VII. Свято-Троицкая женская община

Эта община находится в Тарусском уезде, Калужской губернии, в 35-ти верстах от Серпухова и в 17 верстах от Тарусы. Помимо чрезвычайно интересного и назидательного возникновения этой общины, она в высокой степени интересна тем, что большая по духу, неутомимая по энергии, вечно стремившаяся к Божьей правде, созидательница этой обители сделалась жертвой все того же сатанинского спиритизма, была им отведена от своего высокого дела и, претерпев ужасные скорби, безвременно закончила свое существование.

От Серпухова добраться в эту пустынь можно на лошадях.

Живописная местность, виды; обаяние очаровательной летней ночи (мы ехали туда ночью), аромат лесов, полей; то тут, то там изредка встречающиеся села, деревни. Наконец, первые лучи восходящего солнца, – вот все, что мы наблюдали на нашем пути к Свято-Троицкой общине.

Когда мы приехали туда, то тотчас же направились в монастырский храм. Храм, сам по себе, небогатый, отличается замечательной чистотой, образцовым порядком. Прекрасное богослужение, молитвенное настроение монахинь, теплое, религиозное чувство, которое воскресает в душе каждого, пришедшего в эту обитель, вот и все, что можно встретить в данное время в Свято-Троицкой общине.

Само собою разумеется, около 600 человек сестер, школа-приют, труженическая, бедная жизнь. Поразительное смирение инокинь. Кругом селения, зараженные сектантством, хлыстовщиной, свидетельствуют и о надлежащем местонахождении обители, и об ее высоком назначении, и о трудностях, которые неизменно лежат на ее жизненном пути.

Монастырь, как и большинство наших монастырей.

Но совсем другую окраску, совершенно другую колоритность и оттенок получит эта обитель, если перенестись за 22–23 года назад.

О, тогда перед вашими глазами эта обитель и ее созидательница получат совершенно другую оценку. Вы столкнетесь здесь с женщиной-богатырем. Вы увидите здесь одну из тех сильных натур, которые когда-то отдавали все свое имущество нищим, отрекались навсегда от радости, хотя бы и мимолетного, личного счастья; которые удалялись в пустыни, оглашаемые ревом диких властелинов их, уходили в непролазные лесные дебри, углублялись в пещеры, которые смело выходили на залитую кровью арену, – Голгофу христианских первомучеников, и смело, безбоязненно исповедовали свою веру, свою религию, свою любовь к дорогому для них Иисусу.

Если сильна была своей мощью и силой Софья Болотова в Шамордине, но ведь она пришла к своему последнему этапу руководимая старцем.

А мать Анна, урожденная Анна Захарьевна Знаменская, созидательница этой обители, дочь тарусского помещика, выступила на путь личного подвига совершенно самостоятельно и одна.

Лишившись в детстве матери, А.З., осталась под руководством своего друга и воспитательницы, пожилой, умной, развитой особы, М.Ф.Успенской; и все время была окружена простыми, деревенскими прямодушными и религиозно верующими женщинами.

Эти женщины, преданные уставам православной церкви, вливали в юную душу любовь к последней, и сами того не замечая, готовили в А.З., будущую руководительницу себе.

А.З., окончив курс в Калужском епархиальном училище, с первых же шагов рванулась на служение Господу.

И, хотя ее уже тогда тянуло к высокому подвигу иночества, но она не знала, как поступить, с чего начать.

И вот сначала, получив место учительницы в земской школе села Ивановского, неподалеку от имения своего отца, она, после обычных дневных часов занятий, стала по вечерам вести в своей школе беседу по закону Божию. Сначала с детьми, а потом с взрослыми, так что на ее беседы, в конце концов, собиралось по 300, по 400 человек народа. Они вместе пели духовные песни, читали акафисты, молились.

Но порыв души продолжал стремиться к иному.

Правда, А.З., по возможности, старалась доканчивать свое образование чтением богословских и философских сочинений и интересовалась музыкой, пением, поэзией. Сама было пробовала заниматься литературным трудом, но душа стремилась к одному, в голове была одна мечта: послужить Господу всею своей неиспорченной молодою натурой.

И вот А.З.Знаменская отправилась для разрешения заветной мечты, за советом к старцу Амвросию, затем к епископу Феофану, Вышинскому затворнику, потом к о.Иоанну Кронштадтскому, к старцам Варнаве, – Гефсиманского скита Троице-Сергиевой лавры, к о.Аристоклию – настоятелю Пантелеймоновской часовни в Москве, затем к указанному мною в начале настоящей лекции старому старцу Герасиму, и все они благословили юную подвижницу учредить женскую общину в имении ее отца.

Теперь остался вопрос за отцом, и вот тут-то начинается новая и, пожалуй, самая сильная борьба этой сильной духом девушки.

Отец А.З., ни за что не соглашался на затею дочери и так упорно сопротивлялся этому, что не только некоторые духовные лица, а даже и местные крестьяне сомневались в осуществлении этой идеи.

Но Тот, Кто дал и неложное обетование отзываться на всякую молитву, обращенную к Нему с верой, исполнением ее, для Того нет препятствий. Сердце отца было побеждено, и он выделил дочери, для ее цели, из своего имения пустошь в количестве 82 десятин. И вот на этой-то поляне, окаймленной роскошной березовой рощей, в мае месяце 1892 г., мать Анна, облекшись в иноческое одеяние, поселилась вместе с 12 девицами и вдовами в устроенном их общими силами тесовом шалаше, без пола и окон, прикрытом кое-как тесом, соломой, без всяких средств к существованию, но уже с твердой верой после случившегося, что все остальное пошлет Господь.

Почти все спутницы ее детства поселились с нею.

О, как жили первое время эти шалашницы!

Это название осталось за ними до сих пор, несмотря на то, что некоторые из них сейчас находятся уже в других монастырях.

До постройки теплого дома все они спали на голой земле, с камнями под головами. Питались большею частью черствым, черным хлебом, размоченным водою из колодца, только лишь изредка позволяя себе, как большую роскошь, готовить кашицу из гречневой крупы с грибами. По праздникам позволяли себе пить кипяток, вместо чая.

И милосердый Господь стал посылать полюбившим Его больше жизни маленькие средства. Сначала от ближайших крестьян, сердца которых дрогнули при виде этих нечеловеческих стремлений пламенных подвижниц к Господу Богу. Стали понемножку помогать.

О, какие чудеса веры и колоссальной энергии проявляла тут мать Анна!

Вместе с сестрами она копала колодец, сама возила лес на постройку, рыла землю, носила кирпичи.

А в день памяти преподобного Сергия Радонежского 25-го сентября 1892 г., сестры перешли в новый, теплый дом.

И после этого совершилось чудо в точном смысле этого слова:

В 1895 году, когда последовало официальное открытие Свято-Троицкой общины, там уже был и приют для сирот детей, и богадельня для убогих, бедных и слабоумных. Затем были мастерские: фотографическая, иконописная, столярная, швейная, рукодельная, сапожная, а за оградой обители кирпичный завод, огород, и фруктовый сад.

Затем, в 1896 году при общине был учрежден впервые в России женский скит, где была выстроена небольшая церковь Успения Божией Матери. Так что, всматриваясь теперь в эту обитель, в связи с историей ее возникновения, хочется рассматривать ее, как величайший памятник, как яркое свидетельство силы и могущества вечно живущего Господа Бога во все времена вселенной.

Как яркий укор и осуждение современных неверов, утверждающих, что и Бога нет, и не существует Его великих, мощных чудес в наше время.

Но случилось совершенно неожиданное:

В то время, когда пышный расцвет этой обители быстро двигался вперед; когда необычайно энергичная, трудоспособная и деятельная мать Анна, неутомимо работая над делами расширения общины, привлекая к заботам о ней ревнителей, доброхотных жертвователей, все более и более расширяла свои задачи, когда она открывала подворья в Москве, в Петербурге, когда в голове ее зарождалась идея открыть типографию и печатать в ней брошюры и листки религиозно-нравственного направления, как для продажи в пользу обители, так и для бесплатной раздачи народу, затем выстроить церковь-школу, с общеобразовательным курсом и преподаванием домоводства и садоводства, затем открыть при подворьях общины, в других городах, средние женские учебные заведения, в которых труд преподавания лежал бы только на инокинях обители; затем организовать общество ревнителей женской иноческой миссии, – в это время совершенно неожиданно для нее, ее захватило страшное увлечение спиритизмом, и произошло это при следующих обстоятельствах.

Будучи человеком чрезвычайно доброй души, безгранично доверчивым, она совершенно случайно, в одно из своих пребываний в Петербурге, встретила в известной всей столице часовне Скорбящей Божьей Матери, – что на хрустальном заводе, – обратившую на себя ее внимание молодую, очень красивую барышню. Небогатый костюм девушки, страшно убитый и подавленный внешний вид ее, горячая молитва, обильная слезами, побудили матушку Анну подойти к этой барышне и завести с ней беседу. И перед ней оказалась одна из тех несчастных, которая стоит на последних минутах рокового расчета с жизнью.

Мать Анна ухватилась обеими руками за несчастную девушку и, недолго думая, взяла ее в обитель, в качестве сестры.

К несчастью, эта барышня оказалась не только человеком, осведомленным в спиритизме, но даже и медиумом¹²⁵, и через нее с доверчивой и чистой сердцем матушкой Анной беседовал будто бы... Сам Христос.

Чтобы судить насколько страшно и необычайно было это явление, считаю долгом отметить то обстоятельство, что, когда она впервые пришла ко мне, в момент самого широкого и самого бесшабашного увлечения моего этою ересью; когда всякий мало-мальски интересный факт в пропагандируемой мною области, хватался на лету и с благоговением передавался из уст в уста, – рассказы матушки Анны о проявлениях в ее медиуме Божественного Спасителя мира, Который говорил через нее, пребывая в различных возрастах, произвели на меня самое угнетающее и самое тяжелое впечатление.

Это увлечение не замедлило отразиться на отношениях матушки к сестрам. Сначала в монастыре стали распространяться какие-то тревожные слухи среди сестер относительно какого-то непонятного им увлечения матушки. Затем эти слухи принимали все более и более яркий и определенный характер. Наконец, всем стало понятно, что матушка попала под недоброе влияние новой инокини, и начались в обители страшная, мучительная скорбь и смятение. Наконец, некоторые из сестер сообщили об этом факте епархиальному начальству, с просьбой спасти дорогую душу от злого влияния врага человеческого рода. Последнее предложило матери Анне удалить из своей обители указанную выше новую инокиню. Но мать Анна не пожелала выполнить этого требования, и, вместе с этой монахиней, оставила монастырь.

Уехала в Москву, и здесь около пяти лет пребывала в страшной нужде и нищете.

А между тем пагубное увлечение, очевидно, все больше и больше захватывало эту высокую, благородную душу, и, повторяю еще раз, несмотря на все свое пристрастие к спиритизму, как лично мне, так и многим членам руководимого мною кружка, очень хотелось указать ей, что во всем этом кроется какое-то очень большое, страшное недоразумение, тем более, что были факты, свидетельствующие о присутствии в этих формах общения некоторых чрезвычайно земных интересов, и просили неоднократно матушку познакомить нас с ее медиумом. Но чем настойчивее были в этом направлении наши просьбы, тем холоднее относилась к нам матушка, и, в конце концов, совершенно разошлась с нами.

Затем медиум-монахиня поступила в какой-то монастырь, где ей удалось приютить к себе и матушку. Там последняя заболела водянкой и скончалась.

Насколько была чиста, доверчива, непосредственна эта прекрасная, сама по себе, личность, можно судить по тому, что в 1905 году, во время разгрома Москвы, она безбоязненно ходила в своем иноческом костюме на баррикады мятежников. Бесстрашно говорила им целые проповеди, и, очевидно, за чистоту сердца Господь охранял ее в эти страшные дни от смерти.

Возьмут меня, бывало, под руки эти несчастные юнцы, да со словами: «ну, матушка, здесь вам не место», и бережно-бережно доведут от баррикад чуть не до самого дома...

В то время матушка занимала маленькую комнату, всю уставленную образами, в доме покойного Ф.Н.Плевако, на Новинском бульваре.

Кто знал эту чистую душу, которая, по своей личной, великой чистоте, ни на одно мгновение не допускала какой-либо порочности, какой-нибудь лжи, какого-нибудь намерения обманывать, – и в других, тот понимал, что мать Анна была ребенком во всем, что было чуждо ее мировоззрению, и что ее легче, чем кого-либо другого, можно было ввести в заблуждение.

А сколько она, в этом своем, почти нищенском, положении оказывала помощи беднякам, сколько она носила, в расположенные к ней семьи купленных на жалкие гроши в разных московских обителях иконочек, листков, книжечек.

И если кому удавалось видеть ее в Храме Христа Спасителя, стоящей перед иконой Нерукотворенного Спаса, и со слезами благодарности шепчущею молитву дорогому для нее «Спасе», Который удостаивает ее Своих бесед, Своих назиданий и проявлений, тот может быть в полной уверенности, что все это заблуждение Господь не вменит ей в грех и жестоко взыщет с тех, кто был орудием духа тьмы, отвлекшим эту великую душу от ее служения Господу.

Да, несомненно, она все это искупила своей беспросветной нищетой, страшными лишениями, а иногда голодовками, затем пребыванием во время болезни в одной из московских больниц для чернорабочих.

И, как на знамение этого приятия ее Господом в Свои чертоги, может служить тот факт, что, спустя полтора года после ее смерти, все время проливавшие за нее слезы почти все сестры Свято-Троицкой общины вошли с ходатайством о разрешении перевести прах умершей созидательницы их обители из Харьковской губернии в Свято-Троицкую общину; и когда желанное разрешение было получено, собрали все гроши и перевезли останки дорогого человека.

И более высокого, более торжественного переживания в Свято-Троицкой обители, как это ночное шествие с отдаленной железнодорожной станции, с крестным ходом, с беспрерывным пением, с громким плачем следовавших за гробом своей безвременно погибшей игуменьи, никогда еще не было. Из лежащих на пути сельских церквей выходили с образами священнослужители, которые страшно любили и чтили мать Анну.

Разве последние дни жизни м.Анны – не назидательный факт коварной борьбы сатаны со служительницей Христа, которая, хотя и пала в этой борьбе, но вышла победительницей, потому что шла только лишь на великий призыв, хотя, быть может, и ложный, но от имени Христа?

И какой ужасный упрек, какое страшное проклятие должно тяготеть над тем учением, которое является орудием сатаны, которое представляет собою самую удобную, самую излюбленную сеть для чистых сердцем, для доверчивых душ, ищущих правды и Христа, любящих Его и служащих Ему.

Сердце сжимается от ужаса и от судорог мучительного раскаяния в том, что я стоял не только в ряду этой армии сатаны, но и сам, не ведая оного, доверивший ему свою душу и сердце, раскидывал его сети для уловления других человеческих душ.

Очень часто, даже теперь, когда читаешь тот момент Евангельской истории, перед которым содрогается весь мир, где коварство Иуды выливается в ужасный, преступный поцелуй; поцелуй, отравленный ядом; поцелуй, под которым скрывается губительное жало змеи, – кровь приливает к голове, сердце сжимается мучительной болью при мысли о том, что и я когда-то сам, под прикрытием, как будто Христовой любви, отводил душу, ищущую правды от правды, и вел на дно мучительной пропасти спиритизма.

Иногда в голову напрашивается мысль, но ведь я сам был под обаянием обмана; у меня у самого были закрыты духом тьмы и очи, и уши; я сам был ослеплен фактами, событиями, полными невероятных, несбыточных чудес.

Но теперь просветленный разум с беспощадной строгостью отвечает на приведенную выше, набегающую мысль; «все равно, по собственному ли почину, под неотразимым ли влиянием, быть может, под гипнозом другого, ты совершил преступление. Преступление, благодаря этому, не меняет своего имени. Смерть остается смертью, от каких бы причин она ни произошла».

Однако же, мать Анна, никого не увлекала в спиритизм.

Это я знаю, наверное.

И я считаю себя еще неизмеримо счастливым тем, незаслуженным мною милосердным Божественным снисхождением ко мне Господа, что я получил возможность, – быть может, меня натолкнула на это молитва многих, очень многих людей, – прозреть, охватить всю свою деятельность, оценить ее, искренно, безо всякого стороннего понуждения, раскаяться в ней, и по благословению высокоуважаемого С.Петербургского митрополита Владимира, затем Оптинских старцев, при нравственной помощи ниже описанной настоятельницы обители «Отрада и Утешение», матери Софии, пойти на проповедь против этого великого мирового обмана.

А на Свято-Троицкую общину и, в частности, на могилу великой страдалицы, матушки Анны, следует смотреть современным скептикам и маловерам, как на реальное свидетельство того факта, что Господь есть, что Он творит Свои великие чудеса, творит их в наше время, что Он вчера и сегодня, и во веки Один и Тот же¹²⁶, что Он и до сих пор создает великие дела Своего творчества там, где ничего нет, в самом точном смысле этого слова, да плюс еще немощи. И что делалось тысячелетия назад в дебрях, пустынях первыми носительницами Христа в первые века христианства (у нас любят обыкновенно говорить: «ну, это было тогда... попробуй сделать это теперь»), то оказалось возможным и теперь, при современных условиях культуры, при полном развале семьи, нравственности, почти накануне баррикад, – на одной голой пустоши, без копейки денег в кармане и без всяких других средств.

Женщина, слабая, нежная, немощная, своими собственными руками сделала то, перед чем каждый мало-мальски думающий человек, даже невер, должен преклониться с глубоким уважением.

А спиритам следует, если так можно выразиться, в исторической географии обслуживаемого ими учения, если таковая со временем будет, отметить, что-де в Калужской губернии есть памятник живого, реального доказательства, – что это сатанинское учение, прикрываясь не только Евангельским учением, а даже именем Самого Христа, имеет своею жизненною целью гибель истинных слуг Христа и рассеяние Его стада...

Прости, пока, мирная обитель!

Оправляйся и исцеляйся от тех ран, которые нанесли тебе страдания твоей великой созидательницы!

Молись о ней и неустанно памятуй, как должно осмотрительно ходить¹²⁷, в особенности тем, кто твердо и бесповоротно решил служить Христу; как необходимо постоянно помнить, во-первых, что сказал какой-то из больших христианских проповедников: «мир с Христом распял и всех учеников Его, всех веков и всех времен», а затем, что «князь мира сего постоянно ходит и особенно усиленно ходит около идущих ко Христу, как лев рыкающий, ища, кого поглотить»¹²⁸.

А ты, доверчивая, чистая сердцем, пострадавшая от вражеских козней, мученица, молись за всех, кто по неведению с каждым днем все больше и больше затягивается в тину того зла, которое причинило так много страданий тебе, и испроси у безгранично милосердного Господа Иисуса Христа, любовь и всепрощение Которого выше всякого человеческого представления, и милость Которого обновляется каждое утро, чтобы Он принял мое искреннее раскаяние перед Ним!¹²⁹