Вопрос 74. О СУБЪЕКТЕ ГРЕХА

Далее нам следует рассмотреть субъект порока, или греха, под каковым заглавием наличествует десять пунктов: 1) может ли воля быть субъектом греха; 2) является ли воля единственным субъектом греха; 3) может ли чувственность быть субъектом греха; 4) может ли она быть субъектом смертного греха; 5) может ли разум быть субъектом греха; 6) может ли удержанное или не удержанное удовольствие быть субъектом высшей части разума; 7) является ли грех согласия на греховное действие субъектом высшей части разума; 8) может ли низшая часть разума быть субъектом смертного греха; 9) может ли высшая часть разума быть субъектом простительного греха; 10) может ли находящийся в высшей части разума простительный грех быть направленным к присущему [этому разуму] объекту.

С первым [положением дело] обстоит следующим образом.

Возражение 1. Кажется, что воля не может являться субъектом греха. Так, Дионисий говорит, что «зло находится вне воли и вне цели»⁴³⁷. Но грех имеет признак зла. Следовательно, грех не может находиться в воле.

Возражение 2. Далее, воля направлена или к благу, или к тому, что представляется благом. Но когда воля желает блага, она не грешит, а когда она желает то, что представляется благом, хотя и не является таковым, то это скорее указывает на изъян в схватывающей способности, а не в воле. Следовательно, грех никоим образом не может находиться в воле.

Возражение 3. Далее, одно и то же не может одновременно быть субъектом и деятельной причиной греха, поскольку «деятельная и материальная причина не совпадают»⁴³⁸. Но воля – это деятельная причина греха, поскольку, согласно Августину, первая причина согрешения – воля. Следовательно, она не является субъектом греха.

Этому противоречит сказанное Августином о том, что «по своей воле мы и грешим, и живем праведно»⁴³⁹.

Отвечаю: как уже было сказано (71, 1), грех – это акт. Затем, некоторые акты осуществляются во внешней материи, например «резание» или «горение», и в таком случае материей и субъектом акта является то, в чем осуществляется действие, в связи с чем Философ говорит, что «движение есть обусловленный движущим акт движущегося»⁴⁴⁰. С другой стороны, есть акты, которые не осуществляются во внешней материи, но остаются в действователе, например «желание» или «познание», и таковы все нравственные акты, как добродетельные, так и греховные. Следовательно, надлежащим субъектом греха необходимо должна быть способность, которая является началом акта. Но коль скоро, как было показано выше (1, 1; 18,6), нравственным актам присуще быть произвольными, то из этого следует, что воля, каковая суть начало произвольных, как добрых, так и дурных актов, или грехов, является началом грехов. Следовательно, грех находится в воле как в своем субъекте.

Ответ на возражение 1. О зле говорят как о том, что находится вне воли, постольку, поскольку воля не стремится к нему под аспектом зла. Но коль скоро порою зло кажется благом, воля подчас желает зла, и в этом смысле [грех] находится в воле.

Ответ на возражение 2. Если бы изъян в схватывающей способности ни при каких обстоятельствах не мог быть субъектом воли, то не было бы никакого греха ни в воле, ни в схватывающей способности, как это бывает в тех случаях, когда речь идет о непроходимом невежестве. Однако коль скоро это не так, то когда имеющийся в схватывающей способности изъян является субъектом воли, этот изъян принято полагать грехом.

Ответ на возражение 3. Этот аргумент имеет силу в отношении тех деятельных причин, акты которых осуществляются во внешней материи и которые движут не себя, а другие вещи; но коль скоро в случае воли дело обстоит совершенно иначе, то в отношении нее аргумент несостоятелен.

Со вторым [положением дело] обстоит следующим образом.

Возражение 1. Кажется, что только воля является субъектом греха. Ведь сказал же Августин, что «никто не грешит иначе, как только посредством воли». Но субъектом греха является та способность, посредством которой мы грешим. Следовательно, воля является единственным субъектом греха.

Возражение 2. Далее, грех – это зло, противное разуму. Но относящиеся к разуму благо и зло являются объектами исключительно воли. Следовательно, воля является единственным субъектом греха.

Возражение 3. Далее, всякий грех является произвольным актом, поскольку, как говорит Августин, «грех – это зло до такой степени произвольное, что он не был бы и грехом, если бы не был произвольным»⁴⁴¹. Но акты других способностей не могут быть произвольными иначе, как только в той мере, в какой эти способности подвигаются волей. Впрочем, одного этого никак не достаточно для того, чтобы их можно было считать субъектом греха, поскольку в противном случае даже подвигаемые волей внешние члены тела были бы субъектом греха, что очевидно не так. Следовательно, воля является единственным субъектом греха.

Этому противоречит следующее: грех противоположен добродетели, а противоположности относятся к одной и той же вещи. Однако, как уже было сказано (56), субъектом добродетелей является не только воля, но и другие способности души. Следовательно, воля не является единственным субъектом греха.

Отвечаю: как было показано выше (1), любое начало произвольного акта может быть субъектом греха. Однако произвольными актами являются не только те [акты], которые являются [непосредственным] изъявлением воли, но, как было доказано нами при исследовании произвольности (6, 4), также и те, которые направляются волей [для их последующего исполнения посредством некоторой другой способности]. Поэтому не только воля может быть субъектом греха, но также и все те способности, которые могут быть подвигнуты волей к своим актам или удержаны [ею] от своих актов. И эти же самые способности являются субъектами добрых и злых нравственных навыков, поскольку акт и навык принадлежат одному и тому же субъекту.

Ответ на возражение 1. Посредством воли мы грешим как посредством первого движителя, а посредством других способностей мы грешим как посредством того, что подвигнуто волей.

Ответ на возражение 2. Благо и зло принадлежат воле как присущие ей объекты, но и другие способности не лишены некоторых определенных благ и зол, благодаря чему они могут быть субъектом добродетели, порока и греха в той мере, в какой они причастны разуму и воле.

Ответ на возражение 3. Телесные члены не являются началами, но – просто действующими органами, и потому они соотносятся с движущей ими душой как рабы, которые приводятся в движение, но при этом сами никого не движут. С другой стороны, внутренние желающие способности соотносятся с разумом как свободные действователи, поскольку они и действуют, и подвергаются воздействию, о чем со всей очевидностью сказано в первой [книге] «Политики». Кроме того, акты внешних членов являются переходящими во внешнюю материю деятельностями, что можно проиллюстрировать на примере удара, наносимого при совершении греха убийства. Следовательно, приведенная аналогия неубедительна.

С третьим [положением дело] обстоит следующим образом.

Возражение 1. Кажется, что в чувственности не может быть никакого греха. В самом деле, грех присущ [именно] человеку, которого за его действия хвалят или обвиняют. Но чувственность обща нам и неразумным животным. Следовательно, в чувственности не может быть никакого греха.

Возражение 2. Далее, как говорит Августин, «никто не грешит в том, чего нельзя избежать»⁴⁴². Но человек не может воспрепятствовать движению чувственности быть неупорядоченным, поскольку, по словам Августина, «чувственности в этой смертной жизни всегда сопутствует порча, по каковой причине она и представлена в образе змея»⁴⁴³. Следовательно, неупорядоченное движение чувственности не является грехом.

Возражение 3. То, чего человек не делает сам, не может вменяться ему как грех. Но, как указывает Философ, «кажется, что мы совершаем поступки сами, когда совершаем их при участии суждения разума»⁴⁴⁴. Следовательно, движение чувственности, которое происходит без суждения разума, не может вменяться человеку как грех.

Этому противоречит сказанное [в Писании]: «Доброго, которого хочу, не делаю – а злое, которого не хочу, делаю» (Рим. 7, 19), каковые слова, по мнению Августина, относятся к злу вожделения, которое очевидно является движением чувственности. Следовательно, грех может находиться в чувственности.

Отвечаю: как уже было сказано (2), грех обнаруживается в любой способности, акт которой может быть произвольным и неупорядоченным, в чем [собственно] и состоит природа греха. Но очевидно, что акт чувственности, или чувственного желания, по природе склонен быть движимым волей, из чего следует, что грех может находиться в чувственности.

Ответ на возражение 1. Хотя некоторые из способностей чувственной части общи нам и неразумным животным, тем не менее, в нас они обладают некоторым превосходством, поскольку соединены с разумом. Так, мы превосходим других животных в чувственной части постольку поскольку мы, как было показано в первой части (78, 4), наделены способностями размышления и припоминания. И точно так же наше чувственное желание превосходит таковое других животных в силу некоторого превосходства, состоящего в естественной способности повиноваться разуму, и в этом отношении оно может являться началом произвольного акта и, следовательно, субъектом греха.

Ответ на возражение 2. Неизбывно сопутствующую чувственности порчу должно понимать как относящуюся к той «порче», которая никогда полностью не исчезнет из этой жизни, поскольку хотя пятно первородного греха смыто, следствия остались. Однако эта зараза «порчи» не препятствует человеку в том, чтобы он использовал свою разумную волю для сдерживания предвосхищаемых им частных неупорядоченных движений, например, путем обращения своих помыслов на другие вещи. Тем не менее, даже тогда, когда он обращает свои помыслы на что-то еще, неупорядоченное движение может возникать и в отношении этого. Так, когда человек, желая избежать движений вожделения, отвращает свои помыслы от чувственных удовольствий и обращается к научным изысканиям, порой возникает непредумышленное движение тщеславия. Следовательно, в силу вышеупомянутой порчи человек не способен предотвратить все подобные движения разом, но с точки зрения произвольности греха будет достаточно и того, если он окажется способным предотвратить каждое из них по отдельности.

Ответ на возражение 3. Человек не делает сам того, что он делает без суждения разума, совершенно, поскольку в этом [действии] не принимает участия главная часть человека. Таким образом, этот акт не является человеческим совершенно и, следовательно, он не может являться совершенным актом добродетели или греха, но – только чем-то несовершенным того же вида. Поэтому такое опережающее разум движение чувственности порождает простительный грех, который тоже является чем-то несовершенным в роде греха.

С четвертым [положением дело] обстоит следующим образом.

Возражение 1. Кажется, что смертный грех может находиться в чувственности. В самом деле, акт различается через посредство своего объекта. Но в отношении объектов чувственности, например в отношении чувственных удовольствий, можно совершить смертный грех. Следовательно, акт чувственности может быть смертным грехом, и потому смертный грех может быть обнаружен в чувственности.

Возражение 2. Далее, смертный грех противоположен добродетели. Но добродетель может находиться в чувственности; так, по словам Философа, «мужество и благоразумие – это добродетели частей [души], не обладающих суждением»⁴⁴⁵. Следовательно, коль скоро противоположностям по природе присуще находиться в одном и том же субъекте, чувственность может являться субъектом смертного греха.

Возражение 3. Далее, простительный грех является расположенностью к смертному греху. Но расположенность и навык находятся в одном и том же субъекте. Следовательно, коль скоро простительный грех, как уже было сказано (3), может находиться в чувственности, там же может находиться и смертный грех.

Этому противоречит сказанное Августином о том, что «неупорядоченное движение воли, каковое суть грех чувственности, может присутствовать даже в тех, кто находится в состоянии благодати»⁴⁴⁶, в которых, однако, не может быть обнаружен смертный грех. Следовательно, неупорядоченное движение чувственности не является смертным грехом.

Отвечаю: как неупорядоченность, которая разрушает начало телесной жизни, обусловливает телесную смерть, точно так же неупорядоченность, которая разрушает начало духовной жизни, а именно конечную цель, обусловливает духовную смерть, что, как уже было сказано (72, 5), и является смертным грехом. Но упорядочивать что-либо к цели является прерогативой разума, а не чувственности, и неупорядоченность в отношении цели может находиться только в той способности, функцией которой является упорядочение всего остального к цели. Поэтому смертный грех не может находиться в чувственности, но – только в разуме.

Ответ на возражение 1. Акт чувственности может споспешествовать смертному греху, но все же сам смертный грех возникает из акта не чувственности, но – разума, прерогативой которого является упорядочение к цели. Следовательно, смертный грех надлежит вменять не чувственности, а разуму

Ответ на возражение 2. Акт добродетели совершенствует не столько потому, что он является актом чувственности, сколько потому, что он является актом разума и воли, задачей которых является выбор, поскольку акт нравственной добродетели не осуществляется без выбора. По этой причине совершенствующий желающую способность акт нравственной добродетели всегда сопровождается актом рассудительности, который совершенствует разумную способность, и то же самое, как было показано выше, можно сказать о смертном грехе.

Ответ на возражение 3. Расположенность может соотноситься с тем, к чему она располагает, трояко. Так, иногда то и другое суть одно и то же и находится в одном и том же субъекте (как начатки знания являются расположенностью к совершенному знанию). Иногда то и другое не является одним и тем же, но находится в одном и том же субъекте (как теплота является расположенностью к форме огня). Иногда же то и другое и не является одним и тем же, и не находится в одном и том же субъекте, как это имеет место в случае тех вещей, которые зависят друг от друга так, что мы можем достичь одного через посредство другого (таким, например, образом совершенство мысленного представления является расположенностью к находящейся в уме науке). И именно таким вот образом находящийся в чувственности простительный грех может являться расположенностью к смертному греху, который находится в разуме.

С пятым [положением дело] обстоит следующим образом.

Возражение 1. Кажется, что грех не может находиться в разуме. В самом деле, грех любой способности является ее изъяном. Но изъян разума не является грехом, напротив, он оправдывает грех, поскольку человеку простительно грешить по неведенью. Следовательно, грех не может находиться в разуме.

Возражение 2. Далее, как уже было сказано (1), первичным субъектом греха является воля. Но разум, направляя волю, предшествует ей. Следовательно, грех не может находиться в разуме.

Возражение 3. Далее, грех может быть связан только с тем, над чем мы властны. Но мы не властны над совершенством или несовершенством нашего разума, поскольку одни наделены живостью, а другие – отсталостью разума по природе. Следовательно, в разуме нет никакого греха.

Этому противоречит сказанное Августином о том, что грех может находиться как в низшей, так и в высшей [части] разума⁴⁴⁷.

Отвечаю: как было показано выше (1,2, 3), грех любой способности является актом этой способности. Далее, разум обладает двояким действием: одно из них является надлежащим актом в отношении надлежащего объекта, и это – акт познания истины; другое является актом разума, определяющим другие способности. И в обоих случаях в разуме может быть обнаружен грех. В первом, когда он допускает ошибку в познании истины, каковая ошибка вменяется разуму в качестве греха, когда он пребывает в неведении относительно вещей, которые он способен и должен знать. Во втором, когда он или отдает распоряжение на неупорядоченные движения более низких способностей, или предумышленно не препятствует им.

Ответ на возражение 1. Этот аргумент рассматривает изъян со стороны надлежащего акта разума в отношении надлежащего объекта, а также в том случае, когда речь идет об изъяне в познании того, что познающий не способен познать, в каковом случае изъян разума не является грехом и человек оправдывается от греха, что очевидно на примере действий душевнобольного. Если же говорить о том изъяне разума, который проявляется в отношении вещей, которые человек способен и должен знать, то он полностью не оправдывается от греха и изъян вменяется ему как грех. Что же касается того изъяна, который связан с действием определения других способностей, то он во всех случаях вменяется разуму как грех, поскольку разум всегда может устранить этот изъян посредством надлежащего акта.

Ответ на возражение 2. Как уже было сказано в том месте, где мы рассматривали акты разума и воли (17, 1), воля движет разум и предшествует ему в одном отношении, а разум движет волю и предшествует ей в другом, благодаря чему и движение воли может быть названо разумным, и акт разума – произвольным. Следовательно, грех обнаруживается в разуме или потому, что он является произвольным изъяном разума, или же потому, что разум является началом волевого акта.

Ответ на возражение 3 очевиден из вышесказанного.

С шестым [положением дело] обстоит следующим образом.

Возражение 1. Кажется, что грех удержанного удовольствия не находится в разуме. В самом деле, как уже было сказано (31, 1), удовольствие – это движение желающей способности. Но желающая способность отлична от разума, который является схватывающей способностью. Следовательно, удержанное удовольствие не находится в разуме.

Возражение 2. Далее, то, какой способности принадлежит акт, показывает его объект, поскольку способность определяется к объекту через посредство акта. Но удержанное удовольствие подчас связано не с разумными, а с чувственными благами. Следовательно, грех удержанного удовольствия не находится в разуме.

Возражение 3. Далее, о вещи говорят как об удержанной из-за ее задержки во времени. Но временная продолжительность не обусловливает принадлежности акта к той или иной конкретной способности. Следовательно, удержанное удовольствие не находится в разуме.

Этому противоречат слова Августина о том, что «если согласие на чувственное наслаждение удовлетворяется одной лишь мыслью о наслаждении, то я считаю, что это можно рассматривать, как если бы одна жена съела запретный плод»⁴⁴⁸. Но, как разъясняет Августин в том же месте, под «женой» тут надлежит понимать низшую часть разума⁴⁴⁹. Следовательно, грех удержанного удовольствия находится в разуме.

Отвечаю: как уже было сказано (5), грех может находиться в разуме не только со стороны надлежащего акта разума, но иногда и со стороны определения человеческих действий. Далее, очевидно, что разум определяет не только внешние действия, но также и внутренние страсти. Поэтому о грехе говорят как о находящемся в разуме не только тогда, когда разум оказывается неспособным [должным образом] определить внешние действия, но и тогда, когда он оказывается неспособным [должным образом] определить внутренние страсти. При этом он бывает неспособным [должным образом] определить внутренние страсти двояко: во-первых, когда он отдает распоряжение на беззаконные страсти, например, когда человек предумышленно возбуждает в себе движение похоти или гнева; во-вторых, когда он оказывается неспособным предотвратить беззаконное движение страсти, например, когда человек, обдумав и придя к заключению, что восстающее движение страсти является неупорядоченным, тем не менее, задерживается на нем и оказывается не в состоянии его устранить. И в этом смысле о грехе удержанного удовольствия говорят как о находящемся в разуме.

Ответ на возражение 1. Действительно, удовольствие находится в желающей способности как в [своем] ближайшем начале, но оно [также] находится в разуме как в [своем] первом двигателе, а нами уже было доказано (1), что те действия, которые не переходят во внешнюю материю, являются субъектами своих начал.

Ответ на возражение 2. Разум обладает надлежащим и явным актом в отношении надлежащего ему объекта, но он [к тому же] осуществляет определение всех объектов тех более низких способностей, которые могут быть определены разумом, и по этой вот причине связанное с чувственными объектами удовольствие также подпадает под определение разума.

Ответ на возражение 3. Об удовольствии говорят как об удержанном не в связи с временной задержкой, а потому, что разум, размышляя, задерживается на нем и оказывается не в состоянии [самостоятельно] его устранить. То есть, как говорит Августин, «удерживается на том, что отвергается авторитетом высшего совета, как только оно касается ума»⁴⁵⁰.

С седьмым [положением дело] обстоит следующим образом.

Возражение 1. Кажется, что грех согласия на [греховное] действие не находится в высшей части разума. В самом деле, согласие, как уже было сказано (15, 1), является актом желающей способности, тогда как разум – это схватывающая способность. Следовательно, грех согласия на [греховное] действие не находится в высшей части разума.

Возражение 2. Далее, как говорит Августин, «высшая часть разума поглощена созерцанием вечного закона и совещанием с ним»⁴⁵¹. Но подчас согласие на акт происходит без совещания с вечным законом, поскольку человек не размышляет о божественном всякий раз, когда дает согласие на акт. Следовательно, грех согласия на акт не всегда находится в высшей части разума.

Возражение 3. Далее, как человек может сообразовывать свои внешние действия с вечным законом, точно так же он может сообразовывать [с ним] свои внутренние удовольствия и другие страсти. Но, по словам Августина, «согласие на соблазн без того, чтобы решиться на его исполнение, принадлежит низшей части разума»⁴⁵². Следовательно, и согласие на греховный акт подчас надлежит приписывать низшей части разума.

Возражение 4. Кроме того, как высшая часть разума превосходит низшую, точно так же разум превосходит представление. Но иногда человек совершает акт через посредство схватывания способности представления без какого бы то ни было обдумывания разума, как [например, тогда], когда без обдумывания движет рукой или ногой. Следовательно, иногда низшая часть разума может давать согласие на греховный акт независимо от высшей части разума.

Этому противоречат следующие слова Августина: «Если в согласии использовать дурным образом то, что воспринимается телесным ощущением, какой-либо грех определяется настолько, что если бы было возможным, он был бы осуществлен телом, тогда это следует понимать так, как если бы жена уже дала своему мужу запретный плод»⁴⁵³.

Отвечаю: согласие подразумевает суждение о той вещи, на которую дается это согласие. В самом деле, как созерцательный разум судит и сообщает свое решение о том, что касается интеллигибельных вопросов, точно так же практический разум судит и сообщает свое решение о том, что касается вопросов действия. Затем, должно иметь в виду, что в каждом случае вынесения суждения окончательный вердикт принадлежит более высокому суду; так, мы видим, что в делах созерцания окончательный вердикт затрагивает любое суждение путем обращения его к первым началам. Поэтому до тех пор, пока более высокое начало не вынесет свой вердикт, суждение как бы приостанавливается в части окончательного решения и не объявляется. Но очевидно, что человеческие действия могут направляться согласно правилу человеческого разума, каковое правило извлекается из [рассматривания] сотворенных вещей, которые человек познает естественным образом, а еще, как было показано выше (19, 4), согласно правилу божественного закона. Поэтому, коль скоро правило божественного закона является наивысшим правилом, то из этого следует, что окончательный вердикт, благодаря которому суждение может быть объявлено, принадлежит высшей части разума, которая сосредоточена на созерцании вечных типов. Однако в том случае, когда объявляемое суждение касается нескольких вопросов, окончательный вердикт имеет непосредственное отношение к последнему из них, а в человеческих действиях само действие как раз и является последним, удовольствие же, которое побуждает к действию, предшествует ему. Поэтому согласие на действие в собственном смысле слова принадлежит высшей части разума, в то время как относящееся к удовольствию предварительное суждение принадлежит низшей части разума, которая предоставляет свое суждение на более низкий суд. Впрочем, высшая часть разума тоже может выносить свое суждение об удовольствии, и потому все то, что подчинено суждению более низкого суда, подчинено также и суждению более высокого суда, но не наоборот.

Ответ на возражение 1. Согласие является актом желающей способности не в абсолютном смысле, так как оно последует актам обдумывания и суждения разума, о чем уже было сказано (15, 3). Поэтому согласие на что-либо последует склонности воли к тому, о чем разум уже вынес свое суждение. Таким образом, согласие можно приписывать как разуму, так и воле.

Ответ на возражение 2. О высшей части разума говорят как о дающей согласие [на греховный акт] или потому, что она оказывается не в состоянии направить человеческий акт в соответствии с божественным законом, или же потому, что она не принимает во внимание вечный закон. В самом деле, если она обдумывает божественный закон, то отвращается от него, а если нет, то пренебрегает им путем своего рода недеяния. Таким образом, согласие на греховный акт всегда проистекает из высшей части разума, ибо, как сказал Августин, «ум не способен определить, чтобы грех совершался в действительности, если только то согласие ума, во власти которого побуждать или сдерживать телесные члены от того, чтобы они не оказались преданными греху в орудия неправды, не подчиняется дурному действию»⁴⁵⁴.

Ответ на возражение 3. Высшая часть разума путем созерцания вечного закона может направлять или ограничивать внутреннее удовольствие подобно тому, как она может направлять или ограничивать внешнее действие. Тем не менее, суждению высшей части предшествует суждение низшей путем обдумывания того, что связано с преходящими началами, и подчас приводящее к одобрению этого удовольствия, в каковом случае согласие на удовольствие принадлежит низшей части разума. Но если и после рассмотрения вечного закона человек продолжает настаивать на предоставлении этого же согласия, то в таком случае это согласие будет принадлежать высшей части разума.

Ответ на возражение 4. Схватывание способности представления происходит внезапно и необдуманно, и потому оно может обусловливать акт прежде, чем высшая или низшая часть разума произведет обдумывание. Суждение же низшей части разума обдуманно, и потому ему требуется некоторое время, в течение которого высшая часть также может обдумывать; следовательно, если путем обдумывания она не останавливает греховный акт, то он будет заслуженно вменен ей [в вину].

С восьмым [положением дело] обстоит следующим образом.

Возражение 1. Кажется, что согласие на удовольствие не является смертным грехом, поскольку согласие на удовольствие принадлежит низшей части разума, которая не созерцает вечные типы, то есть вечный закон, и, следовательно, не может отклоняться от них. Но любой смертный грех состоит в одном из тех отклонений, на которые указывает Августин в своем определении, приведенном нами выше⁴⁵⁵ (71, 6). Следовательно, согласие на удовольствие не является смертным грехом.

Возражение 2. Далее, согласие на вещь не может быть злым иначе, как только в том случае, если сама эта вещь зла. Но «причина чего-либо такового еще более такова» или, по крайней мере, не менее такова. Следовательно, то, на что соглашается человек, не может быть менее злым, чем согласие на него. Но удовольствие, которое не сопровождается действием, является не смертным, а только простительным грехом. Следовательно, никакое согласие на удовольствие не является смертным грехом.

Возражение 3. Далее, как говорит Философ, удовольствия различаются как добрые и дурные согласно деятельностям [с которыми они связаны]⁴⁵⁶. Но внутренняя мысль – это одно, а направленная вовне деятельность, например блуд – [совсем] другое. Поэтому последующее акту внутренней мысли удовольствие отличается с точки зрения различия добра и зла от удовольствия блуда в той мере, в какой внутренняя мысль отличается от направленных вовне деятельностей, и подобным же образом отличается и согласие. Но внутренняя мысль не является смертным грехом, согласие на эту мысль тоже; следовательно, и никакое согласие на удовольствие вообще не является таковым.

Возражение 4. Далее, внешний акт блуда или прелюбодеяния – это смертный грех, но не из-за [связанного с ним] удовольствия, поскольку аналогичное удовольствие получают и от супружеской связи, а из-за неупорядоченности в самом акте. Но тот, кто соглашается на само удовольствие, при этом отнюдь не соглашается на неупорядоченность акта. Следовательно, похоже на то, что этим [своим согласием] он не совершает смертный грех.

Возражение 5. Далее, грех убийства тяжче простого блуда. Но согласие на удовольствие от мысли об убийстве не является смертным грехом. Тем более не является смертным грехом согласие на удовольствие от мысли о блуде.

Возражение 6. Кроме того, как говорит Августин, нам надлежит ежедневно молить Господа об отпущении нам простительных грехов. Но он же учит нас о том, что [грех] согласия на удовольствие может быть отпущен посредством молитвы Господу, поскольку говорит, что «этот грех гораздо меньший, нежели тот, что решился осуществить ум во внешнем действии. Но и для таких мыслей следует искать прощения, бить себя в грудь и говорить: «Прости нам долги наши""⁴⁵⁷. Следовательно, согласие на удовольствие является простительным грехом.

Этому противоречит высказывание Августина, последующее вышеприведенным словам: «Человек будет весь проклят, если только то, что без воли к свершению, но с волей к услаждению души, не воспринимается как грех одной лишь мысли и не отбрасывается с помощью благодати Посредника». Но никто не бывает проклятым иначе, как только из-за [совершенного им] смертного греха. Следовательно, согласие на удовольствие является смертным грехом.

Отвечаю: относительно этого вопроса мнения разнятся. Так, одни утверждают, что согласие на удовольствие является не смертным, а только простительным грехом, в то время как другие придерживаются того мнения, что оно суть смертный грех, и это мнение более распространено и представляется более верным. В самом деле, надлежит помнить, что всякое удовольствие, как сказано в десятой [книге] «Этики», последует некоторой деятельности⁴⁵⁸, а еще, что всякое удовольствие может быть соизмерено с двумя вещами, а именно с деятельностью, из которой оно следует, и с объектом, которым наслаждается человек. Однако порою случается так, что объектом удовольствия является действие, или деятельность, поскольку деятельность сама по себе может рассматриваться и как благо, которым человек наслаждается, и как цель, по достижении которой он успокаивается. Иногда объектом удовольствия является действие, которое завершается удовольствием, а именно постольку, поскольку желающая способность, которой присуще получать от чего-либо наслаждение, рассматривает это действие как благо (так, например, подчас человек думает и наслаждается своей мыслью в той мере, в какой ему нравится его мысль). А иногда у последующего действию – в том числе и мысли – наслаждения объектом является другое, также являющееся объектом мысли действие, и в таком случае мысль проистекает из стремления желания не к самой мысли, а к мыслимому действию. Так, человек, думающий о блуде, может наслаждаться как от самой мысли, так и от мыслимого им блуда. Но удовольствие от самой мысли следует из стремления желания к мысли, а сама по себе мысль не является смертным грехом. Так, в одних случаях она является простительным грехом, как когда человек мыслит подобную вещь, не преследуя никакой цели, а в других она и вовсе не грех, как когда целью человека является само размышление, например, когда он собирается проповедовать или спорить на тему о блуде. Следовательно, такого рода аффект или удовольствие от мысли о блуде не является смертным грехом, но в одних случаях оно суть простительный грех, а в других – не грех вообще. Поэтому и согласие на подобную мысль не является смертным грехом, и в этом случае истинным оказывается первое мнение.

А вот если размышляющий о блуде человек получает удовольствие от мыслимого им акта, то так происходит потому, что его желание стремится к этому акту. Поэтому согласие человека на такое удовольствие означает ничуть не меньше, чем его согласие на стремление своего желания к блуду (ведь никто не получает удовольствия от чего-либо иного, кроме того, что совпадает с его желанием). Но если человек умышленно сообразовывает свое желание с тем, что является смертным грехом, то тем самым он уже совершает смертный грех. Следовательно, такое согласие на удовольствие от смертного греха само является смертным грехом, и в таком случае истинно второе мнение.

Ответ на возражение 1. Согласие на удовольствие может находиться как в низшей, так и в высшей части разума, о чем уже было сказано (7). Впрочем, и низшая часть разума может отклоняться от вечных типов. В самом деле, хотя она и не сосредоточена на них как то, что упорядочивается согласно им (поскольку это свойственно высшей части разума), тем не менее, она сосредоточена на них как то, что подпадает под упорядочение согласно им. Таким образом, отклоняясь от них в этом смысле, она может впадать в смертный грех, поскольку даже действия более низких способностей и внешних членов могут быть смертными грехами в той мере, в какой высшая часть разума оказывается не в состоянии упорядочить их в соответствии с вечными типами.

Ответ на возражение 2. Согласие на простительный грех само по себе также простительно, из чего можно было бы сделать вывод, что согласие на удовольствие от тщетной мысли о блуде является простительным грехом. Но удовольствие от акта блуда является смертным грехом, а то, что оно было простительным грехом до того, как было дано согласие на него, является акциденцией, обусловленной незавершенностью акта, каковая незавершенность сходит на нет, как только дается умышленное согласие, поскольку в своей завершенной природе блуд является смертным грехом.

Ответ на возражение 3. Этот аргумент рассматривает то удовольствие, объектом которого является мысль.

Ответ на возражение 4. Удовольствие, объектом которого является внешний акт, не бывает без удовольствия от самого внешнего акта даже в том случае, когда решение на его исполнение не принимается вследствие запрета со стороны некоей высокой инстанции; таким образом, такой акт неупорядочен и, следовательно, неупорядочено и удовольствие.

Ответ на возражение 5. Согласие на удовольствие, являющееся следствием удовольствия от мыслимого убийства, есть смертный грех, а согласие на удовольствие, являющееся следствием удовольствия от мысли об убийстве, – нет.

Ответ на возражение 6. Господа надлежит молить о том, чтобы мы не были введены в искушение не только простительного, но также и смертного греха.

С девятым [положением дело] обстоит следующим образом.

Возражение 1. Кажется, что простительный грех не может находиться в высшей части разума как в том, что направляет более низкие способности, то есть как согласие на греховный акт. В самом деле, по словам Августина, «высшая часть разума поглощена созерцанием вечного закона и совещанием с ним»⁴⁵⁹. Но смертный грех есть отклонение от вечного закона. Следовательно, похоже на то, что в высшей части разума может наличествовать только смертный грех.

Возражение 2. Далее, высшая часть разума является началом духовной жизни подобно тому, как сердце является началом телесной жизни. Но сердечные болезни смертельны. Следовательно, грехи высшей части разума являются смертными.

Возражение 3. Далее, простительный грех становится смертным, если его совершение связано с пренебрежением [к вечному закону]. Но кажется невозможным, чтобы даже простительный грех, если он предварительно обдуман, совершался без пренебрежения. И коль скоро согласие высшей части разума всегда сопровождается обдуманным рассмотрением вечного закона, то похоже на то, что в силу пренебрежения к божественному закону оно всегда связано со смертным грехом.

Этому противоречит следующее: как было показано выше (7), согласие на греховное действие находится в высшей части разума. Но согласие на акт простительного греха само по себе является простительным грехом. Следовательно, простительный грех может находиться в высшей части разума.

Отвечаю: как говорит Августин, «высшая часть разума поглощена созерцанием вечного закона и совещанием с ним». При этом разум в своей высшей части созерцает вечный закон посредством рассмотрения его истины и совещается с ним путем вынесения суждения и определения других вещей в соответствии с ним, что, в том числе, означает согласие или отказ от действия вследствие обдуманного рассмотрения вечных типов. Однако порою случается так, что неупорядоченность акта, на который он дает согласие, не противоречит вечному закону в том смысле, в каком противоречит ему смертный грех, поскольку этот акт не предполагает отклонения от конечной цели, но лежит в пределах этого закона как акт простительного греха. Поэтому когда разум в своей высшей части дает согласие на акт простительного греха, он тем самым не отвращается от вечного закона и потому совершает не смертный, а простительный грех.

Сказанного достаточно для ответа на возражение 1.

Ответ на возражение 2. Болезнь сердца бывает двоякой: первая – та, что находится в самой субстанции сердца и воздействует на природную соразмерность, и такая болезнь всегда смертельна; другая – та болезнь сердца, которая заключается в некоторой неупорядоченности движений или прилегающих к сердцу частей, и такая болезнь смертельна не всегда. И то же самое можно сказать о смертном грехе в высшей части разума: он возникает всякий раз, когда уничтожается сама упорядоченность высшей части разума в отношении присущего ей объекта, а именно вечного закона; но когда упорядоченность сохраняется, тогда налицо не смертный, а простительный грех.

Ответ на возражение 3. Обдуманное согласие на грех связано с пренебрежением к божественному закону не всегда, а только в тех случаях, когда грех противоречит божественному закону

С десятым [положением дело] обстоит следующим образом.

Возражение 1. Кажется, что простительный грех не может находиться в высшей части разума как таковой, то есть как в созерцании вечного закона. В самом деле, акт способности не может испытывать недостаток иначе, как только в том случае, если способность является недолжным образом расположенной в отношении своего объекта. Но объектом высшей части разума является вечный закон, в отношении которого не может быть никакой неупорядоченности без смертного греха. Следовательно, простительный грех не может находиться в высшей части разума как таковой.

Возражение 2. Далее, коль скоро разум является мыслящей способностью, то акт разума без обдумывания невозможен. Но каждое неупорядоченное движение в отношении Бога, если оно обдуманно, является смертным грехом. Следовательно, простительный грех не может находиться в высшей части разума как таковой.

Возражение 3. Далее, непреднамеренный грех бывает простительным. Но преднамеренный грех является смертным, поскольку разум в процессе обдумывания обращается за поддержкой к более высокому благу, действуя против которого человек отягчает свой грех; так, когда разум, размышляя о неупорядоченном, но очень приятном акте, приходит к выводу, что он противен закону Бога, то, давая согласие на него, он отягчает свой грех куда более, чем если бы он пришел к выводу, что этот акт противен нравственной добродетели. Но высшая часть разума не может обращаться за поддержкой к какому-либо более высокому судье, чем присущий ей объект Поэтому если бы непреднамеренное движение не являлось смертным грехом, то и никакое последующее обдумывание не сделало бы его смертным, что очевидно не так. Следовательно, простительный грех не может находиться в высшей части разума как таковой.

Этому противоречит следующее: внезапное движение неверия является простительным грехом. Но оно находится в высшей части разума как таковой. Следовательно, простительный грех может находиться в высшей части разума как таковой.

Отвечаю: высшая часть разума относится к присущему ей объекту иначе, нежели к объектам более низких способностей, которые определяются высшим разумом. В самом деле, она связана с объектами более низких способностей постольку, поскольку совещается относительно их с вечным законом, и потому эта связь есть не что иное, как обдумывание. Но преднамеренное согласие на то, что является смертным грехом, само по себе является смертным грехом, и потому высшая часть разума, давая согласие на те действия более низких способностей, которые являются смертными грехами, сама совершает смертный грех.

Что же касается присущего ей объекта, то в отношении его наличествует двоякий акт, а именно простая «интуиция» и «обдумывание», которое есть не что иное, как совещание с вечным законом относительно присущего объекта. А вот у простой интуиции может появляться неупорядоченное движение в отношении божественных вещей, как когда человека охватывает внезапное движение неверия. И хотя неверие само по себе является смертным грехом, тем не менее, внезапное движение неверия – это простительный грех, поскольку нет никакого смертного греха в том, что не противно закону Бога. В самом деле, ничто не препятствует тому, чтобы то или иное положение веры внезапно представлялось разуму под некоторым другим аспектом прежде, чем он испросит или сможет испросить совета у вечного закона, то есть закона Бога. Так, например, человеку внезапно может представиться невозможным воскресение из мертвых как невозможное по природе, и он отвергает [воскресение в целом], поскольку получает такое представление прежде, чем обдумает эту мысль согласно положениям нашей веры и в соответствии с божественным законом. Однако если движение неверия остается и после его обдумывания, то это уже смертный грех. Таким образом, во внезапных движениях разум в своей высшей части может грешить простительно в отношении присущего объекта даже в том случае, когда по роду этот грех является смертным, или же грешить смертно путем предоставления обдуманного согласия [на такой грех]. Что же касается тех вещей, которые принадлежат более низким способностям, то он всегда грешит смертно тогда, когда эти вещи по роду являются смертными грехами, а когда они суть простительные грехи, тогда и он грешит простительно.

Ответ на возражение 1. Направленный против вечного закона грех по роду является смертным, однако, как уже было сказано, он может являться простительным вследствие незавершенности внезапного действия.

Ответ на возражение 2. Если говорить о действиях, то простая интуиция начал, из которой проистекает обдумывание, принадлежит разуму наравне с самим актом обдумывания (ведь и в делах созерцания принадлежностью разума является и силлогистическое доказательство, и формирование суждения). Следовательно, внезапное движение может иметь место и в разуме.

Ответ на возражение 3. Одно и то же может быть субъектом разных рассмотрений, и каждое последующее является возвышенней предыдущего; так, существование Бога может рассматриваться или как то, что может быть познано человеческим разумом, или как то, что объявлено нам божественным откровением, каковое рассмотрение является более возвышенным. И потому хотя объект высшей части разума по своей природе суть нечто возвышенное, тем не менее, он может быть подвержен некому еще более возвышенному рассмотрению, и в таком случае то, что при непреднамеренном движении не было смертным грехом, становится смертным грехом вследствие обдумывания его в свете более возвышенного рассмотрения, о чем уже было сказано.