожелав тленных денег мира сего, поражен был язвою нечистой проказы. Это служит нам очевидным примером того, что всякая душа, оскверненная страстью, поражается духовною проказою пороков и, нечистая перед Господом, подвергается вечному проклятию (50,98).

Сребролюбие есть изобретатель всякого греха (24,269).

Пристрастившиеся к деньгам неизбежно бывают и завистливы, и склонны к клятвам, и вероломны, и дерзки, и злоречивы, и исполнены всех зол, и хищны, и бесстыдны, и наглы, и неблагодарны… (32,90).

Те, которыми овладела безумная страсть и любовь к собиранию богатства, истощают на это все свои силы и никогда не насыщаются, потому что сребролюбие есть ненасытное опьянение. Как пьяные, чем больше вливают в себя вина, тем большею распаляются жаждою, так и сребролюбцы никогда не могут остановить этой неукротимой страсти, но чем более видят возрастание своего имущества, тем сильнее разжигаются они корыстолюбием и не отстают от этой злой страсти, пока не низринутся в самую бездну зла (35,211).

Нет безумнее человека, раболепствующего богатству. Одолеваемый, он представляет себя повелителем; будучи рабом, почитает себя господином; связав себя узами, радуется; усиливая лютость зверя, веселится, находясь в плену (у этой страсти), торжествует и скачет и, видя пса, бесящегося и нападающего на его душу, вместо того, чтобы связать и изнурить его голодом, он доставляет ему обильную пищу, чтобы он еще более нападал на него и был еще ужаснее (38,537).

Сребролюбие есть истинная тьма, так как оно препятствует видеть вещи, каковы они сами в себе, и представляет их в другом виде (38,834).

Если бы даже не было диавола, если б никто не работал против нас, и в таком случае бесчисленные пути отовсюду ведут сребролюбца в геенну (40,77).

Вследствие сребролюбия извратились законы природы, поколебались союзы родства, рушились права самого бытия (40,614).

Невозможно любить вместе и серебро и душу (41,238).

Нельзя, подлинно нельзя человеку сребролюбивому видеть когда-либо лицо Христово… Сребролюбие не в том только, чтобы любить множество денег, но и, вообще, в любви к деньгам. Желать более, чем нужно – великое сребролюбие. Разве таланты золота склонили предателя? Всего тридцать серебреников, за тридцать серебреников он продал Владыку! Отсеки эту страсть, она рождает следующие болезни: делает нечестивыми, ведет к забвению Бога, несмотря на Его бесчисленные благодеяния. Отсеки, прошу! Не маловажна эта страсть, она способна произвести тысячи гибельных смертей (42,273).

Освободим себя и погасим в себе пристрастие к деньгам, чтобы воспламенить в себе желание Небесного. Ведь не могут эти два стремления совмещаться в одной душе (42,695).

Душа, однажды плененная страстью сребролюбия, не легко и не скоро отстанет и делать и говорить то, что прогневляет Бога, как ставшая рабою иного господина, повелевающего делать все противное Богу (43,535).

Сребролюбие есть поклонение идолам, дщерь неверия… (54,131).

Как имеющие на ногах оковы не могут удобно ходить, так и те, которые собирают деньги, не могут взойти на Небо (54,213).

Из-за любви к деньгам вражда, драки, войны, из-за нее убийства, разбои, клевета; из-за нее не только города, но и пустыни, не только страны обитаемые, но и ненаселенные дышат кровью и убийствами. И море не спаслось от этого зла, но и там с великим неистовством бушует оно, потому что и море осаждено морскими разбойниками, измышляющими какой-то новый способ грабежа. Из любви к деньгам извращены законы родства, потрясены уставы природы, нарушены права самой сущности, потому что эта лукавая и преступная любовь не только на живых, но и на умерших вооружает руки гробокопателей, которые освободившимся от этой здешней жизни не дают свободы от своего злоумышления. Сколько бы зол ни отыскал кто в народных собраниях, или в судилищах, или в домах, или в городах, – увидит в них отростки этого корня (47,413).

Будем же пренебрегать деньгами, чтобы не пренебречь нам своей души (43,172).

Бог, сотворив человека, напечатлел в его природе знание закона (совесть), который если бы человеком по намерению Господа был сохранен как получен, то не было бы необходимости давать другой, который после обнародован посредством письма (50,319).

Видишь, что совесть не дает своего согласия на помыслы, повинующиеся греху, но тотчас обличает их, ибо она не лжет, всегда обличая, свидетельствует, что будет говорить пред лицом Божиим в День Суда (30,127).

Если же не захотим повиноваться совести, то она умолкнет и оставит нас, и мы впадем в руки врагов наших, которые уже не пощадят нас… (31,31).

Кто попирает свою совесть, тот изгоняет из сердца своего добродетели (31,94).

Ища врачевания, заботься о совести, и, что она тебе говорит, делай, и получишь пользу (51,14).

Будь внимателен к совести, чтобы она была стражем твоим и показывала каждый раз, во что ты впадаешь (23,595).

Грех низлагает совесть, а покаяние служит ей жезлом к упокоению (24,155).

Бог устроил, чтобы обличение совести восставало на нас с промежутками времени, так как оно весьма жестоко и обыкновенно уязвляет грешника сильнее всякого острия (32,834).

Бог вложил в нас судилище неподкупное и никогда не изменяемое, хотя бы мы впали в глубину зла… Поэтому и сами порочные люди осуждают сами себя и, если кто-нибудь назовет их тем, что они на самом деле, стыдятся, гневаются и обижаются (43,197).

И во время совершения греха, и прежде совершения, и после совершения наша совесть является суровым обличителем (42,683).

Должно внимать себе, не перестала ли совесть наша обличать нас, не ради чистоты нашей, но как бы утомившись (54,70).

Потщимся хранить совесть нашу, пока мы находимся в этом мире, не допустим, чтобы она обличала нас в каком-либо деле; не будем попирать ее ни в чем, хотя бы то было и самое малое. Знайте, что от пренебрежения сего малого и в сущности ничтожного мы переходим к пренебрежению великого (55,50).

Берегитесь, братия, пренебрегать малым, берегитесь презирать его как малое и ничтожное: оно не малое, ибо чрез него образуется худой навык. Будем же внимательны к себе и будем заботиться о легком, пока оно легкое, чтобы оно не стало тяжелым, ибо и добродетели и грехи начинаются от малого… Поэтому заповедует нам Господь блюсти свою совесть и как бы особенно увещевает каждого, говоря: «Посмотри, что ты делаешь, несчастный! Опомнись, помирись с соперником твоим, пока ты на пути с ним». Потому указывает бедственные последствия от несоблюдения сей заповеди: «Да не когда предаст тя судии, а судия – слугам и ввергнут тя в темницу». А затем что? – «Аминь глаголю тебе: не изыдеши оттуду, дóндеже воздаси последний кодрант» (Мф. 5,25–26). Ибо совесть обличает нас во всем и показывает нам, что делать; и она же осудит нас в Будущем Веке. Поэтому и сказано: «Да не когда предаст тя судии» (55,51).

Хранение совести многоразлично, ибо человек должен сохранять ее в отношении к Богу, к ближнему и к вещам. В отношении к Богу хранит совесть тот, кто не пренебрегает Его заповедями и даже в том, что не видят люди и чего никто не требует от нас, он хранит совесть свою в отношении к Богу в тайне… Чего никто не знает, кроме Бога и совести нашей, должны мы хранить. Хранение совести в отношении к ближнему требует, чтобы не делать ничего такого, что, как мы знаем, оскорбляет или соблазняет ближнего делом, словом, видом или взглядом, ибо и видом и даже взглядом можно оскорбить брата… человек не должен делать ничего такого, о чем знает, что он делает это с намерением оскорбить ближнего (знает, не лукавя пред собою). Сим оскверняется его совесть… избегать этого всячески и значит хранить свою совесть в отношении к ближнему. А хранение совести в отношении к вещам состоит в том, чтобы не обращаться небрежно с какою-либо вещью, не допускать ей портиться и не бросать ее как-нибудь, а если увидим что-либо брошенное, то не должно пренебрегать сим, но поднять и положить на свое место (55,52).

Ныне в нашей власти или засыпать совесть, или дать ей светиться и просвещать нас, если будем повиноваться ей. Ибо, когда совесть наша говорит нам сделать что-либо, а мы пренебрегаем… тогда мы засыпаем ее, и она не может уже явственна быть для нас от тяготы, лежащей на ней; но как светильник, сияющий за завесою, не дает видеть вещи светлыми… так и мы по преступлении не разумеем, что говорит нам совесть наша… Совесть есть нечто Божественное… всегда напоминает нам полезное, а мы не ощущаем сего, если пренебрегаем ею и попираем ее (55,49).