Иллирийские Церкви в эпоху арианских споров (IV – начало V в.)

Содержание

Введение

Монография представляет собой первое в современной отечественной историографии комплексное исследование такого важнейшего явления духовной и общественной жизни позднеантичного мира, как арианский кризис, на материале истории одного из регионов Римской империи – Иллирика. В ходе богословских споров IV в. был в полной мере раскрыт важнейший, в рамках христианской традиции, догмат о Пресвятой Троице. Кроме того, арианская смута оказала значимое влияние на процессы развития церковной организации, канонической традиции и взаимоотношения императорской власти и епископата. В связи с этим, настоящая монография может быть интересна достаточно широкому кругу читателей: специалистам по богословию патристической эпохи, каноническому праву, античной истории, медиевистике, византинистике, а также студентам, обучающимся по специальностям «Богословие» и «История».© Захаров Г. Е., 2012© Захаров Г. Е., 2014, с изменениями © Оформление. Издательство Православного Свято-Тихоновского гуманитарного университета, 2014.

Введение

В IV–V вв. исторические судьбы позднеантичного мира оказываются неразрывно связанными с христианством. Церковь превращается в этот период в важнейшую силу, определяющую духовный и социально-политический облик римского социума. Однако христианизация общественной жизни приводит и к постановке ряда сложнейших проблем, готовые решения которым невозможно было найти как в рамках античной, так и христианской традиции. Речь идет о принципах взаимоотношений церковной и императорской властей, о месте императора-христианина в жизни Церкви и епископата в жизни римских городов, и всей Империи в целом, о месте христианских ценностей в правовой традиции, социальной жизни и культуре Позднего Рима. Следует также подчеркнуть, что IV столетие – период, так называемых, тринитарных или арианских споров – занимает совершенно особое место и во внутри церковной истории, поскольку именно в эту эпоху, вследствие острой доктринальной полемики, осуществляется важнейший, за всю историю христианства, богословский синтез (новаторский и вместе с тем укорененный в церковном предании предшествующей эпохи), позволивший в полной мере раскрыть основополагающий в рамках христианской традиции догмат о Пресвятой Троице.¹ Однако развитие христианского вероучения протекало не изолированно от других процессов, определявших специфику церковной и социально-политической жизни стремительно христианизирующегося позднеантичного мира. В эпоху арианских споров богословие было неотделимо от церковной политики, а церковная политика – от общественной жизни, что, разумеется, не означает, что арианская смута являла собой лишь побочный результат неких социальных, этнических или политических конфликтов.² Кроме того, этот небывалый доселе в истории Церкви кризис, расколовший практически весь христианский мир на враждебные друг другу течения, стал и своеобразной экклесиологической и церковно-канонической проблемой и не мог не оказать значимое влияние на развитие церковной организации и взаимоотношения церковных и имперских институтов в рассматриваемый период. Исходя из всего вышесказанного, можно прийти к выводу, что первостепенной задачей современной историографии является комплексное изучение арианского кризиса как исторического феномена в его богословском, экклесиологическом, каноническом, социально-политическом и этнокультурном аспектах. Однако, стремление восстановить целостную картину истории арианских споров, может привести к конструированию упрощающих и искажающих сложную историческую реальность моделей и схем, что являлось бы закономерным результатом попыток «объять необъятное». Кроме того, следует подчеркнуть, что этот конфликт имел свою специфику в различных регионах позднеантичного мира, которые сильно различались между собой не только в социально-политическом, экономическом и этнокультурном отношении, но и по глубине христианизации и степени вовлеченности в арианские споры. В связи с этим стремление, с одной стороны, сохранить комплексный характер исследования, а с другой – ограничить его поле, и сделать его более детальным и конкретным, приводит нас к необходимости сужения его географических рамок, т.е. к тому, чтобы сосредоточить наше внимание на церковной истории одного из регионов римского мира, в данном случае на церковной истории североиллирийских диоцезов Римской империи – Паннонии и Дакии.³ Эти два диоцеза, оформившиеся в результате административных реформ императора Константина, на протяжении IV столетия составляли, главным образом, часть, так называемой, центральной префектуры (префектуры Италии, Африки и Иллирика). Впрочем, несколько раз на короткий срок (с 357 по 361 и с 375 по 379 г.) они выделялись вместе с диоцезом Македония в самостоятельную иллирийскую префектуру с центром в Сирмии. В 395 г. в результате раздела Империи между сыновьями императора Феодосия I, Гонорием и Аркадием, Дакия и Македония вошли в состав восточной части Империи и сформировали префектуру Иллирик (Восточный Иллирик). Резиденцией префекта претория стал город Фессалоника. Паннония, именуемая теперь диоцезом Иллирик (Западный Иллирик), осталась в составе Западной Римской империи, будучи включенной в италийскую префектуру. В дальнейшем вопрос о принадлежности так называемого Восточного Иллирика, т. е. Дакии и Македонии, стал причиной конфликта западного и восточного императорских дворов. В результате варварских вторжений начала V в., империя утратила контроль над значительной частью дунайских областей. Перемещение в Паннонию гуннов заставило западный двор передать в 437 г. восточную часть диоцеза вместе с городом Сирмий, Восточной Римской империи. Однако, к 441 г. Сирмий и прилегающие территории оказались в руках гуннов⁴.

Следует подчеркнуть, что, хотя административные границы внутри Римской империи в IV – начале V в. многократно менялись, исторические и духовные судьбы Паннонии и Дакии, в рассматриваемый период переплелись теснейшим образом. Обе эти области, в которых преобладало латиноязычное население (в отличие от греко-язычной Македонии), и интенсивная христианизация которых началась только на рубеже III и IV вв., находились в непосредственной близости от неспокойной дунайской границы, которая привлекала в IV в. постоянное внимание римских императоров, часто посещавших североиллирийские провинции, для руководства военными действиями против варваров. Кроме того, Балкано-Дунайский регион выступал в роли своеобразного моста между западной и восточной частями Империи, а также был местом встречи латинской и греческой культур. Следствием всего этого стало превращение Иллирика в один из центров соборной активности эпохи арианских споров.

Однако расцвет Иллирика продолжался недолго. Именно пограничный характер дунайских провинций Империи сделал их на рубеже IV и V вв. первой жертвой варварских вторжений, которые вскоре кардинальным образом изменили политическую карту Европы, превратив дунайские области в место особенно интенсивного взаимодействия позднеантичной и «варварских» социокультурных традиций. Важное значение в этом диалоге имела получавшая развитие в Паннонии, Дакии и отчасти в некоторых латиноязычных областях Фракии местная специфическая латиноязычная богословская традиция, которая обозначается в научной литературе как «иллирийское арианство».⁵ Это обстоятельство, а также тот факт, что иллирийские епископы ранее, в середине IV в., сыграли важную роль в реализации церковно-политического курса императора Констанция II (337–361), которого часто упрекают (как будет показано в настоящей работе, не вполне заслуженно) в «проарианских» симпатиях, приводят к формированию традиционного образа Иллирика как одного из очагов арианской ереси. Несмотря на очевидную упрощенность и даже карикатурность подобного рода взгляда, это обстоятельство еще раз подчеркивает значимую роль иллирийских церквей в истории христианского мира.

Как явствует из всего вышесказанного, в центре внимания в рамках настоящей работы находится церковная история Паннонии и Дакии в различных ее аспектах (история доктринальных споров, церковно-политической борьбы, богословской традиции, церковной организации и взаимодействия церковных и имперских институтов, а также христианизации и евангелизации населения северных областей Иллирика) в период арианской смуты (IV – начало V в.), определившей во многом вектор развития духовной и общественной жизни как Иллирика, так и всего позднеантичного мира.

В силу того, что настоящее исследование направленно на изучение целого ряда различных аспектов церковной жизни Балкано-Дунайского региона в IV – V вв., оно, естественным образом, приобретает междисциплинарный характер и предполагает сочетание конкретно-исторического, историко-теологического и историко-канонического подходов. При работе с источниками канонического и богословского содержания применяется композиционный и лингвосемантический анализ, что позволяет реконструировать линии исторической преемственности между различными церковными течениями и более полно раскрыть проблематику арианских споров. Следует также отметить, что в центре внимания в рамках настоящего исследования находятся не абстрактные процессы и структуры, а конкретные личности (в первую очередь представители епископата), обладающие своим уникальным и неповторимым, а нередко и противоречивым восприятием исторической реальности, которая во многом и формировалась их идеями и свершениями. Подобного рода взгляд на исторический процесс характерен для «новой социальной» и «новой интеллектуальной» истории и позволяет избежать упрощения и схематизации при исследовании такого сложного и длительного конфликта, как арианские споры.⁶

Я хотел бы выразить благодарность научным руководителям моей дипломной работы в ПСТГУ д.и.н. Вере Павловне Будановой и кандидатской диссертации в ИВИ РАН к.и.н. Ивану Александровичу Копылову, а также руководителю Центра истории Византии и восточно-христианской культуры ИВИ РАН, д.и.н. Михаилу Вадимовичу Бибикову, за большое число ценных замечаний и советов, которые я постарался учесть при подготовке настоящей работы, и неизменно доброжелательное и терпеливое ко мне отношение.

Сердечно благодарю также членов преподавательско-студенческой корпорации. Православного Свято-Тихоновского гуманитарного университета, который я имел честь закончить и в котором в настоящее время работаю. Моя особая благодарность декану Исторического факультета ПСТГУ к.и.н. свящ. Андрею Постернаку (научному редактору настоящего исследования), заведующему кафедрой Всеобщей истории д.и.н. Дмитрию Витальевичу Деопику, заведующему кафедрой Систематического богословия и патрологии к. филос. н. Петру Борисовичу Михайлову (одному из рецензентов настоящей работы), заместителю декана Исторического факультета по научной работе, к.и.н. Елене Николаевне Козловцевой, к. филол. н. Наталье Алексеевне Кульковой, а также всем, с кем я когда-либо обсуждал проблематику настоящего исследования, и ценные советы и вопросы которых, позволили мне существенно расширить его горизонты.

Кроме того, хотелось бы выразить признательность руководителю международного отдела ПСТГУ к.и.н. Юрию Валерьевичу Зудову, а также Католическому университету Святого Сердца (Милан), обществу Russia Cristiana и Фонду кардинала Поля Пупара за организацию моих научных поездок в Италию и Францию, без которых я не смог бы завершить настоящее исследование.

Совершенно особая и глубочайшая благодарность моим родителям Евгению Васильевичу и Татьяне Юрьевне Захаровым, бабушке монахине Елисавете (Бендас) и всем моим близким, без духовной, нравственной и материальной поддержки которых подготовка настоящей работы была бы невозможна.