Вопрос 186. О том, что приличествует монашескому состоянию

Наконец, мы должны рассмотреть то, что относится к монашескому состоянию, каковое рассмотрение будет четверояким. Во-первых, мы исследуем то, в чём в первую очередь состоит монашеское состояние; во-вторых, то, что законно приличествует монахам; в-третьих, различные виды монашеских порядков; в-четвёртых, вступление в монашеское состояние.

Под первым заглавием наличествует десять пунктов:

1) является ли монашеское состояние совершенным;

2) обязаны ли монахи соблюдать все советы;

3) необходима ли для монашеского состояния добровольная бедность;

4) необходимо ли безбрачие;

5) необходимо ли послушание;

6) необходимо ли, чтобы всё это было предметом обета;

7) о достаточности этих обетов;

8) сравнение их друг с другом;

9) совершают ли монахи смертный грех всякий раз, когда нарушают устав своего ордена;

10) действительно ли, что при прочих равных условиях и в случае одного и того же вида греха согрешение монахов тяжелее, чем мирян.

С первым [положением дело] обстоит следующим образом.

Возражение 1. Кажется, что монашество не предполагает состояние совершенства. В самом деле, то, что необходимо для спасения, похоже, не свойственно совершенству. Но монашество необходимо для спасения: либо потому, что, по словам Августина, «посредством него мы привязываем (religamur) себя к единому всемогущему Богу»⁸⁴⁹, либо потому, что, согласно Августину, оно получило своё имя от «нашего повторного избрания (religimus) Бога, Которого мы потеряли по небрежению»⁸⁵⁰. Следовательно, похоже, что монашество не означает состояние совершенства.

Возражение 2. Далее, монахом, по мнению Туллия, является тот, «кто поклоняется и совершает обряды божественной природе». Но мы уже показали (183, 3), что поклонение и совершение божественных обрядов, похоже, скорее связаны со служением святых порядков, чем с различием состояний. Следовательно, дело представляется так, что монашество не означает состояние совершенства.

Возражение 3. Далее, состояние совершенства отличается от состояния начинающих или подвизающихся. Но среди монахов есть и начинающие, и подвизающиеся. Следовательно, монашество не означает состояние совершенства.

Возражение 4. Кроме того, монашество представляется покаянным местом, поскольку, как сказано в декрете, «по определению священного синода всякий, кто был низвергнут из епископского сана в монашескую жизнь и покаянное место, никоим образом не может быть вновь возвышен к епископскому служению». Но покаянное место противно состоянию совершенства, и потому Дионисий помещает кающихся в нижайшее место, а именно среди тех, кто нуждается в очищении⁸⁵¹. Следовательно, похоже, что монашество не является состоянием совершенства.

Этому противоречит следующее: в «Святоотеческих наставлениях» аббат Моисей, рассуждая о монахах, говорит: «Воистину соблюдение постов, бдения, размышления над священными текстами, телесные труды, бедность, отказ от имущества и другие дела добродетели – это только шаги, которыми мы чаем взойти к совершенству любви». Но то, что принадлежит человеческим актам, определяется и именуется от преследуемой цели. Следовательно, монашество связано с состоянием совершенства.

Кроме того, Дионисий говорит, что те, которых зовут служителями Божиими «по их чистому служению и покорности Богу», возведены «к боголюбезному совершенству»⁸⁵².

Отвечаю: как уже было сказано (141, 2), то, что прилагается ко многим вещам в качестве общего термина, антономазически усваивается тому, к чему оно прилагается в силу его превосходства. Так, термин «мужество» усваивается добродетели, позволяющей сохранять твёрдость ума в отношении наиболее трудного, а термин «благоразумие» – добродетели, которая умеряет стремление к наибольшим удовольствиям. Затем, мы уже показали (81, 2), что религия является добродетелью, посредством которой человек предлагает нечто для служения и поклонения Богу. Поэтому антономазически монахами⁸⁵³ называются те, которые целокупно, как бы принося всесожжение Богу, посвящают себя богослужению. Поэтому Григорий говорит: «Есть среди нас такие, которые ничего не оставляют для себя и приносят в жертву всемогущему Богу все свои слова, чувства, самую жизнь и собственность, которой они обладают». Но нами уже было сказано (184, 2) о том, что совершенство человека состоит в полном прилеплении к Богу, и в этом смысле монашество означает состояние совершенства.

Ответ на возражение 1. Принесение чего-либо ради поклонения Богу необходимо для спасения, тогда как принесение своего имущества и всего себя ради поклонения Богу относится к совершенству.

Ответ на возражение 2. Как уже было сказано (81, 1,4; 85, 3) нами при рассмотрении добродетели религии, религия имеет дело не только с предложением жертв и другими такого же рода вещами, которые присущи религии, но также и с актами всех добродетелей, которые в той мере, в какой они определены к служению и почитанию Бога, становятся религиозными актами. Поэтому если человек всю свою жизнь посвящает богослужению, то вся его жизнь принадлежит религии, а проводящие свою жизнь в религии находятся в состоянии совершенства и именуются монахами.

Ответ на возражение 3. Как было показано выше (184, 4), монашество означает состояние совершенства по причине поставленной цели. Поэтому тот, кто находится в состоянии совершенства, не обязательно уже совершенен и может только стремиться к совершенству. В связи с этим Ориген, комментируя [слова Писания]: «Если хочешь быть совершенным...» и так далее (Мф. 19:21), говорит: «Тот, кто, желая быть совершенным, меняет богатство на бедность, не становится совершенным сразу же после того, как раздаёт своё имение нищим, но с этого дня созерцание Бога начинает направлять его ко всем добродетелям». Таким образом, в монашестве совершенны не все, но некоторые являются начинающими, а некоторые – подвизающимися.

Ответ на возражение 4. Монашеское состояние было учреждено прежде всего для того, чтобы мы могли достичь совершенства посредством некоторых практик, позволяющих устранить препятствия на пути к совершенной любви. Главным же при устранении этих препятствий является отсечение побуждений к греху, поскольку грех полностью уничтожает любовь. И коль скоро отсечение греховных причин свойственно покаянию, из этого следует, что монашеское состояние является лучшим местом для покаяния. Поэтому убившему свою жену человеку советуют уйти в монастырь, поскольку так, говорят, «лучше и легче», чем каяться перед обществом в миру.

Со вторым [положением дело] обстоит следующим образом.

Возражение 1. Кажется, что каждый монах обязан соблюдать все советы. В самом деле, всякий, исповедующий определённое состояние жизни, обязан соблюдать всё то, что относится к этому состоянию. Но каждый монах исповедует состояние совершенства. Следовательно, каждый монах обязан соблюдать всё относящиеся к состоянию совершенства советы.

Возражение 2. Далее, Григорий говорит, что «отрёкшийся от мира сего и творящий по мере сил своих добро подобен тому, кто, вышедши из Египта, принёс жертву в пустыне». Но отречение от мира в первую очередь свойственно монахам. Поэтому им также должно быть свойственно по мере сил творить добро. Следовательно, похоже, что каждый из них обязан соблюдать все советы.

Возражение 3. Далее, если бы состояние совершенства не обязывало соблюдать все советы, то тогда, похоже, было бы достаточно соблюдать некоторые из них. Но это не так, поскольку и иные миряне соблюдают некоторые советы, например, совет воздержания. Следовательно, дело представляется так, что каждый монах, который находится в состоянии совершенства, обязан соблюдать всё, что относится к совершенству, в том числе и советы.

Этому противоречит следующее: никто, за исключением давшего соответствующий обет, не обязан делать сверхдолжное. Но монахи дают обет исполнять не все советы, а только некоторые, причём одни – одни, другие – другие. Следовательно, они не обязаны соблюдать все [советы].

Отвечаю: быть свойственным совершенству можно трояко. Во-первых, сущностно, и таковым, как мы уже показали (184, 3), является совершенное соблюдение предписаний любви. Во-вторых, можно быть свойственным совершенству как следствие, каковым является всё то, что последует совершенству любви, например, благословение проклинающих (Лк. 6:27) и соблюдение других подобного рода советов, которые хотя и являются обязательными с точки зрения готовности ума исполнить их в случае необходимости, однако подчас исполняются и без какой-либо необходимости от избытка любви. В-третьих, можно быть свойственным совершенству инструментально и по расположенности, и таковыми являются бедность, умеренность, воздержание и тому подобное.

Затем, мы уже показали (1), что целью монашеского состояния является совершенство любви и что монашеское состояние является своего рода школой и практикой достижения совершенства, которое люди чают обрести различными способами подобно тому, как врач может использовать различные лекарственные средства. Но очевидно, что для того, кто трудится ради достижения цели, необходимым является не то, что он уже достиг цели, а то, что он, так или иначе, стремится к ней. Следовательно, вступающий в монашеское состояние обязан не обладать совершенной любовью, а стремиться к ней и делать всё для того, чтобы обрести совершенство любви.

По той же самой причине он не обязан исполнять всё то, что следует из совершенства любви, хотя и обязан желать это исполнить, а если он этого не желает, то тогда согрешает грехом презрения, а не упущения.

И точно так же он обязан не использовать все способы, посредством которых может быть достигнуто совершенство, а только те, которые конкретно предписывает ему устав его ордена.

Ответ на возражение 1. Становящийся монахом исповедует не то, что уже совершенен, а то, что стремится достичь совершенства, что подобно тому, как поступающий в школу утверждает не то, что обладает знанием, а то, что учится ради обретения знания. Поэтому, по словам Августина, Пифагор не хотел называть себя мудрецом и говорил, что является «любителем мудрости»⁸⁵⁴. Следовательно, нарушение монахом своего исповедания состоит не в его несовершенстве, а в презрении к стремлению к совершенству.

Ответ на возражение 2. Подобно тому, как хотя все должны любить Бога всем своим сердцем, тем не менее, существует некая полнота совершенства, которая не может быть упущена без греха, и другая полнота, которая может быть упущена без греха в том случае, если, как мы уже показали (184, 2), это имеет место без какого-либо презрения, точно так же все, как монахи, так и миряне, должны по мере своих сил творить добро всем, в связи с чем читаем: «Всё, что может рука твоя делать, – по силам делай» (Еккл. 9:10). При этом существует способ исполнения этого предписания, позволяющий избежать греха, а именно тот, что каждый делает то, что может, соизмеряясь с тем, что необходимо согласно условиям состояния его жизни безо всякого презрения к тому, чтобы сделать ещё лучше, каковое презрение препятствует духовному преуспеванию ума.

Ответ на возражение 3. Есть такие советы, например, не иметь собственности, не жениться или делать что-то такое, что касается самой сущности монашеского обета, при упущении которых вся человеческая жизнь проходит в мирских делах; поэтому монахи обязаны соблюдать все такого рода советы. Есть, однако, и другие советы, которые касаются некоторых лучших частных действий, которые могут быть упущены без того, чтобы жизнь прошла в мирских делах, и потому нет никакой необходимости в том, чтобы монахи были обязаны их все соблюдать.

С третьим [положением дело] обстоит следующим образом.

Возражение 1. Кажется, что для монашеского совершенства бедность не является необходимой. В самом деле, то, что делать незаконно, явно не принадлежит состоянию совершенства. Но человек не вправе раздать всё, что имеет, поскольку апостол установил меру, согласно которой верные должны подавать милостыню, сказав: «Если есть усердие, то оно принимается, смотря по тому, кто что имеет» (2Кор. 8:12), то есть «удержите себе то, в чём нуждаетесь»; и далее он добавляет: «Не требуется, чтобы другим было облегчение, а вам тяжесть» (2Кор. 8:13), то есть, согласно глоссе, «бедность». Кроме того, глосса на слова [Писания]: «Имея пропитание и одежду» (1Тим. 6:8), говорит: «Хотя мы ничего не принесли и ничего не унесём, однако вообще отказываться от всех этих временных вещей нельзя». Следовательно, похоже, что для монашеского совершенства добровольная бедность не нужна.

Возражение 2. Далее, всякий, подвергающий себя опасности, грешит. Но тот, кто отказывается от всего и избирает добровольную бедность, подвергает себя опасности, причём не только духовной, согласно сказанному [в Писании]: «Чтобы, обеднев, не стал красть и употреблять имя Бога моего всуе» (Прит. 30:9); и ещё: «Из-за бедности многие погрешали»⁸⁵⁵ (Сир. 27:1), но и телесной, о чём читаем: «Под сению её», то есть мудрости, «то же, что под сению серебра» (Еккл. 7:12); и философ говорит, что «расточить своё состояние есть своего рода гибель, поскольку расточающий живёт расточением»⁸⁵⁶. Следовательно, похоже, что для совершенства монашеской жизни добровольная бедность не нужна.

Возражение 3. Далее, как сказано во второй [книге] «Этики», «добродетель есть некое обладание серединой»⁸⁵⁷. Но тот, кто отказывается от всего ради добровольной бедности, похоже, избирает не середину, а предел. Следовательно, его поступок не добродетелен и не может принадлежать совершенной жизни.

Возражение 4. Далее, окончательное совершенство человека состоит в счастье. Но богатство способствует счастью, в связи с чем читаем: «Счастлив богач, который оказался безукоризненным» (Сир. 31:8); и философ говорит, что «инструментально богатство содействует счастью»⁸⁵⁸. Следовательно, для монашеского совершенства добровольная бедность не нужна.

Возражение 5. Далее, епископское состояние совершенней монашеского. Но епископы, как мы уже показали (185, 6), могут обладать собственностью. Следовательно, могут и монахи.

Возражение 6. Кроме того, наиболее богоугодным делом является раздача милостыни, поскольку, по словам Златоуста, «она есть главное лекарство покаяния». Но бедность исключает раздачу милостыни. Следовательно, похоже, что бедность не принадлежит монашескому совершенству.

Этому противоречит сказанное Григорием о том, что «есть праведники, которые напрягают все свои силы ради достижения высшего совершенства и, устремляясь к горнему, отказываются здесь от всего»⁸⁵⁹. Но мы уже показали (1), что именно монахам присуще напрягать все свои силы ради достижения высшего совершенства. Следовательно, им надлежит отказаться от всех внешних вещей и принять добровольную бедность.

Отвечаю: как уже было сказано (2), монашеское состояние является своего рода школой и практикой достижения совершенства любви. А для этого нужно, чтобы человек полностью отказался от привязанности к мирским вещам; так, Августин, обращаясь к Богу, говорит: «Недостаточна любовь, любящая что-то помимо Тебя и не ради Тебя»⁸⁶⁰. Поэтому, по его же словам, «чем сильнее любовь – тем слабее страстное желание, а совершенство её – полное отсутствие страстного желания»⁸⁶¹. Но обладание мирскими вещами связывает человеческий ум любовью к ним, в связи с чем Августин говорит, что «мы прочнее привязаны к земным вещам, когда обладаем ими, чем когда их желаем, ибо почему тот юноша отошёл с печалью, как не потому, что был очень богат? Ведь одно дело – не желать завладеть тем, чего не имеешь, и совсем другое – отказаться от того, что уже имеешь; от первого отказываются как от чужого, а от последнего – как от части себя». И Златоуст говорит, что «приращение богатства более и более возжигает пламя страсти и беспрестанно возбуждает новые пожелания»⁸⁶².

Поэтому первоосновой достижения совершенной любви является добровольная бедность, благодаря которой человек живёт, не имея никакой собственности, согласно сказанному Господом: «Если хочешь быть совершенным, пойди, продай имение твоё, и раздай нищим... и приходи, и следуй за Мною!» (Мф. 19:21).

Ответ на возражение 1. Как добавляет та же глосса, «когда апостол это сказал», а именно, что не требуется, чтобы была тяжесть, то есть бедность, «он имел в виду не то, что было бы лучше не подавать, а просто заботился о слабых, которых предупреждал, что подавать следует так, чтобы самому не впасть в нищету». О том же идёт речь и во второй глоссе, а именно, что в отказе от временных благ нет ничего незаконного, но нет и необходимого. Поэтому Амвросий говорит: «Господь не желает», то есть не заповедает нам, «чтобы мы сразу же расточили все свои богатства, но – чтобы распределяли их или, возможно, поступали как Елисей, заколовший своих волов и накормивший ими бедных, чтобы не быть удерживаемым никакими домашними заботами».

Ответ на возражение 2. Тот, кто отказывается от всего своего состояния ради Христа, не подвергает себя никакой опасности, ни духовной, ни телесной. В самом деле, духовная опасность связана с бедностью тогда, когда последняя не является добровольной, поскольку тот, кто беден против своей воли, желая раздобыть денег, совершает немало грехов, согласно сказанному [в Писании]: «Желающие обогащаться впадают в искушение, и в сеть...» (1Тим. 6:9). Эта привязанность устраняется теми, кто принимает добровольную бедность, но, как уже было сказано, весьма сильна утех, кто богат. И телесная опасность не грозит тем, которые, желая следовать за Христом, отказываются от всего своего имущества и вверяют себя божественному Промыслу. Поэтому Августин говорит: «Стремящиеся прежде всего достичь царства Божия и Его судов, не отягощены беспокойством, ибо не испытывают недостатка в необходимом».

Ответ на возражение 3. Как говорит философ, середина добродетели определяется не количественно, а согласно суждению рассудительного человека⁸⁶³. Следовательно, чем бо́льшим является то, что исполняется в соответствии с суждением правого разума, тем более оно добродетельно и ничуть не греховно. Конечно, растрата имущества вследствие неумеренности или безо всякой пользы противна суждению правого разума, однако ему полностью соответствует отказ от богатства ради созерцания мудрости. Так поступали, говорят, даже некоторые философы; у Иеронима, например, читаем, что «известный фиванец Кратес, который был человеком очень богатым, прибыв в Афины для занятия философией, оставил бо́льшую часть своих богатств, полагая, что нельзя быть вместе богатым и добродетельным». Поэтому то, что человек отказывается от всего, что имеет, чтобы совершенно следовать за Христом, ещё в большей степени соответствует суждению правого разума. В связи с этим Иероним говорит: «Лиши себя имущества и следуй за неимущим Христом».

Ответ на возражение 4. Счастье, или блаженство, двояко. Одно – совершенно, и его мы чаем обрести в будущей жизни; другое – несовершенно, и некоторые, говорят, бывают им счастливы в жизни нынешней. Счастье нынешней жизни тоже двояко. Одно, как говорит философ, относится к жизни деятельной, а другое – к созерцательной⁸⁶⁴. Так вот, богатство инструментально способствует счастью деятельной жизни, которая состоит во внешних поступках, поскольку, по словам философа, «мы совершаем многие поступки с помощью друзей, богатства и влияния в государстве, словно с помощью орудий»⁸⁶⁵. С другой стороны, оно никак не способствует счастью созерцательной жизни, но, скорее, препятствует ему, поскольку обусловливаемое им беспокойство нарушает душевный покой, который столь необходим созерцателю. Поэтому, по утверждению философа, «для поступков нужно многое, но тому, кто созерцает, ни в чём подобном», то есть во внешних благах, «нет нужды, во всяком случае, для данной деятельности; напротив, оно даже препятствует созерцанию»⁸⁶⁶.

К будущему счастью человек определяется любовью, и коль скоро добровольная бедность является действенным приуготовлением к достижению совершенной любви, из этого следует, что она очень важна для обретения небесного блаженства. Поэтому Господь сказал: «Пойди, продай имение твоё, и раздай нищим – и будешь иметь сокровище на небесах» (Мф. 19:21). Но богатство, которым владеют, по своей природе препятствует совершенству любви, обольщая и пленяя ум. В связи с этим читаем, что «забота века сего и обольщение богатства заглушает слово» (Мф. 13:22) Божие, а именно постольку, поскольку, по словам Григория, «когда не дозволяют входить в сердце доброму желанию, тогда как бы убивают вход жизненного дыхания»⁸⁶⁷. Поэтому так трудно сохранить любовь посреди богатства, в связи с чем Господь говорит, что «трудно богатому войти в царство небесное» (Мф. 19:23), каковые слова до́лжно понимать как сказанные об уже богатом. В самом деле, согласно разъяснению Златоуста, «Он говорит о тех, которые пристрастились к богатству», поскольку далее добавляет: «Удобнее верблюду пройти сквозь игольные уши, нежели богатому войти в царство Божие!» (Мф. 19:24). Поэтому Писание не говорит просто: «Счастлив богач», но: «Счастлив богач, который оказался безукоризненным», и так это потому, что он совершил нечто трудное, в связи с чем [Златоуст] далее говорит: «Отсюда видно, что немалая награда ожидает тех, кто при богатстве умеет жить благоразумно»⁸⁶⁸, то есть, имея богатство, не любят его.

Ответ на возражение 5. Епископское состояние не определено к достижению совершенства, но, пожалуй, последует ему, поскольку благодаря уже имеемой добродетели совершенства человек может управлять другими, распоряжаясь не только духовными, но и временными вещами. То же, что многое можно сделать, используя богатство инструментально, как было показано выше, свойственно деятельной жизни. Поэтому епископы, делом которых является управление стадом Христовым, не обязаны быть неимущими, тогда как монахи, делом которых является учиться совершенству, обязаны.

Ответ на возражение 6. Отказ от своего богатства соотносится с раздачей милостыни как общее с частным и как всесожжение с жертвой. Поэтому Григорий говорит, что те, которые помогают «нуждающимся, давая им из того, что имеют, своим добрым деланием приносят жертву, поскольку что-то предлагают Богу, а что-то удерживают для себя, тогда как те, которые ничего не удерживают для себя, приносят всесожжение, которое больше жертвы». И Иероним говорит: «Когда ты говоришь, что лучше поступает тот, кто сохраняет своё имение и раздаёт доход от него бедным, то отвечу тебе не я, а Господь: “Если хочешь быть совершенным...”» и так далее, и несколько ниже он продолжает: «Тот, кого ты так хвалишь, достиг второй и третьей степени, за что мы его тоже хвалим, хотя и сознаем, что первая [степень] предпочтительней второй и третьей». Поэтому в осуждение заблуждения Вигилянция сказано: «Хорошо отдавать блага, распределяя их между бедными, но гораздо лучше, пожелав следовать за Господом, сразу отдать их все и, освободившись от забот, бедствовать со Христом».

С четвёртым [положением дело] обстоит следующим образом.

Возражение 1. Кажется, что монашеское совершенство не нуждается в пожизненном безбрачии. В самом деле, начало совершенства христианской жизни было положено апостолами Христа. Но апостолы, похоже, не соблюдали безбрачия, что очевидно в случае имевшего тёщу Петра (Мф. 8:14). Следовательно, дело представляется так, что пожизненное безбрачие не является необходимым для монашеского совершенства.

Возражение 2. Далее, первый образец совершенства явлен нам в лице Авраама, которому Господь сказал: «Ходи предо Мною и будь непорочен» (Быт. 17:1). Но подражающий не может превзойти образец. Следовательно, для монашеского совершенства не требуется пожизненное безбрачие.

Возражение 3. Далее, то, что необходимо для монашеского совершенства, должно иметь место в каждом монашеском порядке. Однако существуют монахи, ведущие семейную жизнь. Следовательно, для монашеского совершенства не требуется пожизненное безбрачие.

Этому противоречит сказанное апостолом: «Очистим себя от всякой скверны плоти и духа, совершая святыню в страхе Божием» (2Кор. 7:1). Но чистота плоти и духа связана с безбрачием, в связи с чем читаем: «Незамужняя заботится о Господнем (как угодить Господу, чтобы быть святою и телом, и духом)» (1Кор. 7:34). Следовательно, монашеское совершенство нуждается в безбрачии.

Отвечаю: для монашеского состояния необходимо, чтобы было устранено всё, что препятствует человеку полностью сосредоточиться на служении Богу. Но участие в соитии не позволяет уму полностью посвятить себя служению Богу, и так это по двум причинам. Во-первых, из-за необузданности удовольствия, которое, как замечает философ, при частом повторении увеличивает силу вожделения⁸⁶⁹, вследствие чего половое сношение отвлекает ум от совершенной настойчивости в стремлении к Богу. Это имеет в виду Августин, когда говорит: «По моему мнению, ничто так не лишает твёрдости мужественный дух, как женские прелести и те телесные соприкосновения, без которых жена не может обойтись»⁸⁷⁰. Во-вторых, потому, что оно озабочивает человека надзором над своей женой, детьми и всем тем преходящим, которое необходимо для их содержания. Поэтому апостол говорит: «Неженатый заботится о Господнем (как угодить Господу), а женатый заботится о мирском (как угодить жене)» (1Кор. 7:32–33).

Следовательно, монашеское совершенство нуждается не только в добровольной бедности, но и в пожизненном безбрачии. Поэтому подобно тому, как Вигилянций был осуждён за то, что приравнял богатство к бедности, точно так же Ювиниан был осуждён за то, что приравнял супружество к девству.

Ответ на возражение 1. Совершенство не только бедности, но и безбрачия установлено Христом, Который сказал: «Есть скопцы, которые сделали сами себя скопцами для царства небесного», а затем добавил: «Кто может вместить – да вместит!» (Мф. 19:12). Однако коль скоро никого нельзя лишать надежды достичь совершенства, Он допустил к состоянию совершенства и тех, кто был женат. Затем, мужья, оставляя своих жён, могут поступать несправедливо, в то время как отказ от богатства не сопряжён с несправедливостью. Поэтому Пётр, которого Он встретил уже женатым, не разлучился со своею женой, а желавшего жениться Иоанна Он от этого удержал.

Ответ на возражение 2. Как говорит Августин, «целомудрие безбрачия лучше целомудрия в браке, которое практиковал Авраам, но навык у них общий. Ибо он и жил целомудренно, и мог бы жить целомудренно без супружества, но этого в те времена не требовалось». Однако если ветхозаветные отцы совмещали совершенство ума с богатством и супружеством, что свидетельствует о величии их добродетели, то это не нисколько не означает, что всякому более слабому человеку дозволено думать, что он обладает столь великой добродетелью, что может достичь совершенства, будучи богатым и женатым (ведь никто без оружия не нападёт на своего врага только потому, что Самсон смог убить многих ослиной челюстью). Да и те отцы, если бы тогда было уместно соблюдать безбрачие и бедность, проявили бы должную осмотрительность и соблюли их.

Ответ на возражение 3. Тот образ жизни, который допускает супружество, может быть назван монашеским не просто и абсолютно, а в ограниченном смысле, а именно в том, что ведущие его, так или иначе, причастны к чему-либо из того, что свойственно монашескому состоянию.

С пятым [положением дело] обстоит следующим образом.

Возражение 1. Кажется, что для монашеского совершенства не требуется послушание. В самом деле, то, что необходимо для монашеского совершенства, представляется сверхдолжным и не обязательным для всех. Но повиноваться старшим обязаны все, согласно сказанному апостолом: «Повинуйтесь наставникам вашим и будьте покорны» (Евр. 13:17). Следовательно, похоже, что послушание не является необходимым для монашеского совершенства.

Возражение 2. Далее, дело представляется так, что повиноваться надлежит в первую очередь тем, кто руководствуется рассудительностью других, поскольку сами они не обладают должным различением. Но апостол сказал, что «“твёрдая” же “пища” свойственна совершенным, у которых чувства навыком приучены к различению добра и зла» (Евр. 5:14). Следовательно, похоже, что послушание не свойственно состоянию совершенства.

Возражение 3. Далее, если бы послушание было необходимо для монашеского совершенства, то из этого бы следовало, что оно приличествует всем монахам. Но это не так, поскольку некоторые монахи ведут уединённую жизнь, и над ними нет никого, кому бы они повиновались. К тому же старшие монахи явно не обязаны повиноваться. Следовательно, послушание, похоже, для монашеского совершенства не обязательно.

Возражение 4. Далее, если бы обет послушания был для монашества необходим, то из этого бы следовало, что монахи обязаны повиноваться старшим во всём подобно тому, как обет безбрачия обязывает их воздерживаться от любого соития. Но они не обязаны повиноваться им во всём, о чём уже было сказано (104, 5) нами при рассмотрении добродетели повиновения. Следовательно, обет послушания не является необходимым для монашества.

Возражение 5. Кроме того, Богу наиболее угодны те служения, которые исполняются свободно и без принуждения, согласно сказанному [в Писании]: «Не с огорчением и не с принуждением» (2Кор. 9:7). Но то, что делается из послушания, делается по требованию предписания. Поэтому большей похвалы заслуживают те добрые дела, которые делаются по собственному решению. Следовательно, монашеству, посредством которого люди стремятся достичь наилучшего, не приличествует обет послушания.

Этому противоречит следующее: монашеское совершенство в первую очередь состоит в подражании Христу, согласно сказанному [в Писании]: «Если хочешь быть совершенным, пойди, продай имение твоё, и раздай нищим... и следуй за Мною!» (Мф. 19:21). Но повиновение Христа заслуживает особой похвалы, согласно сказанному о том, что Он был «послушным даже до смерти» (Филип. 2:8). Следовательно, похоже, что для монашеского совершенства послушание необходимо.

Отвечаю: как уже было сказано (2), монашеское состояние является своего рода школой и практикой достижения совершенства. Затем, наставляемые или упражняющиеся ради достижения некоторой цели должны неукоснительно следовать указаниям того, под руководством которого, как подмастерья – [под руководством] мастера, они наставляются или упражняются в достижении этой цели. Поэтому монахи должны подчиняться чьим-то наставлениям и распоряжениям в отношении того, что касается монашеской жизни, в связи с чем о монашеской жизни говорят как о «послушании и ученичестве». Но один человек подчиняется наставлениям и распоряжениям другого посредством послушания, и потому послушание необходимо для монашеского совершенства.

Ответ на возражение 1. Повиновение старшим в отношении того, что присуще добродетели, является не чем-то сверхдолжным, а обязательным для всех, тогда как повиновение в отношении того, что касается упражнения в совершенстве, в строгом смысле слова приличествует монахам. Это последнее повиновение соотносится с первым как общее с частным. В самом деле, как уже было сказано (3), живущие в миру что-то предлагают Богу и что-то удерживают для себя, и в первом отношении они должны повиноваться старшим, тогда как живущие в монашестве отдают всё своё и самих себя Богу. Поэтому их послушание является общим.

Ответ на возражение 2. Как говорит философ, совершая поступки, мы приобретаем некоторые навыки, а когда мы приобрели навык, нам легче совершать соответствующие поступки⁸⁷¹. Поэтому те, которые ещё не достигли совершенства, совершенствуются, повинуясь, а те, которые уже достигли совершенства, в наибольшей степени готовы повиноваться (не потому, конечно, что стремятся к совершенству и нуждаются в руководстве, а для утверждения себя в том, что приличествует совершенству).

Ответ на возражение 3. Монахи подчинены по преимуществу епископам, которые, как говорит Дионисий, соотносятся с ними как «совершающие» с «совершающимися», и далее в том же месте читаем, что «монашеский чин вверяется совершительным силам иерархов и наставляется их богомудрым просвещением»⁸⁷². Таким образом, ни отшельники, ни старшие монахи не освобождены от послушания епископам. Но даже если они получают полное или частичное освобождение от послушания епископу своей епархии, они, всё равно, обязаны повиноваться верховному понтифику, причём не только в том, что касается всех, но и в том, что связано исключительно с монашескими практиками.

Ответ на возражение 4. Приносимый монахами обет послушания простирается на всю человеческую жизнь и в этом смысле имеет общий характер, хотя при этом он не охватывает все частные акты. В самом деле, некоторые из них никак не связаны с монашеством, поскольку не касаются любви к Богу и ближнему, например расчёсывание бороды, поднятие посоха и тому подобные, и они не подпадают ни под обет, ни под послушание, а некоторые полностью противоречат монашеству. Поэтому его нельзя сравнивать с безбрачием, посредством которого исключаются полностью противоречащие монашеству акты.

Ответ на возражение 5. Принудительная необходимость делает акт непроизвольным и потому лишает это признака похвальности или заслуги, в то время как та необходимость, которая вытекает из послушания, является не принудительной, а добровольной, так как человек хочет повиноваться, хотя само по себе предписанное он, возможно, делать не хочет. И когда посредством обета послушания человек подчиняет себя необходимости делать что-то из того, чего делать не хочет, ради Бога, то в силу одного уже этого делаемое им, сколь бы малым оно не было, угодно Богу, поскольку из того, что человек может предложить Богу, наибольшим является то, что он подчиняет свою волю другому человеку ради Бога. Поэтому в «Святоотеческих наставлениях» сказано, что «нет хуже монаха, чем сарабаит⁸⁷³, ибо он, не желая слушаться старших, сам заботится о себе и волен делать всё, что захочет, будучи при этом денно и нощно погружён в различные дела куда больше, чем тот, кто живёт в монастыре».

С шестым [положением дело] обстоит следующим образом.

Возражение 1. Кажется, что принесение обетов в отношении вышеупомянутых трёх, а именно бедности, безбрачия и послушания, не является необходимым для монашеского совершенства. В самом деле, учение о совершенстве основано на установленных Господом началах. Но Господь, говоря о совершенстве, сказал: «Если хочешь быть совершенным, пойди, продай имение твоё, и раздай нищим» (Мф. 19:21), не упомянув при этом ни о каком обете. Следовательно, похоже, что при вступлении в монахи обеты не нужны.

Возражение 2. Далее, обет – это обещание, даваемое Богу, рассуждая о котором мудрец, сказав: «Когда даёшь обет Богу, то не медли исполнить его», сразу же добавил: «Потому что Он не благоволит к глупым» (Еккл. 5:3). Но после актуального исполнения всякая необходимость в обете отпадает. Следовательно, для монашеского совершенства достаточно придерживаться бедности, безбрачия и послушания, не давая относительно них никаких обетов.

Возражение 3. Далее, Августин говорит: «Предлагаемое нами служение тем более приятно, когда мы вправе его не предлагать, и всё же делаем это по причине любви». Но мы вправе не исполнять то служение, относительно которого мы не давали обета, тогда как не исполнять обетованное мы не вправе. Таким образом, дело представляется так, что Богу приятней, когда мы придерживаемся бедности, безбрачия и послушания без обета. Следовательно, для монашеского совершенства обет не является необходимым.

Этому противоречит следующее: в Старом Законе в назореи посвящались посредством обета, согласно сказанному [в Писании]: «Если мужчина или женщина решится дать обет назорейства, чтобы посвятить себя в назореи Господу...» и так далее (Чис. 6:2). Но они, как сказано в глоссе Григория, прообразовывали тех, «которые достигают вершин совершенства». Следовательно, для монашеского совершенства необходим обет.

Отвечаю: как было показано выше (184, 5), монашеству приличествует пребывать в состоянии совершенства. Затем, для состояния совершенства необходимо наличие обязательства в отношении того, что принадлежит совершенству, и это обязательство состоит в прилеплении себя к Богу посредством обета. Но из того, что было сказано выше, очевидно, что бедность, безбрачие и послушание принадлежат совершенству христианской жизни. Следовательно, условием монашеского состояния является принятие человеком на себя этих трёх посредством обета. Поэтому Григорий говорит: «Когда человек посвящает Богу всё своё имущество, всю свою жизнь, все свои знания, он, тем самым, совершает всесожжение», и далее добавляет, что это сказано о тех, кто отрекается от этого мира.

Ответ на возражение 1. Господь сказал, что совершенству жизни приличествует следование за Ним человека не любым способом, но так, чтобы он не повернул вспять. Поэтому Он также говорит: «Никто, возложивший руку свою на плуг и озирающийся назад, не благонадёжен для царствия Божия!» (Лк. 9:62). И хотя некоторые из Его учеников отошли от Него, однако когда Господь спросил: «Не хотите ли и вы отойти?», Пётр ответил за всех: «Господи! К кому нам идти?» (Ин. 6:67–68). Поэтому Августин говорит, что «по свидетельству Матфея и Марка, Пётр и Андрей последовали за Ним не после подведения лодок к берегу, а после того, как Он призвал их и приказал следовать за Собою»⁸⁷⁴. Но такое непоколебимое следование за Христом обретает свою стойкость благодаря обету, и потому для монашеского совершенства необходим обет.

Ответ на возражение 2. Как говорит Григорий, для монашеского совершенства необходимо, чтобы человек посвятил «всю свою жизнь» Богу. Но человек не может актуально посвятить Богу всю свою жизнь, поскольку вся его жизнь не единовременна, а [протекает] последовательно [во времени]. Поэтому человек не может посвятить всю свою жизнь Богу иначе, как только согласно данному им обету.

Ответ на возражение 3. Одним из тех служений, которые мы вправе предлагать, является наша свобода, дороже которой для нас ничего нет. Поэтому когда человек по своей воле даёт лишающий его свободы обет воздерживаться от чего-либо ради служения Богу, это наиболее угодно Богу. В связи с этим Августин говорит: «Не раскаивайтесь в своих обетах, но радуйтесь, что вы более не вправе делать то, что прежде вы вправе были делать в ущерб себе. Прекрасно то обязательство, которое понуждает нас к лучшему».

С седьмым [положением дело] обстоит следующим образом.

Возражение 1. Кажется, что говорить, будто бы монашеское совершенство состоит в этих трёх обетах, неправильно. Ведь совершенство жизни состоит скорее во внутреннем, чем во внешнем, согласно сказанному [в Писании]: «Царствие Божие – не пища и питие, но праведность и мир и радость во Святом Духе» (Рим. 14:17). Затем, монашеский обет обязывает человека в отношении того, что связано с совершенством. Поэтому с монашеским совершенством скорей должны быть связаны обеты в отношении внутренних актов, таких как созерцание, любовь к Богу и ближнему и тому подобных, чем относящиеся к внешним актам обеты бедности, безбрачия и послушания.

Возражение 2. Далее, три вышеупомянутые подпадают под монашеский обет постольку, поскольку они связаны с направляющими к совершенству практиками. Но есть немало других вещей, которые практикуют монахи, например посты, бдения и тому подобное. Следовательно, похоже, что эти три обета неправильно считать относящимися к состоянию совершенства.

Возражение 3. Далее, посредством обета послушания человек подчиняет себя любым предписаниям начальствующих, что является упражнением в совершенстве. Следовательно, одного обета послушания достаточно и другие два не нужны.

Возражение 4. Кроме того, к внешним благам относится не только богатство, но и почести. Следовательно, если монахи посредством обета бедности отказываются от земных богатств, то они должны давать и другой обет, посредством которого они будут презирать мирские почести.

Этому противоречит следующее положение: «Хранение чистоты и отказ от собственности есть неотъемлемая часть монастырского устава».

Отвечаю: монашеское состояние можно рассматривать трояко. Во-первых, как практическое определение к совершенству любви; во-вторых, как успокаивающее человеческий ум от внешних забот, согласно сказанному [в Писании]: «Я хочу, чтобы вы были без забот» (1Кор. 7:32); в-третьих, как всесожжение, посредством которого человек предлагает всё своё имущество и всего себя Богу. И на этих трёх обетах в отношении всего означенного учреждается монашеское состояние.

Во-первых, что касается направляющих к совершенству практик, человеку необходимо устраниться от всего, что может воспрепятствовать его всецелому прилеплению к Богу, в котором состоит совершенство любви. Такого рода препятствий три. Во-первых, прилепление к внешним благам, и оно устраняется обетом бедности; во-вторых, желание чувственных удовольствий, главным из которых является плотское удовольствие, и оно устраняется обетом безбрачия; в-третьих, неупорядоченность человеческой воли, и она устраняется обетом послушания.

И точно также озабоченность мирским возникает в первую очередь в связи с тремя вещами. Во-первых, в связи с распределением внешних благ, и эта забота устраняется обетом бедности; во-вторых, в связи с руководством женой и детьми, и она устраняется обетом безбрачия; в-третьих, в связи с управлением собственными актами, и она устраняется обетом послушания, посредством которого человек вверяет себя управлению другого.

Кроме того, по словам Григория, всесожжение – это предложение всего своего Богу. Затем, согласно философу, человеческое благо трояко⁸⁷⁵. Во-первых, внешнее благо, которое человек всецело предлагает Богу обетом добровольной бедности: во- вторых, благо его собственного тела, и это благо по преимуществу он предлагает Богу обетом безбрачия, посредством которого он отказывается от наибольшего из телесных удовольствий; в-третьих, благо души, которое человек полностью отдаёт Богу обетом послушания, посредством которого он предлагает Богу свою собственную волю, позволяющую ему использовать все душевные способности и навыки. Поэтому монашеское состояние действительно состоит в этих трёх обетах.

Ответ на возражение 1. Как уже было сказано (1), целью монашеского обета является совершенство любви, поскольку все внутренние акты добродетели принадлежат, как своей матери, горней любви, согласно сказанному [в Писании]: «Любовь долготерпит, милосердствует...» и так далее (1Кор. 13:4). Поэтому внутренние акты добродетели, такие как смирение, терпение и тому подобные, не подпадают под монашеский обет, но последний сам определён к ним как к своей цели.

Ответ на возражение 2. Все остальные монашеские практики определены к трём вышеупомянутым главным обетам; так, те из них, которые направлены на обеспечение средств к существованию, каковы обработка надела, сбор пожертвований и тому подобные, до́лжно соотносить с бедностью, блюдя которую монахи нуждаются в этих средствах. Другие практики, посредством которых очищается тело, каковы бдение, пост и тому подобные, непосредственно определены к соблюдению обета безбрачия. А такие монашеские практики, которые связаны с человеческими актами, посредством которых человек определяется к цели монашества, а именно к любви к Богу и ближнему (каковы чтение, молитва, посещение болящих и тому подобные), подпадают под обет послушания, который касается воли, направляющей свои акты к цели согласно определению другого лица. Различные облачения связаны со всеми тремя обетами, поскольку служат признаками их принятия; поэтому монашеская ряса даётся и благословляется во время пострига.

Ответ на возражение 3. Своим послушанием человек предлагает Богу свою волю, которой подчинены все человеческие занятия, однако некоторые из них, а именно человеческие действия, подчинены только ей, тогда как страсти также связаны с чувственным пожеланием. Поэтому для того, чтобы умерить страсти к плотским удовольствиям и внешним объектам желания, которые препятствуют совершенству жизни, необходимы обеты безбрачия и бедности, тогда как для упорядочения собственных актов в соответствии с требованиями состояния совершенства необходим обет послушания.

Ответ на возражение 4. Как говорит философ, честь в строгом и истинном значении этого слова приличествует только добродетели⁸⁷⁶. Однако поскольку внешние блага инструментально служат некоторым актам добродетели, её превосходству оказывают определённую честь, особенно простолюдины, которые не признают ничего помимо внешнего превосходства. Поэтому монахам, коль скоро они стремятся к совершенству добродетели, не приличествует отказываться от чести, которую Бог и все святые оказывают добродетели, согласно сказанному [в Писании]: «Как возвышенны для меня все угождающие Тебе, Боже»⁸⁷⁷ (Пс. 138:17). С другой стороны, они отказываются от той чести, которая оказывается внешнему превосходству, поскольку устраняются от мирской жизни; таким образом, в отношении этого совершенно нет надобности ни в каком особом обете.

С восьмым [положением дело] обстоит следующим образом.

Возражение 1. Кажется, что обет послушания не является главнейшим из трёх монашеских обетов. В самом деле, совершенство монашеской жизни было явлено нам Христом. Но Христос дал особый совет в отношении бедности и при этом Он не сформулировал особого совета в отношении послушания. Следовательно, обет бедности главней обета послушания.

Возражение 2. Далее, [в Писании] сказано, что «нет достойной меры для воздержанной души» (Сир. 26:19). Но обет в отношении наиболее достойного сам по себе наиболее превосходен. Следовательно, обет безбрачия превосходней обета послушания.

Возражение 3. Далее, дело представляется так, что чем большим является обет, тем более он обязателен. Но, как сказано в «Декреталиях», обеты бедности и безбрачия «столь неотделимы от монашеского устава, что нарушить их не может дозволить даже папа», хотя он может освободить монаха от послушания начальствующему над ним. Следовательно, похоже, что обет послушания меньше обетов бедности и безбрачия.

Этому противоречит сказанное Григорием о том, что «послушание по справедливости ценится больше жертвы, ибо жертва приносится чужой плотью, а послушание – приносимой в жертву собственной волей». Но мы уже показали (1), что монашеские обеты суть всесожжение. Следовательно, обет послушания является главнейшим из всех монашеских обетов.

Отвечаю: из трёх монашеских обетов главнейшим является обет послушания, и так это по трём причинам.

Во-первых, потому, что посредством обета послушания человек предлагает Богу наибольшее, а именно собственную волю; в самом деле, она гораздо важнее, чем его тело, которое он предлагает Богу посредством [обета] безбрачия, а также внешние блага, которые он предлагает Богу посредством обета бедности. Поэтому то, что делается из послушания, более угодно Богу, чем то, что делается по собственной воле, в связи с чем Иероним пишет [монаху Рустику]: «Говорю сие, чтобы внушить тебе мысль, что ты более не должен полагаться на собственные суды», и несколько ниже добавляет: «Тебе непозволительно поступать по своей воле: тебе надлежит есть то, что предлагают, иметь столько, сколько получаешь, облачаться в то, что дают». Поэтому и соблюдение поста не угодно Богу, если оно исполняется по собственной воле, согласно сказанному [в Писании]: «Вот, в день поста вашего вы исполняете волю вашу» (Ис. 58:3).

Во-вторых, потому, что обет послушания содержит в себе остальные обеты, но не наоборот; в самом деле, хотя монахи и дают обет соблюдать безбрачие и бедность, тем не менее, благодаря послушанию они соблюдают немало другого помимо безбрачия и бедности.

В-третьих, потому, что обет послушания простирается на те акты, которые ближайшим образом связаны с целью монашества, а чем теснее что-либо связано с целью, тем оно лучше.

Из всего этого следует, что обет послушания сущностно необходим для монашеской жизни. Ведь когда человек, не давая обет послушания, обязуется – пусть даже и по обету – соблюдать добровольную бедность и безбрачие, он тем самым ещё не вступает в монашеское состояние, которое должно быть предпочтено девству, в том числе и соблюдаемому по обету, в связи с чем Августин говорит: «Никто, думается мне, не осмелится предпочесть девство монашеской жизни».

Ответ на возражение 1. Совет послушания содержится в само́м следовании Христу, поскольку послушный должен следовать воле другого. Таким образом, он более подобает совершенству, чем обет бедности, в связи с чем Иероним, комментируя сказанное [в Писании]: «Вот, мы оставили всё» (Мф. 19:27), замечает, что «Пётр добавляет слова, свидетельствующие о совершенстве: “И последовали за Тобою”».

Ответ на возражение 2. Приведённые слова означают, что целомудрие безбрачия должно быть предпочтено не всем актам добродетели вообще, а супружескому целомудрию, а также тем внешним благам, которые измеряются оцениваемыми по весу золотом и серебром. Или, возможно, воздержанность понимается здесь в общем смысле как воздержание от всяческого зла, о чём уже было сказано (155, 4).

Ответ на возражение 3. Папа не может освободить монаха от обета послушания так, чтобы тот стал свободен от повиновения любому начальствующему над ним в том, что касается совершенства жизни, поскольку он не может освободить его от повиновения себе. Впрочем, он может освободить его от подчинения нижестоящему начальству, но это нисколько не освобождает его от обета послушания.

С девятым [положением дело] обстоит следующим образом.

Возражение 1. Кажется, что всякий раз, когда монах преступает свой устав, он совершает смертный грех. В самом деле, нарушение обета является достойным осуждения грехом, как это явствует из сказанного апостолом о том, что вдовы, которые желают вступить в брак, «подлежат осуждению, потому что отвергли прежнюю веру» (1Тим. 5:11–12). Но монахи при своём вступлении в орден клянутся соблюдать устав. Следовательно, преступая свой устав, они совершают смертный грех.

Возражение 2. Далее, для монаха предписание устава есть то же, что и [предписание] закона. Но тот, кто нарушает предписание закона, совершает смертный грех. Следовательно, похоже, что всякий раз, когда монах преступает свой устав, он совершает смертный грех.

Возражение 3. Далее, презрение предполагает смертный грех. Но если кто-либо неоднократно делает то, что не до́лжно делать, то он, пожалуй, грешит из презрения. Следовательно, похоже, что монах, который часто преступает свой устав, совершает смертный грех.

Этому противоречит следующее: монашеское состояние безопасней мирского; так, Григорий в начале своих «Моралий» [на книгу Иова] сравнивает мирскую жизнь с бурным морем, а монашескую жизнь – с тихой гаванью. Но если бы любое нарушение монахом чего-либо из того, что содержится в его уставе, обусловливало смертный грех, то монашеская жизнь, с которой связано множество соблюдений, была бы полна опасностей. Следовательно, не всякое нарушение устава является смертным грехом.

Отвечаю: ранее мы уже говорили о том, что что-либо может содержаться в уставе двояко. Во-первых, как цель устава, каковым является всё то, что относится к актам добродетелей. Нарушение подобных вещей в том случае, когда они касаются общего предписания, всегда влечёт за собой смертный грех, а когда они касаются того, что не подпадает под обязательство общего предписания, обусловливает его только в случае презрения, поскольку, как уже было сказано (2), монах не обязан быть совершенным, но он обязан стремиться к совершенству, каковому стремлению противостоит презрение к совершенству.

Во-вторых, можно содержаться в уставе как то, что касается внешних практик, каковы все внешние соблюдения, исполнять некоторые из которых монах обязуется при своём пострижении. Но даваемые при пострижении обеты по преимуществу касаются трёх вышеупомянутых вещей, а именно бедности, безбрачия и послушания, тогда как все остальные [только] определены к ним. Поэтому нарушение этих трёх обусловливает смертный грех, тогда как нарушение других не обусловливает смертный грех иначе, как только в случае пренебрежения к уставу (поскольку это непосредственно противоречит пострижению, при котором человек обязуется жить по уставу) или когда оно касается предписания – либо даваемого устно начальствующим, либо прописанного в уставе, – поскольку в таком случае речь идёт об акте, направленном против обета послушания.

Ответ на возражение 1. Принимающий устав не обязуется исполнять всё, что содержится в уставе, а обязуется вести монашескую жизнь, которая сущностно состоит в трёх вышеуказанных вещах. Поэтому в некоторых монашеских орденах постригающемуся из предосторожности вменяется не соблюдать устав, а жить согласно уставу, то есть стремиться сообразовывать своё поведение с уставом как со своего рода образцом, каковое [обязательство] может быть нарушено из-за презрения. А в иных орденах имеет место ещё бо́льшая предосторожность, когда постригающемуся вменяется повиноваться согласно уставу, так что исповеданию противоречит только то, что противоречит предписанию устава, в то время как нарушение или упущение других вещей может обусловить разве что простительный грех, поскольку, как уже было сказано (7), подобные вещи всего лишь располагают к главным обетам. А вот уже простительный грех, как было показано выше (ΙΙ–Ι, 88, 3), располагает к смертному, поскольку препятствует тому, что определяет человека к соблюдению главных предписаний закона Христа, а именно предписаний любви.

Есть и такой монашеский орден, а именно Проповедующих братьев⁸⁷⁸, в котором такого рода нарушения или упущения по своей природе вообще не обусловливают никакого греха, ни смертного, ни простительного, но тот, кто нарушил, должен понести назначаемое ему наказание, поскольку обязательность этого соблюдения предусмотрена [уставом]. Однако возможно простительное или смертное согрешение из-за презрения, вожделения или небрежения.

Ответ на возражение 2. Не всё из того, что содержится в законе, выражается посредством предписаний, поскольку кое-что представляется в виде постановлений или законодательных актов, предусматривающих то или иное конкретное наказание. И как в случае гражданского права нарушение законного установления не всегда приводит к преданию человека телесной смерти, так и в случае церковного закона нарушение постановления или законодательного акта не всегда обусловливает смертный грех, и то же самое можно сказать о положениях устава.

Ответ на возражение 3. Действие или нарушение проистекает из презрения тогда, когда человеческая воля не желает подчиняться определению закона или устава, в результате чего он начинает действовать против закона или устава. С другой стороны, если он побуждается сделать что-либо противоречащее определению закона или устава какой-либо частной причиной, например вожделением или гневом, то он грешит не из презрения, а по какой-то иной причине, причём даже в том случае, когда он часто повторяет один и тот же грех как по одной и той же, так и по разным причинам. Поэтому Августин говорит, что «не все грехи совершаются из гордого презрения». Однако частое повторение греха приводит к расположенности к презрению, согласно сказанному [в Писании]: «С приходом нечестивого приходит и презрение» (Прит. 18:3).

С десятым [положением дело] обстоит следующим образом.

Возражение 1. Кажется, что монах, совершая тот же грех, что и мирянин, не грешит тяжелее его. Ведь сказано же [в Писании]: «Господь благой да простит каждого, кто расположил сердце своё к тому, чтобы взыскать Господа, Бога, Бога отцов своих, хотя и без очищения священного» (2Пар. 30:19). Но монахи явно взыскивают Господа, Бога отцов своих, со всем расположением своего сердца, больше, чем миряне, которые, по словам Григория, отчасти предлагают себя и своё Богу, а отчасти удерживают для себя. Следовательно, похоже, что их некоторое отпадение от священного очищения меньше вменяется им в вину.

Возражение 2. Далее, Бог меньше гневается на грешащего человека, если тот делает что-то доброе, согласно сказанному [в Писании]: «Следовало ли тебе помогать нечестивцу и любить ненавидящих Господа? За это на тебя гнев от лица Господа! Впрочем, и доброе найдено в тебе» (2Пар. 19:2–3). Но монахи делают больше доброго, чем миряне. Следовательно, когда они совершают какой-либо грех, Бог гневается на них меньше.

Возражение 3. Далее, нынешнюю жизнь нельзя прожить без греха, согласно сказанному [в Писании]: «Все мы много согрешаем» (Иак. 3:2). Таким образом, если бы грехи монахов были тяжелее таких же [грехов] мирян, из этого бы следовало, что монахи хуже мирян, так что совет вступать в монашество выглядел бы неразумным.

Этому противоречит следующее: большее зло заслуживает большего сожаления. Но дело представляется так, что грехи находящихся в состоянии святости и совершенства наиболее прискорбны, в связи с чем читаем: «Сердце моё во мне раздирается» (Иер. 23:9); и несколько ниже: «Ибо и “пророк”, и священник – лицемеры! “Даже в доме Моём Я нашёл нечестие их!”» (Иер. 23:11). Следовательно, монахи и все остальные, которые находятся в состоянии совершенства, при прочих равных условиях грешат более тяжко.

Отвечаю: грех, совершённый монахом, может быть более тяжким, чем такой же грех, совершенный мирянином, трояко. Во-первых, если он противен не только предписанию божественного Закона, но и монашескому обету, например, если речь идёт о похоти или воровстве, поскольку похотью он нарушает обет безбрачия, а воровством – обет бедности. Во-вторых, если он грешит из презрения, поскольку это, похоже, является глубочайшей неблагодарностью за божественное благодеяние, возвысившее его к состоянию совершенства. Так, апостол говорит, что верующий «повинен тягчайшему наказанию», когда из презрения «попирает Сына Божия» (Евр. 10:29). Поэтому Господь сетует: «Что возлюбленному Моему в доме Моём, когда в нём совершаются многие непотребства?» (Иер. 11:15). В-третьих, монашеский грех может быть отягчён соблазном, поскольку многие следуют его образу жизни, в связи с чем читаем: «В “пророках” Иерусалима вижу ужасное (они прелюбодействуют и ходят во лжи, поддерживают руки злодеев, чтобы никто не обращался от своего нечестия)» (Иер. 23:14).

С другой стороны, если монах грешит не из презрения, а по слабости или неведенью, и при этом не нарушает данные им обеты и никого не вводит в соблазн (например, если он согрешает втайне), то его грех менее тяжек, чем такой же грех, совершенный мирянином. Действительно, его незначительный грех искупается множеством его добрых дел, а тяжкий грех легче исправим. Так это, во-первых, потому, что он обладает правильным устремлением к Богу, и потому если оно ненадолго прерывается, то после его нетрудно опять направить к его прежнему объекту. Поэтому Ориген, комментируя слова [псалма]: «Когда он будет падать – не упадёт» (Пс. 36:24), говорит: «Нечестивый, согрешив, не кается и не может искупить свой грех». Но праведник знает, как покаяться и искупить; так, тот, кто сказал: «Не знаю сего Человека», вскоре, когда Господь, обратившись, взглянул на него, горько заплакал; и тот, кто с кровли увидел женщину и возжелал её, воскликнул: «Согрешил я пред Господом». Во-вторых, подняться ему помогают его товарищи-монахи, согласно сказанному [в Писании]: «Если упадёт один, то другой поднимет товарища своего, – но горе одному, когда упадёт, а другого нет, который поднял бы его» (Еккл. 4:10).

Ответ на возражение 1. Приведённые слова относятся к тому, что делается по слабости или неведению, а не к тому, что делается из презрения.

Ответ на возражение 2. Иосафат, к которому обращены эти слова, грешил не из презрения, а по некоторой слабости человеческих влечений.

Ответ на возражение 3. Праведникам нелегко согрешить из презрения, хотя подчас они впадают в грех по неведению или слабости, из которых легко восстаёт грех. Однако если они заходят столь далеко, что начинают грешить из презрения, то становятся нечестивыми и неисправимыми, согласно сказанному Иеремией: «Я сокрушил ярмо твоё, разорвал узы твои, и ты говорил: “Не буду служить идолам!” – а между тем на всяком высоком холме и под всяким ветвистым деревом ты блудодействовал» (Иер. 2:20). Поэтому Августин говорит: «С того времени, как я начал служить Богу, я не встречал людей лучше тех, которые подвизались в монастырях, но не встречал и хуже тех, которые в монастырях пали».