Святые Древней Руси: Материалы по иконографии (прориси, переводы, иконописные подлинники)

Содержание

Значительная часть просмотренных нами иконных образцов не имела ни­каких атрибутирующих подписей и числилась в архивных и музейных описях в разряде изображений «неизвестных святых». Кроме того, встречались образцы, на которых подписи к изображениям вызывали сомнения, а порой представлялись неверными. При отборе иллюстраций для настоящего Атласа мы попытались отождествить неопознанные и неточно названные изображения, ориентируясь на словесные описания святых в иконописных подлинниках и традиционную иконографию персонажей. Следует иметь в виду, что данные нами наименования изображений в ряде случаев носят характер предположе­ний, которые нуждаются в дополнительных пояснениях. Ниже следуют ком­ментарии к большинству иллюстраций Атласа, которые сопровождаются отсылками на словесные описания иконописных подлинников, публикуемые в Своде (см. том 2 настоящего издания). Прориси и переводы, на которых изображения святых не вызывали никаких вопросов, оставлены нами без дополнительных комментариев.

Атлас открывается изображениями святого благоверного князя Александра Невского. Согласно древней иконописной традиции, православный князь, принявший перед смертью монашество, изображался только в схиме. Этой традиции соответствует перевод с иконы старообрядческого поморского письма (Атлас,№ 1 ). На рисунке отчетливо показано двуперстие, столь характерное для старообрядческих икон XVIII–XIX вв. Начиная с 1724 г. особым указом Синода запрещалось писать князя «в монашеской персоне» и предписывалось изображать Александра Невского только в великокняжеском образе. Однако уже в XVII в. складывается традиция изображения Александра в виде князя-воина. Это отмечено в тексте подлинника 1667 г.¹ (Свод, № 21). Возможно, что публикуемая прорись с иконы XVIII в. (Атлас, № 2) восходит к таким ранним изображениям XVII в. На это указывает ее стилистическая близость к изображению князя Георгия Всеволодовича, сделанному в 1645 г. устюжскими мастерами на крышке раки в Успенском соборе.² Прориси из ГРМ (Атлас, № 3,5 ) отражают синодальные требования к иконографии князя и относятся к поздним псевдоисторическим изображениям. Прорись палехской (?) школы (Атлас, №4), напоминающая, скорее, билибинский эскиз театрального костюма, свидетельствует о попытках иконописцев внести в живопись стиль «русского модерна».

Изображение преподобного (Атлас, № 6) на фоне деревянного монастыря подписано как «Святый преподобный Александр Сви[рский]». Однако, как убедительно доказал М. И. Мильчик,³ исследовавший икону из ГРМ (ОДРЖ, № 646) из собрания Н. П. Лихачева, которая послужила оригиналом для публикуемой нами прориси, изображенную обитель следует атрибутировать как монастырь Александра Ошевенского. Следовательно, и на нашей прориси изображен преподобный Александр Ошевенский, а не Свирский. Эту атрибуцию подтверждают тексты подлинников (Свод, № 22), описывающие бороду ошевенского подвижника иной формы, нежели борода у Александра Свирского, и более соответствующей той, которая изображена на прориси. М. И. Мильчик высказывает обоснованное предположение, что икону переписывали и тогда же «вероятно, в процессе поновления... изменили и ее посвящение», которое в свою очередь было механически перенесено на прорись. Угловое изображение Св. Троицы также, по мнению исследователя, появилось одновременно с изменением посвящения иконы. Александро-Свирский монастырь по главному храму носил название Троицкого. Следовательно, на иконе Александра Свирского должна изображаться Святая Троица (об этом см. ниже). Напротив, Александру Ошевенскому соответствовало бы изображение Спаса в облаках.⁴ «Удаление позднейших записей, – пишет М. И. Мильчик, – без сомнения, откроет первоначальную запись»⁵, а значит, найдет подтверждение и наша атрибуция прориси. Известным аналогом к нашей прориси является другой памятник второй половины XVII в. – гравюрная доска с изображением Александра Ошевенского на фоне деревянного монастыря.⁶ Размер доски (30 х 26 см) – обычный формат моленной иконы – указывает на то, что в основе рисунка гравюры могла быть иконная прорись.

Иконография преподобного Александра Свирского представлена целой группой прорисей с икон XVI–XVII вв. (Атлас, № 7–18), на которых святой изображен с характерной окладистой бородой (Свод, № 24), со свитком в руке. Вверху, как правило, помещалось изображение Святой Троицы в облаках. По прорисям можно проследить существенные изменения в стиле – от традиционных ранних изображений XVI в. до рисунков Сийского лицевого подлинника, приближающихся к стилю так называемой фрязи второй половины XVII в. Прориси с икон XVI в. (Атлас, № 7, 8) передают особенности первоначальных икон Александра Свирского, близких к образу преподобного из собрания ГРМ (ДРЖ 1791),⁷ но отличающихся меньшими размерами. Икон самого почитаемого на Русском севере и в Приладожье подвижника было великое множество. Возможно, народная любовь к преподобному Александру Свирскому коренилась в том, что он считался защитником детей и молитвенником о чадородии, что явствует из текста на свитке преподобного (см. Свод, № 24, Свиток из подлинника Строгановского собр., № 67, л. 114). Одна из публикуемых прорисей XVIII в. (Атлас, № 16) изображает эпизод из жития преподобного – явление ему трех ангелов. Этот сюжет был популярен у старообрядцев. Наша прорись передает рисунок поморской иконы.⁸ На оборотной стороне прориси имеются пометы, выполненные поморским полууставом, и приписка: «Кижскаго погоста Космозерской (волости. – Г. М.) Иван Ерофиев Попов». Возможно, прорись связана с иконописной практикой выговцев.

Следующая группа прорисей с икон XVI–XVII вв. передает иконографическую традицию в изображении святого Алексия митрополита Московского (Атлас, № 21–26), иконы которого известны с XV в. Среди публикуемых нами прорисей древнейшими можно считать те, на которых митрополит изображен в рост (Атлас, № 21, 25). Следует отметить, что в подлинниках описание святителя помещается, как правило, при описании особых иконных сюжетов, а именно Преставления и Обретения его мощей (см. Приложение, ил. 5, 6).

Прорись (Атлас, № 27) с изображением двух преподобных и монастыря была определена в Русском музее как изображение Зосимы и Савватия Соловецких. Однако изображенный здесь монастырь не похож на Соловецкий, а облики преподобных с характерными вьющимися бородами не вполне соответствуют традиционным изображениям Зосимы и Савватия. Мы атрибутируем эту прорись как изображение Амфилохия и Дионисия Глушицких, которых часто изображали также стоящими в рост и обращенными друг к другу⁹ Вид монастыря на прориси (при всей условности изображения) не похож на традиционные изображения Соловецкого монастыря (см. ниже), зато имеет сходство с видом Сосновецкого Дионисиево-Глушицкого монастыря, на котором отчетливо виден круглый купол надвратной церкви¹⁰ – деталь, которую можно увидеть и на прориси. Известно также, что «кругом монастыря идет высокая каменная ограда с величественными башнями по углам»,¹¹ которая также изображена на публикуемой прориси.

Изображения преподобной княгини Анны Кашинской¹² представлены только в поздних образцах XVIII–XIX вв. (Атлас, № 20, 29,   30). Однако образы святых жен Древней Руси довольно редко встречаются среди иконных прорисей. Поэтому мы решили воспроизвести здесь и эти изображения, хотя в них имеются существенные стилистические отличия от тех женских типов, которые были разработаны традиционной иконографией.

Прорись с фигурами Антония Дымского, мученика Артемия и преподобной Ксении (Атлас, №  31) выполнена путем прорисовки пером очень слабого оттиска. Детали ликов святых, а также изображение Мартирия Зеленецкого, пропечатались на оттиске столь слабо, что рисовальщик даже не стал обводить их чернилами. Две другие прориси с икон Антония Дымского (Атлас, №   32, 33) атрибутированы нами по видам монастыря и угловому изображению Казанской иконы Божией Матери,¹³ присущему данному иконографическому изводу.

Прорись с иконы Антония Римлянина (Атлас, №  35 ) почти целиком совпадает с известной старообрядческой иконой XVIII в.¹⁴ Сюжет, однако, восходит к более древним оригиналам XVII в.

У нас есть уникальная возможность проследить основные этапы «иконизации» облика преподобного Антония Сийского, начиная от его древнейшего нагробного «портрета-иконы» (Атлас, № 36),¹⁵ благодаря большому числу изображений святого в Сийском лицевом подлиннике.¹⁶ Любопытны характерные приписки-замечания на этих прорисях, сделанные чернецом Никодимом, впоследствии ставшим игуменом Сийского монастыя. Комментарии иконописца-профессионала Никодима имеют характер критических замечаний, таких как: «Написан брада велика, широкоглав» (Атлас, № 40) или: «Брада велика написана, образом написан подобен игумену Феодосию, толико окружна глава и чело и плешив. У Феодосия брада проста, мало шире и короче, не вилась» (Атлас, №   38). Комментарии носят и рекомендательный характер: «Образ Антония благоумерен, иконописцам писать» (Атлас, № 37). Подборка изображений Антония Сийского в Атласе позволяет судить о стилистических изменениях в трактовке облика преподобного при сохранении его основных портретных черт.¹⁷

На прориси с изображениями в рост двух преподобных (Атлас, №  43) в правом иноке легко узнается Антоний Сийский. Левый преподобный – скорее всего, Исаия Сийский, облик которого совпадает с описанием подлинника (Свод, № 258).

 Образ отрока Артемия Веркольского достаточно хорошо известен в иконографии. Поэтому не составило большого труда обнаружить ошибку в атрибуции прориси из ГРМ (Атлас, № 45), где отрок назван Иоанном Устюжским. На самом деле это Артемий праведный. В руке у него имеется такой характерный для икон Артемия атрибут, как ветка («пруток», «лоза»), который часто приводится в словесных описаниях отрока по подлиннику (Свод, № 65). Иоанну же Устюжскому подлинник (Свод, № 231) предписывает иные устойчивые атрибуты (см. ниже). Изображенный рядом с праведным Артемием святой столпник является, по нашему мнению, Симеоном Дивногорским, поскольку именно его облик соответствует описанию столпника в иконописных подлинниках под 1 сентября; особенно характерна его борода, напоминающая бороду Николая Чудотворца. Для икон Артемия Веркольского вообще характерно наличие пейзажного фона с изображениями орамой пашни, облаков с молнией и т. п. (Атлас, № 46, 48). Особый интерес представляет прорись с изображением деревянного Веркольского Артемиева монастыря в Пинежском уезде, который запечатлен на ранней стадии своего существования (Атлас, №  48). Монастырь основан в 1645 г., каменные постройки возникли только в XIX в., следовательно, данная прорись отражает древнейший извод в изображениях праведного Артемия.¹⁸

Прорись с иконы четырех преподобных (Атлас, № 50) атрибутирована нами как изображение Кирилла Белозерского, Мартиниана Белозерского, Кирилла Новоезерского и Ферапонта Белозерского. Данное отождествление вызвано следующими соображениями. Во-первых, изображение на одной иконе группы столь похожих друг на друга преподобных должно что-то объединять. Такой объединяющей идеей могла стать, например, общая местность, где подвизались изображенные. Во-вторых, почти идентичные фигуры составляют здесь лик подвижников, явно уподобленных один другому. Такое уподобление могло образоваться в результате местной традиции почитания святых, отразившейся и на их иконографии. В-третьих, очень близкие к нашей прориси образы можно видеть на иконе начала XVIII в. «Собор Белозерских преподобных».¹⁹ Словесные описания белозерских подвижников в подлинниках также подтверждают правильность нашего вывода. Следует полагать, что оригиналом прориси была икона белозерского же письма не старше конца XVI в.

На иконах Богоматери Боголюбской изображение в рост Пресвятой девы почти всегда сопровождают избранные русские святые, изображенные как по одному (князь Андрей Боголюбский, Атлас, №  51; преподобный Иосиф Волоцкий, Атлас, № 52),²⁰ так и группами. Избранные русские святые представлены на прорисях с икон Боголюбской Богоматери XVII–XVIII в. (Атлас, №  53–56). Рядом со святыми, предстоящими Богоматери, изображались и целые толпы молящихся людей без нимбов²¹ (Атлас, №  57).

Иконография князей-страстотерпцев Бориса и Глеба велика и многообразна. Отметим здесь только некоторые особенности публикуемых в Атласе прорисей.²² Большинство из них снято с оригиналов не старше середины XVI В. и представляет собой разные варианты изображений святых князей, выполненные в разных стилях и «пошибах» (Атлас, № 58– 71). Столь развитая вариативность в деталях, атрибутах и одеждах не мешает, однако, увидеть во всех изображениях нечто общее, позволяющее всегда отличить святых страстотерпцев от других чтимых князей Руси. Эта общность выражается в типе, точнее – прототипе, которому соответствуют все известные иконы Бориса и Глеба.²³ Не случайно авторы иконописных подлинников уловили эту устойчивую для нашей иконописи особенность и поставили облики Бориса и Глеба в качестве образцов для «подобий» многих других святых русских князей.

Перевод с иконы «строгановского» письма (Атлас, №  65) взят нами из архива И. И. Срезневского (БАН, 24.8.5), в котором находятся подготовительные материалы для статьи ученого, посвященной иконографии святых князей.²⁴ Любопытно, что в другом архиве – в РГИА хранится прорись (Атлас, 66) с такой же «строгановской» иконы. На изображении сохранились киноварные пробела, а на одеждах – оттиснутые киноварью орнаменты.

Прорись с иконы XVI в. «Варлаам Хутынский» (Атлас, № 72) является, на наш взгляд, классическим образцом в изображении русского преподобного.²⁵ Видно, что знаменщик, изготовлявший прорись, прекрасно разбирался в иконографии преподобного и уверенно передал в графике все детали оригинала с подобающей тщательностью. Это сказалось в прорисовке головы и одежд преподобного, в угловом изображении Спасителя в верхней части рисунка. Надо заметить, что иконописцы, снимавшие прориси с икон, нередко допускали небрежность в рисунке. Порой детали, важные для моделировки фигуры, теряли свои строгие очертания, чего не скажешь о прориси преподобного Варлаама. Данный извод был достаточно стабилен на протяжении долгого времени, о чем свидетельствуют старообрядческие версии иконы, написанные в XVIII в.²⁶

В отношении парного изображения Василия и Максима блаженных Московских (Атлас, № 74) мы столкнулись с затруднениями при определении типа оттиска: находится ли перед нами прорись или перевод иконы? Дело в том, что перстосложение, которое должно быть у правой руки, изображено у обоих юродивых на разных руках. (Ср., например, на прориси с иконы «Василий Блаженный» (Атлас, №  75)^* пальцы святого сложены по обычаю молитвенного предстояния на правой руке, что является одним из признаков, по которому отличается прямое изображение перевода от обратного на прориси.) Вопрос в данном случае остается открытым. На другой прориси с иконы Василия Блаженного на фоне Московского Кремля (Атлас. № 76) все детали – правильное воспроизведение подписи (текста), скошенная слева направо нижняя перекладина на купольных крестах над церквами, наконец, перстосложение правой руки Василия Блаженного и у Спасителя в левом верхнем углу иконы указывают на прямое изображение – перевод.

Князья, изображенные на фоне городских построек на прориси с иконы конца XVIII в. (Атлас, №  78), были первоначально опознаны в ГРМ как Михаил Черниговский и Михаил Тверской. Однако эта атрибуция вызвала у нас сомнения. Во-первых, город, изображенный на фоне иконы, более всего похож на Ярославль: на рисунке тщательно воспроизведены до сих пор сохранившиеся храмы центральной части города. Во-вторых, изображенная в верхней части прориси Толгская или Ярославская икона Богоматери являлась патрональной святыней города и была молельным образом ярославских князей Василия и Константина Всеволодовичей.²⁷ В-третьих, известна еще одна прорись из собрания ГИМ с близкой по сюжету композицией конца XVIII в.,²⁸ на которой изображено несколько ярославских чудотворцев: князья Василий и Константин Всеволодовичи и князья Феодор, Давид и Константин Ярославские, стоящие на фоне городских строений в молитвенном обращении к той же Толгской иконе Богоматери. Характер рисунка на листе из собрания ГИМ весьма близок к нашей прориси. Полагаем, что и наш рисунок выполнен тем же автором и что прорись содержит изображения ярославских князей Василия и Константина Всеволодовичей, а не Михаила Черниговского и Михаила Тверского. Тексты иконописных подлинников также не противоречат нашей атрибуции: описания князей отличают их большие бороды и расположение друг к другу (Свод, № 95).

Равноапостольный князь Владимир представлен в Атласе двумя изображениями: в рост (Атлас, №  79) и погрудным (Атлас. №  80). На первом можно видеть тщательно проработанные детали княжеской одежды, характерные для традиционной иконографии. Облик самого Владимира Святославича в иконописных подлинниках послужил образцом для описания многих князей пожилого возраста.

Описания изображений Владимира и Агриппины Ржевских (Атлас, №  81,  82) в текстах иконописных подлинников нам не встретились. Приведенные в Атласе изображения можно квалифицировать в рамках малоизвестной иконографической традиции, отражающей местное почитание святых, церковное празднование которым было отменено Синодом в 1745 г. Ближайшим аналогом данного сюжета являются изображения Петра и Февронии Муромских (оба в преподобнических одеждах) и мучеников Адриана и Натальи. Любопытная деталь: на одном из рисунков (Атлас, №  82) князь Владимир Ржевский изображен босым (!?).

Перевод с иконы князя Всеволода-Гавриила Псковского (Атлас, №  83) обращает на себя внимание двумя особенностями, касающимися узора на одежде святого. На кафтане князя нанесены только два элемента орнамента, указывающие на характер узора ткани в целом. Внизу под изображением приведена помета, объясняющая цветовое решение узора: «Узорь ум[б]ра же, только чюдь посвитлей раскрышки», т. е. по умбристому фону кафтана орнамент наносится более светлыми линиями (умбра с белилами). Такого рода пояснения чрезвычайно редки, но имеют важное значение, ибо раскрывают приемы самой иконописи.

В изображениях Геннадия Костромского и Любимоградского с монастырем (Атлас, № 88,   89) особенный интерес представляет вид обители с птичьего полета («по птичьему полету»). В первом случае Спасо-Геннадиев монастырь изображен с запада. На переводе зафиксирован его облик, сложившийся к моменту написания иконы – концу XVII в. Во втором случае на прориси, изготовленной в XIX в.,²⁹ монастырь изображен с юго-востока. Общей для обоих изображений деталью является помещенная в верхнем углу икона «Преображение Господне», которая помогает атрибутировать рисунок, так как главный храм монастыря посвящен празднику Преображения Господня.³⁰

Любопытным примером соединения двух стилей в одном изображении является перевод иконы «Князь Глеб» на коне (Атлас, №  90). Всадник выполнен в стиле традиционной иконографии, тогда как конь изображен вполне реалистически. Такой эклектизм свойствен синодальной живописи XVIII–XIX вв.

Перевод с изображением сцены «Обретение тела убитого князя Глеба» (Атлас, № 91) воспринимается как иллюстрация к Житию благоверного князя. Возможно, основой данного перевода является отдельное клеймо из житийной иконы. Мы знаем много случаев, когда отдельные клейма становились самостоятельными иконами, и наоборот – когда отдельные сюжеты входили в состав клейм иконы с «деяниями». В данном случае сюжет «Обретение тела убитого князя Глеба», кажется, так и не получил распространения в иконописи.

Изображение четырех святых с Гурием и Варсонофием Казанскими (Атлас, № 93) атрибутировано не полностью. Остались неизвестными два преподобных. Поскольку рядом с ними изображены казанские епископы, можно предположить, что и стоящие рядом преподобные – тоже казанские. Таковыми могут быть, например, Иона и Нектарий Казанские, но полной уверенности в данной атрибуции у нас нет.

Изображение молодого князя (Атлас, №94) интересно тем, что представляет собой оттиск гравюры на металле.³¹ По стилю изображение относится, скорее всего, к концу XVII в. По нашему мнению, на листе изображен князь Давид Ярославский. Но нельзя исключить и иную атрибуцию. Дело в том, что почти всех молодых князей иконописный подлинник предписывает изображать по одному типу: в «подобие» князя Глеба.

Преподобный на прориси из ГРМ (Атлас, №  96) был атрибутирован в музее как «Сергий Радонежский». Однако сходство данного изображения с достоверным переводом иконы «Димитрий Прилуцкий» (Атлас, № 97) позволяет предположить, что оба изображения восходят к одному образцу, каковым являлось поясное изображение прилуцкого чудотворца. Мы полагаем, что прототипом данного извода является средник иконы «Димитрий Прилуцкий в житии» кисти Дионисия (до 1503 г.).³² В подлиннике о преподобном говорится, что у него «лоб велик», а бородою он схож с Сергием Радонежским (Атлас, №  233, 234).

Маленькие фигурки святых (Атлас, №  98–100) принадлежат к типу палеосных изображений, помещаемых на полях икон как изображения патрональных святых, обычно тезоименитых заказчикам икон.

Иконография Димитрия Угличского со сценами убиения царевича включает несколько вариантов композиции уже в XVII в. Мы публикуем три извода иконы (Атлас. №  101–103). Третий вариант изображения интересен тем, что представляет собой отпечаток, полученный путем «припороха». На нем контуры изображения намечены пунктирными точками, которые образовались от попадания толченого угля сквозь проколы на бумаге «матричного» листа – «сколка». Любопытна деталь на образце из Сийского подлинника (Атлас, №  102): вместо того чтобы нарисовать Спаса в облаках вверху композиции, иконник словами указал, что там должно находиться, и поставил крест: «† Пишется образ Спасов». В исследовании Н. В. Покровского святой, стоящий рядом с Димитрием царевичем, описан как «неизвестный муж в боярской одежде».³³ Мы можем уверенно отождествить «неизвестного» как угличского князя Романа (XIII в.). Известна икона первой половины XVII в., приписываемая Прокопию Чирину, на которой оба угличских святых – царевич Димитрий и Роман Угличский – также изображены вместе, но на этот раз в предстоянии Богоматери Знамение.³⁴

Необычным является перевод иконы XVII в. с образом Дионисия Радонежского (Зобниновского) (Атлас, № 104), которая хранилась в музее СПб. Духовной академии. На рисунке изображен басменный оклад, окружающий фигуру преподобного, накладной венец с каменьями и подвешенная цата. Вероятно, перевод выполнен специально для издания книги, т. е. в 1909 г.

Иконографию преподобного Евфросина Псковского мы можем оценить, зная обстоятельства создания его первого прижизненного «портрета».³⁵ Она интересна и тем, что в житии Евфросина содержится словесное описание его облика, которое повторяется во многих списках иконописного подлинника (Свод, N2 169). В разных же подлинниках даются различные трактовки его «подобия», однако различия эти на поверку оказываются мнимыми. Перевод с иконы XVI в. (Атлас, №  105) из собрания ГРМ был атрибутирован в музее как изображение Иоанна Лествичника. Однако характерная «портретная» выразительность образа позволила нам предпринять поиски прототипа и среди изображений древнерусских преподобных. Более всего данное изображение, на наш взгляд, соответствует описанию внешности Евфросина Псковского. В одном из подлинников о его внешности говорится, что он «всем подобием аки Иван Лествичник». В других подлинниках Евфросину приписывается: «Брада Иоанна Дамаскина» или «Брада доле Власиевы» (Свод, № 169). Есть и дополнительные основания для атрибуции. В житии Евфросина описывается его продолговатая, «доле персей», борода, заострившаяся на конце (см. там же). Ту же форму бороды мы видим на нашем переводе. Между тем под 30 марта Иоанну Лествичнику подлинник приписывает бороду Власия, которая никак не «доле персей». О лике Евфросина в житии говорится: «...главу имел круглу, брови окруженный, лице долго, влущеннии скрании (впалые виски – Г. М.)...», т. е. описан облик, весьма схожий с нашим изображением. Почти тот же лик мы видим на прориси трехфигурной иконы XVI в. с Евфросином Псковским в центре (Атлас, №106), только борода святого здесь немного короче. Зато долгая до пояса борода видна на прориси с иконы XVII в., на которой Евфросин изображен с тремя святителями (Атлас, № 107). На этом рисунке³⁶ кто-то по неведению приписал над изображением Евфросина «Макарий», но нам известен старообрядческий извод XVIII в. этой же иконы, на которой преподобный, стоящий рядом с тремя святителями, обозначен как Евфросин Псковский.³⁷ Все изложенное дает нам основание настаивать на нашей атрибуции рисунка №  105 .

Образы преподобных жен всегда трудны для атрибуции. Ведь и подлинник не содержит никаких уточняющих деталей, позволяющих уверенно отождествлять их изображения. Это относится и к переводу с иконы «строгановского» письма XVII в. (Атлас, №  108), на котором изображена преподобная в клобуке в сцене раздачи милостыни и с весьма условным видом города. Предлагая рассматривать данный перевод как изображение Евфросинии Суздальской, мы отдаем себе отчет, что наша атрибуция может быть подтверждена только при обнаружении соответствующей иконы-оригинала с подписью.³⁸

Прориси с изображениями Ефрема и Аркадия Новоторжских (Атлас, № 109,  110) интересны видами Борисоглебского Новоторжского монастыря, сделанными на обеих прорисях с одной точки и отражающими архитектуру монастыря примерно одного и того же времени, но отличающимися некоторыми деталями в изображении построек.

Столь же любопытны отличия в изображениях Соловецкого монастыря на публикуемых переводах и прорисях с икон XVI-XVIII вв., посвященных Зосиме и Савватию Соловецким (Атлас, № 116– 126). Отличия эти касаются как изменений в изображении построек монастыря, так и в стиле самих рисунков. Облик островной обители на приведенных образцах постепенно преображается. В первоначальных изображениях фронтальный вид монастыря сохраняет «истинные» черты цитадели (Атлас, № 116– 120), что свойственно иконам с изображениями соловецких чудотворцев XVI – первой половины XVII в. В более поздних рисунках (Атлас, № 121– 125) монастырь превращается уже во вполне условный изукрашенный образ «храма». В этом отношении прорись с иконы 1683 г. письма Симона Ушакова (Атлас, № 126) особенно интересна. На ней вид монастыря представлен панорамно с элементами прямой перспективы. Художник возвращается к архаике первоначальных изображений и вместе с тем придает монастырю почти реалистический облик. Иконография преподобных Зосимы и Савватия отличается редкой устойчивостью, благодаря традициям, поддерживавшимся в иконописной мастерской Соловецкого монастыря на протяжении столетий. Одни и те же прориси служили образцами для икон разным поколениям мастеров. Об этом свидетельствует прорись XVII в. (Атлас, № 117) с которой делались иконы и в XVII и в XIX вв.³⁹ Даже когда композиция переводов претерпевала некоторые изменения, сохранялись отдельные элементы, переносимые из одного извода в другой. Так, на иконе Зосимы и Савватия первой половины XVII в. соловецкого письма⁴⁰ архитектура в центре иконы та же, что и на публикуемом нами переводе (Атлас, №  124), но вверху изображен Спас-Эммануил, а не Богоматерь Знамение, и, в отличие от нашего рисунка, оба преподобных изображены без развернутых свитков. Напомню также, что прориси или переводы с икон Зосимы и Савватия послужили, вероятно, образцами для создания гравюр на дереве, издававшихся в XVII в. (см. Приложение ко 2-му тому, ил. 77). Отметим, что одна из публикуемых прорисей (Атлас, № 125) имеет легкую акварельную раскраску в два тона, что является большой редкостью для иконографических образцов.

Прорись с изображением Спаса на престоле с предстоящими святыми и припадающими Зосимой и Савватием Соловецкими (Атлас, №  127) почти во всем совпадает с иконой XVI в. «Седмица» из собрания Павла Корина.⁴¹

Публикуемые изображения московского юродивого Иоанна Большой колпак иллюстрируют разные варианты описания этого святого в иконописном подлиннике. В Своде (№ 218) он описывается молодым (Атлас, № 135), средовеком («русым») (Атлас, №  136) и «старообразным» (Атлас, № 134). В данном случае иконные образцы отражают либо временные изменения в иконографии московского юродивого, либо передают варианты разных иконописных традиций.

Изображения одних только ликов святых на листах с прорисями не являются редкостью. Нами воспроизводятся в двукратном увеличении изображения ликов Иосифа Волоколамского и Павла Комельского (Атлас, №  138). Иконописцу, хорошо усвоившему приемы изображения фигур преподобных, не составляло труда пририсовать типовую фигуру в традиционном преподобническом одеянии к голове конкретного персонажа (ср. Атлас, № 296), в лике которого (особенно в бороде и волосах) только и состояла «портретная» индивидуальность. Все остальное принадлежало типу изображаемого лица.

Изображение Иоанна и Лонгина Яренгских (Атлас, № 139) привлекает внимание тщательной разделкой «риз» (длинных рубах) праведных «трудников». В оригинале из Сийского подлинника рельефность складок подчеркнута киноварными растушевками в несколько постепенно усиливающихся тонов. Самыми насыщенными плотными слоями киновари покрывались те места, которые на иконе наиболее высветлены, порой отмечены белильными движками. Наоборот, менее плотные следы киновари указывают на более затемненные места на иконе, так что оставшиеся вовсе не закрашенными киноварью детали рисунка в самой живописи оказываются совсем темными. В этом отношении прориси напоминают негатив фотоснимка. Иконописец должен был знать этот прием киноварного «негатива», который встречается на иконных прорисях довольно часто.

Святой, изображенный на прориси с иконы XVII в. (Атлас, №  141), признавался в ГРМ Алексием человеком Божиим, Однако особенности рисунка позволяют пересмотреть данную атрибуцию. Обычно на иконах борода святого Алексия изображалась разделенной на космы. Иконописный подлинник под 17 марта уподобляет ее бороде Иоанна Предтечи. На публикуемой прориси борода святого ровная, округлой формы, не «развилистая». Такую бороду мы видим на изображениях Леонтия Ростовского (Атлас, № 149–  151, 219– 223) Именно ей подлинник уподобляет бороду ростовского юродивого Иоанна Власатого (Свод, № 226), у которого другие детали внешности – одежда и волосы – уподоблены облику Алексия человека Божия. Это дает основания предполагать, что изображенный на нашей прориси святой – Иоанн Власатый Ростовский.

Прорись с иконы XVI в. (Атлас, № 242) показывает облик Ионы митрополита Московского в соответствии с традиционной иконографией. Здесь уместно напомнить, что еще в 1910 г. была опубликована в полном объеме прорись с житийной иконы Ионы митрополита работы Якова Тарасова 1644 г., содержащая 20 клейм со средником. Впрочем, сама прорись довольно грубого рисунка.⁴²

Изображения Кирилла Белозерского (Атлас, №  145, 146 и др.) не раз становились предметом научных исследований. Авторов привлекали как особенности древнейшего изображения преподобного, так и сохранившаяся легенда о создании первоначального образа Кирилла его современником преподобным Дионисием Глушицким.⁴³ В Атласе публикуется прорись с иконы Кирилла, близкой по иконографии варианту Дионисия (Атлас, №  145). Этот извод существенно отличается от других, более поздних изображений белозерского подвижника (ср. Атлас, № 50,  146, 147, 156 и др.).⁴⁴

Прорись с изображением двух преподобных (Атлас, № 146) интересна тем, что на ней можно наглядно проследить приемы работы иконописцев с графическими образцами. Обратим внимание на лики изображенных. Первоначальная форма бород у обоих указывает на прототипы Зосимы и Савватия Соловецких. Однако кто-то из владельцев образца пририсовал к ним более округлые очертания бороды и пометил над одной из фигур: «Белоез[ерский]» и над другой: «Новоезер[ский]». Так, путем незначительного изменения контура рисунка, причем малой его части, под руками мастера образовался иной рисунок, который можно трактовать как изображение преподобных Кирилла Белозерского и Кирилла Новоезерского. При сохранении общего иконографического типа преподобных художнику достаточно было всего лишь изменить очертания бороды, чтобы возник новый образ.

Иконы с изображениями Леонтия Ростовского известны с XV в. Публикуемые прориси отражают разные этапы в формировании иконографии святого (Атлас, №  149– 151).

Перевод с иконы XVIII в. Макария Желтоводского (Атлас, № 154) интересен изображением монастыря.⁴⁵ При сравнении его с двумя другими видами Макариево-Желтоводского монастыря, которые публикуются в Приложении ко 2-му тому (Ил. 63, 64), можно заметить некоторые отличия в рисунках. Эти отличия объясняются разным временем создания икон и отражают определенные этапы становления архитектурного комплекса монастыря. Общим для всех трех видов является панорамное изображение обители, сделанное «по птичьему полету» с юга.

Следующий перевод с иконы XVIII в. (Атлас, №  155) подписан как «Преподобный Макарий Желтовод[ский] чуд[отворец]». Однако данная подпись вызвала некоторые сомнения. Так, изображенный здесь монастырь не похож на Макариевский, зато у него есть несомненное сходство с видом Нило-Столобенской пустыни (ср. Атлас, № 192). Подобное изображение монастыря мы находим на прориси с иконы, подписанной «С[вя]тый преподобный Александр Свирский» (Атлас, №  193). Во всех указанных случаях изображения святых почти идентичны, во всех композициях присутствует угловое изображение Спаса в облаках. Незначительные расхождения в деталях не мешают предположить, что все три композиции восходят к одному прототипу. В данном случае таким прототипом могла стать икона Нила Столобенского с монастырем (ср. Атлас, № 192).⁴⁶ Следовательно, подписи на рисунке XVIII в. (Атлас, №  155) и на прориси (Атлас, №  193) являются исторически недостоверными. Для Макария Желтоводского, равно как и для Александра Свирского, верхним угловым изображением должна быть Святая Троица (по наименованию монастырей), а не Спас. Объяснить такое расхождение в подписях к одному сюжету можно тем, что авторы двух из них (Атлас, № 155 и 193) не знали облика ни Макарьевского, ни Свирского монастырей и приняли за них изображение Ниловой пустыни, которую использовали для новых икон в качестве обобщенного идеального вида монастыря вообще. Для заказчиков же икон важнейшим было посвящение иконы, зафиксированное в подписи к ней (ср. описанный выше пример – Атлас, №   6– с изображением Александра Ошевенского). Таким образом, рассматриваемое изображение «Макария Желтоводского» (Атлас, №  155) таковым, по нашему мнению, фактически не является. Впрочем, нельзя исключить и того, что образцами для указанных сейчас прорисей и переводов послужили записанные или поновленные иконы с изображением Нила Столобенского.

Сходство облика преподобного, изображенного на переводе с иконы XVII в. (Атлас, № 159), с описанием внешности святого в иконописных подлинниках (Свод, № 313) позволяет предположить, что на переводе представлен Макарий Оредежский.

Прорись с иконы XVII в. (Атлас, №  162), изображающая преподобного Максима Грека с книгой за столом, послужила образцом для иконы мстерского письма второй половины XIX в.⁴⁷

Перевод (или прорись) с оглавного изображения святого (Атлас, № 163), снятый с иконы XVI в., принадлежит к числу весьма редких. Мы предполагаем, что данный рисунок является изображением лика блаженного Максима Московского. Возможно, рисунок создавался в качестве иконографического образца вскоре после канонизации святого в 1547 г., причем в облике изображенного видно стремление автора рисунка передать индивидуальные черты новопрославленного святого. Изображение близко к описанию внешности блаженного Максима в подлиннике (Свод, № 319) и к другим его рисункам в Атласе (см. №  74, 165 И др.)

Благоверный князь Михаил Черниговский изображался на иконах не только вместе с боярином Феодором, но и отдельно. На публикуемых рисунках облик князя соответствует двум разным иконографическим традициям: древнейшей, согласно которой князь изображался с довольно большой бородой (Атлас, № 166), и более поздней – с небольшой бородкой, как у Луки Евангелиста (Атлас, №  167). Впрочем, изображение князя на прориси с иконы XVII в. (Атлас, № 166) можно интерпретировать и как образ какого- то другого князя, например, Михаила Тверского (ср. Свод, № 344).

Образу преподобного (Атлас, №  168) на прориси с иконы XVI в. среди описанных в иконописных подлинниках более всего соответствует облик печерского преподобного Моисея Угрина (Свод, № 348: «...брада невелика, аки Златоустаго»). Однако ларец в руках святого указывает на то, что преподобный был врачевателем. Из русских святых таковыми были Дамиан и Ипатий Печерские, однако о Дамиане подлинник сообщает, что он «плешив, брада проста, доле Николиной» (Свод, № 141), что не соответствует облику святого, представленного на прориси. Ипатия Печерского подлинник (Свод, № 249) также уподобляет Николаю Чудотворцу, причем ни у Дамиана, ни у Ипатия ларец в качестве атрибута не отмечается. Наша догадка, что на рассматриваемой прориси изображен Моисей Угрин, основывается на предположении, что в XVI в. существовала какая-то особая традиция изображения Моисея Угрина, не в полной мере отраженная в подлинниках.

В Атлас включены переводы и прориси многоличных икон, на которых изображения русских святых представлены в виде сложных многорядных композиций. Перечисление большого числа персонажей на таких иконах уместнее привести здесь, а не в подписях к рисункам. Первое из таких изображений (Атлас, № 169) представляет собой выполненный В. П. Гурьяновым перевод с иконы второй половины XVII в.⁴⁸ «Московские святые». Здесь изображено 37 московских святых, окружающих фигуру Спасителя и расположенных от Него в семь рядов вправо и влево. В левой части изображены следующие святые (справа налево): 1-й ряд снизу – Василий Блаженный, Иоанн Большой колпак, преподобный Александр,⁴⁹ Адриан Сестринский; 2-й ряд снизу – князь Даниил Александрович, Андроник Московский, Варфоломей Симоновский; 3-й ряд снизу – Феодор Боярин, Михаил Черниговский, Иоанн Златый Симоновский; 4-й ряд снизу – Евфросиния (Евдокия) Московская; 5-й ряд снизу – Петр митрополит, Алексий митрополит, Иона митрополит;

6-й ряд снизу – Стефан Пермский, Феогност митрополит, Макарий митрополит; вверху – Иов патриарх. В правой части изображены следующие святые (слева направо): 1-й ряд снизу – Максим Блаженный, Андрей Рублев, Даниил Черный, Игнатий Симоновский; 2-й ряд снизу – князь Иоанн Данилович, Савва Андрониковский, царь Феодор Иоаннович; 3-й ряд снизу – князь Димитрий Юрьевич Красный, князь Димитрий Иоаннович Донской, Иаков Стромынский; 4-й ряд снизу – Елена игуменья московская; 5-й ряд снизу – митрополиты Киприан,⁵⁰ Фотий и Филипп (Колычев); 6-й ряд снизу – Филипп 1-й, Геронтий и Дионисий митрополиты; вверху – Гермоген патриарх.⁵¹ В центре у подножия Спасителя – Димитрий царевич Угличский (см.: Гурьянов, № 93, с. 117, 118).

Н. В. Покровский, впервые опубликовавший прорись из Сийского лицевого подлинника (Атлас, № 177), полагал, что на прориси изображены Леонтий и Исаия Ростовские и Петр, Алексий и Иона Московские.⁵² Однако устойчивая иконография московских митрополитов (Атлас, №  170– 178) позволяет изменить первоначальную атрибуцию, предложенную исследователем. По нашему мнению, здесь изображены Филипп, Иона, Петр и Алексий митрополиты и чудотворцы московские с Иоанном Златоустом в центре. (Цареградский святитель имеет весьма характерный образ с непокрытой головой.)

Перевод с иконы XVII в. (Атлас, №  179) представляет изображение вместе трех наиболее известных московских юродивых: Иоанна. Максима и Василия блаженных.

Изображение Богоматери на престоле с младенцем Христом на руках и предстоящими Никитой епископом Новгородским и неизвестными святыми (Атлас, № 181) относится к числу довольно редких новгородских икон. Публикуемая прорись с данным сюжетом – единственная?⁵³

Атрибуции изображения преподобного (Атлас. №  182) помогает иконописный подлинник. Обратим внимание на форму бороды святого, помещенного на рисунке: она раздвоена, и концы ее имеют разную длину. Такая особенность не могла не быть отмечена в иконописном подлиннике, и описание ее мы находим в описании внешности Никиты Переяславского (Свод, № 363). Все варианты текстов в подлиннике указывают на то, что брада Никиты «доле Власиевы, на концы раздвоилась, и от руки левые косм долг, мало не до пояса...». Следовательно, перед нами изображение Никиты столпника Переяславского. Впрочем, иконописцы не всегда точно и скрупулезно выдерживали указания подлинника, о чем свидетельствуют два других изображения преподобного Никиты (Атлас, № 183,  184).⁵⁴

Прямо на рясах преподобных Никодима Кожеезерского и Пахомия Кенского (Атлас, № 185) нанесены указания иконописцу, в каких тонах писать одежды: «Ряска вохра», «Ряска дичь». Такого рода пометы нередки в иконных образцах.

Особой «портретной» выразительностью отличается изображение Нила Сорского (Атлас, №  189), которому подлинник предписывает разные варианты «подобий»: борода Кирилла Белозерского, «брада до пояса доле Власиевой», «подобием аки Ефрем Сирин». Наше изображение мы публикуем, доверяя атрибуции Ф. А. Калинина. Надо заметить, что до середины XIX в. Нил Сорский являлся только местночтимым святым. Возможно, поэтому иконография его варьируется в разных редакциях подлинника. Не исключено, что данное изображение свойственно местной кирилло-белозерской иконописной традиции, которую не мог не знать Ф. А. Калинин – выходец из крестьянско-старообрядческой среды вологодских иконописцев.

Иконография Нила Столобенского представлена в Атласе разными типами изображений. Древнейшие из них представляют преподобного Нила в рост на фоне обители, состоящей из деревянных бревенчатых построек (Атлас № 190,  191).⁵⁵ Позднее, к концу XVII в., Столобенский монастырь застроился каменными сооружениями, облик которых передан на прорисях с икон конца XVII–начала XVIII в. (Атлас, № 192,  193). На одной из них (Атлас, № 193) читается подпись: «С[вя]тый пре[подо]бный Александр Свирски[й]» (так! – Г. М.). Та же подпись находится на образе, послужившем оригиналом для прориси, – это икона XVIII в. из собрания ГРМ, ДРЖ-907. Но соответствует ли рассматриваемое изображение виду Александро-Свирского монастыря? Изображенный здесь монастырь расположен на острове с выступающим мысом, который виден в нижней части композиции. Обитель окружена каменными стенами, в центре ее находится пятиглавый собор и высокая звонница. Указанные детали совпадают с особенностями Нило-Столобенской пустыни (Атлас, №  192). Далее, борода изображенного на иконе святого не соответствует форме бороды – широкой и окладистой – у преподобного Александра Свирского (Атлас, № 7– 18). Верхнее угловое изображение – Спас в облаках – не свойственно иконам Александра Свирского, которому обычно сопутствует изображение Святой Троицы. Все это позволяет предположить, что икона ДРЖ-907 на самом деле представляет не Александра Свирского, а Нила Столобенского с основанной им обителью. Ошибочная подпись на верхнем поле иконы появилась, скорее всего, в результате позднейшей «чинки» иконы. Следовательно, и публикуемая прорись является изображением Нила Столобенского.⁵⁶

Сложившийся в XVIII–XIX вв. облик Столобенской пустыни передан на других прорисях с икон преподобного Нила (Атлас, № 194–196), одна из которых (№  196) передает вполне реалистический вид каменного монастыря, изображенного с высоты птичьего полета.⁵⁷ Прориси XIX в. (Атлас, № 194, 195) атрибутированы нами по характерной иконографии монастыря. Между прочим, на одной из этих прорисей угловая икона Владимирской Богоматери приведена, в отличие от других деталей композиции, в прямом (!) изображении (Атлас, № 195).

Рисунок с изображением трех святителей (Атлас, №  197) сопровождается карандашной подписью: «Новгородские святители», которая, вероятно, сделана Ф. А. Калининым. Ориентируясь на это указание, мы предположительно атрибутируем изображения новгородских владык следующим образом (слева направо): 1) Евфимий II (варианты – Иоанн (Илия), Серапион, Моисей); 2) Нифонт (варианты – Серапион, Феоктист); 3) Иона (варианты – Иоанн (Илия), Моисей, Серапион). Если основываться на указаниях иконописных подлинников, среди новгородских святителей указанные персонажи более всего соответствуют обликам изображенных. Стоит обратить внимание на то, что третий святитель благословляет левой (!) рукой, а Евангелие держит в правой руке. Нам нечем объяснить такое расхождение с традиционной иконографией.

Прорись с иконы XVIII в. «Новгородские чудотворцы» (Атлас, № 198) нуждается в подробном перечислении 68 изображенных персонажей.⁵⁸ Новгородские святые разделены здесь на правую и левую группы по семь рядов в каждой. В левой группе изображены справа налево:

1-й ряд снизу – Нифонт архиепископ, Евфимий II архиепископ, Моисей архиепископ, Григорий архиепископ, Василий Калика архиепископ, Лука епископ;⁵⁹ 2-й ряд снизу – Симеон архиепископ, Михаил Клопский, Савва Вишерский, Александр Невский, Зосима и Савватий Соловецкие; 3-й ряд снизу – Никандр Псковский, Никодим Кожеезерский, Антоний Сийский, Евфросин Псковский, Феодор Юродивый, Никола Кочанов; 4-й ряд снизу – Никита, Кирилл, Никифор, Климент, Исаакий Алфановы; 5-й ряд снизу – князь Владимир Ярославин, Анна княгиня, Иоанн и Лонгин Яренгские, Гликерия Новгородская; 6-й ряд снизу – князь Мстислав Ростиславич, князь Феодор Ярославин, князь Мстислав Мстиславич, Иоанн и Иаков Менюжские; в верхнем ряду – Артемий Веркольский.

В правой группе слева направо изображены: 1-й ряд снизу – Никита епископ, Иоанн (Илия) архиепископ. Иоанн III архиепископ, Серапион архиепископ. Феоктист архиепископ. Иоаким епископ; 2-й ряд снизу – Пимен архиепископ, Мартирий архиепископ, Александр Ошевенский, Антоний Римлянин, князь Всеволод (Гавриил) Псковский, Александр Свирский; 3-й ряд снизу – Нил Столобенский, Арсений Коневский, Ефрем Перекомский, Антоний Леохновский, Антоний Дымский. Варлаам Хутынский; 4-й ряд снизу – Ефрем Новоторжский, Сергий и Герман Валаамские. Арсений Затворник, Афанасий Островский; 5-й ряд снизу – Корнилий Палеостровский, Анания иконописец, Ксенофонт Робейский, Мартирий Зеленецкий, Феофил Омучский; 6-й ряд снизу – Иаков Боровицкий, Феодор Важеозерский (?), Кирилл Новоезерский, Феодор Островский (?), Вассиан Пертоминский или Строкинский; в верхнем ряду – Макарий Черногорский Пинежский.⁶⁰

Прорись с иконы XVII в. «Княгиня Ольга» (Атлас, №  199) может вызвать недоумение читателя по нескольким поводам. Во-первых, по неизвестной причине подпись на прориси воспроизведена в прямом изображении, т. е. не «снята» с иконы, а явно надписана позднее по готовому обратному отпечатку. Во-вторых, равноапостольной княгине здесь присвоено именование мученицы, к каковым святая Ольга никогда не относилась. Это явная ошибка рисовальщика. Для сравнения публикуется и прорись с палехского рисунка конца XIX–начала XX в., демонстрирующего полный разрыв с традиционной русской иконографией (Атлас, № 200).

Изображение коленопреклоненного преподобного (Атлас, №  201) предлагаем сопоставить с прорисью иконы «Спас Смоленский», где показан припадающим к Спасу преподобный Паисий (Атлас, № 253). Спас Смоленский традиционно изображался вместе с русскими святыми. На указанной прориси облик коленопреклоненного Паисия более всего соответствует (согласно иконописному подлиннику) облику преподобного Паисия Галичского. Это дает нам основания предполагать, что и на рисунке №  201 изображен тот же Паисий Галичский в позе припадающего.

Пафнутию Боровскому подлинник приписывает «рассохатую» (развилистую) на семь космочков бороду (Свод, № 392). Эта характерная деталь видна на древнейших изображениях святого (Атлас, №  203, 204).⁶¹ Однако имеются и такие изображения боровского игумена (Атлас. №  202), на которых борода явно не разветвляется.

Вслед за Ф. А. Калининым в изображении левого из трех святителей, представленных на переводе с иконы XVI (?) в. (Атлас, № 205), мы признаем епископа Стефана Пермского. Резонно было бы предположить, что и два других святых – тоже пермские святители. Напомним, что существовала икона начала XVII в., на которой были представлены пермские святители Герасим, Питирим и Иона Пермские. Облики всех четырех великопермских святителей в подлинниках описываются схожими между собою. Возвращаясь к рассматриваемому переводу, позволим себе высказать предположение, что на нем кроме Стефана Пермского изображен в центре Питирим Пермский, а святитель справа (с очень длинной бородой)⁶² остается неопознанным.

На прориси с изображением Петра митрополита (Атлас, №  206) стоит позднейшая помета: «Сей рисунок бароновских переводов левый». Еще в XIX в. «бароновскими» именовались иконы так называемых третьих строгановских писем. Следовательно, владелец прориси полагал, что образцом для нее послужила икона сторогановской школы конца XVI–начала XVII в. Поясное изображение Петра митрополита (Атлас, №   207) восходит к древнейшим иконам. Те же черты лика и похожие контуры фигуры московского святителя видны на тверской иконе первой четверти XV в.⁶³ Наша прорись передает едва ли не древнейший извод иконы чудотворца Петра.

Гурьяновский перевод Петровской иконы Богоматери (Атлас, № 211) является почти точным снимком с иконы Назария Истомина, написанной в 1614 г.⁶⁴ Перевод повторяет иконографию образа, написанного, согласно преданию, митрополитом Петром. Однако на нашем рисунке несколько изменены очертания палеосных изображений святителей Петра, Алексия и Ионы Московских.

Прорись с изображением юноши в одежде праведника (Атлас, № 214) снабжена надписью, в которой есть две существенные ошибки. Первая ошибка – неправильное наименование изображенного Прокопием Устюжским. Устюжский юродивый, согласно текстам подлинников, должен иметь облик средовека с небольшой бородкой (Свод, № 409), тогда как прорись изображает юношу без бороды. Этому типу соответствует облик блаженного Прокопия Устьянского (Свод, № 408), к которому мы и относим данное изображение.⁶⁵ Вторая ошибка в надписи – неправильное причисление святого к разряду преподобных, коих традиция предписывает облекать в совершенно иные одежды, чем те, которые имеются на нашей прориси.

Изображения Прокопия и Иоанна Устюжских (Атлас, №  215–218) в полной мере соответствуют описаниям иконописных подлинников. Любопытны стилистические особенности рисунков из Сийского лицевого подлинника, отражающие местную иконографическую традицию.

Ростовские чудотворцы, согласно древней традиции, часто изображались в молитвенном предстоянии Богоматери. Варианты этого сюжета, весьма распространенного в живописи XVI–XVIII вв., мы публикуем в нашей подборке (Атлас, №  219–223).⁶⁶

Перевод с иконы «Русские святые», написанной в 1814 г. иконописцем- старообрядцем Петром Тимофеевым, интересен тем, что в этой композиции представлено одновременно 189 святых Древней Руси.⁶⁷ В середине иконы изображены (сверху вниз): Святая Троица, крест и престол с орудиями страданий Иисуса Христа, пророк Самуил, София Премудрость Божия.⁶⁸ Вправо и влево от середины расположено по 11 рядов святых и подвижников, обращенных к центру иконы. Весь перевод разделен на 8 таблиц (Атлас, №  224–231), каждая из которых публикуется в Атласе под собственным номером. Мы даем перечень всех персонажей иконы, начиная с нижнего ряда от центра вправо и влево.

Атлас, №  224. Изображены справа налево: Антоний Печерский, Феодосий Печерский, Антоний Римлянин, Кирилл Белозерский, Зосима Соловецкий, Савватий Соловецкий, Евфросин Псковский, Иосиф Волоцкий.

Атлас, № 225. Изображены слева направо: Сергий Радонежский, Варлаам Хутынский, Никон Радонежский, Кирилл Новоезерский, Димитрий Прилуцкий, Александр Свирский, Антоний Сийский, Максим Грек.

Атлас, №  226. Изображены справа налево. 1-й ряд снизу: Моисей Угрин, Алимпий Печерский, Иоанн Многострадальный, Марк Гробокопатель, Прохор Печерский, Исаия Печерский, Феодор Печерский, Василий Печерский, Агапит Печерский. 2-й ряд снизу: Авраамий Ростовский, Авраамий Смоленский, Макарий Желтоводский, Пафнутий Боровский, Александр Ошевенский, Пахомий Кенский, Никодим Кожеозерский, Кирилл Челмский (Челмогорский), Диодор Юрьегорский. 3-й ряд снизу: Даниил Переяславский, Амфилохий Глушицкий, Иринарх Ростовский, Герман Соловецкий, Трифон Печенгский, Варлаам Керецкий, Евфимий Архангелогородский, Мартирий Зеленецкий, Антоний Дымский. Верхний ряд: Александр Вологодский (Куштский), Корнилий Палеостровский, Паисий Галичский, Иринарх Соловецкий, Савва Сторожевский, Ферапонт Белозерский, Мартиниан Белозерский, Филипп Белозерский, Варлаам Важский.

Атлас, № 227. Изображены слева направо. 1-й ряд снизу: Никита Столпник Переяславский, Макарий Калязинский, Михаил Клопский, Ефрем Перекомский, Савва Вишерский, Ефрем Новгородский (Новоторжский), Нил Столобенский, Савва Крыпецкий (Псковский), Никандр Псковский. 2-й ряд снизу: Дионисий Глушицкий, Корнилий Комельский, Павел Комельский, Александр Куштский, Григорий Пельшемский, Сергий Обнорский, Стефан Махрищский, Галактион Вологодский, Иоасаф Каменский. 3-й ряд снизу: Феоктист Новгородский, Козьма Яхромский (Владимирский), Евфимий Суздальский, Андроник Московский, Михей Радонежский, Кирилл Астраханский, Авраамий Вологодский (Печенгский), Тихон Калужский, Стефан Вологодский (Комельский). Верхний ряд: Нил Сорский, Тихон Луховский, Арсений Новгородский, Сергий Валаамский, Герман Валаамский, Иаков Костромской (Любимоградский), Геннадий Костромской, Арсений Коневский, Савва Московский.

Атлас, №  228. Изображены справа налево. Нижний ряд: Петр митрополит Московский, Алексий митрополит Московский, Иона митрополит Московский, Филипп митрополит Московский, Киприан митрополит Московский, Фотий митрополит Московский, Гурий архиепископ Казанский, Варсонофий Тверской. Верхний ряд: Никита епископ Новгородский, Иоанн архиепископ Новгородский, Евфимий архиепископ Новгородский, Иона архиепископ Новгородский, Моисей архиепископ Новгородский, Серапион архиепископ Новгородский, Нифонт епископ Новгородский, Феоктист архиепископ Новгородский.

Атлас, № 229. Изображены слева направо. Нижний ряд: князь Владимир Равноапостольный, княгиня Ольга, князья Борис, Глеб, Александр Невский, Михаил Черниговский, Феодор Болярин, князь Георгий Владимирский. Верхний ряд: князья Михаил Тверской, Феодор Смоленский (Ярославский), Давид и Константин Ярославские – чада Феодора Смоленского, князь Феодор Вологодский, Петр Муромский, Феврония Муромская, Всеволод Псковский, Довмонт Псковский.

Атлас, №  230. Изображены справа налево. 1-й ряд снизу: Леонтий Ростовский, Исаия Ростовский, Иаков Ростовский, Игнатий Ростовский, Феодор Ростовский, Прохор Ростовский, Феодосий архиепископ Астраханский, Герман архиепископ Казанский. 2-й ряд снизу: Кирилл учитель словенский, Стефан Пермский, Герасим Пермский, Иона Пермский, Питирим Пермский, Иоанн Суздальский, Феодор Суздальский, Арсений Суздальский. 3-й ряд снизу: Василий Блаженный, Максим Блаженный, Иоанн Московский юродивый, Исидор Ростовский, Симон Юрьевецкий, Феогност митрополит Московский, Аркадий епископ Новгородский, Акакий епископ Тверской, Арсений епископ Тверской. Верхний ряд: Никола Кочанов, Прокопий Устюжский, Иоанн Устюжский, Георгий Новгородский, Иаков Боровичский, Иоанн Яренгский, Лонгин Яренгский, Артемий Веркольский, Прокопий Устьянский.

Атлас, № 231. Изображены слева направо. 1-й ряд снизу: Дмитрий царевич Московский, Петр царевич Ростовский, князь Константин Муромский, Михаил и Феодор – чада Константина, Василий Ярославский, Константин Ярославский, Глеб Всеволодович (Смоленский), Андрей Муромский. 2-й ряд снизу: князь Феодор Новгородский, Роман Ольгович (Рязанский), Даниил Александрович (Московский), Игнатий Угличский, Владимир Новгородский, Анна «мати Владимирова», Евфросиния Московская, Елена Московская игумения. 3-й ряд снизу: Меркурий Смоленский, Исидор Ливонский, Иоанн Казанский, Стефан Казанский, Авраамий Владимирский (Болгарский), княгини Анна Кашинская, Анастасия Василевская (Ярославская), Иулиания Муромская (Лазаревская), Феодора Нижегородская. Верхний ряд: Антоний Виленский, Иоанн Виленский, Евстафий Виленский, Иоанн Киевский (Варяг), Евфросиния Суздальская, София Суздальская, Евфросиния Полоцкая, Парасковия Ржевская, Васса Псково-Печерская.

Иконография Сергия Радонежского столь многократно подвергалась исследованиям, что трудно добавить к известному материалу нечто новое. Образ преподобного Сергия относится к числу наиболее чтимых икон Древней-Руси. Однако среди просмотренных нами коллекций прорисей изображений Сергия Радонежского, относящихся к древнерусской традиции, оказалось не так много. Так, всего две прориси с поясным изображением преподобного чудотворца можно отнести к иконографии XVI в. (Атлас, №  233). Остальные восходят к более поздним образцам. Несколько вариантов прорисей с иконы, представляющей Явление Божией Матери Сергию Радонежскому (Атлас, № 241– 244), отражают становление иконографии этого сюжета в мастерских Троице-Сергиевой лавры. Один из переводов (Атлас, № 243) относится, вероятно, к старообрядческой иконописи, что усматривается в подчеркнутом двуперстии у преподобного.

Непросто было атрибутировать изображение преподобного (Атлас, №  246) на фоне весьма условного изображения монастыря. Икона, к которой восходит данная прорись, нам пока неизвестна. Судя по виду обители, по изображению отдельных строений внутри стен, можно предположить, что перед нами представлена панорама Троице-Сергиевой лавры. Более позднее изображение лавры имеется на прориси с иконы конца XVII в. (Атлас, № 248).

Изображение Иисуса Христа в рост («Спас Смоленский») с двумя припадающими святыми – Сергием Радонежским и Варлаамом Хутынским – представлено тремя изводами XVII в. (Атлас, №  249–251). В молитвенном предстоянии Спасителю изображаются также Михаил Тверской (Атлас, №   252) и Паисий Галичский (Атлас, №   253).

Изображение преподобных Спиридона и Никодима печерских просфорников (Атлас, №   254) могло быть использовано как образец и для иконы, и для книжной миниатюры. Наш рисунок представляет собой не вполне точный перевод с гравюры из «Киево-Печерского патерика» в издании 1661 г.⁶⁹ Текст под изображением – виршевое двустишие: «Спиридон и Никодим з псалмы готоваста Хлеб Христов з гласом ангел снедь прияста». На рисунке читается примечание, уточняющее для иконописцев облик преподобных: оба они «седы».

Прорись с изображения Стефана Пермского (Атлас, №   256), содержащая молитвословное обращение к святителю, также могла быть использована и для иконы, и для миниатюры. Текст на свитке епископа, к сожалению, прочитать не удалось.

Иконы с изображением князей Феодора, Давида и Константина Ярославских отличаются устойчивой композицией (Атлас, №  259–262), не менявшейся на протяжении столетий. Иконный рисунок послужил основой для гравюры на дереве, распространявшейся во второй половине XVII в. в качестве настенного лубка (см. Приложение, ил. 76). Обращает на себя внимание иконография князя Давида, изображавшегося иногда без бороды, а иногда с бородой (Атлас, №  259, 261).

Образ Феодосия, игумена Сийского монастыря (†1687), создавался местными иконописцами, возможно, еще при жизни преподобного либо сразу после его кончины. Публикуемые изображения Феодосия (Атлас, №  265, 266) из Сийского лицевого подлинника служили, вероятно, образцами в первую очередь для написания нагробных икон преподобного игумена.

Прорись с иконы Ферапонта Белозерского (Атлас, №  267) весьма близка к его изображению на иконе XVII в., находившейся в надвратной церкви Ферапонтова монастыря,⁷⁰ но отличается от него меньшими размерами.

Филипп митрополит Московский легко узнаваем на разных иконах, благодаря придаваемому ему сходству с Николаем Чудотворцем (см. Атлас, № 268–270). Любопытные соображения о причинах этого сходства высказаны Н. В. Покровским в комментариях к образцам Сийского иконописного подлинника: «Судя... по изображению в Сийском подлиннике, этот иконографический тип составлен по подражанию типу св. Николая Чудотворца, и нам кажется, что явление это объясняется не тем, что св. митрополит Филипп в действительности был похож на св. Николая, но сходством их личного характера, насколько оно открывается из их жизнеописаний. Твердость характера и ревность по вере православной – основной признак сходства. Св. Николай проявил себя с этой стороны в борьбе с арианством, св. Филипп в борьбе с опричиною. Образ действий того и другого отличался прямотою и решительностью».⁷¹ Уподобление Филиппа митрополита Николаю Чудотворцу по типу подвига едва ли имело то значение, которое ему придавал Н. В. Покровский. Святителя Филиппа можно было бы уподобить многим святым, в частности и невинно убиенным. Думается, что для русских иконописцев более важным было чисто внешнее сходство.

Раздел Атласа, посвященный изображениям древнерусских святых, завершает прорись с иконы XVI в. «Чудо от иконы Знамения Богоматери в Новгороде» (Атлас, №  271). Этот сюжет известен в иконописи уже с XV в. Композиция иконы включает изображения архиепископа Иоанна (Илии) Новгородского и святых князей Бориса и Глеба. Икона посвящена историческому событию – битве новгородцев с суздальцами (1170 г.) и чудесному заступничеству за Новгород местной святыни – иконы Знамения Божией Матери. Публикуемый извод отличается от большинства других икон данного сюжета тем, что изображение разделено в нем не на три, а на два яруса.⁷²

* * *

Прориси и переводы с икон, изображающих русских святых, в сравнении с образцами, представляющими другие сюжеты, занимают в просмотренных нами фондах незначительное место. Гораздо чаще встречаются разные варианты изображений Иисуса Христа, Богоматери, двунадесятых праздников, многофигурные иконные композиции, а также изображения восточнохристианских святых, особо чтимых на Руси. В их числе как святые, признаваемые всем христианским миром, так и те, которые почитались только Восточной церковью.

Со времени принятия христианства на Руси во множестве распространялись иконы с изображениями апостолов Петра и Павла, Иоанна Богослова, Николая Чудотворца, Космы и Дамиана, Алексия человека Божия и др. Облик этих святых сохранял неизменные, легко узнаваемые черты. Их изображения становились образцами для иконографии собственно русских подвижников, которым устные и письменные источники предписывали внешнее «подобие» тому или иному древнему святому. Со временем такого рода уподобления русских святых включались в тексты иконописных подлинников, т. е. оказывались зафиксированными в нормативных сводах. Речь при этом идет не столько об индивидуальном портретном сходстве, сколько о внешнем сходстве типов. Основываясь на сведениях иконописных подлинников,⁷³ мы помещаем в Атласе прориси и переводы с икон восточнохристианских святых с указанием тех русских подвижников, чьи облики им уподоблены либо целиком, либо характерной деталью – формой бороды, волос и т. д. Выбранные нами образцы, разумеется, не исчерпывают всей иконографической традиции, но все же они позволяют легче ориентироваться в стилистике изображений русских святых XVI–XVII вв. Отметим, что приведенные в Атласе изображения представляют собой только иконографические варианты разных изводов и традиций, бытовавших в среде иконописцев в разное время.