Вопрос 10. О НЕВЕРИИ В ЦЕЛОМ

Соблюдая должную последовательность, [теперь] мы должны рассмотреть противоположные пороки: во-первых, неверие, которое противоположно вере; во-вторых, богохульство, которое противно исповеданию веры; в-третьих, невежество и тупость ума, которые противоположны знанию и разумению.

Что касается первого, то мы должны рассмотреть, во-первых, неверие в целом; во-вторых, ересь; в-третьих, вероотступничество.

Под первым заглавием наличествует двенадцать пунктов: 1) является ли неверие грехом; 2) что является его субъектом; 3) является ли оно величайшим из грехов; 4) является ли грехом любое действие неверующих; 5) о видах неверия; 6) об их сравнении друг с другом; 7) подобает ли нам вступать в спор о вере с неверующими; 8) должно ли понуждать их к вере; 9) должно ли нам иметь с ними общение; 10) могут ли неверующие властвовать над христианами; 11) должны ли дозволяться обряды неверующих; 12) должно ли крестить детей неверующих против воли их родителей.

С первым [положением дело] обстоит следующим образом.

Возражение 1. Кажется, что неверие – это не грех. Ведь сказал же Дамаскин, что всякий грех противоестественен⁹⁶. Но неверие, похоже, не противно природе. В самом деле, согласно Августину, «то, что человек может иметь веру, как может иметь и любовь, принадлежит его природе; иметь же веру, как и иметь любовь, принадлежит благодати верных»⁹⁷. Следовательно, не иметь веры, что означает быть неверующим, не является грехом.

Возражение 2. Далее, никто не грешит тем, чего он не может избегнуть, поскольку всякий грех произволен. Но человек не в силах избегнуть неверия, ибо как избегнуть его, не имея веры, о чем свидетельствует и апостол, говоря: «Как веровать в Того, о Ком не слыхали; как слышать без проповедующего» (Рим. 10, 14). Следовательно, похоже, что неверие не является грехом.

Возражение 3. Далее, как уже было сказано (II-I, 84, 4), существует семь главных грехов, к которым могут быть сведены все остальные. Но неверие, похоже, не сводится ни к одному из них. Следовательно, неверие – это не грех.

Этому противоречит следующее: порок противоположен добродетели. Но вера – это добродетель, а неверие ей противоположно. Следовательно, неверие – это грех.

Отвечаю: неверие можно понимать двояко: во-первых, как чистое отрицание, в каковом смысле человек называется неверующим просто потому, что не имеет веры. Во-вторых, неверие можно понимать как противление вере, в каковом смысле человек не желает слышать о вере или презирает ее, согласно сказанному [в Писании]: «Кто поверил слышанному от нас» (Ис. 53, 1). В таком случае речь идет о совершенном неверии, и неверие в этом смысле является грехом.

Если же понимать его как чистое отрицание, как это бывает у тех, которые [вообще] ничего не слышали о вере, то оно носит признак не греха, а наказания, поскольку такое неведенье божественного является следствием греха нашего прародителя. При этом если такого рода неверующие прокляты, то это связано с другими их грехами, которые не могут быть устранены без веры, а не с грехом неверия. Поэтому Господь говорит: «Если бы Я не пришел и не говорил им, – то не имели бы греха» (Ин. 15, 22), каковые слова Августин разъясняет как «относящиеся к греху их веры не в Христа»⁹⁸.

Ответ на возражение 1. Иметь веру не является частью человеческой природы, но то, что человеческий ум не должен противиться внутренней интуиции и проповедованию истины вовне, является частью человеческой природы. Следовательно, в этом отношении неверие противоестественно.

Ответ на возражение 2. Этот аргумент рассматривает неверие как чистое отрицание.

Ответ на возражение 3. Неверие как грех является следствием гордыни, из-за которой человек не желает подчинять свой ум правилам веры и ее толкованию, озвученному святыми отцами. По этой причине Григорий говорит, что «самонадеянные нововведения восстают из тщеславия»⁹⁹.

Кроме того, мы могли бы сказать, что как теологические добродетели не сводятся к главным добродетелям, а предшествуют им, точно так же и противоположные теологическим добродетелям пороки не сводятся к главным порокам.

Со вторым [положением дело] обстоит следующим образом.

Возражение 1. Кажется, что неверие не находится в уме как в своем субъекте. В самом деле, согласно Августину, всякий грех находится в воле. Но, как было показано выше (1), неверие – это грех. Следовательно, неверие находится в воле, а не в уме.

Возражение 2. Далее, неверие греховно из-за презрения к проповедованию веры. Но презрение принадлежит воле. Следовательно, неверие находится в воле.

Возражение 3. Далее, глосса на слова [Писания]: «Сам Сатана принимает вид ангела света» (2Кор. 11, 14), говорит, что «когда злой ангел, представляясь добрым, делает или говорит свойственное добрым ангелам, то даже если он и считается добрым, это не есть опасное и смертное заблуждение»¹⁰⁰. Но то, что человек прилепляется к ангелу постольку, поскольку желает твердо прилепиться к доброму ангелу, похоже, говорит о правоте его воли. Поэтому грех неверия, похоже, заключается в полностью извращенной воле и, следовательно, не находится в уме.

Этому противоречит следующее: противоположные друг другу вещи находятся в одном и том же субъекте. Но вера, которой противоположно неверие, находится в уме. Следовательно, и неверие находится в уме.

Отвечаю: как уже было сказано (II-I, 74, 1), о грехе говорят как о находящемся в той способности, которая является началом греховного акта. Но у греховного акта имеется два начала. Первым и универсальным началом является то, которое распоряжается всеми греховными актами, и это – воля, поскольку всякий грех произволен. Вторым началом греховного акта является то присущее и ближайшее начало, которое выявляет греховный акт. В указанном смысле началом неумеренности и похоти является вожделение, и потому об этих грехах говорят как о находящихся в вожделении. Но инакомыслие, каковое суть присущий неверию акт, является актом ума, подвигнутого к согласию с ним волей.

Поэтому неверие, как и вера, находится в уме как в ближайшем ему субъекте. Но оно находится и в желании как в первом начале движения, и в этом смысле о всяком грехе можно сказать, что он находится в воле.

Ответ на возражение 1 очевиден из сказанного.

Ответ на возражение 2. Презрение воли обусловливает инакомыслие ума, которое делает понятие неверия совершенным. Следовательно, причина неверия находится в воле, в то время как само неверие находится в уме.

Ответ на возражение 3. Тот, кто считает злого ангела добрым, не отклоняется от положений веры, поскольку, как говорит та же глосса, «хотя его телесные чувства обмануты, его разум не отклоняется от истинного и правильного образа мысли»¹⁰¹. Но, согласно тому же автору прилепляться к Сатане, когда тот «начинает склонять к своему», то есть к злобе и заблуждению, небезгрешно.

С третьим [положением дело] обстоит следующим образом.

Возражение 1. Кажется, что неверие не является величайшим из грехов. Так, Августин говорит: «Я не решаюсь сказать, должно ли предпочесть очень злого католика еретику, в жизни которого нет ничего предосудительного помимо того, что он еретик». Но еретик является неверующим. Следовательно, мы не должны утверждать, что неверие является наибольшим из грехов.

Возражение 2. Далее, то, что уменьшает или извиняет грех, вряд ли может являться наибольшим из грехов. Но неверие извиняет или уменьшает грех, поскольку, как сказал апостол, «я... прежде был хулитель, и гонитель, и обидчик, но помилован потому, что так поступал по неведению, в неверии» (1Тим. 1, 13). Следовательно, неверие не является наибольшим из грехов.

Возражение 3. Далее, больший грех заслуживает и большее наказание, согласно сказанному [в Писании]: «Смотря по вине его, по счету» (Вт 25, 2). Но самому большому наказанию повинен верующий, а не неверующий, согласно сказанному [в Писании]: «Сколь тягчайшему думаете, наказанию повинен будет тот, кто попирает Сына Божия и не почитает за святыню кровь Завета, которою освящен» (Евр. 10, 29). Следовательно, неверие не является наибольшим из грехов.

Этому противоречит следующее: Августин, комментируя слова [Писания]: «Если бы Я не пришел и не говорил им, – то не имели бы греха» (Ин. 15, 22), говорит: «Общее имя [греха] Он относит к наибольшему из грехов. Поскольку он», а именно неверие, «есть тот грех, в котором отпечатлены все остальные»¹⁰². Следовательно, неверие является наибольшим из грехов.

Отвечаю: всякий грех, как было показано выше (II-I, 71, 6; II-I, 73, 3), формально состоит в отвращении от Бога. Следовательно, чем больше грех отъединяет человека от Бога, тем он и тяжче. Но человек более всего отделяется от Бога неверием, поскольку он не обладает истинным знанием о Боге, а ложное знание о Боге не приближает человека к Нему, а [напротив] отъединяет от Него.

При этом тот, кто обладает ложным мнением о Боге, не имеет возможности познать Его каким-либо образом вообще, поскольку объектом его мнения является не Бог. Отсюда понятно, что грех неверия является большим, чем любой другой из тех грехов, которые происходят от извращенных нравов. Но это не относится к тем грехам, которые противоположны теологическим добродетелям, к рассмотрению которых мы приступим ниже (20, 3; 34, 2; 39, 2).

Ответ на возражение 1. Ничто не препятствует тому, чтобы грех, который является наиболее тяжким в своем роде, был менее тяжким в связи с некоторыми обстоятельствами. По этой причине Августин и колеблется в выборе между дурным католиком и безгрешным во всем остальном еретиком – ведь хотя грех ереси наиболее тяжек в своем роде, он может быть уменьшен в связи с [некоторыми] обстоятельствами, и наоборот, грехи католика могут быть некоторыми обстоятельствами усугублены.

Ответ на возражение 2. Неверие включает в себя как добавленное к нему неведенье, так и противление положениям веры, и в отношении последнего оно является наиболее тяжким грехом. Со стороны же неведенья оно имеет некоторую причину для оправдания, особенно если человек грешит не по злобе, как это имело место в случае с апостолом.

Ответ на возражение 3. Неверующий подлежит более строгому наказанию за его грех неверия, чем любой другой грешник – за любой другой грех, если мы рассматриваем грех со стороны его вида. Но в том случае, когда другой грех, например прелюбодеяние, совершается верующим и неверующим, то при прочих равных условиях верующий грешит более тяжко, чем неверующий, – как потому, что благодаря вере ему открыта истина, так и потому, что он был освящен святынями [веры], которые он, греша, попирает.

С четвертым [положением дело] обстоит следующим образом.

Возражение 1. Кажется, что всякий акт неверующего есть грех. В самом деле, глосса на слова [Писания]: «Все, что не по вере – грех» (Рим. 14, 23), говорит: «Вся жизнь неверующих – грех». Но жизнь неверующих является совокупностью их действий. Следовательно, всякий акт неверующего – грех.

Возражение 2. Далее, вера направляет интенцию. Но там, где нет правой интенции, не может быть и никакого блага. Следовательно, никакой акт неверующих не может быть благим.

Возражение 3. Далее, когда предшествующее порочно, порочно также и последующее. Но акт веры предшествует актам всех добродетелей. Следовательно, коль скоро у неверующих нет никакого акта веры, они не могут совершать добрые поступки, и потому каждое их действие – грех.

Этому противоречит сказанное неверующему в то время Корнилию, что милостыни его «пришли на память пред Богом» (Деян. 10, 4, 31). Следовательно, не всякий акт неверующего – грех, но некоторые из его актов – благи.

Отвечаю: как уже было сказано (II-I, 85, 4), смертный грех [полностью] устраняет освящающую благодать, но благо природы уничтожает не полностью. И коль скоро неверие – это смертный грех, то неверующие лишены благодати, но при этом в них сохраняется некоторое благо их природы. Отсюда понятно, что неверующие не могут совершать те благие поступки, которые проистекают из благодати, а именно заслуживающие дела, однако они все же в определенной степени способны совершать те благие поступки, для которых достаточно [одного только] блага их природы.

Таким образом, из этого никак не следует, что они согрешают во всех своих делах, однако когда они делают что-либо по причине своего неверия, тогда они грешат. В самом деле, как верующий может совершать актуальный грех, простительный или даже смертный, который он не относит к цели веры, точно так же и неверующий может делать добро в том, что он не относит к цели своего неверия.

Ответ на возражение 1. Приведенные слова должно понимать как означающие или то, что жизнь неверующих не может быть безгрешной, поскольку без веры нельзя устранить никакой грех, или же то, что все, что делается по причине неверия, есть грех. Поэтому тот же самый автор [далее] добавляет: «Поскольку всякий, кто живет или действует согласно своему неверию, претяжко грешит».

Ответ на возражение 2. Вера направляет интенцию в отношении сверхъестественной конечной цели. Что же касается того, чтобы направить интенцию в отношении природного блага, то для этого бывает достаточно и света естественного разума.

Ответ на возражение 3. Неверие не полностью уничтожают естественный разум неверующих, так что у них сохраняется некоторое знание истины, посредством которого они способны совершать благие по роду поступки. Что же касается случая с Корнилием, то здесь надлежит заметить, что он не был неверующим, в противном случае его поступки не были бы угодными Богу, Которому без веры угодить невозможно. Просто его вера была неявной, поскольку истина евангелия ещё не была обнародована, и потому для того, чтобы наставить его в вере, к нему был послан Петр.

С пятым [положением дело] обстоит следующим образом.

Возражение 1. Кажется, что нескольких видов неверия не существует. В самом деле, коль скоро вера и неверие противоположны друг другу, они должны относиться к одной и той же вещи. Но формальным объектом веры является первая Истина, из которой она черпает свое единство, хотя материально в ней содержится множество положений. Поэтому и объектом неверия является первая Истина, а все то, во что не верит неверующий – это материя его неверия. Но видовое отличие зависит не от материальных, а от формальных начал. Следовательно, нескольких видов неверия, которые бы различались согласно различию их положений, не существует

Возражение 2. Далее, от истины веры можно уклоняться бесчисленным множеством способов. Поэтому если бы различение видов неверия основывалось на различии заблуждений, то из этого бы, похоже, следовало, что существует бесконечное количество видов неверия и, таким образом, нам не следовало бы делать эти виды предметом нашего рассмотрения.

Возражение 3. Далее, одна и та же вещь не может принадлежать к разным видам. Но человек может быть неверующим вследствие своего заблуждения относительно разных моментов истины. Следовательно, разнообразие заблуждений не порождает разнообразия видов неверия, и потому нескольких видов неверия не существует.

Этому противоречит следующее: у каждой добродетели есть несколько противоположных ей пороков, поскольку, согласно Дионисию и Философу, «добро происходит единственным способом, в то время как зло – многими»¹⁰³. Но вера – это добродетель. Следовательно, ей противоположно несколько видов порока.

Отвечаю: как уже было сказано (II-I, 55, 4; II-I, 64, 1), всякая добродетель состоит в следовании правилам человеческого знания или деятельности. Но соответствие правилу в каждом отдельном случае может быть только одним, в то время как нарушение этого правила может происходить по-разному, по каковой причине одной добродетели может быть противоположно множество пороков. [Затем] разнообразие противоположных каждой добродетели пороков можно рассматривать двояко. Во-первых, со стороны различия их отношений к добродетели, и в этом смысле существует установленное количество видов противоположных добродетели пороков: так, нравственной добродетели противоположен один порок, который по отношению к добродетели избыточен, и другой – который недостаточен. Во-вторых, разнообразие противоположных добродетели пороков можно рассматривать со стороны порчи тех или иных необходимых для этой добродетели состояний. В указанном смысле количество противоположных одной добродетели пороков бесконечно, например, умеренность или мужество могут быть разрушены тем бесчисленным количеством способов, которыми различные обстоятельства этих добродетелей могут быть извращены так, что от правоты добродетели уже не останется ничего. По этой причине Пифагор приписывал злу бесконечность.

Следовательно, нам надлежит говорить, что если рассматривать неверие в отношении к вере, то в нем можно различить несколько конкретных по числу видов. В самом деле, грех неверия состоит в противлении вере, и это может происходить двояко: или вера отвергается ещё до ее принятия, и таковым является неверие язычников и дикарей, или же христианская вера отвергается после ее принятия – то ли в ее образе, и таково неверие евреев, то ли в самом выявлении истины, и таково неверие еретиков. Таким образом, мы можем обобщенно полагать эти три видами неверия.

Если же различать виды неверия со стороны различия заблуждений относительно положений веры, то в таком случае определенных по числу видов неверия не существует, поскольку, как говорит Августин, заблуждения могут множиться до бесконечности.

Ответ на возражение 1. Формальный аспект греха можно рассматривать двояко. Во-первых, со стороны намерения грешника, и тогда то, к чему обращается грешник, является формальным объектом его греха и определяет видовое отличие этого греха. Во-вторых, его можно рассматривать как зло, и тогда формальным объектом греха является устраняемое этим грехом благо, которое, однако, по причине своей лишенности не сообщает [греху его] вид. Таким образом, нам надлежит ответить, что объектом неверия в смысле того, что оставляется [в силу неверия], является первая Истина, а вот формальным аспектом со стороны того, к чему обращается неверие, является ложное мнение, и именно в его отношении и различаются виды неверия. Следовательно, подобно тому, как любовь одна, поскольку она твердо прилепляется к Высшему Благу, в то время как существует несколько видов противоположных любви пороков, которые отвращают от Высшего Блага путем обращения к различным временным благам, а ещё вследствие разного рода неупорядоченных отношений к Богу, точно так же и вера является одной добродетелью, поскольку она твердо прилепляется к первой Истине, в то время как существует несколько видов неверия, поскольку неверующие могут придерживаться различных ложных мнений.

Ответ на возражение 2. Этот аргумент рассматривает различие видов неверия со стороны различия положений, относительно которых случаются заблуждения.

Ответ на возражение 3. Как вера едина постольку, поскольку она верит во многое в отношении одного, точно так же и неверие, содержа в себе заблуждения относительно многого, может быть одним постольку, поскольку все это связано с одним. К тому же ничто не препятствует тому, чтобы один и тот же человек заблуждался с точки зрения разных видов неверия подобно тому, как один и тот же человек может являться субъектом различных пороков или различных телесных недугов.

С шестым [положением дело] обстоит следующим образом.

Возражение 1. Кажется, что неверие язычников или дикарей тяжче, чем другие виды [неверия]. В самом деле, как телесная болезнь тем тяжче, чем важнее для тела поврежденный ею член, точно так же и грех, похоже, является тем более тяжким, чем более значимой части добродетели он противоположен. Но наиважнейшей частью веры является единобожие, и именно от нее отвращаются язычники посредством своей веры в многих богов. Следовательно, их неверие является наиболее тяжким.

Возражение 2. Далее, из всех ересей наиболее отвратительны те, которые противоречат истине веры в большем и наиболее существенном; так, ересь разделявшего Божество Ария более отвратительна, чем ересь отъединявшего человечность Христа от Лица Сына Божия Нестория. Но язычники отрицают веру в большем и более существенном, чем евреи и еретики, поскольку они не принимают веру вообще. Следовательно, их неверие является наиболее тяжким.

Возражение 3. Далее, всякое благо уменьшает зло. Но в евреях, которые верят в божественность Ветхого Завета, и в еретиках, которые почитают Завет Новый, [безусловно] есть нечто благое. Следовательно, они грешат менее тяжко, чем язычники, которые не знают никакого Завета.

Этому противоречат следующие слова [Писания]: «Лучше бы им не познать пути правды, нежели, познав, возвратиться назад от преданной им святой заповеди» (2Петр. 2, 21). Но язычники не познали пути правды, тогда как еретики и евреи, познав, возвратились назад. Следовательно, их грех более тяжек.

Отвечаю: как уже было сказано (5), в неверии можно усматривать две вещи. Одна из них – это отношение к вере, и с этой точки зрения тот, кто противится вере после ее принятия, грешит против веры тяжче, чем тот, кто противится ей без принятия, что подобно тому, как тот, кто не может исполнить обещанное, грешит тяжче, чем тот, кто вообще никогда этого не обещал. В указанном смысле неверие исповедующих веру в евангелие и противящихся этой вере посредством ее извращения еретиков является более тяжким грехом, чем грех евреев, которые никогда не принимали евангельской веры. Однако коль скоро они приняли образ этой веры в Старом Законе, который они извращают своими лживыми измышлениями, их неверие является более тяжким грехом, чем неверие язычников, поскольку последние не приняли евангельскую веру вообще.

Второе, что надлежит усматривать в неверии, – это извращение положений веры. С этой точки зрения язычники заблуждаются относительно большего количества положений, чем евреи, а последние – относительно большего количества положений, чем еретики, и потому неверие язычников является более тяжким, чем неверие евреев, а неверие евреев – чем неверие еретиков, за исключением отдельных случаев, например [ереси] манихеев, которые в отношении положений веры [подчас] заблуждаются даже больше, чем язычники.

Из этих двух напастей первая превосходит вторую с точки зрения вины, поскольку, как было показано выше (1), неверие несет в себе признак вины вследствие противления вере, а не простого отсутствия веры, которое, как было показано в том же месте, скорее несет в себе признак наказания. Следовательно, в строгом смысле слова наихудшим является неверие еретиков.

Сказанного достаточно для ответов на все возражения.

С седьмым [положением дело] обстоит следующим образом.

Возражение 1. Кажется, что не должно вступать в открытый спор с неверующими. В самом деле, апостол призывал «не вступать в словопрения», поскольку это «нимало не служит к пользе, а к расстройству слушающих» (2Тим. 2, 14). Но открыто спорить с неверующими и при этом не вступать в словопрения невозможно. Следовательно, не должно вступать в открытый спор с неверующими.

Возражение 2. Далее, подтвержденный канонами закон Мартиана Августа сформулирован так: «Почитать оскорблением решений высших церковных соборов любую попытку открытого обсуждения или оспаривания положений, которые единожды были рассмотрены и утверждены». Но все положения веры были утверждены на священных соборах. Таким образом, предложение открыто спорить относительно положений веры является оскорблением решений и, следовательно, тяжким грехом.

Возражение 3. Далее, в спорах используются аргументы. Но аргумент является основанием для достижения согласия в спорных вопросах, тогда как то, что относится к вере, должно быть бесспорным и не подвергаться никаким сомненьям. Следовательно, не должно вступать в открытый спор о положениях веры.

Этому противоречат слова [Писания] о том, что «Савл более и более укреплялся и приводил в замешательство иудеев», и что «он говорил с язычниками и состязался с эллинами»¹⁰⁴ (Деян. 9, 22, 29).

Отвечаю: в том, что обсуждается относительно веры, должно усматривать две вещи: одну – со стороны обсуждающего, другую – со стороны его слушателей. Со стороны обсуждающего мы должны принимать во внимание его намерение. Действительно, если он вступил в спор постольку, поскольку испытывал сомнения относительно [положений] веры и в чем-либо отступал от истины веры так, как если бы намеревался исследовать это при помощи аргументов, то, разумеется, он как усомнившийся в вере и неверующий совершил грех. С другой стороны, открытое обсуждение [положений] веры ради опровержения заблуждений или в практических целях является достохвальным.

Со стороны слушателей мы должны учитывать то, являются ли слушающие спор наставленными и твердыми в вере или же [напротив] они суть колеблющиеся простаки. Если они наставлены и тверды в вере, то обсуждение веры в их присутствии не таит в себе никакой опасности. Что же касается простаков, то здесь мы должны проводить различение, поскольку либо им досаждают и побуждают к спору неверные, например, евреи, еретики или язычники, которые стремятся извратить их веру, либо же никто их к этому не побуждает, как это имеет место в тех местах, где нет никаких неверных. В первом случае тем, кто сведущ и способен опровергнуть заблуждения, необходимо вступать в открытый спор о положениях веры, поскольку благодаря этому простолюдины укрепляются в вере, а неверующие лишаются возможности их обмануть, в то время как если те, кто должен противостоять извращениям истины веры, будут безмолвствовать, то заблуждения будут усиливаться. Поэтому Григорий говорит, что «как неразумная речь порождает заблуждение, так и опрометчивое молчание оставляет пребывать в заблуждении тех, которых можно было бы наставить». Во втором же случае открытое обсуждение веры в присутствии простолюдинов, чья вера тверда во многом только потому, что им не приходилось слышать что-либо, что отличалось бы от того, во что они верят, может оказаться опасным. Поэтому таким вредно слушать направленные против веры речи неверующих.

Ответ на возражение 1. Апостол запрещает не все споры вообще, а только те, которые неупорядочены и в которых все сводится к словесной перебранке, а не к выслушиванию речей.

Ответ на возражение 2. Этот закон запретил те открытые споры о вере, которые возникают вследствие сомнения в вере, а не те, которые возникают из желания ее защитить.

Ответ на возражение 3. Обсуждать положения веры надобно не так, как если бы кто подвергал их сомнению, а так, чтобы доносить истину и опровергать заблуждения. В самом деле, для утверждения веры подчас необходимо спорить с неверующими и даже защищать веру, согласно сказанному [в Писании]: «Будьте всегда готовы всякому, спрашивающему вас о причине вашей надежды и веры, дать ответ»¹⁰⁵ (1Петр. 3, 15). Подчас же это необходимо и для убеждения заблуждающихся, для чего, согласно сказанному [в Писании], нужно «быть сильным и наставлять в здравом учении, и противящихся обличать» (Тит 1, 9).

С восьмым [положением дело] обстоит следующим образом.

Возражение 1. Кажется, что неверующих ни в коем случае нельзя понуждать к вере. Так, в Писании сказано, что когда рабы домовладыки, чье поле было засеяно плевелами, спросили его: «Хочешь ли, мы пойдем, выберем их?», – тот ответил: «Нет – чтобы, выбирая плевелы, вы не выдергали вместе с ними пшеницы» (Мф. 13, 28, 29), каковые слова Златоуст комментирует так: «Господь говорит это затем, чтобы запретить человекоубийство, ибо, убивая еретиков, вы непременно погубите при этом много невинных людей»¹⁰⁶. Следовательно, похоже, что по той же причине не должно понуждать неверующих к вере.

Возражение 2. Далее, в «Декреталиях» сказано, что «согласно предписанию священного синода относительно евреев, никто из них в будущем не должен быть понужден к вере»¹⁰⁷. Следовательно, и вообще никто из неверующих не должен быть понужден к вере.

Возражение 3. Далее, Августин говорит, что «человек может делать многое против своей воли, но верить против своей воли он не может»¹⁰⁸. Следовательно, похоже, что не должно понуждать неверующих к вере.

Возражение 4. Кроме того, от лица Бога сказано: «Я не хочу смерти грешника»¹⁰⁹ (Иез. 18, 32). Но, как было показано выше (II-I, 19, 9), нам надлежит сообразовывать нашу волю с божественной волей. Следовательно, нам [тоже] не должно хотеть смерти неверующих.

Этому противоречит сказанное [в Писании]: «Пойди по дорогам и изгородям и понуди прийти»¹¹⁰ (Лк. 14, 23). Но люди приходят в дом Божий, то есть в святую Церковь, посредством веры. Следовательно, иных необходимо понуждать к вере.

Отвечаю: среди неверующих есть такие, которые никогда не принимали веру например язычники и евреи, и их не должно понуждать к вере, чтобы они поверили, поскольку поверить можно только по собственной воле. Однако их, насколько возможно, верные должны понудить к тому, чтобы они не чинили препятствий вере ни богохульствами, ни злыми уговорами, ни тем более явными преследованиями. По этой причине верные Христовы нередко ведут войны с неверными – не затем, чтобы понудить их к вере, поскольку и после победы и взятия их в плен им надлежит оставить право свободно, если они того пожелают, прийти к вере, а затем, чтобы устранить в их лице препятствие вере Христовой.

С другой стороны, есть неверующие, которые в свое время приняли и исповедали веру, например еретики и всевозможные отступники, и их необходимо понуждать, подчас даже телесным образом, к тому, чтобы они исполняли принятые на себя обязательства и держались того, что когда-то обрели.

Ответ на возражение 1. Некоторые, как это явствует из слов Златоуста, понимали сказанное в этой цитате как запрет не на отлучение, а на убийство еретиков. Августин же, со своей стороны, говорит: «Таковым было некогда и мое мнение, что никого не следует понуждать к союзу с Христом, что мы должны действовать словами и бороться аргументами. Однако ныне это мнение опровергнуто, причем не словесными возражениями, а убедительными примерами. В самом деле, страх перед Законом оказался столь полезным, что многие говорят: «Благодарение Господу, разорвавшему наши путы"». Поэтому смысл сказанного Господом: «Оставьте расти вместе то и другое до жатвы», должно понимать в свете предшествующих [Его слов]: «Чтобы, выбирая плевелы, вы не выдергали вместе с ними пшеницы». Касательно этого Августин говорит: «Приведенные слова показывают, что даже когда нечего опасаться, то есть когда преступление человека столь очевидно и столь для всех ненавистно, что никто не встанет на его защиту и оно никоим образом не может обусловить никакой ереси, [все равно] не следует смягчать строгости наказания».

Ответ на возражение 2. Те евреи, которые не приняли веру, ни в коем случае не должны быть понуждаемы к вере, но если они каким-либо образом приняли ее, то их должно понуждать исповедать ее, о чем уже было сказано.

Ответ на возражение 3. Как принятие обета связано с волей, а хранение обета – с обязательством, точно так же принятие веры связано с волей, а хранение некогда принятой веры – с обязательством. Поэтому еретиков надлежит понуждать сохранять веру. Об этом Августин пишет графу Бонифацию так: «Что хотят сказать эти люди, когда беспрестанно вопиют: «Мы можем верить или не верить по собственному усмотрению. Кого понуждал Христос?». Им надлежит напомнить, что Христос сперва принудил Павла, а уже после научал его»¹¹¹.

Ответ на возражение 4. Как пишет Августин в том же письме, «никто из нас не желает гибели еретика. Но дом Давидов не заслуживал мира, пока Авессалом, сын его, выступивший против отца, не был убит на войне. Так и католическая церковь, если она подбирает некоторых из погибших, то ее материнское сердце исцеляется от печали по столь многим погибшим народам».

С девятым [положением дело] обстоит следующим образом.

Возражение 1. Кажется, что общение с неверующими законно. Так, апостол говорит: «Если кто из неверных позовет вас, и вы захотите пойти, то все, предлагаемое вам, ешьте без всякого исследования» (1Кор. 10, 27). И Златоуст говорит: «Если вы хотите идти вкушать с язычниками, то мы дозволяем это без каких-либо оговорок»¹¹². Но разделять трапезу с кем бы то ни было означает общаться с ним. Следовательно, общение с неверующими законно.

Возражение 2. Далее, апостол говорит: «Что мне судить и внешних?» (1Кор. 5, 12). Но внешние – это неверующие. Поэтому если Церковь и запрещает верным общаться с некоторыми людьми, то, похоже, этот запрет не должен распространяться на неверующих.

Возражение 3. Далее, хозяин не может использовать слугу, не общаясь с ним, по крайней мере, словесно, поскольку хозяин движет его посредством распоряжений. Но христиане могут использовать неверующих – евреев, язычников или сарацин – в качестве слуг. Следовательно, их общение с ними вполне законно.

Этому противоречит сказанное [в Писании]: «Не вступай с ними в союз и не щади их; и не вступай с ними в родство» (Вт. 7, 2, 3). И глосса на слова [Писания]: «Если женщина имеет истечение крови», и т. д. (Лев. 15, 19), говорит: «Избежание идолопоклонства важно настолько, что мы не должны иметь ничего общего ни с идолопоклонниками, ни с их учением, ни вообще иметь с ними каких-либо дел».

Отвечаю: общение с частным лицом может быть запрещено верным двояко: во-первых, в качестве наказания того, с кем им запрещено общаться; во-вторых, ради безопасности тех, кому запрещено общаться с другими. Относительно обеих этих причин можно судить из слов апостола. В самом деле, после объявления им приговора об отлучении, он приводит его причину: «Разве не знаете, что малая закваска квасит все тесто?» (1Кор. 5, 6). А несколько ниже он приводит и причину со стороны налагаемого Церковью наказания, и говорит: «Не внутренних ли вы судите?» (1Кор. 5, 12).

Что касается первого [из двух] способов, то Церковь не запрещает верным общаться с теми неверующими, которые не получили христианскую веру, а именно с язычниками и евреями, поскольку она имеет право выносить о них не духовное, а только мирское суждение, и то лишь в том случае, если они, проживая среди христиан, совершили то или иное преступление и приговорены верными к некоторому мирскому наказанию. С другой стороны, этим способом, то есть в качестве наказания, Церковь запрещает верным общаться с теми неверующими, которые отвергли ранее полученную веру либо посредством ее извращения, как еретики, либо же полностью отрекшись от веры, как вероотступники, поскольку Церковь отлучает тех и других.

Что же касается второго способа, то здесь надлежит проводить различение со стороны различия состояний индивидов, а также обстоятельств и времени. В самом деле, иные столь крепки в вере, что есть основание полагать, что их общение с неверующими будет приводить скорее к обращению последних, нежели к отвращению верных. Таким не следует запрещать общение с теми неверующими, которые не получили веру, например с язычниками или евреями, а особенно в тех случаях, когда для этого есть серьезное основание. А вот в случае простолюдинов и тех, кто нестоек в вере, отвращения которых должно опасаться как вполне вероятного, то им надлежит запрещать общаться с неверующими и тем более быть с ними накоротке или вступать в общение без особой на то надобности.

Сказанного достаточно для ответа на возражение 1.

Ответ на возражение 2. Церковь не судит неверующих в том, что касается наложения на них духовного наказания, но она судит некоторых из них в том, что касается мирского наказания. И по этой причине в случае некоторых особых грехов Церковь подчас запрещает верным общаться с некоторыми неверующими.

Ответ на возражение 3. Скорее движимый распоряжениями своего хозяина слуга будет обращен в веру верующего хозяина, чем наоборот, и потому верным не запрещено иметь неверующих слуг. Если же хозяин вследствие общения с таким своим слугой подвергается опасности, то он должен отослать его от себя, согласно распоряжению Господа: «Если... нога твоя соблазняет тебя, – отсеки ее и брось от себя» (Мф. 18, 8).

Что же касается аргумента, который приведен в качестве опровержения, то мы ответим, что Господь распорядился так в отношении тех народов, на чьи земли собирались вступить евреи. В самом деле, поскольку последние были склонны к идолопоклонству, то существовала опасность, что частые сношения с этими народами могут отвратить их от веры, в связи с чем несколько ниже [в Писании] сказано: «Ибо они отвратят сынов твоих от Меня» (Вт. 7, 4).

С десятым [положением дело] обстоит следующим образом.

Возражение 1. Кажется, что неверующие могут властвовать или владеть верными. Так, апостол говорит: «Рабы, под игом находящиеся, должны почитать господ своих достойными всякой чести» (1Тим. 6, 1), и при этом понятно, что речь идет о неверующих [господах], поскольку далее он прибавляет: «Те, которые имеют господами верных, не должны обращаться с ними небрежно» (1Тим. 6, 2). Кроме того, [в Писании] сказано: «Слуги, со всяким страхом повинуйтесь господам, не только добрым и кротким, но и суровым» (1Петр. 2, 18). Но ничего подобного никогда бы не встретилось в апостольском учении, если бы неверующие не могли властвовать над верными. Следовательно, похоже на то, что неверующие могут властвовать над верными.

Возражение 2. Далее, члены дома властителя являются его субъектами. Но некоторые из верных были членами дома неверующих властителей, о чем читаем [в Писании]: «Приветствуют вас все святые (а наипаче из кесарева дома)» (Филип. 4, 22), то есть [из дома] Нерона, который был неверующим. Следовательно, неверующие могут властвовать над верными.

Возражение 3. Далее, согласно Философу, раб является орудием своего домохозяина для его повседневного существования подобно тому, как и подмастерье является орудием ремесленника для создания произведений его искусства¹¹³. Но в подобных случаях верный может быть подчинен неверующему, поскольку может быть работником его хозяйства. Следовательно, неверующие могут властвовать над верными и даже владеть ими.

Этому противоречит следующее: властвующие могут судить тех, над кем они властны. Но неверующие не могут судить верных, согласно сказанному апостолом: «Как смеет кто у вас, имея дело с другим, судиться у нечестивых», то есть неверующих, «а не у святых?» (1Кор. 6, 1). Следовательно, похоже на то, что неверующие не могут властвовать над верными.

Отвечаю: этот вопрос можно рассматривать двояко. Во-первых, мы можем говорить о владении или власти неверующих над верными как о том, что только учреждается. Такого ни в коем случае быть не должно, поскольку это вызвало бы возмущение и подвергло опасности веру – ведь субъекты, если их добродетели невелики, легко подпадают под влияние своих господ и соглашаются с их распоряжениями. Кроме того, неверующие, видя отвращение верных, стали бы презирать веру. Поэтому апостол запретил верным судиться у неверующих судей. И в этом случае Церковь однозначно запрещает неверующим владеть верными или же властвовать над ними тем или иным способом.

Во-вторых, мы можем говорить о владении или власти неверующих над верными как о том, что уже есть по факту, и в таком случае нам следует иметь в виду, что владение и власть учреждаются человеческим законом, в то время как различие между верными и неверующими является следствием божественного закона. Но божественный закон, каковой суть закон благодати, не отменяет человеческий закон, каковой суть закон естественного разума. Поэтому различие между верными и неверующими как таковыми не противоречит владению или власти неверующих над верными.

Однако это право владения или власти может быть законно упразднено посредством приговора или определения Церкви, которая имеет свою власть от Бога, поскольку неверующие в силу своего неверия заслуживают наказания посредством лишения их власти над обращенными в детей Божиих верными.

Но при этом в одних случаях Церковь так делает, а в других – нет Например, в отношении тех неверующих, которые в мирских вопросах подчинены Церкви и ее членам, Церковь издала закон, что если раб еврея стал христианином, то его должно незамедлительно отпустить на свободу без какой-либо денежной компенсации в том случае, если он был рожден в рабстве, и то же самое надлежит сделать, если он, будучи ещё неверующим, был куплен для работ Однако если он был куплен для перепродажи, то его надлежит выставить на продажу в течение трех месяцев. И при этом нельзя говорить, что они испытывают притеснения со стороны Церкви – ведь коль скоро эти евреи напрямую подчинены Церкви, она может распоряжаться их имуществом подобно тому, как и светские властители предписывают немало законов, которые их субъекты должны соблюдать в обмен на свои привилегии. С другой стороны, Церковь не применяет вышеозначенный закон к тем неверующим, которые в мирских вопросах не подчинены ни ей, ни ее членам, хотя право на это у нее есть. Так это потому, что она не хочет вводить кого-либо в соблазн, следуя указаниям Господа, Который сказал, что Он мог бы быть освобожден от уплаты дани, поскольку «сыны – свободны», но все же наказал ее уплатить, чтобы «не соблазнить их» (Мф. 17, 25, 26). Поэтому Павел, сказав, что слуги должны почитать своих господ, добавляет: «Дабы не было хулы на имя Божие и учение».

Сказанного достаточно для ответа на возражение 1.

Ответ на возражение 2. Власть кесаря предшествовала различению верных и неверующих. Поэтому она не была отменена вследствие обращения некоторых к вере. Кроме того, то, что в доме императора проживали некоторые верные, было весьма полезно, поскольку это давало им возможность защищать остальных верных. Так, блаженный Себастьян, скрываясь во дворце Диоклетиана под военным плащом, укреплял [в вере] тех, кто дрогнул под пытками.

Ответ на возражение 3. Рабы принадлежат своим хозяевам на протяжении всей жизни и подчинены своим надзирателям во всем, тогда как подмастерье подчинен мастеру только при выполнении определенных работ. Таким образом, гораздо опасней, когда неверующие владеют или властвуют над верными, чем когда нанимают их для выполнения некоторых работ. Поэтому Церковь дозволяет христианам работать на землях евреев – ведь это никак не предполагает их совместного проживания. Так и Соломон, как сказано [в Писании], просил царя Тира послать его рабов [вместе со своими рабами] нарубить деревьев (3Цар. 5, 6). Однако если есть основание опасаться, что вследствие таких общений или деловых отношений верный будет отвращен, то их надлежит полностью запретить.

С одиннадцатым [положением дело] обстоит следующим образом.

Возражение 1. Кажется, что не должно дозволять обряды неверующих. Ведь очевидно, что неверующие при совершении своих обрядов совершают грех, а не предотвращение греха, когда его можно предотвратить, похоже, означает его одобрение, как говорит глосса на слова [Писания]: «Не только их делают, но и делающих одобряют» (Рим. 1, 32). Следовательно, дозволение таких обрядов есть грех.

Возражение 2. Далее, обряды евреев сопоставимы с идолопоклонством, поскольку глосса на слова [Писания]: «Не подвергайтесь опять игу рабства» (Гал. 5, 1), говорит: «Рабство того закона было не более легким, чем рабство идолопоклонства».

Но соблюдение идолопоклоннических обрядов недопустимо, иначе бы первые же христианские правители не разрушали храмов «богов» и не сокрушали идолов, о чем свидетельствует¹¹⁴. Таким образом, из этого следует, что не должно дозволять и обряды евреев.

Возражение 3. Далее, как уже было сказано (3), неверие является наибольшим из грехов. Но другие грехи, например, прелюбодеяние, воровство и тому подобные, не дозволяются и наказываются в соответствии с законом. Следовательно, не должно дозволять и обряды неверующих.

Этому противоречит следующее: Григорий, рассуждая о евреях, говорит: «Им нужно позволить соблюдать все их празднества в том самом виде, в каком их соблюдали они и их отцы веками вплоть до сегодняшнего дня».

Отвечаю: человеческое правление происходит от божественного правления и должно уподобляться ему. Затем, хотя Бог всемогущ и в высшей степени благ, Он, тем не менее, дозволяет быть во вселенной некоторому злу, которое Он мог бы предотвратить, если бы из-за его отсутствия не утрачивалось бы большее благо или не возникало бы большее зло. Поэтому и в случае человеческого правления те, которые находятся у власти, по справедливости допускают некоторое зло для того, чтобы не утратить некоторое благо или не допустить ещё большее зло, в связи с чем Августин говорит, что «если отказаться от проституции, то мир задохнется от похоти». Поэтому хотя неверующие при совершении своих обрядов и совершают грех, эти обряды могут допускаться или ради некоторого возникающего благодаря им блага, или же ради избежания некоторого зла. Так, из соблюдения евреями своих ритуалов, которые в прежние времена предвозвещали истину нашей веры, следует то благо, что наши враги получают свидетельство о нашей вере, хотя наша вера и представляется им, так сказать, в образе. Поэтому им дозволяется соблюдать свои обряды.

С другой стороны, обряды других неверующих, которые не являются ни истинными, ни выгодными [для истины], можно дозволять только или ради избежания зла, например [ради избежания] могущих последовать возмущений или волнений, или же ради устранения некоторого препятствия к спасению тех, которые, если бы им не препятствовали, могли бы быть постепенно обращены к вере. По этой причине Церковь в те времена, когда неверующие были ещё очень многочисленны, подчас дозволяла даже обряды язычников и еретиков.

Сказанного достаточно для ответов на все возражения.

С двенадцатым [положением дело] обстоит следующим образом.

Возражение 1. Кажется, что детей евреев и других неверующих должно крестить против воли их родителей. В самом деле, брачные обязательства сильнее родительских прав над детьми, поскольку родительские права исчерпываются тогда, когда сын становится свободным от них, в то время как брачные обязательства не могут быть упразднены человеком, согласно сказанному [в Писании]: «Что Бог сочетал, того человек да не разлучает» (Мф. 19, 6). И, однако же, брачные обязательства могут быть упразднены по причине неверия, поскольку, как говорит апостол, «если же неверующий хочет развестись, пусть разводится (брат или сестра в таких случаях не связаны)» (1Кор. 7, 15); и канон говорит, что «если неверующий супруг не желает сожительствовать без того, чтобы не оскорблять при этом Творца, то другого супруга нельзя принуждать к сожительству». Поэтому неверие тем более упраздняет родительские права неверующих над их детьми и, следовательно, их детей можно крестить против воли их родителей.

Возражение 2. Далее, всякий в большей степени обязан помочь тому, кому угрожает вечная смерть, чем тому, кому угрожает временная смерть. Но если кто-либо видит, что человеку угрожает временная смерть, и не спешит ему на помощь, тот совершает грех. Поэтому, коль скоро детям евреев и других неверующих, если предоставить их воле преисполненных неверием родителей, грозит вечная погибель, то похоже на то, что их должно отнимать от них, крестить и наставлять в вере.

Возражение 3. Далее, дети вилланов и сами являются вилланами и потому подвластны своим господам. Но евреи являются вилланами царей и князей, и потому вилланами являются и их дети. Поэтому цари и князья имеют право делать с еврейскими детьми то, что пожелают. Следовательно, будет вполне правосудно, если они крестят их против воли их родителей.

Возражение 4. Далее, каждый человек в большей степени принадлежит Богу, от Которого он получает свою душу, чем своему плотскому отцу, от которого он получает свое тело. Поэтому нет ничего несправедливого в отнятии еврейских детей от их родителей и посвящении Богу через посредство крещения.

Возражение 5. Кроме того, крещение полезней для спасения, чем проповедь, поскольку крещение устраняет пятно греха и долг наказания и открывает небесные врата. Но если опасность возникает из-за отсутствия проповеди, то это вменяется тому, кто должен был проповедовать, но не проповедовал, согласно словам [пророка] Иезекииля о страже, который «видел идущий меч и не затрубил в трубу» (Иез. 33, 6). Следовательно, если еврейские дети погибнут из-за того, что не были крещены, то это тем более будет вменено тому, кто мог их окрестить, но не окрестил.

Этому противоречит следующее: неправосудность недопустима в отношении кого бы то ни было. Но если бы детей евреев стали крестить против воли их родителей, то в отношении последних была бы допущена неправосудность, поскольку были бы нарушены их родительские права и власть над детьми, как только те стали бы христианами. Следовательно, нельзя крестить детей против воли их родителей.

Отвечаю: церковная традиция обладает великим авторитетом и должна ревностно соблюдаться во всем, поскольку и само учение католических теологов является авторитетным благодаря Церкви. Поэтому для нас авторитет Церкви обладает большей силой, нежели авторитет Августина, Иеронима и вообще какого бы то ни было теолога. Но у Церкви никогда не было обычая крестить еврейских детей против воли их родителей. А ведь были времена, когда правили такие могучие католические правители, как Константин и Феодосий, и хотя с ними близко дружили святые епископы, а именно Сильвестр с Константином и Амвросий с Феодосием, однако они пользовались их покровительством всегда умеренно и благоразумно. Поэтому представляется весьма опасным утверждать, что детей евреев надлежит крестить против воли их родителей, то есть идти наперекор соблюдаемой по сей день церковной традиции.

У этой традиции есть два основания. Одно связано с опасностью для веры. В самом деле, поскольку детей крестят прежде, чем они получают возможность пользоваться своим разумом, то впоследствии, по достижении ими совершенного возраста, они могли бы быть легко убеждены своими родителями отречься от того, что они приняли неосознанно, что было бы вредным для веры.

Другое основание – то, что это противоречит естественной правосудности. В самом деле, ребенок является частью природы отца. Так, сперва, пока он ещё находится в материнской утробе, он по телу вообще не отличен от своих родителей. После же своего рождения, но до того, как он научится самостоятельно пользоваться своей волей, он запеленат в родительское попечение как в своего рода духовную утробу, поскольку до тех пор, пока человек не получит возможность пользоваться своим разумом, он мало чем отличается от неразумного животного. Поэтому как принадлежащие кому-либо вол или конь могут, согласно гражданскому праву, использоваться им по его усмотрению как его собственные орудия, точно так же, согласно естественному закону, сын до того, как он получит возможность пользоваться своим разумом, находится под опекой своего отца. Поэтому если бы ребенок до того, как он получил возможность пользоваться своим разумом, был устранен от попечения своих родителей или же с ним было сделано что-либо против воли его родителей, то это противоречило бы естественной правосудности. Однако с того момента, когда он получает возможность пользоваться своей свободной волей, он начинает принадлежать самому себе и способен позаботиться о себе в том, что касается божественного или естественного закона, и тогда его должно начинать побуждать – посредством не принуждения, а убеждения – принять веру. В последнем случае принятие веры и крещение возможно и против воли родителей, но никоим образом не до того, как [у ребенка] появится возможность пользоваться разумом. Поэтому о детях древних отцов говорят, что они были спасены верой своих родителей, чем дают нам понять, что заботиться о спасении своих детей до того, как те смогут пользоваться своим разумом, является родительским долгом.

Ответ на возражение 1. При исполнении брачных обязательств муж и жена пользуются своей свободной волей, и потому любой из них может принять веру без принятия ее другим. Но это не относится к ребенку до того, как он сможет пользоваться своим разумом. Приведенная аналогия уместна только в том случае, когда ребенок уже может пользоваться своим разумом и сам желает своего обращения.

Ответ на возражение 2. Никто не должен быть похищен у естественной смерти в нарушение порядка гражданского права; например, если человек был осужден судом на временную смерть, то никто не вправе насильно его спасать. Следовательно, никто не вправе нарушать порядок естественного закона, согласно которому ребенок находится на попечении [своего] отца, [даже] чтобы спасти его от опасности вечной погибели.

Ответ на возражение 3. Евреи являются вилланами князей в силу гражданского крепостного права, которое не исключает порядка естественного или божественного закона.

Ответ на возражение 4. Человек определяется к Богу посредством своего разума, которым он Его познает Следовательно, ребенок до обретения им возможности пользоваться разумом в силу естественного порядка вещей определяется к Богу посредством разума его родителей, под попечительством которых он пребывает согласно природе, и потому они вправе распоряжаться ребенком во всех касающихся Бога вопросах.

Ответ на возражение 5. Опасность, которая связана с упущением проповеди, угрожает только тем, кому вменена обязанность проповедования. По этой причине несколько выше [в той же книге] сказано: «Я поставил тебя стражем детям Израилевым»¹¹⁵ (Иез. 3, 17). С другой стороны, обеспечение необходимых для спасения детей неверующих таинств является обязанностью их родителей. Следовательно, именно им угрожает опасность, если их дети, будучи лишены необходимых таинств, утратят возможность обрести спасение.