Седмица 27-я по Пятидесятнице

Пребывание Царствия внутри нас что иное означает, как не небесное веселие духа, действенно производимое в душе достойной? (24,341).

Если Царствие Божие внутри нас находится и это Царствие есть праведность, мир и радость, то кто их имеет, тот, без сомнения, находится в Царстве Божием. И, напротив, которые живут в неправде, раздоре и печали, производящей смерть, те находятся в царстве диавола, в аде и смерти. Ибо этими признаками различается Царство Божие и диавола (50,176).

Войди и себя, живи в самом себе, в прекрасной клети духа твоего, и там ищи Царства, как научил Спаситель наш (25,348).

Царствие Божие в нас есть, когда Бог бывает с нами в единении благодатию Пресвятого Духа. Бог был с нами в единении от начала создания Адама, но, когда праотец наш прельстился и согрешил, Бог удалился от нас, удалилось вместе с тем от нас и Царствие Его. Ибо невозможно, чтобы Всесвятый и Всеблагий Бог был в единении с тем, кто возлюбил грех и зло. Чтобы опять возвратился к нам Бог и опять пришло к нам Царствие Его, надлежит нам перестать (грешить) и очиститься от грехов. Но как мы не могли сего сами собой сделать, как измаранное платье не может отмыться само собою и еще без воды, то пришел, наконец, Сам Могущий омыть нас, и очистить нас, и, очистив, Богу открыть вход в нас, и Царствие Его вселить в нас. Сие совершается в Таинстве Святого Крещения, а кто согрешит после Крещения – в Таинстве Покаяния (57,250).

Знамение же и доказательство, показывающее, что Царствие Небесное истинно есть внутри нас, есть следующее: если мы не похотствуем никаких временных благ мира сего – ни богатства, ни славы, ни удовольствий и никакого мирского или плотского услаждения, но удаляемся от всего этого всею душой и всем сердцем столько, сколько возвеличенные царскою честью и властью удаляются от вращающихся в блудилищах и сколько привыкшие носить чистые одеяния и намащаться миром и благоуханиями отвращаются от нечистых мест зловония. А кто не отвращается от всего этого, но имеет пристрастие к чему-либо из того, о чем мы сказали, тот не видел Царствия Небесного, не обонял, не вкушал сладости и благоухания его (57,33).

Душа, намеревающаяся возлететь к Богу и прилепиться ко Христу, должна изгнать из себя всякий грех… и все роды прегрешений, как явных, так и тайных… весь потаенный рой пороков, как и явный род грехов ненавидит Писание и гнушается им (20,267).

Нам надлежит подвизаться об очищении самих себя покаянием и смирением, чтобы соединить с Единым Благим и Преблагим Богом все наши чувства как одно; и тогда все то, что не можем мы представить и изъяснить многими словами, все то зараз познаем и уразумеем, слыша зрением и видя слышанием, научаясь созерцанием и слушая откровением (57,476).

Ум, соединившийся с Богом верою, познающий Его деланием добродетелей и сподобившийся зреть Его созерцанием, видит дивные и преславные чудеса. Он весь освещается и становится как свет, хотя не может понять и изречь то, что видит. Ибо сам ум тогда есть свет и видит Свет всяческих – Бога, и Свет сей, Который он видит, есть Жизнь и дает жизнь тому, кто Его видит. Ум видит себя совершенно объединенным с сим Светом и трезвенно бодрствует. Сознает он и удивляется: изумляясь же, видит Его, как бы он был вдали от Него; потом, пришедши в себя, опять находит Свет сей внутри и таким образом не находит ни слов, ни мыслей, что сказать и что думать о Свете том, им видимом. Кто, слыша сие таинство, не удивится и, удивляясь, не прибегнет ко Христу? Кто не пожелает и себе узреть сии чудеса Божий? И кто не возлюбит Того, Кто дает нам такие преславные дары без цены? (57,173)…

Пусть никто из тех, которые не видят Господа, не говорят, что невозможно Его видеть: тогда как это не только не невозможно, но и свет миру (Ин. 8,12), но те, которые Его не видят, конечно, слепы суть, а слепы они потому, что ни Его не возлюбили, ни заповедей Его не соблюли. Ибо если бы они возлюбили Бога и заповеди Его соблюли, то всею душою возжелали бы и взыскали бы увидеть Его, и Он всеконечно Сам явил бы Себя им, яко неложный, существенно истинный и Самоистина. Он затем и пришел в мир, чтобы светом Своей славы и Своего Божества просветить всех находящихся в мире и сидящих во тьме. Итак, которые христиане не видят умно Господа, не освещаются явственно и знательно Его светом Божеским, не видят Его пребывающим в себе, пусть не говорят, как неверные, что невозможно видеть Его. Но каждый из нас… пусть испытает совесть свою… и, конечно, найдет, что сам виноват, что не имеет в себе Бога и не видит Славы Его; а затем пусть покается и восплачет о себе, что находится в таком бедном состоянии, и потщится покаянием и исповеданием возвратить потерянное… (57,300).

Потщимся узреть Господа, пока еще мы живы. Ибо если сподобимся узреть Его здесь, то не умрем и смерть не возгосподствует над нами… (57,180).

Когда душа вожделевает Бога, тогда в молитве непрестанно созерцает Его и о Нем помышляет ночь и день (23,97).

Когда внезапно взойдет Судия на высокий и славный престол Свой, тогда небо совьется, подобно свитку, спадут звезды, предстанут Силы ангельские, отверзутся гробы, восстанут тела, иссякнут источники, поколеблются бездны, придет в смятение вся земля (40,930).

Бог не объявлял нам дня нашей смерти, не открыл: сегодня, или завтра, или через целый год, или через несколько лет. Он придет, чтобы по неизвестности ожидаемого мы постоянно соблюдали себя добродетельными (43,39)…

Как земледелие изменяет качество растения, так попечительность души о добродетели может одержать верх над всеми недугами (1,79).

Добродетель принадлежит человеку и при жизни, и по смерти (4,301).

Употреби старание успевать в важнейших добродетелях и не вознерадеть о меньших (5,43).

Будь верною сокровищницею добродетелей, а ключом имей язык духовного твоего отца (5,47).

Преуспевай в добродетелях, чтобы стать ближе к Ангелам (5,51).

Умудрение во всякой о Христе добродетели, служащей к славе Божией, есть сокровище благое (5,277).

Приобретение добродетели и обогащение добрыми делами есть любостяжание похвальное; хищение, не доводящее до слез; ненасытность, достойная венца, и виновен тот, кто не делает таких стяжаний (5,360)…

Добродетель должна быть бескорыстна, если желает быть добродетелью, у которой в виду одно добро (11,36).

О добродетели дознаем мы от апостола, что у нее один предел совершенства – не иметь самого предела (14,225).

Конец добродетели – мир, упокоение и веселие, не имеющее ничего общего со страстями, преуспевающее в уповании на общение с Богом (15,18).

Разнообразная и многовидная попечительность о добродетелях делается многомощною, доставляет спасение преуспевающему (15,38).

Для добродетели главное – Божия помощь, которой сподобляется своею жизнью присвоивший себе Божию милость (15,160).

Цветы жизни нашей – добродетели, которые ныне цветут, плод же свой приносят во время свое (16,132).

Божий насаждения составляют добродетели; и если ими занята мысленная сила нашей души и не развлекается ничем внешним, то она запечатлена печатью Истины, нося на себе образ расположения своего к добру (16,239).

Сколько добродетелей, столько же надлежит представлять себе и источников очистительных вод, от которых очи непрестанно делают сами себя чище (16,342).

Все добродетели между собою связаны, как звенья в духовной цепи, одна от другой зависят (30,268).

Конец добродетелей – любовь (31,95).

На пути добродетелей есть падения, есть враги, есть изменение, есть умеренность, есть бесплодие, есть радость, есть печаль. Есть болезнование сердечное, есть утеснение, есть покой, есть преуспеяние, есть понуждение (30,145).

Начало всякой добродетели – Бог, как дневного света – солнце (51,11).

Не полагай приобрести добродетель без скорби, ибо находящийся в покое – неопытен (51,13).

Человек, сколько может, старается делать добро по своей воле. Бог же устрояет исполнение сего сообразно со Своею правдою (51,14).

Сколько бы мы ни приумножали добродетель сегодня, сие служит лишь обличением нашего прежнего нерадения, а не виною к получению воздаяния (51,32).

Когда же ум забудет цель благочестия, тогда и явное исполнение добродетели становится бесполезным (51,33)…

Добродетели или сама любовь, которая есть источник их, будучи приобретена в сем веке, и по кончине этой жизни облекает красотою и блеском любителя своего (50,212).

Не думай, что приобрел ты добродетель, если прежде не боролся за нее до крови (44,197).

Согнивший плод бесполезен земледельцу, а добродетель гордого непотребна Богу (44,219).

Когда восходишь на высоту добродетелей, тогда великая тебе потребность в ограждении. Стоящий на полу, упав, скоро восстанет, а упавший с высоты подвергается опасности умереть (44,222).

Добродетель скрывай, но старайся иметь многих свидетелей жизни своей (45,235).

Вслед добродетели идти должно, пока не сойдем с поприща жизни (45,242).

Всему предпочитай душу, и путь добродетели совершится тогда без труда (45,247).

В юности наипаче должно нам упражняться в добродетели и в юном теле показывать благообразие, приличное сединам (45,329).

Добродетельная жизнь сама составляет величайшую честь и счастье, хотя бы мы и терпели наказание (33,94).

Велика сила добродетели, хотя и подвергается нападениям и терпит бесчисленные бедствия, но от этого становится еще славнее и блистательнее (35,189).

Научимся заботиться о добродетели и ставить высоко угождение Богу, не станем ссылаться ни на управление домом, ни на заботу о жене, ни на попечение о детях, ни на что-либо другое и думать, будто этим мы можем достаточно оправдать себя в нерадивой и беспечной жизни (35,197).

Правильное упражнение в добродетелях доставляет блаженство на небесах, которого невозможно ни словом выразить, ни умом постигнуть, ни мыслью объять (45,341).

Хотя бы у нас все наше было благоустроено, мы подвергаемся крайнему наказанию, если нерадим о спасении детей (32,83).

Родители будут наказаны не только за свои грехи, но и за пагубное влияние на детей, успеют ли они довести их до падения или нет (32,111).

Оставив всякие отговорки, постараемся быть отцами доблестных детей, строителями Христовых храмов, попечителями небесных ратоборцев, намащая и возбуждая их, и всячески содействовать их пользе, чтобы и нам быть соучастниками их венцов (32,124).

Это и расстраивает всю вселенную, что мы нерадим о собственных своих детях: заботимся об их приобретениях, а душою их пренебрегаем, допуская крайне безумное дело (34,336).

Нет нам извинения, когда дети у нас развратны… (32,87).

Недостаточно только оказать или предложить увещание, но должно оградить многим страхом, чтобы пресечь легкомыслие юности (34,338).

При жизни и при смерти будем говорить своим собственным детям и убеждать их, что великое богатство, и непогрешительное наследство, и беспечальное сокровище есть страх Божий, и будем стараться оставить им не деньги гибнущие, но благочестие пребывающее и неиждиваемое (34,339).

Помышляй, что у тебя в доме золотые статуи т- дети, каждый день осматривай их тщательно и всеми мерами упорядочивай и образовывай их душу… (34,339).

Если бы отцы тщательно (по-христиански) воспитывали своих детей, то не нужно было бы ни судилищ, ни лишений и наказаний, ни публичных убийств (34,340).

Не будем заботиться о том, чтобы собирать богатство и оставлять его детям; будем научать их добродетели и испрашивать им благословение от Бога; вот это, именно это – величайшее сокровище неизреченное, не оскудевающее богатство, с каждым днем приносящее все больше даров (35,712).

Не одно рождение делает отцом, но хорошее образование; не ношение во чреве делает матерью, но доброе воспитание (35,781).

Если рождаемые тобою дети получат надлежащее воспитание и твоим попечением наставлены будут в добродетели, то это будет началом и основанием твоему спасению и, кроме награды за собственные добрые дела, ты получишь великую награду и за их воспитание (35,783).

Возраст (детский) нежный, он скоро усвояет себе то, что ему говорят, и, как печать на воске, в душе детей отпечатлевается то, что они слышат. А между тем и жизнь их тогда уже начинает склоняться или к пороку, или к добродетели. Потому если в самом начале и, так сказать, в преддверии отклонить их от порока и направить на лучший путь, то на будущее время это уже обратится им в навык и как бы в природу и они уже не так удобно по своей воле будут уклоняться к худшему, потому что навык будет привлекать их к добрым делам (39,22).

Хочешь ли, чтобы сын твой был послушный? С детства воспитывай его в наказании и учении Господнем. Не думай, чтобы слушание Божественного Писания было для него делом излишним (42,185)…

Старайся, чтобы научить (сына) презирать славу настоящей жизни, от этого он будет славнее и знаменитее (42,186).

Если вы воспитаете своих сыновей, то они в свою очередь воспитают своих, а эти опять научат своих: продолжаясь таким образом до пришествия Христова, дело это доставит всю награду тому, кто послужил корнем (43,720).

Посевающие в своих детях еще в младенчестве справедливое понятие о Божием величии и Промысле, а потом и о добродетели, не только как родители, но и как превосходные наставники сподобляются Божиих наград; а насаждающие в них понятие о безбожии и о пороке, как принесшие чад своих в жертву демонам, приимут достойное воздаяние (49,148).

Приходящим к тебе детям… часто делай увещание и читай Писание о добродетели и целомудрии, говоря: «Тщательным вашим упражнением, дети, да будет не один труд об образовании, но и украшение себя добрыми нравами. Ибо душа, чистая от порока, приемлет истинное образование и всего досточестнее в добродетелях то самое, чем отличается целомудрие. Хотя и всякое непогрешительное состояние есть целомудрие, но некоторые, справедливо поступая, именование сие усвояют невинности как действительному украшению, преимущественно пред другими. С таковыми обитает вместе и мудрость. Если таковую добродетель пожелаете иметь ко всему вождем, то соделаетесь мужами добрыми и блаженными, а я через вас приобрету не меньшую, чем родившие вас, даже (большую) славу» (49,341).

Те отцы, которые не заботятся о благопристойности и скромности детей, бывают детоубийцами и жестче детоубийц, поскольку здесь дело идет о погибели и смерти души (43,721).

Подобно тому как кто-нибудь не может рассчитывать на оправдание и снисхождение в собственных грехах – так и родители в грехах детей (43,720).

Сорную траву тогда нужно исторгать, когда возраст нежнее и исторгать легче: вот тогда оставленные без внимания страсти не усилились бы и не соделались бы неисправными (43,719).

Сколько торжеств доставляет мне каждая тайна Христова! Во всех же в них главное одно – мое совершение, воссоздание и возвращение к первому Адаму (10,249).

Бог, став Человеком, страждет как человек и обнищавает до восприятия плоти, чтобы мы обогатились Его нищетою (11,144).

Единородный Сын Божий, облекшийся плотью человеческою и соделавшийся Ходатаем между Богом и людьми, исповедуется доступным страданиям по плоти, но бесстрастным по Божеству (19,34).

Мы и человеку не приписываем своего спасения и не допускаем того, что нетленное и Божественное Естество причастно страданию и тлению, но поскольку должно вполне верить Божественному слову, которое возвещает, что вначале Бог бе Слово (Ин. 1,1) и что потом Слово, соделавшись плотию, стало видимым на земле и обращалось с людьми, то мы принимаем верою соответственные Божию Слову понятия. Итак, когда мы слышим, что Он есть и Сила, и Правда, и Жизнь, и Истина и что все через Него было, то все сие и сему подобное мы считаем верным, относя к Богу Слову; а когда слышим о скорби, и о сне, и о нищете, и о смущении, и узах, гвоздях и копье, о крови и ранах, о гробе и камне и ином тому подобном, то хотя бы это противно было прежде указанному, тем не менее принимаем за достоверное и истинное, относя к плоти, которую верою приняли мы вместе со Словом. Как свойств тела нельзя умно представлять в Слове, Которое было в начале, так и свойственного Божеству нельзя разуметь в естестве плоти. Поскольку в евангельском учении о Господе соединено высокое и Богу приличествующее с уничиженным, то мы то или другое понятие соответственно прилагаем к тому или другому из мысленных в таинстве: человеческое – к человеческому, а высокое – к Божеству и говорим, что, поскольку Сын есть Бог, Он совершенно бесстрастен и нетленен, а если в Евангелии приписывается Ему какое-либо страдание, то Он действовал так по человеческому естеству, конечно, допускающему такую немощь. Поистине Божество совершает спасение при посредстве тела, Им воспринятого: страдание принадлежит плоти, а действование – Богу (19,37).

Когда (Священное Писание) проповедует превосходящее и превышающее всякий ум, – употребляет высшие наименования, называя Христа над всеми Богом (Еф. 4,6), великим Богом (Тит. 2, 13), Божиею Силою и Премудростью (1Кор. 2, 5–7) и сему подобным. А когда описывает словом все необходимое, ради нашей немощи воспринятое испытание страданий, то для соединяющего в Себе оба (естества) берет наименования от нашего естества, называя Его Человеком, но не сообщая сего наименования остальному Естеству, дабы сохранилось о том и другом благочестивое разумение, – когда человеческое прославляется по причине восприятия, а Божеское не умаляется по причине снисхождения, но, предавая человеческую честь страданиям, Божескою же силою совершает воскресение того, что пострадало. Таким образом, испытание смерти относится к Тому, Кто приобщился способного к страданию естества по причине единения с Собою человека. Причем и высокие, и Божеские наименования переходят на Человека, так что видимый на Кресте именуется Господом Славы по причине соединения естества Его с низшим и перехождения вместе с тем благодати наименования от Божеского (естества) на человеческое. Посему разнообразно и различно представляет Его Писание: то сшедшим с небес, то рожденным от Девы Богом, Предвечным и Человеком в последние дни, так что и бесстрастным исповедуется Единородный Бог, и страждущим Христос. И этими противоречиями не говорится неправды, так как с каждым именем соединяется приличное ему понятие (19,41).

Мы исповедуем, что Божество находилось в Страждущем и что бесстрастное естество не подвергалось страданиям… если Божество не имеет нужды ни в рождении, ни в воскресении, то очевидно, что и страдание Христа совершалось не так, как будто бы страдало Само Божество, но так, что Оно находилось в Страждущем и, по единению с Ним, усвояло Себе Его страдания. Ибо Естество Божеское, соответственно соединившись как с телом, так и с душою и соделавшись одно с каждым из них, поскольку ядьш бо и пияй недостойне, суд себе яст и пиет, не рассуждая тела Господня (1Кор. 11, 29), как говорит Писание, ни от которого из них не отделяется, но всегда пребывает в неразрывной связи с ними, потому что ничто не может отделить от соединения с Богом, кроме греха; а чья жизнь безгрешна, у Того единение с Богом совершенно неразрывно (20,187).

Весь путь Твоего, Господи, Пришествия пройден Тобою ради множества кающихся; все учение Твое, Господи, – великое упование для грешников (25,143).

Ради меня вознесло Тебя древо на Голгофе, смерть Твоя да будет для меня крыльями, чтобы воспарить ко Отцу Твоему (25,186).

Благодарение Благому, Освободившему род наш от рабства диавола и смерти и примирившему нас с горними сонмами, которые гневались на нас за неправду нашу (25,279).

Ты, Христе, – умилостивительная Жертва, закланная на вершине Голгофы в очищение грехов Адамовых, – приими жертву и молитву нашу и яви щедроты Твои всем нам (25,301).

На уничижение пришел (Единородный Сын Божий), чтобы всем даровать жизнь: хвала Тебе от всех, оживотворенных Твоею рукою (26,173).

Христос победил смерть, когда возведен был на Крест (29,308).

Страдания Христовы для нас – источник благ (26,230).

Кровь Христа стала общим очищением целой вселенной (32,565).

Не станем делать небрежно то, от чего зависит наше спасение, особенно когда от нас теперь требуется тем высшая добродетель, чем высшие получили мы дары (35,238).

Христиане – чада Божий, которые преобразуются в образ Божий по мере, дарованной человеку (3,413).

Христиане – члены Христовы, которые во всяком действии заповедей Господних или дарований Святого Духа совершенны соответственно достоинству Главы, Которая есть Христос (3,413).

Господь безотлагательно награждает нас великими дарованиями, только бы мы показали в себе искреннюю веру и никогда не колебались в помыслах, но имели дух постоянно твердым (35,407).

Кто какой бы то ни было дар Божий бережет только для собственного наслаждения, а не делает другим благодеяния, тот осуждается как скрывший талант (5,206).

Душа же истинно боголюбивая и христолюбивая, хотя бы совершила тысячи праведных дел, по ненасытному стремлению своему ко Господу думает о себе, будто бы ничего еще она не сделала… (30,80).

Бог требует от человека его делания, потому что душа удостоена быть в общении с Божеством (30,201).

Какое помнишь добро, делай, тогда и то, которое не помнишь, откроется тебе (51,13).

Бог знает и природу, и произволение, и силы каждого. И всевает слово Свое и требует дел по мере сил наших (22,264).

И своим и чужим делай добро сколько можешь, и доброму и худому говори доброе слово (25,356).

Веруй, что при каждом твоем деле присутствует Сам Бог (45,233).

Из добрых дел те обыкновенно ценятся выше, которые служат на пользу другим (34,282).

Размышляя о тленности и кратковременности нашей жизни, будем предуготовлять себе великое дерзновение совершением добрых дел (35,320).

Чем больше будем делать добра, тем меньше будем говорить о себе, таким образом можем приобрести величайшую славу и у Бога, и у людей… и награду, и великое воздаяние (38,33).

Делай все из повиновения Господу и как бы ты все делал ради Него. Это достаточно для того, чтобы не допустить никакого соблазна или беспорядка (42,176).

Если ты сделаешь что-нибудь доброе и не получишь воздаяния за это в этой жизни, не смущайся: тебя с лихвой ожидает за это награда в Будущем Веке (43,552).

Награда бывает больше, если ты делаешь, не руководясь надеждою на награды… (43,665).

Апостол обыкновенно и добрые дела называет дарованием благодати, потому что и для них нужна нам большая помощь свыше (40,500).

Какие ты исправлял добродетели без помощи ума, те только твои, потому что Бог даровал тебе и самый ум (54,152).

Если человек оставляет дела, приумножающие праведность, то оставляет и дела, охраняющие ее (52,90).

Нам естественно делание добрых дел, а те, которые предаются бездействию и лености, как бы ни были они до того духовны и святы, ввергают себя в неестественную страстность (59,19).

Тем же, которые тщательны и нудят себя без сожаления на всякое доброе дело, Господь умножает Свои благодатные дары здесь и готовит блаженную жизнь в Царстве Своем Небесном (59,78).

Телесные добродетели пусть сходятся у тебя с душевными, а душевные с духовными, последние же – с невещественным ведением (44,196).

Едва и тот, кто начал с детства и во все возрасты до последней старости употреблял неослабленное попечение, отпечатлеет в себе первообразную добродетель, какое же усилие требуется нерадевшему о сем в прошедшие годы? (46,158).

И принесший мнас подвергается наказанию не за то, что он пренебрег чем-нибудь собственным, но за то, что нерадел о спасении ближних (32,81).

Судия с одинаковою строгостью требует от нас попечения о спасении и нашем и наших ближних (32,80).

Бог создал человека не для того, чтобы он приносил пользу только себе, но и другим многим (32,81).

Чем ты сильнее, тем справедливее было бы тебе поддерживать слабейшего (32,254).

Нет другого такого свидетельства и знака веры и любви ко Христу, как попечение о братьях и заботливость об их спасении (32,551).

Если ты даже сам останешься чистым и непорочным, но не умножишь своего мнаса и погибающего брата не обратишь ко спасению, то потерпишь одинаковую участь (с евангельским рабом) (32,690).

Хотя бы кто раздал тысячи денег, он сделает не столько, сколько тот, кто спасет душу (ближнего), отведет от заблуждения и руководит к благочестию (32,728).

Нет ничего холоднее христианина, который не заботится о спасении других (40,197).

Если мы – члены друг друга, то спасение ближнего касается не его только, но всего тела, и бедствие ближнего не ограничивается им одним, но причиняет боль и всему телу (42,804).

Никто не может исправить своих дел, не любя ближнего и не заботясь о его спасении (32,740).

Пришел ты, злодей (диавол), знаю твои замыслы: пришел ты, неуступчивый, лишить меня вожделенного и вечного света. Как же, будучи тьмою, явился ты мне светом? Не обманешь такою лживостью. И за что ты всегда воздвигаешь на меня такую жестокую брань, и явно и тайно? В чем завидуешь благочестивым после того, как изверг ты из Рая первого Адама – Божию тварь, грехом перехитрил мудрую заповедь и сладостной жизни предложил горькую снедь? Как мне убежать от тебя? Какое средство изобрести против страданий своих? Сперва неважными грехами, как ручей, впадаешь ты в сердце, потом открываешь себе широко дорогу, а там уже входишь большою и мутною рекою, пока не поглотит меня твоя пасть или бездна. Но отступи от меня дальше и налагай свои руки на те народы и города, которые не уразумели Бога; а я – Христово достояние, я стал храмом и жертвою, потом буду богом, когда душа вступит в единение с Божеством. Ты покорись Богу и Божией твари, убоявшись Божия гнева, сонма душ благочестивых и гласа их немолчных песнопений! (12,26).

Если б не связал я молчанием говорливого языка и уст, когда собирал воедино ум для общения с Богом, чтобы самыми чистыми помышлениями почтить Чистого Царя (ибо одна умная жертва прекрасна), то никак не постиг бы ухищрений пресмыкающегося зверя или, конечно, не огласил и не признал бы их ухищрениями. Часто и прежде приходил он ко мне, то уподобляясь ночи, то опять под обманчивою личиною света, ибо чем ни захочет, всем делается измыслитель смерти этот, в похищении чужих образов настоящий Протей, – только бы тайно или явно осилить человека, потому что грехопадения людей для него наслаждение. Но доселе никогда еще не видел я его таким, каким пришел он ко мне ныне, во время моих подвигов. Видя больше благоговения в душе моей, он воспылал сильнейшим пламенем гнева. Как тайная болезнь, скрывающаяся внутри неисцельной плоти, оставленная на время не вполне благо-потребными врачевствами и питаемая в невидимых полостях тела, не прекратившись еще в одном месте, прорывается в другом и снова угрожает больному опасностью; или как поток, в одном месте прегражденный твердыми плотинами, напирает и вдруг проторгается в другом месте, – так жестока и брань противника. Если не страдал у меня от него язык, то вред приливал к чему-нибудь другому. Однако же не овладел он мною, потому что пришел Христос – моя Помощь, Который спасал учеников от бури, Который многих, даровав благодать их хотению, освобождал от страстей и демонских уз. Между тем искушал меня завистник, как и прежде человекоубийственною хитростью уловил родоначальника нашего. Но Ты, Блаженный, удержал брань, и повели мне по утешении бури всегда приносить Тебе Бескровные Жертвы (12,30).

Диавол, после (получения нами) достоинства усыновления, сильнее злоумышляет против нас, бросая завистливые взоры, когда видит красоту новорожденного (в крещении) человека, спешащего к небесному жительству, откуда он ниспал, и возбуждает на нас огненные искушения, стараясь отнять второе украшение, как отнял первое. Но когда почувствуем его нападения, должны прилагать к себе апостольское изречение: елицы во Христа… крестихомся, в смерть Его крестихомся (Рим. 6,3). Если же мы соделались сообразны смерти Его (Флп. 3,10), то затем грех в нас совершенно мертв, будучи пронзен копьем крещения… Итак, беги от нас, ненасытный, ибо желаешь ограбить мертвого, древле бывшего в союзе с тобой, ныне потерявшего способность ощущать удовольствия (21,23).

Противьтесь диаволу и старайтесь распознавать его козни. Он горечь свою обычно скрывает под видом сласти, чтобы не быть открыту, и устремляет разные призрачности, красные на вид, которые, однако же, на деле совсем не то суть, чтобы обольстить сердца наши хитрым подражанием истине… к этому направлено все его искусство, чтобы всеми силами противиться всякой душе, добре работающей Богу. Многие и разные влагает он страсти в душу для погашения божественного огня, в котором вся сила. Особенно же берет покоем тела и тем, что с этим соединено. Когда же увидит, наконец, что всего подобного остерегаются и ничего не принимают от него и никакой не подают надежды, чтоб когда-нибудь послушали его, – отступает от них со стыдом. Тогда вселяется в них Дух Божий; когда же вселится в них Дух Божий, то даст им покойными быть или покой вкушать во всех делах их и сладким соделывает для них несение ига Божия (61,44).

Одна из козней сатаны – в иные времена добровольно уступать место и прекращать обычные свои действия с тою целью, чтобы в подвижниках возбудить самомнение (30,440).

Если ты борешься и побеждаешь, то не тщеславься и не надейся на себя, но будь осторожен, ибо враг готовит для тебя брань, гораздо опаснейшую первой (31,208).

Можем сокрушать узы диавола, но не хотим; можем избежать сетей, но не спешим. Какой другой стыд тягостнее сего? Это самый горький стыд, когда человек выполняет хотения врага (22,287).

Однажды, когда Феофан Соловецкий совершал молитвенное правило, явились два беса со страшным видом. «Видите, – кричали они, – не хочет старик исправиться, раскидаем его жилище и убьем его». Старцу показалось, что они начали ломать келлию: выбили окна, разбили двери и кричат: «Теперь не уйдет от нас». Феофан испугался, пал на землю, прося у Бога помощи и заступления. Бесы исчезли, а старец, помолившись, встал и увидел, что келлия его цела и невредима (82,151).

Не оставляй в пренебрежении сострадательность, она Благого Владыку низвела с неба (45,251).

Смотри, чтобы за несострадательность не быть тебе преданным… какому-либо неожиданному и несносному искушению (46,104).

Прекрасная помощь тебе в День Суда – если ты здесь оказывал сострадание людям (24,246).

Если увидишь малодушествующего или немощного, то прекрасно иметь к нему сострадание (22,209).

Великой скорби и болезней исполнено наше тело. Потому, зная немощь естества своего, не будем гордыми и несострадательными, но взаимною сострадательностью станем умилостивлять Создателя, Который может сделать больным и потом исцелить, низвести во ад и возвести из ада (22,514).

Сострадай к тем, которым во всем неудача, ибо это ведет к любомудрию (45,246).

Воздохни о согрешающем ближнем, чтобы вместе с тем воздохнуть и о себе, ибо все мы повинны во грехах и подлежим наказанию (45,253).

Покажи, что ты по великому добродушию желаешь собственное благо сделать общим: закинь приятную уду сострадания и таким образом извлеки из бездны погибели погрязшего в ней умом (32,764).

Чтоб не подпасть совершенному осуждению, будем сострадательны к людям. Через это мы соделаемся достойными благ как здесь, так и там (38,480).

Будем иметь душу сострадательную, будем иметь сердце, способное сочувствовать страждущим; не будем жестокими и бесчеловечными. Хотя бы ты не мог оказать никакой помощи – плачь, скорби, сетуй о случившемся, и это не останется бесполезным для тебя. И если мы должны сострадать тем, которые праведно наказываются Богом, то тем более тем, которые несправедливо терпят от людей (40,38).

Бог наказывает, а я должен сострадать? Да. Этого желает Наказывающий. Он и Сам не радуется, когда наказывает, но также весьма скорбит. Если же и Сам Наказывающий не радуется, то не радуйся и ты. Но, скажешь, когда наказывает справедливо, то, конечно, не должно скорбеть? Должно скорбеть о том, что они сделались достойными наказания (40,381).

Не чуждайся сострадания на том основании, что ты далеко стоишь от несчастья. Когда твой ближний терпит зло, ты должен несчастье его считать общим. Разделяй с ближним слезы, чтобы облегчить печаль его, разделяй радость, чтобы упрочить веселие, укрепить любовь и самому раньше его получить пользу, так как посредством плача ты делаешься милостивым, а посредством радости очищаешься от зависти и недоброжелательства (40,768).

Будем же человеколюбивы и сострадательны к собратьям, чтобы и в настоящей жизни избежать сетей и в день будущий получить от Бога прощение (42,142).

Сострадание к людям, находящимся в несчастии, доставляет нам великое дерзновение пред Богом (42,762).

Кто не хочет сострадать другим, тот пострадает сам (42,810).

Будем сострадательны, будем милосердны, чтобы таким образом благоугодить Богу и достигнуть благ, обещанных любящим Его (43,852).

Жалей ближнего, и сжалится над тобою Бог (43,851).

Если ты упражняешься даже в высшем любомудрии, а о других погибающих нерадишь, то не будешь иметь никакого дерзновения пред Богом (43,472).

Не будь жесток, чтобы не испытать на себе Божия гнева, хотя и представляется тебе, что ты пламенеешь ревностью благочестия (46,104).

Как можешь ты желать, чтобы Бог был кроток и милостив к тебе, когда ты сам остаешься жесток и безжалостен к собрату? (43,628).

Да не будет речи о том, трудно ли дело, которое должно совершить для человека, но о том – полезно ли оно для совершающих. И если польза от них велика, то не должно обращать внимания на трудность… ибо даже в самой жизни сочувствие к несчастным полезно для здоровых. Ибо для всех благоразумных милосердие есть прекрасный залог, который мы вверяем другим при их несчастиях. Поскольку одна природа управляет всем человечеством и никто не имеет прочного какого-либо ручательства в постоянстве своего благополучия, то должно постоянно помнить евангельское увещание, которое советует: «Елика аще хощете, да творят вам человецы, тако и вы творите им» (Мф. 7,12). Итак, пока благополучно плаваешь, простирай руку потерпевшему крушение. Одно для всех море, одни мятущиеся волны, подводные камни, утесы, скалы и прочие опасности житейского мореплавания одинаково страшат плавателей. Пока ты не страдаешь, пока безопасно переплываешь море жизни, не проходи немилосердно мимо потерпевшего крушение. Кто порукою тебе в постоянстве благополучия плавания? Ты не достиг еще пристани успокоения. Жизнь твоя еще не дошла до берега, еще ты носишься по морю жизни. Каким выкажешь себя к потерпевшему несчастье, таким готовишь себе и спутников твоего плавания. Да устремимся все вместе к пристани успокоения, благополучно направляемые в предлежащем нам житейском плавании Духом Святым! Да будет присуще нам делание заповедей и кормило любви, верно направляемое ими; тогда мы достигнем земли обетованной, где находится великий град, которого художник и зиждитель есть Бог наш, Которому слава и держава вовеки. Аминь (20,432).