Седмица 28-я по Пятидесятнице

Посей славословие Бога, чтобы пожать венцы, и почести, и похвалы в Царстве Небесном (1,213).

Когда Бог прославляется и благословляется людьми, тогда Он обыкновенно подает обильнейшее благословение Свое тем, ради которых Сам благословляется (35,309).

Чтит и прославляет Бога, кто исполняет волю Его, а бесчестит Бога, кто преступает закон Его (3,310).

Не будем считать хвалу делом маловажным, но прежде пусть возносит ее жизнь наша и прежде языка пусть взывает наше поведение. Тогда и молча мы можем хвалить Бога и, взывая, будем совершать стройную песнь жизнью (36,322).

Не иначе возможно Богу прославляться в человеке, как разве когда добродетель его свидетельствует, что причина благ в Божием могуществе (14,421).

Если бы не было обещано и никакой награды, то удостоиться славить Бога само по себе было бы славою (40,577).

Слава Богу воздается и тогда, когда мы живем в союзе и единении, когда единодушно благословляем Бога, переносим того, кто немощнее нас, и не презираем отторгающегося члена (40,820).

Если мы будем воздавать Богу честь, то чрез это себе самим доставим честь. Подобно тому как человек, который открывает глаза для того, чтобы видеть солнечный свет, себе самому доставляет пользу чрез это, удивляясь красоте этого светила, а не ему что-нибудь дает, потому что не делает его чрез это более светлым… оно остается тем же самым. Так точно и даже гораздо больше (бывает, когда прославляем) Бога. Кто с удивлением взирает на Бога и воздает Ему честь, тот снискивает самому себе спасение и получает величайшую пользу… Каким же образом, спросят, Бог прославляется, если Он ничего не приемлет от славы, нами воздаваемой? Таким же, как говорится о Нем, что Он терпит голод и жажду: все наше Он присвояет Себе, чтобы, по крайней мере, этим привлечь нас, – принимает и почести, и обиды, чтобы хотя бы этим внушить нам страх, а мы, несмотря на это, не приближаемся к Нему (42,648).

В теле прославляет Бога тот, кто не предается блуду, кто не пресыщается, кто не печется о внешнем украшении, кто настолько показывает заботливости о себе, насколько это нужно только для здоровья; кто не прелюбодействует, равно как и та, которая не намащает себя благовониями, не расписывает красками своего лица, которая довольна тем видом, каким наделил ее Бог, и ничего не прибавляет к тому искусственного (42,649).

Тогда прославляем Бога, когда мы во всех отношениях бываем праведны, за то и сами будем прославлены в тот день и притом не в такой мере, но гораздо больше (42,652).

Слава Богу есть делание и хранение заповедей Его: всякий христианин, который не славит Бога исполнением повелений Его и хранением заповедей Его, хуже неверного (57,254).

Прославляет Бога в себе не тот, кто словами только благоговейно чтит Бога, но кто ради Бога из-за заповедей терпеливо переносит сострадания и труды. Такой взаимно Богом прославляется славою, сущею в Боге, нося в себе благодать бесстрастия как награду за добродетель по причастию. Ибо всякий прославляющий Бога в себе страданиями из-за добродетелей в деятельной своей жизни и сам в Боге прославляется чрез бесстрастное озарение Божественными лучами в состоянии созерцания (63,243)…

Хвалите Его во гласе трубнем (Пс. 150, 3), то есть в памятовании о Воскресении, которое, как написано, будет по звуку трубному (1Кор. 15, 52). Хвалите Его во псалтири и гуслех, то есть языком и делом, когда как бы бряцало какое ударяет в нас дух. Хвалите Его в тимпане и лице, то есть во плоти и душе, от которой, подобно ликам, восходят прошения к Богу: хвалите Его во струнах и органе, то есть в сердце и во всей внутренности, что пророк и назвал органом. Хвалите Его в кимвалех доброгласных, то есть устами, которыми псалмопение приводится в стройное сладозвучие (47,256).

Проводящие достойную удивления жизнь хотя безмолвствуют, но славят Бога, когда чрез них другие славят Его (40,729).

Божество не нуждается ни в чем. Итак, для чего же Господь желает, чтобы мы восхваляли и прославляли Его? Для того, чтобы соделать чрез это теплее любовь к Нему (42,11).

Возвеличивает славу Божию тот, кто может показать законы, по которым все создано, по которым все содержится, по которым после здешнего Домостроительства все приведется на Суд. Кто возмог сам созерцать все в подробности, в ясных и неслитных представлениях, и после того, как сам созерцал, может и другим изобразить Благость Божию и Праведный Суд Его, тот приносит Господу славу и честь… тот проводит жизнь, сообразную с таковыми созерцаниями, потому что свет его светится пред человеками и Отец Небесный прославляется от него и словом, и делом, и всякого рода доблестями. Но не приносит Господу славы и чести, кто пристрастен к славе человеческой, кто уважает деньги, кто дорого ценит плотские удовольствия, кто дивится учениям, чуждым благочестия, ибо как добрыми делами приносим славу Господу, так худыми делами производим противное (1,200).

Никто не может истинно благословлять Бога, если он не освятил тело добродетелями и душу не просветил истинными познаниями. Благорасположение к добродетели есть лицо умозрительствующего ума, как на небо, подъемлемое на высоту истинного ведения (63,275).

Кто приходит в храм с верою и усердием, тот выходит с бесчисленными сокровищами: как только священнодействующий откроет уста, тотчас исполняется присутствующим всяким благоуханием и духовным богатством, и хотя бы постигли его бесчисленные бедствия, он все переносит легко, получив здесь от Божественного Писания достаточное побуждение к терпению и любомудрию (33,564).

Ходите в храме тихими шагами в совершенном молчании. Никто не входи сюда с житейскими заботами, ни с рассеянностью и смущением, но оставим все это за первыми дверями и таким образом войдем сюда. Мы входим в Царские Чертоги Небесные, вступаем в светлые области; внутри они исполнены великого молчания и неизреченных тайн (37,392).

Пусть никто в храме не печется о делах домашних, напротив, пусть и в доме размышляет о предметах церковного учения (39,20).

Приходи в храм не с тем, чтобы укорять других, но чтобы затем обратить и торжище в церковь. Прииди, получи оружие, чтобы тебе с этим оружием (духовным) не получить смертельной раны (от невидимых врагов) (36,561).

(Бывает) один скажет в храме острое слово, и смех тотчас распространяется между сидящими; и к удивлению, даже во время самой молитвы многие не перестают смеяться: диавол всюду торжествует, всех связал, всеми обладает; Христос бесчестится и изгоняется; храм ставится ни во что (43,141).

Некоторые и в храме поступают, как на торжище: когда говорит Сам Бог, не только не слушают Его слов в молчании, а занимаются разговорами совсем о других предметах. И пусть бы вы занимались тем, что касается вас самих, нет – вы говорите то, до чего вам и дела нет. Вот о чем я плачу и не перестану плакать (38,359).

Если бы можно было видеть, о чем говорят за всяким священным собранием (в храме) мужи, жены, то ты увидел бы, что слова их гаже всякого навоза. Потому, умоляю, оставьте этот худой обычай, чтобы церковь могла благоухать миром. Мы наполняем ее ныне только чувственным фимиамом, о том, чтобы изгнать и истребить духовную нечистоту, не заботимся. Поистине, не столько бесчестим мы церковь, когда заносим в нее навоз, сколько оскверняем, когда разговариваем в ней друг с другом о барышах, о торговле, о том, что совсем неприлично нам, тогда как нужно было бы здесь присутствовать ликам Ангелов, церковь делать Небом и ничего другого не знать, кроме сердечных молитв, молчания и внимания (38,874).

В храме должны все умолкнуть, утихнуть и стоять с напряженною душою и слухом, потому что здесь будут читаться повеления не земного царя, а Владыки Ангелов. Если мы так себя расположим, то сама благодать Духа вернейшим образом укажет нам путь и мы придем к самому Царскому престолу и получим все блага, по благодати и человеколюбию Господа нашего Иисуса Христа (38,16).

В храме должно великое иметь внимание ко всему последованию службы, внимая Шестопсалмию, Псалтири и положенным чтениям из отцов, причем не должно дозволять себе распускать члены тела своего и стоять бесчинно или прислоняться к стенам и колоннам; руки надобно иметь впереди благоговейно сложивши и ногами стоять на полу обеими ровно, голову держать неподвижно, не обращать ее туда и сюда, но поклонив долу; умом должно не рассеиваться, не любопытствовать, что делает тот или другой, и не подвигаться к нерадивцам, которые тайком говорят и шепчутся между собой, но хранить очи свои и душу свою от блуждания туда и сюда и, сколько можно, напряженно внимать одной молитве, чтению, поемым тропарям и читаемым словесам Божественного Писания, не пропуская без пользы ни одного слова и заботясь питать всем этим душу свою, чтоб, пришедши в сокрушение и смирение, восприяла она просвещение от Святого Духа (58,209).

Не позволяется сказать в храме даже слова близстоящему, хотя бы кто встретил давно не виданного друга, но делается это вне (священных стен) и весьма справедливо. Церковь не цирюльня, не лавка с благовониями, не мастерская… но место Ангелов, место Архангелов, Царство Божие, самое Небо. Если бы кто-нибудь отверз Небо и ввел туда тебя, то ты не осмелился бы разговаривать, хотя бы увидел отца, хотя бы брата, – так точно и здесь не должно говорить ни о чем другом, кроме предметов духовных, потому что и здесь Небо. Если не веришь, то посмотри на эту трапезу, вспомни, для кого и для чего она поставлена, подумай, Кто приходит сюда, и страшись даже прежде времени… страшного… и бодрствуй, и еще прежде, нежели увидишь поднятые завесы и предшествующий сонм Ангелов, возносись к самому Небу (41,373).

Женщинам же, когда приходят в храм, надлежало бы удалять украшения, потому что церковь не для того создана, чтобы показывали в ней тленное богатство, а для того, чтобы показывали богатство духовное. А ты, как на зрелище, приходишь сюда в украшениях и, подражая играющим на сцене женам, одеваешься с такою величавостью в смешной их сор. Тогда ты приходишь сюда во вред для многих (38,881).

Храм есть жилище, принадлежащее только Богу, здесь обитает любовь и мир, вера и целомудрие (41,897).

Известно об авве Маркелле со слов ученика его, что, намереваясь идти к воскресным службам, авва тщательно приготовлял себя и выучивал часть Писания наизусть… Когда же стоял за службою, грудь его была омочена слезами. «Ибо, – говорил он, – когда совершалась служба, видел я всю церковь как бы огненною, а когда служба оканчивалась, огонь удалялся» (67,404).

Бог показал, что, приближаясь к людям, по причине праведности Своей, для неправедных Он делается поражающим неисцельно. Щадя нас, удаляется Бог от нас, чтоб остались мы живы, а также не изрекает нам тайн, чтобы мы не умерли (22,216).

Нет ничего хуже, как судить и измерять дела Божественные соображениями человеческими: таким образом можно далеко отпасть от камня веры и лишиться света. Если желающий объять лучи солнца глазами человеческими не только не обнимет их и не достигнет цели, но еще и отдалится от нее и потерпит великий вред, то тем более дерзающий протекать своими умствованиями в Свет неприступный потерпит вред, оскорбляя Бога (42,764).

Часто дивился я тем, которые, ни во что не ставя веру и доблестное житие, входят же в пытливые исследования и разыскивания, чем прогневляют Бога. Ибо когда усиливаемся дознать то, что не угодно было Богу сделать доступным нашему ведению, тогда не дознаем сего (ибо возможно ли это вопреки Божией воле?) и останется одна только за сие изыскание угрожающая нам опасность. Посему, оставив изыскание об этом как сверхъестественное и нимало не доступное, прибегнув же в пристань правой веры и доблестного жития, – здесь обретем себе безопасность (47,357).

Если Сам Господь положил тьму покровом тайн Своих и потребен некий великий Свет Всесвятого Духа для уразумения сокровенных Его тайн, то ты, еще не сделавшийся обиталищем сего Света, как пытаешь познать то, что познать сил не имеешь как еще несовершенный и непросвещенный (57,406).

Мы, если по нерадению нашему имеем хотя малый некий помысл неверия или двоедушия… или другую какую страсть; или имеем пристрастие к чему-либо временному, то, конечно, не удостоимся иметь в душе своей обитателем Бога и не взойдем на высоту такой славы.

Ибо как для того, кто гонится за другим, и малейшее расстояние, хотя бы на один волос, бывает причиною, что он не может схватить его, так и в отношении к духовным вещам, самомалейшая страсть бывает причиною того, что мы не удостаиваемся прийти в созерцание тайн Божиих (58,60).

Пока стоит стена и преграда грехов наших и нас отделяет от Света, как возможно нам, пребывая во тьме, познать самих себя или понять, что мы такое, откуда взяв начало приходим в мир сей и какого рода творения мы есть? Не зная же самих себя, не тем ли более не можем познать Того, Кто несравненно выше нас? Если бы мы познали самих себя, то не стали (бы) с такою дерзостью говорить о Боге. Говоря же о Боге и божественных вещах, мы, непросвещенные и Духа Святого не имеющие, тем самым показываем, что не знаем самих себя (58,84).

Хотя о божественных вещах писано в книгах Писания и все о том читают, но не всем то открывается, а только тем, которые покаялись от души и добре очистились чистым и бесхитростным покаянием. В силу покаяния и по мере стяжания ими очищения получают они откровение и им явны бывают даже глубины Духа. От таковых-то источается слово ведения и премудрости Божией и потопляет мудрования противных врагов, как какая-нибудь многоводная река. Другим же всем это остается неведомым и сокровенным, не бывая открываемо им от Того, Кто разверзает умы верных к постижению Божественных глаголов (58,86).

Иного способа к тому, чтобы Бог открылся в ком-либо, не может быть, кроме точного исполнения заповедей Его, если… будет хранить их, соблюдать и исполнять со всем усердием и ревностью. Те, которые будут жительствовать таким образом, недалеко будут от Царствия Божия, но по мере ревности и усердия, какие покажут в исполнении заповедей, восприимут мзду созерцания Бога, большую или меньшую, скорейшую или медленнейшую, соответственно подьемлемым подвигам… (58,101).

Никто да не прельщает вас суетными и обманчивыми словами, говоря, что можно познать Божественные тайны веры нашей без научения и просвещения Святого Духа. Приятелищем же даров Духа никто не может быть без кротости и смирения. Почему надлежит всем нам всенепременно прежде всего положить твердое и непоколебимое основание веры во глубинах души нашей, потом на сем основании создать дом внутреннего благочестия души, устроив стены его высоко и крепко из разных видов добродетелей. Когда таким образом ограждена будет душа со всех сторон, как стенами, и когда в ней водрузится и укоренится всякая добродетель, тогда возложим на сие здание и кровлю, которая есть ведение Бога, и дом Духа будет у нас всецело и совершенно готов (58,342).

Когда ты еще долу – в земном, тогда не исследуй горнего, то есть небесного; восходя же горе, прежде чем достигнешь верха, не любопытствуй дольнего, чтобы, поскользнувшись, не упасть или, лучше сказать, чтоб не оставаться долу (мняся восходити горе) (58,554).

Сколько хочет Бог быть нами познанным, столько открывается и столько откроется, столько зрим бывает и познается достойными. Но сподобиться сего и испытать сие никто не может, если прежде не соединится с Духом Святым, стяжав наперед трудами и потами сердце чистое, простое и сокрушенное (58,561).

Когда ты сильно возжелаешь священства, то противопоставь геенну, противопоставь отчет, какой там нужно дать… противопоставь степень наказания (40,39).

Священство прилично только некоторым и немногим, именно же держащимся той мысли, что оно есть отеческая попечительность, а не самоуправное самозаконие (47,384).

Определяя ведущий к священству путь, сказываю, что приступивший к сему начальствованию прежде, нежели понес на себе власть законов Божественных, не ко благу подначальных проходит сие домостроительство. А кто в чине подчиненных упражнялся и оказывался благоискусным в начальнических добродетелях, тот приступает к прохождению служения, имея самое высокое качество – опытность. Первый, предпринимая благоустроять других прежде, нежели благоустроил себя, погрешает против истины; а другой, благоустроив прежде себя и изведав дело на опыте, окажется способным благоустроять других (48,45).

Тем, на кого возложен драгоценнейший венец священства, должно украшаться больше добродетелями, нежели богатствами, приличным для себя удовольствием почитать целомудрие и не уступать над собою власти чреву и страстям, которые от чрева, потому что не власть надлежит почитать чем-то служащим к удовлетворению пожеланий, но терпение признавать властью; а если предстоит опасность, (то почитать) за добродетель или благочестие, не бежать от смерти, убоявшись, – подвергнутся они осмеянию, если не с охотою пойдут туда, куда приходящим есть надежда достигнуть, чего желали в продолжение здешней жизни: желали же сопребывания с Богом (48,68).

Священство поставлено как бы в средине между естеством Божеским и человеческим, чтобы одному служить, а в другом производить перемену на лучшее (48,93).

Сан священства для решившихся жить недостойно сей почести делается приращением наказания (48,298).

Для священнодействующего украшение: добродетели – богатство; целомудрие – услаждение; довольство малым – утеха; успех подчиненных в добродетели – веселие. Если же кто, водясь правилами, противными сему, хвалится именем священства, то он несвящен и недостоин права начальства (48,354).

Неодинаковое… понесем наказание, если согрешим прежде, нежели сподобились священства, и сподобившись оного. В последнем случае наказание будет гораздо тягчайшим. Ибо те, которые, сподобившись такого сана, не сделались лучшими, справедливо подвергнутся строжайшему наказанию. Величие сана естественным образом делается напутаем к большему наказанию (49,343).

Хотя священство возвышеннее и достоинством больше даже и царской власти, однако же приявшим оное надлежит не превозноситься им над другими, но самым приличным и соответственным для него украшением почитать благоразумную кротость, представляя себе в уме, что священство выше всякой человеческой почести и всякого сана, но по Божественной благодати и по Божию распределению сподобившиеся оного приняли на себя это ради пользы других и несправедливо было бы оскорблять оное самоуправством (49,402).

Оскорбить почтившего Бога – такое дело, которое надлежит признать ужаснейшим всякого бедствия и наказания. Ибо не столько… будет труда от мучения, сколько стыда, какой постигнет от оскорбления Того, Кто прославил… Посему приявшим священство надлежит, как храм, блюсти себя недоступными всякой самоуправной и срамной страсти (49,428).

Сподобившись божественного и честного священства, прежде всего себя самого обязан ты всегда иметь принесенным в жертву умерщвлением страстей и сластей плотских и таким образом дерзать приступать к Животворной и Страшной Жертве, если не желаешь быть сожженным Божественным огнем… Ибо если и Серафим не дерзнул без клещей прикоснуться к углю (Ис. 6, 6), как ты коснешься без бесстрастия? Чрез него же ты будешь иметь и язык освященным, и уста очищенными, и душу непорочную вместе с телом, и самые руки паче всякого золота блестящими, как слуг преестественного Огня и Жертвы. Сознай поглубже силу сказанного, потому что каждодневно зришь это спасительное Божие Таинство, которое однажды увидев, старец Симеон изумился и просил смерти; и если не имеешь извещения от Духа Святого, что ты благоприятный посредник между Богом и человеком как равноангельный, то на пагубу себе не дерзай (без страха, трепета и искреннего желания чистоты) на всесвятое и страшное священнодействие Божественных Тайн, пред которыми Ангелы благоговеют и от которых всеблагоговейно воздерживались многие из святых, чтобы подобно Зану оному, не быть изъяту из среды живых по суду Всевышнего (63,380).

Господь, носимый еще в Матерней утробе, включен в народную перепись и заплатил кинсон кесарю, узаконяя нам быть покорными власти, когда нимало не вредит сие благочестию. Посему будем и мы подражать тому, чему научил нас Сам Бог наш, обнищавший по Домостроительству, и не станем под предлогом даже нашей нищеты отрекаться от подати (47,32).

Надлежит всеми мерами уступать власти в том, в чем не терпит вреда ни благочестие, ни добродетель, а, напротив, делают от скромности их чтителей более царственными и достославными (49,7).

Апостол Павел не сказал: несть начальник, аще не от Бога, но рассуждает о самом начальствовании, говоря: несть бо власть аще не от Бога (Рим. 13,1). То самое, что у людей есть начальства – одни начальствуют, другие под начальством, – не просто и не самослучайно происходит сие, так чтобы народы, подобно волнам, увлекались туда и сюда, но, по словам Павла, это есть дела Божией Премудрости. Поскольку равночестность, по обыкновению, возжигает войну, то Бог не попустил быть народоправлению, но установил царскую власть, а потом за нею и многие начальства; какие же, спросишь? Начальника и подчиненного, мужа и жену, отца и сына, старца и юношу… учителя и ученика. Даже у бессловесных животных можно видеть подобное сему. Поручителями в этом пчелы, подчиняемые царской власти, журавли и стада диких овец. Если же посмотришь и на море, то и оно не окажется лишенным сего благочестия. И там многие породы рыб имеют одного правителя и вождя… ибо безначалие везде всего ужаснее и бывает причиною замешательства и безурядицы. Посему и в теле, хотя оно есть нечто единое, не все равночестно, но одни члены начальствуют, а другие подначальны. Потому вправе мы сказать, что самое дело, разумею власть… установлено Богом, чтобы общество не пришло в неустройство. Но если какой злодей беззаконно восхитит сию власть, то не утверждаем, что поставлен он Богом, но говорим, что попущено ему или изблевать все свое лукавство, как фараону, и в таком случае понести крайнее наказание; или уцеломудрить тех, для кого нужна и жестокость, как царь вавилонский уцеломудрил иудеев (48,8).

Во всех случаях не давай воли своим желаниям, а держи их в своей власти, управляя все исключительно к одной главной цели – стоянию в воле Божией и шествованию по воле Божией. Ибо тогда и желания твои будут правы и благочестны, и ты при всякой неприятной случайности будешь пребывать в покое, упокоеваясь в воле Божией (59,173).

Нет кратчайшего преуспеяния души, как отсечение своих хотений и разумений, и ничего нет лучшего, как повергать себя пред Богом день и ночь и просить Его, да будет во всем воля Его. Ничего же нет худшего, как любить свободу души и легкомыслие души или тела (100,179).

Подумаем о том, какой Главы мы тело, Которой все покорено; сообразно с этим мы должны быть лучше самих Ангелов и выше Архангелов, как удостоенные большей чести, нежели они (42,27).

Умоляю вас, прежде же вас – себя: пригвоздиться миру и не иметь ничего общего с землею, но взирать на Горнее отечество, на нездешнюю славу и на вечные блага. Мы – воины Царя Небесного и облечены в духовное оружие, зачем же мы ведем жизнь лавочников и бродяг, даже более – жизнь червей? (43,823).

Христиане чем более приобретают добродетелей чрез исполнение заповедей, тем более усваивают себя Богу, и чем более усваиваются Ему, тем более познают Его, и Он знает их (55,201).

Все старание и весь подвиг христианина должен быть обращен на то, чтобы стяжать дух Христов и, таким образом, приносить плоды Духа Святого, ибо в этом и состоит духовный закон и благобытие (57,30).

Будем желать, чтобы последовать Тому, Кем мы спасены, и принадлежать к Его достоянию, не много заботясь о том, что малоценно и пресмыкается по земле (13,125).

У христиан иное произволение, иной ум, они люди иного века, иного града, потому что Дух Божий пребывает в общении с душами их… (30,114).

Христианину долг повелевает, чтобы сообразно с чистой нашей верой и дела были добрыми (36,829).

Быть учеником Христовым, значит быть кротким и незлобивым (39,398).

Чем особенно отличаются рабы Христовы от нас, не знающих истины, так это тем, что они живут по добросердечию и делают свою жизнь достойной благочестия (43,387).

Если проводящие эту жизнь в воинском звании от всего отрекаются, направляются и идут туда, куда зовет их война, и все переносят с бодростью, то тем более нам, воинам Христовым, следует таким же образом снаряжаться и выстраиваться для войны со страстями (42,847).

Надлежит всякому христианину посредством покаяния, милостыни и всякой другой добродетели сколько сил есть подвизаться ни о чем другом, как о том, чтобы приять действие благодати Святого Духа, силою Коего и начнет он жить жизнью истинно по Христу. Ибо нет другого способа и метода к тому, чтобы христианин жил во Христе, кроме восприятия свыше силы благодати Иисуса Христа (57,127).

Господь заповедует превратить земное имение милостынею в небесное имение, чтобы самое сокровище человека находилось на небе и влекло его к Небу (104,172).

В милостыне… ты бросаешь серебро, а берешь греховное разрешение; даешь деньги, а собираешь дерзновение к Богу; доставляешь хлеб и одежду, а за это тебе приготовляется Царство Небесное и бесчисленные блага (34,293).

Милосердного и человеколюбивого Бог принимает и любит, и, если это будет праведник, сплетает ему светлейшие венцы, а если грешник – прощает ему грехи в награду за сострадание к подобному себе рабу (34,408).

Оказывающий внимание нищему и бедному не только уничтожает рукописание своих грехов, но и заключает условие, гласящее: дающий нищему, дает в заем Богу (36,362).

Милостыня – пища души. И как вино и хлеб служат на пищу и веселие тела, так и милостыня с молитвою является врачевством и радостью для души (40,960).

Кто не ожидает ничего после настоящей жизни, тот заботится о здешних благах, хотя неразумно, по крайней мере, из-за того, что не ожидает ничего лучшего; а ты, христианин, знающий о жизни будущей, о тамошних неизреченных благах, какое можешь получить прощение, какое можешь иметь оправдание? Какому не подвергнешься ты справедливому наказанию, когда все расточаешь здесь на прах и пепел? (36,242).

Будем же воспламенять любовь в себе к будущим благам, потому что великая слава ожидает праведников, – такая, какой невозможно изобразить словом: они, восприяв нетленные тела по Воскресении, прославятся и будут царствовать вместе со Христом (37,584).

Блага мира сего обыкновенно сопровождаются печалями и трудами мучительными и болезненными, а та жизнь, коей живет кто в Боге, беседует с Ним и созерцает неизреченные оные блага, превосходит всякое блаженство и есть выше всякой славы, счастья, радости и утешения, поскольку выше всякой чести, всяких утех и всех видимых благ настоящей жизни (58,65).

Не пристращайся к богатству земному душою своею, но извлекай из него пользу, не люби его чрезмерно и как одному из благ не дивись ему, но употребляй его в служение как орудие (1,336).

Кто собирает в свою сокровищницу молитвы и милостыни, тот богатеет в Бога (22,161).

Тебя, Господи, ищем мы в молитве, потому что в Тебе заключено все. Тобою да обогатимся, потому что Ты – Богатство, не изменяющееся от перемены времен. Тебя, Господи, должны мы искать вместо всего иного и, кроме Тебя, не искать ничего, ибо кто ищет Тебя, тот все находит в Тебе: в Тебе, Господи, богатство для нуждающихся, сердечная радость для скорбящих, врачевство для язвленных, утешение для всех страждущих. Ты мир на пределах царств и спокойствие внутри их. Ты полная благословений нива, кто обладает Тобою, тот не истаевает гладом (25,337).

Богатство же земное и скрадывается, и бывает отнимаемо сильнейшими, а добродетель душевная есть стяжание безопасное и некрадомое, и притом такое, которое по смерти спасает стяжателей своих. Тех, кои так рассуждают, не увлекает призрачный блеск богатства и других утех (61,68).

Таково свойство духовного богатства:… входя в душу каждого, оно не разделяется и не уменьшается, но принимается каждым всецело и остается постоянно недвижимым и никогда не оскудевающим (34,35).

Мы всеми силами стараемся приобрести землю и за несколько десятин земли и домов не только не жалеем денег, но даже проливаем кровь; для приобретения же Неба не хотим пожертвовать и избытками, между тем как могли бы купить его за малую цену и, купивши, обладать им вечно. Потому-то мы и подвергнемся крайнему наказанию, если придем туда наги и нищи; и не за свою только бедность (в милостыне) будем терпеть несносные мучения, но и за то особенно, что и других вовлекаем в подобное состояние. В самом деле, если язычники увидят, что и мы (христиане), сподобившись великих Таинств, привязаны к земному, тоже сами будут прилепляться к нему. Чрез это мы собираем сильнейший огонь на главу нашу. Нам надлежало бы учить их презирать все, а мы вместо того больше всех возбуждаем в них пристрастие к богатству. Как же мы можем спастись, когда должны будем подвергнуться истязанию за погибель других (38,129).

Не закапывай в землю (или в свое чрево и плоть) ни золота, ни чего-либо другого подобного, потому что сокровище ты собираешь для червя, тли и для воров. Хотя бы ты и сберег его от этих истребителей, но не сохранишь своего сердца от порабощения и прилепления ко всему земному, потому что где будет сокровище ваше, там будет и сердце ваше (38,236).

Если ты богат – подумай, что дашь отчет: на блудницу истратил ты деньги или на бедных; на тунеядцев и льстецов или на нуждающихся; на распутство или на человеколюбие; на удовольствия, лакомство и пьянство или на вспоможение несчастным? (34,7).

Как же можно спастись богатому? Все стяжание свое делай общим для всех, как поступал Иов, изгоняя из души пристрастие к большему и ни в каком случае не преступая пределов необходимого (38, 751). Все дела человеческие разрушаются, а плод милосердия остается всегда не увядающим, не подлежащим никакой перемене обстоятельств (36,314).

Кто милует ближнего, тот попечителем о себе имеет Бога (52,295).

Очистим себя милосердием, отрем сим прекрасным платом скверны и нечистоты душевные и убелимся – одни, как волна, другие, как снег (Ис. 1, 18), по мере благосердия нашего (9,43).

Однажды архимандрит Моисей беседовал с гостями, вдруг вошла бедная старушка. Отец Моисей спросил: «Что тебе надобно?» «А вот, батюшка, не купите ли подушку?» – ответила та. «Нет, нам не надо», – сказал архимандрит. – «Ну купите, у меня дети голодные». – «А сколько стоит?» – «Полтора рубля». – «О, нет». Отец Моисей подал ей пять рублей и говорит: «Вот тебе рубль, больше она не стоит, ступай». Но старушка, увидев деньги, сказала: «Вы, батюшка, ошиблись». На что отец Моисей ответил: «Ступай, ступай, больше она не стоит». Старушка ушла, а гости слышали только про рубль. Можно и нам прикрывать свои дела словами (92,55).

Срамно видеть, что имеющие в виду наслаждение вечными благами роются в прахе – в земных вещах… (45,82).

Что возлюбил человек в мире сем, то и обременяет ум его, овладевает им и не позволяет ему собраться с силами (30,47).

Пристрастие к земным вещам возмущает ум и сердце, презрение же оных доставляет успокоение (31,94).

Сердце, падшее с высоты небесных мыслей, бесы делают привязанным к вещам земным. А когда пренебрежет оно тленным, тогда приимет нетленное (22,170).

Поскольку земное влечет долу и страсти омрачают сердечные очи в брани, то по сему самому лукавый и одолевает нас в борьбе, нас, земных, исполненных попечения о земном и раболепствующих страстям (22,542).

Кто любит что-нибудь в мире сем и привязывается к какой бы то ни было мирской и тленной вещи, тот на вещь сию меняет Небесное Царство. Кто что любит, то и бывает для него богом (24,36).

Всякая земная связь, всякое пристрастие к чему бы то ни было вещественному, как бы ни было это маловажно, в пристращающемся производит удовольствие и приятное ощущение, хотя неразумное и впоследствии вредное, и вожделевательную силу души так сильно в этом порабощает, что покорившийся страсти лишением любимого ввергается в раздражительность, в печаль, в гнев, в памятозлобие; а если сверх пристрастия нечувствительно и неисцельно овладеет человеком хотя небольшая привычка, – тогда увы! Она делает, что плененный неразумным пристрастием до конца предается ему по причине скрытого в нем удовольствия, потому что удовольствие похоти многообразно и находит себе удовлетворение во всех страстях (24,388).

Какое может иметь оправдание тот, кто сотворен для благоугождения человеколюбивому Богу и наслаждения благами будущего Царствия, но нисколько не заботится об этом и предается житейским делам и мирским заботам? (36,521).

Ничто не лишает столько свободы, как прилепление к вещам житейским и пристрастие ко всему блестящему. Та-ковый служит не одному, не двум и не трем, а бесчисленным господам (38,500).

Беспристрастие к вещам чувственным возводит к видению мысленных (54,211).

Душа, привязанная ко многим вещам, не пребывает верною Божественным наставлениям (52,285).

Зачем ты, о душа, стремишься к земле? Зачем обольщаешься здешними вещами? Получив нетленное, зачем ты льнешь к тленному? Нашедши будущее, зачем прилепляешься к настоящему? Старайся, душа, постоянно обладать нетленными благами, вся прилепись к ним, душа моя, чтобы и по смерти ты находилась в тех вечных благах, которые приобрела ты отсюда, и с ними предстала бы Творцу и Владыке, радуясь с Ним во веки веков (56,67).

Как тот, кто на пламень разожженной печи набрасывает земли, угашая оный, так и житейские попечения и всякий вид пристрастия к чему-либо, даже последнему и ничтожному, истребляет возжегшуюся вначале теплоту сердца (58,526).

Какое различие в том, обладается ли кто страстью к стяжаниям обширным и величественным или к чему-нибудь маловажному? Тот тем большего достоин осуждения, кто, презрев большее, привязывается к меньшему (50,239).

Признак неверия – связывать себя сими земными вещами (24,266).

Если кто думает, что не имеет пристрастия к какой-либо вещи, а лишившись ее, печалится сердцем, то вполне прельщает самого себя (54,13).

И, подлинно, одно из труднейших дел – отвергнуть пристрастие и старую привязанность, расторгнуть многосложные соблазны, окрылиться и вознестись до сводов небесных. Как у мучеников тяжел подвиг, так и у этих бывает продолжительна скорбь (32,271).

Когда видишь вещи красивые на вид и ценимые на земле, помысли, что все они ничтожны, как сор какой, сравнительно с красотами и богатствами небесными, которые, несомненно, получишь ты по смерти, если презришь весь мир (59,92).

Поистине бедны мы и пренесчастны, далеки будучи от Жизни Вечной и Царствия Небесного, потому что не стяжали еще в самих себе Христа, но имеем еще в себе мир живым, поскольку живем в нем и мудрствуем земная. А кто таков, тот явно враг есть Богу, потому что пристрастие к миру есть вражда на Бога (57,39).

Тщетно сияет солнце с чистого неба для очей, пораженных слепотой; и вечность как бы не существует для сердца, обладаемого пристрастием к земле, к ее великому, к ее славному, к ее сладостному (102,383).

Все зараженные пристрастиями, суетными и греховными, по неложному свидетельству Евангелия, отрекаются от участия в духовном браке Сына Божия, соделывают сами себя недостойными блаженного соединения с Ним (105,9).

Пристрастие к земле умерщвляет душу вечною смертью; оживляется же она словом Божиим, которое возносит мысли и чувствия ее к Небу (106,323).