Тема XIII. Исторические и богословские причины появления догматов. Теория догматического развития. Развитие богословской науки

Рассмотрев определения «догмат» и «догматическое богословие», мы вплотную приблизились к важному вопросу, который поднимался не раз в течение церковной истории, но особенно с XIX в., в связи с появлением в католическом богословии так называемой теории догматического развития и привлечением внимания к поднятой в контексте этой теории проблематике.

Сделаем небольшой историко-богословский экскурс. Теория догматического развития была сформулирована кардиналом Джоном Ньюманом в «Эссе о развитии христианского вероучения». Разумеется, такой текст появился не как результат интеллектуальных развлечений, а был вызван необходимостью богословски обосновать нововведенные догматы¹⁶⁰ Римско-Католической Церкви, которые в ее среде вызвали немало недоумений и даже оппозицию, приведя в конечном итоге к формированию старокатоличества. Высказанные кардиналом взгляды стали предметом серьезных дискуссий не только в католической, но и православной и протестантской среде. Упомянем, например, что явную симпатию к этой теории испытывал философ Владимир Соловьев¹⁶¹.

Однако, несмотря на столь пристальное внимание, на русском языке так и не было написано фундаментальных работ по исследованию как самой теории, так и поднятых ею вопросов. Исключением могут быть разве что две статьи А. Чекановского: «Степень неизменности догмата» и «Теория догматического развития». В большинстве случаев сама теория излагается в очень упрощенном, даже более – примитивном виде. Надо отметить, что теория Ньюмана осмыслялась по-разному практически с момента ее появления. И в современном католическом богословии существует как минимум несколько ее интерпретаций.

Ньюман выдвигает концепцию о том, что истины христианства, содержащиеся в виде «идей», постепенно осознаются как догматы и провозглашаются как таковые Церковью. На определенном этапе Церковью выдвигаются и в обязательном порядке требуются к исповедованию одни догматы, в другое время – другие. Например, в период истории ранней Церкви вера в Святую Троицу была признаком подлинной веры, и если кто не верил в Троицу, тот и не мог именоваться правильно верующим. Однако со временем появились те, кто верил в Святую Троицу, но неправильно верил в соединение природ во Христе. В результате те, кто не признал халкидонский догмат, перестали считаться православными.

Таким образом, в каждой эпохе формулировался свой самый главный догмат, выделяемый из общего числа вероучительных истин, и именно исповедование этого догмата становилось главным критерием правильной веры. Такой подход помогал оправдать появление новых догматов в Римско-Католической Церкви. Дескать, она не выдумала нового учения, но сформулировала именно те догматы, которые в свою конкретную эпоху являются признаком подлинного христианства.

Сама по себе тема, поднятая Ньюманом, настолько сложна и многогранна, что даже православные авторы нередко употребляют выражения, очень напоминающие язык английского богослова, хотя, конечно, не делают крайних выводов. Например, митрополит Макарий (Булгаков) в своем фундаментальном труде предлагает различать догматы на раскрытые (explicita) и нераскрытые (implicita).

Даже у епископа Сильвестра (Малеванского), так много сделавшего для правильного понимания развития догматического учения Церкви, встречаются выражения подобного стиля. Например, он пишет: «Церковь, извлекая из Откровения известную истину веры, поставляет ее пред глазами всех, как бы ставя на свещнике, или, что то же, возводит ее на степень несомненной, непререкаемой истины, или догмата, – что может быть названо догматизированием известной истины или признанием Церковью за ней догматического значения. При условии этого церковного акта, и только при его условии, известная истина веры, хотя она и заключается в Откровении и сама в себе божественна, может взойти на степень неоспоримой для всех истины, или догмата»¹⁶².

Разумеется, не следует делать выводов о том, что владыка Сильвестр подвергся влиянию теории Ньюмана или мыслил схожим образом, но сам стиль текста показывает нам, насколько тяжело найти подходящие слова для объяснения вопроса о развитии богословской науки и неизменности богооткровенного учения, хранимого Церковью.

При изучении истории христианского богословия сразу видно, что вероучительные дискуссии были в христианской среде изначально. В результате различных споров Церковь каждый раз подтверждала на Соборах – Вселенских и Поместных – свое истинное учение. Естественно, что в этом процессе происходило определенное развитие.

Прежде чем перейти к ответу на вопрос, что же собственно развивалось, обратимся к существующему мнению, согласно которому догматы как таковые появились только в результате вероучительных споров, то есть стали ответом на возникновение ересей. Надо сказать, что подобный взгляд высказывался авторитетными богословами. Однако, имея под собой вполне реальное основание, он не может, тем не менее, быть исчерпывающим ответом на вопрос о причине возникновения вероучительных определений.

Можно сказать, что существуют две причины появления догматических формулировок. Первая действительно связана с возникновением ересей и необходимостью Церкви защитить правильное вероучение. Вторая лежит в области отношения человека к Божественному Откровению и никак не связана с негативными явлениями церковной жизни, но с тем, к чему призван каждый верующий – углубляться в познании своей веры: «Вникай в себя и в учение; занимайся этим постоянно» (1Тим. 4:16). Можно вспомнить подобное выражение из Псалтири: «Как люблю я закон Твой! Весь день размышляю о нём» (Пс. 118:97).

Вся Церковь и каждый верующий призваны вникать в богатство богооткровенного учения, постепенно преображаясь на этом пути. Само собой разумеется, что этот процесс связан со всеми аспектами личности и видами человеческой деятельности, в том числе и вербальными. По замечательному выражению отца Георгия Флоровского, догмат есть выражение опыта Церкви, «ментальное видение», «логическая икона» богооткровенной реальности¹⁶³.

Нередко высказывается мнение, согласно которому догматические споры были всего лишь дискуссиями о букве. Такая точка зрения явно принижает статус богословской деятельности святых отцов и всей Церкви: ведь те же тринитарные споры могут быть растолкованы только как спор об одной букве, но за буквой порой скрывается важное изменение смысла, и потому на самом деле это было отстаивание важнейшего, краеугольного догмата. Кроме того, такой взгляд принижает сам язык как средство коммуникации и выражения. Можно подумать, что за словами, буквами нет ничего существенного.

Однако даже с философской точки зрения это не так: спор ведется не о буквах, а о понятиях. А понятие представляет собой отображение в словах (категориях) нашего познания. То есть, при всех ограничениях, понятие всё равно не есть пустышка, завернутая в словесную оболочку. Понятия, созданные соборным разумом Церкви, не являются каким–то вариантом нового откровения, они суть свидетельство. Но каждое свидетельство (и каждый свидетель) ищет необходимые слова, которые бы с большой точностью выражали то, о чём говорят. Само собой разумеется, что поиск этих необходимых слов – не процесс чисто человеческий, но совместно Божественный и человеческий, то есть относящийся к области синергии – сотворчества Бога и человека. У прп. Максима Исповедника есть интересные размышления по схожему вопросу. Он исходит из недоумения своего адресата аввы Фалассия, вопрошающего следующее: «Если Господь после Воскресения явно повелел: «Научите все народы» (Мф. 28:19), то почему Петр устрашился откровения по поводу Корнилия?» Его ответ следующий: «Всякое слово Божественной заповеди требует, разумеется, определенного для него образа научения и откровения. Ибо вообще нельзя познать образ [осуществления] слова без откровения, изрекшего [это] слово... Петр, уже получивший от Господа слово о проповеди среди языков, не [сразу же] приступил к делу, но ожидал научения от Даровавшего слово относительно образа [осуществления] его»¹⁶⁴.

Как видно, мысль прп. Максима сводится к тому, что каждая богооткровенная истина требует еще и своего способа осуществления, то есть способа своей реализации в жизни Церкви. И если сама богооткровенная истина дана, как и все иные истины, раз и навсегда и со дня Пятидесятницы они не убывают и не увеличиваются, то способ реализации (вспомним вышеуказанные размышления Флоровского о логической иконе догмата) созидается в течение церковной истории. Сам процесс нахождения этого способа осуществления богооткровенной истины не есть процесс чисто человеческий, внешний, не есть просто перебирание слов, в результате которого находится самое подходящее, но процесс, руководимый Духом Святым, Который, просвещая святых отцов, позволял им обнаружить искомый способ выражения истины¹⁶⁵.

Таким образом, в процессе церковной истории не появляются новые догматы, но, с учетом естественной для Церкви богословской работы, часто подстегиваемой историческими обстоятельствами (напр., возникновением ересей), Церковь формирует уточняющие понятия, которые бы верно отражали суть православного учения.

Если и можно говорить об определенном развитии в вероучении Церкви, то только о развитии этих самых терминологических выражений, догматических вероучительных формулировок, но не самих вероучительных истин. В русской богословской науке такой метод был обоснован и применен в преподавании известным богословом епископом Каневским Сильвестром, который считал необходимым продемонстрировать исторический контекст, в котором развивался, формировался и уточнялся богословский язык, при этом догматы оставались неизменными по своему содержанию.

В завершение приведем цитату автора V в. прп. Викентия Лиринского: «Предание, говорит апостол, сохрани, т. е. талант веры вселенской сбереги в целости и неповрежденности, чтобы что тебе вверено, то пусть и остается у тебя, то ты и передавай... Если дарование Божие сделало тебя способным по уму, по образованию, по учености, то будь Веселеилом духовной Скинии. Полируй камни божественного догмата, придавай им блеск, грацию и прелесть, старайся, чтобы вследствие твоего ясного изложения яснее разумели то, во что верили не так ясно. Достигай, чтобы потомство со знанием славословило то, что прежде древность чтила несознательно. Научи тому, чему тебя научили, и, говоря новое, не скажи нового»¹⁶⁶.

Вопросы:

Кто автор «теории догматического развития»?

В чём суть этой теории?

Какие вопросы были поставлены в этой теории?

Какие авторы писали по поводу этой теории?

В чём суть недостатка этой теории? Почему православное богословие не может ее принять?

Как объяснить развитие богословского учения? Аргументируйте ваш ответ. Каких крайностей необходимо избежать при формировании ответа на этот вопрос?

Кто автор выражения «логическая икона»? В чём суть этого выражения?

Обязательно к прочтению:

Викторов П. Усвоение догматических истин человеческим сознанием // ЖМП. 1956. №6. С. 46–56.

Флоровский Г., прот. Промысл Святого Духа в Богооткровении // Христианство и цивилизация: избранные труды по богословию и философии. СПб., 2005. С. 477–494.

Рекомендуемая литература:

Бирюков Д. С. Ересь и еретики // Книга еретиков. СПб., 2011. С. 5–22.

Вероучение // Православная энциклопедия. М., 2004. Т. 8. С. 8–11.

Викторов П. Усвоение догматических истин человеческим сознанием // ЖМП. 1956. №6. С. 46–56.

Догматического развития теория // Православная энциклопедия. М., 2007. Т. 15. С. 534–542.

Лосский В. Н. Формулировки веры и тайна веры // Вестник РЗЕПЭ. Париж, 1981. № 109–112. С. 151–155.

Скабалланович М. H., проф. Хранение догмата в Церкви // Труды КДА. К., 1910. Т. 3. С. 17–78.

Флоровский Георгий, прот. Откровение и истолкование // Догмат и история. М.: Свято-Владимирское братство, 1998. С. 19–39.

Флоровский Георгий, прот. Промысл Святого Духа в Богооткровении // Христианство и цивилизация: избранные труды по богословию и философии. СПб., 2005. С. 477–494.

Чекановский А., прот. Степень неизменности догмата // Труды КДА. 1913. Декабрь. С. 467–501.