Семь степеней душевной силы Блаженного Августина

Сила души создает семь степеней могущества ее – в теле, в ней самой и пред Богом.

1-я степень душевной силы.

Душа, как это легко видеть всякому, животворит своим присутствием это земное и смертное тело, собирает его в одно и содержит в единстве, не дозволяя ему распадаться и истощаться; распределяет питание равномерно по членам, отдавая каждому из них свое, сохраняет его стройность и соразмерность не только в том, что касается красоты, но и в том, что касается роста и рождения.

2-я степень душевной силы.

Взойди поэтому на другую ступень и посмотри, какою силою располагает душа в чувствах, где жизнь проявляется очевиднее и яснее, – душа простирается в ощущение, и в нем чувствует и различает теплое и холодное, шероховатое и гладкое, твердое и мягкое, легкое и тяжелое; затем, вкушая, обоняя, слушая, видя, она различает бесчисленные особенности вкусов, запахов, звуков, форм. И во всем этом она принимает и стремится к тому, что соответствует природе ее тела, а что противоположно этой природе, то отвергает и того убегает. В известный промежуток времени – во время сна, она отвлекается от этих чувств, перебирает сама про себя целыми рядами и на различные манеры образы вещей, которые чрез них (т. е. чрез чувства телесные) получила; все это и составляет собою сон и сновидения, исключая из сего только некоторые сновидения, бывающие по Божию промыслу и по действию бесовскому.

Составитель.

В бодрствовании же силою привычки привязывается к вещам, чрез среду которых проводит тело, и отрывается от них будто от членов с болью; эта сила привычки, не разрываемая самою разлукою с вещами и промежутком времени, называется памятью.

3-я степень душевной силы.

Итак, поднимись на третью ступень, которая составляет уже собственность человека, и представь эту память бесчисленных вещей, не приросших силою привычки, а взятых на сохранение и удержанных наблюдательностью; эти разные роды искусств, возделывания полей, постройки городов, многоразличные чудеса разнообразных сооружений и великих предприятий; изобретение стольких знаков, в словах, в телодвижениях, в звуке всякого рода, в живописи и ваянии; столько языков у народов, столько учреждений, то новых, то восстановленных; такую массу книг и всякого рода памятников для сохранения памяти и такую заботливость о потомстве; эти ряды должностей, властей, честей и санов, в быту ли то семейном, или в государственном, внутреннем и военно-служебном, в светском ли то, или в священном культе; эту силу соображения и вымысла, потоки красноречия, разнообразие поэтических произведений. тысячи видов подражания, искусство музыкальное, точность измерений, науку вычислений, разгадку прошедшего и будущего на основании настоящего. Велико все это и вполне человеческое. Но все это богатство еще обще с одной стороны – душам ученым и неученым, с другой – добрым и злым.

4-я степень душевной силы.

Подними поэтому глаза выше и вспрыгни на четвертую ступень, с которой начинается доброта и все то, что действительно заслуживает похвалы. Начиная с этой ступени, душа осмеливается предпочитать себя не только своему, хотя и составляющему некоторую часть мирового, но самому мировому телу, и не считать его блага своими благами, а, по сравнении с собственным могуществом и красотою, отделять и презирать их; и затем, чем более любит себя, тем более удаляется от нечистот, очищает себя от всякого пятна и старается всячески о возможной красоте своей и убранстве; борется против всего, что становится ей на пути, чтобы отклонить ее от ее предположений и намерений – высоко ценит общество человеческое и не желает другому ничего такого, чего не хочет себе; повинуется авторитету и заповедям мудрых и верит, что чрез них говорит ей Бог.

Этому светлому стремлению души присущ еще труд и великое и весьма тягостное столкновение с скорбями и прелестями этого мира; ибо с самым делом очищения соединяется страх смерти, часто не великий, но часто весьма сильный.

Не велик он бывает тогда, когда в простоте сердца верится (видеть же, действительно ли оно так, можно душе только вполне очистившейся), что все управляется Божественным провидением и правдою так, что смерть не может несправедливо прилучиться никому, хотя бы ее нанес человек несправедливый. Но боязнь смерти становится сильною и на этой уже степени, когда дело очищения тем менее представляется прочным, чем заботливее о нем стараются; и кажется меньшим от того самого, что по причине страха уменьшается спокойствие, крайне необходимое для исследования вещей таинственнейших. Затем, чем более душа, в силу самого успеха своего, чувствует, как велико различие между нею чистою и оскверненною (т. е. какова она есть на деле, и каковою должна быть в отношении к сказанному в Евангелии: «будьте совершенны, яко же Отец Ваш небесный совершен есть»¹⁵, тем более опасается, что, когда она сложит это бренное тело. Бог ее оскверненную может потерпеть еще менее, чем терпит она сама. A нет ничего труднее, как бояться смерти, и в то же время воздерживаться от прелестей этого мира, как требуют того самые опасности. Но такова сила души, что она может успевать в этом при помощи правды высочайшего и истинного Бога, которою весь мир поддерживается и управляется, которая делает и то, что не только все существует, но и так существует, что существовать решительно лучше не может. Этой правде с великим благочестием и твердою надеждою она и вверяет себя в столь трудном деле своего очищения, чтобы она помогла ей и усовершила ее.

5-я степень душевной силы.

Когда это совершится, т. е. когда душа будет свободна от всякого тления и омыта от скверн, тогда наконец она чувствует себя исполненною высочайшей радости, нисколько не боится за себя, не испытывает никакой тревоги за свое положение. Это составляет пятую степень. Ибо иное – добиваться чистоты, а иное – иметь ее; и иное совершенно дело – очищать себя оскверненную, и иное – не дозволять себе снова оскверниться. На этой степени душа чувствует свою силу во всех отношениях; а когда почувствует это, тогда с некоторой великой невероятной самоуверенностью устремляется к Богу, т. е. к самому созерцанию истины, и это составляет высочайшую и таинственнейшую награду, ради которой столько понесено труда.

6-я степень душевной силы.

Но это действие, т. е. стремление души к уразумению того, что существует истинным и высочайшим образом, представляет собой высшее созерцательное душевное состояние. Совершеннее, лучше и нормальнее его нет для души. Эта степень состояния будет поэтому шестой. Ибо иное дело очищать самый глаз души, чтобы он не смотрел напрасно и бесцельно, и не видел превратно; иное – обращать ясный и прямой взор на то, что подлежит рассмотрению. Те, которые хотят делать последнее прежде, чем будет очищение, и получать исцеление, до такой степени болезненно поражаются этим светом Истины, что не только не находят в нем ничего доброго, но даже, напротив, находят в нем весьма много дурного, отказывают ему в названии истины, и с некоторым сладострастием и жалким наслаждением, проклиная врачевство, погружаются в свой мрак, который болезнь их может выносить. Потому то, по Божественному вдохновению и вполне правильно, говорит пророк: «сердце чисто созижди во мне Боже, и дух прав обнови во утробе моей». Дух правый, по моему мнению, делает то, что душа в изыскании истины не может уклоняться от прямого пути и заблуждаться. А такой дух не обновится в ней прежде, чем сердце не будет чистым, т. е. прежде чем самое помышление не устранится от всякого пожелания и всякой нечистоты вещей смертных.

7-я степень душевной силы.

А что скажу я тебе об этих радостях, об этом наслаждении высочайшим истинным благом, о тихом мерцании света и вечности, присущих этому видению и созерцанию истины, которое составляет седьмую и последнюю степень души, да даже и не степень, a некоторое постоянное пребывание, в которое восходят теми степенями?.. Об этом сказали, насколько сочли нужным сказать, некоторые несравненные души, о которых мы думаем, что они видели и видят это. Я же с своей стороны с полной уверенностью скажу тебе одно: если мы будем с полным постоянством держаться того направления, которое предписывает нам Бог, и которого мы решились держаться, то мы достигнем при помощи силы и мудрости Божественной той Высочайшей причины, или Высочайшего виновника бытия, или Высочайшего начала всех вещей, постигнув которую (хотя Божества в сущности никто постичь не может), мы действительно увидим, что все под солнцем – суета суетствующих. Суета есть ложь, а под суетствующими разумеются или обманутые, или обманывающие, или те и другие вместе. Но вместе с тем мы будем в состоянии распознать, какое различие между этим (то есть видимыми, тленными благами) и тем, что существует истинно (т. е. благами невидимыми, вечными, нетленными).

Тогда познаем, как истинно то, чему повелено нам веровать; как прекрасно и в высшей степени спасительно мы были воспитываемы Матерью Церковью: как велика была польза того млека, о котором Апостол Павел сказал, что он дал его в питье младенцам. Принимать эту пищу, когда кто кормится матерью, в высшей степени полезно, но принимать, когда кто вырос уже, стыдно; отвергать же ее, когда она нужна, – достойно сожаления; порицать же ее когда бы то ни было, или ненавидеть – злодейство и нечестие. А приготовлять и надлежащим образом раздавать ее – дело в высшей степени похвальное и полное любви.

И в этой телесной природе, как скоро она повинуется законам Божественным, увидим такие смены и чередования, что самое воскресение плоти (которому частью верят с большим трудом, частью же совсем не верят) признаем за несомненное до такой степени, что для нас не будет вернее восход солнца после запада.

При этом в созерцании истины, насколько каждый в состоянии созерцать, такое наслаждение, такая чистота, такая неподдельность, такая несомненная достоверность, что каждый полагает, что кроме этого он никогда ничего не знал, хотя и казался самому себе знающим; и так как душа не встречает препятствий к тому, чтобы отдаться истине всецело, то смерть, которой она прежде боялась, обратится в предмет желания как высочайший дар по слову Апостола: «желание имею разрешитися и со Христом быти».