Иеромонах Владимир (Мусатов)

Двадцать один год прослужил в Георгиевской церкви городе Ливен, Орловской губернии, иеромонах Владимир (Мусатов). Поступив в Киево-Печерскую лавру, он стал ее духовником.

Беседы, которые мы печатаем в нашем сборнике, были записаны одним из паломников, по просьбе которого отец Владимир отвечал на вопросы о путях спасения в миру, об основах христианства. Когда выяснилось, что эти беседы записывались, отец Владимир попросил тетрадь, исправил записи, а к записанным ответам присовокупил и некоторые ответы на вопросы иноков.

Возвращая тетрадь, отец Владимир попросил делать с нее список, что с усердием и любовью было исполнено. В 1855 году эти беседы были изданы отцом Владимиром отдельной книжкой.

1

Ученик: Как мне поступать, чтобы приобрести навык творить Иисусову молитву?

Старец: Опытом дознано, что ничто так не укореняет в человеке навыка к этой святой молитве, как основанное на вере крепкое убеждение в том, что только усиленным понуждением к непрестанному ее совершению удобно достигается эта спасительная цель. Поэтому должно с твердым терпением нудить себя во всяком состоянии духа и при всех делах произносить эту молитву, чтобы удобнее ей научиться. Сия молитва есть ключ к Царствию Божию; а Господь, Спаситель наш, изрек, что Царство Небесное силою берется, и употребляющие усилие восхищают его (Мф. 11, 12).

2

Ученик: Как поселить в душу свою печаль ради Бога (см.: 2Кор. 7, 10) и чем оградить постоянное настроение себя в ней?

Старец: Много способствуют этому телесное воздержание, строгое рассуждение о своих деяниях и исследование своей жизни от самой юности.

3

Ученик: Что такое самолюбие, как оно возникает в человеке и чем истребляется?

Старец: Самолюбие в нас усиливается от недостатка самопознания, оно есть излишнее к самому себе уважение и возрастает в душе при невнимании нашем к себе и при внимании к льстивым похвалам от людей; корень его есть прирожденная нашей поврежденной природе гордость. Уничтожается самолюбие памятованием смерти, внимательным исследованием своих поступков, а паче представлением Страшного суда Божия.

4

Ученик: Чем разогреть хладную душу в отношении к духовным предметам?

Старец: Во-первых, представлением сладчайших плодов того мира духовного, который снискивается посредством подвига; во-вторых, познанием себя и светлым взглядом на природу; в-третьих, произвольным напряжением духа в исполнении заповедей и, наконец, в-четвертых, памятованием сокрытой в правосудии Божием вечной казни грешным и неизъяснимой небесной награды праведным.

5

Ученик: Подвизающемуся часто случается впадать в уныние, а от него порождается охлаждение не только к духовным, но даже и ко всем вообще предметам; каким образом побеждать его?

Старец: Дух уныния, при всяком удобном случае нападающий на подвизающегося, побеждается: во-первых, чтением душеспасительных книг, кои останавливают на себе внимание и согревают сердце; во-вторых, рукоделием, сопровождаемым молитвою Иисусовою; в-третьих, братским советом человека, опытного в духовной жизни и искусного в распознавании духов лестчих. Некоторые из подвижников при охлаждении духа старались приводить себе на память подвиги прежде их бывших отцов, прилагая скорби свои к их терпению, а от этого и снискивали себе утешение и поощрение к дальнейшим подвигам. Иные же дух уныния побеждали послаблением на некоторое время постоянного их воздержания. Они, этим способом убеждаясь в пустоте и суетности утешений жизни и самого даже позволительного развлечения, получали теплое расположение к вящим подвигам.

6

Ученик: Каким образом поступать, когда, бывая в кругу братии, не могу воздержаться от слов, а когда говорю, то хотя не намеренно, но кого-либо обижаю своими словами?

Старец: Кто неискусен в обуздании своего языка, тому более всего должно помнить произносимый Святой Церковью к Богу псаломский глас этот: Положи, Господи, хранение устом моим, и дверь ограждения о устнах моих (Пс. 140, 3). Притом, особенно начинающему жизнь духовную, надобно смиренно рассуждать в себе, что те, которые позволяют себе говорить, делают это в разуме духовном, и им это пристойно; а ты считай себя недостойным разговора с ними; когда же спросят тебя, отвечай с благоговением. Если ж и несмотря на это увлечешься когда-либо своей слабостью, кайся и старайся неотложно исправиться, зная несомненно, что неудержимое зло, язык, исполнен смертоносного яда; если же кто не согрешает в слове, тот человек совершенный, могущий обуздать и все тело (Иак. 3, 8. 2).

7

Ученик: Как поступать, когда я соблазняюсь, видя, что другие вольно выражают свои мысли, или оскорбляюсь, когда не вижу у иных кротости в обращении с другими?

Старец: Уверь себя, что это тебе кажется так от невнимательности и нерассуждения твоего. Не должно никого осуждать, ибо ты не знаешь, с какою целью они это делают, равно, с какою целью и я с кем-либо так, а не иначе поступаю. Старайся более внимать себе, а не разбирать дела, обращение и поступки других. Ты пришел в училище самоотвержения исполнять повеленное тебе и потому не имеешь права судить, где, когда, как и с кем поступают. Для юных много непонятного в самых простых действиях старца, но для опытного подвижника очень ясны часто самые сокровенные побуждения труженика юного.

8

Ученик: Почему я не вижу от братии любви, когда желаю слышать от них наставление от словес Священного Писания?

Старец: Не может быть, чтобы у них не было любви – так должно думать. Если же ты не видишь в них любви, то потому, что ты сам в себе любви не имеешь; покажи прежде сам истинные признаки любви, а тогда увидишь, что любовь в них обитает и к тебе хранится обильно. Притом мы имеем заповедь Божию: любить чистосердечно ближних; а о том, чтоб имели мы право требовать от них любви, без любви к ним, нигде не сказано. А что они не могут, или, лучше сказать, не дерзают беседовать с тобой от Писания, то ты не должен искать этого с ревностью. Где смирение, там и простота, а эта отрасль Божественной мудрости не испытывает судеб Божиих: она только верой повинуется и до времени довольствуется теми понятиями, которые ей открывает вера. Знай, что Бог не будет судить послушника за то, почему он не богословствовал, но почему он не внимал себе. Если Богу благоугодно будет, то для их спасения Он откроет им тайны Своего смотрения; и разум, просвещенный светом Божиим, по мере веры, выше всякого учения; ибо, и по естеству рассуждая, видим, что разум изобрел учение, а не учение породило разум.

9

Ученик: От чего происходит то, что я часто к советам старческим теряю веру и благоговение и что все, ими заповедуемое, кажется неудобным для исполнения?

Старец: Вера потеряна от подозрительности, благоговение – от дерзости, а недействие старческих назиданий на сердце бывает от того, что мы их слушаем только из любопытства. По своей пытливости ты блазнишься тем, что они решают твои вопросы самыми простыми понятиями. Оставь любопытство; храни умеренность в вопрошании; веруй, что Бог в лице других тобой руководствует; не высокомудрствуй; держись в простоте сердца послушания и будешь тогда ощущать совсем другое в душе твоей. Если же ты благоразумной простоты не имеешь, приобретай оную недоверием к себе и памятью о твоем намерении, с каким пришел ты в обитель, воспоминай тот жар, те расположения души, которые ты ощущал в самом начале твоего водворения в святой обители. Для истинного послушника, при Божией помощи, нет ничего неудобного: истинное самоотвержение всегда будет чувствовать спасительное иго легким. Если и бывают искушения, не малодушествуй, поскольку никакие искушения сами по себе не превышают даров Божественных, то есть сил и средств к преспеянию в добродетели; а потому желающий спастись вся может силой укрепляющего Господа Иисуса, и это столь священная истина, что в ней никто, имеющий сколько-нибудь живой веры, никогда не усомнится. Для маловерного и пылинка кажется горой, а для верующего и преставлять горы искушений весьма удобно и легко.

10

Ученик: Чувственная страсть ратует сильнее прочих на душу мою; какое бы найти удобнейшее средство к погашению ее?

Старец: Первое и обыкновенное средство к отсечению плотской страсти состоит в удалении предметов, разжигающих душу, равно как и строгое воздержание, соединенное с безмолвием. Трудно уцеломудриться среди соблазнов мира. Также памятование о своей тленности и скором приближении часа смертного к погашению ее очень полезно. Для многих, еще не познавших сладости целомудрия и не начавших чистой жизни внутренней, полезно может быть и представление пагубных последствий блудной страсти, которая, кроме всецелого отвлечения души от любви Божией (что гибельнее всякого греха), сама в существе своем гнусна. Как жалко видеть людей, прежде обладаемых ею, поверженными в неудобоцелимые болезни, или лишившимися ума, или изнуренными ревностью, пронзенными вероломством и изменой и мучающимися прежде смерти в адском огне отчаяния.

11

Ученик: Ищущие спасения часто смущаются желанием почестей и славы мира этого; каким образом предохранить себя и избавиться от сих суетных желаний?

Старец: Как многие древние отцы, так, подобно им, и в наши времена ищущие спасения находят действительными к истреблению тщеславия следующие средства. 1) Начинающий подвизаться непрестанно должен думать о себе, что он, не разумевая благодеяний Божиих, ежеминутно льющихся на него, вместо благодарности к Богу много погрешает пред Ним, почитая дарования Божии собственными своими, за что не похвалы, а порицания достоин. 2) Если он услаждается хвалой человеческой, то презирает Божии щедроты, коими награжден единственно по человеколюбию всех благ Подателя. Притом чаще представлять должно, что Тот, Который наградил оными, без сомнения, может и лишить их. 3) Хвала и честь, надмевающие мысль нашу, проистекают со стороны других более от лести, нежели от прямого к нам уважения, а потому достойны быть отвергаемы, как дары, подносимые с лукавством и не от искреннего сердца. 4) Многие отцы убегали чести и славы и, будучи возведены на высоту почестей, равнодушно их с себя слагали. Так, Исаак Сирин, пробыв полгода епископом, ради смирения оставил сан этот и удалился на безмолвие; так святой Ефрем Сирин, когда хотели против его воли возвести его в сан архиерейства, притворился юродивым; так Дамаскин, ученый, мудрый и сановный муж, охотно променял всю славу свою на самое строгое послушание простому иноку.

12

Ученик: Как побеждать иноку леность к спасительным подвигам?

Старец: Принявший чин иноческий должен помнить, что он при торжественном собрании Ангелов и человеков, в присутствии Самого Бога, добровольно произнес обет быть готовым к исполнению всякого дела благого и должен крепко содержать в памяти своей оный день святых обетов. Воспоминание об этом, обнимая более и более всю душу и мысли подвизающегося, породит ревность к стяжанию дел благих и изженет всякую тяжесть и обленение духа. А чтобы тяжесть плоти не отнимала у духа бодрственности – для этого нужно самое умеренное употребление пищи, пития и удаление от людей, ищущих телесного наслаждения.

13

Ученик: Чем ободрять себя при трудности в прохождении подвига?

Старец: Опытом дознано, что против всякого рода скорбей, облежащих душу, полезнейшее врачевство есть благоговейное размышление о спасительных страстях Иисуса Христа, Искупителя нашего. Воспоминай постоянно: предание Его иудеям руками неверного ученика, премудрое и смиренное молчание на суде пред Пилатом, жестокое ударение по ланите, безчисленные раны, на Пречистое Тело Его наложенные, возложение на главу тернового венца, пригвождение ко Кресту и прободение ребр; представляй, что все страдание Его сопровождалось совершенным терпением и окончено молитвой о врагах, ясно показавшей крайнее Его незлобие. Мысль скорбящая, направляясь по спасительным следам Распятого за нас Господа, конечно, скажет всякому: «Безконечно малы страдания твои в сравнении со страданиями Всесладостнейшего Иисуса».

14

Ученик: Чем предостерегать душу от пристрастия к тленным вещам?

Старец: Благоговейным и благодарственным размышлением о даруемом благодатью величии души своей и многоценности ее в очах Божиих. Представь себе, как на картине, обширность земли и рассмотри безпристрастно вещества, наполняющие ее: сколь они ничтожны покажутся тебе в сравнении с достоинством души человеческой, возведенной Божиим человеколюбием, священнотайне, до степени совершенства равноангельского. Из этого увидишь, что всякая вещь до крайности малоценна пред высоким благородством души христианской. Какая польза человеку, – говорит Господь наш, – если он приобретет весь мир, а душе своей повредит? (Мф. 16, 26). Если ж это так, то подумай – несравненно худшее недостойно быть любимо пред драгоценнейшим и без сравнения лучшим, то есть тленное вещество пред нетленной и безсмертной душой. Поэтому правильная любовь к своей душе требует ревновать о дарованиях и благах духовных, для спасения нашего полезных, а не увлекаться пристрастием к тленным вещам, не могущим насытить безсмертную душу.

15

Ученик: Что должно делать, чтобы удержать на более продолжительное время теплоту, ощущенную в душе по действию Божией Благодати?

Старец: Полезно исследовать и внешнюю вину возникшей теплоты; если она окажется порожденной или посредством благочестивого размышления, или через какую-либо благую деятельность, то устремить все внимание к расширению деятельности. Но поскольку, во всяком случае, ощущаемая душой теплота возрастает по действию на душу нашу Божественной Благодати, то как можно более надлежит смиряться, признавая себя не по достоинству, но туне приявшим толико драгоценный дар Божий. При этом нужно заметить, что часто получаемая теплота духа охлаждается в нас и оттого, когда, ощутив ее, мы приписываем к числу плодов нашего подвига. Наконец, для поддержания теплоты духовной полезно и то, чтоб блюсти великим хранением свое сердце от страстных помыслов и печалей житейских, при усилении коих любовь чувственная, преодолевая небесную, удаляет сердце от Сладчайшего Иисуса. Далее, если кто ощутил, хотя однажды, восхищение духа, при охлаждении душевном может согревать себя и приведением на память тех златых минут, кои разверзали в душе его небесный мир, не говоря уже о том, что Божественное рачение при твердой надежде на Божественную помощь всегда сильно возгревает духовный огонь в сердце нашем.

16

Ученик: Чем согревается охладевшая душа?

Старец: Словом Божиим, молитвой, смиренным, покаянным и благодарным в отношении к Богу чувствованием сердца во всех изменениях, не только внешнего состояния, но и внутреннего.

17

Ученик: Каким образом поступать, когда случится быть в обществе таких, которые в разговорах между собой повествуют иногда о происшествиях, слыша о коих трудно одержать победу над смехом?

Старец: О словах их должно думать так: я не понимаю по скудоумию моему, что и на какой конец они так говорят, а не зная их цели, не должно смеяться. Если же нечаянно и невольно осклабишь лицо свое, обвиняй самого себя, помня истинные свидетельства святых отцов, что ничто так «не разрывает цепь добродетелей и любви евангельской, как смех и смехотворство». Как кружение скверных мыслей во внутренней нашей храмине лишает душу присутствия благодати, так упражнение в смехе и склонность к нему удаляют от нас Ангела-хранителя. У изыскивающего повод к смехотворству добродетели бывают тщетны, вокруг каждой обвились какие-либо блазненные помыслы, и сушат корни ее душевные какие-либо пороки; ограда бодрственности и мира разрушается. Сам Господь наш, Спаситель мира грозит вечной горестью любящим смехотворство: Горе вам, смеющиеся ныне! (Лк. 6, 25).

18

Ученик: Как избавиться от необыкновенно сильных ощущений сладострастия не только в присутствии лиц женского пола, но и при случайном воображении о них?

Старец: При виде жен должно хранить ум и чувства от всякого развлечения и движений нескромных, особенно ничего не должно говорить без осмотрительности и скорее удаляться из их собрания. Если же блазнит подвижника воображение, воспламеняемое демонской лестью, то нужно удерживать порывы мыслей и с благоговением ограждать себя крестным знамением. Для предохранения себя от плотских и мысленных сладострастных волнений полезна благоразумная во всем умеренность; но первее и более всего должно умолять Господа Всемогущего о защите от нападения на нас лютейшей этой страсти, ибо человек сам собой никогда ее не искоренит. Но при нашем произволении и молитве Бог Премилосердый угашает порывы этого пламени тихим наитием Своей Благодати.

19

Ученик: Когда мой ум насильно влекут за собой помыслы сладострастные, как избавиться от нападения их?

Старец: Если, по демонскому насилию, поползновенный твой ум обуяли сладострастные помыслы, то сойди мыслью твоей в преисподнюю и при свете Божественного Писания, равно и некоторых тайнозрителей, посмотри там на мучения плотоугодников. Ужели ты пожелаешь за временную сладость греха ужаснейшей вечной погибели? Помни непрестанно час смертный и страшное безобразие разрушающейся тогда нашей телесной красоты. Смиренно проси Бога Помощника, да отразит разжженные эти стрелы врага, неукротимо бунтующего против законов нашего духа.

20

Ученик: Какое средство употреблять против помыслов, сильно влекущих меня к осуждению ближнего, и особенно того, который и меня, и других братий чувствительно оскорбляет и которого поступки кажутся несообразными званию о Христе и дерзкими?

Старец: При появлении помыслов, побуждающих тебя к осуждению ближнего за нанесенную им тебе обиду, когда рассвирепевшая буря мысли устремится к отмщению, сообрази состояние скорби твоей с бывшим состоянием скорби Спасителя мира. Этот Великого Совета Ангел, Сын Божий, будучи без греха, терпел от грешников величайшее поругание и скорби; не тем ли более должны терпеть горесть и оскорбления мы – люди грешные, достойные наказаний. В подобных случаях мы должны сами обвинять себя за нашу гордость, нетерпение и преступную слабость и леность в подъятии первых подвигов крестоношения, на которые призывает всех Господь наш и к которым обязались мы обетом. Оружием самоосуждения мы должны сражаться с возмутителем духа нашего, невидимым филистимлянином, окрадывающим богообразный кивот души нашей. Того, напротив, который наносит нам оскорбления, мы должны почитать благодетелем нашим, ибо, если терпеливо примем обиду, это послужит для души благоприобретением. Таким образом, когда мы будем почитать обижающих нас благодетелями и когда начнем приучать себя к самообвинению, тогда приметно успеем в образовании внутреннего нашего человека; тогда сердце наше, с помощью Вышнего, может сделаться мягким и кротким и дух наш соделается вместилищем благодати и мира духовного. Тогда душа почувствует такой мир, которого мы прежде не ощущали или вкушать не могли. Этот-то мир будет просвещать разум подвижника; заря кротости духовной прольет лучи свои на ум, слово, чувство и видение. Когда же разум не будет мрачен, тогда он удобнее может отразить зло, покорить и посвятить сердце всему тому, что только спасительно; напрасные от других огорчения тогда будут казаться уже радостными и приятными.

21

Ученик: Когда никакая святая мысль и представление не действуют на сердце раздраженное или предавшееся нечувствию, что должно делать, чтобы умягчить его?

Старец: Должно уединиться, принудить себя к молитве, к излиянию души пред Богом. Когда несколько умягчится душа, тогда должно изыскивать причину такой хладности. Если возникло нечувствие духовное от неудовлетворения какой-либо страсти, то презри движение страсти и удали от себя предмет, ее разжигающий; а когда это столь горестное ожесточение водворилось от непроницаемых причин, то более проси Всеведущего Господа, да отразит Благодатью Своею все страстные прилоги и теплотой ее да согреет охладевшее сердце твое.

22

Ученик: Ощущая в себе не только склонность, но и самые действия тщеславия и желая от оного избавиться, каким образом могу успеть в том?

Старец: Можешь успеть в том, если будешь искренно продолжать послушание, ибо тогда не будешь ни в чем настоятельно склонять старших к соглашению с твоей волей и выискивать их благоволение к себе. Паче же можем успеть в том, если в духе сокрушения и совершенном сознании немощей своих совершенно повергнем свое ничтожество пред Богом; тогда всемогущая Благодать Его не оставит тебя страдать неисцельно этим недугом и ты возможешь, со временем, избавиться от тщеславия. Сия страсть от юности до преклонных лет, нередко и до самого гроба обдержит человека; она не только преуспевающих, но иногда и совершенных преследует, почему и требует со стороны человека немалой осмотрительности. Лишь безстрастный Творец может в нас искоренить ее. О, коль трудно душе избегнуть этого яда, убивающего плоды и самых зрелых добродетелей!

23

Ученик: Я весьма желаю исправить себя, но увлекаюсь стремлением страстей. Что должно делать для преодоления их?

Старец: Желай исправиться, и Бог Всемогущий даст тебе по сердцу твоему, ибо начало добродетелей в источнике их есть расположение, желание добра о Господе. Страсти человек должен обуздывать, но победить их сам собой не может. Это дело десницы Вышнего, произведение Его Божественной силы. С нашей стороны должно только неослабно хранить данное нам от Бога святое произволение и по оному прилагать старание достигнуть святой области безстрастия, а Вышний, без сомнения, увенчает успехом подвиг желающего. Итак, если желаешь воспрянуть от омертвения страстей, то имей о том всегда внимательную мысль, попечение, неуклонную деятельность и ревность; веруй и уповай на Могущего показать силу Свою в немощах наших, Благодатью Своей, Бога – и спасешься.

24

Ученик: Каким образом избавиться от рассеяния мысли во время молитвы?

Старец: Моляся устами, молися и умом, то есть устремляй ум в силу слов молитвы. Если по немощи или прилогу вражью увлечешься среди молитвы размышлением о каком-либо предмете, то, ощутив свою неосмотрительность в том, воздохни с сокрушением ко Господу и с большим жаром углуби свое внимание в молитву; всегда поступай так и ощутишь пользу. Постоянство ума и бодрственность привлекают в душу особенные дары благодати.

25

Ученик: Ужасным образом побеждает меня леность. Как избавиться от нее?

Старец: Если ты нерешительно будешь сражаться с леностью, то никогда не победишь оной; а коль скоро восстанешь против нее с твердым намерением, хотя и не без внутренней болезни, то с помощью Божией можешь одержать над ней победу. Отражать врага есть знак верного и доброго воина, но обращать хребет свойственно одному ленивому и недостойному оруженосцу. Человек до гроба должен наблюдать за собой относительно этого порока, чтобы не услышать в последний день ужаснейшего определения Сердцеведца. В Писании сказано, что верному до смерти даст Господь венец жизни (ср.: Откр. 2, 10). Значит, дается венец только тому, кто выходит на борьбу с твердым намерением вести брань до последнего издыхания, не оставлять оружия даже в минуту самых ужасных опасностей и не предает сердца своего врагу. Таковой хотя и бывает иногда повержен, однако не ослабляет своего священного рвения и никогда не теряет надежды; а потому, успевает или не успевает, за одно свое намерение и непреклонность венчается, как добрый воин, стремившийся к небесной почести.

26

Ученик: Как избавиться от угнетения духом уныния?

Старец: Вероятно, ты увлекаешься к нему собственной волей. Если оставишь самораспоряжение и будешь исполнять предприятия и дела с благословением, то с благословением и пожнешь мир душевный и прочие плоды Святого Духа. Если оставишь совершенно свою волю, то никогда не будешь ощущать невыносимой тяжести уныния. Свирепеющие волны страстей утихнут; на их месте возникнут: ясность мыслей, тишина помыслов, кротость духа, нелестная любовь, которые приосенят тебя и водворятся в душе твоей. Если ты сохранишь в подвигах послушания непрерывное внимание и неослабное самонаблюдение, то уподобишься мудрым девам и внидешь в чертог безсмертного Жениха. Жених грядет в полуночи! Блюди же, да не отягчишь сердце твое унынием. Воздайте славу Господу Богу вашему, доколе Он еще не навел темноты (Иер. 13, 16). Гряди, во имя Господне, путем самоотвержения, если желаешь истинно спастись. Уныние преследует всех, даже в великих подвижниках может оно погубить спасительные плоды трезвения; поэтому нужно внимание к себе и постоянство на пути подвижничества. Кто отвергся себя и стезею послушания идет с упованием на Бога, тому о чем унывать? В таковом иноке врагу оскудеша оружия в конец (Пс. 9, 7).

27

Ученик: Я не довольно понимаю силу покаяния и желал бы выслушать о нем твое наставление.

Старец: Покаяние есть врачевство, грех истребляющее; оно есть дар небесный и сила чудесная, которая, по милости Божией, силу возмездия за преступление закона превозмогает. Вот почему оно не отвергает блудника, не отгоняет прелюбодея, не отвращается пьяницы, не гнушается идолослужителя, не презирает укорителя, ни хульника, ни гордого, но всех переменяет, ибо покаяние есть горнило, всецело очищающее грех. Настоящая жизнь наша есть время покаяния. Великая опасность предстоит нам, обремененным грехами, если покаянием не предотвратим вечного наказания, не предварим лице Его в исповедании (Пс. 94, 2) и не угасим пожар греховный слезами раскаяния и умиления. Велик огонь греха, но угашается слезами.

28

Ученик: Сколько нужно употребить времени для принесения истинного покаяния?

Старец: Бог не требует долгого времени к покаянию. Грешник как только в истинном сокрушении объявил грех свой, так и оправдался, как только искренно покаялся, так и помилован стал. Не время удовлетворяет Божией правде, но усердие кающегося уничтожает грех; ибо возможно в долгое время провождающему покаянную жизнь не получить спасения и в кратком времени искренно покаявшемуся освободиться от греха.

29

Ученик: Для чего Бог долготерпит нашим грехам?

Старец: Бог долготерпит, чтоб согрешающий покаялся. Апостол Петр пишет: Господь... долготерпит нас, не желая, чтобы кто погиб, но чтобы все пришли к покаянию (2Пет. 3, 9).

30

Ученик: Всю жизнь во грехах провел я и, если покаюсь, буду ли спасен?

Старец: Конечно, будешь; только веруй в крестные заслуги Сына Божия и надейся на Его человеколюбие. Поскольку покаяние привлекает милость Божию, а человеколюбие Божие безмерно и Благость Его неизреченна. Злоба наша имеет меру, а преизбыток благодати спасающей меры не имеет: каков бы ни был грех наш, он есть грех человеческий; и неизреченное милосердие Божие всегда сильно преодолеть злобу нашу, в какой бы степени она, по нашей немощи, ни развилась. А когда умножился грех, – говорит святой апостол, – стала преизобиловать благодать (Рим. 5, 20). Оставаться ли нам в грехе, чтобы умножилась благодать? Никак (Рим. 6, 1).

31

Ученик: Можно ли спастись и в мире или для этого непременно нужно удалиться в монастырь?

Старец: На вопрос этот отвечать тебе нелегко; знай только, что не место спасает человека, но добронравие и сердечное произволение. Адам, живя и в раю, согрешил, а Лот и в Содоме спасся; Иов на гноище заслужил оправдание, а Саул, и находясь в царских чертогах, лишен царствия настоящего и будущего. Спастися убо возможно на всяком месте и при всякой доле, по судьбам Всевышнего нам доставшейся.

32

Ученик: Кого из грешников Бог наипаче отвращается?

Старец: Надменного нищего, лживого богача и старика-прелюбодея (Сир. 25, 4). Отвращается еще и памятозлобного человека, надменного сердца и гневливой души. Хотя бы мы были и довольно праведны, но и если памятозлобствуем, то все дела наши тщетны и безплодны и спасения получить не можем. А потому всякую вражду непременно должно уничтожать и всегда иметь мир и любовь со всеми, без которых никто не увидит Господа (Евр. 12, 14).

33

Ученик: Возможно ли не употребляющему вина быть пьяну, а пиющему вино иметь трезвость?

Старец: Возможно, ибо в Писании упоминается опьяневший, но не от вина (Ис. 51, 21). Без вина упивается тот, кто не оставляет исступление и не удерживает буйство страстей благочестивым рассуждением. Можно и употребляющему вино быть трезвым душой и добрым во всех душеспасительных делах: ибо, если бы это было невозможно, святой апостол Павел не дал бы святому ученику своему, апостолу Тимофею, такого совета: употребляй немного вина, ради желудка твоего и частых твоих недугов (1Тим. 5, 23). Ибо пьянство не что иное есть, как исступление естественного ума, превращение сердца, оскудение смысла, лишение разума; все оное не от одного винного пьянства происходит, но и от пьянства ярости и непорядочного похотения.

34

Ученик: Что есть добродетель человека, а паче монаха?

Старец: Добродетель человека есть любовь к Богу, знание себя самого и честность в отношении к ближним. Потому не составляют оную ни богатство, да не боимся нищеты, ни здравие тела, да не страшимся болезни, ни народное мнение, да не вменяем в безчестие злословие, ни жизнь, да не ужасна будет смерть. Безпристрастие ко всем вещам есть добро; а потому уклонивыйся Господа ради от мира уже более не должен прилепляться к мирским вещам, потому что исчезнувшие страсти удобно опять возвращаются в человека.

35

Ученик: Что необходимо оставляющему мир для блага души?

Старец: Оставляющему мир для блага души необходимо избрать для жительства такое место, где нет суетных утешений и нет пищи для тщеславия и гордости. Если же останемся с теми же страстями, как и прежде, то подобно птицам с места на место перелетать токмо будем, нисколько не сокровиществуя благ духовных, необходимых для вечного нашего спасения. В избранном месте полезно также скрывать свое благородство и не величаться ни богатством, ни знатностью.

36

Ученик: Во избежание неприятностей, позволительно ли монаху перейти в другой монастырь?

Старец: Непостоянство сердца и перемена мест не из послушания привлекают к монаху соблазны и бедствия. Склонные к перехождению с места на место часто сами не знают, чего ищут. Если они ищут, как и подобает монаху, подвигов самоотвержения, то зачем бегут от них? Если ж они ищут убежать от них, то где с ними не встретятся? Для монаха место или обитель, в коей он обитает, да будет гробом, а из гроба никто до общего воскресения не исходит. Знай притом, что когда мы, намереваясь перейти с одного места на другое, чувствуем внутри себя борьбу, то это да будет знаком, что на прежнем месте наше служение было угодно Богу.

37

Ученик: Что должно думать иноку о наносимых ему от других оскорблениях?

Старец: О наносящих оскорбления должно думать как о наших друзьях, содействующих нашему улучшению, а об оз лоблениях, наносимых ими, надобно знать, что они очищают нашу душу от страстей. Часто люди, когда кого в лицо бранят обидными словами, чрез это открывают его недостатки и таким образом возбуждают в нем желание исправиться.

38

Ученик: Как поступать с клевещущим на ближнего своего?

Старец: Никогда не должно слушать клевет и уважать того, кто клевещет на ближнего; лучше сказать таковому: «Перестань, брат, я сам ежедневно еще в тягчайшие сих впадаю грехи, а потому не могу и не должен никого осуждать». Сими словами, как целебным лекарством, исцеляются две болезни – своя и клевещущего.

39

Ученик: Почасту против воли моей бываю многоречив. Чем победить этот недуг души моей?

Старец: Познанием того, что многоглаголание есть знак невежества, истребление сердечного умиления и рассеяние мыслей. Любящий ходить по распутьям выгоняется из храмины души своей своим же многоглаголанием. Редкие могут удержать воду без плотины, редчайшие – обуздать уста свои невоздержные. Молись со усердием Богу: Положи, Господи, хранение устом моим, и дверь ограждения о устнах моих! (Пс. 140, 3). А притом знай, что только изнуривший свое чрево силен заградить уста свои. Ибо от невоздержания в пище и питии усиливается язык; а потому всеми силами должно сражаться с чревом своим, побеждать его и всячески трезвиться.

40

Ученик: Нередко преступаю меру в употреблении пищи. Каким образом от этого избавиться?

Старец: Чревообъедение и неумеренность есть причина многих зол наших и елей для пламени страстей; оно было причиной падения Адамова, погибели Исава, пагубы израильтян, обнажения Ноя, истребления Гоморрского, кровосмешения Лота и смерти сынов Илия первосвященника. Во всю жизнь свою не должно верить воплям бренной своей плоти, ни надеяться на воздержание, требуемое природой телесной; не должно думать, что мы по причине своей осторожности не можем впасть в излишество. Только пост и молитва суть действительные средства к возвышению духа и его бодрственности в обуздании плоти.

41

Ученик: Что наиболее может смирять мою надменность?

Старец: Ничто так смирить нас не может, как искреннее послушание и убожество, ибо тогда только являем мы себя прямыми боголюбцами, когда и можем выситься, но всемерно убегаем всякой высоты, представляя свою духовную скудость, а все свои добрые успехи приписывая Благодати Божией.

42

Ученик: Не могши иногда победить себя самого, думаю, что в настоящее время и люди стали не таковы, какие были в древности. Непогрешительно ли мое мнение?

Старец: Время всегда одинаково, равно и природа людей одна. На людей не время действует или споспешествует развитию сил духа, а произволение и собственное их сердце: потому что кто истинно и вправду хочет спастись, того ни время, ни место, ни обстоятельства жизни, одним словом, ничто не совратит с евангельского пути. Бог всегда был, есть и будет Богом спасения; так же были, есть и должны быть, до последнего дня, люди ангельской чистоты. Мир не мог бы стоять, если бы во всяком роде и в каждом периоде времени не было таких людей, которые силой молитв своих служат оплотом человечества и ходатайствуют пред Божиим милосердием за грешных собратий.

43

Ученик: Видя странников в нашей обители, почасту увлекаюсь мыслями посетить святые места. Не противно ли это желание, а паче исполнение оного обетам монашества?

Старец: Никакое дело святое, предпринимаемое с чистой и святой целью, не противно обетам монашества. Кто ради спасения своей души странствует по святым местам, тот получает великую пользу. Он молитвой своей ко святым, именами которых прославлены самые места их земного жительства, снискивает себе в них сильных помощников и теплых предстателей пред Богом и здесь, и в день последнего Суда. Примеров таковых странствований имеется безчисленное множество в истории святых.

44

Ученик: Из числа многих книг, имеющихся у тебя, отче, какая полезнейшая для чтения моего?

Старец: Самая лучшая книга для чтения твоего есть скрижаль послушания; в ней все написано для твоего спасения, именно: пост, вретище, пепел, слезы, исповедь, молчание, смирение, бдение, мужество, мороз, труд, бедствие, уничижение, сокрушение, непамятозлобие, братолюбие, ласковость, простая и нелюбопытная вера, небрежение о мире, оставление его благ, безстрастие, простота с незлобием, самопроизвольное презрение себя. Кто успешно изучает эту скрижаль, тому не вредна никакая книга, исполненная мудрости и читаемая смиренными подвижниками.

45

Ученик: Не от коварства ли злых духов я столь непостоянен при всем моем старании об исправлении себя?

Старец: Многообразно и непонятно злых духов коварство, и немного таких, кои не неразумевают помышлений сатанинских; ибо отчего это бывает, что мы иногда, постясь и плоть свою изнуряя, бедственно в сон погружаемся? Или каким образом, будучи в безмолвии, ожесточаемся, а в обращении с людьми умиленны бываем? Когда бываем тощи, во сне искушение претерпеваем, а когда пищей удовольствованы, без искушения остаемся? В молитве являемся рассеянны и жестокосерды, а когда бываем в умилении, внутренно этим превозносимся? Да внимаем себе, чтобы не быть нам поруганными от исконного врага нашего.

46

Ученик: Как избавиться мне от застарелых привычек?

Старец: Как змее не можно совлечь с себя старой своей кожи, если она не проползет сквозь тесную скважину или ущелье, так и мы застарелых своих к грехам привычек и греховной одежды ветхого человека совлечь с себя не можем, если не будем ходить по тесному и прискорбному пути пощения и самоотвержения.

47

Ученик: Когда молюсь Богу, смею ли пред Ним желания души объяснять своими словами?

Старец: При молитве не должно мудрствовать своими словами, но и нельзя возбранять устам словес, истекающих из чистого и распаленного молитвой сердца; ибо часто простой и нехитростный детский лепет Отцу Небесному бывает приятен. Также многоглаголание при молитве не пользует, ибо Божественное Писание очевидно уверяет, что и мытарь умилостивил Бога, и разбойник спасся кратким речением, с верой произнесенным.

48

Ученик: Если кто просит меня помолиться о нем, имею ли право отрицаться, чувствуя мое недостоинство?

Старец: Когда просят нас молиться о спасении другого, то мы не должны отрицаться, хотя и не стяжали еще дара молитвы. Ибо часто вера того, который просит, спасает его при его старании исправить свою жизнь.

49

Ученик: Чему подобны души зараженных страстями?

Старец: Души зараженных страстями подобны различным водным вместилищам: души чревоугодников и винопийц подобны водам грязным и зловонным, а души сребролюбцев и любостяжателей – водам, наполненным жабами и разными кровожадными насекомыми; души гордых и завистливых подобны водам, в которых витают змеи. Гордый разум подобен гнилой воде: никому не хочется почерпать оттуда, по причине горести нрава и зловония нечистых дел.

50

Ученик: Чему подобен человек жизни развратной и словами увлекающий к соблазну?

Старец: Когда увидишь кого-либо по жизни развратного, а по словам соблазнительного, вспомни о змие, о котором Писание говорит: Змей же был мудрее всех зверей, сущих на земле (ср.: Быт. 3, 1), и не последуй, подобно Еве, его злым обаяниям. Эта мудрость и ему во вред, потому что не сопутствуется добродетелью и должна устрашать всякого невинного и неопытного как самая губительная, смертоносная язва.

51

Ученик: Нужно ли стесняться иноку, когда он при всем своем добром поведении не достигает заслуженной почести?

Старец: Нисколько не нужно, ибо честь не в нашей власти; в нашей власти только возможность сделаться ее достойными. Лучше стараться о том, чтобы быть достойными истинной похвалы от братии, избегая всячески гласного изъявления оной. Ничто не делает нас более достойными чести, нежели равнодушие ко мнению людей, соединенное с пламенным желанием поступать правдиво и делать добро. Поэтому должно учиться быть добрыми и достойными чести и вместе равнодушными к ней.

52

Ученик: Хорошо ли бы было, если б духовные отцы, увлекаясь ревностью, стали объявлять всенародно грехи, им наедине исповеданные?

Старец: Духовные отцы не должны объявлять преступлений грешника, чтобы не отнять у него последнего средства ко спасению, поселив в нем боязнь к святому Таинству Покаяния, и чтобы выше силы не обличить его тогда, когда он после подробного грехов своих исповедания непосредственное получает прощение в них из уст самого же отца духовного.

53

Ученик: Следует ли желать, чтобы начальник под видом человеколюбия и кротости снисходил к порокам своих подчиненных?

Старец: Кто из настоятелей под видом человеколюбия и кротости снисходит к порокам своих подчиненных, тот потворствует и прельщает их, а не пользует, ибо для засыпающей во грехе совести своим потворством уготовляет мягкое возглавие.

54

Ученик: Святые мужи не ощущали ли иногда упадок любви один к другому?

Старец: Любовь их взаимная никогда не перестает (1Кор. 13, 8). Но для усовершения искушаемых в терпении, братолюбии и самоотвержении и праведные мужи, при чудном сплетении обстоятельств и недоразумений, при вмешательстве чужих нечистых страстей, несмотря на то что одушевлены любовью, смирением, безусловным послушанием воле Божией и безкорыстным служением благу своих ближних, входили иногда в разногласие между собой, не выходя, однако, из своего незлобия и искреннего благожелательства. Это, впрочем, есть один из высших крестных подвигов мужей высокой святости, недоступный плотскому суду и разумению человеческому.

55

Ученик: Желательно мне стяжать добродетель; что для этого нужно?

Старец: Кто хочет стяжать добродетель, тот прежде должен возненавидеть противное ей зло. Итак, если ты хочешь иметь печаль о Бозе и плач, должен возненавидеть суетные радости и смех. Хочешь ли иметь смирение? Возненавидь гордость. Хочешь быть воздержным? Возненавидь пресыщение. Хочешь быть целомудренным? Возненавидь сладострастие. Хочешь быть милостивым? Возненавидь сребролюбие.

Желающий жить в пустыне, подвизаться в безмолвии пусть возненавидит суету и гордость житейскую. Желающий не развлекаться пусть пребывает в уединении. Желающий удержать язык пусть заградит уши свои, чтобы не слышать многого. Желающий всегда иметь страх Божий пусть возненавидит самомнение и тщеславие, возлюбит скорби и тесноту и тогда искренно может служить Богу.

56

Ученик: Тревожит меня иногда мысль, что напрасно я удалился от мира и что спастись в монастыре не могу. Чем удалить ее от себя?

Старец: Кого смущает помысл, что он напрасно отрекся от мира и не может спастись в монастыре, да знает таковой, что хотя грехи наши и препятствуют нам войти в обетованную землю, однако же лучше прешельствовать в пустыне, чем возвратиться в Египет.

57

Ученик: Какой верный путь ко спасению?

Старец: В каком бы кто состоянии ни жил, всякий по вере в заслуги Христа Спасителя, при помощи Его Божественной Благодати будет идти ближайшим путем спасения, если он будет следовать примеру святых отцов; и если он до конца пребудет в истинной вере, любви и уповании на Бога, то придет наконец туда, где все лики святых отцов, и будет участвовать с ними вечно в радостях небесных.

58

Ученик: Чего нет труднее для монаха?

Старец: Самая труднейшая добродетель в подвижничестве – молиться Богу непрестанно. Когда только захочет человек молиться, враги стараются отвлечь его, ибо знают, что ничто так им не противодействует, как молитва к Богу. Во всяком подвиге, какой бы ни предпринимал человек, после усильного труда он получает успокоение, а молитва, хотя и доставляет по временам небесные и святые утешения, но до последней минуты жизни подвижника требует от него бдительности. Чтоб неослабно иметь побуждение к молитве, инок должен непрестанно внимать себе и обличать душу свою, говоря: «Увы мне! Как я предстану на Суд Христов и чем буду оправдываться пред Ним?» Если всегда будет так размышлять, может спастись.

59

Ученик: Что потребно, чтобы Бог услышал молитву мою?

Старец: Кто хочет, чтобы Бог услышал молитву его, тот, когда станет пред Ним и прострет к Нему руки свои, прежде всего, даже прежде молитвы о душе своей, должен от всего сердца молиться о врагах своих. За это доброе дело Бог услышит его, если предмет молитвы угоден Ему.

60

Ученик: Могу ли я иметь какое стяжание?

Старец: Сокровище твое да будет произвольная нищета, а драгоценное украшение – послушание. Кто имеет послушание, тот будет услышан Богом и с дерзновением предстанет пред Распятого, ибо воплотивыйся Господь был послушным даже до смерти (Флп. 2, 8).

61

Ученик: Какие подвиги особенно Богу приятны?

Старец: Три эти подвига многоценны пред Богом: во-первых, когда человек, впадши в напасть и подвергаясь новым искушениям, принимает их с благодарением; во-вторых, когда кто старается, чтобы все дела его были сокровенны от людей и чисты пред Богом и не имели суетных побуждений; в-третьих, когда кто пребывает в послушании своему духовному отцу и отказывается от всех своих желаний. Последний получает один лишний венец против прочих.

62

Ученик: В чем состоит ежедневная обязанность инока?

Старец: Инок должен каждодневно вечером давать себе отчет в том, какие дела о Бозе совершил он из числа тех, которых требует от нас Бог, и не допустил ли каких из числа тех, которые Бог запрещает; так он должен проводить всю свою жизнь. Его обязанность – стараться каждый день стоять пред Богом и молиться Ему так, как бы он был пред Ним лицем к лицу Не предписывать самому себе произвольно измышленных заповедей и никого не осуждать. Ему должны быть чужды клятвопреступление, ложь, проклятие, обида и смех.

63

Ученик: Что побуждает живущих в пустыне иноков непременно каждую субботу и воскресенье приходить в церковь?

Старец: В Писании сказано: Имже образом желает елень на источники водныя, сице желает душа моя к Тебе, Боже (Пс. 41, 2). Олени в пустыне едят много змей, и потом, когда яд змеиный начнет жечь их, они быстро бегут к воде, и, когда напьются, воспаление от яда проходит. Так и иноков, живущих в пустыне, жжет яд злых помыслов, внушаемых бесами, и они с нетерпением ждут субботы и воскресенья, чтобы идти на источники водные, то есть приступить к Телу и Крови Господней, чтобы очиститься от скверн лукавого.

64

Ученик: По совету твоему, отче, я пощусь; но неужели до гроба должен нести я это послушание?

Старец: В пустыне поста нет постоянного жилища, стремись вперед, доколе не достигнешь земли обетованной – духовного безстрастия и единения с Богом. Встретятся воды Мерры – уныние, душевная тягость и горечь? Повергай в них древо креста – живое размышление о страданиях Господа, за нас подъятых, – и горечь усладится. Нападут амаликиты – темные помыслы, нечистые пожелания? Простирай руки, подобно Моисею, во образ креста, к Спасителю, – и враг отразится. Будут угрызать змеи – внешние соблазны от мира и плоти? Паки подобно израильтянам, исцелявшимся от воззрения на вознесенного в пустыне змея, взирай на древо креста – и силой Распятого на нем исцелится всякая язва. Мы считаем дни говения, а там, на небе, уже сочтены дни нашей жизни. Будем бодрственны в подвиге, ибо мы трудимся ради своего спасения. Придет время, когда за день люди заплатят веком, целой вечностью.

65

Ученик: Поэтому всякое излишество в пище и питии вредно?

Старец: Объедения и пьянства всячески должно блюстися, ибо они суть начало и корень блуду и нечистоте, ходатаи и предуготовители вечной муки, от них тягость души, помрачение ума, воспаление плотской похоти, возгорение гнева, удобный приступ к нам бесу, а Божественной любви отчуждение. Напротив, жизнь воздержная и трезвая есть рай – еще на земле; тогда как растленная и греховная – есть величайшее томление души и ад на земле.

66

Ученик: Как думать, когда иные ради множества грехов своих отчаиваются?

Старец: Если бы, от чего сохрани Бог, всякую меру превзошел грех наш, и тогда не должны мы отчаиваться и безнадежно скорбеть, поскольку нет греха, побеждающего милосердие Божие. Все наши грехи не сравняются с бездной щедрот нашего Господа, Который спасает нас туне милосердием Своим.

67

Ученик: Сегодня скончался в нашей обители брат. Что можем мы сделать полезного для души его?

Старец: Можем принести отраду его душе милостынями и молитвами за него, а паче – безкровной жертвой, приносимой за него. Хотя душа преставившегося обретается на время в некотором месте в удержании за свои прегрешения (которых у кого нет?), но совершаемые Церковью молитвы сильны искупить его от долгов, и мы, грешные, этим брату нашему поспешествовать можем.

68

Ученик: Что есть жизнь наша?

Старец: Жизнь наша есть море, постоянно воздвизаемое бурей напастей, страстей и соблазнов; продолжение жизни – непрерывное плавание, ежеминутно сопряженное с великими опасностями. Опасность в плавании по ней производят ветры искушений, внезапные приключения. Много путей в многобедственной жизни этой, и на каждом встречаются свои скорби; на пути добра нужна борьба со злом. Утешительно для нас то, что не попустит нам Бог искуситься сверх наших сил, но дарует Свою помощь, чтобы искушения могли мы перенести.

69

Ученик: Как поступить должно при виде соблазнов?

Старец: Если ты видишь соблазны вокруг себя, то обращайся от них к святилищу твоего духа и они легко останутся вне тебя. Гнетут ли сердце твое обиды, обращайся к живущему в тебе Духу благодати, и они составят евангельское блаженство. Затрудняют ли путь твоей жизни мрачные обстоятельства, держись помазания, которое имеешь от Святаго, и оно научит тебя всему (ср.: 1Ин. 2, 20). Изнемогают ли в чем твои силы, ты и прежде не должен был надеяться на них, а теперь опытом убеждаешься прибегать к Силе Божией, которая любит совершаться в наших немощах.

70

Ученик: Часто бывает, что ты, отче, по окончании чтения Библии даешь мне отеческие наставления; преподай мне краткое наставление относительно этой Святой Книги.

Старец: В Библии содержатся дух и жизнь для верующего. Учение Церкви есть раскрытие того, что содержится в Священном Писании; а потому крепко мы должны быть убежденными в том, что учение пастыря Церкви заемлет свою силу от Божественных словес. Священное Писание произведено не усилиями человеческими, но от Святого Духа просвещаемые глаголали святые Божии человеки.

71

Ученик: Вразуми меня, отче: что такое чистота, которую превозносишь всегда?

Старец: Чистота сердца путеводит к видению Бога. Росток ее восходит и цветет в душе при отвращении от всего греховного. Если хочешь, чтобы сердце твое было чистым местом для тайн нового мира, то прежде обогати его заповеданными иноку делами: постом, бдением, служением, подвижничеством, терпением, истреблением худых помыслов. Прилепись умом своим к чтению Священного Писания и к упражнению в нем. Заповеди Господни имей всегда пред очами своими. Непрерывным упражнением в молитве исторгни из сердца твоего всякий образ и предмет, которыми ты был занят прежде. Приучи ум твой всегда упражняться в размышлении о благах, дарованных нам Спасителем, и тогда уразумеешь, сколь полезна чистота.

72

Ученик: Часто слышу, отче, от тебя: терпи все с благим упованием, но доколе же буду терпеть?

Старец: Область терпения широка и протягается в долготу всей жизни человека, равно как объемлет собой и все судьбы человечества в этом мире. С терпением человек приобретает и сохраняет блага, успевает в предприятиях, достигает исполнения желаний, безвредно выдерживает приражения зол; выйдя из терпения, он тотчас в опасности утратить благо и пострадать от зла или, что более бедственно, сделать зло. Без терпения нет подвига, а без подвига нет добродетели, ни дарования духовного, ни спасения. Ибо Царство Небесное силою берется (Мф. 11, 12).

73

Ученик: Что потребно, чтобы всегда быть спокойным и ничего не бояться?

Старец: Дабы всегда иметь покой, не должно полагаться на свои силы, а постоянно поучаться в Божественном Слове.

Оно нам опора, крепость и спокойное пристанище. Есть в Священном Писании обетование Господне, которое для нас стена и ограда. Господь нам изрек: Я с вами во все дни до скончания века (Мф. 28, 20).

74

Ученик: Конечно, я грешнее всех, что скорби почти ежедневно меня посещают?

Старец: Скорби, подобно водам Мерры, неизбежно встречаются на пути нашем к Небесному Отечеству, ибо венец получается не иначе, как по неуклонном несении креста. Когда глава наша увенчана тернием, прилично ли ногам ходить по путям, усыпанным розами? Скорби и болезни суть святые врачевства; мы можем услаждать их верой и усердной молитвой, но мы сами по большей части делаем их горькими, прилагая в чашу испытания примесь наших нетерпения и маловерия. А притом скорби всегда полезны. Они в деснице Господа суть средства для уврачевания духовных наших недугов, для смирения гордости и укрощения страстей. Они смягчают жестокое сердце наше, заставляют прибегать с молитвой к Богу, делают нас нищими духом и ничтожными в собственных глазах.

75

Ученик: Так поэтому все, случающееся со мной, мне полезно?

Старец: Все пути Божия Провидения касательно нас имеют целью преславный конец: иногда внешнее благо наше, потребное для этой жизни, а всегда – благо духовной и вечной жизни нашей. Все так называемые случаи, которые видим в мире, служат к той же цели; они направлены к распространению славы Отца Небесного и спасению верных чад Его. Каждые болезнь или немощь, приключившиеся с нами, каждая потеря, нами понесенная, всякая укоризна, нами претерпенная, всякое неправедное презрение, для нас нелегкое, всякое бедствие, огорчающее сердце наше, всякие тоска и мука, терзающие нас, – все клонится ко благу нашему. Напасти научают нас выше ценить исполнение обязанностей святой веры, способствуют ненавидеть мир или, по крайней мере, ослабляют любовь к нему; они заставляют нас уклоняться от земных вещей, открывая их непостоянство и тленность; побуждают прилепляться сердцем к Богу, не искать надежного утешения в людях. Словом, чрез них в душе скорбящего благие желания менее обретают препятствий, немощь – менее преткновений, вера сердечная находит более пособий, страсти – более обуздания, даже добродетель – более цены.

76

Ученик: Можно ли найти истинное и полное утешение в дружестве?

Старец: Утешение есть дар небес, и от небес только, из дальних стран Горнего Отечества нашего можно получать оное. А потому не друг наш утешает нас, но Бог посылает нам друга или в утешение, когда мы в огорчении, или на вспоможение, когда находимся в нужде, или для уврачевания, когда мы больны, или в исцеление, ежели уязвлены, или для советов, когда в недоумении и не знаем, на что решиться.

77

Ученик: Желательно мне знать: какой есть конец всех намерений Божеских на земле?

Старец: Чрез меру трудного для тебя не ищи, и что свыше сил твоих, того не испытывай (Сир. 3, 21). Сколько нам дано знать, видим, что слава Божия и спасение наше есть конец всех намерений Божиих на земле; все, что видим в мире, должно служить к увеличению Царства Божия на земле. Добродетель и пороки, владычество и подчинение, успех и неудачи, богатство и бедность народов, возвышение и упадок государств – словом, все в порядке вечных законов должно содействовать образованию и возграждению Горнего Иерусалима. Тираны очистили веру гонениями, праведные подкрепляют ее любовью, святые угодники суть свидетели чистоты ее; пастыри – хранители учения, а православные цари суть покровители веры и Церкви.

78

Ученик: Почасту, отче, я побеждаюсь славолюбием: что такое слава?

Старец: Слава земная не что иное, как обман духа нашего и следствие этого обмана. Еще курится фимиам народной хвалы над прахом умершего; но пройдет один день, и все исчезло. Но чье сердце без особенной Божией помощи и Благодати может совершенно охладеть к ее волшебным прелестям? Пленяя юношу своими лучезарными призраками, венком лавровым и плеском народным, она манит и старца к своим монументам долговечным, к памятникам заслуг и благодарности потомства.

79

Ученик: Какая страсть самая опаснейшая?

Старец: Из всех страстей самая опаснейшая для истины и добродетели – зависть. Завистью диавола вошла в мир смерть (Прем. 2, 24); завистью же и грех плодится в земной юдоли. Этот один порок порождает многие другие и особенно опасен потому, что обладаемые им скрывают его даже от самих себя. Этот непримиримый враг добродетели и заслуг раздражается всем тем, что возбуждает в людях удивление, и не прощает никому и ничему, кроме порока и незнатности. Надобно соделаться недостойным всеобщего воззрения, чтобы привлечь к себе его взоры и пощаду. Нет зла, которому бы не сродна была зависть, нет такой низости, на которую бы она не решилась или которой бы не старалась извинить. Как скоро зависть возобладает душой, то ее из сосуда, устроенного в честь, делает сосудом безславия и всякой мерзости.

80

Ученик: Чем сопровождается истинное раскаяние?

Старец: Человек, стяжавший истинное раскаяние, говорит мало и действует решительно. Придя в чувство, он спешит изменить к лучшему жизнь свою в уверенности, что настала для него минута спасения. Волнуемый сильными размышлениями о превратностях мира и переменах своей прежней жизни, он изыскует уединенное место, где бы свободнее мог беседовать с собой и проливать обильные потоки слез. Не могши более владеть своей печалью при воспоминании прежних своих деяний, он преклоняет чело свое к земле и не смеет возвести взоры к небесам, откуда, впрочем, ожидает помощи и избавления; он часто из глубины сердца воздыхает ко Господу, прося у Него помощи к укреплению в добродетели.

81

Ученик: Возможно ли одной милостыней спастись?

Старец: Напрасно раздавать имение нищим, если в сердце нет любви, которая долготерпит, милосердствует, не завидует, не превозносится, не гордится, не безчинствует, не ищет своего, не раздражается... все покрывает, всему верит... (см.: 1Кор. 13, 4. 5. 7). Без исправления нравов щедроты наши одни сами собой не могут спасти нас. Милостыня очищает грехи, в коих мы раскаялись, но не оправдает тех, в коих упорно коснеем. Она есть долг наш, но не единственный долг, и хотя не исполнить его – значит нарушить закон в самом его основании, однако же, исполнив оный, мы обязаны сохранять и другие заповеди закона.

82

Ученик: Отчего многие жалуются на мир этот?

Старец: Оттого, что мир этот исполнен искушений и все, что ни окружает нас, ополчается, совокупно с растленной природой нашей, против нас: богатство развращает нравы, бедность выводит из терпения, счастье надмевает, несчастье крушит, дела развлекают, бездействие нежит, знания напыщают, невежество сдружает с заблуждением, здравие поддерживает страсти, немощи наклоняют к нечувственности или ропоту, словом, все, что ни есть в нас или окрест нас, становится для грешного и неосмотрительного человека сетью и камнем преткновения. Одна надежда ко спасению осталась для человека – простирать непрестанно вопль к Престолу Всемилосердого Бога, да благоволит Сам прийти на помощь нашу, обуздать неукротимые страсти, озарить невежество, укрепить немощи, управить к победе духовную борьбу и восставить от падения.

83

Ученик: Поэтому удобнее спастись только в обители?

Старец: Плоды запрещенного древа по грехам нашим размножились везде – змии-искусители доселе не престают шептать в слух каждого: не умрете, а будете, как боги (Быт. 3, 5). Преступая закон Божий, мы повторяем преступление нашего праотца, а чрез это и в святом месте предаемся опасности погубить свою душу. Нужно внимание к себе и трезвенное житие, чтобы наше пребывание в обители соделалось душеспасительным для нас.

84

Ученик: Чем побеждаются похоть плоти, похоть очес и гордость житейская?

Старец: Если приближается к нашему сердцу похоть плотская и своими воплями призывает нас к чувственному наслаждению, мы можем отвечать ей: «Удались от нас, мы пришельцы и странники, а на пути не пиршествуют и не роскошествуют. Мужественно перенесши лишения нашего странничества, мы безмерно будем вознаграждены в нашем Отечестве». Если похоть очес представит воображению нашему тленные богатства и разные земные, тленные вещи и спросит, для чего мы мало имеем их, для чего не стараемся пользоваться ими более, отвечай и ей: «Мы пришельцы и странники; для странников всегда удобнее нести с собой мало, нежели много, и благоразумнее нести несокрушаемое, нежели скорогибнущее. Сохранив душу свою нестяжательною в странничестве, в Отечестве найдем для нее сокровища, которые ни моль, ни ржа не истребляют и... воры не подкапывают и не крадут» (Мф. 6, 20). Если гордость житейская станет безпокоить нас, зачем мы не довольно возвышены и почтены, обязаны сказать ей: «Не смущай нас напрасно – мы здесь пришельцы и странники, а имеем такое высокое Отечество, где невысоким почитается возвышенное на земле. Поэтому горами ли, дебрями ли ведет нас невидимая рука Провидения, все равно, только бы привела нас в наше Горнее Отечество».

85

Ученик: Многократно ты называл лицемерие великим грехом. Почему так?

Старец: Потому что лицемер глаголет мир с ближними своими, но в сердце его злая (ср.: Пс. 27, 3). Часто приветствует гласом ангельским, объемлет отверстыми объятиями, лобзает, являет готовность к услужению и дружбу, но тогда же направляет лук, уготовляет стрелы, еже состреляти во мраце правыя сердцем (Пс. 10, 2). Свойство лицемера пророк Давид изобразил этими словами: умякнуша словеса его паче елеа, и та суть стрелы (Пс. 54, 22). И точно стрелы! «Лучше меч поражающего врага, нежели язык льстивого», – сказал некто из отцов. Врага можно избежать, но от лести лицемера кто удобно может избавиться? Ибо когда лобзает, тогда предает; когда услуживает, тогда погубляет и разоряет; когда хвалит совершенства, тогда, как злое насекомое, умножает раны, громко проповедуя слабости и падения ближнего и видя всякий сучец в оце брата своего. Великий и язвительный грех есть лицемерие!

86

Ученик: Отчего во время жительства моего в здешней обители я не стяжал плодов духовных и как будто сделался хуже (о чем свидетельствуют неосмотрительные мои поступки, хладность сердца и неимение благодушия)?

Старец: Не все даже после продолжительных трудов приходили к полному утешению духовному. Иные редко на земле ощущали духовные наслаждения. И это по смотрению небесного Раздаятеля благ Бога, Который всегда лучше о нас промышляет. Ибо мы, будучи как младенцы в рассуждении полезного для нас, нередко у Него просим того, что по достоинству своему и силе спасительно, но по нашему неискусству может быть употреблено нами со вредом для нас. Потому любвеобильный Отец светов скрывает от некоторых и благочестивых Свои дары. Он хотя и всегда внемлет молитве избранных Своих, но желаний их иногда не исполняет, и единственно для того, чтобы, по Божественному Своему намерению, устроить все лучше. Но видеть себя вне преспеяния не есть еще совершенное непреспеяние. Когда ты подлинно имеешь сознание, что лишен плодов духовных, то старайся неослабно усиливать свое стремление к Богу. Когда мы находим себя лишенными добродетелей и потому не имеем самомнения, то это самое может привлекать к нам Божественное призрение, которое укрепит нас надеждой против смертного греха – отчаяния. Успели ль мы или не успели в добродетелях, нет ближайшего средства ко спасению, чем смиренномудрие. Высокомерие и при добродетелях богопротивно, но кроткая мысль пред Богом забвенна не будет.

87

Ученик: Что наиболее способствует к тому, чтобы привыкнуть ко внутренней молитве?

Старец: Имеются к этому многие способы, а именно:

1) Обретши уединение, следует устроиться так, чтобы очи, уста и слух ограждены были от всего возмущающего. Держать пост до некоторого изнеможения и неопустительно пребывать в телесных трудах. Убегать общения с людьми, чтобы вовсе искоренить гнев и осуждение; подчиниться в безусловное послушание наставнику и принять от него правило, как расположить свои действия по часам дня и ночи и сколько числом произносить молитв по четкам и полагать коленопреклонений. Если кто уединения найти не может, тот должен наипаче держаться телесных трудов, чтобы более смириться; в общении с людьми хранить как можно более молчание; памятование о Боге при всех занятиях непрестанно удерживать в мысли.

2) Говорить молитву языком вслух себе одному так: Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя, грешного. При усталости можно ее не произносить вслух. Когда же будут обуревать помыслы или дремание, опять говорить оную гласно. Даяй молитву молящемуся, то есть молящемуся прилежно (со вниманием) телесною (гласною) молитвою, даст Бог умную молитву; а пребывающему в ней со тщанием – безвидную и не воображенную.

3) Старайся более упражняться в богомыслии, в благочестивых беседах, читай Священное Писание и отеческие наставления о молитве и силе ее.

4) В книге «Добротолюбие» дается такой совет: «Сев в келье безмолвно и собрав ум твой, введи оный в путь, где воздух входит в сердце, и подвижи его, принудя вкупе сойтись со вдыхаемым духом в сердце; и тогда ум твой, по соединении с душой, исполнится неизреченной сладости и веселия. А потому старайся приучить ум не скоро оттуда исходить, ибо при начале нередко от созатворения и утеснения внутренних он унывает; но когда привыкнет, тогда с охотой удаляется от всего внешнего, познав, что Царствие Божие внутрь нас есть (ср.: Лк. 17, 21). Причем должно знать, что ум, находясь в таком положении, не должен быть в праздности, но непрестанно поучаться в этой молитве: Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя. Святой Иоанн Златоуст говорит: «Умоляю вас, братие, никогда не нарушайте и не презирайте правила молитвы этой. Должен инок, когда ест, или пьет, или сидит, или служит, или путешествует, или иное что творит, непрестанно вопить это: „Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя“». Да имя Господа Иисуса, сходящее в глубину сердца, смирит змия, содержащего пажити, душу же спасет и оживотворит. Убо непрестанно пребуди в имени Господа Иисуса, яко да поглотит сердце Господа, и Господь сердце, и да будут два сия в едино...»

5) Наконец, необходимо искреннее расположение к молитве и в простоте сердца всегдашнее предавание себя Богу с сильным желанием в правом намерении сердечной молитвы, – и тогда увидишь исполнившимися над тобой слова преподобного Мелетия Галисийского: «Молитва, возлюбленный, учителя не требует, но тщания, но рачения и множайшего усердия, и бывает ее учителем Сам Бог во всех».

Впрочем, чтобы вышеизложенные способы сопровождались верным успехом, нужен искусный руководитель. Если найдешь такового, держись его как твердого оплота и повинуйся ему.

88

Ученик: Должно ли верить снам, которые (по-видимому) предвещают будущее?

Старец: Случалось, что и Божественные веления открываемы были во сне мужам праведным; но такие сны имели ясный признак откровения свыше, ибо сопровождались явлением Ангелов или святых угодников и даже Самого Господа. Но вообще в сновидениях должно остерегаться, как бы чрез них не впасть в самообольщение, ибо чрез веру снам многие прельстились. Любомудрый старец Феостирикт, составивший Параклисис Пресвятой Богородице, вверившись снам, наконец так ими прельстился, что погиб. Поэтому нужна осторожность, чтобы не увлечься сонными мечтаниями. Верующий сновидениям подобен бегущему за своей тенью и покушающемуся схватить оную; а никакому мечтательному сну не верующий есть истинный любомудр.

89

Ученик: Тебе, отче, известны мое усердие к Пресвятой Богородице и моление пред святой иконой Ее; прошу вразумить меня о Ее величестве, о ходатайстве пред Богом и о том, что Ей приятно.

Старец: Пресвятая Дева Мария удостоена высочайшего избрания, потому что превысшей всех явилась по Своим душевным качествам и чистейшему девству. Подражающий Ее девству может чаять особенной Благодати Божией и приближения к Богу. Славящие уста утомились бы в продолжение веков, если бы на глас молитв и славословий не присещала верующих Пресвятая Богородица Своей могущественной помощью, принося душам их Благодать Иисуса Христа, подобно как Она является носящей Его на руках в наших священных изображениях. Если опасность, бедствие, скорбь, тебя постигающие, колеблют твое мужество и истощают твое терпение, то помяни Матерь Господа, стоящую при Кресте Его, и рассматриванием Ее безмерной и безвинной скорби, непобедимого мужества и терпения возбуди себя к мужеству и терпению в твоих, по сравнению, конечно, малых и, вероятно, не безвинных скорбях, прося в то же время от Нее помощи к благодушному оных перенесению. Приятен же Ей тот, кто творит волю Сына Ее Иисуса Христа и в покаянии провождает жизнь до конечного издыхания.

90

Ученик: Отчего люди подвергаются несчастьям?

Старец: Всех несчастий первоначальной причиной суть грехи; за грехи насылаются печали, за грехи – безпокойства, за грехи – брани, за грехи – страдания; и все, ныне приключающиеся нам, неудобоцелимые болезни первоначально произошли от греха. Бог, налагая жене за преступление наказание, сказал ей: в болезни будешь рождать детей (Быт. 3, 16), и болезнь оказалась плодом греха. Но как рождающийся от древа червь снедает самое древо, так и печаль, от греха рожденная, потребляет грех, если соединяется с покаянием. Ибо печаль ради Бога производит неизменное покаяние ко спасению (2Кор. 7, 10).

91

Ученик: Иногда я, не дождавшись конца Божественной литургии, выхожу из церкви; не грешно ли это?

Старец: Кто без благословной вины исходит из церкви прежде окончания Божественной литургии, тот уподобляется Иуде-предателю, который с последней вечери, когда все еще оставались, вышел. Если бы он не выходил, не сделался бы предателем; если бы не оставлял прочих учеников, не погиб бы; если бы от пастыря не отлучался, не был бы похищен зверем.

92

Ученик: Что должно думать при наступлении Нового года?

Старец: Окончив прошедший и встречая Новый год, мы должны, сокрушаясь сердцем, размыслить: прошедшие дни жизни нашей безвозвратно протекли, но что в оные мы сделали доброго? Остальное время приближает нас к старости, кончина безвестна, а Суд Божий не коснит. Потому непременно должно каждому начать новую жизнь о Христе Иисусе.

93

Ученик: Как иноку освободиться от скорби о своей разлуке с родными?

Старец: Один богобоязненный и трудолюбивый инок, когда у него спросили, имеет ли он родных, ответствовал так: «Имею. Отец мой на земле тот, кто поучает меня постоянству в подвиге и печется об очищении моих грехов; мать моя – сердечное сокрушение, могущее смыть мои нечистоты; брат – вместе подвизающийся и помогающий в путешествии к небу; сожительница – память смертная; чада – сердечные стенания; слуга – тело, а друга стараюсь стяжать в Ангеле-хранителе, да сопутствует мне по разлучении души моей от тела».

94

Ученик: Любя читать христианские книги и несколько приобретши их, не нарушаю ли этим правило иноческого нестяжания?

Старец: Приобретение христианских книг по мере средств весьма полезно, ибо и самый взор на эти книги останавливает в нас стремление ко греху и побуждает сильнее стремиться к правоте. А чтение Священного Писания есть великая защита от греха; незнание же Божественных письмен есть великая стремнина и глубокая пропасть. Между книгами полезнейшие для инока – писания святых отцов Церкви и сказания о жизни святых угодников Божиих.

95

Ученик: Что такое видимая природа и чему она поучает?

Старец: Видимая природа есть огромная книга, в которой крупными буквами написаны и в живых картинах изображены необходимые и первоначальные истины, направляющие нас на путь спасения; ее могут и должны читать все. Благодетельные явления природы раскрывают и питают чувство любви и благодарности к Господу; явления грозные внушают чувство страха и благоговения к Нему; явления тихие – чувство кротости; явления трогательные – чувство умиления и молитвенное расположение духа; явления высокие и поразительные порождают в нас чувство человеческой нашей немощи и безсилия, а потому возбуждают чувство смирения, производят веру и живое упование на Творца вселенной.

96

Ученик: Поэтому каждый день чему-либо поучает нас?

Старец: День естественный есть неумолкающий проповедник величия и славы Божией, явленных в мире видимом чрез творение и промышление Творца вселенной; день дни отрыгает глагол, говорит псалмопевец, и нощь нощи возвещает разум (Пс. 18, 3). День христианский есть проповедник сколько величия и славы Божией, столько долготерпения и неизреченного милосердия Божия, явленных и являемых нам Спасителем нашим. День каждого человека есть начало новой жизни его, определяющейся разными родами деятельности его; потому каждый день есть для нас новое побуждение к преуспеянию в добродетели.

97

Ученик: Что наипаче нужно помнить желающему работать Господеви?

Старец: Верно слово: если ты со Христом умрешь для греха, то и оживешь с Ним; если переносим скорби, живя по учению Иисуса Христа, то с Ним и царствовать будем. Но если отвергнемся умереть для греха и жить по учению Христову, то и Христос отвергается нас. Помни же это верное слово, говорит апостол Павел (см.: 2Тим. 2, 11. 12).

98

Ученик: Есть ли на земле счастье?

Старец: На земле нет совершенного счастья, ибо здесь не время утешения, но скорби. Высокий сан имеет свои труды и лишения, простое звание – особенные печали и неудобства, мир – свои прихоти, уединение – свои горесть и скуку, брачное состояние – свои утраты и заботы, дружество – свои неприятности и вероломство, благочестие – свои горести. По уставу, неизбежному для чад Адамовых, всяк обретает на своем пути волчец и терние. Тысячи случаев убеждают нас, что к блаженству нашему на земле всегда многого и многого недостает.

99

Ученик: Соответствуют ли какие действия в духовной жизни древнему прообразовательному жертвоприношению?

Старец: В духовной жизни должно совершаться подобное тому, что некогда представлялось в Храме Ветхозаветном. Ты закалаешь твою жертву, когда духом умерщвляешь плоть со страстями и похотями; омываешь ее, когда оплакиваешь прежние грехи твои; возжигаешь ее, когда огнь любви Божией объемлет и наполняет сердце твое, так что силой оного темные стихии ветхой плотской жизни разрешаются и очищаются и сквозь них проникает новая светоносная, горе парящая жизнь духа. Ты приносишь фимиам – одну из самых благовонных для неба жертв, проникающую во святая святых, – когда приносишь молитву. Ибо еще во дни сени и гаданий разрешал эту священную тайну тот, который воспевал: Да исправится молитва моя, яко кадило пред Тобою, воздеяние руку моею – жертва вечерняя! (Пс. 140, 2). Приносишь в жертву главу, когда пленяешь разум твой в послушание веры и умом твоим предаешься богомыслию. Приносишь рамо, когда благодарственно приписываешь Богу силу, тебе дарованную. Приносишь тук, когда посвящаешь Богу твою радость и веселие. Приносишь агнца, когда ходишь в незлобии. Приносишь птенца голубина, когда хранишь чистоту. Приносишь работного тельца или юницу, когда ревностно подвизаешься для Бога или благодушно трудишься ко благу ближнего.

100

Ученик: Для чего при встрече с иереем просим у него благословения?

Старец: Для того, что священник есть раздаятель небесных благословений по чину благодатного тайноводства. Еще в первоначальном постановлении о законном священстве Бог сказал священникам: благословляйте сынов Израилевых (Чис. 6, 23), и паки о них же: Так пусть призывают имя Мое на сынов Израилевых, и Я [Господь] благословлю их (Чис. 6, 27). Благословение иерея во имя Святой Троицы изливает свет и мир в души, цельбу в тела, благопоспешество в начинания и дела, благоустройство в семейства, освящение на благословляемые места и вещи, невидимую, но плодотворную небесную росу на землю. Поэтому просящий благословения должен стараться, чтобы грехами своими не отдалять от себя силы благословения.

(1829–1899)

Старец Николай буквально вырос в Киево-Печерской лавре: он поступил в нее в четырнадцать лет, оставшись сиротой. Восемнадцать лет он пробыл в монастыре рядовым послушником, и без ропота, терпеливо исполнял свои послушания. Архимандрит Мефодий, один из выдающихся подвижников Киево-Печерской лавры, пророчески предвидел, что из этого молодого послушника выйдет великий старец.

В 1877 году старец был назначен лаврским духовником и с этого времени окормляет не только многочисленных насельников лавры, но и неисчислимое множество паломников, богомольцев, пришельцев со всех концов необъятной России. В 1883 году он принимает великую схиму.

После подвига молитвенного в святом храме за ранней литургией начинались для отца Николая ежедневные труды в исполнении своего послушания духовничества. С самого раннего утра толпились богомольцы у двери, ведущей в келью батюшки, в ожидании, когда она откроется и он начнет прием на исповедь и для преподания благословения и наставления. И батюшка, придя домой из церкви, почти всегда не отдыхая и не вкушая пищи, начинал принимать богомольцев. Двери открывал келейник отца Иосия, и передняя комната кельи, которую в своей добровольной простоте отец Николай называл «залой», наполнялась быстро и пришедшими издалека паломниками, и своими иноками – очередными иеромонахами или иеродиаконами, монахами и послушниками. Все ожидают некоторое время, пока их позовет батюшка в келью или пока он сам не выйдет к ним. Наконец батюшка выходит через комнату келейника – в скуфье, он одет сверх легкого подрясника, в другой, короткий – до колен подрясник теплый, или зимой в теплую, на меху душегрейку, еще более короткую, чуть ниже пояса. Кстати сказать, батюшка очень любил теплоту: очень тепло одевался, чтобы предохранить себя от простуды, которой он весьма часто подвергался, а в келье его всегда было очень тепло, и для освежения воздуха и предохранения очень старинного здания кельи от сырости печь топилась даже летом. Поздоровавшись с иноками и преподав им благословение, батюшка переходил в другую половину «зала», где были богомольцы-миряне. Преподав и здесь благословение, батюшка иногда отделял в одну сторону тех, кто пришел только за благословением или наставлением, и говорил отдельно им наставление – общее и сообразно нужде вопрошавших. Иногда же он, преподав всем благословение, сейчас входил в свою келью и, облачившись в мантию и епитрахиль, открывал дверь и приглашал всех пришедших войти. Когда все вошедшие разместятся по келье, батюшка предлагает всем свое поучение. Вот оно.

Обычно батюшка начинал так: «Пред исповедью я желаю сказать вам несколько слов на пользу души:

Во-первых, как только каждый из вас утром пробудится от сна, сейчас благодарите Бога за то, что еще оставлены на покаяние, и просите у Него помощи на труды послушания в течение всего дня. А затем, начиная всякое дело свое, призывайте Бога на помощь. Желаешь ли молиться, поститься, творить поклоны, работать, идти или ехать куда-либо, призывай Господа Бога, Божию Матерь и святых угодников Его и говори: «Господи, благослови и помоги мне грешному!» Ибо Сам Господь сказал: Без Мене не можете творити ничесоже (Ин. 15, 5), то есть без Меня и Моей помощи не можете свято исполнять свои дела и даже подумать ни о чем истинно добром. А если кто скажет: «Я (сам) то и то сделаю» – и не призовет Бога на помощь, то с ним силы и помощи Божией не будет.

Тогда и диавол скажет свое «и я» и будет старания употреблять, чтобы противиться начатому тобой делу и с успехом вредить ему и достигнет того, что и молитва твоя будет в грех, и вообще все дела так осквернит, что они будут противны Богу, ибо ты на себя надеялся, а не на Бога, и творил их без Его помощи и защиты.

Во-вторых, никого не нужно бранить (ругать), а тем паче проклинать, особенно же родители не должны делать этого в отношении к своим детям. От недоброго, злого, матерного слова нередко иные дети умирают; другие всю жизнь болеют; третьи, возрастая, не повинуются ни отцу, ни матери, сами мучаются и других мучают. Какая-то сила действует на них через матерные слова. Если отец проклинает детей, то разоряет счастье их до половины, а если мать, то до основания. Также родители, а особенно матери, должны помнить, что они дадут на Страшном суде ответ о детях. Господь спросит их тогда: «Я создал дитя, отдал тебе его для воспитания, дал тебе здоровье и все что нужно было... где Мое создание?» Кто воспитывал детей и молился о них, тот скажет: «Господи, се аз и дети, их же дал ми еси!» А кто бранил, проклинал, истреблял отравой детей, которые бы получили Царствие Небесное, те будут страшный ответ давать на Страшном суде.

В-третьих, некоторые ходят к ворожеям, кланяются им, просят у них помощи. Диавол очень радуется, что христиане кланяются ему в лице ворожей и просят у него помощи через его слуг. Он записывает таких и, если кто, не покаявшись в этом на исповеди, умрет, то диавол скажет тогда Ангелу– хранителю: «Эта душа принадлежит мне: она оставила Бога, Божию Матерь и Церковь и просила помощи у меня» – и увлечет такую душу во ад. Вот только и пользы людям от посещения ворожей, что диавол низринет их души во ад, если они не покаются на исповеди. Тяжесть греха от посещения ворожей особенно увеличивается оттого, что посещающие их отвергаются от Бога. А между тем Сам Господь наш никогда не отвергает нас, а, напротив, всячески привлекает к Себе, поучает всегда и за всем потребным обращаться к Нему. Он ведь говорит: Просите, и дано будет вам; ищите, и найдете; стучите, и откроют вам; если с верою попросите, все получите (см.: Мф. 7, 7; 21, 22). И несмотря на это, посещающие ворожей не верят Богу, Который создал их, дал им душу и тело и все потребное, еще и Царствие Небесное обещал даровать им. Они Ему не доверяют и не просят Его, а идут к ворожеям, им кланяются, их просят и славу Божию чрез это отдают диаволу. Это есть мерзость пред Господом и прикрытое идолопоклонство.

В-четвертых, некоторые на исповеди утаивают грехи свои. Кто так делает, тому нет ни прощения, ни спасения. Подходит к Святой Чаше и вкушает Святые Таины в суд и во осуждение себе. От Чаши отходит более черным, чем был прежде. Сам Господь, зная нашу немощь, что человек после крещения не может остаться чистым и святым, дал покаяние и исповедь. Явившись апостолам после Своего воскресения, «Он дунул на них и сказал: приимите Дух Свят, имже отпустите грехи, отпустятся им: имже держите, держатся» (Ин. 20, 22. 23). Если кающийся на исповеди чистосердечно открывает все свои грехи, то иерей прощает и разрешает его, и Сам Господь прощает и разрешает. А кто утаивает грехи, тому нет ни прощения, ни разрешения, ни очищения, ни спасения, так как, приступая ко причащению Святых Таин, вкушает их в осуждение себе. В случае же смерти диавол возьмет такового, как свой жребий, ибо никакая нечистота не явится пред Богом в блаженном Царствии Небесном.

Нам Бог сказал: В чем застану, в том и сужду. Кого застанет в покаянии, тот получит Царствие Небесное и блаженство вечное, такое блаженство, какого, по словам апостола Павла, око не видело, ухо не слышало и на сердце человеку не приходило (см.: 1Кор. 2, 9).

А кто погордится и не покается в этой жизни, умрет без покаяния и исповеди, тот получит не Царство Небесное, а наказание вечное, будет отлучен от Бога, рая, всего блаженства и вместе с диаволом будет ввержен в ад. А в аде огнь, который будет жечь без света; там червь, который будет есть тело, как колоду, – червь вечный и тело вечное. От этого всего будет происходить смрад. Тем смрадом нужно будет дышать и глотать его. Жажда будет такая, что хотя бы кто каплю воды дал, но никто не даст, ибо грешники отлучены от Бога. Во аде один кричит, другой скрежещет зубами, иной проклинает всех, но друг друга они не видят, потому что находятся в бездне и тьме.

В-пятых, помните, что жизнь наша краткая и приготовительная. Всякий должен приготовлять добрые дела. При смерти человек все оставит: и дома, и серебро, и золото, и все свои вещи. С ним пойдут лишь добрые дела и злые. В зле, содеянном заблаговременно, кайтесь, а добрые дела собирайте для вечности.

В-шестых, помните также, что нужно ходить в церковь и молиться Господу Богу, Божией Матери и угодникам. Каждый должен и сам за себя молиться и просить о себе молитв у священника, а также и о священнике молиться. А без церкви и священников нельзя спастись человеку, как на море без корабля и кормчего. Священник есть посредник между Богом и людьми, а глава Церкви – Христос. Кто ходит в церковь, молится Богу, Божией Матери и Его угодникам и случается, что часто грешит и по правосудию Божию должен быть строго наказан, но за молитвы к Богу и Его угодникам еще оставляется на покаяние.

В-седьмых, знайте, что наша брань с диаволом за Царствие Небесное продолжится до окончания нашей жизни. Диавол, как дух, сверженный с неба за гордость и непослушание Богу, позавидовал прародителям нашим – Адаму и Еве и, обольстив их, ввел в гордость и непослушание Богу и тем лишил рая. Также он и теперь преследует людей, а наипаче православных. Своей лестью он всячески старается войти в душу (голову) человека. При помощи притворства, скрывшись так, чтобы человек и не подозревал его, представляет ему разные прелести, разнообразные лица, скаредности, в соответствие с тем, какой кто страстью заражен в большей степени. Кто услаждается той или иной из возбужденных таким образом страстей, то диавол этим услаждением входит к человеку, как к своему дружку, соединяется с его душой, оскверняет ее, потом водворяется на его сердце и разжигает его на всякие скверные, греховные дела. Если являются у тебя на уме скверные, недобрые мысли, это есть диавольский приход, приступ. Тогда ты скажи диаволу: «Не соглашаюсь с тобой» – и не допускай себя услаждаться теми мыслями. Тогда твой Ангел-хранитель будет отгонять от тебя диавола, а Бог, за такое сопротивление врагу – диаволу, пошлет тебе отпущение грехов и награду: для тебя будет соплетаться неувядаемый славы венец. Поэтому всячески старайся не допускать диавола до души, ибо она есть невеста Христова. Бог ее создал для того, чтобы она вечно Его славила и вечно радовалась пред Ним. Диавол все силы употребляет, чтобы ее осквернить, чтобы чрез это она лишена была Царствия Небесного и радости Божественной. А во время искушений нужно помнить (и не унывать), что за помыслы, всеваемые врагом в душу, еще нет осуждения человеку, ибо это вражеская брань. Только уже за услаждение помыслами и соизволение с доводом на грех постигают человека осуждение от Бога и праведный Его гнев.

Когда призываете имя Божие, полагайте на себя крестное знамение. Старайтесь совершать всегда это знамение правильно: на челе, на персях, на правом и на левом раменах, чтобы и все тело чувствовало прикосновение руки, сложенной для крестного знамения. Тогда и тело освящается, и враг трепещет».

Осаждаемый, особенно в последние годы жизни своей во время наплыва богомольцев, массами простонародья, а в течение четырех постов все более и более увеличивавшимся количеством духовных своих чад – иноков, ибо слава о нем, как о великом, опытном духовном руководителе распространилась и среди Лаврской братии и далеко за пределы лавры, так что всякий хотел иметь отца Николая своим духовным руководителем – старцем или только поисповедоваться у него: и несмотря на это, несмотря на свой преклонный возраст и немощи, на изнеможение от личного подвига иноческих трудов – поста и молитвы, не стесняемый и тем обстоятельством, что количество времени, имевшееся у него для приема на исповедь, далеко не соответствовало количеству желавших у него исповедоваться, несмотря, говорим, на все это, приснопамятный батюшка отец Николай, по свидетельству всех чад своих духовных и живших у него келейников, никогда и никому не отказывал в исповеди, и ничто не могло заставить его совершать чин Святого Таинства Покаяния с небрежением. Приняв пришедших на исповедь, будет ли их много или только два и один, батюшка всегда, даже для одного кающегося, читал молитвы к исповеди. И вот что удивительно: читая в день одни и те же молитвы, может быть, в десятый раз, он все-таки всегда произносил их, казалось, как бы в первый раз: внятно, раздельно, с одинаковым, всегда ему присущим, простым, непоказным благоговением, с живым вниманием и интересом и даже углублением в смысл молитв, с глубоким, передававшимся и слушавшим чтение, миром и спокойствием душевным, с любовью к Богу и к кающимся, с пастырским достоинством, но и с сокрушением сердечным, растворенным непоколебимым упованием. В его чтении этих молитв звучало какое-то поразительное дерзновение молитвы доброго пастыря – отца о чадах, и потому-то чтение это было особенно сильным приготовлением приступающих к исповеди. Читаемый часто и потому давно наизусть изученные молитвы эти отец Николай всегда одинаково произносил по книге. Во время чтения молитв к исповеди батюшка становился как-то особенно строгим и как бы недоступным, как бы отделялся от пришедших к нему и отходил духовно от них для молитвенной беседы с Богом. Чтение это было как-то особенно сознательным, разумным, строго выразительным, и в нем обнаруживалась украшавшая отца Николая «старческая» мудрость и знание сердца человеческого. На слушавших оно производило чрезвычайно сильное, неизгладимое впечатление: ибо в нем была сила благодатная, оно было совершаемо со властью, с Богопросвещенным, не колеблющимся помыслами, сознанием Богодарованной власти пастырской – вязать и решить грехи. Произнесение отцом Николаем этих молитв вводило слушателей в чувство чистейшего сыновнего страха Божия.

Выразительность чтения батюшкой этих молитв к исповеди приобретала еще какой-то особенный вразумительный характер и силу влияния на души пришедших оттого, что он умел и имел обыкновение произносить особенно многозначащие слова и выражения молитв с логическим ударением на них: он несколько возвышал свой голос в известном месте и замедлял произнесение того или другого слова или выражения. Этим способом он представлял совести каждого и благо великое, силу и важность Таинства и способ, коим оно совершается, то есть посредством слова, и возбуждал чувства искреннего, без утайки грехов, покаяния. Он как бы передавал пришедшим на исповедь свое чувство и сознание вездеприсутствия Божия, надежды на Его милость безмерную и спасение иметь за утаенные грехи сугуб грех и выйти из духовной врачебницы не исцеленным.

В первой молитве «Боже, Спасителю наш» батюшка особенно подчеркивал слово «кающегося» («Сам и раба твоего кающегося, имярек, приими...») и, произнося всегда это слово очень медленно, тоном голоса как бы вопрошал пришедшего на исповедь, действительно ли он искренно кается и заслуживает ли того, чтобы Господь снова примирился с ним – кающимся, под условием его покаяния, намерения и обещания по мере всех сил своих исправить свою греховную жизнь на добродетельную. Затем батюшка делал ударение на слове «безмерна» («милость Твоя безмерна»), чтобы кающиеся возымели твердое упование на эту безмерную милость Божию, во имя которой они получают прощение грехов. Во второй молитве «Господи Иисусе Христе, Сыне Бога живого, Пастырю и Агнче» батюшка делал особенно сильное ударение на словах: «яко человек плоть носяй и в мире живяй, от диавола прельстися», снова как бы ободряя кающихся в уповании Божия благоснисхождения к ним. Далее, делая ударение на выражении «словом разрешитися» («словом разрешитися благоволи»), давал понять кающимся самый внешний способ, образ разрешения пастырем кающихся от грехов: «словом» пастырским, и чрез это как бы требовал особенного внимания к этому слову. Наконец, произнося приводимые в молитве слова Господни о даровании апостолам и пастырям церкви, как их преемникам, власти словом вязать и решить грехи, батюшка особенно подчеркивал слово «свяжете» («елика аще свяжете на земли») и давал этим кающимся почувствовать силу и благотворность власти пастырской.

После чтения молитв к исповеди батюшка, полуоборотившись назад к кающимся, произносил следующее по чину приготовления к Таинству исповеди последнее, так сказать, предуведомление и наставление: «Се, чада, Христос невидимо стоит».

Какая удивительная, святая простота чувства живой веры и сознание важности совершающегося, глубочайшее смирение и мирное сознание своего достоинства пастырского слышались в произношении отцом Николаем этого «предуведомления»! Как естественно и вместе трогательно произносил он его и какое неотразимое впечатление производил на кающихся! Как глубоко поразительно было иногда произнесение отцом Николаем, с ударением на слове «невидимо», предостережения: «Се, чадо, Христос невидимо стоит!» Слово «стоит» батюшка всегда здесь произносил с малороссийским акцентом – «стоить», пользуясь и этим незначительным, по-видимому, средством для упрощения своей речи и сообщения ей большей выразительности и силы.

Страх и трепет и совершенное, детское смирение охватывали души кающихся, уже вполне готовых пред лицом невидимо Стоящего принести совершенное покаяние в своих грехах. Продолжая читать далее это «предуведомление» и приглашая кающихся к чистосердечному пред Богом исповеданию своих грехов, батюшка указывал им все новые и новые основания – побуждения для этого и нарочито подчеркивал выражения, в которых заключались эти побуждения. Замедляя чтение слова «свидетель» («аз же точию свидетель есмь»), батюшка удивительно как-то ясно определял пред кающимися свое значение, как пастыря в деле их исповеди, облеченного властью быть свидетелем – посредником во вновь заключаемом ими, чрез покаяние и исповедь грехов, союзе – завете с Богом. «Ответственность за искренность покаяния и чистосердечие исповедания грехов всецело, как бы, так говорил батюшка, лежит на совести вашей, кающиеся, а я буду свидетельствовать на Страшном суде только о тех грехах, которые вы мне исповедали, а за исповеданные иерею и отпущенные им грехи уже душа не подлежит казни».

С такой старческой мудростью приготовив пришедших на исповедь, одних возбудив от душевного усыпления обыденной жизни, а других ободрив и утешив упованием милости Божией, всех же утвердив в истинном страхе Божием и благоговении, батюшка отец Николай приступал уже к самой исповеди, сначала общей, а затем частной. Он вручал кому-либо из присутствующих, большей частью кому-либо из монашествующей братии, книжицу и указывал ему читать вслух медленно и громко, так, чтоб все слышали, повседневное исповедание грехов. Все остальные кающиеся должны были произносить за читающим, слово за словом, громко и отчетливо, это общее исповедание грехов. При этом отец Николай строго следил за тем, все ли громко и отчетливо повторяли слова за читавшим. Заметив, что кто-либо не повторял, батюшка делал ему строгое замечание: «кажить вси», объявлял всем, чтобы все они произносили все слова исповедания, говоря, что во время исповедания устного пред духовником человек невидимо освобождается от невидимых врагов и очищается от содеянных и исповеданных грехов.

После молитв к исповеди и исповедания общих, повседневных грехов (которое батюшка практиковал ради ускорения дела исповеди, чтобы каждый отдельно не повторял уже раз исповеданного и не задерживал этим других, ожидавших исповеди), все имеющие исповедоваться, за исключением одного из них, выходили в «залу». Батюшка всегда исповедовал по одному человеку. (А об исповеди по нескольку человек сразу он выражался, что это вовсе не исповедь, а поругание ее, один только грех, как для духовника, так и для пасомых, принуждаемых такой исповедью, из ложного стыда, скрывать свои грехи и не имеющих возможности чрез это искренно на духу покаяться.) Когда кающийся сообщал свои грехи, батюшка сидел на скамеечке у выдвигавшейся из стоявшего пред иконами шкафика доски, заменявшей аналогий. На ней обычно лежали крест и Евангелие.

Начиная совершение частной исповеди, батюшка вопрошал кающегося, не имеет ли он еще в чем-либо, кроме высказанного при исповедании общих грехов, покаяться? За этим следовало со стороны кающегося исповедание грехов, а со стороны батюшки терпеливейшее выслушивание исповеди.

По утверждению многих, исповедовавшихся у отца Николая и испытывавших на себе всю силу его пастырского – отеческого, старческого влияния на исповеди, батюшка относился к своим чадам духовным с такой мудрой духовной любовью и снисходительностью, какую едва ли может оказывать даже редкий отец или мать!

Не стесняемый никакими обычными предвзятыми мнениями и понятиями – их не было у совершенно отрекшегося от мира и мирских похотей, которые именно и представляют в ложном свете все земное, – батюшка относился ко всем без исключения одинаково просто по духу веры и поэтому приобрел себе великий дар рассуждения, глубокого понимания человека среди всех его обстоятельств, состояний и положений житейских. Проникая в глубину души человека своей мудростью, батюшка и всегда, а особенно на исповеди, говорил всем кающимся чистую правду о них. Но делал это так просто, естественно и непринужденно, так умно и осторожно, с такой свободной прямотой и независимостью и в то же время с такой добротой и искренностью и изящной деликатностью, нередко в форме шутки или невинной остроты или народной пословицы, что тот, к кому это относилось, как ни тяжело было слышать горькую правду, принимал слова батюшки с радостью и с полным миром душевным, которого батюшка никогда не мог поколебать в чадах своих. Сам исполненный мира душевного, он скорее мог и умел передать его и чадам своим. Притом батюшка высказывал спасительные суждения свои по тому или иному вопросу только тогда, когда являлся к тому повод – вопрос или недоумение кающегося. Сам же обычно не прерывал речи кающегося и только тогда, когда последний останавливался, умолкал, по необходимости предлагал вопросы: «а еще что?», «больше ничего?»

После изъявления кающимся всех своих грехов батюшка произносил разрешительную молитву. Произнесение и этой молитвы было какое-то особенное, всегда также проникнутое сознанием духовной Богодарованной власти вязать и решить, любовью к Богу и ближнему Своим любвеобильным сердцем, своим чувством всепрощения, так выразительно звучавшим в тоне, батюшка как бы старался дать кающемуся почувствовать, что он, пастырь, духовник, лично прощает ему все исповеданные грехи и разрешает его от них и что, следовательно, согласно обетованию, и Сам Господь на небе прощает и разрешает. Это сознательно разумное чтение разрешительной молитвы с выражением личного святого чувства живой веры и любви (а не формально обрядовое, как часто бывает) производило в сердцах кающихся и живую же, сознательную уверенность в том, что все исповеданные грехи действительно прощены Богом, по дару и власти всесвятого Духа, совершающего чрез пастырей Таинства Церкви Христовой. Искренно покаявшийся на исповеди – а пред батюшкой едва ли было возможно кому-либо оставаться неискренним – действительно уходил духовно новорожденным младенцем, как любил выражаться сам батюшка об истинно покаявшихся, с примиренной, успокоенной совестью, с утешением духовным и умилением сердечным и с совершенной признательностью к самому батюшке, как человеку Божию, с таким усердием и любовью совершающему силой Божией Благодати дело спасения ближних. Нередко можно было видеть выходящих из кельи батюшки в «залу», после исповеди, богомольцев плачущими, хотя нельзя было не заметить, что слезы эти были не столько слезами безутешной скорби, а скорее началом плодов истинного покаяния, слезами тихой, мирной духовной отрады, воссиявшей в их сердцах на исповеди.

Какое удивительное постоянство терпения, можно сказать, превышающего силы человеческие, обнаруживал батюшка в ведении бесед с посещавшими его и вообще в обращении с людьми! Как снисходительно-участливо относился он ко всякому желающему беседовать с ним, просить у него совета, наставления! И сколько же посетителей было у него с этой целью! По истине нужно было изумляться, как, живя посреди столь великой суеты и испытаний всех возможных родов, непрестанно находясь в общении с людьми, отец Николай мог сохранять и сохранял то свое духовное устроение трезвения и непрестанной молитвы, благодаря которому в нем непрестанно сияла и озаряла других его облагодатствованная мудрость духовная. Так, он мудро покрывал себя среди общения с людьми своим глубочайшим смирением, как непроницаемым щитом от стрел вражьих.

А необходимость в этом покрове смирения и опасность без него была крайняя. Ведь почти все те из богомольцев, которые посещали отца Николая, приходили к нему, наслышавшись о его мудрых советах, о его прозорливосте: что он скажет, так тому и быть. Поэтому обращались к нему как к святому прозорливцу, прося разрешить их недоумения и наставить, что делать в том или другом случае. Как же держал себя отец Николай посреди этой сени смертной, непрестанной опасности со стороны тщеславия, славолюбия, духовной гордости? С достойным подражания умением и всегдашним успехом, иногда кротко, но нередко и со строгостью и твердой настойчивостью старался уничтожить мнение богомольцев о нем как о прозорливце. Выслушав какую-либо неразумную просьбу какой-либо богомолки предречь будущее, отец Николай строго начинал говорить ей: «Иды до Бога, до Божией Матери и святых угодников и молись усердно: что тебе Господь положит на сердце, куда оно склонится, так ты и поступи». Или же советовал сначала свое дело хорошенько обдумать и взвесить все то, что можно было бы сказать за или против него, а затем, помолившись усердно, ожидать, смотреть, куда склонится сердце, и сообразно с расположением сердечным действовать. Но когда не удовлетворялись некоторые неугомонные богомолки и этими, так просто высказанными отцом Николаем наставлениями святоотеческими, заимствованными из книги вопросов и ответов преподобного Варсонофия Великого и Иоанна пророка, и в своем наивном любопытстве и упорстве просили от него предсказания, случится ли с ними и их близкими то или иное событие, будет ли то или иное лицо счастливо в замужестве за таким или иным лицом, тогда отец Николай со святым негодованием делал им строгий выговор. «Один Бог только и знает будущее, – говорил он им, – мы же, как неключимые рабы, должны трудиться и молиться, чтобы Он благословил всякое доброе намерение и дело наше и направил его к добру. А вы (попрывыкалы) привыкли ходить к ворожеям и у них искать предсказаний будущего, то и сюда пришли за тем же? Так поступать богомерзко, и это есть погибель для души».

Когда же вопросы были более или менее разумны, батюшка, терпеливо выслушав их, давал необходимые ответы. При этом можно было заметить, что для него не было необходимости входить в подробности того или иного дела, он сразу, из нескольких слов уяснял себе суть, смысл его, и также сразу, не затрудняясь, при помощи общих истин и правил житейской мудрости, так просто и вразумительно разрешал недоумения богомольцев, что они всегда уходили от него с глубокой благодарностью, получив как бы больше, чем ожидали. Да и неудивительно это последнее: в самых простых, обыкновенных выражениях и словах, высказываемых отцом Николаем, дышала какая-то особенная, духовно утешающая, как бы оздоровляющая душу сила. И как поразительно действенны были очень часто его простые, даже как бы нечаянно высказанные, слова! Достаточно было отцу Николаю сказать несколько слов самых обычных своим особенным тоном строгой, как бы нарочно принятой на себя серьезности, в котором чувствовалась бездна доброты, святого невинного юмора, которым бы, кажется, он и духовно мертвого развеселил, в котором было столько непоколебимого ничем благодушия, благодатного мира и радости о Дусе Святе, чтобы у пришедшего к нему за утешением мгновенно и незаметно, как бы от прикосновения чудодейственного какого-либо жезла, рассеивалось самое тяжелое настроение, самая жгучая, горькая печаль и сменялась детски простой радостью и весельем, смехом до слез, светлым благодушием и благонадежием, желанием жить вечно в этом чувстве жизни, радости и блаженства, которое охватывало душу. Иногда же слово отца Николая как бы чудесно избавляло душу грешника от опутывавших его козней вражеских. Вот пример этого. Однажды ранней весной, когда еще на реках едва начался ледоход, произошло у батюшки следующее обстоятельство. По обычаю своему утром, после ранней литургии, он вышел в «залу» принимать богомольцев, пришедших к нему на исповедь или только за советом и благословением, и стал преподавать им благословение. Вдруг из среды богомольцев выделилась одна богомолка и в каком-то странном душевном состоянии очень громко, вслух всех, бывших там, обратилась к отцу Николаю с сообщением, что вот она такая несчастная, безталанная и что поэтому хочет сейчас же идти и утопиться в Днепре. А батюшка, не прерывая своего дела, продолжая преподавать богомольцам благословение, быстро оборотившись в ее сторону, сказал ей как бы в тон так же громко, вслух всех, и по своему обыкновенно серьезно и на малороссийском наречии: «Пидожды, пидожды, бо ще вода холодна». Обезкураженная таким оборотом речи отца Николая, пристыженная пред всеми богомольцами словами его, эта несчастная женщина как-то внезапно пришла в себя, одумалась и сначала спокойно, а потом и со слезами горького сожаления и покаяния стала слушать наставление батюшки о том, как ужасен грех самоубийства.

Но особенно в деятельности духовного руководителя иноков по пути христианского совершенства обнаруживались у отца Николая высокие качества его: мудрость духовная и сила молитвы. Особенно в этом роде деятельности отца Николая невидимый его внутренний подвиг делателя, совершителя непрестанной умной молитвы, становился как бы видимым в тех плодах трудов и дарах Благодати Божией, при помощи которых он совершал это свое главнейшее и труднейшее служение святой обители Киево-Печерской и ее братству.

Вот некоторые существенные свойства и черты его духовного руководительства.

Прежде всего и более всего главным руководительным средством у батюшки, которым он вел своих чад духовных на пути спасения, была его всегдашняя, Богоугодная, отеческая молитва о них. Испрашивая им у Бога ежедневно за Божественной литургией милости и благодатной помощи в деле совершения каждым своего спасения и послушания, при личном свидании с ними он был уже готов преподать им необходимое для каждого наставление. Передаваемое им в личной беседе было именно то, что вымолил он для каждого из них у Сердцеведца Бога, то есть именно то самое, в чем каждый в то или иное время имел нужду. Поэтому-то слова– назидания приснопамятного батюшки и наставления его духовным чадам были от Духа Божия и так мудро всегда были сообразованы с особенностями характера, свойствами и духовно-нравственными состояниями, не только общими, но и частными условиями жизни и послушаний каждого из них. Слово батюшки поэтому, как слово облагодатствованное, имело внутреннюю силу духовную и имело особенную действенность на сердца человеческие. Он умел всегда сказать каждому именно то только, что необходимо было сказать в данное время, при той или иной потребности, и ни более, так что от исполнения того, что он советовал сделать, нельзя было и отказаться. Говорил же всегда так, что наставлению его нельзя было не последовать, нельзя было противиться его слову, духовной силе и разумности его суждений. Хотя, будучи в высшей степени любящим отцом своих духовных чад, он свои наставления всегда предлагал, по примеру Господа Иисуса Христа, не в форме повелений и принуждений, так сказать, навязывания, как говорится, другому своего мнения, даже истинного, прекрасного. Но ожидая от них свободного расположения к Богоугодной христианской жизни, а также не желая подвергать их великому осуждению за неисполнение испрошенного добровольно отеческого наставления, по своей мудрой предусмотрительности и сердечной деликатности, батюшка выражал большей частью свои наставления в форме предложения и разрешения: «можно», «а як же», «та треба» – и предоставлял больше на свободу избрания самого просителя наставлений, как поступить в том или другом случае. А когда требовали обстоятельства какие-либо особенные, тогда он ясно и прямо свидетельствовал истину и говорил, что поступить следует так, а не иначе, так что его слово не было «и да», «и нет», а всегда «да», но всегда соединено было с великой и мудрой осторожностью и предусмотрительностью.

Батюшка и не скрывал секрета силы и действенности своего слова на сердца людей. Желая научить чад своих духовных говорить, что следует и кому следует так, чтобы слово наставления приносило пользу и было принимаемо слушающими, он советовал употреблять следующее средство, то есть именно то, думаем, в силе и благотворности чего убедился сам собственным опытом, чему и сам всегда следовал. «Если хочешь, – говорил он, – чтобы тебя послушали и приняли к сердцу твои слова, если намереваешься принести кому-либо духовную пользу посредством слова, то прежде чем кому говорить что-либо, помолись о нем Богу, а потом уже скажи что следует. То Бог, приняв твою молитву, расположит его сердце к принятию от тебя слова наставления». Вот поэтому-то батюшка имел какую-то особенную силу и власть духовную над чадами своими, особенно проявлявшуюся в примирении и устранении недоразумений, «скорбей», возникавших между некоторыми из братии. Когда приходил к нему кто-либо с жалобой на другого, то батюшка приглашал их вместе к себе для беседы. И какова бы ни была их взаимная «скорбь», отец Николай всегда, с какой-то необычайной простотой и легкостью, как бы шутя, примирял их и словом назидания так располагал их друг к другу, что у них не оставалось и тени взаимной «скорби», и уходили они от батюшки успокоенные, с полным миром душевным.

Другой общей характерной особенностью духовного руководительства батюшки отца Николая было то, что он не давал сам своим духовным чадам правил и наставлений частных, для частной жизни каждого. Он всегда старался сообщить им свой дух, дать им общее доброе направление и настроение для всех сторон их духовной жизни и деятельности. Не устанавливая для них и не возлагая на выи их никаких особенных правил для поведения, но возводя постепенно от закона к благодати, батюшка старался воспитать в чадах своих духовных ту свободу любви христианской, которая, утвердившись в душе христианина, является главным условием, при котором он легко и с одушевлением может все в своей жизни направить к Богоугождению, то есть спасению своей души и ближних своих.

Он учил и новоначальных своих духовных чад – иноков непрестанно молиться, дышать, так сказать, умной молитвой Иисусовой, говоря, что ее можно совершать и без четок, но со смирением и терпением, что она имеет великую силу, что с нею можно и в миру безбедно, безопасно жить, а без нее и в монастыре трудно. Ею особенно нужно пользоваться тогда, когда враг нападает и старается или через внешние чувства, или через греховные помыслы войти в душу. Даже когда он, пользуясь неопытностью или нерадением человека, проникнет в сердце его и начнет уже властно принуждать его ко греху, действуя на кровь, то изгнать из сердца этого лютого врага может только одна молитва Иисусова, сказываемая умом в сердце с верою и любовью, с терпением и усердием. Она, как огонь вещество, невидимо, силой Божией опаляет диавола и его демонов, так что, не вынося ее, он оставляет человека. «Мы, – наставлял батюшка своих духовных чад, – всегда должны исполнять волю Божию, заповедь апостольскую непрестанно молитеся (1Сол. 5, 17). Но, трудясь в молитве постоянно, не должно ждать сейчас же и плодов ее, например каких-либо духовных утешений, духовноблагодатной сердечной молитвы, как бы награды за труды. Если будут в душе добродетели и усердие, то Бог в свое время, когда нужно будет, пошлет и духовно-благодатную, сердечную молитву. Молитву Иисусову нужно творить и иноку, и мирянину, не взирая на сухость душевную: эта самая сухость душевная пройдет от терпеливого совершения молитвы».

Батюшка, как было выше замечено, советовал духовным чадам своим и Богослужение церковное посещать по возможности неопустительно и упражняться всегда в умной молитве. Но особенно он советовал определить себе для упражнения в умной молитве какой-либо час ночи или утра раннего, когда царит полнейшая тишина, и всегда уже в этот час упражняться в ней не особенно долго, четверть часа, а то и менее, по силам. Осторожный и осмотрительный во всем, батюшка был крайне, до боязливости осторожен особенно в деле сообщения инокам правил «художного», как говорят подвижники, совершения умной Иисусовой молитвы. Он опасался, чтобы его чада духовные, не поняв и не заметив в точности его наставлений об этом, не потерпели бы вместо пользы вреда, «не попортили», как выражался он, себя, не впали бы в прелесть, самообольщение. Вследствие этого о «художном» совершении молитвы Иисусовой он делал наставления не многим. «А то, – высказывал батюшка, – один начнет заниматься этой молитвой и привыкает ум, внимание держать в голове, жить представлениями, воображением и фантазией и так испортит свой мозг, что может сойти с ума. Другой начнет сосредоточивать ум и внимание на легких и окончательно испортит их, так что заболевает болезнями легких, ибо молитва умная имеет очень великую силу: если ее совершать правильно – пользы, какую она приносит человеку, нельзя и выразить словами; если же творить неправильно, то она может стать источником неисчислимого вреда и для души, и для тела. Если кто, совершая ее, внимание и ум будет иметь посредине сердца или ниже его, то его охватят пламень похоти плотской и срамные плотские помыслы. Если внимание и ум будут сосредоточены на каком-либо из боков, краев сердца, то есть его верхних боковых частях, то такой неумелый подвижник погрузит ум свой в помыслы и чувства раздражительности, гнева и ярости. И только кто навыкнет во время совершения умной Иисусовой молитвы утверждать ум свой и внимание посредине верхней части сердца, тот и получит от молитвы великую пользу духовную. «Уж лучше, – говорил отец Николай, – при произнесении молитвы Иисусовой не сосредоточивать внимания и ума ни в каком месте своего тела и так трудиться, пока не пошлет Господь дара сердечной молитвы». А в предупреждение от прелести особенно убедительно советовал батюшка прочитывать учение святого Симеона, Нового Богослова, о трех образах внимания и молитвы («Добротолюбие». Т. 5-й. С. 500–510), при помощи которых подвижник или преуспевает, или низвергается. Преподавая своим духовным чадам – инокам наставления о молитве, батюшка советовал считать и иметь ее самым необходимым и спасительным средством и долгом как всякого христианина, так инока в особенности.

Нередко он говорил: «Что бы с тобой ни случилось, в чем бы ты ни имел нужду, сейчас обращайся к Богу, к Божией Матери, Угодникам. И всегда получишь просимое. А кроме этого, никогда не должно забывать слов Спасителя: без Мене не можете творити ничесоже (Ин. 15, 5), и поэтому всегда и во всем обращаться к Богу и призывать Его на помощь».

Но всего более батюшка старался воспитать в чадах своих истинное смирение и смиренномудрие и через это сделать почву их душ плодородной, способной ко всякой добродетели, пригодной для возращения на ней дара молитвенного. Прежде всего, конечно, примером собственной смиренномудрой жизни и деятельности он достигал этого. Его собственный такт, тон глубочайшего смиренномудрия в отношениях к посещавшим его чадам его духовным заставлял их, хотя в минуты и часы пребывания у батюшки, забывать о всех своих нередко мнимых достоинствах и преимуществах и нисходить в глубину истинного смирения и смиренномудрия.

Но, кроме собственного примера, у него были и некоторые свои особенные приемы, при помощи которых он нередко вводил в дух смирения некоторых своих чад духовных.

Когда, например, они приходили к нему в количестве нескольких человек ради поздравления с праздником Рождества или Воскресения Христова или 6 декабря для поздравления его с днем Ангела, то он, после обычных приветствий и краткой беседы о чем-либо, как-то очень кстати предлагал всем им в самой невинной, исполненной благодушия, форме какие-либо вопросы для разрешения, заимствуя их из житий святых, церковной истории и Священного Писания. В пасхальные святки, например, батюшка иногда вопрошал пришедших о том, что сталось с теми святыми, о которых в Евангелии сказано: и многа телеса усопших святых восташа, и изшедше из гроб, по воскресении Его, внидоша во святый град и явишася мнозем (Мф. 27, 52. 53). В Рождественские – о Вифлеемской звезде, путеводившей волхвов восточных к Богу, явившемуся во плоти, – что такое была эта звезда? В других случаях батюшка предлагал другие вопросы, и всегда он умел выбрать такие, что из пришедших редко кто был в состоянии, без предварительной подготовки, ответить так батюшке, как это ему хотелось. При этом всех пришедших охватывало общее веселье и некоторое смущение от крайней простоты вопроса. «Где жил прежде преподобный Антоний, в ближних или дальних пещерах? или почему ближние пещеры называются ближними, а дальние – дальними?» – вопрошал батюшка. И знающие, читающие все, кроме житий святых, приходили в недоумение, затруднялись отвечать. Тут начнутся всякие предположения со стороны пришедших, а батюшка только как бы горько подсмеивается да разбивает их суждения своей простой логикой. Убедившись, что из пришедших к нему мудрецов никто не может точно ответить на предложенный вопрос, батюшка делал вслух вывод: «Оце, так, довчылысь!» И с крайним добродушием начинал укорять их за то, что они не все знают и, приведя таким образом к полному смиренному сознанию, что они действительно не все знают и даже много очень простого не знают и не могут разрешить, потом сам разрешал не разрешенное ими. Весь этот экзамен батюшка производил с такой, исполненной малороссийского юмора, серьезностью, что все экзаменовавшиеся чуть не до слез смеялись, и так умело и незаметно, в собственных их мнениях, смирял их, что они после таких экзаменов исполнялись и искренним, смиренным благоговением пред Евангельской мудрой простотой своего Богомудрого отца духовного, и полным благодушием и каким-то особенно радостным чувством от одного только представления, как это так хорошо умеет батюшка смирить их и развеселить. И вот этим или подобным способом – их у него было великое разнообразие – приснопамятный батюшка умел передать, сообщить так или иначе почти каждому из посещавших его дух смирения, то есть как бы часть того настроения, которым преисполнена была без меры душа его. Достигал он этой цели иногда при помощи одного даже взгляда или краткого слова и замечания, дышавшего каким-то удивительным юмором, духовным, святым остроумием. Обратив свое внимание, например, на не совсем правильный способ совершения пришедшим к нему крестного знамения и попросив совершить его истово, правильно, уж этим самым батюшка достигал своей цели. «А скилько тоби лет?» – спрашивал он пришедшего и неправильно перекрестившегося, и, так сказать, одним этим вопросом уничтожал его, смирял до последней крайности. Или вот еще пример. Некто из духовных чад отца Николая, входя к нему в келью, не зачитал, обычно читаемой в обителях, при входе в келью чужую, молитвы: «Молитвами святых отец наших, Господи Иисусе Христе, Боже наш, помилуй нас!» Войдя в келью, он сказал просто: «Здравствуйте, батюшка!» А батюшка, сидя в своем креслице, готовый принять пришедшего гостя дорогого, отвечает ему со своей великой строгостью: «Як?» «А еще что?» – и этим так обезкуражил его, что он не знал, что и говорить. А затем, рассмеявшись самым благодушным образом, стал спрашивать: «А що злякав (испугал) тебя?» – и научил, что нужно произносить при входе в келью вышесказанную молитву. Или еще: на вопрос одного, жившего в Киево-Печерской лавре некоторое время после пострига новоначального инока, воспринятого от мантии отцом Николаем: «Следует ли, выслушав всенощную с вечера, ходить и в великую церковь на утреню, а после нее уже идти на раннюю литургию?» – батюшка ответил обычным своим тоном: «А на щож бокы одлеживать?» Чтобы понять всю соль этого ответа, нужно знать, что этот новоначальный инок, высокий во всех отношениях и знатный по предшествовавшей и последующей своей общественной деятельности, был очень крепкого телосложения и даже несколько тучен. Выражение это, может быть, сразу произведшее на душу некоторое неловкое впечатление своей как бы вульгарностью, впоследствии приводило, при воспоминаниях о батюшке, в самое благодушное настроение и самого этого инока, и тех, кому о таком отношении к нему и обращении с ним батюшки было сообщено.

Но были у отца Николая и другие способы учить смирению своих духовных чад. Некоторым из них, посещавшим его ради душевной пользы, он предлагал как бы урок: выяснить, в чем состоит смиренномудрие. Как бы нарочно для этого у него имелась, висела на стенке табличка: восьмая доля листа бумаги наклеена была на картон, и напечатано там было полууставом учение о смиренномудрии – краткое, но в существенных чертах изложенное определение добродетели смиренномудрия. Вот эту-то табличку и давал батюшка читать кому-либо из пришедших для назидания. «Смиренномудрие, – гласила она, – состоит в том, чтобы никогда и никого сердцем своим не осуждать, не держать в душе своей памяти о причиненном зле и отпускать ближним согрешения их против нас; считать себя ниже и хуже всех людей, всегда и во всем быть готову отдать предпочтение другим пред собой; пред Богом же всегда и во всем себя осуждать и не считать себя достойным тех естественных и благодатных Даров, которыми Он награждает. Такой человек пред Судом Божиим, как не судящий и не осуждающий ближнего, – не Судится, как прощающий всем согрешения их – прощается и как смиренный, смиряющий себя пред всеми – оправдывается». Вот так поступать и советовал батюшка своим чадам духовным.

Нередко для научения их смиренномудрию батюшка рассказывал им о некоторых событиях из жизни святых, явивших в своем лице великие примеры смиренномудрия. Такими рассказами батюшка запечатлевал в сердцах их великое значение, силу и крайнюю необходимость добродетели смиренномудрия, без которого ни одна добродетель и доброе дело не могут иметь пред Богом цены. «Ни о чем так враг наш – диавол не заботится, – говорил батюшка, – как о том, чтобы лишить нас смирения, привлекающего Благодать Божию, и ввергнуть в гордость, отвергающую нас от Бога. Нужно иметь о себе поэтому такое мнение, какое имели святые, чтобы совершенно враг не мог подступить к сердцу, ибо смирения, как силы Божией, сатана трепещет и бежит от него. А гордость, напротив, в один миг может лишить милости Божией и подвергнуть рабству диавола, как это случилось с одним святым, который, причащаясь Святых Таин, в самомнении помыслил о себе, что вот он достойно принимает Святые Таины. Но в тот миг, как он это помыслил, Ангел Божий взял у него из рук Святое Причастие, а на него напал диавол. В подтверждение значения и силы смирения в борьбе со врагом батюшка приводил часто пример из жизни преподобного Симеона Столпника. Диавол, во образе Архангела Михаила, на огненной колеснице, запряженной огненными конями, по Попущению Божию, явился этому преподобному и говорит ему: «Вот ты уже угодил Богу, как Илия пророк, поэтому Бог послал меня и огненную эту колесницу, чтобы взять тебя, как Илию, на небо». А святый ему ответил в своем глубочайшем смиренномудрии: «Ты, вероятно, ошибся и прибыл не к тому человеку, к которому послан, ибо то, что ты говоришь, не может относиться ко мне: я человек грешный». Как только он это сказал, диавол, палимый, как огнем, смирением подвижника, мгновенно исчез».

Наконец тем своим духовным чадам, которые исповедовали ему, что не имеют смирения и смиренномудрия, а, напротив, постоянно боримы бывают противоположными качествами, батюшка отец Николай советовал отказаться от своего «я» самолюбивого и начать труды самоотречения. А главное, говорил им батюшка, нужно молиться Богу, чтобы Он даровал смирение, и очищать свою душу покаянием и исповеданием пред духовным своим отцом помыслов. Без труда же самоотвержения и без очищения души скорбями и лишениями и особенно без возможно частого исповедания пред опытным духовником греховных помыслов, живя в покое, человек постепенно начинает быть всячески довольным собой, помышлять о своих мнимых достоинствах как о действительных и, сравнивая себя с другими людьми, мытарями и грешниками, считает себя святым и безгрешным. Если же случится, что кто-либо, по Божию Попущению, только прикоснется, например, словом укора или обиды, оскорбления к душе так помышляющего о себе, то и станет очевидной вся его мнимая добродетель: он никак не может перенести обиды, унижения и начинает озлобляться на обидчика и всячески мстить ему, уподобляясь неведущему учения Христова язычнику. Нужно заботливо сопротивляться всякой страсти: гневу ли, гордости, зависти, тщеславию и делать это сейчас же после появления помыслов этих страстей, не соглашаться мысленно с тем, что внушает невидимо враг. Нельзя давать этим помыслам и минуты пробыть в душе и укорениться в ней, ибо чем дольше с ними не бороться, тем труднее с ними становится борьба, и Ангел-хранитель может отступить от нас за несопротивление злу, греху. Если же человек не соглашается с диавольскими помыслами страстными, то Ангел-хранитель, видя благое произволение души, сейчас отгоняет от нее врага. Богу и врагу нашему нужно только произведение наше, так как нам дана свобода избирать благое или злое и отвергать противоположное избранному. Ни Господня Благодать, ни враг не принуждают человека насильно делать что-либо, но только предлагают: благодать – благие помыслы к совершению воли Божией, а враг – помыслы лукавые, греховные, злые, соблазняющие ко греху. Только уже склонение человека своим произволением в сторону добра или зла вменяется ему в заслугу или осуждение.

Утверждая чад своих духовных во смирении, батюшка советовал им не забывать и крепко помнить, что мы ничего своего не имеем, а все, что имеем, не наше, а Божие. Тело – от Бога, душа – от Бога, ум и все душевные силы – от Бога, различные знания и искусства, образование – дар Божий, сан, власть и все благое, что мы имеем для душевной и телесной жизни, своей и ближних своих, – это дары милости Божией, за пользование которыми нужно будет отдать Богу в свое время строгий отчет. Мы и греха не должны считать своим собственным произведением, принадлежащим нашей природе. Ибо, если грех и живет в нас, людях, то и он не наше произведение, а вошел к нам от врага Божия и нашего. Поэтому если мы оказываемся неимеющими ничего своего, а все у нас от Бога, то у нас нет чем тщеславиться или гордиться. Напротив, мы должны за все и всегда благодарить Бога и всячески смиряться, готовясь дать во всем ответ Ему. Ибо наша жизнь земная есть жизнь подготовительная и краткая и дана нам не для того, чтобы мы тщеславились или гордились один перед другим своими достоинствами и преимуществами. Мы рождаемся в этом мире для того, чтобы прославлять Творца и послужить Ему, потрудиться во славу Его над созданием Его рук, этим видимым миром, порученным нам во владение, и чрез это обрести милость у Бога, потрудиться для своего блага и спасения, и для блага и спасения ближних. И, несмотря на то, что мы должны весьма много в жизни своей трудиться и всегда молиться, как неключимые рабы, нам нельзя ни на минуту забывать того, что спасает нас Господь Бог по единой милости своей, а не по делам нашим. Что сильнее этого помысла может побудить нас к совершеннейшему смирению? Где при таком нашем положении место тщеславию или гордости? Но бедствие человека и состоит в том, что он или не знает ничего о себе и о своем положении в этом мире, или, если и знает, то забывает. (Неведение и забвение.) Если же не знает или забудет об этом, то и ввергает сам себя в различные бедствия. Забыв, например, что мы спасаемся, несмотря на все наши труды и заслуги, единственно только по милости Божией, подвижник начнет уже с иной целью и намерением, расположением духовным, и поститься, и молиться, читать душеполезные книги. Он с горделивым намерением самопроизвольными подвигами, совершаемыми с тщеславием, захочет сам заслужить, как бы купить себе у Бога спасение. Но без руководства и наставления опытных руководителей, которых он не хочет слушать, своими неразумными подвигами так испортит себя, расслабит свои силы, что станет не способным ни к какому делу – послушанию, и начинает уже лечиться всю жизнь, а не подвизаться. Нужно избегать гордости и тщеславия еще особенно потому, что они имеют столь пагубные последствия, и за подвиги поста и молитвы без духовного руководителя не браться, чтобы, вместо пользы и спасения, не потерпеть тяжкого вреда или даже не впасть в совершенную погибель. Нужна осторожность, чтобы по самомнению или из тщеславия и гордости не взять на себя трудов и подвигов, превышающих силы, и без помощи духовного руководителя подвигами не зайти туда, где очень тонко. Ибо, не удержавшись, не умея удержаться на духовной высоте, можно упасть с нее и не только ушибиться, но и искалечиться, сделаться непригодным ни для подвигов духовных, ни для прохождения послушания.

Вот еще совет батюшки отца Николая, всячески предостерегавшего своих духовных чад от опасности потерять смирение и впасть в гордость. «Нужно стараться и не смотреть за тем, как другие живут и действуют, а непрестанно следить за собой, что и как сам делаешь. А если человек перестает строго следить за собой, то, естественно, сейчас же обращает внимание на других и начинает судить их: «Тот или этот не так живут, как следует, а вот этот не так, как подобает, действует». Но пройдет немного времени, смотришь, а сам судивший и осуждавший других за осуждение и гордость так расстроится, ибо благодать отступает от него, – что не знает как и быть, как исправиться, поправить свои обстоятельства и сам начинает допускать такие поступки, каких и другие, осужденные им, не делали, и не может перестать их делать, хотя и самому стыдно, и от Бога и людей осуждение. И сам, без особой милости и помощи Божией, пока не покается, не может выйти из своего поистине бедственного состояния. Всегда должно помнить, что каждый сам за себя даст ответ Богу. Но если тебе попущено будет, продолжает батюшка, за гордость и тщеславие, чтобы ты подвергся такому наказанию или впал в грех, а то просто, чтобы постигли тебя за грехи разные испытания, несчастья, неприятности скорби, то всячески старайся не допустить в себе и на малое время жить унынию, этому самому ядовитому и погибельнейшему плоду гордости и тщеславия. Что бы ни случилось с тобой, не показывай и вида печали, скорби, уныния. Враг не знает того, что в глубине души христианина скрывается, а узнает об этом только из того, как человек ведет себя. Ища только повода, чтобы «морочить» человека, заметив, что он начинает унывать от чего– либо, враг сейчас подносит ему еще и еще что-либо тяжелое, обидное, оскорбительное, чтобы увеличить печаль и скорбь и незаметно довести до полной бездеятельности, отчаяния и погибели, когда человек, как говорится, голову потеряет, опустит руки и не хочет уже придумывать и просить у Бога помощи найти какие-либо средства выйти из бед и несчастья. Если заметишь, что согрешил в чем-либо, познаешь себя в грехе, сейчас, не медля ни минуты, иди до Бога и кайся, проси у Него прощения, ибо несть грех, побеждающ человеколюбие Божие. Мы должны в этом отношении уподобляться малому дитяти, которое если во время игры упадет, или ушибется, или его кто обидит, то сейчас же бежит к отцу или матери, ища защиты и утешения. А мать тотчас берет его на руки, утешает его, и оно сейчас же забывает о своем несчастье и снова весело начинает играть и бегать. Так бывает и с душой человека; согрешила ли она или впала в какое-либо несчастье, если тотчас с искренним покаянием и усердной молитвой прибегает к Богу, то снова получает Благодать и помощь от Бога и снова радуется и утешается милостью Божиею. Мы должны стараться, чтобы всегда иметь радость, о Бозе неотъемлемой. Жизнь нам дана не на печаль, а на радость, и потому каждый должен стараться всегда быть веселым: это освежает все силы человека, воображение, память, ум. При унылом же и сумрачном, печальном настроении все в душе бывает сдавлено, стиснуто, а это только и нужно диаволу: он особенно на мрачно настроенных, унывающих и угрюмых нападает.

Работу, то есть послушания свои разные, нужно исполнять со смирением, прося усердно у Бога помощи. Успех же дела должно предоставлять воле Божией и не особенно о нем безпокоиться. А главное – никогда не хвалиться и не говорить с похвальбой: «Я то и то сделаю», потому что, если за тщеславие благодать отступит от человека, то хотя бы он и начал работать, например там писать какое-либо сочинение, то уж не будет в нем той силы, какую давала благодать. В чем есть нужда, сейчас до Бога, проси Его, потому что Он Сам сказал: Просите и дастся вам. Если просим, то и получаем, а не просим, то и не получаем. Во всем должно на Бога надеяться, а не на себя, на свои силы, способности и средства; то Бог никогда не оставит Своей всесильной помощью и Благодатью, ибо сказал: Скорее мать забудет свое дитя, чем я забуду тебя.