Глава III. Всероссийский православный поместный собор 1917–1918 гг.

Подготовка с созыву Собора началась в 1900-х гг. По Определению Св Синода от 14 января 1906 г. №127, Высочайшим указом от 16 января того же года было учреждено Предсоборное присутствие, которое создало 7 рабочих отделов, проработало только до 15 декабря и было закрыто.

Возрождение подобного органа произошло только в 1912 г., когда 28 февраля, Высочайшим указом, было создано Предсоборное совещание при Св Синоде, которое должно было вести подготовительные работы, необходимые для проведения Собора.

Однако, только через пять лет – 29 апреля 1917 г., уже после Февральской революции, Св. Синод обратился ко всем архипастырям, пастырям и верным чадам Церкви с посланием о назревшем времени созыва Собора. И лишь 5 июля 1917 г. было принято синодальное решение об его открытии в Москве 15 августа (ст. ст.) в Праздник Успения Пресвятой Богородицы.

Всероссийский Поместный Собор (ВПС) состоялся в период с 15 августа 1917 г. по 7(20) апреля 1918 г. и вынужденно прекратил свою работу в связи с обострением политической обстановки в стране, связанной с активизацией гонений на Русскую Православную Церковь и на веру православную. Открылся Собор в Москве в Успенском соборе Московского Кремля, дальнейшие заседания проходили в Храме Христа Спасителя и в Архиерейском доме (Московский епархиальный дом) в Лиховом пер., дом 6¹³¹.

На первой сессии Собора Почетным председателем был избран митр. Киевский и Галицкий Сщмч. Владимир (Богоявленский), Председателем – митр. Московский и Коломенский Тихон (Беллавин). На заседаниях Собора регулярно председательствовал митр. Новгородский и Старорусский Арсений (Стадницкий, †1936, сщмч). В дальнейшем (на второй и третьей сессиях) председательствовал по сану Св Патриарх свт Тихон (Беллавин). (См. Приложение 10).

Рассмотрим коротко сведения статистики о членах Собора.

Данные статистики Собора приводятся в целом ряде источников, которые дают значительные расхождения по численности его членов. По видимому это связано с тем, что использовались списки разного времени учета (на дату начала работы Собора или на иные даты), в каких то списках производился учет выбывших и вновь зачисляемых членов Собора, в каких то списках такой учет не велся и использовался способ «нарастающего» итога. В одних списках учет велся с внесением всех избранных заместителей членов Собора, в других их не добавляли или добавляли только тех, кто реально приступил к замещению выбывшего, по тем или иным причинам, участника.

В целях настоящего исследования использовался «Алфавитный список Членов Собора Православной Российской Церкви 1917–1918 года», опубликованный на сайте «Азбука веры» [4]. Список насчитывает 575 чел. и как указано в примечании: «В этот список внесены Члены Священного Собора за время деятельности его с 15 августа 1917 года по 7/20 апреля 1918 года», то есть за весь период работы Собора. Принцип составления данного Списка не оговорен. В частности в нем указаны: 15 членов Государственной Думы IV созыва, включая ее Председателя Родзянко М.В.; 10 членов Государственного Совета и 1 член Совета Государственного Контроля. При этом указаны: «признанными выбывшими» по различным причинам – 33 чел., «сложившими полномочия» (также по различным причинам) – 23 чел.; скончавшимися в ходе работы Собора – 4 чел.

Результаты проведенного автором настоящей работы анализа данных статистики в разрезах: «священного сана», «занимаемой должности», «ученых степеней и званий, образования» приведены в табл. 15,16 и 17.

При этом в табл. 15 принято во внимание и указано в столбце «Примечание» то обстоятельство, что 1 митрополит был избран Собором Св Патриархом Московским и всея России, а 6 архиепископов были возведены в сан митрополита.

Таблица 15. Состав ВПС по священному сану

Источник: составлено автором по данным [4]

Табл. 16 показывает, что состав членов Собора по занимаемым должностям было весьма представительным как с точки зрения лиц духовного звания – 279 чел., так и мирян – 296 чел. Подчеркнем, что для участия в работе Собора было избрано 4 митрополита, 22 архиепископа, 61 епископ, 16 архимандритов, 80 протоиереев (в том числе 2 протопресвитера), 2 игумена, 57 иереев (в том числе 3 иеромонаха) и проч. Данные по представительству высших органов светской власти Российской империи были указаны выше. К тому следует прибавить одного товарища обер-прокурора и одного директора Хозяйственного Управления при Св Синоде.

Таблица 16. Состав ВПС по должности участника

Источник: составлено автором по данным [4]

Табл. 17 раскрывает, с одной стороны, присутствие лиц с весьма высоким ученым и образовательным цензом: докторов наук – 29 чел., магистров – 55 чел., кандидатов наук – 180 чел., имеющих (по современным понятиям) «высшее образование» – 101 чел. Всего – 365 чел., или 63,5% членов Собора. С другой стороны, и участие ряда лиц, в современном представлении, практически не имеющих образования (оценочно, ок. 35 чел.). 29 участников не указали своего уровня образования или указали его таким образом, что невозможно оценить реальный его уровень.

Таблица 17. Состав ВПС по ученым степеням и званиям, образованию¹³⁵, чел.

Источник: составлено автором по данным [4]

Выводы:

1. Работа Собора проходила в крайне сложных условиях смены политического уклада на территории Российской империи, вызванной февральскими и октябрьскими революциями 1917 г.

2. В составе членов Всероссийского Поместного Собора практически в равных частях были представлены священнослужители и лица духовного звания (48,5%) и миряне (51,5%). Вместе с тем, ведущая роль в рассмотрении и главенствующая роль при принятии решений (Определений) Собора принадлежала архипастырям РПЦ.

3. Члены Собора имели весьма высокий образовательный статус.

264 чел. (или 46%) имели научные степени в богословии, церковной истории, церковном праве и светских науках. То есть, должны быть оценены как специалисты высшей научной категории.

Кроме того – 101 чел. (или 17,5%) имели, в современном представлении, «высшее образование».

Таким образом, 365 чел. (или 63,5%) следует отнести к числу высоко квалифицированных, профессиональных специалистов.

Перейдем к рассмотрению вопросов, связанных с деятельностью Всероссийского Поместного Собора в разрезе избранной для исследования темы.

Выше были раскрыты принципиально важные деяния I–V Всероссийских миссионерских съездов, рассмотрены решения съездов монашествующих РПЦ в части развития православной миссии, ее реорганизации на протяжении 30-летней предреволюционной истории Церкви.

Решения Поместного Собора 1917–18 гг., в отношении миссионерской деятельности РПЦ, безусловно, имеют эпохальное значение, являются контрапунктом преобразования миссионерской деятельности Церкви и до сего времени играют непреходящую направляющую роль во всей миссионерской жизни.

Для рассмотрения вопросов миссионерской деятельности на Соборе был открыт Отдел о внутренней и внешней миссии. Вокруг создания отдела развернулась дискуссия, связанная как с названием отдела, так и со сферами его компетенций.

Так, например, предлагалось изменить название на «зеркальное» – о внешней и внутренней миссии, или учредить еще один отдел «Иностранная [православная] миссия». В частности, архим. Гурий (Степанов; инспектор Казанской Духовной Академии, избран от монашествующих), предложил выделить внешнюю миссию в особый Отдел [151, с. 135]. Такую же позицию занял епископ Андрей (Ухтомский, Уфимский и Мензелинский, присутствующий в Св Синоде, член Предсоборного Совета) [151, с. 139]. Были и другие предложения по разъединению и соединению Отдела.

Протоиерей С.И. Шлеёв (благочинный единоверческих церквей Петроградской епархии, член Предсоборного Совета, избран от единоверцев по ст. 90 Положения о созыве Собора) возразил против того, чтобы вопросы единоверия, старообрядчества и миссия относились к компетенции одного отдела: «Пора вывести единоверие и старообрядчество из-под опеки, какую хочет иметь над ними миссия. Внутренняя миссия имеет дело не с одними старообрядцами, а и с сектантами. И помещать единоверие в один Отдел с баптистами и другими сектантами не приходится. И я не советовал бы эти Отделы объединять. Единоверие вовсе не порождение миссии, это явление самостоятельное. Мы просим не ставить нас в один отдел с миссией. Это не значит, что мы не хотим уважать деятелей миссии. Но нам до сих пор тяжело чувствовать опекающую руку миссии. Нам хочется сказать то, что мы желаем, а не то, что скажут миссионеры» [151, с. 136].

Склонились к выделению единоверия из миссии епископ Уфимский Андрей: «Если старообрядцы и единоверцы ныне сдвинулись с места и ищут истины, то совсем без миссионеров. И если теперь старообрядцы на основании нашей программы подумают, что меня к ним послали миссионеры, они и разговаривать со мной не станут» и прот. А.А. Санковский (настоятель Смоленского кафедрального собора, член Высшего Церковного совета, избран от Смоленской епархии): «Нет цели соединять миссию в один отдел с единоверием и старообрядчеством. Конечно, все они находятся между собой в некоторой связи и в соединении, но все-таки один Отдел был бы несколько низким для единоверия» [151, с. 139].

Епископ Серафим (Александров, †1937; еп. Челябинский, викарий Оренбургской епархии, Управляющий Екатеринбургскою епархией) не поддержал такого подхода: «Я хотел бы сказать против выделения единоверия и старообрядчества от миссии внутренней. Как можно говорить о миссии, не решив вопрос о единоверии? Никто не болеет душой о единоверии так, как миссионеры, положившие свою жизнь на это дело. Православная миссия не существовала бы без единоверия, но и единоверия не было бы без миссии. Моя покорнейшая просьба не выделять миссию от единоверия и старообрядчества» [151, с. 138–139].

Архиеп. Антоний (Храповицкий, с 28.11.17 г. – митр. Харьковский и Ахтырский, член Св Синода, товарищ Председателя Св Собора, член Соборного Совета) поставил вопрос о включении в состав членов Собора делегатов, избранных на V Миссионерском съезде: «… есть одно учреждение, которое имеет исключительное отношение к Собору: это Миссионерский Съезд, который и был созван для подготовки вопросов специально для Собора. Он избрал 12 Членов, которые были лишены возможности быть избранными на Собор на местах и которые могут быть признаны в том же отношении к Собору, как выборные представителей Съездов единоверцев и монашествующих. Последние были приняты на Собор по доверию к избравшим их Съездам, как их представители. Избранники же Миссионерскаго Съезда в свое время не успели быть рекомендованными» [151, с. 169–170]. Поместный Собор, в целом, рассмотрел вопрос о пополнении Собора новыми членами и принял Постановление: «Признать пополнение состава Собора новыми Членами нежелательным» [151, с. 171]. Следует заметить, что все решения и предложения съезда миссионеров были переданы в Отдел о внутренней и внешней миссии, и рассмотрены Поместным Собором, принявшим необходимые решения и Определения.

В итоге был утвержден «IX. Отдел о внутренней и внешней миссии», в который записалось 62 члена Собора, 13-ть из которых состояли на миссионерских должностях разных уровней¹³⁷. Председателем Отдела был избран Платон (Рождественский), митр. Тифлисский и Бакинский, Экзарх Кавказский.

Если рассматривать миссию в узком смысле понятия, то, касающимися ее, решениями Собора следует считать:

– Определение Священнаго Собора Православной Российской Церкви «О внутренней и внешней миссии» от 6(19) апреля 1918 г.,

– Определение Священнаго Собора Православной Российской Церкви «О монастырях и монашествующих» от 31 августа(13 сентября) 1918 г.,

– Определение Священнаго Собора Православной Российской Церкви «О привлечении женщин к деятельному участию на разных поприщах церковнаго служения» от 7(20) сентября 1918 г.

В этих определениях речь идет конкретно об организации миссионерской работы и миссионерах. К этому следует прибавить тексты протоколов Деяний Собора по рассмотрению докладов Отдела о внутренней и внешней миссии и ряда других Отделов Собора, затрагивающих миссионерские вопросы.

В частности, в Протоколе №111 от 22 марта(4 апреля) 1918 г. приводятся изложение доклада члена Собора, епархиального миссионера Херсонской епархии Кальнева М.А. по ключевым вопросам внутренней миссии с последующими прениями. Дальнейшее рассмотрение вопроса о миссии отражено в Протоколе №116 от 27 марта(9 апреля) 1918 г., где, в частности, исследуются вопросы монашеской миссии и о Высшем Миссионерском Совете (которому даются диаметрально противоположные оценки). Еще несколько раз Собор возвращался к рассмотрению миссионерских вопросов.

При рассмотрении миссии в широком смысле понятия следует прибавить к тому:

– Определение Священнаго Собора Православной Российской Церкви «О православном приходе» от 7(20) апреля 1918 г.,

– Определение Священнаго Собора Православной Российской Церкви «О церковном проповедничестве» от 01 декабря 1917 г.,

– Послание «Священный Собор Православной Русской Церкви возлюбленным о Господе благовестникам слова Божия среди инородческих племен» (Священный Православной Российской Церкви, Деяния, протокол №145 от 3(16) августа 1918 г.),

– Определение Священнаго Собора Православной Российской Церкви «О возстановлении празднования дня памяти всех святых Российских» от 13(26) августа 1918 г.,

и еще целый ряд Определений и документов.

Рассмотрим Определение Поместного Собора «О внутренней и внешней миссии» [152, с. 45–51] (см. Приложение 10). Как видим, Соборный документ весьма лаконичен и изложен на семи страницах.

Актуальным на сегодня является ст. 2 Определения в следующей части: «… необходимо и своевременно укрепить и усилить внутреннюю миссию и придать ей соответствующее ея значению и задачам в условиях настоящего времени устройство» [152, с. 45].

Миссию (ст. 3) было предложено устроить по следующим видам: приходском, уездном (ныне – уровень благочиния, административного района), епархиальном, монашеском, областном (ныне – уровень митрополий) и всероссийском (ныне – Синодальном).

Епархии (Епархиальному Собранию) было предоставлено право самостоятельно определять число уездных миссионеров (ст. 9), что могло определяться потребностями или возможностями. Миссионерские Советы (уездного и епархиального уровней) находились под высшим руководством и наблюдением епархиального архиерея (ст. 10).

Было определено, что «Епархиальная миссия, вследствие сложности своих задач и трудности их осуществления, требующих от руководителей ея особых знаний и опыта, должна иметь в своем составе нарочито подготовленных миссионеров» (ст. 11) [152, с. 46], по направлениям: противораскольническому, противсектантскому или противокатолическому. Ст. 12 определила, что епархиальными миссионерами должны быть преимущественно лица, в священном сане или светские, с высшим богословским образованием и имеющие достаточный миссионерский опыт.

Важно отметить, следующее положение: «В защиту святого православия к миссионерскому делу привлекаются монастыри как мужские, так и женские» (ст. 15) [152, с. 47], которые, в таком случае, руководствуются специальными постановлениями и уставами.

Из ст. 17 следует, что областная или окружно-митрополичья миссия объединяется в Областных миссионерских съездах, созываемых правящим митрополитом по мере надобности. Постановления таких съездов представляются высшей церковной власти для целей утверждения, распоряжения или для сведения.

Всероссийская миссия объединяется Всероссийскими миссионерскими съездами. Такие съезды объявляются Миссионерским советом при Св Синоде по мере необходимости, но не реже чем один раз в три года (ст. 18). Постановления съездов всероссийского уровня утверждаются высшей церковной властью (ст. 19).

Принципиально важным следует считать принятие Собором целого ряда статей (ст. 20–33) по денежному содержанию миссионеров, их пенсионному и страховому обеспечению. Подчеркнем, что оплата труда миссионеров носила прогрессивный характер, стимулировала получение среднего и высшего духовного образования, предполагая в этом случае значимое увеличение содержания каждые пять лет в течении двадцати лет (ст. 21 и 23). Миссионерский стаж предполагал зачет «год за год» при переходе миссионера на службу по духовно-учебному ведомству, сохранение права на надбавки (по стажу и образовательному цензу), благосклонное начисление пенсии по сроку выслуги или по приобретенным неизлечимым недугам (ст. 21,27–33). Ст. 25 предоставляла право Епархиальным собраниям увеличивать денежное содержание миссионеров за счет средств епархии. Дополнительно оплачивались расходы на разъезды и канцелярские расходы (ст. 20 и 24) [152, с. 47–49].

Если внутренняя миссия управлялась непосредственно Миссионерским советом при Св Синоде, то внешняя миссия получала опосредованное управление – Советом Православного всероссийского миссионерского общества. Это Общество должно было действовать по особому уставу, утвержденному высшей церковной властью (ст. 34) и находиться под непосредственным покровительством Св Патриарха Московского и всея России (ст. 35) [152, с. 49].

Организация деятельности Миссионерского совета при Св Синоде была определена в ст. 41–46, которые носили формальный характер и отсылали в руководстве внутренней миссией к уставу, который должен был быть утвержден высшей церковной властью (ст. 46) [152, с. 50–51].

В связи с обострением политической обстановки в стране, беспрецедентным усилением давления на РПЦ со стороны большевистских властей, 20 сентября 1918 г. Поместный Собор был вынужден оставить дальнейшую свою деятельность без ее завершения.

Однако, в мае-июне 1919 г. вопрос Устава об устройстве внутренней миссии Православной Русской Церкви рассматривался еще раз. Проект Устава был разработан Миссионерским Советом при Св Синоде и, по его поручению, вынесен 7(20) мая 1919 г. на рассмотрение Высшего церковного управления (ВЦУ – в составе Святейшего Патриарха, Св Синода и Высшего церковного совета), членом ВЦУ миссионером Куляшевым А.Г. [95; см. Приложение 10, с. 327].

Раздел Устава «III. Приходская миссия», в п. 5 о цели церковно-приходской миссии практически повторял содержание аналогичного пункта, принятого на V Всероссийском миссионерском съезде, но выражал его более строго и лаконично. Прибавлением содержания стал подпункт е) в формулировке: «развитие и укрепление религиозного настроения в прихожанах» [95; см. Приложение 10, с. 328].

В п. 6 указанного Раздела были указаны конкретные средства (подходы, методы, механизмы) которыми Церковь, в лице ее приходов, достигает поставленные цели:

«а) через устройство в приходах миссионерских братств, союзов, содружеств, обществ, кружков ревнителей православия и тому подобных миссионерских организаций;

б) чрез устройство библиотек, читален, курсов, школ бесед и чтений;

в) чрез устройство паломничеств, крестных ходов и других видов общественных молений;

г) чрез заведение трудовых на христианских началах организаций» [95; см. Приложение 10, с. 328].

Более подробно были прописаны и цели миссии более высоких уровней иерархии, сокращены пункты, касающиеся материально-финансового обеспечения миссионеров (предположительно, их предполагалось вынести в отдельный документ).

Применительно к финансовому и материальному обеспечению миссионерской деятельности приведем образное сравнение (рассказ) Соборного докладчика Херсонского епархиального миссионера Кальнева М.А. о роли православной миссии в процветании российского общества и причине религиозного упадка последнего.

«В одном обществе художников возникла мысль изобразить на картине религиозный упадок современного общества, но изобразить так, чтобы на картине можно было видеть и причину этого упадка. Решено было всем представить свои труды в назначенное время, что и было исполнено. Заданная интересная тема различно была истолкована в их трудах: одни из них нарисовали на своей картине разгул пьяной толпы со всеми ее безобразиями, другие[-ой] не менее талантливо нарисовали толпу громил-хулиганов, грабителей и проч., третий представил на картине запущенный храм, весь в дырах с отваливающейся штукатуркой, с выбитыми оконными стеклами, с покосившимися на куполах крестами, с полуразрушенной оградой. Были и другие подобные картины, но ни одна из них никого из художников, кроме разве авторов, не удовлетворяла, всеми сознавалось, что на картинах были изображены последствия, а не причины упадка веры в обществе. Художники должны были сознаться, что труды их на заданную тему оказались неудачными. Наступила, как всегда в таких случаях, неловкая тишина.

Вдруг один молодой художник, задумчиво сидевший в стороне, обращается к своим товарищам с такими словами: «Господа, я обещаю через 3–4 месяца разрешить поставленную нами задачу.

Через три месяца картина была готова. Собравшиеся сразу поражены были необычайно талантливо исполненными изображениями храма: легкость стиля, благородство форм и очертаний, изящество орнамента, огнем сверкающие на солнце позлащенные купола, масса света, великолепное сочетание красок – все говорило за то, что только глубокое художественное настроение и большой талант могли создать такую прекрасную картину. Глядя на нее каждый думал одно и то же: «Вот, если бы в действительности осуществить эту идею! Что за чудный памятник художественного и архитектурного искусства был бы это. Как были бы счастливы прихожане, имеющие такой храм Божий!» Но что это? На дверях храма большой замок, сами двери заколочены досками. Художник хотел изобразить упадок веры – и это ему удалось. Люди не любят свой великолепный храм, не ходят в него, там не слышны их молитвы, не воскуряется дым кадильный, там всегда царит мертвая тишина. Но где же на картине изображена причина такого равнодушия? Ее не видно. «А присмотритесь к кружке возле дверей», – ответил автор картины.

Все тотчас обратили внимание на изображенную церковную кружку. Видно, что рука жертвователя давно не опускала в нее доброхотной лепты. Сквозь окутавшую кружку паутину можно было прочесть слова: «На миссию». Задумались художники, ибо эта надпись объяснила им все» [150, с. 86–87].

Большой и расширенный раздел документа был посвящен миссии монашествующих – « Монашеская миссия» (пп. 45–56).

В нем указывалось, что к делу миссии привлекаются все без исключения русские монастыри (мужские и женские). Монастыри, при этом, должны точно проводить в жизнь принятые монашествующими обеты и нести специальные миссионерские послушания. Предполагалось, что, при наличии возможности, часть братии должна была быть определена на миссионерское служение, а в местностях сильно страдающих от расколосектантства «одним из главных послушаний должно быть миссионерское служение, обязательное для большинства монашествующих» (п. 48). В Уставе была оговорена обязательность приобретения монашествующими миссионерского образования, желательность открытия при обеспеченных обителях специализированных миссионерских духовно-учебных заведений и миссионерских курсов. Оговаривалось, что в деле реализации православной миссии монастыри действуют с благословения монастырского и епархиального священноначалия, и в тесном взаимодействии с миссией епархиальной, под руководством епархиальных миссионеров. Ставились и другие желательные, но важные, задачи участия в миссионерском служении [95; см. Приложение 10, с. 331–332].

ВЦУ РПЦ по рассматриваемому вопросу приняло следующее Постановление: проект «Устава об устройстве внутренней миссии Православной Церкви» направить епархиальным архиереям, которым в срок до 1 августа т.г. «представить … по содержанию проекта отзыв как свой личный, так и епархиального миссионерского совета и местных епархиальных миссионеров» [95; см. Приложение 10, с. 327]. В дальнейшем завершить начатую работу с документом, по-видимому, не представилось возможным.

Определение Собора «О монастырях и монашествующих» (см. Приложение 10), кроме других важных установлений, ввело четыре раздела, непосредственно связывающих монастырскую жизнь с миссионерско-просветительными трудами.

Раздел VIII получил именно такое наименование «Миссионерско-просветительная деятельность монастырей» [153, с. 37–38]. Ст. 53 определила направления такого служения для воцерковления мирского населения, выражающиеся: «в истовом уставном совершении церковного Богослужения, в духовничестве и старчестве, в проповедничестве, в совершении молебных пений и крестных ходов, в устройстве внебогослужебных бесед для народа, в раздаче печатных изданий религиозно-нравственного характера, в устройстве школ».

Для реализации поставленных целей в больших обителях и в каждой епархии должны быть образованы кружки или братства проповедников. Члены кружков в праздничные дни, с благословения епархиального архиерея, должны нести благую весть богомольцам во всех монастырях (ст. 54).

Обеспеченные монастыри должны развивать издательскую деятельность по выпуску и распространению в народе религиозно-просветительных листков, брошюр, книг, календарей и журналов (ст. 55). Ст. 59 указывала на высокую целесообразность заведения собственных монастырских типографий, в которых могли бы нести послушание насельники и насельницы обителей, «чтобы слово Божие и назидательные книги могли иметь широкое распространение в народе и утолять его духовный голод».

Особо необходимо было обратить внимание на миссию среди населения «подвергающегося влиянию сектантства, раскола и иноверия» (ст. 56). Монастыри, расположенные в иноверческих краях могут иметь миссионерский характер и открывать миссионерские училища, заниматься исключительно благовестием (ст. 57). В монастырях, применительно к местным возможностям, рекомендовано учреждать церковно-монастырские школы. Благословлено в этих школах давать ремесленное или сельско-хозяйственное образование, особо приветствовалось развивать обучение церковно-христианской живописи и иконописанию (ст. 58).

При женских монастырях для приходящих девочек (из местного населения) было предложено открывать классы рукоделия или школы.

Говоря о миссии в широком понимании, следует обратить внимание еще на три раздела.

«IX. Благотворительная деятельность монастырей» [153, с. 39]. Как известно, благотворительная деятельность повсеместно сопровождает миссионерскую, а зачастую становится частью последней. Собор отметил, что «каждый монастырь обязан обезпечить своим престарелым и больным инокам приют и уход», для чего содержать богадельни и лазареты. Для нужд местного населения и богомольцев, прибывающих в монастырь, возможно устроение: приемных покоев и аптек, приютов для сирот, убежищ для инвалидов, странноприимных домов (ст. 60). Особо было отмечено то, что: «Монастыри приходят на помощь населению во время народных бедствий – голода, войны и повальных болезней, помогают семьям заключенных в тюрьмах, кормят нищую братию и одевают нагих» (ст. 61). Все отмеченные деяния, в значительной степени, определяют «миссионерское поле» монастыря и возможности успешной миссии по просвещению нуждающихся Светом Христовым.

Раздел «XIV. Об ученом монашестве» [153, с. 42] содержит ст. 86, которая впрямую указывает на потребность для миссии особых монастырей, возглавляемых представителями ученого монашества. Статья гласит: «Среди монастырей могут быть выделены монастыри с особым учено-миссионерско-просветительным назначением. Настоятелями таких монастырей должны быть назначаемы иноки, соответствующие особым задачам монастыря, а в число братии должны быть принимаемы по преимуществу ученые монахи».

Касается миссионерской работы Церкви и раздел «XV. Иноческое Всероссийское Церковно-Просветительное Братство» [153, с. 43], где ст. 93 определяет, в частности: «… Братство осуществляет: а). религиозно-просветительную деятельность через учреждение и содержание нарочитых духовно учебных заведений (… школ специально-пастырскаго и миссионерскаго характера), … переводы святоотеческих творений …, б). благовестничество и в). благотворительную деятельность в тех же просветительных целях».

Из указанного выше следует, что монастыри и монашествующие должны были стать первенствующими в деле развития миссии, образцом для приходов.

Определение «О привлечении женщин…» четко указало на то, что женщины имеют право; «занимать должности во всех епархиальных просветительных, благотворительных, миссионерских … учреждениях» (за некоторыми исключениями участия в представительских, судебных и административных церковных органах) [153, с. 47].

Таким образом, Церковь разрешила женщинам не только быть миссионерами внештатными, но и занимать определенные церковные должности, существенно расширив их возможности на миссионерском поприще. При этом миссионерская деятельность женщин предполагалась исключительно вне стен храма и во внебогослужебное время.

Остановимся еще на трех Соборных документах, связанных с осуществлением миссионерских деяний.

Определение Священнаго Собора Православной Российской Церкви «О православном приходе» от 7(20) апреля 1918 г. и утвержденный этим Определением «Приходский устав» (см. Приложение 10). Глава IX Устава носит название «Просвещение населения» [152, с. 29–32]. Эта глава начинается ст. 91, принятой в следующей редакции: «Одною из важнейших задач прихода является просвещение и воспитание православного населения в духе православной веры и Церкви Христовой», практически совпадающей по смыслу с понятием «внутренней миссии». Ст. 93, с целью воспитания учащихся, устанавливала для церковно-приходских училищ (ЦПУ) обязательное преподавание Закона Божия, богослужебного языка и церковного пения, которые, с целью образования, дополнялись другими общеобразовательными предметами, преподаваемыми на уровне не ниже программ начальных школ Министерства Народного Просвещения. В ЦПУ (ст. 102) могло быть введено обучение ремеслам (полеводству, садоводству, пчеловодству, огородничеству и т.п.), что полностью соответствовало задачам подготовки миссионеров. В соответствии со ст. 103 Устава в приходах могли открываться и профессиональные школы по различным направлениям подготовки. Содержание ст. 104–106, о создании в приходах различных форм и средств «по христианскому просвещению и воспитанию православного населения» (как то: благовестнических братств, просветительных домов, библиотек, читален, «летучих библиотек», катехизаторских курсов и т.п.), практически полностью соответствует методам функционирования православной миссии.

Определение Поместного Собора «О церковном проповедничестве» [154, с. 9–12] (см. Приложение 10) играет важную роль для развертывания миссионерской деятельности. Общеизвестно, что проповедь является одной из главнейших обязанностей пастыря и определяется как первый и главный метод миссии [83, с. 128].

Поставленный на Соборе вопрос о церковном проповедничестве вызвал продолжительную и насыщенную мнениями, временами обостренную, дискуссию.

Проблема качества проповедничества ставилась уже в конце XIX в. и не была по существу разрешена до момента созыва Собора.

Архиеп. Харьковский и Ахтырский Амвросий (Ключарев) еще в 1892 г. характеризовал проповедь как упадочную и бесплодную [5, с. 28–29]. Историк Русской Церкви, академик Императорской академии наук Голубинский Е.Е. (†1912) придерживался подобного мнения и даже указывал на то, что живая проповедь вообще прекратила звучать за богослужением и вне его [32, с. 41]. Сокрушались о трагическом положении проповеди архиеп. Антоний (Храповицкий), профессор Московской духовной академии Виноградов В.П. (†1968)¹³⁸, российский богослов и историк Аксаков Н.П. (†1909), Казанский С.П. (год † не установлен, псевдоним «Б.Г.») и др. В начале XX в. ратовали в своих отзывах за надлежащее возрождение церковной проповеди архиеп. Волынский Евлогий (Георгиевский), епископ Нижегородский и Арзамасский Назарий (Кириллов), епископ Астраханский и Енотаевский Георгий (Орлов, †1912) и ряд других архиереев [78].

На Поместном Соборе миссионер Куляшев А.Г. в своем выступлении указал на катастрофическое состояние духовности верующего (при этом воцерковленного) народа, который не знает ни догматов, ни церковной истории, ни даже самых важных молитв¹³⁹. Докладчик связал это состояние духовного падения именно как следствие упадка проповеднической деятельности [155, с. 155]. Такого же мнения придерживался член Собора прот. Эмилиан (Емилиан) Бекаревич (†1951) [155, с. 144].

В результате дискуссии участники сошлись в едином мнении, что:

– проповедь является одной из главнейших обязанностей пастыря;

– с учетом требований времени, весьма желательно привлекать к делу проповеди, помимо священства, не только младших членов клира (диаконов и псаломщиков), но (по благословению правящего архиерея и разрешению настоятеля храма) благочестивых мирян (способных к проповедничеству). Посвящать таковых мирян в стихарь и именовать благовестниками;

– 64 правило¹⁴⁰ Трулльского собора в имеющихся исторических условиях не является препятствием для проповеди мирян, так как по слову Владыки Антония (Храповицкого) носит в сложившейся ситуации «огласительный или миссионерский характер», а потому «позволительна для всех, посвящающих себя на всецелое служение Богу, хотя бы и до их рукоположения» [6, с. 179–180].

Автор Крошкина Л.В. в работе [78] отмечает, что «именно миссионерский аспект проповеди становится поводом для такого радикального решения Собора»;

– в исключительных случаях проповедовать может лицо женского пола, но не с церковного амвона, но в «других местах церковно-общественных собраний» [150, с. 195].

Как уже отмечалось выше, Собор подтвердил право женщин на участие в миссионерском служении;

– проповедь с церковной кафедры может произноситься на всех (любых) местных языках и наречиях;

– проповедь, как задача миссионерская, должна звучать в дни особых торжеств и при большом стечении молящихся;

– целесообразно ввести должности епархиальных проповедников-благовестников;

– и проч. [78].

По существу соборных дискуссий следует, что проповедь, в первую очередь, является инструментом миссионерского воздействия на верующих, заблуждающихся и неверующих вне зависимости от места и времени обращения к таковым.

Вернемся к тексту самого соборного Определения (отчасти повторяясь): «Церковная проповедь … должна раздаваться возможно чаще как за общественным и частным Богослужением, так и во внебогослужебное время, обязательно же за каждой Божественной Литургиею, совершаемой в воскресные и праздничные дни … или по особым обстоятельствам в жизни Церкви, общества и государства» (ст. 1) [154, с. 9].

С церковной кафедры (за богослужением) и в области внебогослужебной проповеди могут проповедовать не только священники, диаконы и псаломщики, но, по благословению епископа и с разрешения священника, способные к проповедничеству благочестивые миряне (ст. 2). «Не принадлежащие к клиру проповедники, заявившие себя особенною ревностью в церковном учительстве, посвящаются в стихарь и именуются благовестниками» [154, с. 10], то есть читай – миссионерами.

Важнейшим качеством проповеди должно являть ее произнесение в качестве «живого слова», хотя, в этой части, могут допускаться обоснованные (мотивированные) исключения.

В примечании к ст. 8 указано, что для воспитанников семинарских благовестнических кружков желательно участие в проповеднических поездках за пределы епархиального города под руководством преподавателя. Такое проповедничество есть именно миссионерская деятельность.

Поместный Собор определил преподать благословение всем ревностно подвизавшимся и подвизающимся в деле церковного учительства и призвал к усилению проповеднических трудов (ст. 10) [154, с. 12].

Определение «О возстановлении празднования дня памяти всех святых российских» [153, с. 27] сыграло большую роль, как для дела миссии, так и для сплочения всех православных верующих людей. В трудные последующие десятилетия, верующие имели четкий ориентир по следованию за Христом, многочисленные примеры готовности в мученичеству и исповедничеству.

Не остались без внимания и «благовестники слова Божия среди инородческих племен» к которым Всероссийский Поместный Собор обратился с Воззванием от 3(16) августа 1918 г. (см. Приложение 10).

Вернемся еще раз к вопросу о «клятвах», разрешение которого было крайне важным для определения подходов миссионеров к проблеме отношений со старообрядчеством.

Митр. Ленинградский и Новгородский Никодим (Ротов, †1978; Председатель отдела внешних церковных сношений Московской патриархии (1960–1972), в дальнейшем – Патриарший экзарх Западной Европы (1974–1978)) в своем докладе на Поместном Соборе 31 мая 1971 г. отмечал, что, в соответствии с ходатайствами Предсоборного Совета, Всероссийский Поместный Собор 1917–1918 гг. должен был своим Определением вынести окончательное суждение по вопросу о клятвах Патpиаpха Макаpия и Московских Собоpов 1656 и 1667 гг., по ранее подготовленному проекту соборного постановления. Однако, исторические события того времени не дали возможности принять надлежащее Постановление.

Через десятилетие в острому вопросу еще раз возвращается Патриарший Св Синод под председательством Заместителя Патpиаpшего Местоблюстителя митp. Hижегоpодского Сеpгия (Страгородский, †1944; с 12.09.1943 г. – Патриарх Московский и всея Руси). В 1929 г. Патриарший Св Синод принял Определение, в котором, в частности, говорилось следующее: «3) Поpицательные выpажения, так или иначе относящиеся до стаpых обpядов, и в особенности до двyпеpстия, где бы оные ни встpечались и кем бы ни изpекались, – отвеpгаем и яко не бывшие вменяем» [цит. по 43]. При этом, книги, напечатанные при пяти первых русских патриархах признавались «православными», а старые церковные обряды – «спасительными».

Де-факто проблема отношений со старообрядцами обрела окончательное разрешение, однако де-юре этого было недостаточно. Окончательное решение «де-юре» могло принадлежать только канонически полномочному Собору Церкви, равносильному по достоинству Соборам 1656 и 1667 гг.

Такой Собор РПЦ, в работе которого принимали участие посланники других Православных Поместных Церквей, состоялся в мае 1971 г. Поместный Собор определил, на основе Решения Патриаршего Св Синода 1929 г., что: старые русские обряды являются спасительными и равночестными новым обрядам; вменил считать, «яко не бывшими», порицания старых обрядов, в особенности в отношении «двуперстия»; счел клятвы Соборов 1656 и 1667 г. на старые русские обряды, а равно на православно-верующих христиан «яко не бывшими» [41].

Таким образом, документы Поместного Собора РПЦ 1917–18 гг. и Определение Поместного Собора 1971 г. поставили точку в проблемах «клятв», сняли принципиальные вопросы, которые мешали воссоединению старообрядцев-единоверцев с Русской Православной Церковью, дали четкие ориентиры для организации миссионерской деятельности в данном направлении.

С полным текстом доклада митр. Ленинградского и Новгородского Никодима на Поместном Соборе 31 мая 1971 г. и Определением Поместного Собора по данному вопросу можно познакомиться в [43; 41, с. 5–7].

На рис. 11 в Приложении 10 представлены основные аспекты миссионерского служения монастырей в соответствии с Постановлениями Всероссийского Поместного Собора 1917–18 гг. Как видно, они строго следуют ранее соборно принятым решениям миссионерских и монашеских съездов 1887–1917 гг. Вместе с тем, поскольку монастыри призваны служить образцом для миссии приходов, то приходские миссионеры в их «народно-приходской» и «пастырско-приходской» миссии будут следовать примеру миссии монастырей, что одновременно не ограничивает ведение ими миссии в широком смысле этого понятия.

Выводы:

1. Придавая важное значение вопросам совершенствования и активизации миссии, для компетентного рассмотрения актуальных вопросов миссионерской деятельности (в том числе переданных от V Всероссийского миссионерского съезда), Собором был создал «Отдел о внутренней и внешней миссии». Соборный отдел возглавил Высокопреосвященный Платон (Рождественский), митр. Тифлисский и Бакинский, Экзарх Кавказский, который одновременно был Председателем Миссионерского Совета при Св Синоде.

2. Собор рассмотрел вопросы и принял Определения, по целому ряду миссионерских задач. Так, при рассмотрении понятия «миссия» в узком смысле, в первую очередь, следует назвать Соборные Определения «О внутренней и внешней миссии», «О монастырях и монашествующих», «О привлечении женщин к деятельному участию на разных поприщах церковного служения». При рассмотрении понятия «миссия» в широком смысле, нельзя не упомянуть о Соборных решениях: «О православном приходе», «О церковном проповедничестве», «О восстановлении празднования дня памяти всех святых Российских», о Соборном Послании «Священный Собор Православной Русской Церкви возлюбленным о Господе благовестникам слова Божия среди инородческих племен». Были оглашены и другие Постановления, имеющие связь с миссионерской деятельностью Церкви.

3. Важными следует признать решения Собора, раскрывающие принципы, формы и методы миссионерского служения монастырей и их насельников (включая и благотворительную деятельность), приходов и их прихожан-мирян.

4. Миссионерская направленность деятельности Собора проявилась и после вынужденного официального завершения его деятельности. В мае-июне 1919 г. органами Высшего церковного управления был заслушан и утвержден к дальнейшему рассмотрению проект «Устава об устройстве внутренней миссии Православной Русской Церкви».

Установление преемственности деяний и решений рассмотренных выше съездов и Поместного Собора 1917–18 гг. во всей полноте – во всех направлениях ведения миссии – представляется задачей практически неразрешимой, в виду ее объемности. Преемственность избранных, наиболее важных, по мнению автора, направлений миссии описаны ниже и представлены символьно-графическим образом в табл. 18.

Как уже отмечалось выше, в основу всех соборных слушаний ставилась забота о совершенствовании, развитии и активизации внутренней миссии, под которой, с середины XIX в., понималась работа по воцерковлению крещеных людей, признающих себя православными и находящимися «в ограде Церкви», а равно отпавших от нее из-за тех или иных соблазнов. Каждый съезд и Собор принимали за основу решения предыдущих съездов, обращались к анализу их исполнения, развивали и конкретизировали ранее принятые постановления.

Некоторое исключение представляет собой Первый Казанский миссионерский съезд (1910 г.) по внешней миссии. Вместе с тем, внимательное изучение документов этого съезда позволяет использовать идеи, заложенные в его постановления и трансформировать их для результативного использования во внутренней миссии. Что и было своевременно сделано в истории миссионерского служения РПЦ.

Понятно, что цели и задачи съездов и Поместного Собора, в части развития миссии, также носили согласованный характер. При этом цели и задачи внутренней и внешней миссии являли собой некоторое «зеркальное» отражение. Формулировки целей съездов, от съезда к съезду, развивались и совершенствовались в своей полноте, конкретности и устремленности. Задачи съезда, сохраняя принципиальную направленность, трансформировались «на злобу дня», в зависимости от особенностей и потребностей текущего момента.

Правила ведения внутренней миссии принятые на Первом Всероссийском миссионерском съезде внимательно оценивались на двух последующих миссионерских съездах, в них вносились существенные изменения и дополнения, учитывающие опыт миссионерской практики. В 1908 г. изменения перешли в новое качество – были приняты новые Правила, определяющие порядок организации и ведения внутренней миссии. Эти Правила обсуждались на IV Всероссийском миссионерском съезде (1908 г.). Новое качественное изменение Правила получили на V Всероссийском миссионерском съезде в 1917 г. и на Поместном Соборе 1917–1918 гг. Как уже отмечалось выше, наиболее ценные и плодотворные идеи Первого Казанского миссионерского съезда были использованы при составлении новых редакций Правил и принятии последующих решений съездов.

Вопросы применения правил внутренней миссии обсуждались на съездах монашествующих и рекомендовались к исполнению с благословения епархиального архиерея.

Поместный Собор в своих деяниях и решениях затрагивал как вопросы внутренней миссии вообще, так и миссионерской деятельности монастырей, в частности.

Организация, формы ведения и значимость миссии приходов, миссионерские обязанности приходского священника и требования к его духовно-нравственному и образовательному уровню широко излагались уже в первых Правилах 1887 г. и в последующем корректировались и усугублялись в ходе работы II и III миссионерских съездов. В «Правилах об устройстве внутренней миссии Православной Русской Церкви», утвержденных Св Синодом в мае 1908 г. был озвучен принцип повсеместной и постоянной обязательности миссии для приходских священников, всех клириков прихода и всего православного народа. В качестве важнейших были признаны народно-приходская и пастырско-приходская миссии. Этот подход был подтвержден на IV и V Всероссийских миссионерских съездах и в дальнейшем утвержден и расширен Поместным Собором 1917–1918 гг.

Вопросы ведения монастырской миссии впервые и лишь отчасти были затронуты на II Всероссийском миссионерском съезде. Также отчасти, в некоторых только аспектах, но рассматривались миссионерские действия монастырей и их насельников на III Всероссийском миссионерском съезде. А IV Киевский миссионерский съезд в 1908 г. посвятил миссионерской работе монастырей и монашествующих значительное время своей работы. Были обсуждены основополагающие проблемы и задачи миссии обителей, особое внимание было уделено миссии монастырей Западных окраин Российской империи. После острой дискуссии о миссионерской деятельности монашествующих, съездом были определены строгие богословско-канонические обоснования для обязательности ее ведения и приняты соответствующие постановления.

Таблица 18. Схема преемственности деятельности и решений Съездов и Поместного Собора РПЦ в развитии миссии (в хронологическом порядке 1887–1918 гг.)

Пристальное внимание миссии иноков и обителей, особенно признанных «миссионерскими», было уделено на Первом Казанском миссионерском съезде по внешней миссии. Вопросы рассматривались с разных сторон, было принято развернутое решение, которое вполне соответствовало миссионерским задачам монастырей и монашествующих во внутренней миссии. На этом съезде также было уделено пристальное внимание богословско-каноническим основаним для ведения миссии обителями и всеми без исключения монашествующими.

Ценный вклад в дело активизации и совершенствования монастырской миссии внесли все съезды монашествующих, V Всероссийский миссионерский съезд и Поместный Собор. Причем конструктивные предложения, в последних перечисленных случаях, вносили как миссионеры-миряне, так и сами монашествующие.

Призыв обращения внутренней миссии в первую очередь к русскому народу и постановка задачи первоочередного привлечения русского народа к реализации народно-приходской миссии впервые отчетливо прозвучали на II Всероссийском миссионерском съезде. Далее этот вопрос поднимался на III и IV съездах. Особенно выпукло прозвучал этот аспект миссионерской деятельности РПЦ на Первом Казанском съезде, в силу специфики направленности внешней миссии, в частности в адрес мусульман. Монашествующие также не обошли вниманием поставленную миссионерами задачу. Так на Иноческом съезде 1909 г. основной доклад, произнесенный его председателем Вологодским и Тотемским архиеп. Никоном (Рождественским) имел название: «Нужды современного русского монашества» и в большей части был адресован именно к русскому иночеству.

Что касается V Миссионерского съезда, то в документах этого съезда данная тема не прозвучала, возможно, что она принималась, как само собой разумеющаяся и не была поднята в очередной раз из-за жесточайшего дефицита времени, определяемого условиями созыва и работы данного съезда.

В опубликованных документах Поместного Собора 1917–1918 гг. так же не удалось выявить особой роли русского верующего народа в деле православной миссии, если не считать однозначно поддержанного курса на развитие народно-приходской миссии.

В двух последних случаях данный аспект подлежит дополнительному изучению, в том числе с привлечением ранее не опубликованных архивных документов и других источников.

Вопросы миссии против раскольников и сектантов рассматривались, в той или иной части, на всех съездах и Поместном соборе. Особое внимание этой проблеме уделяли I–III и V Миссионерские съезды. Принятые на Первом Съезде Правила прямо имели в своем названии адресатов – «Правила об устройстве миссии и о способе действий миссионеров и пастырей церкви по отношению к раскольникам и сектантам». Второй съезд принял развернутое и многогранное Постановление по данному направлению, а третий съезд даже в своем наименовании – «противораскольнического и противосектантского» – отражал специфику ожидаемых результатов его работы. Четвертый и Пятый съезды так же внесли значимый вклад по развитию миссии данной направленности.

Монашеские съезды обращались к вопросу борьбы с раскольничеством и сектантством, как правило, в случаях нахождения монастыря в местности, страдающей от таких вызовов, а также при необходимости проведения монашествующими, особенно «учеными», собеседований с заблуждающимися.

Поместный Собор вновь призвал церковную миссию к решению этой сложной проблемы, вместе с тем он большее внимание уделил развитию, в этой части, именно монастырской миссии.

Таблица 18 (продолжение). Схема преемственности деятельности и решений Съездов и Поместного Собора РПЦ в развитии миссии (в хронологическом порядке 1887–1918 гг.) – продолжение

Источник: составлено автором на основе проведенного исследования

Вопрос о миссии женщин, в силу его специфики и специфики миссионерского поля практически не затрагивался на съездах. Лишь в крайне незначительной мере, данное направление было упомянуто в решениях II и III Миссионерских съездов, применительно к служению женских монастырей.

Впервые, в силу особых обстоятельств ведения миссии с мусульманами и их активной противоправославной миссионерской деятельностью, вопрос о женском миссионерском служении в полной мере встал и разбирался на Первом Казанском миссионерском съезде по внешней миссии в 1910 г. Здесь же было уделено особое внимание миссии женских монастырей, находящихся в окружении большого числа представителей ислама.

Вновь к этому вопросу возвратились только на Поместном Соборе, который дал исчерпывающее обоснование и перечень действий, к которым могут привлекаться женщины-миссионерки.

Вопросы воспитания и защиты молодежи (несовершеннолетних детей, юношей и девушек) от соблазнов мира в рамках миссионерской деятельности поднимались и решались на III-V Миссионерских съездах, Первом Казанском съезде и Съезде ученого монашества.

Вопросы подготовки к ведению миссии и обучения миссионеров (включая, священно- и церковно- служителей, монашествующих и мирян) поднимались и обсуждались на большинстве съездов (I-III и V Миссионерских съездах, трех Съездах монашествующих, Первом Казанском миссионерском съезде) и на Поместном Соборе.

Вопросам противокатолической, противоуниатской и противопротестантской миссии посвящали свои слушания III-V Миссионерские съезды, Иноческий съезд 1909 г., Съезд ученого монашества 1917 г. и Всероссийский Поместный Собор. Наиболее активно обсуждал эти аспекты миссии и принял по ним решения IV миссионерский съезд 1908 г.

Проблемы клятв патр. Макария, Соборов 1656 и 1667 гг.были подняты на IV Миссионерском съезде, рассмотрены на V Съезде и Поместном Соборе, но, в силу возникших исторических условий, окончательно были разрешены только на Поместном Соборе РПЦ в 1971 г.

Впервые идею о необходимости создании Православного Миссионерского общества озвучил миссионер Прп. Макарий (Глухарев) в конце первой половины XIX в. Как уже упоминалось в изложении ранее, в 60-х гг. того же века в Москве был открыт «Кружок ревнителей распространения, утверждения и охранения чистоты православия в России». Именно этот кружок получил через довольно короткий промежуток времени наименование «миссионерского общества».

III и IV Миссионерские съезды ставили вопрос о создании централизованного Всероссийского миссионерского общества для внутренней миссии. III Съезд предложил организацию «Всероссийского миссионерского общества для борьбы с расколом и сектами». Первый Казанский миссионерский съезд предлагал создать при Св Синоде Всероссийский миссионерский Совет по делам внешней и внутренней миссии, а V Миссионерский съезд утвердил «Положением о Миссионерском Совете при Св. Синоде».

Целый ряд съездов, включая Съезд ученого монашества, вносили предложения об организации миссионерских братств и советов на местах (в епархиях и на приходах, при монастырях).

Рассматривал данные вопросы, принимая по ним надлежащие решения, и Всероссийский Поместный Собор 1917–18 гг.

Подведем черту: табл. 18 наглядным образом демонстрирует преемственность основных положений и вопросов православной миссии, развиваемых соборным разумом в конце XIX – начале XX вв.

По прошествии более века, после принятия программных, богословско- и канонически- строго выверенных решений миссионерских и монашеских съездов, Всероссийского Поместного Собора 1917–18 гг., после более чем полувекового богоборчества советской власти, направленого в первую очередь против православной миссии, все еще трудно во всей полноте оценить значение принятых постановлений и определений.

Вместе с тем, все явственнее проявляется их значение для преобразования миссии РПЦ, в том числе и на современном этапе развития Церкви, российского общества и государства. Вторая христианизация России требует максимально возможного изучения и применения на практике миссионерского опыта, сфокусированного в соборных решениях, имеющих миссионерскую направленость.

На ранее принятых решениях, выстроена современная «Концепция миссионерской деятельности Русской Православной Церкви», вобравшая в себя значительную часть исторически выверенных подходов к развитию миссионерского служения.

Выводы:

1. В настоящем разделе рассмотрены 14-ть ключевых оснований и направлений деятельности и решений миссионерских и монашеских съездов, Всероссийского Поместного Собора 1917–18 гг. Во всех из них наблюдается преемственность в развитии православной миссии.

2. Некоторая кажущаяся неполнота преемственности может быть объяснена краткостью времени заседаний Съездов и последовательным развитием мыслей их участников, лишь на определенной стадии обретающих документально-правовое оформление.

3. Одним из факторов, негативно влияющим на возможность последовательного претворения миссионерских замыслов в конкретные решения, следует признать препятствия, чинимые Церкви бюрократической светской властью Российской империи.

Сошлемся здесь еще раз, в частности, на категорическое (вплоть до угрозы закрытия IV Миссионерского съезда) указание киевского генерал-губернатора, запрещающее участникам съезда выражать протестные мысли против вероисповедной политики высших эшелонов государственной власти.

4. Административное давление, безусловно, препятствовало свободной дискуссии и высказыванию предложений со стороны миссионеров. В результате, несмотря на обсуждение принципиальных вопросов развития миссии и единодушного согласия членов съездов, многие из наболевших проблем не нашли должного отражены в официальных решениях, и в итоге выпадают из сферы изучения современных исследователей.

5. Трудно переоценить значение решений миссионерских и монашеских съездов конца XIX – начала XX вв., особенно Всероссийского Поместного Собора 1917–18 гг. в деле систематизации миссионерского опыта, определения программы развития православной миссии, утверждения и распространения ее наиболее эфективных форм и методов на всю территорию миссионерского поля Русской Православной Церкви. Нельзя не отметить значения соборных собраний для подъема духа миссионеров, активизации их деятельности, готовности исповедовать Христа, вне зависимости от сложившихся внешних условий.

1. Определения Всероссийского Поместного Собора 1917–18 гг. до настоящего времени носят непреходящий по своей важности характер для всей миссионерской деятельности РПЦ, как в узком, так и в широком смыслах понятия «миссия».

2. Из документов Собора следует, что монастыри и монашествующие должны были стать первенствующими в деле развития миссии, образцом для приходов.

3. В связи с последующими после революций 1917 г. богоборческими событиями, многие решения Собора остались неисполненным. Целесообразно вернуться к подробному анализу Деяний Собора и материалов его Отдела о внутренней и внешней миссии, а равно и других, затрагивающих дело Церковной миссии.

4. По результатам проведенного анализа, необходимо рассмотреть возможность реализации решений Поместного Собора о внутренней и внешней миссии, применительно к современным условиям миссионерского поля РПЦ.

5. Без наличия подготовленных миссионеров, без изыскания надлежащего объема материально-финансовых ресурсов дело миссии начинает терять эффективность, а общество приходит в духовно-нравственный упадок.

Всероссийские миссионерские и монашеские съезды, хотя и стали объектами научных публикаций постсоветского времени, но материалы этих научных исследований носят, по большей части, информационно-справочный либо конспективно-тезисный характер, касаются отдельных съездов. До настоящего времени не появилось сколько ни будь подробных исследований по содержанию деяний и решений миссионерских съездов 1887–1917 гг., равно деяний и решений съездов монашествующих 1909–1917 гг., тем более в их миссионерской составляющей. Даже, судьбоносные для Русской Православной Церкви, документы Всероссийского Поместного Собора 1917–1918 гг. практически не исследовались под миссионерским углом зрения.

Настоящее исследование ставило своей целью, по возможности системно, комплексно и глубоко изучить и представить сведения о содержании, роли, значении и актуальности документов, указанных выше церковных съездов и Поместного Собора, для активизации и развития миссионерского служений РПЦ в настоящее время, как одного из основополагающих и возрождающих Церковь и окружающий мир видов ее деятельности.

Епархиальные, и в значительно большей степени, всероссийские миссионерские съезды конца XIX – начала XX вв. положили начало объективной и самокритичной оценке положительного и отрицательного опыта миссионерской деятельности Русской Православной Церкви, в «узком» и «широком» смыслах понятия «миссия», накопленного за долгие годы. Съезды всесторонне систематизировали и обобщили значительный исторический опыт миссионерских деяний, выразив его в конкретных докладах, обсуждениях и положениях директивных документов самих съездов и Св Синода.

Миссионерские съезды, соблюдая твердую преемственность, четко сформулировали цели и задачи миссионерской деятельности РПЦ (преимущественно во внутренней ее миссии). Изначально формулировка цели внутренней православной миссии звучала следующим образом: «Охрана православия и всего народа от религиозных заблуждений и возвращение на путь истины от веры отпавших» [цит. по 53, с. 490], в последующем она расширилась и трансформировалась в следующую: «укрепление в православной вере и христианской жизни чад Православной Церкви и из них особенно тех, которые обуреваются различными неправославными учениями и одержимы порочною жизнью, возвращение в лоно Церкви отпавших от нея в иные религиозные учения, вразумление христиан инославных исповеданий, и просвещение Евангельским светом людей безрелигиозных и враждебных религии» [40, с. 50].

Динамично меняющаяся ситуация жизни в России, изменяющая традиционные методы осуществления миссии Православной Церкви в этих нестабильных условиях, требовала не только единства миссионеров и их согласованных действий, но и принципиального изменения подходов к организации миссии РПЦ, в первую очередь методов внутренней миссии. На передний план, по решениям миссионерских съездов, выдвигалась первоочередная задача: миссия среди русского народа, привлечение к делу миссии всех православных воцерковленных прихожан. Главнейшей при этом была определена «народно-приходская миссия».

Деятельность миссионерских съездов была весьма разносторонней, решались вопросы: организационные и научно-методические, учебные и подготовки миссии, практической миссии, в разных условиях ее осуществления, материально-финансовой ее поддержки, и т.п.

Съезды явили собой открытую трибуну обмена миссионерским опытом, позволили каждому миссионеру (теоретику и практику) быть не только учеником, но и учителем для присутствующих делегатов.

Важным результатом работы съездов являлись принятые на них Правила об устройстве миссии и методах действия миссионеров и пастырей Церкви. Правила эти касались развития внутренней миссии, но, по большей части, могли быть использованы как ценные пособия для организации и ведения миссии внешней.

На съездах систематически обсуждались вопросы по созданию и трансформации института штатных епархиальных, уездных и окружных (благочиний) миссионеров, принимались решения, повышающие эффективность данного института миссионерской деятельности.

Следует отметить, что не раз обсуждение возвращалось к выработке духовно-нравственных, личностных, образовательных и профессиональных требований к кандидатам на замещение миссионерских должностей, обязанностям миссионеров разных иерархических уровней, порядку их денежного содержания и церковного поощрения.

С целью гармонизации миссии на местах были выработаны особые указания по порядку взаимодействия командированных миссионеров и местных священников. Устанавливаемый порядок предполагал в своей основе братское уважение и взаимопомощь.

Нельзя не обратить внимание на то, что решения съездов четко определили обязанности епархиальных и викарных архиереев в отношении руководства миссионерской деятельностью на местах (на приходах) и порядок личного участия архиереев в данном основополагающем служении Церкви.

Как правило, съезды принимали компетентные решения, дающие высокую результативность на практике, что не в последнюю очередь было связано с личными качествами участников съездов, делегаты были представлены либо значительным составом «ученых сил» – лицами, имеющими ученые степени, ученые звания и высшее, по тому времени, образование (в том числе в сфере теории миссии), либо лицами, накопившими значительный практический опыт миссионерской работы в неординарных условиях сложного миссионерского поля, в частности в местностях (на приходах), в значительной степени зараженных расколом и сектантством.

Ко второй половине исследуемого периода, страна буквально заполонялась стремительно растущим числом сект и разнообразными видами (толками) раскола.

Формулируя основы определения степени вредности сект, как рационалистического, так и мистического направлений, съезды единодушно вели линию на сохранение ключевого классификационного принципа: легкости совращения из православия и трудности возвращения отпавших в лоно Церкви. Аналогичный подход использовался при анализе и классификации вредности раскольничьих толков. Определялись участниками съездов и конкретные перечни наиболее опасных сект и толков, включающие как «традиционные», так и новейшие, к изучаемому времени, религиозные движения.

Фабрично-заводские рабочие стали особым объектом православной миссии, оказывающей нуждающимся людям максимально возможную духовную, а в некоторых случаях, и материальную поддержку.

Именно миссионерские съезды положили начало разработке подходов к оказанию помощи пострадавшим от деятельности сект и раскольников, людям, отпавшим от православия, особо касаясь защиты интересов несовершеннолетних детей, юношей, девушек и женщин.

Результатами работы съездов стал ряд государственных установлений, носящих четко выраженную антисектантскую и антираскольническую направленность, имеющих обязательную силу на территории всей православной Российской империи.

Занимаясь совершенствованием обучения миссионеров и ведения практической миссии, миссионерские собрания выработали документы, касающиеся, например, порядка организации и методики собеседований с заблуждающимися, как раскольниками, так и сектантами рационалистического и мистического направлений. Важным следует признать решение о преподавании в духовных школах миссионерских наук.

В настоящей работе было обращено внимание на деяния и решения Первого Казанского миссионерского съезда по внешней миссии (1910 г.), который формально являлся съездом епархиальным (но все же – межрегиональным), обсуждал проблемы и вопросы внешней миссии Церкви, тем не менее, его решения были в значительной степени актуальны для реализации в делах миссии внутренней. Особенно значимыми следует признать Постановления этого Съезда о привлечении архипастырей к прямому руководству миссией и необходимости принятия ими личного непосредственного участия в миссионерском делании; об определении прав и сферы ответственности епархиальных, уездных и окружных миссионеров, миссионеров-сотрудников; о привлечения женщин к миссионерскому служению.

Дискуссия о миссионерской деятельности монастырей сопровождала практически все миссионерские съезды в их заседаниях. Основополагающими были признаны: мнение свт Василия Великого о том, что миссионерское служение есть обязанность монастырей; пример миссионерской деятельности Прп. Серафима Саровского; позиция епископа Мамадышского Андрея (Ухтомского) о том, что уже сами обеты монашествующих, при их постриге, представляют собой обязательство по принятию миссионерского служения. Получив строгое богословско-каноническое обоснование, миссия была утверждена обязанностью монастырей. Был принят ряд решений определивших теоретические, организационные и практические задачи обителей в миссионерском служении.

Следует признать, что, предложенные миссионерскими съездами подходы к формированию материально-финансовых источников обеспечения миссиионерской деятельности и сегодня сохраняют свою актуальность.

Поднимая вопрос о миссионерской составляющей решений съездов монашествующих (1909 и 1917 гг.), следует отметить, что среди их участников многие архиереи и насельники монастырей были непосредственно связаны с ведением миссии на местах. Рассматриваемые на этих съездах вопросы, как правило, вытекали из решения миссионерских съездов, следовали их решениям и установкам. Вопросам, носящим миссионерский характер, отдавался приоритет в порядке рассмотрения (в повестке дня). До 40% принимаемых на съездах монашествующих решений носили, в той или иной мере, миссионерский характер. В деяниях монашеских съездов нашли свое отражение важные грани Кирилло-Мефодиевской миссионерской традиции.

На съездах монашествующих последовательно разрабатывалась и принималась целостная система мер, которая должна была и, в случаях точной реализации, приводила к эффективному миссионерскому противостоянию обителей и их насельников антиправославной и антицерковной агитации.

Решаемые назревшие проблемы «ученого монашества» так же не возникали спонтанно, но предварялись и строго следовали решениям как миссионерских, так и ранее состоявшихся съездов монашествующих. В рассмотрении проблем и в поиске их решений также прослеживается строгая последовательность и верность заложенным ранее принципам. Поприще ученого монашества было однозначно определено как миссионерское. С благословения епархиального архиерея, наиболее подготовленные и способные насельники монастырей должны были назначаться миссионерами-проповедниками, как среди самих иноков, так для просвещения приходящих паломников-богомольцев.

Важно отметить, что при определении главных направлений монастырского миссионерского служения, благотворительная деятельность обителей была признана одной из важных составляющих частей их миссионерских трудов.

Заметим, что принятые съездами Постановления о миссионерском служении монастырей и монашествующих сохраняют свою актуальность до настоящего времени.

Всероссийский Поместный Собор 1917–1918 г. продолжил решать актуальные вопросы развития миссии. Председатель соборного Отдела о внутренней и внешней миссии, председатель Миссионерского Совета при Св Синоде, митр. Тифлисский и Бакинский, Экзарх Кавказский Платон (Рождественский) внес на рассмотрение Собора и обеспечил надлежащее рассмотрение всех решений, состоявшегося днями ранее, V Всероссийского миссионерского съезда.

Собор рассмотрел задачи миссионерского делания в новых исторических обстоятельствах и принял Определения по целому ряду миссионерских задач.

Принципиально важными следует считать решения Собора, определяющие принципы, формы и методы миссионерского служения монастырей и их насельников (вновь подчеркивая важность и необходимость благотворительной деятельности в интересах православной миссии), приходов и их прихожан-мирян. Все эти Определения принимались с учетом ранее опубликованных решений миссионерских и монашеских съездов, введенных Св Синодом в практику миссии Церкви, продолжали линию, выработанную в предыдущие полвека.

Даже по вынужденному досрочному прекращению работы Поместного Собора вопросы внутренней миссии, к лету 1919 г., продолжали рассматриваться органами Высшего церковного управления, которыми был направлен на дальнейшую проработку проект «Устава об устройстве внутренней миссии Православной Русской Церкви».

Определения Всероссийского Поместного Собора 1917–18 гг., в части организации внутренней миссии, как в узком, так и в широком смыслах этого понятия, до настоящего времени носят целеуказательный характер. Из документов Собора следует, что монастыри и монашествующие должны быть первенствующими в деле развития миссии, образцом для приходов.

Вместе с тем, следует отметить, что без наличия подготовленных миссионеров, без изыскания надлежащего объема материально-финансовых ресурсов дело миссии начинает терять эффективность, а общество приходит в духовно-нравственное расстройство.

Настоящее издание снабжено приложениями, позволяющими более подробно познакомиться как с биографиями (житиями) некоторых исторических лиц, упоминаемых в настоящей работе, так и с наиболее важными документами съездов и Всероссийского Поместного Собора в текстах их оригиналов.