Федор Миллер

Миллер Федор Богданович (1818–1881) – переводчик, поэт, прозаик, издатель. «Мне суждено чужие только звуки // На языке родном передавать», – писал он о своем призвании поэта-переводчика, добившись наибольших успехов в передаче именно чужих звуков. Но и оригинальные стихи Федора Миллера регулярно появлялись на страницах журналов, прежде всего «Москвитянина», автором которого он был с первого и до последнего номера. Вся история славянофильского журнала и самого славянофильства связана с его именем. Так что в советских источниках недаром отмечали его «реакционные, верноподданнические взгляды» и «злобные нападки на все прогрессивное». Он действительно всю свою жизнь был верным подданным, открыто выражая эту «позицию» в своих стихах без всяких оглядок на то, что скажут «шестидесятники» о его стихотворении, посвященном Осипу Комиссарову, спасшему императора Александра II от выстрела Дмитрия Каракозова. Для Федора Миллера костромской крестьянин Комиссаров был героем, жертвовавшим своей жизнью ради государя, а Каракозов – преступником, террористом. Он выражал свои «реакционные» взгляды и в басне «Философия коммуниста», опубликованной в 1847 году в «Москвитянине»: «Так рады завсегда делиться коммунисты; // Им нечего терять; у них карманы чисты». А таковых у него было немало. Лишь переводы служили как бы неким оправданием того, что его имя все-таки не было вычеркнуто из истории русской литературы, как это произошло с другими противниками «всего прогрессивного».

Мы публикуем его молитвы, в том числе «Молитву русского», изданную в самом начале Крымской войны одновременно с патриотическими стихами Федора Глинки, Петра Вяземского, Каролины Павловой, Федора Тютчева, Ивана Никитина.

Молитва во время сражения

Из Кёрнера

Отче! зову Тебя!

Дымом объяты, гремят батареи, –

Молнии яростно бьются, как змеи...

– Крепкий вождь браней! зову Тебя!

Отче! веди меня!

Отче, веди меня!

К славной победе иль к смерти героя, –

Господи! воля Твоя надо мною,

– Боже Всесильный! веди меня!

Я знаю Тебя!

Я знаю Тебя!

В сладостном шелесте листьев древесных,

В громе сражений и бурях небесных, –

– Блага источник! я признаю Тебя!

Отче! я чту Тебя!

Отче! я чту Тебя!

Не для корысти я меч обнажаю, –

Благо отчизны я им защищаю.

– Боже! в час битвы молю Тебя!

Отче! прими меня!

Отче! прими меня!

Если паду я под громом орудий, –

С кровию жизнь изольется из груди...

– Ты мой Господь! Тебе предаю себя!

Отче! зову Тебя!

2 декабря 1841 г.

В 1810-е годы эту «Молитву» знаменитого немецкого поэта-патриота Теодора Кёрнера (1791–1813), погибшего в бою с французами, перевел лицеист Вильгельм Кюхельбекер, а в 1816-м она легла в основу стихотворения В.А. Жуковского «Верность до гроба».

Молитва русского¹⁰⁷

Отец мой! Господь мой! к Тебе я взываю,

Владыка небес и земли!

Во прах пред Твоим алтарем упадаю...

Молитве сердечной внемли!

Молю Тебя, Боже Всещедрый, Всесильный!

Россию от бед сохрани;

Пошли ей мир славный, дарами обильный,

И светлопрекрасные дни!

Пошли ей, смиренной, покой вожделенный,

Храни ее верных сынов

И будь им защитником в брани священной

За правую веру отцов!

Молю Тебя, Господи! – нас осеняя

Своей благодати щитом,

Храни для России Царя Николая

И доблестный Царственный Дом!

Великий! Твоя да придет Держава!

Молитвы моей не отринь!

Твои же – и Царство, и Сила, и Слава

Пребудут вовеки. Аминь.

Музыка И. Рыба.

Молитва у гроба Кутузова¹⁰⁸

В твой мрак таинственный, под сень твоих знамен,

Душа моя влечет, Казанский храм священный!

Люблю молиться здесь, коленопреклоненен

У гроба твоего, Кутузов незабвенный!

Двунадесятый год здесь часто восставал

В красе передо мной, величием отчизны

Дышало все вокруг, – от хлада мелкой жизни

Здесь часто душу я в мольбе отогревал.

Теперь иду вдохнуть я новый жар с могилы,

В смирении просить для Руси новой силы

У Бога Русского, – великий час настал.

Давно ли, Господи, народы к нам рекою

Нахлынули на грудь? Их вел Наполеон;

Полмира полонив, и Русь перед собою

Склоненною во прах мечтал уж видеть он,

Мечтал, что будем ждать мы мира предписанья

Как милости, пред ним поникнув головой;

Но Ты нам силу дал. Скрепясь, своей рукой

Мы сердце родины зажгли без содроганья!

На зареве Москвы пришлец испепелил

Вкруг гордого чела весь свой венец лавровый.

Победный наш пожар весь Запад озарил

И всюду расточил позорные оковы!

Но в блеске торжества Ты нас не допустил

Наш подвиг запятнать кровавой жаждой мщенья,

И с свежей ветвию любви и примиренья

В нам сдавшийся Париж наш кроткий Царь вступил.

А ныне, Господи, завистливые взоры

На наш могучий рост вперили два врага,

И руку жмет тому племянника рука,

Кто дядю заточил: все древние раздоры

Забвенью преданы из ненависти к нам.

Их флоты уж стоят пред нашими брегами,

И руку нам подать уж тягостно друзьям.

Но Ты лишь, Господи, покров простри над нами:

Под сению его, бояться ль мира нам,

Когда зовут на брань нас вопли Христиан,

Когда Твой Гроб Святой пред нашими глазами!

Нет, с верою в Тебя и с теплою душой

За братьев станем мы; – разбей все ополченья

Врагов о нашу грудь; не дай им средь боренья

В нас дух охолодить, но нашей теплотой

Нам сердце отогрей и дай, чтоб вместе с нами

Поник их хладный ум к подножию Креста.

Пролей на нас Твой свет и дай, чтобы чиста

Русь вышла изборьбы, чтоб с ясными очами

Могла перед Тобой ответить в день суда.

О, удостой ее высокого удела:

Дай братьев искупить; Европе покажи,

Что длань Твоя для нас еще не оскудела,

И нашею рукой их слезы осуши!

Февраль 1854

Илья Карелин

Карелин Илья Мартьянович (1823–?) – поэт, драматург. Известно только, что он из обер-офицерских детей. С 1839 года учился на юрфаке Московского университета, и уже тогда студенты-филологи Афанасий Фет и Аполлон Григорьев услышали о его стихах. На склоне дней в воспоминаниях «Ранние годы моей жизни» Фет рассказывал о студенческом кружке Аполлона Григорьева: «Приходил к нам и весьма способный и энергичный, Шекспиру и в особенности Байрону преданный, Студицкий. Жаль, что в настоящее время я не помню ни одного из превосходных его стихотворных переводов еврейских мелодий Байрона. Вынужденный тоже давать уроки, он всем выхвалял поэтический талант одного из своих учеников, помнится – Карелина. Из приводимых стихов юноши, в которых говорится о противоположности чувств, возбуждаемых в нем окружающим его буйством жизни, я помню только четыре стиха:

Как часто, внимая их песням разгульным,

Один я меж всеми молчу,

Как часто, внимая словам богохульным,

Тихонько молиться хочу.

Характерно, что через полвека Афанасий Фет вспомнил именно эти строки молодого Карелина, оставшиеся в его памяти на всю жизнь. Первый сборничек стихов Карелина «Весенние мечты» вышел в Москве в 1838 году, еще до университета, он дебютировал пятнадцатилетним поэтом. Вполне вероятно, что в это время он входил в юношеский кружок братьев Майковых, в рукописном журнале которых «Подснежник» есть несколько стихотворений за подписью И. Карелин. В 1842 году его стихи под легко угадываемым криптонимом «И-я К.» появляются в довольно известном московском альманахе «Подземные Ключи», издатели которого поставили перед собой задачу показать именно подземные, еще невидимые ключи поэзии 40-х годов. Рецензируя альманах в «Москвитянине» (1843, № 1), все тот же Студитский особо выделял подборку Карелина, предрекая ему блестящее будущее, но Н. Некрасов в «Отечественных Записках» (1843, № 2) увидел в них лишь предмет для пародии. Второй поэтический сборник Карелина «Летние ночи» вышел в Москве в 1852 году и остался почти незамеченным. В 1852–1853 годах на московских и петербургских сценах ставились и пользовались определенным успехом его комедии «Провинциальная гостиница» и «Дядюшка Федор Иванович Русаков». Другие сведения о его жизни и творчестве не выявлены.

Оклеветанный

Подражание псалму

Пусть надо мной гремят проклятья!

Так! пусть клянут меня они,

Мои озлобленные братья,

Лишь Ты, Господь, не прокляни!

Я слаб; они меня сильнее,

Они толпой ко мне идут,

И, лютой злобой пламенея,

Во прах главу мою сотрут.

Как устоять мне с правотою?

Моих губителей семья,

Увы, связала клеветою,

Как сетью адовой, меня!

Перед вождями, пред народом

Я опозорен, наречен

Лукавцем, буем, сумасбродом;

И за меня молчит Сион!

Им не во что мое смиренье;

Они – счастливцы, и для них

Забава, смех – мое мученье!

Их торжество – в слезах моих!

Но Ты, о благостью обильный,

Уста злодеев загради

И волею своей всесильной

Их лютый замысл низведи!

На них Свое пошли гоненье!

Как сон, их сонмище развей!

Да возглашу к Тебе хваленье

И благодарней и живей,

И стихнет плач, и лепет стона,

Засветит свет в моем пути, –

Услышь, услышь, и от Сиона

Меня, Владыко, защити!

Россия спасена

Громко благовест раздался

Над сгоревшею Москвой,

И призыв его родной

Сладко в сердце отозвался.

И пошел народ толпою,

И пошел он в Божий храм,

Чтоб в небесном снова там

Отдохнуть на миг душою.

Светом дивным блещет храм,

В нем курится фимиам,

Слышно в нем молитвы пенье,

Весь народ в благоговенье

Пал на землю – и моленья

Понеслися к небесам.

И молился Россиянин

За Россию, за Царя

И за то, что бусурманин

Убежал уж с поля брани

Вдаль, за синие моря.

<1840-е гг.>

Из стихотворения «Несколько сцен из народной жизни в 1812 году».

Ангел-хранитель

«Что задумался так, Ваня,

Поуныл, голубчик мой?» –

Ваню спрашивает няня,

Он качает головой.

И в ответ: «О няня! много

Думал разных я вещей:

Прежде думал я про Бога,

Про тебя, там про людей...

И потом... Скажи мне, няня,

Отчего? – ну, так и быть!

Не шали мне скажут, Ваня,

А мне хочется шалить.

И начну, и вот не знаю,

И не вижу, только вдруг

Тихо кто-то начинает

Упрекать как добрый друг.

Отчего же, няня, это?

Ну, не смейся...» – «Эх, родной!

Все глупеньки в твои лета:

То хранитель ангел твой».

И задумался он снова,

И молитву прошептал,

Прошептал из слова в слово

Ту, что в книге он читал.

Наконец уже и Вани

Стало много, много лет;

Уж ему не нужно няни,

Да и няни больше нет.

Но в святую он обитель

Часто бледный приходил,

И молил: «Храни – хранитель!»

И хранитель все хранил.

<1852>