Вопрос 9. О ДАРЕ ЗНАНИЯ

Теперь нам надлежит рассмотреть дар знания, под каковым заглавием наличествует четыре пункта: 1) является ли знание даром; 2) является ли оно [знанием] божественного; 3) является ли оно созерцательным или практическим; 4) какое блаженство ему соответствует.

С первым [положением дело] обстоит следующим образом.

Возражение 1. Кажется, что знание не является даром. В самом деле, дары Святого Духа превосходят естественную способность. Но знание подразумевает следствие естественного разума, поскольку, по словам Философа, «доказательство есть силлогизм, посредством которого мы приобретаем знание»⁸⁵. Следовательно, знание не является даром Святого Духа.

Возражение 2. Далее, как уже было сказано (8, 4; II-I, 68, 5), дары Святого Духа общи всем святым. Но Августин говорит, что «многие из верующих не сильны знанием, хотя они [большей частью] сильны самой верой»⁸⁶. Следовательно, знание не является даром.

Возражение 3. Далее, как уже было сказано (II-I, 68, 8), дары совершеннее добродетелей. По этой причине один дар достаточен для совершенствования одной добродетели. Но нами было показано выше (8, 2), что дар разумения соответствует добродетели веры. Поэтому дар знания не соответствует этой добродетели, и при этом не ясно, может ли он соответствовать какой-либо другой добродетели. И коль скоро дары, как было показано ранее (II-I, 68, 1, 2), являются совершенствованиями добродетелей, то похоже на то, что знание не является даром.

Этому противоречит то, что знание перечислено среди семи даров (Ис. 11, 2).

Отвечаю: благодать совершеннее природы, и потому не может быть недостаточной в том, в чем человек может быть усовершенствован посредством природы. Но когда человек с помощью своего естественного разума умственно соглашается с некоторой истиной, он совершенствуется в отношении этой истины двояко: во-первых, поскольку он схватывает ее; во-вторых, поскольку он формирует о ней уверенное суждение.

Поэтому для того, чтобы человеческий ум мог совершенным образом соглашаться с истиной веры, необходимы две вещи, одной из которых является та, что он должен иметь слуховое схватывание того, что предложено ему для веры, и это, как было показано выше (8, 6), принадлежит дару разумения, в то время как другой – та, что он должен иметь об этом уверенное и правильное суждение, чтобы отличать то, во что должно верить, от того, во что верить не должно, и для этого необходим дар знания.

Ответ на возражение 1. Уверенность знания в различных природах разнится в зависимости от различия состояний этих природ. Так, человек формирует уверенное суждение об истине путем дискурсивного рассмотрения своего разума, и потому человеческое знание приобретается посредством доказательного рассуждения. С другой стороны, как уже было сказано (I, 14, 7), в Боге наличествует уверенное суждение об истине как [некая] простая интуиция, не требующая какого-либо дискурсивного рассмотрения, и потому знание Бога не дискурсивно и не доказательно, но абсолютно и просто, и именно этому знанию подобно – как причастное по подобию – то знание, которое является даром Святого Духа.

Ответ на возражение 2. Относительно вопросов веры знание бывает двояким. Одно – это то знание, благодаря которому мы отличаем то, во что должно верить, от того, во что верить не должно, и это знание является даром и общо всем святым. Другое же – это то знание вопросов веры, посредством которого знающий знает не только то, во что должно верить, но также и то, как проповедовать веру, как подвигать к вере других и как опровергать тех, которые отрицают веру. Это знание является тем благодатным даром, который дается не всем, а только некоторым. Поэтому Августин после вышеприведенных слов добавляет: «Ибо одно дело – знать только то, чему человек должен верить, и другое дело – знать, каким образом одно и то же может поддержать благочестивых и утвердиться против нечестивых».

Ответ на возражение 3. Дары совершенней нравственных и умственных добродетелей, но они не совершенней теологических добродетелей – скорее все дары определены к совершенствованию теологических добродетелей в отношении их цели. Следовательно, нет ничего несообразного в том, что к одной и той же теологической добродетели определено сразу несколько даров.

Со вторым [положением дело] обстоит следующим образом.

Возражение 1. Кажется, что дар знания является [знанием] божественного. Ведь сказал же Августин, что «знание есть то, чем зарождается, питается, утверждается и укрепляется вера»⁸⁷. Но вера относится к божественному, поскольку как уже было сказано (1, 1), ее объектом является первая Истина. Следовательно, дар знания также является [знанием] божественного.

Возражение 2. Далее, дар знания превосходнее приобретенного знания. Но существует приобретенное знание о божественных вещах, например наука метафизика. Следовательно, дар знания тем более является [знанием] божественного.

Возражение 3. Далее, согласно сказанному [в Писании], «невидимое Его... чрез рассматривание творений видимы» (Рим. 1, 20). Таким образом, коль скоро существует знание сотворенного, то похоже на то, что должно также существовать и знание божественного.

Этому противоречат следующие слова Августина: «Мудростью собственно называется знание божественного, а знание человеческого получило имя знания собственно»⁸⁸.

Отвечаю: уверенное суждение о вещи формируется по преимуществу на основании ее причины, и потому порядок суждений должен сообразовываться с порядком причин. И так как первая причина является причиной второй, то суждение о второй причине должно быть сформировано на основании первой причины. А вот о первой причине судить через посредство любой другой причины невозможно, и потому суждение, которое сформировано на основании первой причины, является первым и самым совершенным суждением.

Затем, в том, в чем мы обнаруживаем нечто наиболее совершенное, общее родовое имя усваивается тому что не достигает [этого] совершенства, а самому совершенному усваивается особое имя, как это имеет место в [науке] логике. Так, в роде обратимых терминов то, что показывает «какова вещь суть», носит особое имя «дефиниции», а то, что не показывает, сохраняет общее имя «собственных» терминов.

Поэтому, коль скоро слово «знание», как уже было сказано (1), подразумевает уверенность суждения, то если эта уверенность суждения основана на высшей причине, то знание получает особое имя «мудрости», поскольку мудрым в любом виде знания является тот, кто знает наивысшую причину в этом знании и способен судить обо всем на основании этой причины. А мудрым «абсолютно» является тот, кто знает абсолютно высшую причину, а именно Бога. Поэтому знание божественных вещей называется «мудростью», а знание человеческих вещей – «знанием», то есть общим именем, обозначающим уверенность суждения, и соответствует суждению, которое сформировано на основании вторичных причин. Следовательно, если мы понимаем знание в этом смысле, то это дар, отличный от дара мудрости, поскольку дар знания имеет дело только с человеческими или сотворенными вещами.

Ответ на возражение 1. Хотя положения веры связаны с божественным и вечным, тем не менее сама вера есть нечто временное в уме верующего. Поэтому знание о том, чему надлежит верить, принадлежит дару знания, а знание самого того, во что мы верим, посредством своего рода союза с ним, принадлежит дару мудрости. По этой причине дар мудрости в большей мере соотносится с любовью, соединяющей человеческий ум с Богом.

Ответ на возражение 2. Этот аргумент подразумевает знание в родовом смысле этого слова, то есть не в смысле знания как особого дара, а в смысле знания, которое сводится к вынесению суждения на основании [рассмотрения] сотворенных вещей.

Ответ на возражение 3. Как уже было сказано (1, 1), любой познавательный навык формально относится к тому, посредством чего познаются вещи, и материально – к тому, что именно познается. А так как формальное является наиболее значимым, то из этого следует, что те науки, которые выводят свои заключения о физических вопросах из математических начал, причислены к математическим наукам, хотя с точки зрения их материи у них гораздо больше общего с физическими науками, по каковой причине во второй [книге] «Физики» они названы «наиболее физическими из математических наук»⁸⁹. Поэтому когда человек познает Бога через посредство Его тварей, то это, похоже, принадлежит «знанию», поскольку оно относится к нему формально, а не «мудрости», к которой оно относится материально. И наоборот, когда мы судим о тварях на основании божественных вещей, то это скорее принадлежит «мудрости», а не «знанию».

С третьим [положением дело] обстоит следующим образом.

Возражение 1. Кажется, что то знание, которое перечислено среди даров, является практическим знанием. Ведь сказал же Августин, что «знание относится к действию, посредством которого мы используем [благим образом] временное»⁹⁰. Но относящееся к действию знание – это практическое [знание]. Следовательно, дар знания является практическим.

Возражение 2. Далее, Григорий говорит, что «знание ничтожно, когда оно – без благочестия, и благочестие весьма бесполезно, если ему недостает проницательности знания»⁹¹. Из этого авторитетного суждения следует, что знание направляет благочестие. Но этого никак нельзя сказать о созерцательной науке. Следовательно, дар знания является не созерцательным, а практическим.

Возражение 3. Далее, как уже было сказано (8, 5), дарами Святого Духа может обладать только праведный. Но созерцательным знанием может обладать и неправедный, согласно сказанному [в Писании]: «Кто разумеет делать добро и не делает, тому – грех» (Иак. 4, 17). Следовательно, дар знания является не созерцательным, а практическим.

Этому противоречит сказанное Григорием о том, что «знание в надлежащий день приуготовит праздник, поскольку преодолеет пост неведенья в уме»⁹². Но неведенье может быть полностью преодолено только посредством обоих видов знания, а именно созерцательного и практического. Следовательно, дар знания является и созерцательным, и практическим.

Отвечаю: как уже было сказано (8, 8), дар знания, как и дар разумения, определен к уверенности веры. Но вера в первую очередь и по преимуществу состоит в созерцании, а именно постольку, поскольку она основана на первой Истине. Однако коль скоро первая Истина является в то же время и конечной целью, ради которой мы совершаем наши действия, то вера простирается и на действия, согласно сказанному [в Писании]: «Вера, действующая любовью» (Гал. 5, 6).

Следствием этого является то, что дар знания тоже в первую очередь и по преимуществу относится к созерцанию, а именно постольку поскольку человек знает то, к чему он должен прилепляться верой, но во вторую очередь он простирается и на дела, поскольку мы в наших действиях направляемся знанием положений веры и выведенных из них заключений.

Ответ на возражение 1. Августин говорит о даре знания как о том, что простирается на действия. Но хотя действия и связаны со знанием, тем не менее, с ним связаны не только и не в первую очередь действия, и в указанном смысле оно направляет благочестие.

Из сказанного очевиден ответ и на возражение 2.

Ответ на возражение 3. Как уже было сказано нами о даре разумения (8, 5), не всякий разумеющий обладает даром разумения, но [обладает им] только тот, кто разумеет посредством навыка к благодати. То же самое можно сказать и о даре знания, а именно, что только тот обладает даром знания, кто правильно судит о положениях веры и действует через посредство дарованной благодати, чтобы ему никогда не сбиться с прямого пути праведности. А это и есть познание святых, согласно сказанному [в Писании]: «Она наставляла на правые пути... и даровала ему познание святых» (Прем. 10, 10).

С четвертым [положением дело] обстоит следующим образом.

Возражение 1. Кажется, что третье блаженство, [а именно]: «Блаженны плачущие» и т. д., не соответствует дару знания. В самом деле, как зло является причиной горя и печали, точно так же благо является причиной радости. Но знание приносит просвещаемому скорее благо, нежели зло. Действительно, последнее познается посредством первого, поскольку «посредством прямого мы познаем и его, и кривое»⁹³. Следовательно, вышеупомянутое блаженство неправильно приписывать дару знания.

Возражение 2. Далее, актом знания является рассмотрение истины. Но в рассмотрении истины нет никакой печали, скорее, в нем присутствует радость, о чем читаем: «В обращении ее нет суровости, ни в сожитии с нею – скорби, но веселие и радость» (Прем. 8, 16). Следовательно, вышеупомянутое блаженство неправильно приписывать дару знания.

Возражение 3. Далее, дар знания в первую очередь относится к созерцанию, а не к деятельности. Но в той мере, в какой он относится к созерцанию, ему не может быть приписано никакое горе, поскольку «созерцательный ум не связан с тем, чего следует добиваться или избегать»⁹⁴. Следовательно, вышеупомянутое блаженство неправильно считать соответствующим и приписывать дару знания.

Этому противоречит сказанное Августином о том, что «знание приличествует кающемуся, обнаружившему, что он был покорен злом, которого он жаждал так, как если бы оно было благом»⁹⁵.

Отвечаю: знанию надлежит выносить правильное суждение о сотворенном. Но именно из-за сотворенного человек отвращается от Бога, согласно сказанному [в Писании]: «Создания... сделались мерзостью... сетью ногам неразумных» (Прем. 14, 11), а именно тех, которые не выносят правильного суждения о сотворенном, поскольку считают, что именно в нем и заключается совершенное благо. Таким образом, они, видя в нем свою конечную цель, совершают грех и утрачивают истинное благо. Благодаря же правильному суждению о сотворенном человек узнает о своей утрате (если она имело место), и это суждение он формирует благодаря дару знания.

По этой причине о блаженстве плачущих говорят как о соответствующем дару знания.

Ответ на возражение 1. Сотворенные блага не обусловливают духовной радости иначе, как только в той мере, в какой они отсылают к божественному благу, которое является надлежащей причиной для духовной радости. Следовательно, духовный мир и окончательная радость соответствуют непосредственно дару мудрости, а дару знания соответствуют, во-первых, плач о минувших заблуждениях и, во-вторых, утешение, поскольку согласно своему правильному суждению человек определяет сотворенное к божественному благу. По этой причине о плаче в указанном блаженстве говорится как о заслуге, а о завершающем утешении – как о награде, которая имеет свое начало в этой жизни и становится совершенной в жизни грядущей.

Ответ на возражение 2. Человек радуется самому рассмотрению истины, но при этом он подчас может скорбеть о том, истину относительно чего он рассматривает, и в этом смысле знанию приписывается скорбь.

Ответ на возражение 3. Никакое блаженство не приписывается знанию постольку, поскольку оно относится к созерцанию, так как человеческое блаженство заключается не в рассмотрении сотворенного, а в созерцании Бога. Однако человеческое блаженство отчасти заключается в правильном пользовании сотворенным и в правильно упорядоченной любви к нему (здесь речь идет, конечно же, о блаженстве странствующего [в этой жизни]). Поэтому относящееся к созерцанию блаженство приписывается не знанию, а связанным с божественными вещами разумению и мудрости.