Георгий, Задонский затворник

(Память 25 мая)

Георгий, затворник Задонского Богородицкого монастыря, родился в 1789 году в Вологде, в дворянской семье Машуриных. у вдовы, только что перед тем потерявшей супруга; он был убит возвращаясь вечером домой злодеями, которые поджидали другого, а по ошибке ранили его. Почти бездыханного Машурина принесли домой, и он скончался на руках супруги, напутствованный в жизнь вечную. Чрез год по его смерти родные стали склонять вдову к новому супружеству, но она отвечала им: «Вы видите, что Промыслу Божию угодно было взять у меня мужа, и дать сына. Все мои заботы должны быть обращены на него». Купив близ кладбища домик, вдова занялась воспитанием сына и дочери, которая была на 2 года старше его. Она водила их в церковь, приучала к молитве. Когда 12-ти лет девочка умерла, мать еще чаще стала ходить с Георгием в церковь. Она приучала его стоять благоговейно, и, вернувшись домой, спрашивала, что было на литургии читано из Евангелия и Апостола. Если из его ответа выходило, что он был невнимателен, она в наказание заставляла класть его земные поклоны.

Вот как вспоминает он о поре своего детства в одном из своих писем: «Любил я и тогда уклоняться от шума людской молвы. Меня увлекала и пленяла глубокая тишина. Приятно занимали меня виды татарских гор и долин (в Вологде) и по ним быстро струящиеся ручьи. Сладко беседовала со мной природа и питала все мои чувства. И что только я видел пленяющего меня, то всегда снимал на бумагу карандашом.

Когда пришло время учиться, и к мальчику приглашены были наставники, мать неотступно наблюдала за учением, сознавая перед Богом, как велика ответственность за него. Учился он хорошо. Ум его зрел, качества души развивались. Как и мать его, он не любил шумного общества, предпочитал уединение; избегая игр и забав с товарищами, он читал священные и духовные книги. Вернувшись из храма, он любил размышлять о Боге.

18 лет от роду Георгий поступил юнкером в полк. В первый раз его отпускала от себя мать и точно чувствовала, что на земле его больше не увидит: действительно, она вскоре затем умерла. Произведенный в офицерский чин, Георгий среди веселой молодежи товарищей, преданных веселости и развлечениям, оставался таким же чистым, скромным по жизни, каким был в доме матери. Начальники и товарищи любили и уважали его. Он усердно исполнял долг службы, а в свободное время любил удаляться для молитвы и духовных размышлений. Уже он был произведен в поручики, но не думал о дальнейшем служебном возвышении... У него было относительно службы одно затаенное и не сбывшееся желание. «Желал я (писал он из затвора в одном из своих писем к одной женщине, брат которой сражен на войне) в поле сражения за веру, государя и отечество окончить мою временную жизнь. Но провидящий Создатель мой еще блюдет меня здесь... Я горю любовью к жертвам, свидетельствованным на поле битвы за веру. Счастлив ваш брат, князь Николай, что не между своими, празднуя и гуляя, умер, но в действующем против неприятеля отряде». Но такому подвигу случая не представлялось, а душа подвига жаждала.

Он ходил на кладбища, размышляя там о суетности временной жизни... Не вдруг, но глубокое созрело в нем решение: он вышел в отставку 29 лет от роду, 7 сентября 1818 года, приехал в Задонский монастырь и поступил в него послушником... Тем славнее было это решение Георгия, что многие ли в его годы и с его положением бросают все, чтоб спасать свою душу? Сразу приступил Георгий к тяжким подвигам. Он изнурял тело свое постом, все молчал, редко говоря с кем даже о нужном, а в храме и не отвечал даже, если кто его о чем-нибудь спрашивал... Примером послушания его может послужить следующее. Однажды, не узнав Георгия, настоятель спросил его, может ли он нарубить ему дров. Георгий принялся за дело, но по непривычке оно шло плохо. Старец слышал звук топора, а дров все не было. Выйдя наружу, он сказал: «Да, ты, знать, из дворян, что не умеешь с топором сладить? Что ж ты не сказал прежде? Время только ушло». И Георгий смиренно поклонился в пояс и отошел.

Спустя год по прибытии в монастырь, по особому указанию Божию, Георгий затворился в каменной келлии, самой худшей в монастыре. Тесная, сырая и летом, со спертым воздухом, она зимою промерзала. Он редко топил ее, все стараясь, чтоб ему было похуже. Многие осуждали его, предполагая, что к затвору побудила его леность или нежелание нести послушание. И как несправедливы были эти обвинения!

Суровость к себе Георгий доводил до того, что для отдыха он редко ложился, а лишь дремал, сидя на стуле.

Но даже бывало, что он по нескольку суток лишал себя и сна, и дремоты.

Келейное его правило, то есть порядок молитв его, был чрезвычайно сложен и обширен. Кроме множества молитв, он прочитывал ежедневно помногу из святоотеческих творений. Пищу принимал затворник только вечером, и то не каждый день. Вся она состояла из пятикопеечной булки и кружки воды с прибавлением уксуса. Это шло ему на два дня. Одежду он носил одну до полного обветшания.

В первой каменной келлии Георгий прожил пять лет, и, наконец, уступая настоятельным уговорам архимандрита, который мучился, что та келлия так тесна и вредна для здоровья – Георгий перешел в другую, деревянную, попросторней. Окруженная палисадником, она состояла из пяти комнат; он себе взял три. В одной принимал посетителей, в другой уединялся для размышлений, в третьей оставался обыкновенно. Пред входом, у дверей коридора стоял от полу до потолка гроб без крыши. Это говорило входящим, что они увидят человека заживо погребенного, и также напоминало и о собственном их неизбежном конце. Из этой двери входили в среднюю комнату к затворнику, предварительно сотворив краткую молитву, на которую он отвечал словом «аминь». В комнате его прежде всего бросалась в глаза крышка гроба с надписями из книг пророческих. На стене висел образ св. Троицы с теплящейся лампадой, вдоль стен тянулись скамейки разделенные столиками. Лежавшая на полу рогожка служила ему постелью, которою он почти не пользовался. Великим утешением для затворника бывали те дни, когда в его келлию приносили из церкви чудотворную Владимирскую икону Богоматери. При этом служили молебен с акафистом. – Георгий принимал не всех посетителей и принимал вообще редко. Чудный дар прозорливости открывал ему, кто именно имеет в нем действительную надобность, кого привела к нему нужда или горе. Нищелюбие Георгия было безгранично: он оделял деньгами бедных, выкупал должников.

Недолга была жизнь затворника. О времени кончины своей Георгий получил заранее извещение от Бога в знаменитом сновидении. Он прямо говорил о своей смерти в красноречивом новогоднем поздравлении славному своим благочестием архиепископу Воронежскому Антонию. «Десять раз солнце круг свой совершило со времени вступления вашего на Воронежскую епархию, и десять лет минуло как вчерашний день, как минутный сон. Дел же и слов свидетель один Бог. Последнее уже поздравление вашему Высокопреосвященству приносит последний и непотребный раб, прося святых молитв и благословения, достойный осуждения и вечной муки, грешный Георгий».

В конце января 1836 года затворник опасно занемог. Страдания были тяжкие, и все усиливались, но он продолжал принимать и не ослаблять своих молитв. В конце мая он окончательно изнемог; накануне смерти вечером лег на рогожу в средней комнате; но вскоре снова встал для совершения молитв. Окончив свое длинное правило, он прилег. Ударили к заутрене, и келейники его пошли в церковь; когда они вернулись – в седьмом часу утра, 25-го мая, затворник Георгий лежал коленопреклоненным и бездыханным пред образом всех святых и страшного суда Христова. Так достойно увенчалась его жизнь, из которой он предпочел сделать одно сплошное и неустанное несение ига Христова.

Затворник Георгий погребен в пещерной усыпальнице Задонского монастыря вместе с прочими славными задонскими подвижниками²⁴ .