Л

(LAPIDE, PINCHAS)

Пинкас Лапид – это иудейский рабби и библеист конца двадцатого столетия, который, не обращаясь в христианство, разделяет веру христиан в то, что Иисус из Назарета телесно воскрес из мёртвых. Его суждения служат подтверждением для критически важного звена в христианской апологетике – для учения о воскресении Христа.

В своей книге «Воскресение Иисуса» (The Resurrection of Jesus) рабби Лапид приходит к таким выводам: «Что касается грядущего воскресения мёртвых, я был и остаюсь фарисеем. В отношении воскресения Иисуса в день Пасхи я многие десятилетия был саддукеем. Я больше не отношусь к этому как саддукей, так как нижеследующие соображения заставили меня полностью пересмотреть свою точку зрения» (Lapide, 125). Он продолжает: «Коль скоро силы Божьей, действующей в пророке Елисее, оказалось достаточно даже для того, чтобы оживить умершего, которого бросили в гроб пророка (4Цар. 13:20–21), то и телесное воскресение распятого еврея отнюдь не кажется чем-то немыслимым» (Lapide, 131).

В силу того, что чудо – это деяние Бога, подтверждающее истинность Божьего пророка (см. чудеса: значение для апологетики), весьма затруднительно избежать вывода о том, что Иисус был Мессией (см. Христос: божественная сущность). Как заметил один из критиков, «логика Пинкаса Лапида от меня ускользает. Он считает вполне возможным, что Иисус был воскрешён Богом. В то же самое время он не признаёт Иисуса как Мессию. Но ведь Иисус говорил, что Он – Мессия. Так для чего же Бог стал бы воскрешать обманщика?» (Time, 4 June 1979). В самом деле, другой иудейский законоучитель говорил Иисусу: «Равви! мы знаем, что Ты – Учитель, пришедший от Бога; ибо таких чудес, какие Ты творишь, никто не может творить, если не будет с ним Бог» (Ин. 3:2).

Библиография:

Р. Lapide, The Resurrection of Jesus.

→ Time (4 June 1979).

(LEIBNIZ, GOTTFRIED)

Готфрид Лейбниц (1646–1716) родился в Германии и был вундеркиндом – он изучил греческую и схоластическую философию в возрасте столь юном, что степень магистра права в Лейпцигском университете ему не дали только из-за его чрезмерной молодости. Он независимо от Исаака Ньютона (Newton) разработал в 1676 г. дифференциальное исчисление. Докторскую диссертацию он написал о формализованных символических способах решения философских проблем. На Лейбница оказал большое влияние современный ему рационалист Бенедикт °Спиноза, хотя Спиноза был пантеистом (см. пантеизм), а Лейбниц оставался теистом (см. теизм).

Самые значительные труды Лейбница – это «Беседа о метафизике», «Монадология» и «Теодицея». Он оказал довольно большое влияние на философское мышление нового времени. Иммануил °Кант исповедовал рационализм в духе Лейбница, пока не очнулся от своего «догматического сна», ознакомившись с идеями Дэвида °Юма.

Теория познания: рационализм. Лейбниц установил для труда своей жизни три цели, которые считал связанными друг с другом – любовь к Богу, обеспечение блага для людей и совершенство разума. Метод Лейбница был математическим, однако с опорой на эмпирику. Лейбниц начинает с анализа научных открытий (а не чистых идей, как Рене °Декарт [Descartes]). Лейбниц полагает, что всё имеет своё начало в ощущениях, за исключением самого разума. Чисто логическая основа для науки невозможна. Однако разум необходим для завершённости познания. Не существует универсального набора получаемых через ощущения данных, и ощущения не годятся для того, чтобы организовывать эти данные и соотносить их друг с другом.

Метафизическое (универсальное) знание возможно только потому, что Бог сотворил всё сущее в гармонии. Все идеи являются врождёнными, разум вырабатывает их на основе чувственной информации.

Первичные принципы. Некоторые идеи с необходимостью являются истинными. Такие первичные принципы выступают необходимым предусловием всякого знания. В случае первичных принципов предикат (сказуемое) каждого утверждения может быть выведен из его субъекта (подлежащего). В их число входят:

Принцип достаточного основания. «Достаточное основание имеет всё сущее, либо вне себя, либо в себе». Этот принцип служит основой для всякого истинного высказывания и для различения вещей.

Принцип непротиворечивости. «Ничто не может быть истинным и ложным в одно и то же время и в одном и том же смысле».

Принцип тождественности. «Вещь тожественна самой себе». Я есть я; А есть А.

Принцип достаточного основания распространяется на всякую истину. Принципы непротиворечивости и тождественности устанавливают все необходимые истины.

Принцип тождественности неразличимого. «Когда различимого отличия нет, вещи тождественны». Никакие отдельные сущности (монады) не подобны друг другу. Мир наполнен качественно различными вещами, иерархически упорядоченными. Если бы какие-то две сущности были одинаковы, у Бога не оказалось бы достаточного основания, чтобы выбрать обе из них для существования в наилучшем из миров (см. проблема зла).

Принцип непрерывности. «Мир заполнен целиком; нет ни одного перерыва в иерархии сущего в наилучшем из миров». Природа не терпит скачков.

Принцип лишь возможного существования. «Каждое существо, лишь возможное в своём существовании, имеет причину». Возможность бытия не объясняет его актуальность. Основополагающий вопрос: почему существует нечто, хотя могло бы ничего не быть?

Принцип совершенства. «Благо стремится возрастать». Аналогично схоластическому принципу завершённости (действующие начала имеют благую цель), благо порождает благо в максимально возможной степени.

Следствие состоит в том, что лучше существовать, чем не существовать. Сущности имеют побуждение (conatus) к существованию.

Доказательства бытия Бога у Лейбница. Лейбниц выдвинул несколько доказательств существования Бога:

Доказательство, основанное на совершенстве, гармонии. Основанное на гармонии доказательство Лейбница можно изложить так:

1) Чистые сущности – это вечные потенциальные возможности для бытия.

2) Лучше существовать, чем не существовать.

3) Все вещи имеют стремление к существованию (conatus). а) Некоторые из них несовместимы с другими, б) Не все могут существовать в данный момент, в) Но все стремятся существовать.

4) Однако в мироздании есть гармония.

5) Поэтому должен существовать Бог, Который управляет всеми вещами, обеспечивая гармонию их совместного существования.

Космологическое доказательство. °Космологическое доказательство в формулировке Лейбница выглядит так:

1) Весь наблюдаемый мир изменчив.

2) Всё, что изменяется, не имеет основания для собственного существования.

3) Но для всякой вещи имеется достаточное основание.

4) Следовательно, для этого мира должна иметься внешняя причина его существования.

5) Эта причина либо является собственным достаточным основанием, либо имеет его вне себя.

6) Но бесконечной регрессии в цепочке достаточных оснований быть не может, ибо недостижимость объяснения не является объяснением. А объяснение должно быть.

7) Следовательно, должна существовать Первопричина мироздания, которая не имеет основания вне себя, но является собственным достаточным основанием.

Это доказательство отличается от доказательства Фомы Аквинского тем, что опирается на принцип достаточного основания. °Фома Аквинский обращался только к принципу причинности и таким образом избегал обвинений в рационализме, которые по справедливости предъявляются Лейбницу. Принцип достаточного основания побудил атеистов (см. Ницше, Фридрих; Сартр, Жан-Поль) сделать вывод, что космологическое доказательство приводит в итоге к внутренне противоречивой концепции Бога как самопричинного существа.

°Онтологическое доказательство. Лейбниц также внёс свой вклад в полемику об онтологическом доказательстве:

1) Если существование абсолютно совершенного существа возможно, то его существование необходимо, а) Абсолютно совершенному существу по самой его сущности не может чего-то недоставать, б) Но если бы оно не существовало, ему бы недоставало этого, в) Поэтому абсолютно совершенному существу не может недоставать существования.

2) Существование абсолютно совершенного существа возможно (не приводит к противоречию), а) Совершенства есть простые качества (= монады), так как каждое из них отличается от других своим типом, б) Но любая простая вещь не может вступать в противоречие с другой простой вещью, в) Поэтому для одного существа (Бога) возможно иметь все совершенства.

3) Следовательно, необходимо, что абсолютно совершенное существо существует.

Метафизика (монадология). Лейбниц развивал собственную теорию субстанции, чтобы соединить физический мир с метафизическими реальностями. В центре его доктрины находится понятие монад. Лейбниц полагал, что монады существуют в виде нематериальных «частиц», даже более элементарных, нежели атомы, так как физические атомы расщепить можно, а метафизические монады нельзя. Монады отличаются друг от друга формой, размером, положением и качеством. Они сотворены и могут быть уничтожены, но не могут меняться. Каждая монада ощущает и действует по-своему, на своём собственном иерархическом уровне, как то установлено Богом. Совместно они действуют в полной гармонии друг с другом согласно замыслу Божьему и имеют внутренне стремление к совершенству, заложенное в их сущности. Поскольку тело и душа суть различные субстанции, их различающиеся монады функционируют вместе в точнейшей гармонии, предусмотренной Богом.

В иерархии монад высшие из них принадлежат к духовной сфере. Монады души находятся на более высоком уровне, чем монады тела. Высшая, несотворенная Сверхмонада есть Бог. Бог сотворил все остальные монады, и обеспечивает максимально возможную степень блага среди них и через них.

Проблема зла. Согласно Лейбницу, Бог в Своём предведении предопределил всё сущее, не ограничивая свободу воли. Свобода есть самопроявление разумного существа. Бог имеет предшествующую волю, которая направлена исключительно на благо. Он также имеет последующую волю, состоящую в том, чтобы, учитывая существование зла, сделать этот мир лучшим из возможных. Бог, как лучшее из всех возможных существ, хочет, чтобы этот мир был лучшим из всех возможных. Поскольку этот мир подчиняется воле Божьей, он должен быть лучшим из возможных, наименее несовершенным миром.

Существует три вида зла: метафизическое (финитность), этическое (грех) и физическое (страдание). Финитность лежит в основе греха и страдания. Грех есть результат невежества – состояния заблуждений и недопонимания. Зло – это частности в картине благого целого, его тени контрастируют на ней со светом (см. проблема зла).

Бог трудится над усовершенствованием мироздания, а достичь этого можно, только совершенствуя людей. Бог стремится усовершенствовать бессмертную душу через вселенскую Церковь. Такой взгляд на Церковь позаимствован из труда Августина «О граде Божьем».

Оценка. Некоторые идеи Лейбница не лишены изъянов, однако следует признать и его большие заслуги:

Положительные черты. Разработав дифференциальное и интегральное исчисления, Лейбниц внёс неоценимый вклад в современную математику и естественные науки; кроме того, он многое сделал для развития гносеологии, метафизики, богословия и теодицеи.

Гносеология. Лейбниц был фундаменталистом (см. фундаментализм) и правильно указывал, что познание невозможно без первичных принципов. И хотя многие не соглашаются с его представлениями о врождённых идеях, даже Кант в своём °агностицизме признавал необходимость учитывать такие врождённые аспекты познания.

Метафизика. Лейбниц, оставаясь теистом (см. теизм), верил в творение ex nihilo, «из ничего». После долгих усилий он придал современную форму теистическим концепциям в традиции °Августина, °Ансельма и Фомы Аквинского. Его космологическое доказательство оказало большое влияние на последующих представителей теизма.

Теодицея. Решение проблемы зла у Лейбница стало классическим (см. проблема зла). В нём вопросы происхождения, сущности и непрекращающегося существования мирового зла разрабатываются таким образом, чтобы не отрицать ни абсолютное совершенство Бога, ни свободу воли человека. Далее, несмотря на всю, вполне справедливую критику, его концепция «лучшего из возможных миров» остаётся важным элементом в теодицее.

Недостатки. Учение Лейбница, имея ряд первостепенных достоинств, всё же уязвимо для определённой критики.

Рационализм в гносеологии. Как показал Юм, концепция врождённых идей противоречит опыту. Нет никаких свидетельств того, что мы рождаемся с полным комплектом идей, которые только ждут своей активизации. Как представляется, априорные аспекты знания относятся к сфере потенциальных способностей, а не содержания. То есть от рождения мы имеем способность познавать истину, но не кладезь готовых истин в нашем разуме.

°Дуализм. Дуализм души и тела у Лейбница влечёт за собой малоправдоподобные представления об их параллелизме, об окказионализме и об устоявшейся гармонии души и тела. Реального взаимодействия между ними, их единства не существует.

Принцип достаточного основания. Несмотря на валидность многих первичных принципов у Лейбница, принцип достаточного основания логически приводит к внутренне противоречивому представлению о самопричинном Существе. Ведь если причина бытия Бога находится внутри Него, то Бог – существо самопричинное. В отличие от первичного принципа причинности у Фомы Аквинского, принцип достаточного основания имеет корни не в реальности (см. реализм), а только в сфере идей. И наконец, этот принцип не является бесспорным, так как всегда можно заявить, что нечто не имеет основания (причины), и не впасть при этом в противоречие. В самом деле, несотворенный Бог есть высшая беспричинная Причина.

Онтологическое доказательство. Формулировка онтологического доказательства у Лейбница основана на той, многими отвергаемой посылке, что существование есть одно из совершенств (см. Кант, Иммануил). Далее, попытка Лейбница доказать, что эта концепция логически возможна, не достигает своей цели. Она уязвима для той же самой критики, что и другие концепции плюралистов, придерживающихся представлений о равнозначности разных типов бытия (см. принцип аналогии). Отказаться от монизма логически невозможно.

Даже то, как Лейбниц формулирует вполне состоятельное в иных случаях космологическое доказательство, не даёт достаточно надёжной отправной точки, так как в основе здесь лежит только наблюдаемость (видимость) изменений.

Концепция мирового зла. Такие представления о свободе воли имеют тенденцию свестись к одной из разновидностей детерминизма. Ведь если именно Бог даёт желание или стремление осуществлять свободный выбор, то как тот может быть действительно свободным (см. свобода воли)?

Точно так же, теодицея у Лейбница подразумевает, что даже при самом лучшем, что может сделать Бог, всё равно допускается существование зла. Это язвительно высмеивается в «Кандиде» Вольтера (Voltaire, Candide). Хотя Бог должен делать лучшее, на что способен, имеющийся у нас мир далёк от совершенства. Это отнюдь не лучший из возможных миров, хотя он вполне может быть лучшим из возможных путей к лучшему из возможных миров (см. проблема зла).

Библиография:

J. Collins, God and Modern Philosophy.

N. L. Geisler and W. Corduan, Philosophy of Religion.

J. E. Gurr, The Principle of Sufficient Reason in Some Scholastic Systems, 1750–1900.

D. Hume, An Enquiry of Human Understanding.

I. Kant, The Critique of Pure Reason.

G. Leibniz, Discourse on Metaphysics.

→ Monadology.

→ Theodicy.

(LESSING. GOTTHOLD, EPHRAIM)

Готхольд Эфраим Лессинг (1729–1781) родился в семье высокообразованного немецкого пастора и стал известным драматургом и критиком. Богословие он изучал в Лейпцигском университете, где впитал в себя рационализм Просвещения, ведущим представителем которого в Германии был Христиан Вольф (Wolff), последователь Готфрида Лейбница (Leibniz). На Лессинга также повлияли английские деисты (см. деизм). Как театральный критик, он попал под влияние деиста Германа Реймаруса (Reimarus), из книги которого «Апология рациональных верующих» он публиковал выдержки в 1774 г. и с 1777 по 1778 г. (см. деизм). В конце концов Лессинг пришёл к пантеизму в духе Бенедикта °Спинозы.

Влияние самого Лессинга было огромным. Следы его можно видеть в либерализме Фридриха Шлейермахера (Schleierrnacher) и Сэмюэла Колриджа (Coleridge), а также в экзистенциализме Серена °Кьеркегора, историзме Г. В. Ф. °Гегеля и в позитивизме Огюста °Конта.

Представления о Боге. По воспитанию Лессинг принадлежал к триипостасной (см. троица) Церкви, но постепенно усвоил идеи деистов, а в конце концов стал пантеистом в духе Спинозы. При таких воззрениях его жизнь предвосхитила многое в истории следующих двух столетий. В 1753 г. Лессинг указывал в «Христианстве разума», что движется в сторону °пантеизма, соединяя идеи Спинозы и °Лейбница и отрицая, что Бог есть некий сверхобъект вне мира или выше мира (см. Chadwick, 445). В своём произведении 1763 г. «О реальности вещей вне Бога», которое было опубликовано посмертно в 1795 г., он отвергал традиционный теизм. Лессинг отрицал, что сотворённый мир существует отдельно от Бога.

Фридрих Якоби (Jacobi) в «Письмах Мозесу Мендельсону (Mendelssohn) об учении Спинозы» (1785) сообщает, что Лессинг за семь месяцев до смерти говорил ему о своём отказе от трансцендентной метафизики в деизме. Лессинг стал предпочитать концепцию имманентности у Спинозы. Это подтверждается некоторыми фрагментами, найденными среди бумаг Лессинга (ibid., 446).

Лессинг не только был убеждён, что ничто не существует вне божественного разума, но также считал, что, поскольку идеи существ, лишь возможных в своём бытии, являются необходимыми, то и само это лишь возможное бытие существует внутри Бога. Тем самым он предвосхитил «богословие процесса» (см. Панентеизм), позднее разрабатываемое таким философом, как Алфред Норт °Уайтхед.

История и Евангелие. В 1754 г. Лессинг опубликовал серию «Оправданий», где защищал нескольких исторических деятелей, с которыми Церковь, по его мнению, обошлась несправедливо. Симпатизируя христианской этике, характерной для этих исторических личностей, он одновременно выражал антипатию по отношению к христианским доктринам.

Христос против Иисуса. Поворотной точкой для Лессинга стал 1769 г. Будучи библиотекарем герцога Брауншвейгского, он начал публиковать фрагменты рукописи деиста Реймаруса (1766–1769). В последнем фрагменте автор полемизировал с гамбургским пастором Иоганом Гезе (Goeze) и поднимал вопрос о поиске исторического Иисуса (см. семинар по Иисусу; Христос веры в противопоставлении историческому Иисусу; Христос: поиски исторического Иисуса). Лессинг не только проводил разграничение между Иисусом истории и Христом веры; он выполнил критический анализ источников синоптических Евангелий в своём труде «Новые гипотезы относительно евангелистов, рассматриваемых как чисто человеческие историки» (1784). Взгляды Лессинга были выражены им в пьесе «Натан Мудрый», которая призывала к любви и терпимости вместо приверженности символу веры. Позиция Лессинга сконцентрировала в себе сущность христианства Просвещения, представлений о том, что христианство в своей основе, под внешней вероисповедательной оболочкой, есть моральный кодекс всемирного братства людей.

«Ров» Лессинга. Наследием Лессинга стал «ров», прокопанный между истинами истории, лишь возможными, и необходимыми истинами веры. Лессинг отделил откровение вневременных истин от связанных со временем, лишь возможных истин истории. Именно эту пропасть пытался преодолеть °Кьеркегор, и именно так у него родилась концепция «скачка веры» (см. Kierkegaard, Fear and Trembling).

Как утверждал Лессинг, «случайные истины истории никогда не смогут стать доказательством необходимых истин разума» (Chadwick, 445). Никакой логической связи между реалиями истории и верой не существует. Истины веры – это истины математические и априорные, не зависящие от опыта. И есть апостериорные, лишь возможные истины опыта. Поэтому историческое повествование никогда не сможет довести до нас Божье знание.

Релятивизм. Лессинг был скорее релятивистом, чем скептиком. Его взгляды обессмертил оставленный им афоризм: «Если Бог будет держать в правой руке все истины, а в правой руке – лишь вечное стремление к истине, обрекающее меня всегда и во всём ошибаться, и скажет мне: «выбирай», я со смирением укажу на Его левую руку и отвечу: «Отец, дай мне это; абсолютная истина – для одного только Тебя"» (Chadwick, 445).

Оценка. Если оставить в стороне провозглашаемое Лессингом смирение, очевидно, что конечным следствием из его воззрений окажутся внутренне противоречивая разновидность °агностицизма, релятивизм (см. природа истины), дихотомия факта и ценностей, а также истории и веры (см. апологетика: основные положения; Новый Завет: рукописи). Одно из глубоких суждений о нём звучит так: «Лессинг всю жизнь надеялся, что христианство истинно, и всю жизнь доказывал, что оно ложно» (Chadwick, 445).

Библиография:

Н. Chadwick, Lessing's Theological Writings.

E. H. Gombrich, «Lessing» // Proceedings of the British Academy, vol. 43 (1957).

P. Hazard, European Thought in the Eighteenth Century.

F. C. A. Koelin, The Philosophy of the Enlightenment.

G. Lessing, Lessing's Gesammelte Werke, ed. P. Rilla.

(LOGIC)

Логика занимается методами валидного мышления. Она указывает, как выводить правильные заключения из посылок, и является необходимым предусловием всякого мышления. По сути дела, она основана

на фундаментальных законах реальности и истины, на тех принципах, которые делают рациональное мышление возможным (см. первичные принципы). Логика оказывается столь необходимой и неизбежной в качестве инструмента всякого мышления, что даже те, кто отмежёвывается от неё, вынуждены, тем не менее, прибегать к логическим формам, чтобы обосновать свой отказ от логики (см. фидеизм).

Три фундаментальных закона всякого рационального мышления таковы:

1) Закон непротиворечивости (А не есть не-А).

2) Закон тождества (А есть А).

3) Закон исключённого третьего (либо А, либо не-А).

Каждый из них выполняет важную функцию. Без закона непротиворечивости мы могли бы говорить, что Бог есть Бог и что Бог есть диавол. Если не будет обязателен закон тождества, то не останется ни единства, ни тождественности. Без него не было бы разницы, что говорить – «я есть я» или «я есть кресло». Если же не действует закон исключённого третьего, то противоположности могут быть верны одновременно.

Кроме этих основополагающих принципов, существуют принципы правильного построения умозаключений. Такие умозаключения традиционно относят к дедуктивной или индуктивной логике (см. индуктивный метод) или к трансцендентальной аргументации. Всё это, однако, опирается на три основополагающих закона в той или иной их форме.

Логика и Бог. Коль скоро логика есть основа всякого мышления, она есть и основа всякого мышления о Боге (богословия). Кое-кто возражает, что при этом происходит подчинение Бога логике. Но Бог в силу Своего верховного владычества не подчиняется ничему, кроме Себя. Так как же мышление о Боге может подчиняться логике?

В каком-то смысле Бог не подчиняется логике; это наши высказывания о Боге подчиняются логике. Все рациональные утверждения должны быть логическими. Поскольку богословие призвано делать рациональные утверждения, богословские утверждения, как и все прочие, подчиняются законам рационального мышления.

В другом же смысле, Бог действительно подчиняется логике, но не потому, что существует нечто высшее, нежели Он. Поскольку логика выражает принципы рационального мышления, и поскольку Бог есть рациональное существо, Он подчиняется лишь Своей рациональной сущности. Постольку, поскольку логика разумна, она вытекает из самой сущности Бога, а Бог подчиняется Своей сущности. В самом деле, Он не мог бы действовать вопреки ей, как в этическом аспекте, так и в логическом. Например, «невозможно Богу солгать» (Евр. 6:18). Точно так же Богу невозможно войти в противоречие с Собой. Ни то, ни другое не соответствовало бы Его фундаментальной сущности (см. Бог: сущность).

Бог не только подчиняется Своей рациональной самосогласованности; Он также подчиняется логике, которая из неё вытекает. Ведь мы не смогли бы даже начать думать или говорить о Боге, не будь закона непротиворечивости. В этом смысле логика первична по отношению к Богу тем, что мы должны обратиться к логике, прежде чем сможем даже начать думать о Нём рационально. Логика первична по отношению к Богу в аспекте познания, но Бог первичен по отношению к логике в аспекте бытия. Логика первична по отношению к Богу гносеологически; но Бог первичен по отношению к логике онтологически.

Возражать, что тем самым мы подчиняем Бога своей логике, – означает устанавливать ложную дихотомию. Логика есть логика; нет «нашей» логики в противоположность «Его» логике. Наша логика основана на Его логике. Рациональная сущность Бога есть основа нашей рациональной сущности. Он соделал её такой, чтобы мы могли нечто понимать относительно Него. Закон непротиворечивости применим к мышлению Бога точно так же, как к нашему. Люди не изобрели его; они его открыли.

Рациональность в противопоставлении °рационализму. Другие возражают в том плане, что подчинение истин о Боге человеческому рассуждению представляет собой разновидность рационализма (см. Спиноза, Бенедикт: эпистемология). Однако при таком возражении упускается из виду несколько важных моментов. Во-первых, Бог не подчиняется нашему рассуждению. Бог есть источник рассудочности, и Он создал нас подобными Себе. Таким образом, основополагающие принципы рассуждения не переносятся на Бога по нашему произволу; напротив, они сами исходят от Бога (см. вера и разум).

Во-вторых, основополагающие законы разума не противоречат Божьему откровению; они составляют существенный элемент в общем Божьем откровении. Человеческая рациональность с её основополагающими законами есть проявление рациональности Бога. Бог рационален, а люди созданы по Его подобию. Таким образом, применение логики не противоречит откровению; оно входит в него составной частью.

В-третьих, даже частное откровение (см. откровение частное, или особое) не может быть ни понято, ни передано вне логики. Мы даже не смогли бы отличить Божье откровение от откровения диавола, если бы не действовал закон непротиворечивости. Далее, когда в Библии говорится, что «так возлюбил Бог мир», мы не могли бы даже узнать, что любовь не есть ненависть, если бы не закон непротиворечивости. Таким образом, логика существенна как для общего (см. откровение общее), так и для частного откровения (см. откровение частное, или особое).

И наконец, существует разница между тем, чтобы обращаться к рассудку и быть рационалистом. Рационалист стремится установить все истины через человеческий разум. Рассуждающий христианин просто обращается к разуму для того, чтобы выявить истины, раскрытые Богом в общем откровении или в откровении частном, через Библию (см. Библия: свидетельства истинности).

Логика и Аристотель. Некоторые критики традиционной логики возражают, что логику изобрёл °Аристотель, и у нас нет причин предпочитать его западную форму логики логике «восточного» типа, где закон непротиворечивости не применяется. Однако Аристотель не изобретал логику; он её открыл. Законы рационального мышления извечно были действительны в Боге, а у рациональных существ – с самого их сотворения. Аристотель только сформулировал эти законы.

Подобная критика подразумевает также, будто бы «восточное» мышление может избежать обращения к логике. Но как мы видели, основополагающие законы мышления неизбежны для всех рациональных существ, в какой бы культуре они ни жили и какого бы мировоззрения ни придерживались. Ни один «восточный» философ (см. Дзэн-Буддизм) не может даже подумать или заговорить, не обращаясь к закону непротиворечивости. Само отрицание этого закона в своём выражении опирается на его существование. Он в буквальном смысле слова неопровержим (см. внутренне противоречивые высказывания).

Множество типов логики. ещё возражают, что существует много типов логики. С какой стати мы должны выделять только один тип и делать его эталоном для всех остальных типов? В ответ достаточно указать, что, хотя типов логики существует много (дедуктивная, индуктивная, символическая и так далее), все формы логики, тем не менее, основаны на фундаментальных принципах рационального мышления, изложенных выше. Например, ни одна валидная форма логики не может быть построена без принципа непротиворечивости. Если противоположности могут быть верны одновременно, то невозможным окажется само мышление. Но мы не можем отрицать мышления, не мысля при этом. Поэтому отрицание законов мышления в буквальном смысле слова немыслимо.

Логика и всемогущество. В Библии сказано, что «человекам это невозможно, Богу же всё возможно» (Мф. 19:26). Он всемогущ, а всемогущее Существо может сделать всё. Поэтому, казалось бы, Бог может нарушать, если пожелает, закон непротиворечивости. Однако такой вывод основан на неверных представлениях. Когда Библия учит, что Бог может сделать невозможное, речь идёт не о том, что актуально невозможно, а лишь о том, что невозможно для людей.

Далее, всемогущество не подразумевает, будто бы Бог может сделать то, что противоречиво. Иначе Бог мог бы перестать быть Богом. Но для Несотворенного невозможно решить, что Он хочет стать сотворенным. Для Необходимого Существа (Которое не может не быть) невозможно решить, что Его больше не будет. Бог не может вступать в противоречие со Своей сущностью. Поэтому всемогущество не означает, что Бог может в буквальном смысле сделать всё. В Библии сказано, что «невозможно Богу солгать» (Евр. 6:18; ср. 2Тим. 2:13). И точно так же, как Бог не может вступать в противоречие со Своей нравственной сущностью, Он не может вступать в противоречие со Своей рациональной сущностью. В самом деле, всемогущество означает лишь, что Бог может сделать всё то, что не является актуально противоречивым или невозможным. Например, Бог не может сделать квадратный круг. Не в состоянии Он и сделать камень, настолько тяжёлый, что не сможет его поднять. Ибо если Он может сделать его, Он может его и передвинуть. Богу даже не понадобится «двигать» камень. Достаточно будет уничтожить его и создать заново в любом нужном месте.

Логика и чудеса. Бог создал законы природы, однако переступает их границы, творя чудеса (см. чудеса). Бог установил законы тяготения и текучести жидкостей, однако Иисус ходил по воде. Разве не могут законы логики нарушаться подобно законам физики?

Во-первых, это ложная аналогия. Законы природы являются описательными, а законы логики, как и законы этики, – законы предписывающие. То есть законы логики указывают нам, как мы должны рассуждать, чтобы наше мышление соответствовало реальному положению дел. Как и законы нравственности, эти законы представляют собой универсальные предписания (см. нравственность: абсолютная природа). Каждый должен приходить к выводу, что коль скоро все треугольники имеют три угла и данная фигура есть треугольник, то она имеет три угла. Исключения не допускаются; прийти к этому выводу обязан каждый. Законы же физики – это описательные обобщения. Они просто сообщают нам, как обстоят дела; они не наставляют нас о том, что должно быть. В качестве описаний обычного положения дел они допускают исключения. Чудо есть исключение. Как таковое, оно не противоречит общему закону. Сравнение законов физики с законами мышления неправомерно.

Далее, Бог не создавал законов логики. Они выражают Его несотворенную сущность. Бог рационален, и существуют определённые фундаментальные принципы рациональности, которые не могут изменяться точно так же, как Бог не в состоянии изменить Свою сущность. Не таковы законы физики. Предположительно, Бог мог бы сотворить другие миры, с иными законами в них. Закон тяготения, например, действует в материальной Вселенной. Он недействителен для ангелов, не имеющих физического тела.

Логика и тайны веры. Кое-кто возражает, что величайшие тайны христианской веры, такие как Троица, Воплощение (см. Христос: божественная сущность) и предопределение (см. детерминизм; свобода воли), не соответствуют законам человеческого разума. Существует разница между утверждениями, которые выходят за пределы человеческого разумения, такими как истины веры, и утверждениями, которые идут вразрез с разумом. Те, которые выходят за пределы человеческой способности рассуждать, не идут вразрез с разумом. Человеческое разумение без помощи в виде частного откровения не в состоянии постичь их. Они могут быть познаны только через частное откровение. Коль скоро эти истины познаны, их посылки не противоречат другим раскрытым в откровении истинам.

Логика и Троица. Доктрина °Троицы говорит о трёх лицах одной Сущности. В ней не утверждается, будто бы существуют три лица в одном лице, или три сущности в одной Сущности. Это было бы логическим противоречием.

Логика и Воплощение. Воплощение не означает, будто бы Бог превратился в человека. Инфинитное Существо не может превратиться в финитное, а Необходимое – в лишь возможное. Утверждается лишь, что второе лицо Троицы стало человеком. Иисус принял человеческую природу, не расставаясь со Своей божественной природой. Таким образом, Воплощение было не вычитанием божественного, а добавлением человеческого. Две природы одного лица не есть противоречие. Противоречием были бы две природы одной природы или два лица одного лица, но не две природы, существующие у одного лица. Это тайна; это не противоречие.

Логика и предопределение. Не создаёт логического противоречия и сочетание предопределения со свободой воли. Нет противоречия в утверждении, что Бог предопределил, кто будет спасён, постольку, поскольку Он предопределил, что это будет осуществляться через свободный выбор людей. Противоречием же было бы утверждать, будто бы Бог принуждает людей свободно принять Его, поскольку принудительная свобода логически абсурдна. Но утверждение о том, что Бог в Своём всеведении предопределил, как Он будет осуществлять спасение через Свою благодать и через наш свободный выбор, не содержит логического противоречия. Это тайна, а не логическое противоречие (см. детерминизм; свобода воли).

Библиография:

Aristotle, Posterior Analytics.

→ Prior Analytics.

→ On Sophistical Refutations.

→ Topics.

I. Copi, Introduction to Logic.

N. L. Geisler, Come Let Us Reason.

см. Тавтология логическая

(LOGICAL POSITIVISM)

Логический позитивизм – это направление в мышлении, господствовавшее в 1920-х гг. среди кружка венских философов, в число которых входили Алфред Дж.°Айер, Рудольф Карнап (Carnap), Герберт Фейгль (Feigl) и Мориц Шлик (Schlick). Они стояли на антиметафизических позициях и выдвинули принцип эмпирической верифицируемости, гласящий, что все утверждения, которые не являются логическими тавтологиями или эмпирическими утверждениями, бессмысленны.

Эти воззрения подразумевали разрушительные последствия для христианства, так как нельзя стало бы осмысленно говорить ни о существовании, ни об атрибутах Бога. Все высказывания о Боге были объявлены буквально лишёнными смысла (см. Витгенштейн. Людвиг; принцип аналогии). Такую позицию иногда называют °акогностицизмом или семантическим атеизмом.

Корни принципа эмпирической верифицируемости уходят к эмпирическому скептицизму Дэвида Юма. В последних строках своего труда «Исследование о человеческом разумении» (Inquiry Concerning Human Understanding) Юм писал:

Если [...] мы приступим к осмотру библиотек, какое опустошение придётся нам здесь произвести! Возьмём в руки, например, какую-нибудь книгу по богословию или схоластической метафизике и спросим: содержит ли она какое-нибудь абстрактное рассуждение о количестве или числе? Нет. Содержит ли она какое-нибудь основанное на опыте рассуждение о фактах и существовании? Нет. Так бросьте её в огонь, ибо в ней не может быть ничего, кроме софистики и заблуждений! [Hume, 173, цит. по: Д. Юм, «Исследование о человеческом разумении», перев. С. И. Церетели. – М.: 1995].

Если Юм прав, то существует только два вида осмысленных утверждений: 1) те, которые истинны по определению (аналитические); 2) те, истинность которых известна из чувственного опыта (синтетические). Только дефиниционные и чувственно-опытные утверждения имеют смысл. Все остальные буквально бессмысленны.

В англоязычном мире ревностным пропагандистом этого взгляда был Айер. На основе выводов Юма он сформулировал принцип эмпирической верифицируемости, в своём изначальном виде гласящий, что существует только два типа осмысленных высказываний.

Логический позитивизм умер от своего собственного меча (см. Feigl). Принцип эмпирической верифицируемости не является эмпирически верифицируемым. Все попытки уточнить его лишали его эффективности. Позитивизм не способен устранить метафизические высказывания (см. метафизика).

Библиография:

A. J. Ayer, Foundations of Empirical Knowledge.

→ Language. Truth, and Logic.

→ The Problem of Knowledge.

H. Feigl, «Logical Positivism after Thirty-Five Years» // Philosophy Today (Winter 1964).

F. Ferre. Language, Logic and God.

A. Flew, et al., New Essays In Philosophical Theology.

N. L. Geisler, Philosophy of Religion (chap. 12).

D. Hume, Inquiry Concerning Human Understanding.

см. Теория логоса

см. Чудеса ложные

(LYING IN SCRIPTURE)

Писание учит, что Бог истинен (Вт. 32:4) и что для Него невозможно солгать (Евр. 6:18). Бог велит нам не лгать (Исх. 20:16) и предостерегает, что Он сурово накажет лжецов (Отк. 21:8). Тем не менее в Библии встречается немало случаев, когда Бог словно бы благословляет ложь. Библейские критики часто ссылаются на это кажущееся противоречие.

Характерно, что этой проблемы не существует для приверженцев божественного волюнтаризма, считающих, что деяние становится благом или злом согласно тому, как захочет Бог. Однако эссенциализм (см. эссенциализм божественный) настаивает, что Бог сущностно благ и не может творить зло или желать его (см. Бог: сущность). В таком контексте проблема божественно одобряемой лжи стоит достаточно остро.

Категории предполагаемой лжи. Не все «случаи лжи» в Библии относятся к одной и той же категории. Некоторые из них – это действительно ложь, другие – нет. Некоторые одобряются Богом, другие не одобряются. Но ни в одном случае в Библии не говорится о божественном одобрении лжи как таковой.

Ложь, о которой сообщается без одобрения. В Библии рассказывается о действительных случаях лжи, но она при этом не одобряется. Библия описывает многие грехи, которые отнюдь не хвалит. Например, в Писании приведены некоторые из лживых слов сатаны. Сатана сказал Еве: «нет, не умрёте» (Быт. 3:4), хотя Бог со всей определённостью предостерёг людей о неминуемой смерти (Быт. 2:17). Это явный случай лжи, которую Бог не одобряет. Многие учёные относят ложь Раав (см. ниже) к той же категории. В таком случае, она стала благословенна несмотря на свою ложь, а не за неё.

Полуправда, которая не есть ложь. Не всегда полуправда представляет собой ложь. По меньшей мере в одном случае Сам Бог велел Самуилу сообщить Саулу только часть истины (1Цар. 16:1–5). Поскольку Самуил боялся лишиться жизни от руки царя Саула, когда Бог велел ему помазать нового царя, Бог наставил его сказать Саулу, что он пришёл совершить жертвоприношение, а это было не только правдой, но одновременно и отговоркой.

Ложь, одобряемая ввиду высшего закона. Как считают некоторые консервативные библеисты и представители христианской этики, хотя ложь, как таковая, всегда есть зло, это не распространяется на ложь во спасение жизни. Они настаивают, что в основе здесь лежит иерархия, упорядоченность ценностей, в которой милосердие (спасение жизни) имеет приоритет перед истиной, становящейся причиной убийства. По-видимому, в эту категорию попадают еврейские повивальные бабки из главы Исх. 1 и, возможно, Раав, которая солгала, чтобы спасти жизнь еврейских соглядатаев.

Случаи предполагаемой лжи. Несколько ключевых эпизодов, на первый взгляд, предполагающих божественное одобрение лжи, подвергались скрупулёзному анализу. К ним относится, например, «полуправда» Авраама относительно его жены Сары, которая была ему наполовину сестрой.

Быт. 12:10–20. В опасении, что египетский фараон может убить его и забрать его жену (но не подвергаясь прямой угрозе), Авраам наказал Саре: «скажи же, что ты мне сестра, дабы мне хорошо было ради тебя, и дабы жива была душа моя через тебя» (Быт. 12:13). Сара приходилась Аврааму единокровной сестрой. Тем не менее то, что Авраам велел Саре сказать, было ложью.

Никакого божественного одобрения по поводу действий Авраама не выказывается; подразумевается прямо противоположное. Возрастание богатств Авраама не следует расценивать как Божье вознаграждение за его ложь. Дары фараона были вполне понятны. Он мог чувствовать себя обязанным выплатить компенсацию за все те несправедливые тяготы, которым подвергались в его нечестивой стране посетившие её чужестранцы, и за то, что по незнанию взял жену Авраама в свой дом. Прелюбодеяние строго запрещалось египетской религией.

Годы различных невзгод Авраама в дальнейшем могли быть прямым следствием недостатка у него в этом случае веры в способность Бога защитить его. Хотя некоторые люди представлены в Библии как люди Божии, они всё-таки были подвержены ошибкам и отвечали за свои грехи, как ответил Давид за своё прелюбодеяние с Вирсавией и убийство её мужа (2Цар. 12). Бог благословлял таких людей несмотря на их грехи, а не за них.

Быт. 31. В Быт. 31:35 описывается явная ложь Рахили об украденных ею идолах. И всё же Бог, по всей видимости, благословил Рахиль, так как она не была поймана, и Бог дал процветание ей и её мужу Иакову. Однако более пристальный разбор данного текста показывает, что Бог отнюдь не благословил Рахиль за кражу идолов и за её ложь о содеянном. Одно только то, что Лаван не поймал Рахиль на воровстве, ещё не значит, будто бы Бог благословил её. Разумней предположить, что Бог не дал раскрыться воровству Рахили для того, чтобы оградить жизнь Иакова (ср. Быт. 31:31). Из дальнейшего библейского повествования явствует, что Бог отвёл Рахили место на заднем плане важных дел, пока она не умерла мучительной смертью (Быт. 35:16–20).

Нав. 2:4–5. Когда израильские соглядатаи пришли в Иерихон, они нашли для себя убежище в доме Раав. А когда царь Иерихонский велел Рааве выдать этих людей, Раав отвечала, что те уже ушли и она не знает, где они. После того как сыны Израилевы разрушили Иерихон, Рааве вместе со всеми её родными была сохранена жизнь в награду за её помощь. Как же Бог мог благословить Раав за ложь?

Апологеты библейского текста разделяются по этому вопросу на две категории. Некоторые настаивают, что отнюдь не ясно, действительно ли Бог благословил Раав за ложь. Благословил Он её за её веру (Евр. 11:31), а не за её коварство. Бог благословил Раав несмотря на её ложь, а не за неё. Сторонники этой точки зрения доказывают, что Бог спас и благословил Раав за её помощь соглядатаям и содействие во взятии Иерихона. Они настаивают, что ни в одном месте Библии не сказано прямо, будто бы Бог благословил Раав за её ложь.

Другие библеисты утверждают, что перед Раав стояла настоящая нравственная дилемма. Вероятно, для неё было бы невозможно одновременно спасти соглядатаев и сказать правду воинам царя. В таком случае Бог не стал бы возлагать на Раав ответственность за содеянное (см. Geisler, chap. 7). Безусловно, человек не может считаться ответственным за нарушение им низшего закона ради выполнения своих высших обязанностей. В Библии заповедано подчинение властям (Рим. 13:1; Тит. 3:1; 1Пет. 2:13), но гражданское неповиновение становится оправданным тогда, когда власти стремятся совершить несправедливость (Исх. 5; Дан. 3; 6; Отк. 13). Случай еврейских повивальных бабок (Исх. 1), солгавших, чтобы спасти жизнь младенцев, служит, возможно, самым убедительным примером.

1Цар. 16:1–5. Как мы видели, Авраам испытал суд за то, что сказал лишь половину правды о своей единокровной сестре Саре, но в главе 1Цар. 16 Бог фактически советует Самуилу сказать, будто бы тот пришёл в Вифлеем для жертвоприношения, хотя на самом деле Самуил пришёл также для того, чтобы помазать Давида. Разве в данном случае Бог не поощряет обман? Почему Бог осудил Авраама за то же самое, что велит сделать Самуилу?

Здесь важно отметить, что две эти ситуации не одинаковы. «Полуправда» Авраама была ложью целиком и полностью, так как подразумевался вопрос: «жена ли тебе Сара?» И его ответ фактически означал: «нет, она моя сестра». Но таким ответом Авраам намеренно искажал факты, а это и есть ложь.

Самуила же спрашивали: «зачем ты пришёл?» Он дал ответ: «я пришёл для жертвоприношения Господу» (1Цар. 16:2). Это соответствовало фактам, а именно, для этого он пришёл, и это он и сделал. То обстоятельство, что его приход преследовал ещё одну цель, не было прямо связано ни с заданным ему вопросом, ни с данным им ответом, в отличие от случая Авраама. Разумеется, если бы Самуила спросили: «есть ли у тебя ещё одна цель прихода?», ему бы пришлось внести ясность. Ответ «нет» был бы обманом.

Умолчание и обман – не обязательно одно и то же. Самуил, безусловно, скрыл одну из целей своего прихода, чтобы спасти свою жизнь (1Цар. 16:2). Не всегда бывает необходимо (и возможно) говорить всё, чтобы сказать правду. Тот факт, что Бог посоветовал Самуилу скрыть одну из целей своего прихода, чтобы тот избавился от страха смерти, не означает, что Самуил виновен во лжи. Сокрытие части истины и введение в заблуждение – не обязательно одно и то же. Скрытность и умолчание – не то же самое, что двуличность и лживость.

4Цар. 6:19. Когда Елисей вышел навстречу своим врагам, он сказал им: «это не та дорога и не тот город; идите за мною, и я провожу вас к тому человеку, которого вы ищете» (2Цар. 6:19). Как мог этот Божий человек солгать сирийским воинам?

Это очень просто, ведь то, что сказал им Елисей, фактически не было ложью. Сирийские воины были посланы в Дофаим, чтобы схватить Елисея. Господь поразил их слепотой, и Елисей вышел из города им навстречу. Он сообщил им: «это не та дорога и не тот город». Коль скоро Елисей вышел из города, его больше не было в Дофаиме. Соответственно, дорога в Дофаим уже не позволяла прийти и схватить Елисея, так как вела не в тот город. Елисей также посоветовал сирийцам: «идите за мною, и я провожу вас к тому человеку, которого вы ищете». И это тоже было правдой. Елисей пошёл впереди них в Самарию, а когда они пришли туда, Господь открыл глаза их, и они увидели Елисея и узнали, что находятся в Самарии.

2Пар. 18:18–22. В этом тексте Бог, согласно видению Михея пророка, попускает духу лжи пойти и увлечь нечестивого царя Ахава навстречу его злой участи. Текст гласит: «попустил Господь духу лжи войти в уста сих пророков твоих» (2Пар. 18:22). Но как может Бог всякой истины потворствовать такой лжи?

Апологеты указывают, что здесь Бог не творит зло, а просто устанавливает над ним Свой контроль для благих целей. Несколько обстоятельств существенны для понимания этой ситуации. Во-первых, это видение, метафорический образ верховного владычества Бога, выраженный через символику Его царственной власти.

Во-вторых, это драматическое видение изображает всеохватность владычества Бога, распоряжающегося даже злыми духами. Бог Библии, в отличие от богов некоторых языческих религий, верховно владычествует надо всем, в том числе над злом, которое обращает на достижение Своих благих целей (ср. Иов 1–3).

В-третьих, Библия говорит, что Бог иногда «ожесточает» сердца людей (Рим. 9:17–18) и даже заставляет испытывать сильные заблуждения (2Фес. 2:11). Однако при более пристальном анализе мы обнаруживаем, что Бог делает это с теми, кто уже сам ожесточил своё сердце (Исх. 8:15), с не веровавшими истине (2Фес. 2:12). Бог даже их порочность обращает на достижение Своих целей. Бог позволяет лжи совершить суд над злом.

Бог в Своём стремлении к справедливости позволил духу лжи обмануть Ахава, чтобы свершилась Его верховная благая воля.

Ин. 7:3–10. Библейские критики иногда ссылаются на этот текст, чтобы показать, что Иисус лгал. Это серьёзное обвинение, так как здесь речь шла бы не только о божественно одобряемой лжи, но о лжи, высказанной Самим Богом в лице Его Сына. Неверующие братья Иисуса подстрекали Его пойти на праздник в Иерусалим и открыто объявить Себя Мессией (Ин. 7:3–4). Иисус отказался, говоря: «Я ещё не пойду на сей праздник, потому что Моё время ещё не исполнилось» (Ин. 7:8). Но позднее Иисус пришёл на праздник (Ин. 7:10). Однако Иисус не пошёл открыто, как предлагали Его братья, и пошёл не сразу же тогда, когда они предлагали. Далее, в Ин. 7:8 приведены точные слова Иисуса, что Он ещё не пойдёт. Он «остался в Галилее» (Ин. 7:9), а потом уже пошёл.

Лк. 24:28. Иисус, завершая Свою беседу с двумя учениками на дороге в Еммаус, «показывал им вид, что хочет идти далее» (Лк. 24:28). Хотя это не словесная ложь, справедливо будет признать, что солгать можно и действиями. Некоторые критики считают, что именно это и сделал в данном случае Иисус.

Однако, чтобы назвать это ложью, требуется весьма развитое воображение. Далее в тексте говорится: «Но они удерживали Его, говоря: останься с нами, потому что день уже склонился к вечеру. И Он вошёл и остался с ними» (Лк. 24:29). Другими словами, Иисус намеревался идти дальше, пока ученики не убедили Его остаться с ними. Вместо того чтобы навязывать Своё общество ученикам, Иисус дождался, чтобы они сами проявили инициативу, что они, очевидно, сделали сразу же и с жаром. Показывая, что мог бы идти дальше, Иисус помог этим испуганным друзьям сблизиться с Ним.

Исх. 1:15. В большинстве предполагаемых случаев божественно одобренной лжи оказывается, что либо это была не ложь, либо не было божественного одобрения. Существует, однако, по меньшей мере один случай, когда, как представляется, имело место и то, и другое.

Фараон (царь Египетский) прямо приказал еврейским повивальным бабкам убивать новорождённых еврейских мальчиков. «Но повивальные бабки боялись Бога и не делали так, как говорил им царь Египетский, и оставляли детей в живых» (Исх. 1:17). Повивальные бабки не только нарушили приказ фараона, но и солгали в ответ на проверочный вопрос о том, что они делают: «Еврейские женщины не так, как Египетские; они здоровы, ибо прежде нежели придёт к ним повивальная бабка, они уже рождают» (Исх. 1:19). «За сие Бог делал добро повивальным бабкам», говорится в Исх. 1:20–21, «и так как повивальные бабки боялись Бога, то Он устроял домы их».

Не приходится сомневаться, что повивальные бабки и нарушали приказы властей, сохраняя жизнь младенцам мужского пола, и лгали, чтобы скрыть это. Нравственная дилемма, вставшая перед ними, была неразрешимой. Либо они подчиняются высшему Божьему закону, запрещающему убивать, либо исполняют свои низшие обязательства по отношению к фараону. Вместо того чтобы осуществлять сознательный геноцид среди детей собственного народа, повивальные бабки не исполняли велений царя. Бог заповедал нам подчиняться властям предержащим, но Он и заповедал нам не убивать (Исх. 20:13).

Спасение жизни безвинных есть обязанность более высокая, нежели подчинение начальствующим. Если власти приказывают совершить деяние против Бога, нам не следует подчиняться. Бог возложил бы на повивальных бабок ответственность за содеянное, если бы те исполнили свой долг перед властями. В случае с повивальными бабками высшим законом было сохранение жизни новорождённых мальчиков (ср. Деян. 4; Отк. 13). Далее, ложь и худшее деяние – неповиновение – совершались в условиях глубокой преданности повивальных бабок Богу, продиктованной их верой. Этим женщинам приходилось делать выбор между преданностью и повиновением, выбор, требующий духовного мужества и мудрости. Сходная ситуация может возникнуть в вопросе подчинения авторитету родителей. Повиновение – это составная часть понятия нравственного авторитета. Но если родители потребуют от ребёнка совершить убийство или поклониться идолу, ребёнок должен в ответ подчиниться высшему авторитету и отказаться. Иисус указывал на эту необходимость следовать высшему нравственному закону, когда говорил: «кто любит отца или мать более, нежели Меня, не достоин Меня» (Мф. 10:37).

Страх повивальных бабок перед Богом побудил их поступать так, как было необходимо для спасения жизни младенцев. Их лживый ответ фараону был существенной составной частью в том, что они делали для этой высшей цели.

Заключение. Повествовательные тексты Библии, в которых действующие лица лгут, разделяются на несколько категорий: во-первых, в ряде случаев имеет место не ложь, а лишь вполне законное раскрытие не всей истины. Во-вторых, в большинстве случаев явной лжи нет никаких указаний на то, что Бог одобрил такой обман. Напротив, виновные обычно испытывали на себе то или иное проявление Божьего суда. В тех же случаях, которые по праву можно классифицировать как божественно одобряемый обман, например в истории с повивальными бабками из главы Исх. 1, существовало неразрешимое противоречие с высшим нравственным законом. Именно в тех исключительных обстоятельствах, когда возникает такое неразрешимое противоречие с одним из высших нравственных установлений Бога, Он освобождает нас от наших обязанностей по отношению к истине.

Библиография:

Augustine. Against Lying.

→ On Lying.

N. L. Geisler. Christian Ethics: Opinions and Issues, chap. 7.

J. Murray. Principles of Conduct.

(LOCKE, JOHN)

Жизнь и труды Локка. Локк родился в английском графстве Сомерсетшир в 1632 г. и умер в 1704 г. Ему не нравилось полученное им схоластическое образование, зато он с удовольствием читал Рене °Декарта и Фрэнсиса Бэкона (Bacon). Его труд о веротерпимости оказал сильное влияние на идеологию Американской революции – особенно на мышление Томаса °Джефферсона.

В число главных произведений Локка входят «Послание о веротерпимости» (Аn Essay Concerning Toleration, 1667), «Опыт о человеческом разумении» (An Essay Concerning Human Understanding, 1690) и «Разумность христианства» (The Reasonableness of Christianity, 1695).

Эмпирическая гносеология Локка. Локк был эмпириком, следуя в этом вопросе трудам Аристотеля (см. Аристотель). В «Опыте о человеческом разумении» он называет свою гносеологию «прямым историческим методом», подразумевая, что идеи трактуются в точности так, как они появляются в нашем разумении. Его целью было выявить происхождение, пределы и степень уверенности в нашем знании.

Два источника идей. Как считал Локк, существует два источника идей (или объектов мышления): 1) ощущение – восприятие внешнего объекта (который воздействует на наше тело и порождает в разуме идею); 2) рефлексия – процесс внутренних действий разума. Для доказательства он выдвигает четыре довода. Во-первых, дети рождаются как tabula rasas («чистые доски»), без набора врождённых идей. Во-вторых, когда опыт различается, возникают и различающиеся идеи.

В-третьих, когда опыта не имеется, не возникает и соответствующей идеи. Например, у человека, родившегося слепым, не будет идеи зрения, а у глухонемого – идеи звука. В-четвёртых, мы располагаем только идеями, которые соответствуют одному или нескольким из пяти чувств (в различных комбинациях).

Природа познания. Всякое знание Локк рассматривает как соответствие или несоответствие.

Интуиция есть соответствие между двумя непосредственно воспринимаемыми идеями (например, «я» и «существовать» = «я существую»). Это самый достоверный тип знания.

Демонстрация (доказательное знание) есть соответствие между двумя идеями, которое воспринимается через третью идею (например, «Бог существует»). Для нас такое знание менее достоверно, так как требуется цепочка умозаключений.

Ощущение есть соответствие между идеей и внешним объектом (например, «мир существует»). Доказательство существования внешнего мира у Локка выглядит так: 1) Должен существовать источник наших идей. Не все из них могли быть созданы нами. 2) Некоторые идеи ярче других, из чего следует, что они первичны, а не созданы нами. 3) Мы комбинируем свидетельства нескольких чувств о том, что эти яркие идеи приходят из внешнего мира. 4) Удовольствие и/или боль неоднократно возникают при контакте с ним, даже когда мы этого не хотим. Поэтому должен существовать внешний мир как источник этих ярких идей, над которыми мы не властны.

Доказательство существования Бога у Локка. Доказательство существования Бога у Локка следует схеме традиционного космологического доказательства (см. доказательство космологическое). 1) Нечто существует. Например, я существую (это известно из интуиции). Далее, мир существует (это известно из ощущения). 2) Это нечто, которое существует, возникло либо а) из себя самого; б) из ничего; в) из чего-то внешнего. Но: 3) только нечто может породить нечто. Нечто не может быть порождено «ничем». 4) Не может быть °бесконечной цепочки причин существования мироздания. Если бы она была бесконечной, всё мироздание ни на чём бы не основывалось. Но это невозможно, так как в таком случае (поскольку «ничто» не может породить нечто) мироздание никогда бы не начало существовать. Следовательно: 5) должна существовать первая причина моего существования и существования мироздания. 6) Это вечное существо должно быть самым могущественным и самым знающим. Оно должно быть самым могущественным, потому что оно есть источник всякого могущества; и оно должно быть самым знающим, потому что познающее не может возникнуть из непознающего. Как считал Локк, нелепо говорить, будто бы разум может стоять за чем-то ещё, кроме мироздания в целом.

Апологетика христианства. Исходя из своего рационального °теизма, Локк строил аргументацию в традициях классической апологетики (см. апологетика классическая). В своём труде «Разумность христианства» он отстаивал существование чудес. В двух своих «Оправданиях» (1695, 1697) он обосновывал то, что высказал в «Разумности христианства».

Апологетика сверхъестественного. Локк не был ни деистом (см. деизм), ни сторонником социнианства, отрицающего воскресение Христа (см. воскресение Христа: свидетельства). Он отстаивал существование чудес, а также то, что Библия есть Слово Божье (см. Библия: свидетельства истинности). Он полагал, что апологию Библии можно основывать на рассудке, хотя в ней содержатся тайны христианской веры, выходящие за пределы доступного для рассудка.

Божественность Христа. Локк также отстаивал божественность Христа (см. Христос: божественная сущность), заявляя: «Мы видим, что люди обосновывают свою веру в Него, то есть веру в то, что Он – Мессия, по причине сотворённых Им чудес» (Locke, Reasonableness of Christianity, [58] 1). О Иисусе Локк говорит: «Он был послан Богом; Его чудеса это доказали» (ibid., 242). Бросается в глаза отсутствие рассуждений о Троице. Впрочем, отсутствие не обязательно означает отрицание. Хотя Локк признавал в письме к Лимборху (Limborch), что высказывал некоторые вещи в угоду деистам (см. деизм), он явным образом отрицал арианство.

Взгляды Локка на этику и правительства. Как считал Локк, «закон Природы» (см. закон; сущность и виды) учит нас, что «поскольку мы все равны и независимы, никто не должен причинять вред другому в том, что касается его жизни, здоровья, свободы и имущества; ибо все люди есть произведение всемогущего и беспредельно мудрого Создателя» (Locke, An Essay Concerning Toleration, 2.6).

Те же взгляды высказал Томас Джефферсон в Декларации независимости (1776), где написал: «Мы считаем самоочевидным, что все люди созданы равными; что их Творец наделил их определёнными неотчуждаемыми Правами; что к таковым относятся право на Жизнь, на Свободу и на стремление к Счастью».

Библиография:

J. G. Clapp, «Locke, John» // Тhe Encyclopedia of Philosophy, vol. 4.

J. Collins, A History of Modern European Philosophy.

J. Locke, An Essay Concerning Toleration.

→ An Essay Concerning Human Understanding.

→ The Reasonableness of Christianity.

(LEWIS, C. S.)

Благодаря тому, что многие из его произведений имели популярную форму, такую как радиобеседы или сказки для детей, Клайв Стейплз Льюис (1898–1963) может быть назван самым известным в двадцатом столетии христианским теистом и апологетом (см. апологетика: причины существования). Профессор Оксфордского университета и бывший атеист, он умел выразить проникновенные истины так просто, что нашёл путь к сердцам миллионов людей. Льюис говорил, что не считает себя философом или богословом, однако благодаря глубокому пониманию важнейших основ °теизма он стал выдающимся апологетом и популяризатором.

Сущность и существование Бога. Льюис разделял представления Августина, Ансельма и Фомы Аквинского о Боге как вечном, необходимом, трансцендентном, нравственно совершенном и личностном Существе (см. Бог: сущность). Бог трансцендентен пространству и времени: «Почти наверняка можно сказать, что Бог не погружен во Время. Его жизнь не состоит из моментов, следующих друг за другом. [...] Половина одиннадцатого – как и любой другой момент от начала мироздания – всегда является для Него вечным Настоящим». Иными словами, «Он располагает всей вечностью, чтобы прислушиваться к молитве, вознесённой пилотом падающего самолёта за долю секунды до взрыва» (Lewis, Меге Christianity, 146).

Однако Бог также имманентен творению (присутствует и действует в нём). Льюис пишет: «Стремиться узреть Бога или Небеса, исследуя космос, – всё равно что читать или смотреть в театре все пьесы Шекспира в надежде найти в них Шекспира в качестве одного из персонажей или Стратфорд в качестве одного из мест действия. В каком-то смысле Шекспир присутствует в каждом мгновении каждой своей пьесы. Но он никогда не присутствует в них таким же образом, как присутствуют Фальстаф или леди Макбет. Он также не рассеян по всей пьесе словно газ» (Lewis, Christian Reflections, 167–68).

°Космологическое доказательство. Хотя Льюис признавал теистическую форму эволюции (см. ниже), он верил в творение «из ничего» (см. творение: различные взгляды). Ибо «то, что Бог создаёт, не есть Бог; точно так же, как то, что делает человек, не есть человек» (Lewis, God in the Dock, 138). Льюис объясняет, что материя не может быть со-вечной Богу:

Энтропия самой своей сущностью убеждает вас, что это правило, хотя может быть всеобщим в Природе, как мы её знаем, не может быть всеобщим абсолютно. Когда говорят: «Шалтай-Болтай свалился», вы сразу понимаете, что это ещё не вся история. Услышанный вами отрывок подразумевает как последующую главу, в которой Шалтай-Болтай долетит до земли, так и главу предыдущую, в которой он ещё сидел на стене. Природа, в которой от энтропии «останавливается движение», не может составлять всю историю. Часы не могут остановиться, если не́были сначала заведены» [Lewis, Miracles, 157].

Материя есть продукт космического Разума (см. дуализм). «Но признать существование космического разума такого рода – значит признать существование Бога вне Природы, Бога трансцендентного и сверхъестественного» (ibid., 30). Вселенная есть материя. Материя не может порождать разум; только разум может порождать материю (см. материализм). Мироздание не было сотворено из какой-то предсуществовавшей материи или субстанции. Оно было сотворено «из ничего». Бог сотворил этот мир свободно: «Свобода Бога состоит в том факте, что никакая причина, отличная от Него, не обуславливает Его действия, и что никакие внешние обстоятельства им не препятствуют – что Его собственная благость есть тот корень, из которого они все произрастают, и Его всемогущество есть тот воздух, в котором они расцветают» (Lewis, Problem of Pain, 23).

Бог сотворил мир не потому, что должен был это сделать; Он сотворил мир потому, что хотел этого. Существование Вселенной целиком обусловлено благой волей её Творца.

°Нравственное доказательство. Льюис начинает «Просто христианство» с той посылки, что объективный нравственный закон, существование которого подразумевается даже в самых обыденных наших ссорах, указывает на существование нравственного Законодателя. Существует «нечто, руководящее Вселенной и проявляющееся во мне в виде закона, который побуждает меня творить добро и испытывать угрызения совести за содеянное мною зло. Думаю, нам следует предположить, что эта сила скорее подобна разуму, чем чему-нибудь иному, потому что в конечном счёте единственное, что мы знаем помимо разума, – это материя. Но едва ли можно вообразить себе кусок материи, дающий указания» (Lewis, Mere Christianity, 34).

Доказательство Льюиса можно вкратце сформулировать так:

1) Должен существовать объективный и всеобщий нравственный закон, иначе никакие этические суждения не имели бы смысла (см. нравственность: абсолютная природа). Ничто нельзя было бы называть злым или нечестным делом, и не было бы никаких причин выполнять обещания или договорённости (Lewis, God in the Dock, chap. 1).

2) Этот нравственный закон не возникает внутри нас. По сути дела, мы им связаны.

3) Источник этого закона больше похож на разум, чем на материю, и не может быть составной частью мироздания – не в большей мере, чем архитектор является частью спроектированного им здания.

4) Следовательно, существует нравственный Законодатель, Который есть высший источник и эталон для способности различать добро и зло (ibid., chap. 7).

Полное обсуждение исходящего из нравственного закона доказательства Льюиса и его обоснование приведено в разделе о Льюисе в статье доказательство нравственное.

Сущность человека. Что бы ни утверждала наука о возникновении человеческого тела, этот процесс имел божественный источник и был завершён Богом через сотворение рациональной человеческой души.

Человеческие существа рациональны. Льюис ничуть не обиделся бы на определение «рационалист». Он неоднократно прославляет рациональность человека. Он пишет: «Я не мог бы объять мироздание, если бы не мог доверять своему разуму. Если бы мы не могли доверять умозаключениям, мы не могли бы ничего знать, кроме того, что существуем» (Lewis, God in the Dock, 277). «Сердце никогда не заменит голову; напротив, оно может и должно ей подчиняться» (Lewis, The Abolition of Man, 30).

Должно также существовать высшее объяснение, обоснование причин. «Нельзя вечно «отделываться» всё новыми и новыми объяснениями; вы обнаружите, что «отделались» от всех объяснений». Более того, «нельзя вечно «смотреть сквозь» вещи». Соответственно, «бесполезно пытаться посмотреть сквозь первичные принципы. Если «посмотреть сквозь» вы можете через всё, значит, прозрачно всё». Но «"посмотреть сквозь» все вещи – то же самое, что ничего не видеть» (ibid., 91).

Льюис был убеждён, что рациональное мышление неопровержимо. Он указывал, что «во всякой аргументации против состоятельности мышления делается молчаливое и незаконное исключение относительно тех самых мыслей, которые в данный момент высказываются». Поэтому «состоятельность мышления есть та ось, вокруг которой всё остальное должно выстраиваться настолько, насколько сможет» (Lewis, Miracles, 23).

Человеческие существа нравственны. Этот акцент на рациональности человека не отрицает его эмоций. Тех, кто ставит рассудок выше сердца, Льюис считает «людьми без грудной клетки» (Lewis, Abolition of Man, 34). «Голова управляет желудком через грудную клетку – вместилище эмоций, которые упорядоченный навык преобразует в стабильные чувства». Без этого промежуточного элемента «человек оказывается неполноценным: ибо в силу своего разума он – чистый дух, а в силу своего голода – просто животное» (ibid., 34). Кроме нравственной природы человека, существует достижимый нравственный идеал. Льюис согласился бы с утверждением, что главная ценность обучения состоит в обучении главным ценностям. Образование выполняет своё основное назначение, когда учит выносить этические ценностные суждения, помогающие нравственно совершенствоваться. Без воспитания чувств разум бессилен против животного внутри (ibid., 33,34). Так, отмечает Льюис, лучше играть в карты с философским нигилистом, который воспитан как джентльмен, чем со специалистом по этике, который вырос среди карточных шулеров (ibid., 34). Только благодаря тому, что мы находимся под властью Божьего закона, можем мы говорить о том, что властвуем собою (ibid., 86).

Секулярный гуманизм, в своей простоте, которая хуже воровства, удаляет у человека орган нравственности и всё же требует выполнения нравственной функции. «Мы создаём человека без грудной клетки и ждём, что он будет добрым и смелым. Мы насмехаемся над честью и поражаемся, обнаруживая предателей в наших рядах» (ibid., 35).

Творческие способности людей. Примечательно, что Льюис также говорит об эстетическом аспекте творчества человека. Дороти Сэйерс в статье «За христианскую эстетику» (Toward a Christian Aesthetic) называет представление об искусстве как творчестве важнейшим вкладом христианства в эстетику (Sayers, 6). Художник или писатель – это не Творец, но это вторичный творец. Творческое самовыражение – это отражение внутренних чувств художника, точно так же, как Невидимый Бог дал Своё видимое отражение через явление Своего Сына во плоти. Льюис и другие христиане из его кружка в Оксфордском университете, именуемые «Инклинги», написали множество литературных произведений. Перу самого Льюиса принадлежат:

семь книг в жанре фэнтэзи, объединённые в серию «Хроники Нарнии» (Narnia Chronicles) – «Лев, колдунья и платяной шкаф», «Принц Каспиан», «Плавание «Утреннего путника"», «Племянник чародея», «Конь и его мальчик», «Серебряное кресло» и «Последняя Битва» (The Lion, the Witch, and the Wardrobe; Prince Caspian; The Voyage of the Dawn Treader; The Magician's Nephew; The Horse and His Boy; The Silver Chair; The Last Battle);

«космическая» трилогия, в которой исследуется сущность Божьей битвы с личностным и общественным злом в рамках трёх взаимосвязанных научно-фантастических сюжетов: «За пределы Безмолвной планеты», «Переландра» и «Мерзейшая мощь» (Out of the Silent Planet; Perelandra; That Hideous Strength);

«Письма Баламута» и «Расторжение брака» (Screwtape Letters; The Great Divorce), обманчиво шутливые произведения, выявляющие психологические мотивы искушения и восстания против Бога;

тексты серии радиобесед на «Би-Би-Си», на основе которых создано классическое произведение апологетики «Просто христианство» (Mere Christianity), а также более глубокие работы по апологетике и философии, в том числе «Бог на скамье подсудимых», «Исследования по литературе Средневековья и Ренессанса», «Человек отменяется» и «Проблема боли» (God in the Dock; Studies in Medieval and Renaissance Literature; The Abolition of Man; The Problem of Pain);

интеллектуальная и духовная автобиография «Нежданное счастье» (Surprised by Joy);

волнующий рассказ о своём кризисе веры после смерти жены – «Рассматривая горе» (A Grief Observed);

ряд критических литературных статей и исследований;

обширная личная переписка, образцы которой опубликованы в сборнике «Письма к американской леди» (Letters to an American Lady).

Человеческие существа бессмертны. Льюис также говорит о вечной ценности человека (см. бессмертие). Это утверждение вытекает из веры в то, что каждый человек создан по образу Божьему. Утверждать гуманизм, отрицая высшие нравственные ценности, – значит вообще не признавать за человеком никакой реальной ценности. Секулярные гуманисты, считает Льюис, отменяют, а не утверждают гуманизм (см. «Человек отменяется» и аллегорическое изложение тех же идей в романе «Мерзейшая мощь»). Отрицая сущность человека, его бессмертие, его нравственную природу и подобие Богу, они отрицают личность и уничтожают основу для высшего уважения к человеческому достоинству (Lewis, The Abolition of Man, 76, 77).

Ирония этого парадокса, таким образом, состоит в том, что секулярные гуманисты, возводя человека на престол божества, лишают его гуманного отношения вместе с соответствующим правом на уважение. И напротив, христианство, утверждая, что основа для высших ценностей происходит от трансцендентного Бога, сохраняет и основу для человеческого достоинства.

Итак, секулярные гуманисты дегуманизируют то, что стремятся обожествить. Только христианская позиция обеспечивает истинную гуманность. Ибо, указывает Льюис, «либо человек есть рациональный дух, обязанный вовеки подчиняться абсолютным ценностям Дао [нравственного закона], либо мы – лишь часть природы, ждущая, пока её сомнут и вылепят заново» (ibid., 84). Единственной гарантией от тирании и рабства является утверждение высшего достоинства бессмертной человеческой личности в контексте абсолютного нравственного закона. Ведь «процесс, который, если его не контролировать, отменит Человека, идёт среди коммунистов и демократов ничуть не медленней, чем среди фашистов» (ibid., 85). Только при абсолютном нравственном законе существует та конкретная реальность, в которой возможна подлинная человечность (ibid., 86).

У людей есть человеческое достоинство. Из рациональности человека и его нравственной ответственности проистекает человеческое достоинство. Для этой добродетели есть твёрдая основа в бессмертной сущности подобного Богу человека: у него есть умственные, нравственные и волевые способности. Именно поэтому человека надлежит наказывать за злые дела. Человек знает должное и заслуживает кары за беззаконие (Lewis, God in the Dock, 292). Наказание – это комплимент человеческому достоинству.

Цитируя Мартина °Бубера, Льюис призывает учёных не рассматривать личность человека как «оно», а перейти к гуманному «ты» (Lewis, The Abolition of Man, 90). Ни одного человека мы не должны уступить науке в качестве просто объекта для контроля. Это, говорит Льюис, «"сделка мага» [...] когда человек отдаёт Природе объект за объектом и, наконец, самого себя в обмен на власть» (ibid., 87). Когда науке удаётся захватить контроль, она преследует те же цели, что и магия, хотя её средства отличаются (ibid., 89). Льюис напоминает нам, что даже отец современной науки Фрэнсис Бэкон (Bacon) осуждал тех, кто превращает научное знание в самоцель, не считая его просто средством (ibid., 88). Льюис призывает учёных к покаянию: «Возрождённая наука, которую я имею в виду, не станет даже с минералами и растениями делать то, что современная наука угрожает сделать с самим человеком» (ibid., 89, 90).

Льюис упрекает секулярных гуманистов за хвастовство научными достижениями. «Что касается той власти над силами природы, которую демонстрируют авиация или радио, то человек в такой же мере является покорённым и пострадавшим, как и покорителем, ведь он становится мишенью и для бомбардировок, и для радиопропаганды» (ibid., 68). То, что мы называем властью над природой, оборачивается властью одних людей над другими (ibid., 69). «Каждый новый шаг в покорении природы оказывается новым шагом в порабощении человека. Каждое его достижение делает его не только сильнее, но и слабее» (ibid., 71).

Если те, кто стоит у власти, не подчиняются объективному нравственному закону, приобретённое могущество будет направлено только на порабощение рода человеческого, а не на его благо. Льюис говорит: «Я сильно сомневаюсь, сможет ли история привести нам хоть один пример человека, который, отступив от традиционной морали и приобретя власть, употребил эту власть во благо» (ibid., 75). Высшая ирония состоит в том, что люди, когда отступают от нравственного закона (который Льюис называет «Дао», это китайское слово, означающее «путь»), перестают быть людьми и становятся вещью. «Величайшие завоевания человечества обернулись отменой Человека» (ibid., 77).

Представления Льюиса о карательной функции правосудия оценивались современными ему секулярными гуманистами так тенденциозно, что ни одно академическое издание не публиковало его произведений на эту тему. Его категорические высказывания впервые были опубликованы в одном австралийском журнале, а позднее включены в текст «Бог на скамье подсудимых». В той статье Льюис критиковал реформаторские взгляды секулярных гуманистов на правосудие. Он доказывал, что подвергать человека непрошеному, принудительному нравственному лечению – это тирания. Позиция реформаторов представляет собой «иллюзорный гуманизм», который камуфлирует свою жестокость с помощью той ложной посылки, будто бы преступление есть вопрос патологии, а не морали. По сути дела, с позиций реформаторов человек дегуманизируется, расценивается как пациент, объект лечения, а не как личность. Льюис настаивает, что «лечение» против воли переводит человека в категорию тех, кто не может решать сам за себя и никогда не сможет. А наказание, даже суровое, но назначенное человеку в качестве рационально мыслящего существа, расценивает его как носителя образа Божьего (Lewis, God in the Dock, 292).

Льюис остро осознавал опасность замены объективного нравственного закона Божьего субъективными политическими законами (см. закон: сущность и виды). История учит, что от диктаторов, вышедших за пределы нравственного закона, ничего хорошего ждать не приходится. Когда неограниченная политическая власть сосредотачивается в руках одного человека, потенциальные возможности для зла огромны. Эта мысль прослеживается также в социальном подтексте аллегорического романа «Мерзейшая мощь».

Чудеса. Натуралисты заявляют, что Природа – «это наше всё». Так что, если натурализм верен, всё происходящее в природе должно иметь объяснение в рамках всеобщей системы естественных законов. Но человеческий (логический) разум, который сами натуралисты признают и применяют, не может быть объяснён строго через неразумные естественные причины. Более того, «господин натуралист не вправе осуждать мысли других людей на том основании, что причины их иррациональны, и продолжать доверять своим собственным мыслям, причины которых (если натурализм верен) точно так же иррациональны» (Lewis, Miracles, 22). Более того, доказывает Льюис, коль скоро натурализм верен, нет никаких оснований для того, чтобы натуралист оценивал мысли сумасшедшего или наркомана ниже, чем свои собственные. Это внутреннее противоречие натурализма.

Существует нечто большее, чем природа; существует разум, который нельзя свести к материи. И существуют ценности (что должно быть), которые нельзя свести к природе (что есть). По сути дела, над природой существует абсолютный нравственный Разум, который даёт нравственный закон.

Зло. Согласно Льюису, зло отнюдь не является вечным, как утверждает дуализм.

Эти две Силы, добро и зло, не объясняют существование друг друга. Ни то, ни другое [...] не может претендовать на то, чтобы быть Высшим Началом. Первичней любого из них оказывается тот неустранимый факт, что они существуют совместно. Ни одно из них не выбирало это сосуществование. Каждое из них, следовательно, обусловлено – волей-неволей обретает своё существование лишь в ситуации, и либо сама эта ситуация, либо какая-то неизвестная сила, порождающая эту ситуацию, и есть, в действительности, Высшее Начало. Дуализм ещё не достиг основ бытия. Вы не сможете считать две обусловленные, взаимно независимые сущности самообоснованным и самодостаточным, всеобъемлющим Абсолютом [Lewis, God in the Dock, 22].

Зло возникает вследствие свободы воли (см. свобода воли). Отсюда не следует, что быть свободным – это зло. В своей свободе мы больше всего подобны Богу и приобщаемся к вечной реальности (ibid., 129). Христиане соглашаются с дуалистами в том, что мироздание находится в состоянии войны. Ио христиане не считают, что это война между двумя независимыми силами. Скорее это мятеж, и мы живём на территории, захваченной бунтовщиками (Lewis, Mere Christianity, 51). Этот мятеж поначалу не был ориентирован на злодеяния. «Злодейство, если его проанализировать, оказывается стремлением к некоему благу, но ложным путём» (ibid., 49).

Льюис, как и °Августин, и °Фома Аквинский, считал, что зло существует не само по себе, а в качестве искажения добра (см. проблема зла). «Благо существует, так сказать, само по себе; а зло есть только испорченное благо. И сначала должно существовать что-то доброе, прежде чем оно сможет испортиться» (ibid., 49). Даже диавол – это падший ангел. Итак, «зло – это паразит, а не самостоятельная сущность» (ibid., 50).

Бог не допускает зла без благих целей. Даже чисто физическое зло имеет нравственное назначение. Ибо «Бог шепчет нам через наше наслаждение, говорит с нами через нашу совесть, но кричит нам через нашу боль – это его мегафон, чтобы разбудить глухой мир» (Lewis, Problem of Pain, 81).

Человеческие существа. Итак, люди – это свободные, рациональные и нравственные существа с бессмертной душой. Но каждый находится в своём теле в материальном мире вместе с другими телами. Льюис пишет: «У создания без окружающей среды не было бы выбора, какое принять решение, – таким образом, свобода, как и самосознание (если, конечно, это не одно и тоже), снова требует существования, кроме самой личности, чего-то иного, отличающегося от неё» (ibid., 17).

Среда, в которую помещён человек, именуется природой. Но бытие человека есть нечто большее, нежели естественные процессы. Человек мыслит рационально, а «ни одна мысль не является состоятельной, если может быть полностью объяснена как следствие иррациональных причин». Всякое мировоззрение, рассматривающее человеческий разум как следствие иррациональных причин, неприемлемо. Такие воззрения «были бы доказательством того, что таких вещей, как доказательства, не существует, а это бессмыслица» (Lewis, Miracles, 21).

Человек – существо одновременно рациональное и нравственное. Без этой нравственной составляющей не было бы подлинного человека, так что те, кто готов отменить нравственный закон, по ходу дела отменяет человека (Lewis, Abolition of Man, 77):

Либо человек есть рациональный дух, обязанный вовеки подчиняться абсолютным ценностям Дао, либо мы – лишь часть природы, ждущая, пока её сомнут и вылепят заново, к вящему удовольствию мастеров, которые должны, согласно такой гипотезе, не иметь иных мотивов, кроме собственных «естественных» импульсов. Только Дао обеспечивает общечеловеческий закон поведения, который будет равным образом действителен и для правителей, и для управляемых. Догматическая вера в объективные ценности совершенно необходима для самой идеи власти, которая не есть тирания, и подчинения, которое не есть рабство [ibid., 84–85].

Этика. Нравственное человеческое существо обязано жить согласно абсолютному нравственному закону (см. нравственность: абсолютная природа), который превосходит человеческий закон. Именно его имели в виду составители Декларации независимости, когда писали о «законах Природы и Божьей сущности и «определённых неотчуждаемых правах» людей, которыми их «Творец наделил их». Как нравственные создания, сотворённые по образу Божьему, мы имеем определённые абсолютные обязанности перед другими людьми».

Этот объективный нравственный закон является предписывающим, а не описывающим. Он устанавливает принципы, по которым мы обязаны жить, а не просто описывает, как мы живём. И это не социальное соглашение, ведь иногда он осуждает общество. Не является он и стадным инстинктом, ибо мы иногда поступаем согласно нашему чувству долга и вопреки инстинкту самосохранения (Lewis, Mere Christianity, 22). Наше знание и понимание может прогрессировать, по сам нравственный закон не меняется (Lewis, Abolition of Man, 58, 59).

История и цель. Жизнь есть пробный камень для вечности. На протяжении жизни каждое рациональное создание принимает своё прижизненное решение. Все играют в эту игру, а «коль скоро в игру играют, в ней должна быть возможность и проиграть». Разумеется, добавляет Льюис, «я заплатил бы любую цену за возможность искренне сказать: «спасены будут все». Но мой разум возражает: «по своей воле или вопреки ей?» Если я отвечу: «вопреки их воле», я сразу увижу противоречие; разве может высший сознательный акт подчинения себя Богу быть недобровольным? Если я отвечу: «по своей воле», мой разум вопрошает: «а что, если они не захотят покориться?"» (Lewis, Problem of Pain, 106–7).

Как видится Льюису, в конце жизни и истории будет два типа людей: «те, кто скажет Богу: «да будет воля Твоя», и те, кому Бог в конце концов скажет: «да будет воля твоя». Все, кто попадает в преисподнюю, сами это выбрали». Льюис считает, что «без этого собственного выбора никакой преисподней быть не может. Ни одна душа, которая всерьёз и постоянно стремится к счастью, его не упустит. Те, кто ищет, найдут. Тем, кто стучится, отворят» (Lewis, The Great Divorce, 69). Таким образом, двери ада заперты изнутри. Даже те, кто хотел бы выйти из преисподней, не готовы сделать это ценой самообучения, только через которое душа и может прийти к добру (Lewis, The Great Divorce, 127).

Оценка. Несмотря на огромное значение Льюиса для христианской апологетики, не всё в его взглядах совместимо с позицией евангельского христианства. Перу Льюиса принадлежит один из лучших опубликованных критических анализов натурализма («Чудеса»), где он отстаивает буквальное понимание новозаветных чудес, в том числе воскресения Христа. Тем не менее Льюис проявляет непоследовательность, отрицая буквальную трактовку многих ветхозаветных чудес (см. чудеса в Библии):

У древних евреев, как и других народов, была своя мифология; но поскольку они были богоизбранным народом, их мифология тоже была избранной – избранной Богом в качестве средства передачи древнейших священных истин, как первого шага процесса, завершившегося в Новом Завете, где истина стала полностью исторической. Сможем ли мы с уверенностью сказать, к какой фазе этого процесса исторической кристаллизации истины относится каждый конкретный сюжет из Ветхого Завета, – другой вопрос. Я полагаю, что воспоминания о царствовании Давида находятся на одном краю диапазона и вряд ли менее историчны, чем Евангелие от Марка и Книга Деяний; а Книга Ионы находится на противоположном его краю [Lewis, Miracles, 139].

Льюис признавал божественность Христа. Но он не верил в Христа, подтверждающего историческую достоверность и аутентичность ряда ветхозаветных событий, тех самых, которые Льюис отрицал. Иисус подтвердил буквальную истинность Книги Ионы (Мф. 12:40), безэволюционного создания Адама и Евы (Мф. 19:4), Ноева потопа (Мф. 24:38–39) и других чудесных событий (см. Geisler, Inerrancy, 3–35). Льюис, по всей видимости, привносит в своё прочтение Ветхого Завета представления о нехристианском развитии мифа (см. чудеса и миф). Особенно это удивительно с учётом его критики специалистов по Новому Завету, которые делали то же самое. Льюис упрекал их:

Богословие, отрицающее историческую достоверность почти всего, что есть в Евангелиях, с которыми жизнь, любовь и мысли христиан связаны скоро уже два тысячелетия, -- отрицающее либо чудеса вообще, либо, что ещё более странно, после поглощения такого верблюда, как Воскресение, оцеживающее такого комара (Мф. 23:34), как насыщение нескольких тысяч людей, оно, если предложить его человеку неискушённому, может привести только к одному из двух результатов. Оно сделает его либо римским католиком, либо атеистом [Lewis, Christian Reflections, 153].

Льюис всё-таки признавал, что в отношении ветхозаветных чудес он может ошибаться. Он понимал, что его представления лишь гипотетичны и могут быть ошибочны, а также что сама эта тема несколько выходит за рамки его знаний:

Рассмотрение ветхозаветных чудес выходит за рамки данной книги и потребовало бы разнообразных специальных знаний, которыми я не обладаю. Мои представления в настоящий момент – лишь гипотетические и открытые для любого количества поправок – состоят просто в том, что, точно так же, как с фактической стороны долгие приготовления обрели свою кульминацию в виде воплощения Бога в человека, с документальной стороны истина сначала появилась в мифологической форме, а затем, после долгого процесса конденсации и концентрации, воплотилась наконец в виде Истории [Lewis, Miracles, 139].

Льюис также разделял ряд других идей высшей критики относительно Ветхого Завета (см. Библия: критика). Он сомневался в исторической достоверности Книги Иова, поскольку «она начинается с человека, никак не связанного с историей, ни даже с легендами, не имеющего родословной, живущего в стране, о которой в других местах Библии едва ли хоть что-то говорится» (Lewis, Mere Christianity, 110). Льюис придерживался этого мнения, несмотря на то что Иов упоминается в качестве исторического лица как в Ветхом (Иез. 14:14, 20), так и в Новом Завете (Иак. 5:11). Земля Уц упоминается в Иер. 25:20 и в Пл.И. 4:21. Обычаи и формы имён собственных из книги Иова тоже находят своё подтверждение (Archer, 438–48).

Льюис весьма негативно расценивал многие псалмы, даже называл некоторые из них «диавольскими» (Lewis, Reflections on the Psalms, 25). Он отрицал авторство Давида для всех псалмов, кроме Псалма 17 (ibid., 114). Это тем более удивительно, если учесть высокий пиетет Льюиса перед Христом и Евангелиями. Иисус подтвердил, что Давид написал Пс. 109 (Мф. 22:41–46). Иисус также указывал на божественную авторитетность всего Ветхого Завета (Мф. 5:17–18; Ин. 10:35) и особенно Псалтири (ср. Лк. 24:44), которая входила в число книг, чаще всего Им цитируемых.

Хотя у Льюиса позднее возникали сомнения (Femgreen), полученное им образование, по-видимому, заставляло его придерживаться эволюционных (см. эволюция биологическая) взглядов на происхождение мироздания (см. Lewis, Mere Chrisianity, 52, 65). То, что даже такой благочестивый и интеллектуально мужественный апологет, как Льюис, может быть втянут в спекуляции гуманизма и высшей критики, доказывает, что каждый верующий должен постоянно оценивать истинность всего, о чём его информирует светское языческое окружение.

Библиография:

G. L. Archer, Jr., A Survey of Old Testament Introduction.

G. B. Ferngreen, et al., «C. S. Lewis on Creation and Evolution...».

N. L. Geisler, Is Man the Measure?

→ ed., Inerrancy.

C. S. Lewis, Christian Reflections.

→ God In the Dock. esp. «The Humanitarian Theory of Punishment».

→ Mere Christianity.

→ Miracles.

→ The Abolition of Man.

→ The Problem of Pain.

→ He flections on the Psalms.

→ Screwtape Letters.

→ Studies In Medieval and Renaissance Literature.

R. Purtill, C. S. Lewis's Case for the Christian Faith.

D. Sayers, «Toward a Christian Aesthetics» // The Whimsical Christian.

J. R. R. Tolkien, The Lord of the Rings.

(LUTHER, MARTIN)

Мартин Лютер (1483–1546), великий немецкий реформатор, не был известен как апологет – он был слишком занят преобразованием Церкви. Тем не менее он, если правильно его понимать, не сказал ничего такого, что препятствовало бы представителям °классической апологетики постоянно апеллировать к разуму при защите христианской веры.

Осуждение рассудка. Лютер заявлял, что человеческий разум есть та Богом данная способность, благодаря которой люди отличаются от диких зверей (disputatio de homine). Лютер, как и другие великие учители Церкви, был озабочен тем, чтобы человеческое разумение не подменяло собою Благую Весть. В «Аугсбургском исповедании» (ст. 2) осуждается вера в то, что всякий может быть оправдан через «собственные усилия и разумение». Мартин Хемниц дополняет: «Разум сам по себе и на основе событий ничего не может установить относительно любви Бога к нам» (Chemnitz, 609). Такие резкие высказывания о человеческом разумении следует рассматривать в надлежащем контексте (см. вера и разум).

Во-первых, они были сделаны в контексте попыток некоторых людей обрести спасение собственными усилиями, а не заслугою Христа и благодатью через веру. Человеческое разумение не может привести к спасению. Спасение приносит только Благая Весть. Тем не менее это не значит, что к разуму нельзя обращаться при апологетике Евангелия. Во-вторых, Лютер считал, что искупительную любовь Бога нельзя выявить с помощью рассудка. Это не значит, что существование Бога нельзя установить с помощью рассудка (см. доказательство космологическое). В самом деле, к числу великих классических апологетов принадлежал °Августин, философский и богословский наставник Лютера.

Разум в лютеранском богословии. Хотя сам Лютер, в своей сосредоточенности на спасении, не разрабатывал ни апологетику, ни систематическое богословие, его сподвижник Филипп Меланхтон (Melanchton), занимался и тем, и другим. Меланхтон и другие лютеранские реформаторы обращались к классической апологетике, чтобы сформулировать доказательства существования Бога. Хемниц говорит о достоинствах учения, выведенного из Писания «на пути добра, уверенности, твёрдости и ясного разумения» (ibid., 249). В собственной полемике Лютера мощной связующей силой выступает неопровержимая рассудочная аргументация.

Конечно, разум может быть «орудием диавола», когда он задействован с враждебностью к Богу. Но твёрдая опора лютеранских реформаторов на Писание, как и современное лютеранское мышление свидетельствуют о давней традиции рассудочного богословия и апологетики. Одним из современных представителей лютеранской традиции является Джон Уорвик Монтгомери (Montgomery), отстаивающий в своих трудах христианскую веру. Эти труды указаны среди источников данной статьи.

Библиография:

М. Chemnitz, Examination of the Council of Trent, vol. 1.

L. S. Keyser, A System of Christian Evidence.

M. Luther, Luther's Works, vol. 34, J. Pelikan, ed.

J. W. Montgomery, Christianity and History.

→ Christianity for the Tough Minded.

→ Evidence for Faith.