Доказательства Божественности Иисуса Христа

С момента своего отпадения от Бога в лице своих родоначальников: Адама и Евы, человечество сделалось предметом особого промыслительного действия Божия, цель которого состояла в спасении его от греха и примирении его с Богом, что и осуществлено в христианстве. И так как грех по своей природе есть величайшее зло, которое явилось преградою между высочайшим нравственным Существом, с одной стороны, и разумно-свободным созданием, с другой: то и средство к окончательному уничтожению его должно было вполне соответствовать природе всесовершеннейшего Существа, свойствам свободно-разумного и ограниченного человека и греха. Это средство состояло в искупительной жертве Сына Божия, Который, явившись на землю, принес людям новое учение, дал им в Себе величайший на все времена и века идеальный образец для подражания, а, главное, Своими голгофскими страданиями искупил их от греха, примирил их с Богом, освятил и возродил их благодатию Св. Духа и сделал для них возможным осуществление высокой задачи временного и вечного их назначения. Но для того, чтобы люди могли принять Христа, Спасителя мира, и вступить в основанную Им на земле Церковь, в которой они могли получить средства к спасению, они должны были предварительно приготовиться к этому, потому что (скажем словами одного немецкого апологета) «Бог есть Бог порядка как в царстве природы, так и в царстве благодати. Как самому Господу предшествовал проповедник в пустыне, который приготовлял путь Ему, так должны были столетия и тысячелетия пролагать Ему путь и приготовлять Его явление. Евангелие долженствовало быть новым семенем которое имело быть посеено на ниве человечества; потому-то нива эта долженствовала быть наперед возделана и обработана, чтобы зерно нашло уже хорошо приготовленный грунт и почву. Иисус Христос долженствовал быть солнцем, около Которого движется весь род человеческий, потому-то надлежало пред этим солнцем, как ежедневно бывает в царстве природы, предшествовать и в царстве благодати рассвету и утренней заре».

По премудрому совету Божию, Искупитель должен был явиться в мир не тотчас по падении человека, а чрез несколько тысячелетий, для того, чтобы мир человеческий имел время приготовиться к принятию Его: чтобы, т.е. с одной стороны, лучшая часть рода человеческого, сколько возможно глубже и сильнее, почувствовала свое бедственное состояние под властью греха и диавола и тем охотнее возжелала Божественной помощи и усерднее приняла ее, когда она будет дана; чтобы, с другой стороны, зараза греха, глубоко проникшая природу человеческую, в худшей части человеческого рода, вся извнутрь вышла наружу, и тогда уже, для успешнейшего уврачевания ее, Искупитель, как искуснейший врач, принес человеку спасительное врачевание искупления, дабы, как говорит апостол, где умножился грех, там явился и преизбыток благодати Божией (Рим.5:20).

Приготовительные действия Божии к искуплению начались тотчас после падения человека и продолжались до явления в мир Спасителя; но, дав людям первое обетование о Избавителе, потом иначе Бог приготовлял к принятию Его иудеев – избранный народ, иначе – язычников, направляя таким образом всю древнюю историю к одному главному событию в мире человеческом, именно, к явлению в нем Искупителя.

Первое обетование искупления падшему человеку Бог изрек в приговоре змею искусителю. Так, прежде чем правда Божия положила наказание виновным, любовь Божия уже подала им утешение и предохранила их от отчаяния. Вражду положу между тобою и между женою, между семенем твоим и семенем тоя: той твою сотрет главу, и ты будеши блюсти его пяту, – сказал Господь искусителю (Быт.3:15). В этом приговоре содержится благодатное обетование, во первых, о разрушении союза между искусителем и искушенными, который (союз) сам собою образовался чрез грех человека и которого человек уже не мог расторгнуть собственною силою: вражду положу между тобою и между женою; – во-вторых, о продолжении борьбы со злом, как с семенем искусителя, в избранном потомстве прародителей, как в семени жены: вражду положу... между семенем твоим и семенем тоя; – в третьих, – наконец, о решительной победе над искусителем, которая будет одержана семенем жены в лице необыкновенного потомка прародителей, как вождя и главы всего избранного потомства их: Той сотрет твою главу, т.е. в конец сокрушить твою силу, и ты будеши блюсти его пяту, т.е. будешь, до окончательного поражения своего, стараться вредить Ему, но не нанесешь вреда существенного, будешь жалить Его, но только в пяту, не имея силы и возможности сделать Ему более опасную рану.

Благодатный завет Божий с человеком обнимает собою два великих периода в истории рода человеческого. Первый период, – период приготовления к принятию Искупителя, – называется вообще Ветхим Заветом и составляет первую часть исполнения завета Божия с человеком, в отличие от второго периода, – времени полного осуществления завета, которое называется Новым Заветом и составляет вторую часть исполнения завета Божия с человеком.

В Ветхом завете искупление было только обетованием; следовательно, и вера в Искупителя могла быть только чаянием Его пришествия на землю. Поэтому и смотрение или домостроительство Божие о человеке, естественно, должно было состоять тогда, главным образом, в охранении, утверждении и возвышении в людях такого спасительного чаяния. Действительно, в истории древнего мира мы видим, с одной стороны, – постоянное восполнения первообетования пророчествами и преобразованиями, с другой – направление самых событий или всего исторического движения в древнем мире к главной цели, к тому, чтобы приблизить всех к Искупителю.

Обетование искупления, данное первым людям – семя жены сотрет главу змия, должно было переходить в потомстве их из рода в род и служить главным началом веры и жизни всего человечества. К несчастию, большая часть потомства Адамова погружалась больше и больше в чувственность, забыла, наконец, не только обетование Божие, но и Самого Бога, и потому весь первый мир, кроме одного семейства из племени Сифова, погиб в водах всемирного потопа за свое нечестие.

После потопа, в потомстве Ноевом снова начало распространяться забвение завета Божия, и если не являлось прежнее неверие, то место его заступило почти всеобщее суеверие – идолопоклонство. Тогда Бог избрал из потомства Симова Авраама, мужа чистой и крепкой веры, и, отделив его от прочих людей для того, чтобы воспитать в нем отца верующих, дал ему высокое обетование, что в семени его благословятся все народы земные (Быт.12:3, 22:12). То же обетование Бог повторил потом Исааку и Иакову (Быт.26:4, 28:12). Итак, приготовительные действия Божии к совершению искупления человека должны были теперь, так сказать, сосредоточиться в одном избранном племени, в потомстве Авраама.

Действительно, завет искупления положен был в основу всей жизни избранного народа Божия, образовавшегося из потомства Авраамова, и постоянно уяснялся и раскрывался в нем новыми откровениями Божиими.

Когда Иаков, благословляя сынов своих, предрекал им, что ожидает их в будущем: то, обращаясь к Иуде, сказал: «Иуда! тебя восхвалят братья твои... не отнимется скипетр от Иуды и законоположник от чресл его, пока не приидет Шилог, и ему покорность народов» (Быт.49:8–10). Смысл этого пророческого благословения следующий: «Цари и правители избранного народа будут из колена Иудина до тех пор, пока не приидет Умиритель и Искупитель, а по пришествии Искупителя царство Иудино заменено будет всемирным царством покорных Искупителю народов». Наименование Примирителя, которому покорятся все народы, очевидно, никак не может быть отнесено к обыкновенному человеку.

Моисей, ходатай Ветхого Завета, прообразовавший собою Спасителя, Установителя Нового Завета (Евр.3), пред кончиною своею, в утешение и наставление народу израильскому, говорил: Пророка из братии твоей, якоже мене, воздвигнет тебе Господь Бог твой: Того послушайте (Втор.18:15). Такого пророка, как Моисей, изведший израильтян из египетской работы в землю обетованную у израильтян никогда не было; следовательно, пророческое наставление Моисее относится к Христу Спасителю, изведшему род человеческий из работы вражией в чудный свет Божий. Замечательно еще, что в то же Моисеево время и вне церкви израильской пророчествовал Валаам: возсияет звезда от Иакова и возстанет человек от Израиля, обладает языки многими, и возрастет царство Его; благословящии Его благословени и проклинающии Его прокляти(Чис.24:3–9, 15–17).

Богодохновенный псалмопевец созерцал в духе своем и изображал в песнях своих – то необыкновенного в мире Царя-Христа, или Мессию (Пс.2), прекраснейшего из сынов человеческих и вместе вечно царствующего Владыку (Пс.44), седящего одесную Бога и господствующего над миром (Пс.109); – то необыкновенного в мире Страдальца, являющегося к нам, по вечному определению Божию, для того, чтобы заменить Собою всесожжения и жертвы за грех и подвергающаяся беспримерным мучениям за людей, чтобы ожило сердце их на век, и обратились к Господу все концы земли (Пс.21:15–19, 27, 28).

Пророки, призывая народ свой к обращению от беззаконий, в которые он впадал так часто, и утешая его в несчастиях, которые разражались над ним с такою страшною силою, обращали взор его по преимуществу к будущему и там предуказывали ему и всепримиряющую жертву за грехи людей, и царство обновленной жизни. Замечательнейшие в этом отношении пророчества: 1) Исаии о рабе Иеговы, который понесет грехи наши и за нас подвергнется болезням, предастся на раны, заушения и оплевания, вкусит желчь и оцет, вменится со беззаконными, претерпит казнь, и как Агнец будет веден на заколение (Ис.53:4–7). Выражения в этом пророчестве: грехи наши носит, и о нас болезнует, язвлен бысть за грехи наша... показывают, что страждущее лице само по себе безгрешно, – чего нельзя сказать об обыкновенном человеке. 2) Иеремии и Иезекииля о Новом Завете, или о написании закона Божия в сердцах людей. Иеремия предвозвестил, что грядущий Искупитель принесет с Собою Новый Завет, совершеннейший прежнего и написанный не на скрижалях каменных, но в мыслях и сердцах людей; а Иезекииль предрек также об этом Новом Завете, что он будет вечный, что рассеянные овцы – истинные израильтяне, – все верующие в грядущего Искупителя соберутся, и Он будет единым пастырем их и будет пасти их вечно, и Сам Бог вселится с ними на веки (Иер.31:31–34, 32:27–40; Иез.11:18–20, 36:26–29). И 3) Иоиля об излиянии в последние дни от Духа Божия на всякую плоть, т.е. на всех имеющих уверовать в Искупителя (Иоил.2:28–32).

Кроме пророческого слова об Искупителе, были еще пророческие знаки или прообразы искупления. Так обрядовый закон ветхого, по учению апостола Павла, весь был тению грядущих благ (Евр.10:1). В особенности жертвоприношения предуказывали таинство примирения человека с Богом в будущей великой жертве Искупителя. Они установлены вскоре по падении человека и имеют, очевидно, теснейшую связь с первообетованием Божиим, как вещественное выражение его смысла. Поэтому и возобновления завета Божия, происходившие в некоторых важнейших случаях, совершались при жертве: так именно было по обновлении мира после потопа (Быт.8:20–22, 9:1–17) и по переселении Авраама в землю ханаанскую, при откровении ему об особенном назначении его потомства (Быт.15). В законе Моисеевом различается несколько родов жертв, но общее значение жертвы не изменяется от этого, и апостол Павел в объяснение ветхозаветного жертвоприношения вообще говорит так: «все почти по закону очищается кровию, и без пролития крови не бывает прощения... Но невозможно чтобы кровь тельцов и козлов уничтожала грехи. Посему Христос, входя в мир, говорит: жертвы и приношений Ты (Бог Отец) не восхотел, но тело уготовал Мне... Потом прибавляет: се иду исполнить волю Твою, Боже. Отменяет первое, чтобы исполнить второе. По сей-то воле освящены мы единократным приношением тела Иисуса Христа (Евр.9:22, 10:4, 5, 9, 10).

Из других установлений Ветхого Завета довольно указать на обрезание и Пасху, как на знаменательнейшие образы будущего: обрезание было печатию праведности чрез веру (Рим.4:11), Пасха – знамением искупления чрез закланного от создания мира Агнца (Откр.13:18).

Многие события ветхозаветной истории имеют также характер прообразовательный и только в значении предзнаменований объясняются вполне удовлетворительно. Когда, например, Бог требовал от Авраама необыкновенной жертвы: возьми сына твоего, единородного твоего, которого ты любишь, Исаака, и пойди на землю Мориа и там принеси его во всесожжение (Быт.22); то Он каждою чертою повеления Своего предызображал собственное дело, о котором евангелистом говорится: тако возлюби Бог мир, яко и Сына Своего единороднаго дал есть, да всяк веруяй в Онь не погибнет, но имать живот вечный (Ин.3:16). Совершивши в духе повеление Божие, Авраам как бы прозрел в будущее, предзнаменованное жертвоприношением его, и созерцал день Христов (Ин.8:59). Преобразовательное значение многих других событий Ветхого Завета ясно указывается в различных местах новозаветного писания: медный змий, повешенный на древе, изображал Иисуса Христа, распятого на кресте (Ин.3:14), – Иона пророк тридневным пребыванием во чреве китове прообразовал тридневную смерть и воскресение Мессии (Мф.16:4), камень, из которого в пустыне чудесно изведена вода, прообразовал Христа и проч. (1Кор.10:1–4; Кол.2:16–17; Евр.7:9 и др.) Вообще весь ветхий закон пестун нам бысть во Христа (Гал.3:24).

И однако же дело приготовления этим не кончилось. Гордость человеческая обратила против себя самые милости Божии, низвратив смысл тех установлений, которые должны были приготовить к принятию Спасителя. Иудеи, гордые своими преимуществами, позабыли, что эти преимущества имели одно только назначение – привести их к пристани спасения, и почили на букве закона. Нужно было теперь, чтобы внешняя слава их постановлений потускла, чтобы теократия (богоправление) была унижена; тогда только стремление к нему могло заменить бесплодное довольство настоящим. И уничижения начались. С воцарением сына Соломонова началось унижение теократии. Раскол, разоривший единство народа Божия, отторгнув от священного корня десять ветвей, положил начало их разрушению. Еще несколько времени десять колен сохраняют с коленом Иудиным религиозную связь, хотя часто прерываемую идолопоклонством, сохраняют связь при посредстве двух пророков, Илии и Елисее, неутомимых провозвестников святости Божией. Но скоро разрывается и эта слабая связь. Царство израильское падает, а малый остаток десяти колен, смешавшись с язычниками, образует раскол самарянский. Колена Иудино и Вениаминово сохраняют еще истинное предание. Но частые их уклонения в идолопоклонство привлекают и на них страшные наказания Божии. Плен вавилонский – значительнейшее из этих наказаний. Возвращение из плена, – высокий прообраз духовного освобождения рода человеческого, – по-видимому, служит началом новой славы. Ездра и Неемия напоминают древних водителей Израиля. Установления Моисее, более или менее забытые, восстановляются. Второй храм построен. Но недолго продолжается этот призрак славы. Иудея становится страною борьбы между двумя державами, образовавшимися из империи Александра. Геройский меч Маккавеев неожиданно освобождает ее от ига иноплеменников; но скоро налегает на иудеев иго еще более тяжелое. Иудее – провинция Рима, и проконсул заставляет уважать орлов римских в городе Давида и Соломона. Это было страшным унижением для того народа, любовь к отечеству которого доходила до фанатизма. Еще более унижена была духовная слава Израиля. Видимая слава Божия не является во втором храме. Пророчество умолкает. Являются нравственные рассуждения; но в них не слышно вдохновения Св. Духа. Храм существует; обряды богослужения выполняются в нем ежедневно с точностью; в великие праздники множества народа собирается в нем: но он служит только великим памятником прошедшего, – откровение умолкло. Сколько иудеев, живя в это время, должны были чувствовать свое унижение! Они слышали закон, но какое огромное различие между голосом законников и могущественным голосом пророков! И они почувствовали свое уничижение, и это сознание своего падения окончило дело приготовления к принятию Спасителя.

Пророчество умолкло: но голос древних пророков непрестанно раздавался в Иерусалиме. Противоположность между настоящим состоянием иудеев и обетованным будущим должно было развить стремление к будущему, – чаяние Освободителя. И это стремление, это всеобщее ожидание, действительно, развилось. Евангелие дает нам ясные доказательства этого. Лишь только появлялся человек, выдававший себя за Мессию, он тотчас же находил себе многочисленных последователей. Иоанн Креститель смиренный и в то же время суровый Предтеча, принят за Освободителя. Не Христос ли Он? – думали многие (Лк.3:15), и в недоумении спрашивали его: «кто ты?» (Ин.1:19). Как ни грубы и материальны были эти ожидания у большинства народа, они ясно показывали, что дело приготовления идет к концу. Но среди грубого большинства было несколько таких душ, в которых, как на алтаре, сохраненном от всего нечистого, теплился чистый огонь истинного чаяния Спасителя. Правда, таких душ было немного; но это малое число избранных составляло истинное человечество. Их духовное развитие – самый прекрасный, самый совершенный плод домостроительства нашего спасения. Оно показывает, что избранная часть рода человеческого готова принять Сына Божия, имеющего стереть главу змия. Взгляните в храме Божием на этого старца, чающего утехи израилевой с полною уверенностью, что он не умрет, пока не увидит Спасителя своими глазами; прочитайте хвалебную песнь Захарии по случаю рождения Иоанна Крестителя; прочитайте песнь Симеона, когда он берет на свои руки Младенца Иисуса, – и вы увидите, что в прошедшем никогда не выражалось так ясно чаяние спасения. В их словах нет ничего неопределенного; они говорят о спасении, как деле уготованном пред лицом всех народов, как о свете к просвещению язычников и славе Израиля (Лк.2:31, 32); они предвидят страдания Христа, которые, как острое оружие, должны пройти душу Пресвятой Девы Марии. Сама Богоматерь представляет яснейшее доказательство того, что приготовление кончено, потому что Она в Своих чувствах является как бы олицетворением избранного человечества. Ее хвалебная песнь по принятии благовестия есть самое полное выражение чаяния спасения, достигшего совершенной зрелости. «Величит душа моя Господа,» говорила Пресвятая Дева в этой песни, с особенным благоговением повторяемой доселе каждою душою, сознающее свое ничтожество пред Богом и надеющеюся на Его милосердие, – «величит душа моя Господа, и возрадовался дух мой о Боге Спасителе моем» (Лк.1:46, 47). Так, в глазах Пресвятой Девы Мессия не просто царь, пророк, жертва; Он все вместе, Он – Спаситель. «Что призрел Он на смирение рабы Своей». Вот слово смирения из уст падшего человека, столько веков ожидаемое. Бог сразил гордость человека и довел его до сознания своего ничтожества. «Он рассеял надменных и низложил сильных». Сатана побежден, человечество признало устами Пресвятой Девы Марии свое ничтожество и оплакивает свое падение. Господь вознес смиренных. Смиренные, – вот избранники Божии! Пресвятая Дева Сама принадлежит к числу их: призрел Он на смирение рабы Своей. Да! Бог призрел на Ее смирение. Уже архангел Гавриил возвестил Ей рождение от Нее Спасителя. От имени рода человеческого Она признала Свое уничижение и осуждение; Она увидела ясно осуществление спасения. Время уже пришло...

Велико было, – говорит св. апостол Павел, – преимущество иудеев во всех отношениях, а особенно в том, что им вверено было слово Божие (Рим.3:2); но спасение не оставляло исключительная достояния их, ибо у Бога несть лицеприятия (Рим.2:11), – Один Бог, Который оправдывает обрезанных по вере и необрезанных чрез веру (Рим.3:30). Следовательно, избрание народа еврейского не было оставлением прочих народов: или иудеев Бог токмо, а не и языков? Ей – и языков (Рим.3:29).

Судьбы языческих народов до пришествия на землю Господа Иисуса Христа направлены были к тому также, чтобы приготовить их к принятию Спасителя. Бог Авраама был всегда и Богом Адама; развивая чаяние спасения в избранном народе, даруя ему откровение, явственно ведя его по жизненному пути к цели спасения Господь возбуждал и развивал это чаяние и вне избранного народа, хотя и не так ясно. Доказательство этого мы можем видеть в той быстроте, с какою христианство распространялось в недрах язычества. Не прошло и трех веков после пришествия Спасителя, как христиане могли сказать язычникам: «мы наполняем ваши города, войска, мы везде». Кто не поймет из этого, что нивы были уже готовы к жатве, что и языческий мир заблаговременно предрасположен был к принятию вечной истины?

Прежде чем приступим к раскрытию домостроительства спасения посреди языческих народов, сделаем одно предварительное замечание. Откровение историческое, – то откровение, коим пользовался народ избранный, в своих существенных чертах не безызвестно было и языческим народам. Его предания, как и последствия потопа, видимы повсюду. Поток переселений разнес по всей земле предания о падении и искуплении. Правда, эти предания были переиначены, искажены; но их можно рассмотреть, несмотря на затемняющие их искажения.

Закон совести, религия, философия и искусство древности языческой, при всем своем помрачении, служа свидетельством сродства души человеческой с Богом, раскрывали язычнику истину падения человека, и побуждали его искать потерянное и в этом смысле служили делу приготовления языческого мира к принятию Евангелия.

Невозможно перечислить всех попыток человека, принужденного своими силами искать Бога; мы остановимся только на важнейших. Три периода, как три важнейшие шага к отысканию Бога, можно различать в религиозной истории язычества. Не рассматривая истории всех народов, скажем только о тех, которые имели особенное влияние на жизнь мира до Рождества Христова. Первый шаг человека на пути искания Бога сопровождался глубоким падением. Человек принял за Бога то, что у него было под рукою, т.е. недеятельное вещество, или скорее природу, мир внешний – в его обольстительных и грозных явлениях. Обожание природы в одно время и сладострастно и кроваво, гнусно и дико. Гнусная Астарта и жестокий Ваал, которому приносят в жертву младенцев, – эта два необходимые божества при обоготворении природы, как олицетворении двух ее сил – производительной и разрушительной. Самое богослужение в честь их – смесь оргии и убийства. В этой религии не существует никакой нравственной идеи; она не доходит даже до различения добра и зла, потому что в природе нет откровений совести, и, кто боготворит ее, находит в ней только слепые силы. И вот почему человек не может на этом остановиться; он силится двинуться вперед и делает еще шаг. Религия Зоровастра – попытка оторваться от боготворения природы, но попытка не достигшая цели. Свет и тьма, Ормузд и Ариман принадлежать к миру внешнему; мир нравственный остается неизвестным. И эта новая религия не может положить начала новому периоду.

Второй период начинается религиею Греции. Чрез ряд попыток человек дошел до принятия божества под формою человека. И вот эта новая религия процветает украшенная цветами поэзии, и человек думает, что он достиг уже цели своих стремлений. Для нового божества он имеет знаменитых поэтов; для прославления красоты у него есть резец Фидия и Праксителя. Он прославляет своего бога и на Олимпе, и в храмах, в гимназиях, в театрах, на торжественных играх, в народных собраниях; даже вся частная жизнь его становится торжественным праздником в честь человека, – и, думает он, что желать ему более нечего. Божество причастное его природе не дает ли ответа на все его вопросы, не удовлетворяет ли всем потребностям его духа? Но это обольщение, этот праздник греческой жизни, благодарение Богу, был непродолжителен. И этот Эдем, основанный на грешной земле, должен был закрыться, как и первый. В самую блестящую эпоху свою, греческое язычество заключало в себе семя собственного своего разрушения. Сначала грек, боготворя человека, стал несравненно выше боготворителей природы. Но идея нравственная, столь тесно связанная с природою человека, должна была представиться глазам его с большею, чем прежде ясностью, а с тем вместе и совесть, почти уснувшая на Востоке, должна была пробудиться. Когда же она пробудилась, то с нею явился и огонь-мститель, долженствовавший истребить язычество. Нравственная идея и многобожие не могут существовать вместе; с развитием первой последнее должно было уничтожиться. Действительно, Сократ и Платон, давшие нравственной идее самое полное развитие, какое только возможно было вне Откровения, почти пришли к почитанию Единого Бога. Началось разрушение греческой религии. Так, лишь только человек подумал, что он нашел Бога, .как должен был снова начать свой путь и свои неверные изыскания. И начал он этот путь, которому не видел конца; и суждено было ему идти до тех пор, пока он от утомления и скорби не падет на дороге, признавши свое бессилие идти далее.

Это утомление, это страдание характеризует последний период истории пред пришествием Спасителя. Множество событий довело род человеческий до этого состояния; самое важное из них – распространение римского владычества, которое соединило богов всех стран, поставило их рядом. Этих богов нельзя было соединить вместе без того, чтобы не сокрушить их. Притом торжество Рима было причиною множества потерь и несчастий всякого рода для всех народов. Самый Рим, когда победил весь мир, был похож на гладиатора, которому после победы над соперниками, не оставалось ничего сделать, как только обратить оружие против себя. Рабство и деспотизм без меры, полный скептицизм (сомнение), родившийся от сопоставления различных религий, истощение сил, дряхлость поколений, – все эти причины довели людей до полного, всеобъемлющего, разубеждения. Попытка найти Бога не удалась. Человечество бросается на восток, на запад, на север, на юг, бросается всюду – и ничего не находит. Оно предает проклятию богов известных и на развалинах их храмов устрояет храм неведомому Богу. Это самая торжественная минута истории древних народов, – это окончание дела приготовления. Чаяние спасения пылает на этом алтаре неведомому Богу, устроенном на развалинах язычества.

Среди языческого мира богоизбранный народ исполнял служение проповедника истинной веры. Теряя постепенно свою самостоятельность, он начал разливаться по всему миру и, вместе с тем, разносить повсюду свои верования и чаяния. Языческие государства показывали себя, большею частию, терпеливыми в отношении к иудейству: пользуясь этим, иудеи рассеяния везде заводили синагоги и подобно палестинским братьям своим каждую субботу читали и слушали в них закон Моисеев и пророков. Со времен Маккавеев в иудействе появилось даже особенное стремление к распространению своей веры между язычниками, и фарисеи, по словам Спасителя, переходили море и сушу сотворити единаго пришельца прозелита (Мф.23:15). Перевод Свящ. Писания с еврейского языка на греческий, сделанный раньше, чем за 2 века до Р. Хр., еще больше способствовал ознакомлению язычников с откровением Божиим. Правда, у язычников было предубеждение против евреев; но тем не менее при сравнении языческого суеверия с верою в истинного Бога многие оставляли первое и обращались к последней. Прозелиты иудейства постоянно умножались, особенно в больших городах, так что это возбудило, наконец, опасения и жалобы в некоторых ревнителях чести Рима. Если не так многие решались подвергнуться обрезанию, чтобы совершенно вступить в иудейство, то весьма многие отрекались от идолопоклонства, чтобы быть в числе слушателей богооткровенного Писания, и обязывались чтить единого истинного Бога. Все это, очевидно, служило приготовительным средством для распространения в языческом мире того животворного света истины и жизни, который должен был принести на землю обетованный Спаситель мира. Итак, языческий мир, по-видимому во всем представленный себе самому, на самом деле также был руководим Богом к принятию и усвоению дара спасения, как Израиль, хотя средства приготовления того и другого к благодати Нового Завета были различны. Различие это зависело главным образом от того, что Израиль получил особое назначение – возрастить в себе благословенное поколение родоначальников Спасителя по плоти: его отцы – говорит апостол, – от него Христос по плоти, сый над всеми Бог, благословен во веки (Рим.9:5). Таким образом, в избранном народе, под особенным смотрением Божиим, приготовлялось спасение для человечества; но само человечество приготовлялось для спасения и в язычестве, и даже по преимуществу в язычестве, как открылось потом из истории распространения христианской веры.

Язычество долгим путем естественного развития пришло, наконец, к последнему убеждению в несостоятельности собственных сил и средств к удовлетворению коренным и существенным потребностям духа человеческого. Религиозная жизнь язычников разрушилась: философия отказывалась от самой надежды найти истину; никакая человеческая мудрость и сила не в состоянии были оживить то, что умирало. Отсюда, с одной стороны, горькие жалобы на жизнь, с другой – живое желание и чаяние высшей, небесной помощи.

Повсюду было повреждение глубокое и страшное, повреждение такое, что и говорить о нем тяжело. «О том, что они делают тайно, стыдно и говорить» (Еф.5:12), говорит ап. Павел. Припомните первую главу послания к Римлянам, в которой апостол изображает мрачную и ужасную картину нравственного состояния людей своего времени такими сильными словами: «предал их Бог в похотях сердец их нечистоте» (Рим.1:24). И действительно, они погрязли в несчастных похотях. Выражение циников: «будем есть и пить, потому что завтра умрем», – раздавалось с одного конца империи до другого, переходило с одного праздничного пира на другой. «Мы умрем; пусть же будет этот, может быть, последний, день нашей жизни днем безграничная разгула». Повреждение охватило не только высшие классы народа; оно распространилась повсюду. Повсюду – сластолюбие и жестокость, две неразлучные сестры. Все человечество – ничего не значащая толпа, и эта ничего не значащая толпа разделяется на две: господ и рабов, из которых одни мучат других. Притеснения на всех ступенях общественной лестницы: повсюду разделение, ненависть, распутство. Что должны были испытывать люди, жившие в это время? Человек был изнурен, утомлен до последней крайности. Есть глубокое слово современника, которое вполне выражает это печальное, до крайности тягостное состояние: «нас томит скука». Скука, т.е. душевное утомление есть следствие всех разочарований и разубеждений. Человечество страдает этою нравственною болезнью, не видя возможности исцелиться, – и однако же во что бы то ни стало хочет освободиться от нее. Отсюда эта неслыханная роскошь, – обеды, стоящие миллионы сестерций, эти дикие увеселения. Скучающему римскому народу нужен цирк, где бы лились потоки крови, – чем более скучает он, тем более жестокости в его увеселениях. Когда вы читаете об этом народе, наводнявшем цирк, жаждавшем резни и довольном только тогда, когда борьба гладиаторов превращалась в настоящий бой, – не забывайте слов Сенеки: «мы страдаем от скуки». Скука, пустота. Да, необходима она была, чтобы доказать роду человеческому безуспешность всех его усилий и попыток, – его ничтожества.

Но вместе с разубеждением, полным, всеобъемлющим, мы замечаем в последний период пред явлением Спасителя и неопределенную надежду на лучшее – замечаем всеобщее ожидание. Доказательство на это в Свящ. Писании. Лишь только ап. Павел прибыл в Афины, лишь только узнали там, что он высказывает новое учение, как уже толпы народа теснятся вокруг его, слушают его с жадностью, спрашивают. Так, афиняне этого времени высказывали те же стремления, какие обнаруживали иудеи времен Иоанна Крестителя. И все историки единодушно замечают у своих современников удивительную быстроту в принятии нового учения. Народ не показывал ли этим, что его религия уже не удовлетворяет его, что он ищет лучшей? Взоры всех обращены на Восток; все оттуда ждут Владыки мира. Стремление это в разных классах общества выражалась различно. У простого народа оно являлось в самой грубой форме, обнаруживалось верою в магию, которая распространена была повсюду. По свидетельству книги Деяний апостольских, самаряне ослеплены были прельщениями Симона волхва; история показывает, что и в других местах волхвы имели такой же успех. Отчего с таким увлечением следовали за этими обманщиками? По какому побуждению делали это? Это происходило по тому же побуждению, по которому жители Иерусалима шли в пустыню вслед за ложными мессиями, именно в надежде найти освободителя. О Симоне волхве говорили: «сей есть великая сила Божия» (Деян.8:10), видели в нем обнаружение Божеского могущества, надеялись найти в нем Спасителя. Ложные освободители, ложные спасители могут иметь успех только тогда, когда все ожидают и желают истинного Спасителя. У людей более образованных стремления к спасению выражалось иначе. Иногда кажется, как будто они предвидят христианство; иногда у них вырываются мысли, служащие как бы отголоском Евангелия. Не доказывает ли это, что они предчувствовали то, что принесено на землю Евангелием, ожидая нового учения, которое должно просветить всех? Они живо выражали также потребность нового утешения. «Дай мне, – писал Плиний Младший к одному из своих друзей в день печали, – дай мне утешения новые, большие тех, которые я слышал или читал когда-либо. Все то, что я читал и слышал, воскресает в моей памяти, но печаль моя не уменьшается». Не красноречивое ли это выражение стремления к Утешителю? Послушайте исповедь блаж. Августина, некогда предававшегося всем нечестиям падавшего язычества и впоследствии сделавшегося жарким последователем Христа: «с ранней юности сомнения мучили меня; они преследовали меня всюду; когда я хотел избавиться от них, мучение мое увеличилось. Я был уверен, что есть небесный руководитель, который приведет меня к истине, и искал его повсюду. Мучимый этими мыслями, я перебывал во всех философских школах, но напрасно. Я колебался между различными учениями, сделался еще более несчастливым и, увлекаемый вихрем противоречащих идей, вздыхал из глубины души». А не к возбуждению ли этого вздоха стремилось все дело приготовления нашего спасения? Не присоединяется ли он к воздыханиям Симеона и Анны к молитве, Марии Богоматери? Так пред явлением Спасителя, алтарь языческий возносил к неведомому Богу жертву благоприятную, и можем мы о языческом мире этого времени сказать: «час жатвы настал, нивы уже готовы».

Между тем, со внешней стороны, почти весь тогдашний мир образовал собою одно царство. Народы, некогда совершенно чуждые или враждебные один другому, составляли одно политическое целое. От Рейна и Дуная – на севере, до пустынь Африки – на юге, и от Евфрата – на востоке, до Атлантического океана – на западе господствовала одна власть; большие военные дороги пролегали чрез всю империю и соединяли собою концы ее, а общее употребление в ней языка греческого и всесветная торговля еще более сближали входившие в состав ее различные народности. Такое соединение мира в один государственный организм предуготовило возможность скорого и удобного распространения между народами нового начала жизни, долженствовавшего обновить и возродить человечество.

Так приготовление человечества к благодати искупления, начавшееся еще в колыбели его и продолжавшееся непрерывно в течение целых тысячелетий, доведено было, наконец, до возможной полноты. Прииде кончина лета (полнота или, лучше исполнение времени), и посла Бог Сына Своего единороднаго, раждаемаго от жены, бываема под законом, да подзаконныя искупит, да всыновление восприимем (Гал.4:4–5).

После сказанного нетрудно видеть, какою ненаучностью отличаются мнения тех, которые прямо заявляют, что христианство есть продукт (следствие) естественного развития человечества, есть результат, с одной стороны, развития эллинского, или, лучше сказать, греко-римского мира, с другой – иудейского, – всего восточного мира, с третьей – совокупных усилий того и другого. Даже те, которые склонны естественным путем объяснять происхождение христианства, не могут скрыть той печальной картины, какую представлял из себя дохристианский мир к концу своего существования. Делая характеристику дохристианской философии, известный Куно-Фишер, например, говорит следующее: «уединенное самосознание говорит: не наслаждайся ничем, кроме самого себя, – оно становится эпикурейцем. Не желай ничего, кроме себя, желай только самого себя, т.е. среди перемен вокруг тебя оставайся в непоколебимом покое воли, оно становится стоиком. Наконец, откажись от познания, сомневайся в истине всех явлений, – оно становится скептиком. Мыслящему человеку, отказавшемуся от мира, ничего более не остается кроме уединенного самонаслаждения, уединенной добродетели, уединения сомнения».

Таковы результаты древней философии, где человеческий дух, воспользовавшись многовековыми результатами интеллектуальная и религиозно-нравственного развития всего рода человеческого, в греко-римской философии достиг зенита своего совершенства. Спрашивается теперь: возможно ли отсюда из развития эллино-римской философии объяснить явление христианства, которое превосходит все силы и усилия человека, которое есть истинно Божественное дело, внесшее жизнь, путь и истину в историю рода человеческого, которое всем своим учением, духом и учреждениями отрицает и эпикурейское эгоистическое самоуслаждение, и стоистические добродетели без истинной любви к Богу и ближним, и отчаяние скептицизма? Равным образом, из обзора истории иудейства видно, что ко времени Иисуса Христа оно совершенно изветшало и разложилось в фарисействе, саддукействе, ессействе, и христианство при самом своем явлении в мире объявило, что оно ничего общего не имеет с извращенными формами ветхозаветной религии и публично обличило их. Итак, все заставляет признать, что христианство, к которому Божественное Провидение подготовляло в продолжение многих тысяч лет историческую почву, есть воистину дело Божие, имевшее своим назначением возродить, спасти и примирить с Богом род человеческий.

Все, что предсказано было пророками о Спасителе Господе нашем Иисусе Христе, все точно исполнилось.

Предсказано было, что Христос от Девы неискусобрачной родится: «се Дева во чреве приимет и родит Сына, и нарекут имя Ему Еммануил» (Ис.7:14) – и было так: родился Христос от Девы (Мф.1:18–23; Лк.1:26).

Предсказано было, что от колена Иудова и во граде Вифлееме родится Спаситель: «и ты, Вифлееме, земля Иудова, ничим же меньше во владыках Иудовых. Из тебя произойдет Тот, Который должен быть Владыкою во Израиле» (Мих.5). Так и было. От колена Иудова возсия Господь наш (Евр.7:14); в Вифлееме иудейском родился Иисус Христос (Мф.2:1; Лк.2).

Предсказано было, что Иисус Христос от семени Давидова родится (2Цар.1:12; Ис.11:1; Пс.131:11), – и было так. От семени (племени) Давидова родился Христос по плоти, отчего и назывался сыном Давидовым (Мф.9:27, 20:30, 22:42).

Предречено было, что к рождшемуся Христу приидут с дарами на поклон: «и поклонятся Ему все цари; все народы будут Ему» служить, и от золота Аравии дары принесут Ему (Пс.71:10, 11, 15), – и было так. Пришли ко Младенцу Христу три премудрые царя с востока и, пав на землю, поклонились Ему и принесли дары: злато, ливан и смирну (Мф.2:11).

Не умолчано и то в Свящ. Писании, что при рождении Христа Спасителя будут избиты младенцы в том месте, где родился Господь, и что вопль матерей будет слышен в окрестных местах: «голос слышен в Раме, вопль и горькое рыдание. Рахиль плачет о детях» своих и не хочет утешиться, ибо их нет (Иер.31:15), – и сбылось так. После рождения Спасителя избиены были по повелению Ирода младенцы в Вифлееме, где родился Христос, и во всех пределах его (Мф.2).

Предвозвещено было бегство во Египет и возвращение Христово из Египта: из Египта вызвал сына Моего (Ос.11:1). И было так: бежали родители Господа с Божественным Младенцем в Египет от убийцы Ирода, но по смерти его возвратились оттуда.

Обещал Господь послать ангела (предвозвестника Своего пред лицом Христа: «вот Я посылаю ангела Моего, и он приготовит путь пред Тобою», – сказал Бог Христу, Сыну Своему (Мал.3:1). И было так: послан был пред лицем Господним Иоанн Предтеча, о котором писано было пророком (Мф.3:1–13).

Предсказано было, что Христос Свою проповедь начнет в Галилее: «возвеличит Господь Галилею; народ, ходящий во тьме, увидит свет великий» (Ис.9). Так и было. В Галилее явился свет миру – Христос людям, сидящим во тьме язычества. В Галилее Господь наш Иисус Христос стал проповедовать и говорить: «покайтеся, ибо приближается царство небесное» (Мф.4).

Предсказано было, что многие учения Его не послушают и не поверят Ему и Его не поймут; «сказал Господь пророку Исаии: пойди и скажи этому народу (евреям): слухом услышите и не уразумеете, очами смотреть будете и не увидите» (Ис.6:9–10). Не послушали учения Христова книжники и фарисеи и прочие иудеи и не поверили Ему и не приняли Его: «к Своим пришел, и свои не приняли Его» (Ин.1).

Предсказано было, что Христос благую и радостную весть принесет людям: «Дух Господа Бога на Мне; ибо Господь помазал Меня благовествовать нищим, послал Меня исцелять сокрушенных, проповедовать пленным освобождение и слепым прозрение, проповедовать лето Господне благоприятное» (Ис.61:1–2). Так и было. Пришел Господь на землю и возвестил величайшую, радостнейшую весть о любви Божией к человеку: так Бог возлюбил мир, что отдал Сына Своего единородного, дабы всякий, верующий в Него, не погиб, но имел жизнь вечную (Ин.3:16). Что может быть радостнее такого благовестия: пришел Сын Человеческий взыскать и спасти погибшее (Лк.19:10)?

Предвозвещено было, что Господь наш Иисус Христос сотворит многие чудеса: тогда (во время пришествия Спасителя) откроются очи слепых, и уши глухих услышать (Ис.35:5). И исполнилось так. Множество чудес совершил Господь. По слову Его рожденные слепыми прозревали, глухие получали слух, немые получали способность говорить, хромые – хождение, прокаженные – очищение, расслабленные – исцеление, мертвые – воскресение.

Предсказано было, что многие из иудеев Христа, Который им обещан и послан, возненавидят: «отовсюду окружают Меня словами ненависти, вооружаются против Меня без причины. За любовь Мою они враждуют на Меня, воздают Мне за добро злом, за любовь Мою ненавистью» (Пс.108). И было так. Возненавидели Христа книжники и фарисеи и прочие иудеи, укоряли, злословили, хулили и гнали Его. На это указывает Евангелие и Сам Господь: «ныне же увидели и возненавидели Меня и Отца Моего; но да сбудется слово, писанное в законе их: возненавидели Меня напрасно» (Ин.15:24–25).

Предсказано было, как тих, кроток, благоприступен и смирен будет Христос: «не возопиет и не возвысит голоса Своего. Трости надломленной не переломить и льна курящегося не угасить; будет производить суд по истине» (Ис.42:1–3). Так и было. Святое Евангелие показывает пресвятой и божественный нрав Спасителя, которому подражать Господь научает и нас: «научитеся от Меня, ибо Я кроток и смирен сердцем» (Мф.11:29).

Предсказано было, что Христос в город Иерусалим войдет на жребяти осли: «ликуй от радости, дщерь Сиона, торжествуй, дщерь Иерусалима: се Царь твой грядет к тебе праведный и спасающий, сидящий на молодом осле, сыне подъяремной» (Зах.9:9). «Грядет при восклицаниях народа: благословен грядый во имя Господне» (Пс.117:26). Так и исполнилось. Так и вошел Христос во Иерусалим, на вольную смерть шествуя, и народ, Ему сопутствовавший, восклицал: «осанна Сыну Давидову! Благословен грядый во имя Господне! Осанна в вышних» (Мф.21:9).

Предсказано было, что один из ближних учеников предаст Иисуса Христа: «человек, живший со Мною в мире, на которого Я полагался, который хлеб ел Мой, поднял на Меня пяту» (Пс.40). И было так. Предал Иисуса Христа Иуда, един из 12-ти апостолов: «тогда пошел Иуда Искариотский к первосвященникам иудейским и сказал: что дадите мне, я вам предам Его» (Мф.26:14–15).

Предвозвещено было, что за тридцать сребреников Господь будет продан: и поставиша плату за Меня тридцать сребреников (Зах.11:12). И было так. Продан был от предателя за тридцать сребреников Господь наш Иисус Христос (Мф.26:15).

Писано было о Христе: поражу пастыря, и разыдутся овцы стада (Зах.13:7). И было так. Предан и взят был Христос, и рассеялись овцы Его – апостолы. Тогда все ученики Его, оставив Его, бежали (Мф.26:56).

Воспел царствующий пророк, провидя совет беззаконных на Иисуса Христа: зачем мятутся народы; восстают цари земли, и князья совещаются вместе на Господа и на Христа Его (Пс.2)? И было так. Собрались первосвященники и книжники и старейшины народа во двор первосвященника Каиафы и совещались, чтобы взять Иисуса хитростию и убить (Мф.26:3). Князи людские и Пилат судили и осудили на смерть Иисуса Христа. Царь Ирод надругался над Ним и возвратил Его к Пилату. Возопили иудеи: возьми, возьми, распни Его (Мк.15:13).

Предвозвещено было, что ложные будут свидетели на Христа: восстали на Меня свидетели неправедные; чего Я не знаю, о том допрашивают Меня (Пс.34:11). И было так. Первосвященники и старейшины искали лжесвидетельства против Иисуса, и пришли два лжесвидетеля (Мф.26:59–60).

Писано было о Христе: плечи Мои Я дал на раны и ланиты Мои на заушение; лица Моего не закрывал от поругания и оплеваний (Ис.50:6). И было так. Биен, ранен, заушен и оплеван был Иисус Христос, Господь наш.

Писано было о Христе: и нет в Нем ни вида, ни славы, и Он презрен и умален пред людьми, муж скорбей, изведавший болезни (Ис.53:2, 3). Так и было. Всякое зверское бесчеловечие и злобу совершили на Нем враги Его; Он был показан Пилатом иудеем, как зрелище ужасное: се Человек, вида человеческого не имеющий (Ин.19:5).

Предвозвещено было о Христе: как овца веден был Он на заклание, и как агнец пред стригущим его безгласен, так Он не отверзал уст Своих (Ис.53:7). Так и исполнилось. Не отверзал Иисус Христос уст Своих пред врагами Своими. Не отверзал в дому Каиафы на беззаконном сонмище иудейском; Иисус же молчал (Мф.26:63). Не отверзал уст пред игемоном: не отвечал ему ни на одно слово (Мф.27:14). Не отверзал пред Иродом и ничего ему не отвечал (Лк.23:9). Не отвечал и пред прочими врагами, хулящими, поносящими, укоряющими, злословящими Его и насмехавшимися и уязвляющими; как ангел был безгласен пред стригущими его. Он веден был на распятие и смерть, как овца на заклание.

Писано было об Иисусе Христе: пронзили руки Мои и ноги Мои (Пс.21:17). И было так. Пронзили гвоздями руки и ноги Его, когда пригвоздили ко кресту.

Писано было: со беззаконными вменися, к преступникам причтен (Ис.53:12). Исполнилось это на Иисусе Христе: распят был и повешен между двумя разбойниками. Праведник святой к беззаконным причтен.

Писано было: и будет в тот день, говорит Господь Бог: зайдет солнце пополудни и омрачу землю среди светлого дня (Ам.8:9). И было так. Помрачилось солнце при распятии Господа нашего Иисуса Христа: от шестого часа (12 часов полдень) до девятого (3 часа дня) тьма была по всей земли (Мф.27:45).

Писано было о Христе: и дали Мне в пищу желчь и в жажде Моей напоили уксусом (Пс.68:22). И исполнилось так. Напоен был Божественный Страдалец уксусом, смешанным с желчью: дали Ему пить уксус, смешанный с желчью (Мф.27:34).

Писано было о Христе: все, видящие Меня, ругаются надо Мною, говорят устами, кивают головою: Он уповал на Господа; пусть избавит Его, пусть спасет Его, если Он угоден Ему (Пс.21:8–9). Исполнилось это на Христе страдающем: проходящие же злословили Его, кивая головами своими и говоря; разрушающий храм и в три дня созидающий, спаси Себя Самого; если Ты Сын Божий, сойди со креста. Подобно и первосвященники с книжниками и старейшинами и фарисеями, насмехаясь, говорили: других спасал, а Себя Самого не может спасти. Если Он Царь израилев, пусть теперь сойдет со креста, и уверуем в Него (Мф.27:39–42).

Писано было: разделили ризы Мои и об одежде Моей бросали жребий (Пс.21:19). И было так. Распявшие Иисуса Христа разделили ризы Его, бросали жребий, что кому взять (Мк.15:24).

Писано было о смерти Христовой: в руки Твои предаю дух Мой (Пс.30:6). И было так. Те же точно слова изрек Иисус Христос, умирая на кресте, и, сказав это, испустил дух (Лк.23:46).

Писано было о Христе: Сей грехи наши носит и о нас болезнует, а мы думали, что Он был поражаем, наказуем и уничтожен Богом. Но Он изъязвлен был за грехи наши, мучим за беззакония наши: наказание мира нашего было на Нем, и ранами Его мы исцелились (Ис.53:4–5). Так и было Христос за наши грехи пострадал. Сам перенес страдание на пречистом теле Своем, чтобы мы избавились от грехов и жили в правде (Рим.4:24–25; 1Пет.2:21).

Предвозвещено было, что Иисус Христос соберет учеников и пошлет их на всемирную проповедь: вместо отцев твоих сыновья твои; ты поставишь их князьями во всей земли (Пс.44:17). И было так. Собрал Иисус Христос двенадцать апостолов и, как Царь неба и земли, поставил их князьями по всей земле, дабы на Нем, как на камени, создали Церковь Его и проповедовали учение Его по всей вселенной. Во всю землю проходит вещание их и до пределов вселенной слова их (Пс.18:5).

Объявлено в Свящ. Писании, что все народы обратятся к истинному Богу: обратятся ко Господу все концы земли, и поклонятся Ему все племена язычников (Пс.21:28). Исполнилось это по предсказанию Спасителя. Обратились уже ко Господу все народы: цивилизованные (образованные): почитают истинного и живого Бога, Отца и Сына и Св. Духа. От востока до запада хвально имя Господне (Пс.112).

Так пророчества указывают во Христе Мессию, Спасителя мира.

Первое впечатление, какое производит на нас жизнь Иисуса Христа, это – совершенная невинность и безгрешность Его среди погрязшего во грехах мира. Он сохранил беспорочную чистоту девства, юность и возмужалость незапятнанными. Поэтому, символы агнецов и голубь – самые приличные Ему символы.

Во всей земной жизни Господа,, как о ней рассказывает Евангелие, мы напрасно стали бы усиливаться отыскать хоть единственное пятно или даже едва заметную тень, омрачающую нравственный Его характер. Никогда на земле ни один человек не жил так невинно-спокойно, как жил Христос. Он никому не оказал несправедливости и ни одному человеку не причинил вреда. Он не произнес неприличного слова, и никогда не сделал дурного дела. Одинаковое господство над делами, мнениями, радостями и страданиями мира, и беспристрастное отношение к богатствам, внешнему блеску, славе и наслаждениям человеческим мы постоянно находим в течение всей Его земной жизни. Ни один известный порок не может быть представлен даже в самом отдаленнейшем соглашении с мыслию Иисуса Христа. Самая утонченная злоба напрасно будет искать самых слабых следов эгоизма в Его побуждениях; пред Его небесной чистотой чувственность с трепетом отступает пристыженная; ложь должна оставить незапятнанным Того, Кто сам воплощенная истина; неправда должна потерять свою силу, встретившись с Его безошибочною справедливостью; одна только возможность скряжничества и корыстолюбия уничтожается пред Его благостью и любовию; самая обыкновенная мысль честолюбия исчезает в Его божественной мудрости и самоотвержении.

Единственное возражение против свободы Христа от человеческих недостатков опирается на известном факте негодования Его при изгнании торговцев из храма, – единственное возражение, которое может быть выведено из известия о Его земной жизни. Но уже одно впечатление, какое производит на нас упомянутый факт, показывает, что это явление далеко не было следствием страстной вспыльчивости, а, напротив, негодование Христа было законным делом Лица в высшей степени религиозного, которое с справедливостью и святою ревностию оберегало и защищало честь храма Господня. Это было явление не слабости, но достоинства и величия, пред которым осквернители чистоты храма, несмотря на свое численное превосходство и физическую силу, тотчас должны были замолчать и безропотно снести заслуженное наказание, исполнившись священного ужаса пред очевидною сверхчеловеческою силою. Еще менее можно воспользоваться, как возражением против свободы Христа от человеческих недостатков, проклятием бесплодной смоковницы, потому что оно наглядно, знаменательным символическим действием, выражало состояние нераскаянных иудеев и страшный приговор осуждения их. Да, оба эти факта сделаются совершенно ясными и понятными только тогда, когда мы допустим присутствие Бога во Христе, потому что они представляют Христа, как Господа храма и как Владыку творения.

Совершенная невинность Иисуса Христа основывается, между прочим, не только отрицательно на отсутствии каких бы то ни было свидетельств о Его греховности, выразившейся в словах или делах его, и не только на безусловной свободе от малейших признаков эгоизма и земного чувства, но также положительно на единодушном свидетельстве Иоанна Крестителя и апостолов, которые в глубочайшем благоговении преклоняются пред величием Его характера, и объявляют Его «праведным, святым и безгрешным» (См. Деян.3:14; 1Пет.1:19, 2:22, 3:18; 2Кор.5:21; Ин.2:29 и др.). Об этом же еще яснее засвидетельствовали самые враги Христа. Языческий судья Пилат и его жена, – представители римского права и законов, дрожат от страха и умывают руки, чтобы очиститься от невинной крови. Грубый, невежественный римский сотник, от имени безучастных зрителей, при кресте исповедует: «воистину Он был Сын Божий». Даже Иуда, непосредственный свидетель всей общественной и домашней жизни Христа, воскликнул в отчаянии: «я сделал дурно, предав кровь невинную» (Мф.27:19, 24–54. Лк.23:22–47. Мф.27:4). Наконец, безмолвная природа в таинственной симпатии является свидетельницей: небо своим мраком и земля с своим колебанием соединяются и бессознательно приносят от себя дань божественной чистоте своего умирающего Владыки.

Уже тот факт, что Христос пришел на землю с целью спасти грешников и сделать их блаженными, говорит, что Он лично был безгрешен и Сам не нуждался в спасении. Отсюда понятно то впечатление, какое производят на нас вся жизнь и поведение Его. Он ни в чем не выказывает ни малейшей заботы о Своем собственном спасении; Он всегда сознает Себя в неразрывном единении с Своим небесным Отцем. В то время, когда Он так торжественно и так внушительно призывает всех других к покаянию, Сам Он не нуждается ни в каком обращении, и возрождении, но только в правильном гармоническом развитии Своих сил. В то время, когда Он всем Своим последователям заповедует в пятом прошении Своей образцовой молитвы каждодневно, как о насущном хлебе, молиться о прощении своих грехов, Сам Он никогда не просит о милости и прощении, кроме прощения других, и вместо того, по праву, один только между всеми человеческими детьми получает власть прощать другим грехи. В то время, когда Он свободно обращается с грешниками, Он всегда обращается с любовию и в интересах Спасителя грешников.

В сознании нравственной чистоты Своих побуждений и действий Христос спокойно мог отдать Свою жизнь даже на суд явных врагов Своих, и те, при всем своем желании унизить и оскорбить Его, могли однако ответить лишь вынужденным молчанием на Его вопросы кто из вас обличит Меня в правде (Ин.8:46)? Очевидно, в Его жизни они не знали ни единого факта, который бы являлся противоречием Его нравственному учению; иначе они, конечно, воспользовались бы таким фактом и несомненно обличили бы ненавистного им человека, что он только обольщает невежественную толпу народа ради пустой славы своего бесплодного учительства. Но они промолчали, хотя в это самое время они усиленно подыскивали благовидные поводы, чтобы осудить Христа на смертную казнь, да и самый вопрос Иисуса Христа был именно спокойным ответом на эти искания их. Очевидно, они ни в чем не могли обвинить Его, и потому молчание их в сущности говорит о том же самом, о чем свидетельствуют и ученики Христа, что Он не сделал никакого греха (1Пет.2:22), и что поэтому, в Нем нет греха (1Ин.3:5). Конечно, это неимение греха, со времени первого падения людей, было и остается явлением необычным для человека; потому что даже самые великие праведники в роде человеческом могут являться праведными собственно не по нравственной чистоте своей жизни, а только по нравственному сознанию и осуждению ими своей греховности (1Ин.1:8–10). Но в лице Иисуса Христа в мире неправды действительно явился праведник в собственном смысле, потому что, никогда не следуя внушениям человеческой плоти и крови, Христос действительно возвысился над всеми искушениями зла и действительно раскрыл в Своей человеческой жизни такую полноту нравственного совершенства, которая возможна только в жизни истинного человека от Бога. Он не искал воли Своей, а хотел лишь того, чего хотел небесный Отец Его, и он не имеет Своего собственного дела на земле, а совершил лишь вечное дело Отца Своего. Поэтому Его жизнь на земле в подобии плоти греха явилась не только нравственно совершенной жизнью безгрешного человека, но она явилась совершенным воплощением мысли и жизни Самого небесного Отца Его, так что Он имел полное основание сказать о Себе: видящий Меня видит Пославшего Меня (Ин.12:45) и видевший Меня видел Отца (Ин.14:9).

Безгрешный Спаситель среди мира, исполненнаго грехов, представляет удивительный факт, высокое нравственное чудо в истории. Но эта свобода от всеобщей вины и греха человеческого рода представляет, однако, только отрицательную сторону Его характера, который возвысится еще больше, когда мы рассмотрим также и положительную его сторону, именно – абсолютное нравственное и религиозное Его совершенство.

Все вообще даже деисты (отрицающие промысл) и рационалисты (о всем судящие так, чтобы было понятно разуму) всех оттенков согласны в том, что Христос преподал самую чистую и самую превосходную систему нравственного учения, – систему, которая далеко оставляет за собою в тени все нравственные предписания и правила лучших и мудрейших мужей древности. Одна уже нагорная проповедь запечатлена бесконечно большими достоинствами, чем все, что об обязанностях и добродетели сказали и написали Конфуций, Сократ и Сенека.

Но различие сделается еще резче, когда мы станем рассматривать практику и жизнь. Все системы нравственной философии, взятые вместе, не в состоянии были бы обновить мир. Слова ничего не значат, когда они не подкрепляются и не оправдываются делами. Святая жизнь гораздо сильнее располагает к добру, чем прекраснейшие нравственные правила и сочинения. И с этой стороны различие между Иисусом Христом и знаменитыми мудрецами так существенно и важно, что всякое сравнение даже немыслимо. Цицерон, при всем своем безграничном тщеславии все-таки один из благороднейших и достойнейших людей между древними римскими характерами, признается, что он никогда в своей жизни не встретил совершенного мудреца, и что философия только указывает нам, каким он должен быть, если явится когда-нибудь на земле. Известно, что мудрейшие мужи Греции и Рима одобряли рабство, деспотизм, месть, детоубийство или подбрасывание детей, многобрачие и сожительство вне брака и еще худшие пороки, или как корыстолюбивый и продажный Сенека, своею жизнью обличали во лжи проповедуемую ими чистую мораль (правила нравственности). Даже величайшие ветхозаветные праведники, не лишенные, однако, помощи Божественной благодати, не возвышались над погрешностями, и некоторые из них запятнали себя человекоубийством и прелюбодеянием. Можно смело утверждать, что благочестивейшие и лучшие люди, даже между христианами, в своей жизни никогда, даже по собственному несовершенному масштабу (мерке), не достигали совершенства.

А Христос? Его жизнь и поведение были совершенным осуществлением Его учения. Он был тем и делал то, чему учил. Он проповедовал Свою собственную жизнь, и жил по Своей проповеди. Он есть живое воплощение идеальной полноты добродетели и святости и должен быть признан высочайшим образцом и примером для всего, что вообще и чисто, и хорошо, и благородно в глазах Бога и людей. С этим должны согласиться даже неверующие. «Христос соединил в Себе, – сказал покойный Теодор Паркер, – высочайшие правила и Божественную жизнь, и таким образом осуществил Собою сновидения пророков и мудрецов, именно даже более этого: Он свободно возвышается над всеми предрассудками Своего времени, народа и его сект; в Своей груди Он оставляет свободный путь Духу Божию; святой и истинный, Он не заботится о законе; Сам уважаемый как закон, пренебрегает и формами его, и жертвами, и священниками; Он отталкивает в сторону ученых законников со всею их хитростью и усвоенным авторитетом (влиянием), и изливает Свое учение, чистое как свет, возвышенное как небо, истинное как Бог. И Ренан, так грубо исказивший жизнь и характер Иисуса, сознается, что в слове и деле, в учении и жизни Герой из Назарета «ни с кем несравним», и что эта слава останется за Ним вечно, и всегда будет нова.

Мы находим Христа во всех обыкновенных и существенных отношениях жизни, как сына, брата, друга, гражданина, учителя, дома и в собраниях народа. Супружеские и семейные отношения должны быть исключены по причине возвышения Христа над всеми подобными связями, и по причине всеобщности Его жизни и Его миссии, которые требовали союза с Церковью искупленных, как союза с Его невестой, долженствовавшей заменить для Него союз с какою-нибудь дочерью Евы. Мы видим Его обращающимся со всеми классами общества, с грешниками и благочестивыми, с бедными и богатыми, с больными и здоровыми, с маленькими детьми и со взрослыми мужчинами и женщинами, с неучеными рыбаками и с образованными книжниками, с презренными мытарями и с знатными, уважаемыми членами синедриона, с друзьями и врагами, с удивляющимися учениками и жестокими гонителями, то в беседе с таким мужем, как Никодим, или с самарянкою, то в семейном кругу двенадцати, то в толпе народа. Мы находим Его во всех положениях, в синагоге и в храме, дома и в путешествии, в деревнях и в городе Иерусалиме, и на берегах галилейского моря, и на веселой свадьбе, и на печальной могиле; видим Его в ужасной борьбе в Гефсимании, в доме судьи, пред первосвященниками, пред грубыми солдатами и фанатической толпой и, наконец, в жестоких крестных муках на Голгофе.

Во всех этих различных отношениях, обстоятельствах и положениях, в которых находился Христос в течение трех лет общественного служения Своего, Он везде, во всем и постоянно обнаруживает один и тот же характер, совершенно чуждый всякого порока. Он исполнил все обязанности по отношению к Богу, людям и Самому Себе, не нарушая их ни в чем, и представляется поэтому поступающим всегда согласно с законом, по духу и букве. Жизнь Христа есть беспрерывное служение святой воле Божией, – единственное великое дело совершеннейшей любви – к Богу и людям – и личное самопожертвование ради славы Его небесного Отца и для спасения падшего человечества. Чем более мы изучаем жизнь Христа, тем более мы должны сказать языком народа, крайне удивлявшегося Его делам: «Он все хорошо делает» (Мк.7:37). В торжественной первосвященнической молитве к Своему небесному Отцу, в минуту разлуки с миром, Он мог возвестить всему миру, что Он прославил Своего Отца и совершил дело, которое Он Ему дал (Ин.17:4, 22).

Что в одном только, известном нам, совершенном характере Христа тотчас приковывает наше внимание, так это – полное единство добродетели и благочестия, нравственности и религиозности, или Божественной и человеческой любви. Христос более, чем нравственен, и более, чем благочестив, – Он свят в собственном и полном смысле слова. В основании Его характера лежало внутреннее, самое, тесное и непрерывное соединение и общение с Его небесным Отцом, от Которого Он все производил и к Которому все относил. Уже на двенадцатом году Своей жизни Иисус Христос находил Свою жизнь и радость в том, что принадлежит Его Отцу (Лк.2:49). Совершать дело и исполнять волю Того, Который Его послал, было ежедневною Его пищею (Ин.4:34, 5:30). К Нему Он возводил взор в молитве пред началом каждого важного действия, и Своих учеников учил той образцовой молитве, которая по своей простоте и всеобъемлющей краткости и при выражении, однако, всех потребностей человека, навсегда останется бесподобною. Он часто восходил на гору или иногда удалялся в уединение затем, чтобы помолиться, и этому высокому делу отдавал дни и ночи. Его обыкновение обращаться с Богом было так твердо и неизменно, что Он оставался ему верен даже среди толпы народа, и самый город, с его шумом и людской толкотней, превращал в религиозное пристанище. В жизни Христа решительно не было ни одной минуты, в которую бы Его покидала мысль о Боге. Даже и тогда, когда Он в неописанных страданиях души и тела и искупительных мучениях из-за человеческого рода воскликнул: «Боже Мой, Боже Мой, зачем Ты Меня оставил?» (Мф.27:46), – даже и тогда не разрывалась связь единения с Богом, и не только не разрывалась, но и не сделалась даже слабее, помрачившись, конечно, на минуту, подобно тому как помрачается солнце, когда заслоняется облаком; не прекращалось также ни обладание, ни наслаждение этим единением, ни на один момент не исчезая из Его чувства, потому что непосредственно за высказанными словами Он торжественно воскликнул: «совершилось!» и предал дух Свой в руки Своего Отца. Это нравственное единение Христа с Богом в каждую минуту Его жизни было так твердо и полно, что Он в Своем лице поистине осуществил идею религии, цель которой заключается именно в достижении такого единения. Поэтому, Он есть личный Представитель и живое Воплощение христианства – истинной религии.

При всем этом, благочестие Христа состояло не в бездеятельном созерцании и в отвлеченном от всего мирского мистицизме и эгоистическом самоуслаждении, но оно было именно практическое, всегда обращенное на возрождение и преобразование мира в Царство Божие. «Он ходил всюду и делал добро». В Своей жизни Христос представляет непрерывный ряд добрых дел, вытекающих из того же самого единения с Богом, одушевленных одною и тою же любовью, и преследующих одну и ту же цель: славу Божию и счастье людей.

Это служение Свое Христос считал за единственную цель Своей жизни. Он Сам говорил о Себе, что Он на то и родился, чтобы свидетельствовать об истине (Ин.18:37), и что Он затем пришел в мир, чтобы взыскать и спасти погибшее (Мф.18:11). Мысль об исполнении Божией воли в совершении Божия дела в мире, по собственному выражению Иисуса Христа, была Его пищею: Моя пища, – говорил Он Своим ученикам, – есть творить волю Пославшего Меня и совершить дело Его (Ин.4:34). Ради совершения Божия дела Он добровольно принял на Себя труды и лишения скитальческой жизни (Мф.8:20), ходил по городам и селениям и повсюду возвещал людям благую волю Отца Своего и повсюду призывал людей к покаянию (Мф.9:35, 4:17). И в зависимости от того, как именно люди относились к Его проповеди, так и Он относился к людям. Он не смотрел на лица людей, не различал их по общественному положению или по имущественному состоянию; все люди делились в Его глазах только на спасаемых или погибающих. Кто верил в истину Его слов и во имя Его с верою обращался к Отцу, тот был дорогим для Него, и хотя бы то был ненавистный мытарь или презренная блудница, все равно – тот становился родным для Него: «кто будет исполнять волю Отца Моего небесного, – сказал Он однажды народу, – тот Мне брат и сестра, и матерь» (Мф.12:50; ср. Лк.8:21). Этим равнением людей Он нередко оскорблял грешные человеческие самолюбия и нередко вызывал враждебное отношение к Себе, но Он никогда не судил судом человеческой правды, а всегда и всех судил только судом Божией любви, Бог для всех один, и ко всем Он одинаково относится. Значит, пред Богом ни один человек не имеет никакого преимущества пред другим человеком, и потому самый последний из людей по суду человеческому может быть более достойным Божия Царства, чем какой-нибудь могущественный властелин земного величия. Поэтому, нравственное учение Иисуса Христа, основанное на отношении людей к Богу и Бога к людям, естественно было учением о всеобщем братстве людей (Мф.23:8–9). Кто действительно желает быть членом Божия Царства, тот, по Его наставлению, пусть будет слугою для всех (Лк.22:25–26); и хотя бы в его услугах стал нуждаться враг его племени, пусть он не думает отказывать, а непременно пусть поможет ему (Лк.10:30–37); и хотя бы у кого явились даже личные враги, пусть он думает не о мести, а о Божией любви к людям, и к добрым и к злым, и потому пусть он даже и к личному врагу своему относится,как к брату, – молится за него и благотворит ему, любит и благословляет его (Мф.5:43–45; Лк.6:35–36).

Было бы большою ошибкой, если бы мы захотели допустить, что такому характеру, какой мы рассматриваем, можно сообщить удовлетворительную полноту посредством полного перечня его добродетелей. В характере Христа мы находим не только полноту, но гораздо больше: мы находим в нем прекрасную симметрию (равномерность) и совершенную гармонию всех добродетелей, чем Христос отличается от всех других людей. Эта черта заканчивает возвышенную картину святости и величия, которая представляется нашему наблюдению. Эта черта с особенною силою поражала всех знаменитых мужей, которые когда-нибудь писали об этом предмете.

Христос был свободен от всякой односторонности, которая обнаруживает силу и слабости великих людей. Он не был муж одной какой-нибудь идеи или добродетели, господствующих над всеми другими. Нравственные силы у Него так хорошо были уравновешены и так соразмерялись одна с другою, что ни одна из них не возвышалась с особенною силою над другою, ни одна не переходила в крайность, ни одна не ослабевала и не уменьшалась от недостатка других. Каждая сила ограничивалась противоположным величием и потому каждая из них была свободна от крайностей. Характер Христа никогда не терял соразмерности и равновесия и никогда поэтому не мог быть неравномерным. Он был совершенно и постоянно один и тот же от начала до конца.

Он был постоянно спокоен, трезв, воздержен и всегда владел Собою; несмотря на Свое полное и решительное возвышение над предметами этого мира. Он обращался свободно, непринужденно и откровенно с людьми, мужчинами и женщинами: ел с мытарями и грешниками, принимал участие в свадебном пиршестве, проливал слезы на могиле, любовался делами рук Божиих в природе, восхищался красотою лилии и занятием сельского хозяйства пользовался для наглядного объяснения возвышеннейших истин Царства Божия. Его добродетель трезва, тверда и сильна, и при всем том добродушно-общительна и истинно-человечна; никогда она не была мрачною и отталкивающею, всегда находилась в полной симпатии с невинною радостью и веселием. Он, чистейший и святейший из всех людей, претворяет воду в вино на свадьбе, блудного сына позволяет встретить в доме отца с откормленным теленком и с пением, и возбуждает язвительные упреки Своих противником, что Он «ядца» и «пийца».

Его ревность никогда не переходила в страсть или раздражение, Его твердость никогда не становилась упрямством, Его благосклонность никогда не переходила в сентиментальность (слащавость). Его свободное чувство не знало ничего о равнодушии и необщительности. Его достоинство незнакомо было с гордостью и надменностью, Его снисхождение и откровенность далеки были от неуместной, неприличной доверчивости, Его самоотвержение чуждо было ропотливости. В Его умеренности и воздержании не было самоумерщвления. Он соединял невинность дитяти с достоинством мужа, всеобъемлющую ревность Божию с неутомимым участием в благосостоянии людей. Он соединил нежную любовь к грешникам с неумолимою строгостью ко греху, повелительное достоинство с самым привлекательным смирением и беспритязательностью, безбоязненную бодрость духа с мудрою предусмотрительностью, непреклонную твердость с изумительною кротостью и мягкостью.

Таков был Иисус из Назарета, – истинный человек по телу, душе и духу, и однако отличный от всех других людей по Своему характеру, безусловно единственному и оригинальному, – таков Христос, живущий и действующий в неразрывном единении с Богом, изливающий чистейшую человеческую любовь, свободный от всякого греха и заблуждения, невинный и светлый, учащий всех добродетелям в их полной, гармонической связи, и Сам упражняющийся в них, исключительно и неутомимо служащий одному благороднейшему делу, преследующий одну благороднейшую цель, чистейшую жизнь запечатлевший возвышеннейшею смертью, и с этой стороны навсегда признанный одним и единственным совершенным образцом всех добродетелей и святости. Всякое человеческое величие теряет много своей цены при тщательнейшем рассмотрении его; характер же Христа, чем глубже мы изучаем его, все делается для нас чище, святее и приятнее. Вся область истории и поэзии не в состоянии представить ни одной для него параллели: никогда она ни до Христа, ни после Него не дала ничего такого, что только приближалось бы к Его характеру, исключая слабого подражания Ему со стороны истинных последователей Христовых.

Таким образом, все необходимо приводит нас к тому заключению, что Христос был истинно естественным и человеческим существом, но в то же время был и существом истинно сверхъестественным и божественным. Чудесный характер Его лица вынуждает у нас, как единственное, разумное и удовлетворительное объяснение этого факта, согласие, что во Христе «обитала полнота Божества телесне».

К этому же заключению приводит нас поразительное влияние Иисуса Христа на людей

Вот Господь, проходя с Своей проповедью, видит Петра и Андрея, занимающихся ловлею рыб, и говорить им: грядита по Мне и сотворю вы ловца человеком. И что же случилось? Евангелие говорить: они же абие оставльше мрежи, по Нем идоста. Ничто не удержало их: не заботясь о сведении каких-либо счетов или об устроении каких-нибудь дел, они покидают все, что имели и, не медля ни минуты, идут за Христом. Дивная и достойная подражания ревность! И не думайте, что им нечего было оставлять, нечем жертвовать. Ибо, хотя рыболовные мрежи составляют ничтожное богатство, однако они могли быть им дороги потому, что это было единственным средством их содержания. Так одним всемогущим словом Иисуса Христа были призваны и другие апостолы, оставившие все и всех, чтобы потом следовать за своим Учителем, разделять с Ним все скорби и не покидать Его до конца жизни, а когда придет время, отдать и жизнь свою за верность Его учению. Посмотрите, далее, на Закхее, мытаря, грешника, как он по одному слову Господа: «Закхей!... сегодня надобно Мне быть у тебя в доме», – вдруг из грешника делается праведником, оставляет свою страсть сребролюбия, изъявляет готовность отдать половину своего богатства нищим и вчетверо вознаградить всякого, кого чем-либо обидел. Возможно ли такое мгновенное перерождение человека-грешника в праведника по одному слову простого человека? Нет, это противоречило бы всем нашим познаниям о душе человека, – это противоречило бы ежедневным нашим наблюдениям над жизнью людей. Только при допущении мысли, что Христос есть Бог, делается понятным столь могущественное Его воздействие на души и сердца людей.

Посмотрите, наконец, на поразительное влияние слов Господа на толпу воинов и слуг первосвященнических, пришедших ночью взять Его и предать на суд первосвященников. Когда к Иисусу Христу, молившемуся в саду за потоком Кедронским, пришел Иуда с отрядом воинов и служителей от первосвященников и фарисеев с фонарями и оружием, Он спросил их: «кого ищете?» Ему отвечали: «Иисуса Назорея». Господь говорить им: «Это Я». Евангелие передает, что, когда сказал Он им: «Это Я», они отступили назад и пали на землю. Ответом Своим, в котором Богочеловек открывает Себя, Он повергает на землю толпу вооруженных, дабы знали они, как замечает Златоуст, что без святой воли Его все человеческие усилия бессильны взять Его.

К этому св. Златоуст присовокупляет предположение, что в эту минуту хотящие взять Господа были ослеплены. На это нет указания в Евангелии, но самый факт отступления и падения на землю выразил тот трепет и ужас, коими толпа была объята по воле Божией, во свидетельство ее преступления и значения Того, Которого толпа эта с Иудой во главе пришла взять.

Мы показали три случая дивного влияния слова Господа на людей. Нужно ли говорить о множестве лиц, еще при земной жизни Господа обратившихся к вере в Него и разорвавших все связи свои с прежним образом жизни, чтобы стать истинными учениками Господа? Нужно ли говорить, что и в древнее, и в настоящее время множество людей по одной проповеди Евангелия обращаются ко Христу, одерживают победу над миром, плотию и диаволом, и становятся светом мира. И это тем более замечательно, что христианство призывает к себе не страхом наказаний и земными наградами, а только одною своею истиною, одною своею правдою, причем не скрывает от всех последователей своих, что они в мире будут терпеть скорби и что путь в Царствие Божие для истинных христиан усеян всевозможными терниями. Только божественность христианской религии и Ее Основателя вполне удовлетворительно объясняет нам могущественное влияние христианской проповеди на людей.

Христос Спаситель а) называет Себя единородным Сыном Божиим, веру в Божество Свое полагает необходимым условием спасения (Ин.3:16, 36, 6:47) и представляет ее делом Божиим: се есть дело Божие, да веруете в Того, Егоже посла Он (Ин.6:29); б) именует Бога Отца Своим Отцем (Ин.15:1, 15); в) указывает на Свое единосущие с Отцем (Ин.10:30, 14:10, 11) и совершенное равенство с Ним (Ин.5:17, 19, 21, 16:15, 17, 10), а при таком единосущии и равенстве Сына с Отцом – никтоже знает Сына, токмо Отец, ни Отца кто знает, токмо Сын, и емуже аще волит Сын открыти (Мф.11:27; Ин.8:19); г) говорит о Себе, что для совершения воли Отца о спасении людей сшел с неба (Ин.6:38), – от Бога (Ин.16:27, 13:3), – от Отца (Ин.16:28); д) усвояет Себе божеские свойства, а именно – вечность (Ин.8:58, 17:5), самобытность (Ин.5:26), вездесущие (Ин.3:13, 14:23; Мф.18:20), всемогущество, выразившееся в совершении чудес, их же ин никтоже сотвори (Ин.15:24), и показавшее, что Он, как Бог, имеет власть не над телом только, но и над душою (Мф.9:5); е) учит, как имеющий божественную власть (Ин.7:46; Мф.24:35); ж) представляет Себя верховным Судиею человеческого рода (Ин.5:22), – награждающим (Ин.10:28) и наказывающим (Мф.13:41, 42); з) как Бог, дает ученикам Своим силу чудес (Мк.16:17, 18; Лк.10:19), обещает им премудрость (Лк.21:15), ободряет их надеждою на получение просимого (Ин.14:13, 14, 16, 23), утешает обетованием Святаго Духа (Ин.15:26); и) защищает Божество Свое против неверующих иудеев. Иудеи, слыша слова Господа, научавшие их вере в Божество Его, роптали и говорили: не сей ли есть Иисус, сын Иосифов, его же мы знаем отца и матерь? како убо глаголет сей, яко с небесе снидох (Ин.6:42)? Даже – искаху Его убити, яко не токмо разоряше субботу, но и Отца своего глаголаше Бога, равенся творя Богу(Ин.5:18), или, в другой раз, взяша камение иудее, да побиют Его, – глаголюще: о добре деле камение не мещем на Тя, но о хуле, яко Ты, человек сый, твориши Себе Бога (Ин.10:30, 33). Но Господь постоянно и с особенною силою доказывает иудеем Свое божество и при этом ссылается на свидетельства: Иоанна Крестителя, который свидетельствова о истине (Ин.5:33), назвав Иисуса Христа Сыном Божиим, сшедшим с неба и сущим над всеми (Ин.3:31–35), – Отца небесного, сказавшего о Нем: сей есть Сын Мой возлюбленный, о Нем же благоволих (Ин.5:37; Мф.3:17), и ветхозаветных писаний (ст. 39).

Наконец Господь утверждает истину Своего Божества самою Своею смертию. Когда привели Его на суд к первосвященнику Каиафе, то, по выслушании многих лжесвидетелей, архиерей торжественно спросил Его: заклинаю Тебя Богом живым, да речеши нам, аще Ты еси Христос Сын Божий (Мф.26:63; Мк.14:61)? Иисус Христос прямо и решительно отвечал всему собранию: Аз есмь, и узрите Сына Человеческаго, одесную седяща силы и грядуща с облаки небесными(Мк.14:62). Тогда архиерей растерза ризы своя, глаголя, яко хулу глагола: что еще требуем свидетелей? се ныне слышасте хулу Его. Что вам мнится? Они же отвещавше реша: повинен есть смерти (Мф.26:65, 66). Потом иудеи, приведши Иисуса Христа к Пилату, сказали ему: мы закон имамы, и по закону нашему должен есть умрети, яко Себе Сына Божия сотвори (Ин.19:7). Но и пред Пилатом Господь исповедал Свое Божество в той мере, в какой мог понять язычник; на вопрос его: убо царь ли еси Ты? – отвечал: ты глаголеши, яко царь Аз есмь; Аз на сие родихся и на сие приидох в мир, да свидетельствую истину, царство Мое несть от мира сего (Ин.18:36, 37).

Теперь представим себе на мгновение одного из чисто человеческих учителей, – будь он и велик и знаменит – представим себе, например: Моисея, или Илию, Иоанна Крестителя, или одного из апостолов: Павла или Иоанна, – не говорим уже о ком-нибудь из отцов церкви, – пусть он скажет; «я свет мира», – «я путь, истина и жизнь»; «я и Отец – одно»; пусть он обратится к людям с таким воззванием: «следуйте за мною, подражайте мне, вы найдете жизнь и мир, чего в противном случае вы нигде не найдете». Не возбудило ли бы это общего чувства сожаления или негодования? Ни один человек на земле не может даже попытаться высказать ни малейшего из всех этих притязаний без того, чтобы тотчас не быть признанным за сумасшедшего или богохульника.

Но, выходя из уст Христа, эти колоссальные притязания не возбуждают сожаления, не возбуждают даже простого чувства чего-нибудь неестественного и неприличного. Мы читаем и слышим их каждый раз без всякого изумления. Они являются нам вполне естественными и достаточно подкрепленными в высшей степени необыкновеннейшею жизнию и необыкновеннейшими делами. Тут не находит себе места даже тень подозрения в тщеславии, гордости или самообольщении. Целые восемнадцать столетий миллионы людей из всех наций и языков, из всех классов и состояний, людей ученейших и могущественнейших, так же как и самых невежественных и самых низких, инстинктивным чувством признают, что Христос истинно был тем, чем Он выражал притязание быть.

Не есть ли это в высшей степени замечательный факт? Не есть ли это победоносное оправдание характера Христова и неопровержимое доказательство истинности Его свидетельства? И можем ли мы отвергать истину и не признавать Божества Христова, не разрушая истинности Его и не уничтожая в самом основании нравственной благости и чистоты Христовой, которые признаются вообще даже еретиками и неверующими? Если Он мудрейший, лучший, святейший из всех людей, величайший учитель и благодетель нашего рода, и будучи признан таким общим голосом цивилизованного мира, Сам объявляет Себя единым с Отцом, и по Своей воле и хотению, по существу и свойствам отождествляется с вечным Богом в таком объеме и в таком смысле, каких ни один человек, ангел или архангел, ни на одно мгновение не могут приписать себе, не рискуя быть признанными за богохульников, или безумцев; если Он принимает божественное поклонение от Своих собственных искренних учеников: то как можем мы, оставаясь разумными, отвечая на самые глубокие нравственные и религиозные инстинкты нашего сознания, как можем мы не повергнуться перед Ним с благоговением, и вместе с святым Фомой, этим представителем честного, ищущего и любящего истину скептика между апостолами, из глубины нашей души не воскликнуть: «Господь мой и Бог мой!»

Веру в Божество Господа Иисуса Христа апостол Петр, от лица всех апостолов, исповедовал пред Самим Господом, когда на вопрос Его: вы же кого Мя глаголете быти? – отвечал: Ты еси Христос, Сын Бога живаго (Мф.16:15, 16). На этой вере, как на краеугольном камне, Господь обетовал непоколебимо основать Свою Церковь (Мф.16:18). Святые апостолы в своих писаниях, почитая себя слугами и проповедниками Христовыми (1Кор.4:1; 2Кор.4:5), приписывают Господу все, что приличествует единому истинному Богу, а именно:

а) Божеские имена. Они называют Его – Сыном Божиим собственным (Рим.8:32. Гал.4:4), – Богом (Ин.1:1, 14), – Богом воплощенным (1Тим.3:16), – Богом истинным (1Ин.5:20), – Богом великим и Спасителем (Тит.2:11–13), Богом благословенным (Рим.9:5), – Господом (1Кор.8:6), – Господом славы (1Кор.2:8);

б) Божеское естество и равенство с Богом Отцем (Кол.2:9; Флп.2:6);

в) Божеские свойства, как то: вечность и неизменяемость (Евр.1:10–12, 13:8), всеведение (Ин.2:24, 25), всемогущество (Евр.1:3);

г) Божеские действия, как то: творение (Ин.1:3), промышление (Кол.1:17), владычество (Деян.10:36);

д) Божеское почтение. Апостолы научают веровать в Господа (Деян.16:31, 20:21), надеяться на Него, как на упование наше (1Тим.1:1), любить Его (1Кор.16:22), поклоняться Ему (Флп.2:9), исповедовать Его (1Ин.4:15), призывать Его в молитвах (Рим.10:13).

Если апостолы говорят нам, что Христос учил о Себе, как о Спасителе людей, и что дело Его жизни заключалось только в осуществлены Его учения о Себе, как о Спасителе людей, и что это дело Свое Он в точности исполнил именно так, как Он Сам учил о совершении спасения людей, т.е., что Он действительно призвал людей в Царство Божие, и потом добровольно пошел на крестную смерть, и умер, и воскрес, и в течение многих дней являлся им и учил их, и, наконец, пред их собственными глазами скрылся из чувственных условий нашего миропредставления, – если апостолы все это говорят нам, то с нашей стороны возможно только одно из двух: или верить, или не верить им.

Мы можем им верить, потому что они заявляют о себе, как о свидетелях – очевидцах всех тех событий, о которых они говорят нам. Но мы можем и не верить им, потому что они говорят нам о таких необыкновенных вещах, который могут превышать нашу способность веры. Мы не можем только прямо отвергать их свидетельских показаний о Христе, потому что для этого нам необходимо пришлось бы положительно доказать, что они, намеренно или ненамеренно, сами от себя выдумали всю чудесную тайну Христа и своею проповедью распространили в мире несомненную ложь.

Но такого положительного доказательства мы не в состоянии дать. Все те соображения, которые мы можем сделать в этом направлении, в действительности окажутся только нашими предположениями, а вовсе не доказательствами, и все те оправдания, какие мы можем дать нашим предположениям, в свою очередь опять-таки окажутся только нашими предположениями, а вовсе не фактами. В существе дела все наши отрицательные соображения могут быть построены нами лишь в двух, одинаково неудовлетворительных, формах: мы можем утверждать, а) что в пределах нашего мира нет и не может быть нечего сверхъестественного, а потому, если апостолы утверждают несомненную действительность сверхъестественных событий, то это именно и доказывает собою, что их показания несомненно ложны; и мы можем утверждать, б) что христианское учение о спасении виновных людей кровию и смертию неповинного Христа заключает в себе такую массу крайних несообразностей, разобраться в которой мы решительно не можем. В первом случае, мы, очевидно, скажем совершенную неправду о себе, что будто мы владеем божественным всеведением; во втором случае, мы скажем, пожалуй, и сущую правду о себе, но только эта правда будет говорить лишь о нашем непонимании того, как именно совершил Христос дело спасения людей. Ссылаться же на свое воображаемое знание или указывать на свое действительное непонимание, как на такие солидные основания, по силе которых мы будто бы имеем право решительно утверждать, что апостолы не были свидетелями – очевидцами тех событий, о которых они рассказывают нам, это значит прямо уничтожать науку и разум введением в процесс познания таких удивительных критериев (т.е. оснований, правил) истины, которыми разрушается всякая мысль о науке.

Святые мученики запечатлели кровью свою веру в Божество Господа нашего Иисуса Христа. В течение первых трех веков христианство испытывало постоянные гонения, – сначала от иудеев, а потом от язычников. Все страдальцы, начиная с первомученика архидиакона Стефана, исповедавшего пред кончиною своею Сына Человеча, одесную стояща Бога (Деян.7:56), с радостью шли на смерть за имя Христово, и на увещания язычников отречься от Христа отвечали всенародным прославлением Его, как истинного Бога. Ничто не могло победить несокрушимого мужества этих исповедников Христовых; самые жестокие мучения они переносили в молчании, возбуждая своим терпением непритворное удивление в самих мучителях своих, как замечает один древний, современный гонениям писатель: «что говорить о мужах? – дети и наши женщины, вдохновляемые терпением, небрегут о крестах, пытках, зверях и всех ужасах мучений», и, обращаясь к язычникам, выражается: «вы не понимаете, жалкие, что не найдется ни одного человека, который пожелал бы подвергнуться страданию без достаточного побуждения, или же мог бы перенести мучения без помощи Божией».

Представим несколько примеров исповедания Божества Иисуса Христа святыми мучениками.

Мученица Симфоросса, когда император Траян угрожал принести ее в жертву богам своим, если она не воскурит пред ними фимиама, отвечала гонителю: «боги твои не могут приять меня в жертву; но если я буду сожжена за имя Христа, Бога моего, то тем более потреблю твоих демонов».

Во время страданий мученицы Фелиции с семью сыновьями своими, юнейший из них, Марциал, отвечал мучителю: «о, если бы ты знал, какие казни уготованы идолопоклонникам! Но Бог еще медлит являть Свой гнев на вас и на ваших идолов. Ибо все, которые не исповедуют, что Христос есть истинный Бог, посланы будут в огонь вечный».

Мученица Доната сказала также пред своим мучителем: «мы воздаем честь кесарю, но страх и богопочтение воздаем Христу, Богу истинному».

Мученик Петр, юный летами, будучи побуждаем принесть жертву одной языческой богине, отвечал: «нет, я должен приносить жертву молитвы, сердечного сокрушения и хвалы Христу, Богу живому и истинному, Царю всех веков».

Чему учил Господь Иисус Христос, что проповедали апостолы, что исповедали мученики, тому веровала древняя христианская церковь – хранительница истинно-апостольского предания, признавая Божество Господа, и свою веру выражала в изречениях пастырей и учителей, в символах, употреблявшихся в поместных церквах, и в определениях соборов.

Из мужей апостольских св. Игнатий Богоносец в послании к ефесским христианам пишет: «один Врач телесный и духовный, рожденный и нерожденный, Бог в человеке, в смерти истинная жизнь от Марии и от Бога, сперва подверженный, а потом не подверженный страданию, Господь наш Иисус Христос»; – к смирнским христианам: «Господь наш, Сын Божий, по плоти истинно происшел от рода Давидова, по воле и силе Божественной истинно родился от Девы»; в других посланиях называет Господа «вечным Словом, Сыном Божиим», «Богом нашим». Св. Поликарп приветствует филиппийских христиан следующими словами: «милость и мир от Иисуса Христа, Бога Вседержителя, Господа и Спасителя нашего, да умножится вам»,и говорит, что Иисусу Христу повинуется все небесное и земное, и служит всякое дыхание.

Из святых отцов и учителей II и III веков – св. Иустин утверждает, что Иисус Христос есть «первородное Слово Божие и Бог», и, обращаясь к иудеем, замечает: «если бы тщательнее размышляли о сказанном пророками вы не стали бы отвергать, что Христос есть единый Бог и Сын нерожденного Бога». Св. Иринейговорит, что «все пророки и апостолы и Сам Дух именуют Иисуса Христа в собственном смысле Богом, и Господом, и Царем вечным, и Единородным, и Словом воплощенным», и свидетельствует, что в Его время вся Церковь веровала «во единого Христа Иисуса, Сына Божия, воплотившегося для нашего спасения». Не менее ясные свидетельства о Божестве Господа нашего находим и у других отцов и учителей церкви.

В символах или исповеданиях веры, бывших в употреблении в христианских церквах до четвертого века, Иисус Христос называется «Сыном Божиим единородным, Иже от Отца рожденным прежде всех век, Богом истинным, Им же вся быша»...

На Никейском I Вселенском Соборе, по осуждении лжеучения Ария, установлено на все времена веровать «во единаго Господа Иисуса Христа, Сына Божия единороднаго, Иже от Отца рожденнаго прежде всех век, света от света, Бога истинна от Бога истинна, рожденна не сотворенна, единосущна Отцу, Им же вся быша».

Удивительное явление в мире представляет нам слово Христа Спасителя. Восемнадцать веков церковь склоняется над несколькими страницами, заключающими это слово, с пламенным желанием увидеть глубину его, исчерпать смысл его, а оно остается так же ново, столь же неисчерпаемо, как и при начале этих веков. Величайшие умы, люди святейшие размышляли над ним и с благоговением замечали, что оно бесконечно выше их. Прошли века, прошло множество поколений, прешло вместе с тем множество систем, некогда удивлявших своею глубиною, а это слово по-прежнему стоит твердо на недосягаемой высоте. Бывали минуты, когда люди думали, что нашли ту или другую истину; радостные восклицания их раздавались повсюду, и вдруг – вглядывались внимательно в слово Христово и с изумлением находили, что истина, которую они считали своим обретением, уже высказана давно, за несколько веков до них. Какими идеями, в самом деле, может похвалиться XIX век, которых не заключалось бы в Евангелии?... И однако это слово, столь богатое, неисчерпаемое, несравненно проще самых простых систем человеческих. Ученейшие люди, наследники вековых трудов, не могут исчерпать и постичь его, и в то же время смиреннейшие из смертных, младенцы в научении, делаются премудрыми и буйством проповеди своей посрамляют премудрость века сего... Никогда человек не говорил так, как Этот Человек (Ин.7:6).

Укажем два средства для убеждения в Божественности учения Христова. Одно называем мы сильным, другое – всесильным. Скажем сперва несколько слов о последнем. Иисус Христос называет и предлагает его, говоря: «Мое учение не Мое, но Пославшего Меня, Кто хочет творить волю Его, тот узнает о сем учении, от Бога ли оно, или Я Сам от Себя говорю» (Ин.7:16, 17). Это средство, примененное как следует, должно исцелять основательно и неминуемо всякое неверие. Один философ говорит в этом смысле: «Христос говорит коротко: кто сохраняет Мое слово, тот узнает, от Бога ли Мое учение? Кто не может или не хочет на себе произвести этого опыта, тому не следовало бы собственно, если он человек благоразумный и честный, или же, по крайней мере, хочет казаться таким, говорить ни одного слова ни за, ни против христианства». Но этой-то честности и откровенности и недостает именно у большей части противников и презрителей Евангелия. В прошедшем столетии жил в Вюртемберге юрист Иоанн Яков Мозер, человек, имя которого было известно во всей Германии, как знаменитейшего законоведа и судьи. Где только нужно было решить какой-нибудь важный вопрос в делах государственных или судебных, отовсюду посылали к Мозеру за советом, или справлялись в многочисленных его сочинениях. Вперед можно было быть уверенным, что от него получится не только добрый, но и справедливый совет, потому что Мозер был такой юрист, который на себя смотрел, как на хранителя и жреца права, и который для себя никогда не искажал и не нарушал правды, никогда не молчал там, где видел нарушения ее, никогда не называл правду неправдой и неправду правдой, и который никогда не отступил бы от правды, если бы и все власти мира принуждали его к тому. Словом, он был истинный, непоколебимый юрист. Этот человек в своей юности познакомился с насмешками Вольтера над Библиею. Как истинный юрист, прежде чем поверить на слово Вольтеру в его суждениях о Библии, он счел нужным самому прочесть внимательно Библию и рассмотреть, действительно ли тот прав. Он читал ее и нашел это место (Ин.7:16, 17): «Мое учение не Мое, но пославшего Меня. Кто хочет творить волю Его, тот узнает о сем учении, от Бога ли оно, или Я Сам от Себя говорю». – Как? – сказал Мозер самому себе: Иисус Христос сделал испытание столь легким? Было бы низко и бессовестно, если бы человек с душою, жаждущею истины, прошел мимо, не проверив его. Попробуем. «И вот он начинает исследовать волю Того, Кто послал Иисуса. Он читает слово Божие, и все, что он читает, звучит новыми звуками в ушах его, дает новое содержание его сердцу. Он начинает жить в Боге. С каждым днем он более и более познает волю Божию, и с каждым днем он более и более исполняет заповеди Божии. Но все обширнее и неизмеримее представляется ему круг заповедей Божиих, и чем больше кажутся ему заповеди, тем меньше и ничтожнее представляется он сам себе; и чем ничтожнее он представляется сам себе, тем величественнее является Христос. Спустя немного времени он с твердостью и радостью в душе мог исповедать: «да, Святый Божий, кто Тебя видит, тот видит Отца». Он сделался верующим христианином и говорит в одном из своих сочинений: «Иисус есть и будет точкой соединения между Богом и мной, а также между мной и Богом. Он мое все во всем. Кроме Него не имею и не хочу иметь никакого Бога». В этой вере он и умер, как истинный христианин, с радостью и упованием 30 сент. 1785 г.

То, что предлагает Сам Иисус Христос, конечно, без всякого сомнения, должно быть настоящим и всесильным средством против всякого неверия. Что испытал старик Мозер, может испытать и всякий другой, кто захочет честно и искренно подвергнуть себя подобному испытанию. Но при этом, повторяем, необходимы серьезная искренность и точность. Можно вести совершенно честную жизнь, можно воздержаться от всех страстей и пороков, так что люди не могли бы ни в чем упрекнуть нас, и все-таки далеко не творить волю Божию. Люди исполняют только свою собственную волю, когда следуют только внушению своего разума и его принципам (основаниям деятельности), имеют в виду счастье и честь. Прежде всего нужно узнать волю Божию. Читайте слово Божие и серьезно и искренно испытайте его, и тогда должны будете признать: «это поистине есть воля и заповедь Божия». Попробуйте тогда серьезно исполнять эту волю Божию, но исполнять ее совершенно, постоянно и вполне, и тогда вы будете на истинном пути и придете к цели. Тогда, при свете слова Божия, вы познаете необъятность божественных заповедей и их неисследимую глубину. Тогда вы не будете извиняться вашею слабостью, или успокаивать себя воображаемою слабостью вашего Бога. Тогда вы основательно узнаете ваше бессилие, вашу вину и ваши упущения, и протянете ваши руки к Помощнику и Спасителю, Который хочет спасти всех нас от всех наших бед и напастей. Один писатель очень удачно сказал: «кто понимает грех, тот понимает добродетель и христианство, себя самого и мир; без этого понятия нельзя усвоить себе заслуг Христовых, нельзя иметь участия в этом вторичном, высшем творении». Кто таким образом будет читать слово Божие, и честно и откровенно применять его к жизни, с тем будет то же, что было с одной католической четой. Они купили себе Библию и каждый вечер один час читали ее. После нескольких вечеров муж остановился среди чтения и сказал: «жена! если эта книга говорит правду, то мы злые люди». Он продолжал чтение и через несколько дней сказал: «жена! если эта книга справедлива, то мы погибли». Но это их не остановило; они читали далее, и через неделю могли с радостью воскликнуть: «если эта книга говорит правду, то мы можем спастись». И они спаслись, спаслись верою в Иисуса Христа и жизнью по Его учению.

Мы можем указать только на это одно всемогущее средство. Мы можем каждому неверующему и презирающему Евангелие предложить опять таки только этот вопрос: подвергал ли ты себя тому испытанию, о котором говорит Иисус Христос в Евангелии от Иоанна (Ин.7:15, 17)? Испробуй его, если ты справедливый и честный человек. И потом приходи; тогда мы поговорим с тобой об этом подробнее!

Есть у нас еще средство, – средство сильное, так мы уже назвали его. Первое средство не в наших руках. Но мы все же можем советовать и рекомендовать его нашим противникам. Второе же средство в наших руках, и все зависит от того, употребим ли мы его, и как именно. Иисус Христос также предлагает это средство, когда говорит: «вы свет мира. Не может укрыться город, стоящий на верху горы. И зажегши свечу, не ставят ее под сосудом, но на подсвечнике, и светит всем в доме. Так да светит свет ваш пред людьми, чтобы они видели ваши добрые дела и прославляли Отца вашего небесного» (Мф.5:14–16). «Лучший метод (способ), – говорит один опытный христианин, – обращать людей следующий: жить по закону Божию, так чтобы спросили: откуда пришли эти люди? Ведь это совсем другой народ. Кто сделал их такими людьми? Тогда представится удобный, прекрасный случай говорить о нашем Творце и Спасителе».

О, если бы мы захотели воспользоваться этим средством, как следует! Истинные христиане каждым выражением глаз, каждым словом, каждым действием и поступком должны показывать, что они чада света, чада Божии, ученики Спасителя, наследники Царства Небесного. При входе в их домы должно быть заметно, что здесь живут чада Божии, что здесь сооружена скиния Господа между людьми, где служат Ему и Его имени, где действует Святый Дух и царствует Его мир. Их браки и воспитание детей, их трудолюбие и точное исполнение их земного призвания, – все это должно показывать, что Сам Иисус Христос обитает в них и делает их способными на всякое доброе дело. В их обществе должна быть заметна жизнь, происходящая от Бога, – истина, которая не от мира сего, любовь, снисходящая свыше, и мир, «который превыше всякого ума человеческого» (Флп.4:7). И в радости их и в горе, и в трудах их и в покое, и в жизни их и в смерти, – во всех их словах и во всех их действиях должна быть видна печать Божия: «познал Господь Своих; и да отступит от неправды всякий, исповедующий имя Господа» (2Тим.2:19). Они действительно должны походить на плодовитые деревья, исполненные плодов праведности (Флп.1:11), и приносить плод духа: «любовь, мир, долготерпение, благость, милосердие, веру, кротость, воздержание (Гал.5:22).

Если бы мы пользовались этим средством, как следует, то насколько бы стало меньше неверия между нами! Наши противники и порицатели пред такою проповедью и такими опытами не могли бы закрыть ни глаз, ни ушей своих. Наша богобоязненная и благочестивая жизнь была бы несравненно более сильным и неоспоримым свидетельством истины и величия христианства, нежели все книги, написанные с этою целью, и все проповеди и публичные чтения. В этом отношении мы должны признать наши упущения и вину, и всеми силами постараться исправить себя.

Без крестной смерти Иисуса Христа человек никогда, при всех усилиях, не мог бы освободиться от греха и наказания за него. «В наличных условиях человеческой жизни действительность совершенной победы над грехом может утверждаться не на основании нравственной жизни человека, а исключительно только на основании праведной смерти его за истину нравственной жизни; потому что об одном только умершем человеке можно действительно утверждать, что он уж ни в каком случае более не может грешить; а потому, если бы человек принял смерть за свою любовь к Богу и за свою верность Божию закону жизни, то этим самым он действительно доказал бы в отношении себя совершенное бессилие зла, так как в этом случае его смерть за добро, очевидно, была бы величайшим победным торжеством добра. Но само собою понятно, что требовать от человека такой победы над грехом в сущности значит не иное что, как требовать от него, чтобы он принес себя в жертву за грехи, т. е. чтобы он одержал такую победу над грехом, которая, как приобретенная ценою его собственной жизни, не имела бы для него решительно никакого значения, да и вообще являлась бы делом совершенно бессмысленным. Ведь на самом деле своею праведною смертью человек может уничтожить не вообще грех и всякую вину за грех, а только свою личную вину за грех. Стало быть, если ради уничтожения греха необходимо должен погибнуть и сам победитель греха, – праведный человек, то эта погибель человека одинаково не может служить ни к достижению личных целей человеческой жизни, ни к достижению общих целей мировой жизни. Значит, она именно может быть только совершенно бессмысленным спасением человека от греха и путем собственной погибели человека.

Стремиться к такому спасению от греха ни один здравомыслящий человек, разумеется, не может. Вследствие же этого не одни только обыкновенные, грешные люди, но и самые великие подвижники нравственной жизни в действительности могут лишь бороться с грехом и могут побеждать в себе отдельные искушения греха, уничтожить же свою греховность и снять с себя всякую вину свою за грех даже и самые великие праведники не могут; потому что для этого уничтожения требуется не просто лишь побеждать в себе отдельные искушения греха, но совсем и не испытывать никаких искушений его. А для того, чтобы не испытывать никаких искушений греха, очевидно, нужно уничтожить самую возможность греховных искушений. Между тем эта возможность определяется не только собственной греховной природой человека, но и живой связью его со всеми другими людьми и со всем миром вообще, как с областью развития греха. Стало быть, для уничтожения возможности греховных искушений человеку нужно не только преобразовать себя самого, но преобразовать также и весь мир, в котором он живет, т.е. для этого ему нужно или сделать явно невозможное дело, или же вращаться в кругу бессмысленного положения: он несомненно может уничтожить свой грех, но только своей мученической смертью за правду; и он всегда может спасти себя от мученической смерти за правду, но только ради того, чтобы в конце концов все-таки погибнуть вследствие своей греховности. Из этого положения, предоставленный себе самому, человек, очевидно, не мог бы выйти и никогда бы не вышел из него. Но его спасла от погибели крестная смерть Иисуса Христа, уничтожившая всякий грех человека, действительно желающего уничтожить свой грех, и снявшая с человека всякую вину во грехе, который сознается и осуждается человеком, как грех, но тем не менее все-таки остается на нем по невозможности уничтожить его.

Ввиду того, что Сам Христос не сделал и не имел на Себе никакого греха, Его смерть не была необходимой для Него, потому что она является необходимой лишь в качестве необходимого следствия человеческой греховности. Люди собственно умирают лишь потому, что со времени первого преступления они подчинили свою духовную природу закону материального существования, и вследствие этого они могут существовать лишь по закону физической жизнедеятельности материального мира. Между тем, в человеческой природе Иисуса Христа этой ненормальности не было: в Нем не дух служил по природе смертному телу, а тело являлось органом нравственной жизни по природе бессмертного духа. Поэтому именно Он мог не умереть, т.е., другими словами, – Он не мог умереть по общей необходимости смерти для всех остальных людей. Тем не менее Он принял смерть, и именно мученическую смерть, за истину Своего нравственного служения Богу духом и истиною. Это подчинение физическому закону смерти, по Его собственному объяснению, было необходимым средством для достижения особой цели Его деятельности, как деятельности обетованного Божия Христа. Мы знаем, что со времени первого же апостольского исповедания Его Христом – Сыном Божиим, Он ясно и положительно стал говорить Своим ученикам и апостолам, что Ему должно много пострадать и быть убиту (Мф.16:15–21), потому что Он затем и пришел в мир, чтобы отдать душу Свою для искупления многих (Мф.20:28). Следовательно, Его мученическая смерть, по ясному слову Его учения, была необходима собственно не по отношению к Нему Самому, а по отношению к миру, зараженному грехом. Очевидно, она представляла собою то самое дело, которое нужно было совершить миру грешных существ для уничтожения своих грехов, но которого в действительности мир не мог совершить, так как оно уничтожило бы собою не только всякую неправду в мире, но и весь живой мир самих грешников. Поэтому именно для уничтожения в мире греха Христос отдал Свою собственную безгрешную жизнь: Я отдаю Мою жизнь, – говорил Он иудеям, – чтобы опять принять ее; никто не отнимает ее у Меня, но Я Сам отдаю ее (Ин.10:17–18). На это самопожертвование Он указывал, как на дело исключительной Божией любви к миру, – как на дело Божия спасения мира смертью единородного Сына Божия: Бог, – говорил Он в объяснение Своей смерти тайному ученику Своему Никодиму, – так возлюбил мир, что отдал Сына Своего единородного, дабы всякий, верующий в Него, не погиб, но имел жизнь вечную (Ин.3:16). Следовательно, по собственному слову Его учения, Он добровольно принес Себя в искупительную жертву, чтобы Своею неповинною смертью спасти от погибели жизнь грешного мира и таким образом исполнить святую волю Отца Своего.

Это значение крестной смерти Иисуса Христа, как искупительной жертвы за грехи мира, представляет собою основной догмат апостольского вероучения. Вся сущность апостольской проповеди заключается в изложении веры апостолов, что кровь Иисуса Христа, Сына Божия, очищает нас от всякого греха, потому что в Своей крестной смерти, именно как Сын Божий, Он явился действительным умилостивлением за грехи наши, и не только за наши грехи, но и за грехи всего мира (1Ин.1:7, 2:2). По учению апостолов, смерть Иисуса Христа потому именно и совершилась, что она еще прежде создания мира была назначена Богом для искупления человека от преступлений его суетной жизни (1Пет.1:18–20; Еф.1:3–7; Откр.13:8). Именно еще прежде создания мира Богу подлинно было ведомо, что в мир войдет грех, и что вследствие этого мир сделается недостойным своего Творца, и даже бросит тень несовершенства на благую и премудрую творческую деятельность Его; и тем не менее Бог все-таки осуществил Свою мысль о создании мира, потому что единородный Сын Божий также еще прежде создания мира благоволил принять на Себя будущий грех его (Евр.10:5–10), и потому в определенное время Он действительно явился в мире для уничтожения греха Своею жертвенною кровию (Евр.1:2–3). В силу особой цели Его явления в мире, оно естественно было не каким-нибудь чудесным откровением Его в полноте Его Божественной славы, а, напротив, явным самоуничижением Его в человеческом рождении от Девы Марии; потому что рожденный от Нее младенец Иисус и есть именно Спаситель мира – единородный Сын Божий (Гал.4:4–5; 1Ин.4:9–15), Который предал Себя за нас в приношение и жертву Богу (Еф.5:2), чтобы избавить нас от всякого беззакония (Тит.2:14).

Предупреждая возможные возражения против веры в Иисуса от Назарета, как в обетованного Божия Христа, как в собственного и единородного Божия Сына, апостолы указывали на откровение Иисусом от Назарета неведомой миру тайны действительного спасения мира от зла и на фактическое осуществление этого спасения в собственном лице Иисуса. Изумительное содержание Христова Евангелия, служащее для одних соблазном и для других безумием, несомненно не могло быть создано человеческой мыслию, да и вообще оно не могло быть создано ограниченной мыслию какого бы то ни было тварного существа; потому что, по апостольскому утверждению, не только грешные люди, но даже и святые Божии ангелы не имели никакого понятия о том, каким образом грешный мир мог бы освободиться от грехов своих (1Пет.1:12; Еф.3:10), хотя на основании Божия промышления о мире и особенно о роде человеческом они, разумеется, нисколько не сомневались в том, что спасение мира возможно и что оно непременно осуществится в мире. И оно действительно было возможно и действительно совершилось в мире. Оно было возможно не силою праведных дел человека, а исключительно только силою крестной жертвы Христа, т.е. силою того самого дела, о необходимости которого впервые возвестила людям евангельская проповедь Иисуса от Назарета, и которое Иисус от Назарета действительно совершил, как Свое собственное дело на земле (Рим.3:19–26). Значить, в содержании евангельской проповеди людям возвещается не какое-нибудь измышление человеческого ума, а безусловная истина Божией премудрости (1Кор.2:6–8); и потому Иисус от Назарета, возвестивший людям эту сокровенную тайну Божия ума, очевидно, возвестил ее не человеческим умом, и стало быть, если Он принял на Себя дело спасения мира, то принял его не самозванно (Евр.5:5–10).

На основании этих положений можно вполне серьезно доказывать, и апостолы усиленно это доказывали, что Христу надлежало пострадать и воскреснуть из мертвых, и что сей Христос есть Иисус (Деян.17:3), Которого иудеи и по неверию распяли, но о Котором апостолы достоверно знали, что Он действительно есть Христос – Сын Божий. Дело в том, что Он не просто лишь сообщил им истинное учение о спасении, но и фактически явил им на Себе Самом истину действительного спасения людей; потому что, распятый на кресте и несомненно умерший, Он воскрес из мертвых и многие дни являлся тем, которые с Ним ели и пили (Деян.10:41), и они своими собственными глазами видели славу Его, как славу единородного от Отца (Ин.1:14), и видели чудное вознесение Его, и испытали, наконец, спасительную силу благодати Его, так как Он переродил их и сделал их другими людьми с новыми силами духа и с новыми средствами для победоносной борьбы за истину Божия царства в мире. Если бы Он только сообщил людям истинное учение о спасении и во имя истины этого учения, пожелал бы принести Себя в искупительную жертву за грехи мира, и если бы затем произошло все то, что действительно произошло на виду у всех людей, т.е., что Он умер на кресте и положен во гроб, и потом тело Его таинственно исчезло из гроба, то на этом основании обязательно было бы нужно признавать Его за истинного Учителя о спасении мира, и имея в виду Его непорочную жизнь и неповинную смерть, можно было бы верить в Него, как в действительного Спасителя мира. Если же на самом деле было так, что Он и открыл людям истину в качестве познания ума, и в то же самое время осуществил эту истину, как факт действительности, то для апостольская ума было одинаково принудительно и признавать истину Его учения о способе действительного спасения мира от зла, и исповедовать Его Самого, как действительного Спасителя мира; потому что в этом случае подлинным содержанием религиозной мысли апостолов, очевидно, служило не теоретическое (отвлеченное) разъяснение истинного понятия о спасении, а фактическое познание действительности спасения, т.е. значить, – фактическое познание действительности крестной жертвы Христа...

Вся сущность проповеди апостолов заключалась в известии об очищении грехов по искупительной силе крестной смерти Христа: повинный во грехе, человек повинен смерти (Иак.1:15; Рим.6:23), но Христос заменил Собою всех преступных людей и добровольно принял на Себя их необходимую смерть (1Ин.3:16; Рим.8:32; Еф.5:2; 2Кор.5:21; Евр.2:9); поэтому каждый человек, желающий заменить свою необходимую смерть неповинной смертию Христа, омывается живой кровию Его и очищается от всех грехов своих (Евр.9:12–14; Откр.1:5), а вместе с этим очищением всех грехов человека сама собою, конечно, устраняется и всякая вина его за эти грехи (1Ин.2:2, 4:10; Рим.3:24–25; Кол.1:14); и потому всякий человек, омывший себя жертвенной кровию Христа, является совершенно новым созданием Божиим с новой надеждой и силой действительного оправдания пред Богом (1Кор.5:7–8; Еф.2:10, 4:24; Кол.3:9–10). Этим содержанием апостольской проповеди и определилось основное содержание религиозной веры христиан.

Древние христианские учители в изложении своего вероучения, обыкновенно, ограничивались благочестивым призывом христиан к благоговейному созерцанию святого образа Христа и к разумению тайны святого креста Его: «да будем взирать на Господа Иисуса Христа, кровь Которого дана за нас... будем внимательно смотреть на кровь Христа и познаем, как ценна пред Богом кровь Его, потому что, пролитая ради нашего спасения, она всему миру приобрела благодать покаяния», – в этом поучении св. Климента Римского сокращенно выражается все его христианское богословие. Христианство усвоялось, очевидно, не как доктрина (т.е. учение), а как живой факт религиозной истории мира, т.е. оно усвоялось не сухой логикой человеческого рассудка, а живым сознанием нравственных сил и потребностей духа, и потому оно было совершенно понятно для тех людей, которые в глубине своего духа мучительно жаждали Божией правды, в совести же своей только обличали себя в очевидных неправдах жизни. Кто сознавал свою греховность и свою неспособность освободиться от греха, для того это самое сознание делало совершенно понятной необходимость искупительной жертвы за грех. И кто слышал апостольскую проповедь о святой жизни Иисуса Христа, и мог живо представить себе поразительную картину крестных страданий Его и мог благоговейно преклониться пред подвигом добровольной смерти Его ради уничтожения греха, для того самое величие евангельского образа Иисуса Христа служило совершенно достаточным основанием веры, что Его неповинная смерть действительно была искупительной жертвой за грехи людей. Поэтому в логической обработке христианской веры для самих верующих христиан не могло быть никакой нужды, и поэтому же христианские учители стремились не к рассудочному объяснению и оправданию своей веры, а лишь к возможно точному изложению ее по духу и букве новозаветных писаний. В полном согласии с откровенным учением, они смотрели на крестную смерть Иисуса Христа, как на предвечно принятое Богом средство для спасения грешного мира, потому что естественным путем мир не может спастись, и Бог нарочито дал совершиться обороту мировой истории, чтобы только показать людям эту самую невозможность. Поэтому, когда стало достаточно ясным, что люди сами собой не могут войти в Божие царство и не могут сделать в отношении себя закона необходимой смерти законом бессмысленным, Бог явил тогда неизреченное богатство Своей любви и премудрости и спас мир от погибели жертвоприношением Своего Единородного Сына. Избрание Богом такого именно способа спасения мира древние христианские богословы объясняли из сущности спасения, как искупления мира, потому что искупление в том именно и состоит, что Бог сохраняет жизнь грешного мира, уничтожив его грехи, в силу которых он необходимо является повинным смерти, смертью Своего Сына. Следовательно, из понятия искупления прямо и очевидно выходит, что смерть Богочеловека была необходима, – не в силу, разумеется, какой-нибудь обязанности Бога непременно спасти грешный мир, а в силу свободного изволения Его на спасение мира; так что дело спасения, несомненно, было делом свободного Божия изволения, но раз уж Бог благоволил принять на Себя совершение этого дела, Он не мог совершить его никаким другим путем, как только вочеловечением и смертью Своего Божественного Сына...

Смотреть на крестную смерть Иисуса Христа, как на кровавую плату за людские грехи, – значить понимать христианский догмат искупления в смысле простого выкупа Христом неоплатных Божиих должников. С усилением нравственных мотивов в правосознании современного человека, такое понимание христианского догмата не может быть согласовано не только с апостольским раскрытием сущности и условий дарованного Христом спасения, но и с элементарными (основными) требованиями общечеловеческого здравого смысла. Ведь рассуждать таким образом, что Бог не может без наказания простить грешников, и в то же самое время утверждать, что Он все-таки прощает грешных людей, наказавши за их грехи не их самих, а Своего Единородного Сына, значит – прямо отрицать в Боге то самое правосудие, на понятии о котором только и утверждается юридическая (правовая) теория спасения. Какое же в самом деле правосудие в том, что заведомый грешник получает оправдание в своих грехах, потому что за грехи его был наказан заведомый праведник? Пусть этот праведник был Единородный Сын Божий, и пусть Он Сам и добровольно принес Себя в искупительную жертву за грех, – этим нисколько не выражается и не доказывается Божие правосудие, потому что все равно здесь неизбежно возникают вопросы глубокого недоумения: каким образом Бог мог согласиться на принесение Его Собственным Сыном искупительной жертвы за чужие грехи? Ведь для этого Ему нужно было перевести Свой праведный гнев с действительно виновных пред Ним людей на Своего непорочного Сына, а как возможен в Боге этот гнев на невинного? и как возможно этой карой невинного удовлетворить неподкупное Божие правосудие, когда оно несомненно должно требовать кары именно того, кто действительно повинен смерти? Под давлением этих вопросов современная религиозно-философская мысль естественно не может помириться с юридической теорией спасения, потому что она естественно находит в этой теории решительное отрицание правильного понятия о Боге, как о Существе всесовершенном и, стало быть, действительно правосудном. А так как христианское учение об искупительном значении крестной смерти Иисуса Христа в догматических системах христианского вероучения по традиции (принятому обыкновению) объясняется только в духе и смысле юридического представления Христова дела, то современные философы христианского мира в своем подавляющем большинстве решительно отрицают догмат искупления и тем самым разрушают христианскую религию, хотя на самом деле, и опять-таки в своем подавляющем большинстве, они и желают быть, и воображают себя убежденными исповедниками подлинного учения Христа.

Из этого ненормального положения можно выйти только одним путем, – путем тщательного изучения христианского вероучения в первоисточных данных новозаветного откровения. Таким путем можно действительно показать и доказать, что Иисус Христос никогда не говорил, будто Его кровь только покупает прощение грехов, и что будто Его неповинная смерть только уплачивает собою заслуженную смерть грешников. Но этим же самым путем можно также показать и доказать, что именно Сам Христос признавал Свою смерть делом искупления многих, т.е. Сам Он приписывал Своей смерти то именно значение, на действительности которого всегда настаивала и настаивает христианская Церковь, как на утверждении истины христианской религии. Значит, догмат искупления несомненно является догматом Самого Иисуса Христа, и потому отрицать этот догмат на том основании, что он будто бы не принадлежит к собственному вероучению Христа, на самом деле совершенно невозможно; отрицать же его на том основании, что он будто бы противоречил правильному понятию о Боге и о спасении от греха, можно во всяком случае не прежде, чем будет выяснено искупительное значение Христовой смерти по собственному учению Христа. В этом отношении мы опять можем вполне ясно и точно показать и доказать, что Спаситель признавал Свою добровольную смерть не жертвой карающего Божия правосудия, а жертвой спасающей Божией любви потому что, по слову Спасителя, Бог именно по любви Своей к миру отдал Своего Единородного Сына, чтобы всякий верующий в Него не погиб, но имел жизнь вечную. Значит, в деле спасения грешного мира раскрылось безмерное чудо божественного самоотвержения не только со стороны Единородного Сына Божия, но и со стороны Самого Бога Отца, потому что если Сын Божий, принимая на Себя человеческую природу и осуждая Себя по человечеству на добровольный страдания и смерть, этим самым жертвовал вседовольством и всеблаженством Своей предвечной жизни, – жертвовал Собою Самим, то и Бог Отец, благословляя великое самопожертвование Божественного Сына, этим самым, очевидно, и с Своей стороны также приносил безмерную жертву, – именно жертвовал Своим Собственным и Единственным Сыном. Стало быть, невозможно думать и нельзя говорить, что в крестных страданиях и смерти воплотившегося Сына Божия карающее правосудие Бога Отца встретилось с Сыновней любовью к миру, потому что на самом деле здесь одна и та же общая любовь к миру Бога Отца и Бога Сына согласно осуществила вечную правду чудом согласного самоотвержения Божеских Лиц...

Догмат искупления в христианском вероучении неразрывно связан с догматом о творении мира, и потому составить правильное понятие об искупительном значении крестной смерти Иисуса Христа, очевидно, можно не на основании понятия о Боге, как о верховном Судии всего мира, а исключительно только на основании христианского учения о Спасителе, как об истинном Сыне Божием и как о действительном Творце всего мира.

С точки зрения этого учения, можно с полной очевидностью установить и разъяснить, что искупить грешника от погибели не значит – принести известную плату за его грехи, а значит – принять на себя его грехи и таким образом очистить его от них, и что такое очищение грехов может быть совершено исключительно только верховным Творцам всего мира. А так как верховный Творец всего мира создал не одних только людей на земле, но и небесный мир бесплотных духов, то, стало быть, если только угодно Ему, Он может принять на Себя грехи не только людей, но и грехи первого виновника падения – самого диавола, и все грехи всего грешного мира Он может уничтожить одним и тем же актом Своей добровольной смерти. Поэтому, если Христос, как истинный Сын Божий и действительный Творец всего мира, действительно благоволил явиться в мир и принять на Себя крестную смерть для уничтожения греха, то эта смерть Его несомненно имеет искупительное значение в отношении всего грешного мира, т.е. весь грешный мир она может очистить от грехов и весь его ввести в живое общение Божией любви, как святое Божие царство.

Но принять на себя чужие грехи не значит – отнять их у грешника, когда на самом деле он услаждается ими и вовсе не желает отказываться от них, а значит – придти на помощь грешнику в его борьбе со грехом и признать его грехи своими собственными грехами в том именно случае, когда он осуждает свои грехи и желает освободиться от них, но при всем своем желании не может победить в себе своих греховных наклонностей. Поэтому, крестная смерть Иисуса Христа, хотя и несомненно имеет искупительное значение, однако она не искупает грехов в силу того только одного, что она совершенно достаточна для искупления их. В действительности искупление может совершаться лишь совместною деятельностью Бога и грешника. Сын Божий, по силе Своей Божественной любви к Своему творению, еще прежде создания мира был согласен принять на Себя всякий грех всякого грешника. Но для того, чтобы Он мог принять и действительно принял на Себя чужие для Него грехи какого-нибудь грешника, для этого грешник сам должен сознавать свои грехи, как свои вины пред Богом, и вследствие этого он сам должен желать и искать себе действительного спасения от грехов. Если он желает и ищет себе спасения от грехов, то Спаситель давно уже пришел в мир, и, как всегда живой, вечный Ходатай и Архиерей, Он всегда предлагает Себя всякому грешнику в искупительную жертву за грех. Поэтому, если грешник обратится к Нему за помощью и возложит на Него единственную надежду своего действительного спасения, то Он несомненно и примет на Себя все грехи этого грешника, потому что Он затем только и явился в мир, чтобы взыскать и спасти все погибшее. Значит, на обратившемся ко Христу грешнике, в силу принятия на Себя его грехов Творцом и Спасителем мира, не останется более никакого греха, и в то же самое время не будет греха и на Боге – Спасителе мира, потому что всякий принятый Им на Себя грех Он заранее уничтожил Своею крестною смертью.

Таким образом, при надлежащем понятии об искуплении на почве апостольского раскрытия этого догмата, не только устраняются все те недоумения, которые неизбежно возникают из юридической теории искупления, но и вполне разъясняются все частные пункты христианского учения о спасении. В высшей степени понятно, почему именно для спасения человека, независимо от крестной смерти Иисуса Христа, необходимы еще вера во Христа и нравственно добрая жизнь человека. Это – именно потому, что смерть Иисуса Христа в действительности является не платой Богу за людские грехи, а единственным средством к возможному очищению людских грехов, и даже не только людских грехов, но и грехов всего вообще преступного мира. Она действительно и безусловно очищает все и всякие грехи, однако грехи лишь тех грешников, которых искупает Спаситель Христос, а Он искупает только тех грешников, которые признают нужду в искуплении своих грехов и веруют в действительность искупительной жертвы Христа. Кто не признает нужды в искуплении, тот и не может, конечно, желать, чтобы грехи его были взяты с него, а потому он естественно остается во грехах своих. И кто признает нужду в искуплении, но не верит в искупительную силу крестной смерти Иисуса Христа, тот и не может, конечно, желать, чтобы грехи его были взяты с него Христом, а потому и он также остается во грехах своих. Напротив, кто желает искупления своих грехов, и верует в действительность Христовой жертвы за грех, и обращается к спасительной помощи Христа, тот, хотя бы даже он вышел из сонмища падших ангелов, и хотя бы даже он был самим сатаною, все равно – может быть очищен и спасен святою кровию Христа; потому что и диавол также – творение Божие, потому что и он также был создан Богом не для погибели, а для жизни вечной в светлом мире Божиих святых.

Разумеется, совсем, другой вопрос: захотят ли падшие духи обратиться к своему Творцу и Спасителю с чистой мольбой искреннего раскаяния. Мы говорим лишь о том, что со стороны Христа Спасителя не может быть никакого препятствия к тому, чтобы Он принял на Себя все великие грехи, хотя бы даже самого диавола; потому что Богу не свойственно враждовать с какою-нибудь частию Своего творения и уж тем более, конечно, не свойственно Ему мстить Своему грешному созданию за то, что оно было некогда преступником и даже злонамеренным преступником святой воли своего Владыки и Бога.

В виду того, что крестная смерть Иисуса Христа служит не выкупом грешного мира от Божия наказания за грех, а единственным средством к очищению грехов сего мира, она собственно не избавляет грешника от погибели, а только дает ему действительную возможность достигнуть своего действительного спасения. Всякий грешник, прибегающий к помощи Христа, несомненно очищается Им от всех грехов своих и несомненно примиряется с Богом (2Кор.5:19), т.е. из вольного или невольного разрушителя Божественного миропорядка он несомненно становится непорочным членом святого Божия царства (Еф.2:19; ср.Евр.12:22–23). Но так как это положение достигается грешником не в силу его собственной победы над грехом, а лишь в силу принятия на Себя его грехов Творцом и Спасителем мира, то оно, очевидно, и выражает собой не развитие нравственной воли бывшего грешника до полной невозможности для него грешить, а лишь чудесное дарование ему состояния невинности по собственной милости спасающего Бога (Тит.3:4–5; 2Тим.1:9; Рим.3:23–27). Благодаря именно чудному самопожертвованию единородного Сына Божия, верующий в Него грешник становится в такое положение, в котором находился первый человек в момент своего проявления в бытии, так что очищение грехов крестною смертию Иисуса Христа является как бы новым Божиим творением человека (2Кор.5:17), или как бы новым рождением человека, именно – благодатным рождением его от Самого Бога (Ин.1:12–13). Но как первый человек, в начале созданный Богом, в силу духовной свободы своей, был одинаково способен следовать и Божию закону добра, и нравственному беззаконию зла, так же точно и всякий грешник, очищаемый теперь Богом от грехов своих, по той же самой причине остается одинаково способным и к добру, и ко злу. Стало быть, очищение грехов жертвенною кровию Иисуса Христа, в действительности не избавляет человека от возможности снова грешить, а между тем эта возможность для искупленного Христом человека прямо равняется решительной невозможности для него сохранить себя чистым от греха: если говорим, – поучает христиан апостол, – что не имеем греха, обманываем самих себя, и истины нет в нас (1Ин.1:8). Для первого человека на самом деле было гораздо легче удержаться от греха, нежели для последующих людей: потому что мир сначала был только раем, говорившим человеку о Боге и о нравственной красоте, после же грехопадения он оказался миром, лежащим во зле (1Ин.5:19), так как и по опыту собственной жизни, и по живому примеру других людей каждый потомок Адама необходимо знает многоразличные искушения греха, а вследствие этого он, стало быть, никаким путем не может убежать от борьбы с этими искушениями, и значить – он никаким путем не может найти себе в мире Божия царства.

Ясное дело, что для спасения грешного человека недостаточно только очистить его от грехов, а нужно еще изменить те внешние условия жизни, среди которых живет человек, потому что эти условия не только не содействуют ему в достижении им своего спасения, но и прямо противодействуют этому достижению. Между тем, изменить наличные условия человеческой жизни значило бы прямо разрушить все спасительное дело Иисуса Христа. Ведь мир для всех людей один и тот же, а если и в настоящее время далеко еще не все люди думают об оправдании своей жизни, далеко еще не все люди желают того оправдания жизни, которое принес миру Христос Спаситель, то в первый момент появления христианства, конечно, все люди и жили, и могли жить только в условиях наличного мира. Поэтому, все эти люди необходимо должны бы были погибнуть, если бы только наличный мир неожиданно изменился вместе с обновлением внутреннего человека в лице первого христианина. Тогда, значит, первый, христианин, очевидно, оказался бы первым и последним, и потому все Божие дело спасения людей в действительности оказалось бы только делом их совершенной погибели. Но если, в интересах Христова дела, изменить внешний мир действительно невозможно по той причине, что не все еще люди нуждаются в этом изменении, и не все люди желают его, то и сохранить этот мир также невозможно; потому что оставить в нем хотя бы даже одного только христианина значило бы оставить его на новые душевные муки за невозможность увидеть в мире Божие царство, т.е. это значило бы прямо погубить искупленного Христом человека и при том погубить его не сознанием бессмыслия его ветхой жизни, а сознанием бессмыслия в Христовом очищении его грехов (1Кор.15:9, 31–32). Стало быть, для осуществления Христова дела в мире необходимо и оставить этот мир неприкосновенным, и в то же самое время необходимо изменить его, и это исключительное дело Божественной премудрости Христос действительно совершил фактом Своего воскресения.

Иисус Христос, – скажем словами апостола, – чрез воскресение из мертвых во всей силе открылся Сыном Божиим (Рим.1:4). И подлинно, из всех доказательству приводимых в подтверждение Божественности Иисуса Христа, – это одно из сильнейших.

Иисус Христос, если судить о Нем со стороны Его человеческой природы, которая была в нераздельном соединении с Его Божеством, был самый добродетельный и святой Муж. По свидетельству апостола, бывшего неотлучным и приближенным учеником Его, Он греха не сотвори, ни обретеся лесть во устех Его (1Пет.2:22). Иисус Христос был величайший Учитель истины, какого никогда не было и не будет на земле. Его учение, по своей высоте, чистоте и благотворности, безмерно превосходит все, что когда-либо сказали хорошего земные мудрецы; а из этого можно заключить, что оно произошло не от человеческого ума, но внушено мудростию Божиею. Иисус Христос был величайший Чудотворец. Он совершил множество дивных дел, очевидно, превышающих силу природы и человеческое искусство: единым словом давал Он прозрение слепым от рождения, отверзал уста немым и слух глухим, исцелял хромых и кровоточивых, утишал бури, изгонял бесов, воскрешал мертвых. Но всего этого кажется недостаточным пытливому разуму для убеждения в Его Божественности.

Но вот Иисус Христос воскрес из мертвых, – и мы смело можем утверждать пред целым светом, что Он есть истинный Бог, единородный Сын Божий. Что могут возразить нам неверующие?

Укажут ли они на какого-нибудь другого человека, который бы воскрес из мертвых, подобно Иисусу Христу? Но как отлично их воскресение от воскресения Христова! Все они воскресли не сами собою, а силою молитв к истинному Богу и действием других св. мужей: сына сарептской вдовицы воскресил пророк Илия, Тавифу – ап. Петр, Лазаря Иисус Христос. Но какой праведник, какой Илия или Петр, молился о воскресении Христовом? какой другой Иисус вызывал Его из гроба, как Лазаря? А из этого видно, что Он воскрес без всякого человеческого содействия, одною силою Божества, в Нем обитавшего (Кол.2:9), или, – скажем словами апостола, – ожил духом Своим (1Пет.3:18). Упомянутые воскрешенные люди вовсе не знали о том, что они воскреснут по смерти, а поэтому и не предсказывали об этом; напротив, Иисус Христос ясно и многократно говорил, что воскреснет в третий день по смерти Своей (Мф.16:21, 17:23), и действительно воскрес, как предсказывал. Те, по воскресении своем, опять вскоре умерли; а Сей вознесся на небо, и ктому уже не умирает (Рим.6:9). Видите, какое великое различие между воскресением первых и Последнего. Там во всем видна немощь воскрешенных, свойственная человеческой природе; а здесь, напротив, во всем видно такое могущество Воскресшего, какое может иметь только Бог.

Господь наш Иисус Христос, пред страданиями Своими, в последней утешительной беседе с учениками Своими, сказал: имеяй заповеди Моя и соблюдаяй их, той есть любяй Мя; а любяй Мя возлюблен будет отцем Моим, и Аз возлюблю его и явлюся ему Сам (Ин.14:21). Из слов Господа видно, что Он обещал явиться тому, кто будет исполнять заповеди Его, явиться тогда, когда, совершив дело Свое на земле, дело искупления, вознесется к Пославшему Его.

Не бесполезно для христианина размыслить, как Господь исполнил обещанное Им, т.е. как Он являлся любящим Его. Из разных случаев, которые здесь предложены будут вниманию читателей, видно будет, что Господь являлся многим, которые с готовностью исполняли волю Его, и являлся в разных видах: иногда как Царь Славы с пречистою Своею Материю и с ангелами, иногда в образе ангела, нередко в образе человека или в виде прекрасного юноши, иногда как Распятый на кресте, иногда в виде нищего, многократно, в сонных видениях и в откровении; весьма часто ознаменовывал Свое явление голосом свыше и тем же голосом, или каким-либо знамением от изображения Своего на иконах; а для некоторых, не утвержденных в вере, и имевших нужду подкрепления веры в доказательствах видимых и осязательных, при совершении таинства Евхаристии.

Вот несколько примеров явления Господа святым.

Савл, дышавший злобою против христиан, терзал верующих во Иерусалиме. Не довольствуясь этим, он выпросил у иудейского первосвященника повеление отправиться в Дамаск, дабы и там преследовать христиан. Но когда он приближался к Дамаску, то внезапно облистал его свет небесный. Ослепленный им, он упал на землю и услышал голос: «Савл! Савл! что ты Меня гонишь!» – «Кто ты, Господи?» сказал Савл. Господь же говорил: «Я Иисус Которого ты гонишь. Трудно тебе идти против рожна». Он в трепете и ужасе сказал: «что повелишь мне делать?» Господь же ему сказал: «встань и пойди в город; и сказано будет тебе, что надобно делать». Там, в Дамаске, был апостольский ученик Анания, который, по повелению Господа, явившегося ему, пришедши к Савлу, возвратил ему зрение и крестил его. В скором времени Савл, впоследствии св. ап. Павел, сделался великим апостолом язычников (Деян.9).

Находясь на острове Патмосе, Иоанн Богослов однажды сидел на уединенной скале и вдруг услышал за собою громкий голос. Он оглянулся в ту сторону, откуда послышался ему голос, и увидел седмь светильников, а посреди их образ, подобный Сыну человеческому, облеченный в подир и препоясанный златым поясом и блестящий, как солнце. Он находился среди седми светильников и сказал возлюбленному ученику Своему Иоанну: «не бойся! Я есмь первый и последний и живущий. Я умер и теперь живу во веки веков и имею ключи ада и смерти» (Откр.1:9–18). В заключение же всего умерший и воскресший Господь Иисус Христос сказал: «Я скоро приду, и мзда Моя со Мною, чтобы каждому воздать по делам его» (Откр.22:12).

На Антония Великого напали бесы и били его. В это время Антоний, вверх устремивши взор свой, увидел необыкновенное сияние света; тьма же, доселе бывшая, исчезла; вместе с этим и демоны все скрылись, болезнь же, чувствуемая им от биения, прошла. Познав из этого присутствие Господне и обратившись к тому месту, которое озарено было светом, Антоний! со вздохом из глубины сердца начал говорить: «где еси был, благий Иисусе, где был еси! почто в начале не пришел помочь мне и исцелить мои раны?!» И был голос к нему: «Антоний! здесь Я был и смотрел на терпение твое; отселе за то, что мужественно перенес жестокость от врагов, буду помогать тебе и соделаю тебя во всем мире славным». Услышавши это, Антоний встал и столько почувствовал в себе крепости, что, казалось, большую стал иметь силу, нежели какую имел прежде.

Мартирий монах однажды шел из своей обители в другую и увидел на дороге лежащего нищего, который желал туда же, но по болезни своей не имел сил. Мартирий, сжалившись над ним, обернул его в свою мантию и понес его на плечах. Но лишь только стал приближаться к обители, этот нищий сам с плеч спустился, и вдруг предстал вместо нищего Сам Спаситель, Господь Иисус и – стал возноситься на небо. Восходя же он сказал: «Мартирий! ты оказал Мне милость на земле, а Я помилую тебя на небесах». Сказавши это, Господь стал невидим. Это видел и прозорливый старец, духовник Мартирия, который и спрашивал его: «где же Тот, Которого ты нес?» Мартирий же отвечал: «если бы я знал, кто Он, то крепко ухватился бы за ноги Его». «Но не тяжело ли было тебе, когда ты нес Его?» – спросил старец. – «Нет, отче, – отвечал Мартирий, – я ничего не чувствовал, потому что нес Того, Который и меня и весь мир носит и все содержит словом Своим».

Преподобный Порфирий (впоследствии епископ Газский) передает о самом себе следующий рассказ: «однажды я, сделавшись болен, пошел и лег около горы Голгофы. Здесь, пришедши в некоторый восторг, увидел Спасителя на кресте и разбойника с Ним распятого и стал молиться: «помяни мя, Господи, егда приидеши во царствии Твоем!» Спаситель же сказал к разбойнику: «исцели его от болезни». После этих слов, разбойник, сошедши со креста, обнял меня и сказал: «прииди ко Спасителю». Когда я подошел к Господу, то Он сошел со креста и сказал мне: «приими древо сие и храни его». Я принял и стал носить крест Христов, и потом почувствовал себя совершенно здоровым. Это видение исполнилось в то время, когда патриарх поставил Порфирия в пресвитеры и дал ему на сохранение часть животворящего креста Христова, соблюдаемую в золотом ковчеге.

При св. Григории Омиритском было сильное прение у христиан с евреями о достоинстве лица Иисуса Христа и Моисее. От лица евреев говорил мудрец их Ерван, а от лица христиан св. Григорий. После многих неудачных возражений против Божества Иисуса Христа и Его закона, Ерван в одну ночь видел чудное видение, которое рассказал своим собратиям – евреем. «Видел я Моисея, пророка нашего, и Иисуса: стояли они на некоем святилище и беседовали. Моисей с согбенными к персям руками со страхом и трепетом предстоял Иисусу и поклонялся Ему, как Господу и Богу Своему. Я удивился этому явлению и сказал: «Моисее! хорошо ли ты делаешь?» Тогда он обратился ко мне и сказал: «умолкни! Я не согрешаю, поклоняясь Владыке моему, ибо признаю Его Творцом моим и Господом. Зачем ты утруждаешь праведного епископа, противясь истине?» Видение это, впрочем, не вразумило Ервана. На следующий день он опять стал спорить со святителем. Пораженный св. Григорием во всех своих возражениях, Ерван в окончание спора предложил ему показать Христа видимым образом. Святитель Христов, несомненно веруя в силу Христову, обратился к молитве. После молитвы сделалось великое землетрясение, загремел от востока страшный гром, отверзлось небо, и светлое облако с огненным пламенем и солнечными лучами нисходило с неба на землю. В средине облака виден был Муж, краснейший добротою паче всех человек, Господь наш Иисус Христос. Он стал в воздухе против св. Григория. Объятые ужасом, евреи пали на землю. Тогда святитель сказал Ервану: «вот Тот, о Котором ты так много слышал от меня; смотри на Него и уверься, что един свят, един Господь Иисус Христос в славу Бога Отца, Аминь!» – «Господи, Иисусе Христе, Сыне Бога живаго! – взывал Ерван со слезами, прости мои согрешения против Тебя по своему неведению!» После этого Божественного явления все бывшие тут евреи, начиная с Ервана, уверовали в Господа Иисуса Христа и крестились.

Кто беспристрастно обозревает всемирно-историческую жизнь людей, тот не может не поразиться следующим замечательным явлением: только христиане, несмотря на то, что в среде их есть много несовершенных исповедников своей великой религии, словом, мнимых учеников Основателя христианской религии выделяют из себя множество людей, безукоризненная честность, милосердие, воздержание от пороков и страстей, чистота нравов, самоотверженная любовь к Богу и любовь к ближним, терпение в скорбях, смирение, кротость, незлобие, чистосердечие, искренность, готовность пострадать за правду и многое множество других добродетелей, которые ставят их на недосягаемую нравственную высоту пред прочими, как христианами, так и всеми другими народами и вероисповеданиями. Это явление беспримерно. Ничего подобного нет и не было среди самых высших, культурных языческих народов древнего и нового времени. Такая религиозно-нравственная высота некоторых христиан имеет свое особенное наименование: она называется святостью. И святость есть только среди христиан и нигде более. Если бы кого не убедили эти слова, тот должен убедиться непреложными статистическими цифрами, которые показывают, что целые миллионы и даже миллиарды рублей пожертвованы христианами на устройство больниц, богаделен, школ-приютов, церквей, призрение бедных и т. п., – чего нет ни у магометан, ни у буддистов, ни у других язычников, – что целые тысячи людей беззаветно отдают свои труды, свои средства жизни, даже свою жизнь служению несчастных и обездоленных в качестве миссионеров, сестер и братьев милосердия, учителей и нравоучителей своих и других народов, – что целые тысячи людей добровольно подвергают свою жизнь явной опасности, защищая свои христианские убеждения, добровольно страдая за правду Божию, спасая от смерти своих ближних без различия их национальности и религии. Пусть беспристрастный историк бросит свой взгляд на первые времена христианства, и он будет поражен тою массою св. христианских мучеников, которые с радостью шли на костры и на растерзание дикими животными, чтобы только не изменить своим христианским убеждениям, чтобы остаться честными и святыми людьми. Пусть посмотрит он в даль веков, остановит свой взор на пустынях Египта, Синая, Палестины, и он будет поражен той изумительной борьбой, которую отшельники победоносно ведут с миром, лежащим во зле, своею греховною плотию и диаволом, причем в этой борьбе достигают почти равноангельского состояния, а наше время разве не представляет дивных примеров святости, которые надо искать, конечно, не на шумных площадях городских, а в тихом уединении, где подвиги их известны одному Богу. Недавно в православной России совершилось по воле Божией прославление великого угодника Божия, преподобного Серафима, Саровского чудотворца, и благодаря этому обстоятельству миллионы христиан узнали, какие подвиги молитвы, поста, веры, любви к людям совершил угодник Божий Серафим! Смело можно сказать, что и в наше время не оскудевает преподобный, что и в наше время есть святые христиане, почти неведомые миру, но составляющее соль земли и украшение человеческого звания. Ничего подобного нет среди других религий. И это одно указывает на божество Основателя христианской веры. Не вина, конечно, христианства, что многие христиане не живут по-христиански.

Для того, чтобы быть христианином и членом Божия Царства, недостаточно лишь исповедовать апостольскую веру во Христа, а непременно нужно и жить по истине апостольской веры, как и наоборот – недостаточно лишь стремиться к жизни по содержанию евангельских заповедей во имя их практической пригодности для жизни людей, а непременно еще нужно и верить во Христа, как в истинного Спасителя мира и в действительного Творца вечной жизни, т.е. нужно исповедовать апостольскую веру в Него. Конечно, христианская вера может быть непонятной для человека, но ее можно исследовать и обсудить при содействии другого лица, и во всяком случае к ней можно придти таким же путем, каким вообще человек может приходить к составлению своих верований и убеждений. Относительно христианской жизни дело совсем другое, потому что она требует от человека огромной нравственной силы, а занять эту силу у близких и знакомых своих он, разумеется, не может. В виду этого, если крестный подвиг христианской жизни несомненно может оказаться по силам лишь самому ограниченному числу необычайных подвижников духа, то что же остается делать всем другим людям, которые и желали бы сделаться нравственно совершенными, да не могут побороть в себе боли нужды и лишений, и особенно – страха мучений и смерти? Все такие люди, очевидно, должны бы были погибнуть, если бы они действительно были оставлены в мире под роковым законом греха. Но Спаситель приходил в мир, чтобы освободить людей от рабства закону греха, и потому в борьбе со грехом на самом деле участвует не одна только слабая воля людей, но и сила всемогущей воли Бога – Спасителя мира. По учению Иисуса Христа, люди, предоставленные себе самим, не могли бы воспользоваться дарованным им средством к спасению, но не могли бы и обратиться к этому средству, и совсем даже не могли бы заменить его. Дело спасения, как его действительно совершил Христос, настолько несогласно с обычными религиозными верованиями и философскими убеждениями людей, что даже для простой мысли о возможности и справедливости Христова учения о спасении человек нуждается в содействии Бога: «никто, – говорит Спаситель, – не может прийти ко Мне, если не привлечет его Отец, пославший меня» (Ин.6:44). Тем более, конечно, нужно это влияние свыше для религиозной веры во Христа, т.е., для того, чтобы человек не только мог согласиться с истиной Христова учения о спасении мира, но и мог бы признать Самого Христа за истинного Сына Божия и за действительного Спасителя мира. Поэтому на известное исповедание ап. Петра Спаситель прямо ответил, что не плоть и кровь внушили апостолу это исповедание, а Сам Отец небесный озарил его человеческий ум светом истинного познания божественной тайны Христа (Мф.16:15–17). И апостол, проповедуя людям распятого Христа и призывая людей к вере в Него, как известно, приписывал успех своей проповеди не убедительности своего вдохновенного слова, а исключительно только благодатному воздействию свыше: «никто, – говорить он, – не может назвать Иисуса Господом, как только Духом Святым» (1Кор.12:3; ср. 1Кор.2:1–5). Тем более, конечно, нужна человеку благодатная помощь для деятельной борьбы его со грехом и для действительного осуществления им в настоящем мире греха святого закона истинной жизни: «без Меня, – говорит Спаситель в прощальной речи Своим ученикам, – вы не можете делать ничего» (Ин.15:5).

Поэтому, ради совершения спасения людей, Он дал Своим ученикам торжественное обещание, что Он встанет к ним в такое же точно отношение, в каком находится виноградная лоза к своим ветвям, и что в этом же самом отношении Он будет стоять и ко всем верующим в Него по слову их, и что Он не изменит этого отношения до скончания века (Ин.15:1–14; сн. Ин.17:20–21; Мф.28:18–20). По силе этого обещания всякий человек, верующий во Христа, очевидно, находится совсем в другом положении сравнительно с человеком, который не знает Христа или не верует в Него. Подобно именно тому, как виноградная ветвь, отделенная от лозы, засыхает и ни на что не годится, в органическом же единстве с лозою живет и плодоносит силою целой лозы, так и всякий верующий во Христа человек, ничтожный в бессилии собственной воли, может однако праведно жить и приносить действительные плоды духовного совершенства божественною силою своего Спасителя – Христа.

Может быть, кому-нибудь покажется непонятным, почему и как именно возможен этот переход божественной силы Спасителя в собственную живую силу верующего в Него человека? Но логически мысль об этом переходе совершенно ясна, потому что она с очевидною необходимостью возникает из учения о лице Иисуса Христа, что Он именно есть Сын Божий и что Он принял нашу человеческую природу в вечное единство с Своим Божеством. По силе Своего вечного богочеловечества, Он, несомненно, является вечным членом нашего рода и мира; а по силе Его действительной принадлежности к нашему роду и миру, в составе мировых сил, очевидно, находится теперь и собственная сила Его Божества. Конечно, эта живая сила не имеет ни малейшего сходства с физическими силами материального мира, потому что ее деятельность разумно определяется вечными целями Бога, и она действует только по совершенному закону безусловной свободы; но раз уж она действительно находится в составе мировых сил, то она, очевидно, находится и в определенном соотношении с ними, т.е. она или свободно содействует им, или же, напротив, свободно противодействует им. А так как в составе мировых сил находятся и личные силы человеческих душ, то ясное дело, что богочеловеческая сила Христа может свободно взаимодействовать и с этими силами, т.е. она может или соединять свою деятельность с естественною деятельностью человеческого духа, или разрушать человеческую деятельность, как враждебную собственной цели Христа. Возможность такого взаимодействия мы, разумеется, не можем наглядно представить себе, потому что всякое взаимодействие между нами, по материальным условиям нашего физического существования, может совершаться лишь чрез внешнее посредство нашей физической природы; так что, хотя мы и можем содействовать друг другу в развитии личной духовной жизни каждого из нас, однако это содействие возможно лишь под формою внешнего влияния одного человека на другого, а не под формою непосредственная соединения духовной деятельности одного человека с духовной деятельностью другого человека. Мы не можем, например, так соединить наши однородные чувства, чтобы из них получилось одно могучее чувство, или так соединить наши индивидуальные воли, чтобы из них составилась одна несокрушимо энергичная воля. Между тем Христос, как Богочеловек, может действовать и физическою силою Своей материальной природы, и духовною силою Своего Божества, а потому для Его богочеловеческой деятельности не может существовать тех ограничений, которые необходимо существуют для человека. Он может не только влиять на людей, но и прямо объединять человеческую деятельность с Своею божественною деятельностью, так что одно и то же дело человеческой жизни действительно может одновременно совершаться как личными силами самого человека, так и божественною силою Христа. Если бы, например, человек, во имя истины Божия Царства и ради спасения себя, захотел победить в себе какую-нибудь греховную привычку, то это дело по цели своей, очевидно, было бы тождественно с богочеловеческим делом Христа, и потому Христос, как Спаситель всех человеков, также бы, конечно, захотел, чтобы тот человек действительно победил в себе свою греховную привычку. Значит, в этом случае личное дело человека оказалось бы и собственным делом Христа: и потому, если бы человек, при искреннем желании своем освободиться от своей греховной привычки, не нашел бы однако в себе достаточной энергии, чтобы на самом деле преодолеть ее, то бессилие человеческой воли, при этом условии, не могло бы разрушить собою хотения всемогущей воли Христа; а так как хотение человека и хотение Христа в этом случае было бы одно и то же, то, стало быть, исполняя хотение Своей божественной воли, чтобы немощный человек действительно освободился от своей греховной привычки, Христос, очевидно, и явил бы Свою деятельную силу именно в немощах этого самого человека (2Кор.12:9), т.е. Он соединил бы Свою божественную силу с естественной силой немощной воли человека, и человек исполнил бы Его силою дело личного хотения своего, так как оно одновременно было бы и делом хотения Христова.

Таким образом, подвиг христианской жизни, при всей его несомненной тяжести для немощного человека, не может, однако, быть непосильным для христианина, потому что дело спасения человека не только его личное дело, но вместе с тем оно и Божие дело; и оно одновременно совершается как личными силами ищущего спасения человека, так и божественною силою Спасителя мира – Христа. Подвиг при этом, конечно, так и остается подвигом. Он безусловно необходим для воспитания энергии воли, для развития нравственной личности человека, так что, если бы он совершенно был снят с человека, т.е. если бы верховная воля сделала так, что человеку ничего бы не стоило отказаться от своих греховных привычек и сделаться святым исполнителем евангельских заповедей Христа, то человек оказался бы в таком случае не свободно-разумным членом Божия Царства, а лишь простою игрушкою во власти назначенной ему свыше судьбы. Такие святые Богу, конечно, не нужны, потому что в царстве свободы и разума они совершенно невозможны. Открывая Свое вечное Царство, Бог призвал в свободу людей, бывших вольными и невольными рабами греха (Ин.8:34–36), и потому, кто имеет в виду свою вечную жизнь, как духовную жизнь в условиях Божия Царства, тот именно должен свободно отрешиться от греха и свободно же сделаться человеком от Бога, т.е. он именно должен сам нести на себе тяжелое бремя своей борьбы со злом. Спаситель не отменил эту борьбу, а только сделал возможным победоносный исход ее; потому что до времени Его пришествия в мир она несомненно была непосильной людям, со времени же Его пришествия вся сверхчеловеческая тяжесть ее пала и падает на волю и силу Самого Спасителя. Он знает о немощах человеческой природы и сострадает людям, вынужденным страдать за добро, и всегда готов оказать Свою милость и помощь всякому человеку, действительно изнемогающему под тяжестью своего жизненного креста (Евр.4:15–16, 2:1, 18; 1Кор.10:13). Значит, Своею божественною силою Он вполне обеспечивает для каждого человека возможность действительной победы над злом (и чрез то, скажем от себя, возможность сделаться святым), и потому ссылаться на свои человеческие немощи в извинение своих нравственных недостатков христианин, очевидно, ни в каком случае не может. Такая ссылка со стороны христианина в сущности могла бы доказывать собою только одно, что он на самом деле вовсе не верит в действительность своего спасения Христом; потому что, если бы он верил в истину своего спасения Христом, то он верил бы и в действительность спасительной помощи Христа, так как всякое сомнение в этой помощи для него было бы так же нелепо, как, например нелепо было бы, если бы какой-нибудь человек усомнился в действительном существовании на свете врачей и медицинской науки только на том единственном основании, что, не смотря на молву об их существовании, он все-таки страдает от постигшей его болезни. Для того, чтобы болезнь излечилась, требуется не только существование врачей, но и желание больного лечиться у них, т.е. нужно, чтобы больной обратился к врачу и действительно воспользовался бы теми средствами, употребление которых врач признал бы полезным для него. То же самое в сущности имеет значение и по отношению к нравственным болезням человеческой природы. Врач этих болезней – Спаситель мира, и потому, кто желает излечиться от них, тот, стало быть, должен обратиться именно к Нему; и если кто верит, что Он действительно может исцелить нравственную порчу человека, и на основании этой веры действительно обращается к Его помощи, тот уж по этому самому, очевидно, должен пользоваться теми именно средствами, которые для исцеления нравственной порчи были указаны Спасителем Христом.

Всем нравственно больным людям, как пораженным одною и тою же болезнью греха, Спаситель указывает одно и то же средство к исцелению от болезни, именно – крещение водою по вере в Него, во имя совершающих спасение трех Лиц Божества (Мф.28:19; Мк.16:15); и всем нравственно слабым людям, как страдающим от одной и той же причины, именно – от слабости воли для энергичной борьбы со злом, Спаситель указывает одно и то же средство к воспитанию нравственной энергии воли – таинство тела и крови Своей (Ин.6:51–55). Эти средства, в условиях сравнительного изучения христианства наряду с естественными продуктами (результатами) религиозного творчества, весьма легко могут быть приняты критическою мыслию за обычные во всех языческих религиях формы религиозного кудесничества, и некоторые действительно смотрят на христианские таинства, как на прямые аналогии (подобия) языческих мистерий (таинственных обрядов). Но этот взгляд совершенно неправилен. На самом деле, как центральный догмат христианской религии – догмат о Божием спасении мира – никогда не был ведом языческому миру и составляет специальный и исключительный догмат одного только христианства, так и христианские таинства не имеют ничего общего с языческими мистериями, а являются специальными установлениями одной только христианской религии: потому что они, ведь, составляют не прибавку людей к Божию делу в мире, а изложение этого самого дела, как богочеловеческого процесса мировой истории по силе факта пришествия Спасителя в мир. В крещении сообщается человеку спасительная сила Христовой смерти (Рим.6:3; Кол.2:12), т.е. все грехи человека, принявшего крещение по заповеди Спасителя, принимаются на Себя Спасителем мира, и потому человек совершенно очищается от всех грехов своих и, в силу этого, облекается во Христа, т.е. становится членом Его царства (Гал.3:27). Конечно, божественная сила Спасителя ни в каком случае не может быть связана какими-нибудь чувственными условиями, и Сам Спаситель для очищения грехов человека вовсе не нуждается в том, чтобы верующий в Него человек непременно принял троекратное погружение в воду. Но, что не нужно Спасителю, как Богу, в том, по самой природе своей, естественно нуждается человек, потому что для человека мысль и жизнь – не одно и то же, и простое признание веры вовсе не составляет для него обязательного правила жизни.

Человек может соглашаться с истинной веры, но это согласие, само по себе, естественно делает веру только достоянием его мысли. Для того, чтобы вера могла иметь для него жизненное значение, она непременно должна перейти из сферы (области) ума в сферу религиозного чувства и нравственной воли человека, так чтобы он не только мыслил сообразно с признанной истиной веры, но и считал бы себя обязанным жить по вере. Принять на себя такую обязанность он может, конечно, лишь в том единственном случае, если она сама собою определится для него из соображения его нравственных потребностей. Но по силе этого соображения психологически в нем собственно может определиться не сознание его действительной обязанности, а лишь сознание его добровольной решимости следовать в жизни истинному правилу веры. Т.е. он сам себе может поставить такую задачу, чтобы жить, например, по духу евангельских заповедей Иисуса Христа; но если бы добровольно или по силе внешних обстоятельств он вздумал отказаться от своей решимости, то этот отказ в таком случае имел бы своим единственным следствием только простое признание с его стороны голого факта, что он совершенно напрасно поставил себе такую задачу, относительно которой жизнь прямо показала ему, что выполнить ее он не в состоянии. С таким настроением он, понятно, не может сделаться христианином, потому что это настроение – вовсе не религиозное. От всякого исповедника всякой религии на самом деле требуется гораздо больше, – именно требуется, чтобы человек добровольно принял на себя действительную нравственную обязанность непременно исполнять все заповеди религиозной жизни. А так как принятие всякой обязанности психологически выражается не тем, что человек сам себе дает известное обязательство, а тем, что он дает это обязательство другому лицу, в данном случае именно Богу и Христу; то, как вообще принятие какой бы то ни было обязанности в отношении другого лица, так и принятие на себя нравственной обязанности жить по заповедям известной религии психологически необходимо требует со стороны человека какого-нибудь условного знака, который служил бы видимым свидетельством того, что человек действительно становится исповедником принятой им религии, т.е., что он действительно обязуется жить по ее заповедям...

Следовательно, крещение со стороны человека удостоверяет его обещание Богу доброй совести (1Пет.3:21), со стороны же Спасителя оно дарует грешному человеку искупление его грехов и таким образом открывает ему действительный путь к достижению им своего вечного спасения. Но так как идти по этому пути для немощного человека слишком трудно и даже совсем невозможно, то Спаситель не оставляет его Своею божественною силою и дает ему возможность сделать свою человеческую жизнь истинною ветвию жизни божественной. Эту возможность Спаситель дает человеку в таинстве Тела и Крови Своей. Под видом хлеба и вина человек принимает собственное живое Тело и Кровь Иисуса Христа (Мф.26:26–28; сн. Ин.6:51), а потому, претворяя в себя это Тело и Кровь, он становится истинным членом собственного Тела Христова (Рим.12:5; 1Кор.6:15, 12:27), а в силу этого реального соединения с пречистым и животворящим Телом Христовым он делается живым храмом и органом проявления той самой богочеловеческой жизни силы, которою живет и действует в мире Спаситель Христос (Рим.6:17, 19–20; 2Кор.6:15–16; Флп.2:13; Еф.2:21–22). Чудо этого таинства преложение хлеба и вина в Тело и Кровь Иисуса Христа, разумеется, исключительно совершается только божественною силою собственного Духа Христова, но действительная сила этого таинства – реальное приобщение человека к живому Телу Христову и действительное откровение в человеке божественной силы Христа – зависит от свободного отношения к Нему самого человека. Кто, например, не верит во Христа, тот не может, конечно, верить и в действительность таинства евхаристии, а потому, если бы он приступил к этому таинству, то Христос, понятно, не воссоединил бы его с Собой, т.е. не дал бы ему Своего Тела и Крови и он принял бы только видимые хлеб и вино.

Кто же верит во Христа и желает быть едино с Ним, и по силе этого именно желания приступает к таинству евхаристии, как действительному способу живого единения со Христом, того и на самом деле Христос воссоединяет именно такою же реальною (действительною) связью, какою соединены между собою ветвь и виноградная лоза; так что с принятием Тела и Крови Христовых человек действительно вступает в сферу собственной жизни и силы Иисуса Христа, и Христос действительно является деятельным участником в личном подвиге человеческой жизни...

Против действительности таинства евхаристии можно указывать на факты действительной немощи христиан. Но в таком случае, разумеется, необходимо доказать, что христианин остается совершенно беспомощным в своей жизни, несмотря на то, что он ищет себе божественной помощи Христа именно в тех самых условиях, в которых эта помощь ему действительно была обещана Христом. Между тем, это обстоятельство не подлежит исследованию и, стало быть, не может допускать никаких доказательству потому что одна только личная совесть человека может решить, с каким душевным настроением он на самом деле относится ко Христу. Если бы, например, оказалось, что он живет преходящими интересами временной жизни и только между прочим помышляет иногда о вечности, как бы ему там не остаться ни с чем, то суетность его надежд на божественную помощь Христа в этом случае совершенно понятна, потому что с такими помышлениями он, очевидно, остается вне сферы божественной жизни и силы Христа. Другое бы дело было, если бы он шел по следам Христа, т.е., если бы он желал той именно жизни, которая действительно создается Христом, и в этом именно случае оказался бы совершенно беспомощным под тяжелым бременем своей жизни, как непосильного для него подвига непрерывного самоотвержения; потому что в этом случае его беспомощность несомненно была бы роковым фактом для логики его христианской веры. Но каждый человек может сам только сказать себе, действительно ли он взял на себя бремя крестного подвига и пал под тяжестью этого бремени, или же, ссылаясь на свои немощи, он совсем даже и не думал о том, чтобы действительно отвергнуться себя и всецело отдаться на божественную волю Христа? Во всяком случае найдется огромное множество христиан, которые нисколько не затруднятся ответить на этот вопрос полным осуждением себя. Для живого нравственного сознания дело не в том, что люди не в силах нести на себе тяжелого бремени креста, а в том, что у них нет никакого желания изменить свою жизнь, и они скорее могут искать себе божественной помощи для целей своего земного благополучия, нежели для исполнения Божия дела в мире. Поэтому, вместо того, чтобы стремиться к действительному соединению со Христом и жить одною с Ним вечною жизнью, они скорее желают, наоборот, соединить Христа с собою, чтобы Он помогал им Своею божественною силою в земных иллюзиях (вымыслах) их личного счастья.

Это противоречие веры и жизни, разумеется, вполне естественно и совершенно понятно. Естественно и понятно оно потому, что христианство отрицает настоящий мир и человеческую жизнь в этом мире во имя истины вечного Божия Царства; но христианин все-таки переносится в это Царство, а только удостаивается его, и божественная сила Христа Спасителя не действует на него с механическою необходимостью физической причины, а только содействует нормальному развитию его нравственной свободы и усиливает его духовную энергию, когда эта энергия направляется на достижение той же самой истинной цели, которая составляет вечную цель божественной деятельности Христа. Поэтому христианин не является сразу совершенным, а может только достигнуть нравственного совершенства, – он может только сделаться святым. На пути к этой цели, именно по человеческой немощи своей, он может и останавливаться, может даже и падать в борьбе со своею греховностью. Но поскольку он имеет в себе искреннее желание быть верным последователем Христа, христианство не отвергает его за эти падения. Оно лишь обязательно требует от него, чтобы он не разрушал своими падениями Божия дела в мире. Оно именно обязательно требует от него, чтобы он никогда не извинял себе своих нравственных падений, т.е. так бы прямо и признавал их за падения, т.е., признавал бы их за действительную измену свою христианскому идеалу жизни, и таким образом в самых падениях своих, осуждая себя, как грешника, он утверждал бы истину своей христианской веры, как обязательного для него закона жизни. При таком настроении он уж не может, конечно заведомо утверждать какое-нибудь греховное состояние, как цель свой деятельности, и потому он не может извращать истинного соотношения между верой и жизнью. По вере своей и по совести своей, не смотря на все свои падения, он все-таки останется на том самом пути, который Спаситель указал ему, как путь в вечную жизнь. Поэтому христианство вполне признает, что такой грешный христианин нисколько не лишается надежды спасения и остается достойным Христовой милости к нему: «если исповедуем грехи наши, – говорит апостол, – то Он, будучи верен и праведен, простит нам грехи наши и очистит нас от всякой неправды» (Ин.1:9). В этом случае христианин, очевидно, нуждается не в какой-нибудь новой искупительной жертве за грех, а только в новом очищении себя вечной жертвой Христа, и потому именно покаяние во грехе составляет для него единственный путь к новому, действительному очищению своих грехов».

По молитве к Господу Иисусу Христу яд терял свою смертоносную силу. Одному волхву приказано было языческим мучителем отравою уморить св. Виктора. Чародей сварил мясо со смертоносным ядом и подал святому. Св. Виктор помолился Господу Иисусу Христу и съел мясо без вреда. Волхв приготовил мясо с сильнейшим ядом и, подавая его святому, говорил: «если съешь это и останешься жив, тогда я оставлю свое волшебство и уверую в Бога твоего». Св. Виктор съел, и это было для него безвредно. Тогда волхв открыто пред всеми исповедал веру в Господа Иисуса Христа и пошел в свой дом, сжег все волшебные книги и сделался совершенным христианином.

И кипящая смола претворялась в холодную воду, и раскаленное железо охлаждалось. Св. мученики Павел и Юлиания, будучи ввержены в кипящую смолу, воззвали ко Господу Иисусу Христу об избавлении от болезненной муки, – и клокочущая смола претворилась в прохладную воду. Чудо это, впрочем, не вразумило мучителя. Он повелел положить их на двух железных разженных кроватях и поливать тела их маслом. Св. мученики и здесь остались невредимыми. Тогда исполнители мук воскликнули: «нет иного Бога, кроме небесного Бога, Который помогает Павлу и Юлиании!»

Имя Иисуса Христа и мертвецов воскрешало. «Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, – взывал св. мученик Юлиан над мертвецом, – призри ныне с высоты небесной, воздвигни мертвеца сего, да постыдятся враги Твои, а верующие в Тебя да укрепятся!» После этого он обратился к мертвому с такими словами: «земля сухая! во имя Того, Который воскресил четверодневного Лазаря, говорю тебе: восстань и стань на ноги твои!» и мертвец воскрес.

При св. Феодоре Едесском был спор у христиан с евреями о Божестве Господа Иисуса Христа. От лица евреев спорил один их законоучитель. Много хульного говорил он на Христа Бога нашего. Христиане молчали, а евреи громкими криками выражали свою мнимую победу над ними. Тогда святитель Феодор дал знак рукою, чтобы все замолчали; потом, обратившись к жидовину, сказал ему: «если бы ты предложил нам на обсуждение что-либо из книг Моисеевых, мы тогда стали бы отвечать тебе; но как ты говорил хульное сам от себя, говорил не то, о чем возвестили пророки, а то, что внушает тебе отец твой сатана, поэтому против всего твоего хульного многоглаголания скажу тебе одно вещание св. пророка Давида: немы да будут устне льстивыя, глаголющия на праведнаго беззаконие гордынею и уничижением (Пс.30:19). И тотчас велеречивый законоучитель сделался безгласен; хульный язык его перестал говорить и связался немотою. После трех дней он написал к св. Феодору письмо, в котором просил у него милости соделать его христианином. Святитель по оглашении (наставлении), ввел его в купель св крещения и крестил его во имя Пресвятой Троицы; и разрешился язык безгласного: он прославил имя Отца, и Сына, и Святаго Духа, и исповедал Христа Сыном Бога живого.

У императора Валента, зараженного ересью Ария, сын сделался смертельно болен. Мать его пришла к императору и выговаривала, что он неправославно верует и напрасно оскорбляет православного архиерея (св. Василия Великого). Валент, призвав св. Василия, сказал ему: «если догматы твоей веры угодны Богу, то умоли Бога о здравии сына моего». – «Если ты, царь, сказал святитель, сам обратишься к православной вере и дашь мир церквам (православным), то сын твой жив будет и здоров». Царь обещался. Св. Василий помолился за сына царя, и он выздоровел. Ариане, услышав об этом, сильно возмутились и озлобились. Пришедши к царю, они говорили ему, что и они то же самое сделали бы, и так разубедили царя льстивыми речами, что он позволил им даже крестить своего сына, лишь только ариане взяли его, как он умер на руках их.

Спасительную силу святейшего имени Иисуса Христа признавали даже и язычники. Мучивший св. мученика Феодора Пергийского игемон, увидев его неповрежденным от огня, спросил в удивлении идольского жреца: «каким волхвованием и былием помазуются христиане, и идут дерзновенно в огонь, и неопаляемы пребывают, яко же ныне и Феодор от огня неврежден есть?» Жрец отвечал: «христиане волхвы не суть, но имя Христово есть так сильно, яко, идеже то призовется, тамо всякое былие и волшебства разрушаются, и беси трепещут».

Св. Григорий Двоеслов рассказывает об одном св. епископе, что он, вошедши однажды в сад монастырский, увидел, что все растения совсем пропадали от червей. Тогда он сказал червю: «именем Иисуса Христа повелеваю тебе оставить растения и не истреблять овощей». Червь, по слову святого, тотчас же исчез, так что и следа его не осталось во всем саду.

Святитель Палладий, писатель Лавсаика, рассказывает о себе и своих спутниках следующее: «когда мы шли чрез одно место в нитрийскую гору, то приблизились к одной большой яме, в которой оставалось много крокодилов, после того как вода уходила с полей; когда мы подошли к этой яме, то увидели, что на краю ее лежали три крокодила, и мы подумали, что они мертвые, но они вдруг бросились на нас. Мы громко воззвали: «Христе, помоги нам!» и тотчас как будто ангел остановил зверей, и они бросились в воду.

Спасался некогда старец в опустевшем капище идольском. Враги спасения захотели выгнать его оттуда. Противился старец кое-как их нападениям; наконец, они с такою дерзостью напали на него, что он не знал, что делать, и закричал: «Иисусе, помоги!» и враги мгновенно исчезли. Заплакал после старец. «О чем ты плачешь?» – спросил невидимый голос. – «О том, что враги веры и благочестия смеют издеваться над рабами Божиими», – отвечал старец. – «Ты сам виноват, – возразил небесный голос: – зачем обо Мне не вспомнил? Вот видишь: как только ты призвал Меня, Я тотчас помог тебе». Старец понял глас Глаголавшего – и пал ниц пред Невидимым.

Однажды к св. Пантелеймону привели слепца, который просил исцеления и говорил: «умоляю тебя, помилуй меня ослепленного и невидящего сладкого света. Все, какие только есть, врачи в городе нашем лечили меня, и не только не принесли никакой пользы, но и последний свет, какой я видел, отняли от меня, а с ним и все имение мое. Много роздал я им денег за лечение, но, вместо пользы, лишь вред один я получил». Святой сказал ему: «ты вот все имение отдал тем врачам и пользы от них не получил, но если я исцелю тебя, что дашь мне?» Слепец сказал: «последнее все, что у меня осталось, с радостью отдам тебе». Пантелеймон сказал: «дар прозрения и видения света Отец светов дает тебе, а что обещаешь дать, то отдай нищим». Затем, после малой беседы с отцем своим, святой коснулся перстами очей слепого и сказал: «во имя Господа моего Иисуса Христа, просвещающего ослепленных, прозри и виждь». И тотчас открылись глаза слепого, и он стал видеть.

Жители неокесарийской области терпели бедствие от реки Ликос: разливаясь в весеннее время на большое пространство, она затопляла многие селения, поля и сады, и, опустошая их, причиняла великий вред для жителей, почему они обратились к святителю Григорию, прося его отвратить от них это бедствие. Тронутый их просьбою, святитель пошел с ними к реке и, водрузив на берегу ее свой жезл, повелел ей именем Христовым не разливаться далее сего места, и река, немедленно обратившись на свое место, никогда более не разливалась далее указанных ей пределов.

С одним учеником преп. Пафнутия Боровского случилась болезнь глаза, отчего он сильно страдая, искал врачевства. Преподобный, дав ему свои четки, велел тысячу раз проговорить молитву: «Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя грешного». Едва ученик успел совершить половинное число, как получил полное исцеление.

Сколько чудес совершено знамением крестным с тех пор, как Господь наш, отходя на небо, воздвиг руки Свои и благословил учеников Своих, а они, последуя Его примеру, стали благословлять верующих! Св. Прохор, ученик Иоанна Богослова, повествует, что апостол Иоанн однажды нашел на дороге больного человека и исцелил его крестным знамением. Он же рассказывает: был один бедняк христианин, который, не имея чем расплатиться с заимодавцами, решился покончить с собою и пошел к одному волхву жидовину. Тот дал ему какого-то яду, и несчастный, придя домой, не знал, что делать с собою: страшно казалось ему умирать. Наконец, он оградил сосуд с ядом крестным знамением и выпил... Яд не подействовал. Тогда он опять пошел к еврею и стал просить яду посильнее. Еврей удивился, что тот остался жив, однако же дал просимое. Бедняк опять перекрестил сосуд, выпил и снова остался невредим... Приходит он снова к еврею и начинает бранить его, как обманщика. Тот не верит своим глазам, видя что христианин жив... «Да что ты делал, когда пил отраву?» спросил он. – «Ничего особенного, – отвечал христианин: – я только ограждал сосуд крестным знамением». Тогда еврей познал силу св. креста и, желая еще более удостовериться в этом, дал того же яду собаке: собака тотчас же пала... И вот, оба они, иудей и христианин, бегут к св. апостолу Иоанну Богослову и рассказывают все, что было. Еврей принимает св. крещение, а христианину св. апостол велит принести вязанку сена, которое возлюбленный ученик Христов тут же крестным знамением претворил в золото для бедняка.

Святой евангелист Матфей крестным знамением исцелил одного князя – своего мучителя. Святый апостол Филипп повелел одному новопросвещенному христианину, по имени Иру, осенить крестным знамением болящие члены некоего Аристарха, и лишь только Ир исполнил повеленное, как иссохшая рука Аристарха ожила, слепой глаз прозрел, уши стали слышать, и он сделался здоровым. Святые мученики Зинон, Александр и Феодор, осенив себя крестным знамением, одним дуновением сокрушили идолов в капище. Юный царевич индийский, святой Иосиф, прогнал от себя крестным знамением духов злобы, подосланных к нему волхвом Февдою, чтобы склонить его на грех плотской, и лукавые бесы вынуждены были сознаться своему повелителю – волхву, что они не могут вынести даже тени святого креста. Преподобный Иларион Великий крестным знамением разгонял полчища бесовские, и однажды утишил бурно волновавшееся море, грозившее затопить находившийся неподалеку от его пустыни городок, начертив на песке три креста. Когда святой Епифаний, впоследствии знаменитый епископ Кипрский, был еще мальчиком, он упал с осла и разбил себе бедро, так что не мог подняться с земли. В это время проходил мимо благочестивый муж, по имени Клеовий; он осенил крестным знамением больное место Епифания, и отрок встал здрав... Этот же Епифаний сам потом исцелил слепое око одного юноши знамением крестным. И много – много таких сказаний в житиях святых, так что, если бы все их собрать во едино, то можно бы написать большую книгу.

Однажды знаменитый японец-язычник, гуляя по берегу моря, увидел плавающим какой-то предмет и приказал достать его. Это была книга. Пришедши домой, он стал читать ее. Оказалось, что это было Евангелие. Слово Христово так тронуло вельможу, как не трогало до того времени никакое другое чтение. Сам он говорил о своем чтении так: «никогда прежде я не видел такой личности (как Христос) и не слыхал ничего подобного; не читывал ничего в этом роде и не мечтал о подобных вещах». Чтение Евангелия продолжалось несколько месяцев и, наконец, привело язычника в христианство. Вот какая чудная книга – Евангелие. Святый Иоанн Златоуст говорит, что даже та храмина (здание), в которой хранится Евангелие, устрашает духов тьмы и бывает неудобоприступна для их козней.

А то вот какой был случай с Евангелием. – Известно, что наши отдаленные предки были язычники, и поэтому много трудов положили греческие епископы для приведения их в христианство, – много и чудесных знамений совершили они для этой же цели. Однажды присланный в Киев греческий епископ долго рассказывал собравшемуся народу о Спасителе и о чудесах, совершенных Богом в Ветхом завете. Руссы объявили проповеднику, что они уверуют во Христа, если они сами увидят чудо, подобное чуду с тремя отроками еврейскими в пещи вавилонской. По их просьбе, епископ положил Евангелие в огонь, и о чудо! – оно осталось невредимым. Тогда князья и многие из народа приняли святое крещение. Читай же, христианин, всегда эту чудесную книгу, а особенно когда обуревают тебя искушения, беды и напасти. Слово Божие, содержащееся в Евангелии, служит сильным оружием против врага нашего спасения – диавола, и козней его. В этом пример подал нам Сам Господь наш Иисус Христос, Который, будучи искушаем от диавола в пустыне, на всякое искушение отвечал искусителю словом Божиим: писано есть... – «Диавол поощряет тебя ко греху, а ты, – учит святой Тихон Воронежский, – отвечай ему: не хочу, ибо это противно Богу. Бог запретил это. Диавол возбуждает в тебе гнев и злобу к отмщению, а ты пресекай эту мысль, глаголя в сердце твоем: Бог того не повелел. Указует тебе диавол на чужую вещь и подстрекает сердце твое к похищению ее, а ты говори в сердце твоем: Бог запретил: не укради, не пожелай. Так и в прочих мыслях, противных закону Божию, восстающих в сердце твоем, поступай». Возьмем, например, страсти человеческие, – чем можно победить их, или, по крайней мере, ослабить? Лучшее средство для этого – чтение святого Евангелия.

Вот послушайте рассказ одного капитана о том, как он избавился от пагубной страсти пьянства. «С молодых лет я, – рассказывал капитан, провожавший преступников в Сибирь, – служил в армии, знал службу и любим был начальством, как исправный офицер. По несчастью, от частых пирушек с молодыми товарищами я привык пить вино, да так, что под конец у меня образовался запой. Бывало, пока не пью, – исправный офицер, – а как запью, то недель шесть на службу не являюсь. Долго терпели меня на службе, наконец, за грубости начальнику, сделанные в пьяном виде, разжаловали меня в солдаты на три года, с перемещением в гарнизон; и если не исправлюсь и не перестану пить, то угрожали и строжайшим наказанием. В этом несчастном состоянии сколько я ни старался воздержаться и сколько ни лечился от пьянства, никак не мог избавиться от своей страсти; поэтому меня хотели уже переместить в арестантские роты. Услышав это, я не знал, что с собою делать. В одно время я в раздумье сидел в казармах. Вдруг вошел к нам какой-то монах с книгою для сбора на церковь. Солдаты подавали, что могли. Монах подошел ко мне и спросил: «что ты такой печальный?» Я рассказал ему свое горе. Монах выслушал меня с участием и говорить: «точно то же было и с моим родным братом, и вот что ему помогло: духовный отец его дал ему Евангелие и приказал, чтобы он, когда захочет вина, то, нимало не медля, прочел бы главу из Евангелия; если жажда вина не пройдет, то и еще читал бы следующую главу. Брат мой стал так поступать, – и в непродолжительное время страсть к пьянству в нем исчезла, и теперь, вот уже 15 лет, капли в рот не берет. Поступай-ка и ты так – и увидишь пользу. У меня есть Евангелие, пожалуй, я принесу его тебе». Выслушав это, я отвечал ему: где тут помочь Евангелию, когда никакие старания мои, никакие лекарственные пособия не помогли мне. Я сказал это потому, что никогда не читывал Евангелия. – «Не говори этого, – продолжал монах, – уверяю тебя, что будет польза»... На другой день, действительно, монах принес мне вот это Евангелие. Я раскрыл его, посмотрел, почитал немного, да и говорю: не возьму его, тут ничего не поймешь, да и печать церковную я не привык читать. Монах продолжал убеждать меня, что в самых словах Евангелия есть благодетельная сила, ибо писано в нем то, что Сам Бог говорил. Нужды нет, что не все понимаешь, только читай прилежно. Один святой сказал: «если ты не понимаешь слова Божия, так бесы понимают, что ты читаешь, и трепещут; ведь в страсти пьянства особенно старается удержать нас враг наш – диавол». Я, не помню, что-то дал монаху, взял у него Евангелие, положил в сундучок с прочими моими вещами, да и забыл про него. Спустя несколько времени я почувствовал сильную жажду вина; поскорее отпер я сундучок, чтобы достать несколько денег и купить вина. Лишь только я открыл крышку, первое, что попалось мне на глаза, было Евангелие, – и я живо вспомнил все то, что говорил мне монах, развернул и начал читать сначала первую главу Евангелия Матфея. Прочитавши ее до конца, ничего не понял, да и подумал: монах сказал, что тут писано, что Бог говорил, а тут какие-то имена. Дай прочту другую главу: прочел – стало понятнее. Дай же прочитаю и третью. Как только начал ее читать, вдруг звонок в казармах: по местам, на койки... Следовательно, уже нельзя было идти за вином, так я и остался. Вставши поутру и решившись идти за вином, я подумал: прочту главу из Евангелия, – что будет? Прочел – и не пошел. Опять захотелось вина, и я еще стал читать, и мне стало легче. Это меня ободрило, и при каждом побуждении к вину я стал читать по главе из Евангелия. Чем дальше, тем становилось мне легче. Наконец, как только я окончил чтение всех евангелистов, страсть к вину у меня совершенно пропала, и я почувствовал к нему отвращение. И вот, ровно 20 лет я совершенно не употребляю никакого хмельного напитка. Все удивлялись во мне такой перемене. По прошествии трех лет опять произвели меня в офицеры; чины пошли своим порядком; наконец, сделали меня командиром. Я женился; жену Бог дал мне добрую, состояние мое поправилось, и теперь, слава Богу, мы живем счастливо, да по мере сил наших и бедным помогаем. С тех пор как я исцелился от запоя, дал себе клятву каждый день читать Евангелие».

Итак, христианин, всегда читай Евангелие: это – чудесная и спасительная книга. Сладок мед, но слово Божие, содержащееся в Евангелии, несравненно сладостнее его: коль сладка гортани моему словеса Твоя (Боже): паче меда устам моим(Пс.118:103).

Божественность Иисуса Христа подтверждается тем знаменательным историческим фактом, что ничтожное число Его учеников и последователей, незнатных, некнижных, но сильных верою, победило, вопреки всяким естественным законам и человеческим соображениям, весь мир, не силою меча, но единственно помощью благодати Божией. Это особенно поразительно открывается из троякого торжества христианства над враждебными силами.

Первое торжество христианства видим мы во время гонений. Не раз предсказывал Сам Иисус Христос о тех скорбях, кои должны терпеть Его последователи на пути спасения. Избравши учеников Своих, Он внушал им, что в мире ожидают их скорби, что от Него принесен на землю не мир, но меч, а вместе ободрял их надеждою на избавление и победу над врагами. Предречение Спасителя исполнилось во всей силе. Вспомним, чем были для христиан три века по Рождестве Христове? Это тяжкое время было временем борьбы его с жестокими врагами, с иудеями и язычниками, было временем постоянных бед и напастей, гонений и преследований. Все тогда вооружалось против христиан, – и вооружалось повсюду и всеми возможными средствами. Не оставалось ни одной из известных тогда казней, которой бы не испытали над ними враги имени Христова. Вся надежда христиан была на единого Бога, и она их не посрамила. От этой надежды усилия врагов остались тщетны. Среди всех гонений и преследований число христиан не сокращалось, а постепенно увеличивалось. Проливаемая кровь их была семенем, из которого произрастали новые члены церкви Христовой. Столь чудесное распространение веры внушало иудеям и язычникам, что ее исповедникам помогает Сам Бог. А при таком спасительном сознании, нередко самые враги имени Христова делались Его ревностными исповедниками, гонители – защитниками. Наконец, после всех вразумлений, крест Христов восторжествовал над усилиями врагов. И христиане, освободившись от долговременных гонений, вместе с равноапостольным Константином могли сказать во услышание всех врагов имени Христова: «с нами Бог, разумейте язы́цы и покоряйтеся: яко с нами Бог».

Второе торжество христиан над врагами явилось во время лжеучений. Ни один догмат не подвергался таким нападениям со стороны врагов, как догмат о воплощении Сына Божия. С самых времен апостольских до позднейших еретиков, – все вооружались против этого главного догмата нашей веры и искажали его различным образом. Одни, как известно, вооружались против Божества Иисуса Христа; другие против Его человечества, – иные против соединения той и другой природы во едином лице Его. Такое противодействие заставляло всех истинно-верующих христиан обращаться к единой помощи Божией. Между тем, они собирались на соборы для рассуждения об истинах веры и благочестия. Впрочем, на всех соборах действовал единый Дух Святый, ниспосланный от Отца Спасителем; Он руководил и наставлял на всякую истину защитников веры Христовой, так что каждый собор оканчивался во славу Божию победою над лжеумствующими врагами. Живый на небесех явно посмеивался над ними и силою Своею рассеивал не только ложное учение, но и самых лжеучителей, поражая их различными казнями; так что явно обнаруживалось бессилие восстающих против истины. Карающую десницу Божию не могли не видеть над собою и враги лжемудрствующие. Тем более православно-верующие были убеждены сами в содействующей силе Божией и внушали другим: «с нами Бог, разумейте язы́цы и покоряйтеся: яко с нами Бог».

Третье торжество христианства открывалось в победах образовавшихся христианских царств над христоненавистными народами, которые должны были видеть, что победа зависит не от силы оружия, а от правды Божией, – что, кого защищает Сам Бог, тех никто в мире не может преодолеть. Первый пример непобедимой силы в христианах оказал собою равноапостольный Константин. Одержанная им победа была предвестницею христианских побед над врагами креста Христова. Если бы по порядку описывать все победы преемников Константиновых, то между побежденными увидали бы мы не только иудеев и язычников, но и еретиков. Все, восстававшие на истинных христиан, были поражаемы, коль скоро слава Божия требовала сего поражения. Много побед было в Греции, которую некогда Господь явно охранял и защищал против неверных супостатов. Не менее было таковых побед и в нашем отечестве. Вспомним о временах владычества монголов. Сколько раз сильный во бранех Господь защищал нас Своею десницею крепкою и мышцею высокою! Сколько раз Он освобождал нас от рук вражиих, готовившихся предать огню и мечу, истребить наше отечество. «С нами Бог, разумейте язы́цы и покоряйтеся: яко с нами Бог!»

Благотворное влияние христианства на культуру (образование), семейную общественную и государственную жизнь народов громко говорит о божественности Основателя христианской веры: припомним здесь, хотя в кратких чертах, те блага, которые христианство принесло человечеству.

Лишь только Христова вера стала распространяться в мире она принесла этому миру, ее непонявшему и вначале со всем ожесточением ее преследовавшему, неисчислимые благодеяния.

Когда при Константине Великом христианство утвердилось в Римской империи, то государственными законами запрещены были гладиаторские битвы, эти убийства, совершавшиеся для удовольствия потерявшей человеческое достоинство публики, равно как и исполнение в театрах безнравственных представлений; до известной степени ограничены были брачные разводы, которые прежде совершались по самым незначительным поводам; ограничена была также прежде неограниченная власть отцов над своими детьми (по которой они могли подвергать их смерти и продавать в рабство); отменены были ужасные роды смертной казни; всем известные, до тех пор открыто терпимые ужасы, как то: принесение в жертву людей, кровавая месть, убийство, публичная безнравственность и бесстыдства повсеместно теперь запрещены были законом под страхом казни.

Да и не христианская ли вера разрушила преграду между богатыми и бедными, высокими и низкими, знатными и ничтожными, и высказала великое слово: «все вы одно во Христе Иисусе» (Гал.3:28)? Она одна и бедным и богатым, и образованным и необразованным возвестила, что все мы чада одного Бога, члены одного тела, наследники одного и того же Небесного Царствия. И не одни только надежды загробные подает она, но со всею силою и ревностию любви стремится выполнить и здесь, на земле, то, что обещает. До христианства бедность считалась позором. Теперь она не составляет позора с тех пор, как Сам Сын Божий сошел на землю в образе раба, не имея, где главу приклонить, – когда Он евангелие проповедовал нищим, и бедных рыбарей избрал Своими апостолами. До христианства работа своими руками почиталась чем-то унижающим и бесславящим свободного человека. Теперь же никакой труд не может быть унизительным с тех пор, как величайшие из христианских апостолов питались трудами рук своих и проповедовали христианам: «умоляем вас усердно стараться, чтобы жить тихо, делать свое дело и работать своими собственными руками, как мы заповедали вам» (1Сол.4:11).

Не христианская ли религия возвестила и осуществила идеал благороднейшей любви человека к человеку? Христианство напоминает богатым всю их бедность пред Богом и увещевает их к смиренной любви и милосердию. Вся языческая древность отличается грубо животным эгоизмом и бессердечною холодностью в отношении к бедным и слабым. Даже великий греческий философ Платон советует не кормить больных, так как они уже не могут быть ни к чему полезными. Евреи ограничивали закон любви к ближнему, как показывает притча о милосердом самарянине, лишь своими соотечественниками и единоверцами. Под крестом же Христа христиане братски простирали друг другу руки. Под крестом Христа забывали они различие званий, состояний и образования.

Но не одних бедных и несчастных, больных и слабых призрело христианство. Если бы оно и ничего более не сделало, то и тогда бы мы не могли достаточно быть благодарны ему за отвращение и облегчение стольких бедствий. Но оно сделало еще более. Оно положило для нашей домашней и семейной жизни истинное основание и распространило на нее самый благотворный свет. Христианство освятило брак: союз между мужем и женою получил свое истинное значение только тогда, когда сделался образом союза Христа с Его церковью. Тогда как у язычников господствовало многоженство, тогда как оно и теперь еще существует у магометан, христианство осудило его навсегда. Этой мерой оно освятило неразрывность брака, потому что союз между Христом и Его церковью неразрывен. Муж и жена составляют одну плоть, и «что Бог сочетал, то человек да не разлучает» (Мф.19:6).

Христианству обязана женщина тем положением, которое она теперь занимает по праву. Жены даже самых образованных язычников жили в состоянии рабства и угнетения. У китайцев рождение дочери считается несчастием, и возрастная дочь содержится как раба. У магометан муж имеет законное право содержать четырех жен и сколько угодно наложниц. Дочери не получают никакого образования, жены сидят взаперти и влачат в стенах своего дома бедственную жизнь одичалости и отупения.

Только Иисус Христос разорвал тяготевшие на женщинах оковы и снял лежавшее на них проклятие. Не стыдясь назвать одну из них Своею матерью, Он возвысил весь род их. Как мужчинам, так равно и женщинам Он возвестил спасение и избавление от грехов. Он допускал их в Свое общение и равно оказывал им Свою любвеобильную и чудодейственную помощь. Женщины провожали Его тело, когда Его ученики разбежались. Женщины до самого конца стояли у Его креста, и потом первые услышали у гроба весть о Его воскресении. С христианством женщина стала радостью и украшением своего мужа, верною матерью его детей, перлом и сокровищем всего дома. С христианством девицы стали слугами обществу, сестрами милосердия во всех несчастиях, так что язычник даже в удивлении должен был воскликнуть: «что за жены у этих христиан!» (Слова Ливания, наставника святого Иоанна Златоуста).

Дух Евангелия проник и в государственную жизнь народов. Христос, правда, явился к нам на землю не как исправитель государственная устройства, но как Спаситель бедных грешников. Он решительно отклонил от Себя все политические надежды Своих современников, говоря, что царство Его не от мира сего, и увещевая воздавать кесарево кесарю, а Божие Богу. Также поступали и апостолы. Несмотря на то, христианство имело верное, могущественное влияние на государственную жизнь народов. Оно видит в государстве не человеческое изобретение, а божественный порядок. Оно видит в правителях и властях слуг Божиих, поставленных для наказания зла и для награждения добра, и дабы мы могли проводить жизнь тихую и безмятежную во всяком благочестии и чистоте (1Тим.2:2). Князей и владык увещевает оно царствовать во имя Божие и как прилично слугам Божиим ко благу своего народа, и не забывать своего Верховного Владыки и небесного Судии, пред Которым и все правители должны отдавать отчет. Они сами должны повиноваться закону, проходить свое звание, как служители Божии. Долг же подданных повиноваться власти и молиться за нее.

За крестом всюду следуют плуг, торговля и ремесла, искусства и науки. Если взять в руки карту и обозреть все страны света, то нельзя не сознаться, что самые образованные народы – народы христианские.

В заключение приведем свидетельства о лице Иисуса Христа противников христианства и философов, отвергавших Божеское достоинство в Иисусе Христе, которые, против своей воли, приходят к тому выводу, что Христос не был простым человеком.

Признание врага при решении известного вопроса заслуживает иногда больше значения, чем свидетельство друга. В челюсти мертвого льва нашли когда-то мед. «От ядущаго ядомое изыде, от крепкаго изыде сладкое» (Суд.14:14).

Свидетельства, которые мы хотим предложить, важны и интересны во многих отношениях. Они показывают, что в глубине человеческого сердца кроется инстинктивное благоговение и удивление пред незапятнанной чистотой и совершенством Христа, как Святейшим из святых в истории человеческого рода. Неверующие могут отвергать чудеса Христовы, но они не могут отвергать Его могущества, не могут нападать на Его характер, не рискуя подавить благороднейшие свои чувства, и лишиться всякого права на нравственное уважение со стороны своих ближних.

С другой стороны, свидетельства неверующих обнаруживают большую непоследовательность неверия во всей ее наготе. Неверие признает безусловную чистоту и истинность лица Христова и в то же время отвергает свое собственное свидетельство веры; оно прославляет совершенство Христа, как человека, и в то же время отрицает Его Божество, на котором основывается это совершенство и которым только и может быть удовлетворительно объяснено оно среди окружающего всеобщего несовершенства мира.

Иосиф Флавий в своем сочинении «Иудейские древности», пишет... «В это время жил Иисус, муж мудрый, которого едва ли можно назвать человеком, потому что Он совершал чудесные дела, – учитель таких людей, которые принимали истину с радостью. Он привлек к Себе многих последователей как из иудеев, так и из греков. Он был Христос. И после того как Пилат, по доносу знатнейших наших мужей, присудил Его к крестной смерти, однако не оставили Его те, которые и прежде Его любили. Он опять являлся им живой в третий день, потому что божественные пророки предсказали об этих и многих других, относящихся к Нему, делах. И секта христиан, так по Нему названная, пребывает до настоящего дня».

Это замечательное свидетельство известного иудейского священника и историка, жившего в последней половине первого столетия, находится во всех известных рукописях его сочинений; дважды целиком цитируется (приводится) Евсевием без всякого сомнения в подлинности, и принимается, поэтому, многими учеными богословами, как несомненно принадлежащее Иосифу. К этому можно еще прибавить и то, что Иосиф в полной своей иудейской истории, доходящей до 66 г. по Р. Хр. и написанной почти около 93 г., не легко мог обойти историю Христа, тем более, что он упоминает в других частях своего сочинения об Иоанне Крестителе и Иакове Праведном, как о заслуживающих почитания. Там, где он говорит о мученической смерти Иакова, он ссылается на приведенное выше нами место; и вообще не представляется никакого разумного основания сомневаться в подлинности как рассказа Иосифа об Иакове, так равно и рассказа его Христе.

Марк Аврелий, язычник, император римский, живший в 3 веке по Р. Хр., не зная оснований религии христианской, удивлялся однажды тому, что каждый почти день стараются вынудить у него новый указ против христиан, и спросил одного из своих приближенных: за что преследуют христиан с таким ожесточением? «За то, отвечал придворный, – что они почитают Богом человека, распятого на кресте» – «О! как они жалки», – сказал Марк Аврелий. – «Обожание ими Распятого, – продолжал приближенный, – так велико, что они с охотою подвергаются всякого рода лишениям и готовы скорее потерять все свое имение, быть сосланы в ссылку, претерпеть жесточайшие мучения и самую смерть, нежели отречься от человека, умершего на кресте». – «Да это сумасшествие!» – заметил император. «Но, умирая, – прибавил при этом приближенный, – они благословляют своих судей, обнимают и прощают своих убийц». – «Прощают убийц!» – воскликнул Марк Аврелий: «я отказываюсь от моих слов; – закон их свят, нравоучение истинно, и вера их божественна».

Юлиан отступник, римский император (361–363 г.), не без дарований, самый отчаянный из всех древних врагов христианской религии, всеми силами своей власти и примером идолослужения старался ниспровергнуть христианство в римской империи. Его правление прошло как призрачная тень, не оставив по себе никакого следа, – за исключением того важного урока, что древнее язычество угасло безнадежно, и что никакая мирская сила не в состоянии была остановить торжественного шествия христианства.

В своем сочинении против христианской религии, в котором Юлиан соединил все прежние нападения язычников на христианство, придав им от себя саркастический (насмешливый) характер, он говорить следующее о Христе: «Иисус, после того, как убедил некоторых из вас галилеян (как обыкновенно презрительно Юлиан называл христиан) и также некоторых дурных людей, прославляется в течение трехсот лет, хотя в Своей жизни Он ничего не сделал такого, что заслуживало бы славы, разве только если считать великим делом, что Он исцелял хромых и слепых, да заклинал бесов в селениях Вифсаиды и Вифании».

Хотя этот отзыв довольно колко и презрительно говорит о Христе, но все-таки он признает за Ним силу творить чудеса; все чудеса Христовы, будучи отпечатлены самым высоким нравственным и благодетельным характером, служат ясным доказательством чистоты и божественного посланничества Христа. Ученый богослов и критик, доктор Ларднер делает следующее прекрасное замечание на выписанное нами место:

1) «Сказать о Христе так, как сказал Юлиан, – значит прямо признать истину евангельской истории, хотя он (Юлиан) о многом совсем не упомянул, он не назвал ни всех дел, совершенных Иисусом, ни всех мест, где Он их совершил.

2) Юлиан допускает, что Иисус прославляется более чем в течение трех столетий. Но эта слава основывается на делах, которые совершил Иисус во время Своей земной жизни. Эти дела рассказаны Его учениками, непосредственными свидетелями их, и предание об них распространялось от начала совершения их до того времени, когда жил Юлиан.

3) Почему не должны считаться великими делами исцеления «хромых, слепых и одержимых другими недугами», – исцеления, которые обыкновенно приписываются силе злых духов? Все здравомыслящие и непредубежденные люди должны считать эти исцеления великими делами, если они совершались в одно мгновение и вполне, как это было у нашего Господа, – эти, говорим, дела должны непременно считаться великими делами; историки, напр., считают же достойным рассказывать и сообщать о таких предметах, как основание городов, учреждение больших монархий, или покорение целых наций посредством истребления и общепринятых способов завоевания.

4) Если было мало уверовавших в Иисуса, во время пребывания Его на земле, то это произошло не от недостатка удовлетворительных доказательств в пользу Его божественного посланничества. Для того, чтобы засвидетельствовать веру во Христа, достаточно, кажется, нескольких «мытарей и грешников», как они называются в Евангелии или «дурных людей», как называет их Юлиан. Но в числе истинно уверовавших во Христа было несколько и важных, благочестивых, мыслящих и испытывающих мужей, каков например Нафанаил, Никодим, и др., хотя они и долгое время неблагоприятно мыслили о Христе, будучи предубеждены против Него. Были люди еще хуже тех, которых Юлиан называет «дурными», это – книжники и фарисеи, гордые, хитрые и честолюбивые люди, которые никакого разумного доказательства, как бы оно ясно и сильно ни было, не могли принять, равно как не могли принять и религиозных оснований, каковые противоречат их мирским интересам».

Тот же автор после тщательного исследования всех доказательств Юлиана против библейской религии, характера Христа и Его апостолов, о достоинстве этих доказательств, как простого и ненамеренного свидетельства в пользу истины и достоверности евангельской истории, справедливо выражается так: «Всякий, составивший заключение из чтения только что представленного нами сочинения, должен согласиться, что Юлиан служит дорогим свидетелем в пользу достоверности книг Нового завета. Он допускает, что Иисус Христос родился в правление Августа, в то время когда Квириний собирал дань в Иудее, что христианская религия утвердилась и распространилась в правление императоров Тиверия и Клавдия. Он свидетельствует о подлинности и достоверности четырех Евангелий – Матфея, Марка, Луки и Иоанна, равно как и Деяний Апостолов, он приводит из них места, и выдает Евангелия за единственные исторические писания, признанные самими христианами за несомненные, достоверные повествования о Христе и Его апостолах, так как в них заключается проповеданное ими учение. Юлиан признает и доказывает раннее происхождение евангельской истории. Равным образом он цитирует места из Деяний апостольских или прямо ссылается как на эту книгу, так равно и на послания апостола Павла к Римлянам, Коринфянам и Галатам. Юлиан не отвергает чудес Христа, а, напротив, убежден, что Он исцелял «слепых, хромых и бесноватых», «укрощал бурю и ходил по морским волнам». Конечно, он старается унизить достоинство этих дел, но старания его остаются напрасными. Нельзя не прийти к тому заключению, что такие дела служат хорошими доказательствами божественного посланничества Христова. Юлиан старается также умалить число уверовавших в Иисуса Христа на первых порах, и однако признает, что «массы людей в Греции и Италии» обратились ко Христу прежде, чем Иоанн написал свое Евангелие. Ему желательно было унизить нравственное и общественное положение первых христиан; но он чувствует себя вынужденным признаться, что кроме «рабов и рабынь» обращены были в христианство еще при Клавдии римский сотник Кесарий Корнелий и Сергий Павел, проконсул Сирии. Юлиан часто также говорит с большим уважением о Петре и Павле, об этих двух великих апостолах Иисуса Христа, великих проповедниках Евангелия. Таким образом Юлиан вообще неумышленно представил свидетельства в пользу многих известных обстоятельств, сообщенных в новом завете. Прямою целью его нападок было ниспровержение христианской религии; оказалось, напротив, что он послужил орудием к большему ее утверждению: его доказательства против христианства вполне безвредны и бессильны для того, чтобы слабейших из христиан привести в сомнение. Юлиан не сделал ни одного дельного возражения против признанного значения христианской религии в том ее виде, в каком она изложена в подлинных и первоначальных своих источниках – книгах Нового завета».

Ж. Ж. Руссо, – известный философ (род. в 1712 г.), переходивший от неверия к полуверию, от бедности и нищеты, преследований и изгнания в ссылку к славе и счастию, и снова к бедствиям и нуждам, дал следующее свидетельство о Христе и Евангелии.

«Признаюсь, величие Св. Писания исполняет меня изумлением, и святость Евангелия сказывается моему сердцу. Как ничтожны философские сочинения, несмотря на весь их блеск, в сравнении с Св. Писанием! Может ли какое-нибудь другое сочинение в столь короткое время так возвыситься, будучи произведением обыкновенная человека? Возможно ли, чтобы Тот, о Котором рассказывают св. книги, был не более как простой человек? Ужели в них слышим голос мечтателя или честолюбивого сектанта? Какая прелесть, какая чистота в Его существе! Сколько пленительной доброты в Его учении! Какая высота в Его правилах! Какая глубина мудрости в Его речах! Какое присутствие духа, какая проницательность и верность в Его ответах! Какое господство над своими страстями! Где найти человека, мудреца, который бы мог так действовать, страдать, и умереть, не выказав слабости и тщеславия? Платон, рисуя идеал (образец) своего воображаемого праведника и делая его достойным награды за добродетель, точь-в-точь изображает Иисуса Христа: подобие так разительно, что все отцы чувствовали его, и в этом нельзя обмануться. Сколько предрассудка, сколько слепоты надо предположить в том, кто осмелился бы сравнить сына Софрониска (Сократа) с Сыном Марии. Какая бездна разделяет их! Сократ, умирая без скорби и позора, сохранил спокойствие духа до последней минуты, и если бы не такая смерть увенчала его жизнь, то сомнительно, еще считался ли бы он со всею мудростью более, чем софистом. Говорят, что он был творцом нравственных понятий, – мы на это скажем, что и до него были же люди нравственные; он пользовался только случаем сказать о том, что каждый должен делать; в своем учении он пользовался известными всем примерами. Аристид отличался справедливостью прежде, нежели Сократ заговорил о справедливости, прежде нежели он сказал: будь справедлив! Леонид умер за отечество прежде, нежели Сократ любовь к отечеству вменил в обязанность. Спарта отличалась умеренностью прежде, нежели Сократ похвалил ее. Греция владела многими добродетельными мужами раньше, чем Сократ сделал определение добродетели. Иисус же высокую и чистую нравственность, которой Он учил и по которой жил, брал единственно у Себя. Из среды самого свирепого фанатизма вдруг появляется высочайшая мудрость; похвальное упражнение в героических добродетелях он считает за дело самое обыкновенное для всех народов. Смерть Сократа, позволившая ему совершенно спокойно философствовать со своими друзьями, – не бесчестная смерть. Смерть Иисуса, окруженная мучениями, проклятиями и поруганиями всего, народа, есть самая позорная, которой каждый может ужаснуться. Сократ конечно благословлял человека, который, рыдая, подал ему кубок с ядом; Иисус же, перенося мучительнейшую смертную казнь, молился за Своих немилосердых мучителей.

Да, если Сократ жил и умер, как философ, то Иисус Христос жил и умер, как Бог.

Можем ли мы сказать, что евангельская история есть изобретение? Такие вещи, мой любезный друг, не изобретаются, и история Сократа (в этом никто не сомневается) менее достоверна, чем история Иисуса Христа. Утверждать противное, значило бы только отодвинуть в сторону сущность вопроса, но не разрешить его. Наш разум скорее готов принять, что одно лицо Своею жизнью действительно дало содержание евангельской истории, чем допустить, что будто несколько лиц, сговорившись, сочинили такую историю. Иудейские писатели не в состоянии были изобрести ни такого тона, ни такой нравственности; Евангелие носит на себе такие высокие, удивительные и совершенно неподражаемые следы мудрости, что изобретатель заслуживал бы большего удивления, чем герой. Ко всему сказанному нужно прибавить, что Евангелие есть совершенно непостижимая вещь, которой не понимал бы мыслящий человек, и с которою бы не мог согласиться. Что же делать среди таких противоречий? Будь всегда воздержен и осторожен, мое дитя; уважай то, чего нельзя отвергнуть и чего ты не в состоянии понять, и смиряйся пред великим Существом, которое одно только знает истину».

Наполеон I вырос в неверующей атмосфере 18 столетия, и в продолжение всей своей жизни так сильно был занят своими военными завоевательными планами, что не имел свободной минуты серьезно подумать о религиозных предметах, когда даже и представлялся к тому случай. При всем том он был слишком умен для того, чтобы сделаться атеистом. Все его намерения склонялись пред роком и, подобно своему племяннику, он верил в свою звезду. Наполеон знал, что религия составляет существенный элемент (составную часть) человеческой природы и есть самая прочная опора общественной нравственности и гражданского порядка. Во время своего похода в Египет он возил с собою Новый Завет и Коран под характеристическим названием «политики». Держась этой политической точки зрения, он восстановил во Франции римско-католическую Церковь, хотя и держал ее в руках светской власти, и обеспечил протестантам свободу совести и общественного богослужения.

Как общественная, так и домашняя жизнь Наполеона не показывают никаких следов благочестия. Его подчинение обрядам римской церкви на смертном одре едва ли удовлетворительно может быть объяснено, как акт истинного покаяния, – оно могло быть отчасти следствием его политики или следствием благоразумного размышления о славе, интересах своей династии и общественном мнении Франции. Наполеон умер, мечтая о войнах и представляя победы. «Франция!» «Жозефина!» «Глава армии!» были последние его слова, – непроизвольное выражение стремлений его жизни.

Но нельзя сомневаться, что великий ум Наполеона преклонялся пред величием Христа. Выходя из мысли о могущественном авторитете Христа, как учителя, об изумительном успехе Его миссии мира, о Его никогда неумирающем царстве, и сравнивая это царство с суетностью всех человеческих завоеваний и земных царств, Наполеон справедливо мог придти к тому заключению, что Христос был более, чем человек, что Он поистине есть Бог, и что только Его божественность – тот ключ, который раскрывает тайны христианства.

Вот как рассуждал Наполеон в беседе с одним из своих генералов: «Христианство имеет нечто особенное пред всеми философиями и религиями: христиане не создают себе никаких иллюзий о природе вещей. Нельзя упрекнуть их ни в хитрости, ни в шарлатанстве идеалистов, которые думают разрешить великую загадку богословских вопросов пустыми рассуждениями, – безумные, глупость которых можно сравнить с безрассудством маленького дитяти, которое хочет схватить руками небо, или желает луну обратить в игрушку и сделать ее предметом удовлетворения своему любопытству. Христианство говорит совершенно просто: «ни один человек не видел Бога, потому что Он Бог. Бог Сам открыл Себя. Его откровение есть тайна, которой не может постигнуть разум. Но уже потому, что так сказал Бог, этому должно верить». Это чрезвычайно разумно.

Евангелие имеет какую-то таинственную силу, нечто удивительно мощное, теплоту, которая действует на ум и очаровывает сердце. Когда рассуждают о нем, то убеждаются, что говорят о небе. Евангелие не есть книга, оно есть живое существо, деятельность, сила, которая побеждает все, что захочет противиться его распространению. Когда эта книга лежит у меня на столе, книга по преимуществу (император при этих словах почтительно прикоснулся к Библии), я не устаю ее читать и всегда читаю с одинаковым удовольствием.

Христос не изменяется, не медлит в исполнении Своих планов, и самое обыкновенное Его слово носит на себе отпечаток простоты и глубины, пленяющих как невежду, так и мудреца, как скоро они к нему обращаются со вниманием.

Нигде нельзя найти таких прекрасных мыслей, таких прекрасных нравственных правил, которые, как сонм небесного воинства, отражают все нападения и пробуждают в нашей душе такое же чувство, какое испытываешь при рассматривании бесконечного, усеянного звездами ясного неба в прекрасную ночь. Наш ум не только пленяется чтением этой книги, но и делается от него господствующим; душа же с этой книгой избавляется от всякой опасности заблудиться».

Давид Штраус говорит: «В религии, как показывает самое значение этого слова, выше всего сказывается всегда единение человеческого с божественным, в силу которого первое во всех своих движениях совершенно обусловливается последним. Это действие или явление в то же время чувствуется и сознается, как наше собственное. В Иисусе действительно существовало это единение; Он не словом только высказал, но и фактически осуществил его во всех положениях жизни: отсюда в религиозной области Он достиг той высшей точки, которую в будущем никто не в состоянии переступить.

...Если мы спросим: каким образом выработалось в Иисусе такое гармоническое состояние духа, то в существующих у нас памятниках о Его жизни мы нигде не найдем сведений о той трудной борьбе, из которой образовался этот дух. Во всех натурах, прошедших очистительный путь борьбы и сильных душевных переворотов (припомним только борьбу, какую выдержали ап. Павел, блаж. Августин), навсегда остаются следы этой борьбы, налагая на их характер нечто суровое, острое и мрачное. У Иисуса же мы не находим таких следов; с самого начала Он является прекрасным Лицом, которое само из себя развивается; все яснее и яснее сознает себя, чем далее тем более остается верным себе, и никогда не имеет нужды начинать другую, новую жизнь».

Известный враг христианства, Эрнест Ренан говорит: «Главное событие всемирной истории заключается в перевороте, посредством которого благороднейшая часть языческого мира приняла религию, основывающуюся на единстве Божием, Троице и воплощении Сына Божия. Такой переворот потребовал бы по меньшей мере тысячи лет. Новая же религия для своего развития употребила не больше трехсот лет. Основание для переворота, о котором мы говорим, заключается в обстоятельстве, случившемся в правление Августа и Тиверия. В это время жила та могущественная личность, которая при помощи инициативы любви, которую она успела ввести в человеческое сознание, дала начало и предмет для будущей веры человечества.

...Ни иудей, ни магометанин не учили такому пленительному богословию любви. Бог Иисуса не гневный владыка, уничтожающий людей, когда Ему угодно, осуждающий, когда вздумается, или делающий нас блаженными, когда Ему заблагорассудится. Бог Иисуса есть наш Отец. Мы слышим Его, когда прислушиваемся к такому внутреннему голосу, говорящему в нас: «Отче!» Бог Иисуса – это не пристрастный Владыка, избравший Израиля в Свой народ и, несмотря ни на что и ни на кого, покровительствовавший ему. Он есть Бог всего человеческого рода. Ни ветхозаветный закон, ни талмуд не покорили и не переменили мира. Евангельская мораль остается высочайшим творением, которое вытекло из человеческого сознания, прекраснейшей книгой закона совершенной жизни, – книгой, которая когда-нибудь изображала нравственное учение.

Покойся теперь в Своей славе, величайший Основатель: Ты исполнил Свое дело, Твое Божество стоит незыблемо. Не опасайся, что дело Твоих трудов может погибнуть чрез какую-нибудь ошибку. Возвысившись над областью заблуждений, Ты, с высоты божественного мира, будешь всегдашним свидетелем бесконечных плодов Твоего дела... Ты знамя наших споров, – знамя, около которого завязывается отчаяннейшая борьба. В тысячу раз Ты стал жизненнее, в тысячу раз возлюбленнее после Твоей смерти, чем в продолжение Твоей жизни на земле. Ты сделался столь драгоценным камнем для человечества, что для того, чтобы искоренить Твое имя в этом мире, необходимо разрушить мир до основания. Между Тобой и Богом нет различия. Совершенный победитель смерти, вступи во владение Твоим царством. Царский путь, по которому Ты должен пройти, приготовленный в течение тысячелетий поклонниками Твоими, вполне принадлежит Тебе».

Что бы ни случилось в будущем, никто не превзойдет Иисуса, почтение к Нему всегда будет юно беспрерывно, Его история всегда будет вызывать слезы; Его страдания всегда будут трогать благороднейшие сердца; во все времена будут возвещать, что между сынами человеческими не родилось никого больше Иисуса».

Так сами неверующие невольно признают, что Христос – Личность исключительная, равной которой не было, нет и не будет в мире.

Думаем, что беспристрастный читатель всем сердцем признает Божественность Иисуса Христа, как Сына Божия и Спасителя мира.