Блаженная Мелания, Елецкая затворница, и ее сподвижницы

(Память 11 июня).

Девица Мелания родилась в 1759 году от бедных, но благочестивых и православных родителей. Это были – Елецкого уезда, подгородней Ланской слободы однодворцы – Памфил и Феодосия Пахомовы, которые, пожив добродетельно немного лет в честном супружестве, отошли ко Господу, оставив по себе наследника дому своего старшего сына. Перед кончиной своей вручили ему весь дом и своих малолетних дочерей – Меланию и Екатерину, завещав ему воспитывать их в страхе Божием, и самому, паче всего, стараться быть благочестивым христианином.

Девица Мелания, еще прежде совершенных лет, почувствовала в себе влечение к иноческой жизни. Трудолюбивая, как пчела, молодая и красивая собою, она часто ходила в храм Божий и чаще всего на Каменную гору; там она слушала душеполезные беседы стариц, и, возвращаясь в дом, уговаривала брата отпустить ее на жительство в монастырь.

Каменная гора находится при городе Ельце, в Орловской епархии.

Предание говорит, что сначала здесь жили монахи, а в 1675-м году здесь был уже монастырь Курской иконы Божией Матери с малыми кельями для монахов. Но не было приличного приюта для стариц и монахинь, которые, за неимением обители, с болезнью сердца и воздыханиями скитались по домам благочестивых жителей Ельца, и для слушания богослужения приходили то в ту, то в другую приходскую церковь г. Ельца. Такое грустное положение благочестивых стариц, – между которыми в то время Иулита была уже игуменией, – обратило на себя сердобольное внимание первого епископа Воронежского и Елецкого, святителя и чудотворца Митрофана. Проникнутый отеческой заботливостью о своей пастве, святитель Христов писал о столь безотрадном положении Елецких монашествующих к царствовавшим тогда Иоанну и Петру Алексеевичам с сестрой их Софией; а в 1683 году – монахинь с игуменией Иулитой, не имевших монастыря, св. Митрофан поместил в монастырь Курской иконы Божией Матери, что на Каменной горе, а монахов из этого монастыря перевел в Елецкий Троицкий монастырь.

Величина тогдашнего их монастыря в этих документах показана: 3 сажени в ширину и 16 сажен в длину. Это пространство и теперь видно; оно покрыто могилами на оконечности горы. Там, на месте бывшей церкви, стоит теперь небольшой памятник, и близ него могила схимонахини Елисаветы, честной супруги схимонаха Митрофана, ученика святителя Тихона Задонского, скончавшейся 1765 года, августа 1 дня.

Из любви к Богу она оставила мирскую жизнь и богатство, также и честное супружество, по взаимному согласию с мужем своим, и довольное время подвижнически пожила на Каменной горе. Общий голос, хотя и по отдаленному преданию, удостоверяет о схимонахине Елисавете, что она была весьма благочестивой жизни. В то время вокруг Каменной горы был пустынный лес, в котором часто укрывались беглые солдаты и разные бродяги: они приходили иногда к дверям келлии схимонахини Елисаветы, требуя себе пищи. Она же, милосердствуя о ближних, не страшилась их, как опасных людей, но с кротостью, как братьям, подавала им хлеб и овощи.

По кончине благочестивой схимонахини Елисаветы, Задонский подвижник Никандр Алексеевич Бехтеев, возымел столь великое уважение к добродетельной ее жизни, что по просьбе его, благословением святителя Тихона, над ее могилой, на Каменной горе, был устроен памятник. Утвержденный благословением святителя Митрофана и одаренный царскими милостями великих государей Иоанна и Петра Алексеевичей, этот первый женский монастырь на Каменной горе продолжал существовать около ста лет в благоустроенном порядке и изобилии. Но 12 апреля 1769 года в городе Ельце вспыхнул пожар; весь, почти, город сгорел, сгорели многие храмы. Не устоял и женский монастырь; инокини успели спасти только некоторую утварь церковную, и были свидетельницами, как в обгорелом их храме святом остались целы и невредимы среди пламени три св. иконы: Спаса Вседержителя, Троеручицы Божией Матери и Знамения Пресвятой Богородицы Курской, которая и прежде признавалась чудотворной. Эти все три св. иконы одинакового размера большие. Вскоре после случившегося пожара, распоряжением епархиального епископа Тихона II-го, преемника святителя Тихона Задонского, который в то время пребывал на покое в Задонской обители, повелено было оставшимся без приюта штатным монахиням и послушницам погоревшего Елецкого женского монастыря, что на Каменной горе, переместиться в Воронежский женский монастырь, что и было тогда же исполнено ими. Остались только на своем родном пепелище две старицы: 60-летняя Ксения и 80-летняя Агафия, усердные рабы Христовы. Они решились лучше жить под открытым небом, нежели оставить свое возлюбленное уединение.

Услышав о такой тяжкой скорби, постигшей город Елец, святитель Тихон из Задонска прислал схимонаха Митрофана посетить скорбящих граждан и нуждающимся подать тайную милостыню, также и на Каменной горе приказал посетить убогих стариц, Ксению и Агафию, и утешить их упованием на Бога и милостынным подаянием. Тогда старицы, собрав св. иконы и книги, показывали их схимонаху Митрофану, которого весьма любили и уважали о Господе, как отца духовного. А схимонах Митрофан от лица святителя Тихона ободрял и утешал их надеждой, что это св. место, избранное Господом для водворения иночествующих, не будет в запустении, но в скором времени обновится благодатью Божией.

И это действительно сбылось молитвами святых угодников Божиих и честных стариц, почивающих на том месте. Предание сохранило нам досточтимые имена настоятельниц старого монастыря, игумений: Матроны, Веры, Капитолины и Иулиты, также – казначеи Вассы, и схимонахинь Феклы и Проклы, как особенно замечательных по благочестию. Все они погребены на том же малом пространстве, несколько выше могилы схимонахини Елисаветы.

Сначала старица Ксения устроила себе и Агафии малую келлию из каменного погреба, а потом дожила и до того времени, когда выстроился новый храм Божий, малый деревянный, выстроились и другие келлии на том же месте, где была погоревшая обитель. С тех пор старицы укрепились верою и, в надежде на помощь и заступление Пресвятой Девы Богородицы, решились тут жить.

Жители города Ельца и пришельцы посещали Каменную гору. Немало удивлялись они мужеству отшельниц, и всегда желали возобновить св. обитель, и никогда не забывали тамошних тружениц посильным подаянием милостыни.

Крепкое упование благочестивых отшельниц на помощь Божию не посрамило их. В одну летнюю ночь старица Ксения вышла из своей подземной келлии и с молитвою пошла на место бывшего храма Божия, чтобы в безмолвии усерднее помолиться и излить свою душу пред Господом.

Долго она молилась и плакала на месте сгоревшего святого престола, где еще так недавно приносилась бескровная жертва о спасении всех живущих на земле, и о прощении грехов благочестно почивших. Вдруг, объятая благоговейным трепетом и радостью, она стала громко звать сотрудницу свою Агафию. Та вышла из келлии, и им обеим представилось чудное явление: озаренный божественною славою, какой-то всадник простер руку на то место, где была сгоревшая обитель, осенил ее благословением и сказал: «буди имя Господне благословенно на месте сем отныне и до века»! Прибавив к тому, что он – мученик Христов Иоанн воин – стал невидим.

Елецкая уроженка, девица Матрона Ивановна Солнцева, сначала обучалась в Воронежском женском монастыре грамоте и золотошвейному искусству, которым занималась и после. Есть много прекрасных работ ее в церкви Знаменского монастыря и в ризнице. Весной 1770 года, поживши довольное время в Воронежском женском монастыре, она пошла в Елец повидаться с отцом и на пути зашла к святителю Тихону в Задонск принять его благословение. Святитель благословил ей остаться в Ельце на Каменной горе и предрек, что, молитвами почивших там стариц, монастырь возобновится.

Матрона на месте сгоревшего женского монастыря нашла одну только убогую келлию, где жила старица Ксения; сотрудница же ее Агафия уже отошла ко Господу. Матрона не решилась остаться на Каменной горе, а пошла опять в Воронеж. На пути снова зашла в Задонск и объяснила святителю Тихону причину, почему она не осталась в Ельце. «Пощади, батюшка, святитель Христов», говорила она: «оттуда монахинь перевели всех до одной в Воронеж, а ты, батюшка, меня из благоустроенного монастыря туда выводишь на пепелище! Я еще не старых лет». – (Матрона родилась 1748 года, марта 25 дня. В это время ей было 22 года. Потом, когда г. Елец был уже причислен к Орловской епархии, Матрона, по указу из Орловской духовной консистории, вследствие резолюции Орловского епископа Досифея, 1815 года, ездила в Севский Троицкий женский монастырь и там приняла рясофорное пострижение с именем Маргариты, а 1823 года, по открытии монастыря в г. Ельце на Каменной горе, была удостоена пострижения в мантию с переименованием Олимпиадою. Но, по старости ее лет, игуменский жезл не был ей вручен, и она уже дожила свой век на покое в сооруженном ею монастыре). «Жаль, Матрона», сказал святитель: «что ты не послушалась меня и не осталась в Ельце; ты и сама пожалеешь об этом». И действительно, по возвращении в Воронеж, Матрона сделалась больна и полтора года пролежала в постели. Признавая в своей болезни наказание Божие за ослушание святителя Тихона, она дала обещание, если выздоровеет, исполнить волю святителя. Вскоре после ее обещания, болезнь прошла, и Матрона с другой послушницей Екатериной (Екатерина Филипповна Уварова родилась в 1740 году, в г. Липецке, в монашестве Евпраксия), которая была старше ее годами, отправилась в Задонск и, испросив благословение святителя Тихона, поселилась в Ельце на Каменной горе, на месте бывшего монастыря, вместе со старицей Ксенией, которая в это время, с помощью Божией, имела уже свою деревянную келлию. Это было в 1772 году. В то же время, по просьбе святителя Тихона, Елецкий купец Конон Никитич Кожухов выстроил для Матроны (с Екатериною) особую келлию.

Около них, как пчелы, начали собираться искавшие спасения сестры. Матрона, впоследствии монахиня Олимпиада, выстроила, при помощи Божией и пособии святителя Тихона, сначала маленькую деревянную церковь на месте, где ныне почивает затворница Мелания, в честь Знамения Пресвятой Богородицы, в честь Ее чудотворной иконы Курской, не сгоревшей, как выше сказано, в пожаре 1769 г.

Святитель Тихон навещал иногда, бывая в Ельце, Каменную гору и смиренных ее отшельниц, руководил своими советами и наставлениями к духовной жизни. Между тем, убеждал и честных граждан Елецких не оставлять тружениц в житейских нуждах, но помогать им для пользы души своей. Почитатели святителя Тихона слушались его благоговейно, принимали его внушения и считали своей священной обязанностью помогать отшельницам.

В часы искушений различными скорбями, святитель Тихон для обители являлся со своей особенной помощью, и благодатной силой своей молитвы ограждал и ныне ограждает живущих в монастыре от уныния. Он часто являлся ангелом-утешителем, и во время недостатков их, посылал им нужное для пищи и тепла. Однажды, в зимнее время, за неимением дров, Матрона хотела изрубить половицу и ею истопить печь. Святитель Тихон послал схимонаха Митрофана купить им дров, и он доставил им дрова в такой крайней нужде.

При умножении сестер на Каменной горе, Матрона тяготилась тем, что это нарушало ее безмолвную жизнь и не давало ей способа, как ей казалось, жить по наставлениям святителя. Она хотела было оставить это место и поехала в Задонск просить благословения святителя; но, переезжая Дон на лодке, едва не утонула и возвратилась на свое место. Об этом случае есть предание, что святитель Тихон сам явился на помощь утопавшей Матроне и, выхватив ее из реки Дон, поставил на берегу. А перед тем, выходя из своей молитвенной келлии, он приказал послушникам согреть самовар, сказав, что приедут Елецкие старицы и надо обогреть их. Старицы Елецкие ценили благодеяния святителя Тихона и имели к нему веру и послушание: ни одна не вступила на жительство на Каменную гору без его благословения. Когда встречались им скорби и искушения, они всегда поведывали о них святителю, как отцу и наставнику своему.

Святитель Тихон наименовал Олимпиаду (бывшую Матрону) начальницей монастыря, а Евпраксию (бывшую Екатерину) – ее помощницей. Сам преподавал им начальные правила монашеской жизни и правила благоустроения церковного по чину монашескому. Посетив в 1779 г. в последний раз любимый город Елец, святитель Тихон посетил и Каменную гору, и благословил всех и каждую, потом обошел гору, остановился на месте нынешнего храма и назначил тут быть его построению. Наконец, ходатайствовал у городских властей, чтобы отшельницы могли покойно жить на Каменной горе, и чтобы никто их здесь не обижал. В этом благословении святителя юная обитель нашла себе впоследствии защиту от преследования других властей.

В скором времени на построение нового храма помещица Анна Иванова Хлусова пожертвовала 18 тысяч рублей ассигнациями; тогда попечительная Олимпиада, желая, как можно скорее привести в исполнение благословение святителя Тихона, начала заготовлять все нужное для этой постройки. Она день и ночь заботилась об этом и пламенно молилась Царице Небесной, призывая Ее всесильную помощь. «О, невыразимо дорог для православных христиан, а наипаче для монашествующих храм Божий! Здесь хранятся великие наши сокровища, здесь все наши надежды».

Сестры-монахини неусыпно помогали начальнице Олимпиаде в постройке храма: сами носили на плечах своих из-под горы тяжелые камни, сами очищали землю, обжигали кирпич, перенашивали его из печей на место церковной постройки, сами приносили песок и воду. Удивлялись каменоздатели ревностным трудам монахинь, не смели опаздывать на дело свое и успешно производили свою работу. Но не до конца шло так святое дело. Милостивый покровитель Каменной горы, святитель Тихон, не дождался окончания этой постройки: оплаканный неутешными слезами осиротевших отшельниц, он перешел в вечность 13 августа 1783 года. А начатый храм, со многими трудами и препятствиями, едва достиг окончания, и освящен в нем первый престол 1805 года. Полное же освящение храма было 4 октября 1813 года, благословением преосвященного Досифея, епископа Орловского и Севского. Но зато в этом храме, по обновлении его, устроен едва ли не первый в России престол в честь святителя Тихона, именно – после открытия в 1861 году св. мощей его.

Хотя блаженная Олимпиада и не дожила до этого счастливого времени, – прославления святителя Тихона, но Промыслом Божиим устроилось так, что телу ее пришлось быть погребенным под окном алтаря близ придела святителя Тихона, коему предана была при жизни и с коим дух ее радуется теперь в горних обителях.

Блаженная Олимпиада скончалась мирно 3 сентября 1831 года, пожив богоугодно на земле 82 года. Рядом с нею положена монахиня Евпраксия, скончавшаяся, по предречению Олимпиады, в том же году, 31 декабря, 90 лет от роду. Они жили единодушно, в трудах и скорбях, до конца дней своих.

Тут же почивают останки первой игумении Глафиры, бывшей из монахинь Орловского Введенского монастыря. Благочестивая жизнь игумении Глафиры, кротость нрава и миролюбивое ее управление незабвенны для тех, кто знал ее. В четырнадцатилетнее свое управление она выстроила большую каменную трапезу к Знаменскому храму, и в нижнем этаже ее устроила теплую церковь о двух престолах. А до того времени на Каменной горе не было теплой церкви; и многотерпеливые труженицы во время зим слушали все службы церковные в холодном храме. Перед кончиной своей, игумения Глафира два года провела на покое, в молитве и терпении разных скорбей; и Господь воззвал ее от временных страданий на вечный покой 26-го декабря 1839 года.

По увольнении первой игумении Глафиры, 1837 года, в Елецкий Знаменский женский монастырь произведена в игумении Павлина, из монахинь Севского Троицкого женского монастыря, Орловским епископом Никодимом, с особенно строгими внушениями ей касательно скорейшего устройства каменной ограды вокруг монастыря и введения в нем более строгих правил, по чину монастырскому. Умная и бдительная игумения Павлина, в течение тридцатилетнего своего управления, довершила все то, что Промысл Божий предначертал быть к пользе и благоустроению юной обители.

Сюда-то и стремилась душою Мелания. Но брат ее не пускал, несмотря на все ее просьбы. Так прошло немало времени. Брат, наконец, задумал ее выдать замуж. Против воли девушку сосватали, и уже все было готово к браку. Но тут-то и пробудилась крепкая воля Мелании.

Перед самым венцом она скрылась и удалилась в обитель, ни за что не желая выйти замуж.

Конечно, после того брак расстроился, и брат Мелании, видя непреклонность ее и тщету своих усилий, решился не принуждать ее более к брачной жизни и не препятствовать ей ко взысканию другого пути. Благосклонно выслушав ее просьбу, он дал свое согласие отпустить ее в монастырь, но в денежной помощи и в прочем содействии к определению ее совершенно отказал.

Но в сердце юной Мелании уже была непоколебимая вера в Промысл Божий, и она с твёрдостью совершенного мужа возложила надежду свою во всем на помощь Божию, и вверилась вся единому Богу. Помолившись долго и со слезами пред иконой Пресвятой Девы Богородицы, она благословила ею юную сестру свою Екатерину и вышла поспешно из дома родительского, взяв с собою только то, что служило ей вседневным одеянием. Это было осенью 1778 г., когда Мелании не было еще 20-ти лет от роду.

Водворившись на Каменной горе, еще не обнесенной никакою оградою, кроме густого леса, среди которого, молитвами и благословением святителя Тихона, только что возрождался будущий девичий монастырь, блаженная Мелания все упование свое возложила на Бога и на Пречистую Деву Богородицу. День и ночь ревностно подвизалась она в посте и молитве; и, будучи сама безграмотна, с горячей верой и покорностью принимала добрые внушения честных стариц.

Всегда воздержанная в пище, она скоро стала довольствоваться хлебом и водою – и то в меру. Дух ее горел желанием подвигов, о которых она внимательно слушала при чтении житий святых отцов, и к которым Дух Божий тайноводствовал ее сердцем. Вскоре, вкупе с прочими сестрами сподобилась и она принять благословение святителя Тихона, которого уже после многократно посещала. Бывало, встанет с полуночи, и к ранней обедне поспеет в Задонск; отслушав обедню, примет благословение и наставление от святителя, – и снова возвратится на Каменную гору, и сидит в своей келлии, наблюдая час и время молитвы и послушания монастырского. От начала и до конца дней своих блаженная Мелания питала к святителю Тихону особенную любовь и уважение; и по кончине святителя часто посещала могилу его и, поклонившись с верою к почившему, получала облегчение скорбям своим. Смотря на нее и на ее подвиги и мужественные поступки, старицы говорили: «что это будет от нее?»

Едва научившись разбирать псалтирь, Мелания заучивала стихи наизусть и старалась выразить и осуществить их жизнью своей. Когда же стояла она в церкви, то нередко умилялась сердцем и полагала со слезами многочисленные поклоны. В ночное время она не давала себе покоя, но, ходя в лесу, повторяла выученные псалмы вслух.

Так прошли первые три года ее жизни на Каменной горе, как один светлый день.

Спустя несколько лет по удалении Мелании из дома родительского, младшая сестра ее Екатерина начала очень часто приходить к ней и оставалась иногда у нее на несколько дней. В это время Мелания обучала ее молитве и посту, наставляла ее богоугодным трудам, а от нее не принимала никаких мирских разговоров ни о брате, ни о семействе его. И когда отпускала ее домой, строго приказывала не узнавать о чужих делах и не занимать ими мысли своей, ибо от этого, говорила она, бывает забвение о Боге, рассеяние и осуждение.

Когда же Екатерине исполнилось 18 лет, она выразила желание остаться в монастыре, и с радостью была принята старицами и начальницей; и на жительство помещена к сестре своей Мелании.

Наружный вид Екатерины был некрасив: рост высок, лицо черное, худощавое и рябое после оспы; но кротость и благоразумие ее были удивительны. Сначала Мелании трудно было привыкать иметь у себя послушницу. Но вскоре добрые качества Екатерины, совершенная покорность ее и родственная любовь Мелании к ней, водворили между ними полное согласие. Пожив немного, они, с благословения начальницы, отправились в Задонск принять благословение святителя Тихона. Обе они явились к святителю и, выразив сильнейшее желание научиться грамоте, просили его благословения. – «На что вам учиться по книгам?» сказал им святитель Тихон: «вас благодать Божия свыше научит, – и довольны будете». Впоследствии так и сбылось. Неграмотные, они знали и разумели все нужное ко спасению души и, к удивлению, часто выражали словами Священного Писания то, чему научились от Бога и опытом монашеской жизни. Полагают, что в это время блаженная Мелания приняла в Задонске пострижение великого ангельского образа с именем Миропии. Хотя обе девицы горели истинною любовью к Богу, и обе дали сердечное обещание служить Ему верно до последнего издыхания своего, но мудрость и строгость Мелании, кроме старшинства лет, оказывали ее более опытной и искусной по жизни. Екатерина была поручена ей самим святителем, как духовная дочь своей старице, в полное повиновение и отсечение своей воли. Кроткая Екатерина, приняв благословение и наставление святителя Тихона, почитала и повиновалась во всем сестре своей, и вскоре заслужила всеобщую любовь и уважение. Екатерина не была пострижена в монашество, но старицы прозвали ее Исидорой, по сходству образа жизни ее и беспрекословного послушания с преподобной Исидорой, которой память празднует св. Церковь 10 мая, и житие ее положено в Четьи-Минее того же числа. В келлии у них, кроме кувшина с водою и малого запаса сухарей, ничего не было. Одежда их была ветхая и часто поновлялась заплатами, но, при всей своей ветхости, была опрятна и чиста. Рукоделием они занимались очень редко, хотя умели и могли хорошо работать, иногда только брались вязать чулки, но и то очень редко. А было у них другое делание, высокое, духовное. Они имели обильный источник слез и плакали ежедневно о грехах своих неутешным плачем, называя это делание – Петровым исповеданием.

Со страхом и заботливостью смотрела на их высокую жизнь начальница Олимпиада и, боясь, чтоб враг не обольстил их высокоумием, нарочно делала им выговоры, иногда как бы за то, что носят многошвенные рубища, и притом, неблаговидно надетые. После выговора, обе сестры, обыкновенно, просили со смирением прощения у своей начальницы и ни в чем не оправдывались. Благоразумная Олимпиада не возбраняла им принимать наравне с прочими сестрами общее подаяние, но делала вид будто не благоволит к их странной жизни, и молодым людям не дозволяла посещать их келлию.

В одно время сын купца Кожухова Иоанн, подражая добродетели отца своего, подавал на Каменную гору довольную милостыню, а для обеих сестер – Мелании и Екатерины сделал крытые шубы на заячьем меху, и просил начальницу, чтобы она убедила их носить эти шубы. Из послушания, они надевали их, когда приходили в церковь для причащения св. Тайнам, и, возвратясь, бережно снимали их и отдавали кому-нибудь на сбережение, как чужую собственность.

Тогда же жила старица Иулиания в холодной, нетопленной келлии, подражая блаженной Мелании, и в последствии времени, желая подражать ее затворнической жизни, с терпением переносила многие лишения; но жизнь вполне затворническая превышала ее силы: иногда приходила она к единодушным своим сотрудницам Ксении и Афанасии, и проводила у них некоторое время, отогреваясь от стужи и собирая вновь запас сил душевных и телесных к дальнейшему своему подвигу. К себе же в келлию Иулиания никого не принимала, и, если кто из сестер намеревался посетить ее, она отвечала: «как мне вас приглашать к себе. Мне и посадить вас не на чем». Когда же приблизилось время ее кончины, то, по воле Божией, многие старицы пришли к ней в келлию и видели, что лицо ее просветилось как бы от осияния солнечного, и она в мире и радости предала дух свой Господу. Старица Иулиания умерла уже после кончины затворницы Мелании, в 1844 году.

Во дни св. Четыредесятницы Мелания и Екатерина совершали пятидневный пост. Иногда же в субботу Мелания скажет: «ныне можно лапшицы сварить!» – «И, матушка сестрица, у нас сухарики есть», отвечает ей скромная Екатерина: «вот придет светлый праздник, тогда и разговеемся!» И так бывало во весь пост они вкушали одни сухари с водою, и то в субботу и в воскресенье. Приобщение св. Божественных Таин бывало у них наравне со старицами во все посты, а иногда и дважды в пост.

В остальное время года они постились умеренно, то есть вкушали мягкий хлеб, но редко прибавляли к нему что-либо другое, кроме соли и воды. Так, однажды монахиня Евагрия принесла им свежих огурцов. Екатерина разрезала огурец, посолила и хотела есть. Мелания тихо толкнула ее по руке и сказала: «что ты делаешь? Это плотоугодие!» – «Прости, матушка сестрица! Я забылась», отвечала Екатерина и бросила огурец в сторону. Удивилась Евагрия такому их воздержанию, и часто для пользы своей и других сестер вспоминала этот случай. Монахиня Евагрия была и сама скромной и воздержной жизни. Она некоторое время гостила у Мелании в келлии, по случаю перестройки своего жилья, и часто говорила после: «я была свидетельницей их жизни. Они всегда имели большое воздержание в пище; а также и в разговорах между собою, кроме необходимого, я ничего у них не слыхала».

Наконец, Бог посетил Екатерину тяжелой предсмертной болезнью в 1804 году. Терпеливо переносила она временные страдания свои и, лежа на голой доске, беспрестанно углублялась в молитву. Мелания с любовью смотрела на болящую и говорила ей: «ну, вот, сестрица, ты покидаешь меня! Кто ж мне теперь водицы принесет? Или, кто к благодетелям сходит в город? Ведь это все было твое послушание!» ... «Бог не оставит тебя, матушка-сестрица; а мне уж пора ко Господу. Он зовет меня к Себе». Тогда пригласили священника, который, совершив таинство елеосвящения и исповеди, напутствовал ее причащением св. Божественных Таин. При последних минутах Екатерина пришла как бы в исступление: лицо ее просветилось, и, наконец, она с тихой и благоумиленной радостью сказала сестре: «вот, матушка-сестрица, отверзлись райские двери, и там предивное веселье! вот и райские плоды, которые Господь дарует мне за мое малое здесь воздержание». Мелания припала к ногам умирающей сестры своей и неутешно плакала. – «Екатерина! жаль тебе сестру твою?» спросила начальница умиравшую. – «Нет, госпожа матушка! Она велика пред Богом, и будет прославлена от Него еще здесь, на земле». После слов сих улыбка снова появилась на устах ее, и она, перекрестившись, мирно предала дух свой Господу.

Двадцать два года прожила Екатерина на Каменной горе, и оставила по себе добрую память, а сестрам пример послушания, терпения и любви. Когда старицы опрятывали многотрудное тело ее, то с трудом могли снять грубую и тесную власяницу, которая приросла к телу подвижницы и служила ей бессменным одеянием. Погребение Екатерины было торжественное. Всякому хотелось видеть и проводить к могиле подвижницу Христову, так безмятежно совершившую свой подвиг и богоугодно почившую. Положили ее близ первой деревянной церкви Знамения Пресвятой Богородицы, где впоследствии положена и блаженная Мелания, равно, и другие, замечательные по жизни, старицы.

По кончине Екатерины Мелания и скучала, и долго не могла успокоить себя. Все было для нее как новое, весь порядок жизни ее изменился; изменилось и душевное ее настроение.

Чтобы избежать докучливых расспросов и некоторых посещений, Мелания приняла на себя юродство. Притворно гневалась, когда оказывали ей внимание; если подавали ей милостыню, она говорила некоторым даже с грубостью: «ты мало даешь! Ну, что тут? – видеть нечего. Мало, мало! Ни на что не достанет». Понимавшие ее юродство, усердно прибавляли к своему подаянию; но другие соблазнялись, думая, что она действительно любит стяжания. Когда все уходили, Мелания выносила собранное вне своей келлии и полагала на дровах: тогда съедобное уносили птицы, а деньги и вещи брали нищие, которые, приметив это обстоятельство, часто осматривали все места около ее келлии. Ночью Мелания выходила на могилу сестры и, начиная там молитву, оканчивала ее перед утреней на церковной паперти.

Многие думали, что она от великой скорби по сестре действительно помешалась. Однажды монастырский диакон Георгий Преображенский пришел к утрени ранее обыкновенного и, при входе в церковь, споткнулся о лежавшую ниц Меланию. – «О, юродивая! Зачем ты тут валяешься?» сказал грубо диакон и слегка ударил ее палкой. Мелания кротко посмотрела на него и сказала: «Бог тебе прости! Тебе больнее будет, когда тебя будут бить». Так и случилось. Через несколько времени этот диакон, возвращаясь из-за Сосны, из дома своих родственников поздно вечером, попался недобрым людям, которые ожидали кого-то, и, не узнав, избили его до полусмерти, отчего он зачах и вскоре умер. Но в болезни своей раскаялся и говорил некоторым: «я оскорбил невинно рабу Божию Меланию и, по предсказанию ее, достойно наказан от Бога за мой грубый поступок».

Добрые Елецкие граждане часто посещали Каменную гору, помогали начальнице своими советами и деньгами в устройстве нового каменного храма, а стариц наделяли милостыней и приглашали к себе в дома, где нарочно для них приготовляли чай и постное кушанье. Также посещали они и юродствующую Меланию, которая, по обычаю своему, более пребывала в уединении и только изредка навещала тех, кого сама избирала по своей мысли. Но, несмотря на ее странности, все любили и уважали ее. Кто-то из благотворителей подарил ей самовар с принадлежностями. Мелания пробовала пить чай и чувствовала от него некоторое укрепление и утешение. Случалось, что она и других поила чаем, особенно, скорбных и больных, которым через то, при помощи Божией, и доставляла облегчение. Если же кто, думая угодить ей, решался похвалить ее поступки, – она строго выговаривала тем и приводила их в большое недоумение, уверяя всех, что они ее обокрали. Некоторые, не понимая глубокого смысла ее гадательных слов, до того обижались, что в самом деле начинали считать ее помешанной. Случалось это и с монахинями, которые с любопытством наблюдали за нею и брались ей прислуживать; тогда она поручала им некоторые покупки, и внезапными капризами своими доводила их до того, что они, потеряв терпение, бранили ее и уходили.

Спустя несколько времени, восстала на блаженную Меланию духовная брань от разных помыслов. Между прочим, показалось ей, что грех – пить чай. Она, как привыкшая к воздержанию, скоро решилась оставить употребление чая, и самовар с его принадлежностями отнесла далеко в лес; возвратившись в свою келлию, она чувствовала некоторую радость, что лишила себя такого утешения. Но скоро она познала, что радость эта была душевредная, – от высокоумия. В скором времени напала на нее скука, печаль и столь великое изнеможение тела, что она не переставала думать: как бы хорошо теперь подкрепить себя чаем и, наконец, она пошла к благоразумной старице Василисе Ивановне Кожуховой, родственнице первого их благодетеля, жившей с давних лет на Каменной горе, и рассказала ей о своем искушении. – «Ну, что ж ты за святоша такая, Меланьюшка? Вот и мы пьем чай. Он на пользу иссохшей груди. Пойди-ка посмотри, цел ли твой самовар? Если цел, то, значит, Богу, угодно, чтобы и ты чай пила, а не думала о себе, что ты великая подвижница». – «И правда, матушка сестрица!» отвечала Мелания. Затем пошла она и отыскала самовар свой в лесу.

В одну ночь Мелания, утомившись от борьбы со сном, который безвременно и очень сильно отягощал ее, села у дверей своей келлии и забылась. Вдруг, ей показалось, будто огненная колесница с крылатыми конями спустилась на землю, и юноша в белой одежде подошел к ней и сказал: «прииди, о, возлюбленная Богом, и восприими мзду трудов твоих. Бог послал меня, ангела своего, вознести тебя в райские селения, где ожидает тебя сестра твоя Екатерина». Мелания, услышав о сестре своей, обрадовалась и от радости забыла оградить себя крестным знамением. Ей представилось, что она села в колесницу, и крылатые кони понесли ее по воздуху к великолепному дому; белоризец высадил ее и хотел ввести в дом. Тут Мелания оградилась крестным знамением, и вдруг все исчезло. Вдали послышался ей какой-то неистовый хохот, и невыразимый страх объял Меланию. Она увидела себя близ самой мельницы, на краю моста, на самом опасном месте… Она вскрикнула от ужаса и упала на мост. Рабочие люди с мельницы выбежали поспешно на крик и крайне удивились. Они узнали Меланию, но не знали, как она в ночное время зашла сюда, и что с нею случилось? Они подняли ее полумертвую. Но вскоре она опомнилась и просила их довести ее в монастырь на Каменную гору.

Через несколько дней Мелания пошла в Задонск и зашла в село Карповку к старцу Илариону просить его святых молитв и советов. С помощью Божией, с тех пор она весьма была осмотрительна в своих помыслах, более вооружалась смирением и молитвой, и на всякий час остерегалась козней вражьих.

Но лукавый супостат покусился еще раз напасть на рабу Божию другой хитростью: он внушил некоторому скромному и христолюбивому человеку, известному всем в городе своей почти отшельнической жизнью, приходить к блаженной Мелании в келлию, для чтения Священного Писания. В немного дней строгая подвижница заметила в себе не то расположение духа, которое влекло ее к богомыслью и бывало ей обычно; она тотчас поняла, что здесь кроются сети вражьи и, проводив посетителя, немедленно пошла к любимой своей сестрице Василисе Ивановне. Поговорив с нею откровенно, Мелания затворила двери своей келлии и долгое время никого не принимала и ни с кем не беседовала.

День и ночь проводила она в непрерывных трудах: в посте и молитве, коленопреклонениях, сердечных воздыханиях и слезах.

По временам, посещал г. Елец и Каменную гору о. Иларион, впоследствии прославившийся своей богоугодной жизнью и сделавшийся известным под именем затворника Троекуровского. Однажды он неожиданно вошел в келлию Мелании с следующим приветствием: «егда бо немощствую, тогда силен есмь» (2Кор.12:10). Прозорливец провидел духом ее скорби. Она удивилась и прежде всего возблагодарила Бога, потом упала к ногам старца и горько заплакала. Душа ее была растрогана и благоумилена. Вздохнув свободнее, она начала беседовать, и беседа их продолжалась немалое время. Отец Иларион в то время сам испытывал большие скорби и гонения от мирских властей, по поводу своего пустынножительства. Он пришел в Елец, дабы уклониться на некоторое время и, по заповеди Апостола, дать место гневу (Рим.12:19). Пристанище его было во дворе купца Лаврова-Кречета, который со всем домом своим имел к нему любовь и уважение. Мелания ожила духом, часто приходила в дом Лавровых, которые, также, были и ее благодетели, и подолгу беседовала там с о. Иларионом. А иногда о. Иларион прихаживал и на Каменную гору. Начальница, монахиня Олимпиада и другие старицы назидались его богоугодной жизнью и принимали его с уважением. Были в Ельце и другие единомысленные о. Илариону, каковы – священник Преображенской церкви о. Иоанн Борисович и юродивый старец Иоанн Тимофеевич Каменев.

В одно время, они трое пришли на Каменную гору. Слова и действия каждого из них отличались мудростью и прозорливостью, и все, что говорили они, сбылось в свое время. Посетив начальницу и других стариц, пришли они к блаженной Мелании. Здесь юродивый старец Каменев, будучи сам Христа ради юродивый, увещевал Меланию оставить юродство, сидеть в своей келлии с молчанием и приготовлять себя к совершенному безмолвию и затворнической жизни. Другие слушали и молчали. Мелания отвечала: «не могу понести». Тогда все трое начали увещевать ее, обещали молиться о ней и решительно приказали ей оставить юродство. Мелания выслушала наставление и решилась испытать себя в новом великом подвиге добровольного заключения.

Прошло несколько дней, и она терпеливо отлагала выход свой то под тем, то под другим предлогом. Время длилось. Между тем, враг предлагал ей помыслы: там-то, в таком-то доме ты обещалась быть и давно не была. А там, вот, вчера топили баню, и хозяйка опечалилась, что ты не пришла, и как будто совсем забыла их дом, и все их благодеяния... Из некоторых домов, действительно, по нескольку раз присылали приглашать ее, назначали день, в который, собственно, для нее будут печь блины и приготовлять постное угощенье... Мелания все отвергала. При наступлении ночи, спешила затопить свою печь, и, смотря на временный огонь, размышляла о вечных муках.

Трубы печной она никогда не закрывала, и потому в келлии у нее была всегда стужа, как от ветхости стен, так и от незакрытой печи и трубы. Вольная страдалица согревалась только тогда, когда в умиленной молитве полагала бесчисленные поклоны. Тихая лампада, а иногда и зажженная свеча у образа составляли ее богатство и утешение. Келья ее была так ветха, что не только обмазка, но и самый мох сыпался. Она закрывала стены многими постилками, дабы любопытное око не увидало ее худости.

В это время посетил Каменную гору блаженный Иоанн, впоследствии известный Сезеновский затворник, и, разболевшись, пал как бы бездыханен в келлии Мелании: она разожгла в кадильнице уголь и ладаном покадила лежавшего, – он встал и, укрепившись, мог беседовать с нею. С тех пор он имел большое уважение к Мелании и говорил многим, что молитвами смиренной Мелании он получал неоднократно исцеления.

Наконец, прошла зима, и наступил Великий пост. Мелания совершила его обычным порядком и до Лазаревой субботы не выходила из своего уединения. Побыв в храме Божием, она в ту же субботу пошла в дом Лавровых, с намерением пригласить на Пасху к себе о. Илариона. Лавровы приняли ее с необыкновенной лаской, но не согласились отпустить его. Мелания возвратилась со скорбью в свою келлию, а в самый день Пасхи даже плакала о том. Вдруг, пришел к ней о. Иларион и радостно сказал: «Христос воскресе!» После приветствия, он с кротостью укорял Меланию в такой неблаговременной скорби и малодушии. Обрадованная Мелания высказала ему свои помыслы и, переменив печальные слезы на радостные, благодарила Бога и посетившего ее старца. Поговорив довольно о спасении души, они отправились к вечерне в церковь. По возвращении из церкви, Мелания забыла свои скорби и каждый час торжествовала духом. Через несколько дней, супруга Лаврова пришла посетить свою любимую Меланию, и, при первом разговоре, начала просить у нее прощения, что не отпустила к ней в первый день праздника о. Илариона из своего дома. «Ты сама посуди, Меланьюшка», говорила Лаврова: «он у нас гость дорогой! Вот, оденется лес, он, того и смотри, уйдет от нас. Может быть, и век его не увидим».

Мелания слушала и не могла скрыть своего удивления. Подумав немного, она отвечала Лавровой: «ты знаешь, Евдокия Михайловна, что я, кажется, никогда не лгала пред тобою, а удивляюсь, что ты говоришь. Поверь же моим словам: в этот день о. Иларион был у меня в келлии, и вместе с нами был у нас в церкви во время вечерни» ... – «Что ты»? возразила ей Лаврова: «он разговелся с нами и весь день читал жития св. отцов; мы все слушали» – «Бог знает», сказала Мелания задумчиво. – «Стало быть, это ангел его посетил тебя, Меланьюшка?» – «Не знаю, я недостойна видеть ангела». Обе они перекрестились и прославили Бога.

После Святой недели Мелания опять ходила в город к своим благодетелям, и в один из таких ее выходов случилось следующее обстоятельство, которое ясно указывает на ее чистоту сердца, приобретенную монашескими подвигами и данную ей от Бога прозорливость. Молодая послушница, по имени Иулита, одаренная от Бога разумом и крепостью телесных сил, долгое время проходила клиросное послушание, заслуживала любовь начальницы и прочих стариц своим усердием и получала от всех похвалы; но вот, напала на нее лютая и долговременная естественная брань, свойственная ее юному возрасту, и напала с такой силой, что мысли и сердце ее волновались даже при нечаянном воззрении на св. иконы. От великого смущения и скорби она чувствовала, что даже ум ее мешается. В горести духа пришла она к чудотворной иконе Знамения Пресвятой Богородицы, изливая пред Нею душу свою и прося Ее всесильной помощи. Помолившись, она положила намерение в сердце своем: оставить монастырь, если брань усилится, и возвратиться в дом своих родителей. В ту же ночь видит она во сне, что точно так же она молится пред тою же чудотворной иконою и слышит от нее глас: «не смущайся, девица! Это искушение пройдет. Иди в келлию Мелании, и усни на ее постели, и ты получишь совершенное избавление от этой брани». – «Как же я пойду? она меня прогонит», подумала послушница. – «Не бойся! Ты выбери время, когда ее не будет дома». Послушница исполнила повеление, данное ей во сне, и в тот же день, пришедши к Мелании, не застала ее дома; двери были не заперты; она вошла в келлию и, помолившись довольно пред иконою Спасителя, изображенного сидящим в темнице, легла на ее постель. Неожиданно сладкий сон успокоил ее чувства, и, по некотором времени, она встала и спешила уйти прежде, нежели Мелания возвратится. Но, только, что успела она положить несколько поклонов и, затворив келлию, отойти в сторону, как Мелания подошла к ней близко и сказала: «что ты тут делаешь? Я сама никак не могу избавиться от скверных мыслей, а ты... чуешь! Молчи! да и молчи!» продолжала она, грозя на нее пальцем. Послушница упала ей в ноги и могла только сказать: «прости меня Бога ради!» Мелания же крепко затворила за собою дверь. С тех пор послушница освободилась от тяжких искушений.

Память об о. Иоанне Преображенском у Елецких граждан сохраняется с особенным благоговением. Он считался юродивым, но с некоторыми говорил просто и духовно. Он любил посещать Каменную гору и смиренных отшельниц ее. Он указал место своего вечного покоя и предрек, что тут будет устроен мужской монастырь, – тогда, когда еще то место было пустое. О. Иоанн в то время пришел к блаженной Мелании и снова напоминал ей о пользе затворнической жизни, уверяя, что девице, посвятившей себя Богу, легче всего достигать спасения этим путем.

Спустя несколько времени после посещения о. Иоанна, случилось блаженной Мелании пойти в город. Навстречу ей попался юродивый старец Каменев. Тотчас подошел он к ней и начал провожать ее обратно на Каменную гору. Напрасно говорила она ему, что имеет нужду купить или взять у благодетелей кусок хлеба, он отвечал ей: «не малодушествуй: не о хлебе едином жив будет человек. Иди в келлию. Ищи прежде Царствия небесного, остальное все пошлется тебе» (Мф.6:33). И так, сопутствуя ей и поспешно понуждая, привел ее на Каменную гору, до самых дверей ее келлии. «Помни час смертный», сказал он ей грозно и ушел.

Об этом юродивом старце, Иоанне Тимофеевиче Каменеве, есть такое предание: он был родом из дворян, служил в г. Ельце, в провинциальной канцелярии повытчиком¹³. Был любим начальством и уважаем всеми за его ум и добрые качества души. Но, по особенному званию Божию, он скоро все оставил и, взяв в пример св. Симеона, Христа ради юродивого, до конца дней своих подражал ему. Этому-то Каменеву святитель Тихон давал пенсию по три копейки на день через посредство Космы Игнатьевича Студенкина, за врачевство от помыслов высокоумия, когда-то коснувшихся смиренной души святителя.

После грозных слов Каменева, блаженная Мелания начала заботиться, как ей исполнить столь необходимый совет, которого пользу и сама сознавала, но колебалась. Несколько раз ходила она в Задонск, где отправляла с большим усердием панихиды за упокой души святителя Тихона. Искала вразумления в беседе с учениками его: схимонахом Агапитом и о. Никандром Бехтеевым; но все чего-то недоставало, и некому было решить вполне ее недоумения. Схимонах Митрофан так же уже давно скончался.

Несмотря на свои созревшие годы и многолетние монашеские подвиги, она чувствовала еще нужду в телесных трудах, и потому справедливо опасалась, чтобы в безвременном уклонении от всех трудов, кроме молитвы, не быть поруганной от диавола.

Наступил 1812 год. Страшные знамения на небесах, разные толки о войне, предсказания о скором пришествии антихриста ужасали сердца Елецких жителей. Многие приходили к Мелании с вопросами в ожидании чего-то необыкновенного. Мужественная Мелания была выше суеверий, она не колебалась духом сама и других успокаивала. «Бог милостив», говорила она: «к нам враги не придут. Лишь бы мы помнили Бога, и сами себя не разорили худою жизнью. Бог нам прибежище и сила» (Пс.45:2).

Между тем, сама же непрестанно усиливала свои молитвенные подвиги. В эти-то дни о. Иоанн Преображенский склонялся к западу дней своих и пришел в дом Елецкого купца Трифона Николаевича Холина, которого особенно любил за благочестие и, не застав его дома, обратился к жене его и дочери, молодой девице, желавшей поступить в число монашествующих сестер на Каменную гору, говоря им: «я пришел проститься с вами в последний раз и сказать вам, чтобы вы посещали храм Преображения Господня, в котором я, грешный Иоанн, священствовал всю жизнь мою. Не забывайте поклониться там со всем усердием двум святым иконам: Спасителю и Божией Матери, что утверждены на столпе. Я молился Владыке моему за всех духовных детей моих, и за весь город Елец, и за всех православных христиан – и слышал Божественный ответ Его на мою смиренную и недостойную молитву. Глас был мне от Его св. иконы: «Слышу!» и я пал на землю пред Богом Спасителем моим с благодарными слезами, и не помню, сколько времени лежал и плакал пред стопами Его. А Владычица наша, Пресвятая Богородица, прежде того явилась мне, грешному, в храме этом, очевидно, как царица. И я думал, кто эта приезжая госпожа? и смело смотрел на Нее. Она же, подошед к Своей иконе, рукою поправила лик Ее, Который прежде отвращен был от меня, а потом остался прямозрящим. И при этом сказала мне: «рабе Божий! время твое близко, уготовься ко исходу твоему». И пошла Сама в алтарь. А я все еще недоумевал: кто она такая? И какими судьбами пришла она в храм в ночное время... Простите! помните слова мои». Действительно это посещение его было последнее. В то же время о. Иоанн посетил и некоторых стариц на Каменной горе; ему сказали о больной старице Степаниде, что она при смерти. «Нет! Она выздоровеет и будет тут первая монахиня», отвечал он. Так и сбылось. Степанида дожила до открытия монастыря благополучно; и, заболев снова тою же болезнью, была пострижена в монашество с именем Агнии, случайно приехавшим из Орла иеромонахом, знакомым игумении Глафире, и с ее настоятельского благословения.

Другая старица пришла вопросить его: как ей поступить с племянницей, совершеннолетней девицей, осиротевшей в доме своем! Не поискать ли ей жениха? О. Иоанн сурово посмотрел на старицу и погрозил ей своей тростью: «Тебе хорошо жить в монастыре? Ну! если придет к тебе племянница твоя, прими ее и научай страху Божию. А туда не ходи. Ее не пристроишь, а себя с пути собьешь. Это не монашеское дело. Сиди в келлии и не мешайся». Таковы бывали ответы его и другим старицам. А юным он говорил, большей частью, иносказательно.

Прошло несколько лет. Блаженная Мелания продолжала часто затворяться в своей келлии на долгое время, и все более и более углублялась в созерцательную жизнь. Наконец, прошел слух о новом Задонском подвижнике, затворнике Георгии. Мелания пожелала видеть его и отправилась в Задонск. Здесь она открыла Георгию свое недоумение. Убедившись в пользе уединенной жизни не только спасительными советами, но и самым добрым примером его, она обрела в сердце своем полную решимость последовать его образу жизни.

Наступил пост Успения Пресвятой Богородицы, и в день Преображения Господня блаженная Мелания приобщилась св. Божественных Таин, и, помолившись довольно пред чудотворной иконой Знамения Пресвятой Богородицы, закрыла глаза платком и просила одну послушницу довести ее до келлии, объясняя ей, что у нее уже несколько времени болят глаза, и она не может дойти до келлии без посторонней помощи. Это было 6 августа 1819 года; с тех пор она неисходно, до кончины своей, пребывала в своей полутемной затворнической келлии.

Старица же Василиса Ивановна, родственница купца Кожухова, который считался другом святителя Тихона и первым благодетелем Каменной горы, имела в своей келлии, как великое сокровище, портрет святителя Тихона и всю жизнь свою располагала по его святым наставлениям. Часто, для избежания похвалы человеческой, покрывала себя юродством. Любила монашескую простоту и нестяжание, от мирских знакомств и даже от родных удалялась. Почему некоторые, не понимая высоты ее смиренномудрия, считали ее с природным недостатком ума и часто обращались с нею очень нецеремонно.

В келлии у нее жила послушница Мария Ильинична, у которой, кроме одной ветхой одежды для зимы и для лета, ничего более не было. Но смирение и мужество ее были удивительны. По давнему обещанию, она отправилась к Соловецким чудотворцам Зосиме и Савватию и, не взяв с собою ничего, кроме благословения своей старицы, проходила в странствовании шесть лет.

Возвратившись, она вошла в келлию с обычной молитвой и смирением, как будто никогда из нее не отлучалась. Обрадованная Василиса Ивановна расспрашивала ее, где она была, и благополучно ли совершила свое путешествие? – «Со Христом Богом моим, матушка-сестрица! Довольна Его святой милостью. Была на богомолье, и всюду мне хорошо было». И начала тотчас заботиться о своем обычном келейном послушании. По времени, она рассказала, как Петербурге хотели взять ее в полицию, потому что у нее не было паспорта, по потом г. полицеймейстер рассудил и отправил ее в свой дом. Там жена и дети его были ей рады, накормили, напоили и одарили всем нужным на дорогу. Так же в г. Осташкове ей пожелалось поклониться преподобному Нилу Столобенскому, но время было осеннее, и перевоз был затруднителен. Она пришла к озеру рано утром, в монастыре уже звонили во все колокола, а перевезти ее было некому. Она стала на колени и помолилась угоднику Божию преподобному Нилу. Вдруг подъехал старичок в лодке и перевез ее в монастырь (да так скоро перевез, что еще служба не начиналась. Монахи спрашивали: с кем она приехала? Они знали, что в то время никого не было на озере, и удивлялись ей).

Когда приблизилось время ее блаженной кончины, она во всем предупредила старицу свою Василису Ивановну и радовалась, что приходит время почить ей от трудов своих. Василиса Ивановна почему-то поручила юной соседке своей, рясофорной послушнице Маргарите Холиной, приготовить для умиравшей белую рубашку; потом, как будто шутя, прибавила: «буду умирать и я, и мне приготовь такую же». Впоследствии так и случилось. Василиса Ивановна особенно любила ближайших соседок своих: смиренную монахиню Смарагду и племянницу ее, вышеупомянутую монахиню Маргариту. Она хаживала к ним в келлию, беседовала с ними подолгу о пользе душевной, слушала чтение акафистов и жития св. отец; а иногда по той же причине и к себе их приглашала, и была с ними единодушна.

Через несколько времени, к ней поступила на жительство родственница ее, девица Екатерина Ивановна Кожухова, доброго корня добрая отрасль, – внука того Кожухова, который имел счастье называться другом святителя Тихона. Слабая здоровьем, но сильная духом, Екатерина, при вступлении своем в монастырь, получила от игумении Глафиры такую заповедь: «ты знаешь, Екатерина, что дедушка твой был друг святителю Тихону и во всем повиновался его спасительным наставлениям: я хочу, чтобы и ты также не делала ничего без благословения святителя Тихона; и его святым молитвам тебя вручаю». С тех пор, послушная Екатерина, при всяком необходимом случае, подходила к портрету св. Тихона, кланялась в землю и говорила ему, как живому: «святителю отче Тихоне! Благослови мне идти в церковь». После обеда благодарила его за хлеб-соль и просила благословения на отдых и прочие занятия по келлии. И каждое дело исполняла она тщательно, со страхом Божиим и удивительным смирением. Как дочь богатых родителей, которые любили ее со всей горячностью, она могла бы иметь у себя и прислугу, и все удобства жизни; но она охотно смиряла себя Бога ради, и, сколько могла, сама всем служила. Когда бывали посетители, – Екатерина и при них не оставляла своего обычного правила, но, приняв с верою благословение святителя Тихона, совершала спокойно свое послушание. Как начала свой путь в отсечении своей воли, так и окончила его безмятежно, под невидимым руководством и охранением святителя Тихона. По слабому здоровью, Екатерина редко выходила из келлии, и блаженная старица охраняла ее, как зеницу ока. Иногда, летней порой, мимоходившие сестры заглядывали в окно и начинали беседу с юной подвижницей, но старица опускала занавеску и, оградив окно крестным знамением, говорила вслух: отврати очи мои, еже не видети суеты (Пс.118:37). Екатерина скоро стала понимать всю важность такого охранения ее старицей, она привыкла быть одна, заниматься богомыслием; и, наконец, ей было уже приятно и необходимо, чтобы во время молитвы занавеска на окне никогда не поднималась. Читая жития святых, Екатерина глубоко умилялась сердцем, особенно, когда встречала описание мученических подвигов, и иногда говорила своей старице: «госпожа матушка! как бы я желала пострадать за Христа». Благоразумная старица отвечала ей: «терпи, девушка, всякую скорбь, и будешь мученица». По прошествии нескольких лет, Господу угодно было призвать верную рабу Свою Екатерину в вечный покой. В июле 1841 года Василиса Ивановна чувствовала себя нездоровой и, затопив печь, велела Екатерине приготовить пищу. Когда Екатерина заботилась около огня, вдруг ветхий, из тонкого коленкора, подрясник ее загорелся на ней. Она вскрикнула и упала. Старица, забыв свою болезнь, бросилась помогать ей; но огонь так быстро охватил все ее члены, что нужно было гасить одежду на теле. Через несколько минут все тело Екатерины покрылось волдырями; оставалось чистым одно лицо ее и кисти рук; несмотря на то, что пламя и до них достигало, но не опалило их. Страдалицу уложили на постель. Когда разошлись посторонние, Василиса Ивановна подошла к болящей и с особенной лаской сказала ей: «ну вот, Катя, ты желала быть мученицей; не ропщи. Это Бог сделал по твоему желанию, чтобы увенчать тебя венцом мученическим». Екатерина с верою приняла слова старицы, и с тех пор не поморщилась, не охнула; но с веселым лицом и покойным духом благодарила Бога от всего сердца за посещение ее такой скорбью. И так, немного дней пострадав, была напутствована христианскими таинствами, и мирно отошла ко Господу. Тогда блаженная старица начала в своей келлии топить печь, как можно жарче, уверяя всех, что она больна, и от болезни очень озябла. И топила ее день и ночь. Монахини, посещая ее, говорили: «побойся Бога, Василиса Ивановна! У тебя лежит в келлии покойница, а ты так жарко натопила келлию! Подумай, теперь жара: и хоронить будет трудно». – Ничего», отвечала она спокойно: «мы в монастыре живем. У нас этого не бывает!» И точно, слова ее оправдались. Более трех дней прошло, пока отец почившей Екатерины устроил все по приличию для поминовения своей любимой дочери, и почти весь город, по его приглашению, собрался в монастырь к ее отпеванию. Когда же подняли умершую, чтобы положить во гроб и нести в церковь, чудное благоухание, как бы от растертого росного ладана, повеяло от девического тела ее, и все, тут бывшие и прикасавшиеся к ней, были тому неложными свидетелями.

По кончине блаженной Екатерины, Василиса Ивановна часто посещала ее родителей и обедала у них. Они были ей рады, и, творя поминовение каждую субботу по любимой дочери своей, приглашали с нею и других стариц. Игуменья Павлина воспрещала ей эти частые выходы и убеждала ее не нарушать монашеских правил, но лучше поминать молитвенно в келлии, и предложить Кожуховым разделять милостыню на весь монастырь. Старица была готова повиноваться; но, спустя несколько времени, заскучала и снова просила позволения пойти на поминовение. Неохотно отпустила ее игуменья. И в ту ночь видит она во сне блаженную Меланию, которая будто бы пришла к ней в келлию с некоторым старцем-монахом и сказала: «Василиса! почему ты не слушаешь игуменьи? Знаешь ли, кто не повинуется поставленной от Бога власти, подлежит анафеме?» Испугалась Василиса Ивановна и, вместо оправдания, спросила: «кто этот монах, пришедший с тобою, Меланьюшка?» – «Это игумен Каменной горы, преподобный Варлаам Хутынский», отвечала Мелания: «прими от него благословение;» и видение кончилось. На утро Василиса Ивановна пошла с повинной головой к матушке-игуменье, рассказала ей свое знаменательное сновидение и, испросив прощения, обещалась не ходить более никуда на поминки. И сохранила до конца свое обещание. Когда же приблизилась кончина этой богомудрой старицы, любимые соседки ее, монахини Смарагда и Маргарита, желали послужить ей при ее последнем издыхании. «Идите с Богом», сказала она им: «я сама приглашу, когда будет нужно». По принятии христианских напутствований, она пребывала в безмолвии несколько дней, не принимая никаких услуг; наконец, прислала за добрыми соседками и, увидев их, ласково сказала: «теперь будьте здесь!» И в присутствии их тихо скончалась.

Недолго после Василисы Ивановны пожила и смиренная старица Смарагда. От юности вступив в монастырь из богатого дома Елецких купцов Холиных, она всю жизнь свою провела в великом смирении, повиновении, нестяжании и вольной нищете. Очень редко посещала своих родителей и ничего от них не требовала. Но родные ее сами заботились о ней и много уважали ее за ее духовную жизнь. В одно время, к празднику Благовещения они прислали ей рыбный запас для стола. Большую часть присланного тотчас старица раздала требующим; а остальное в ту же ночь унесли у нее из погреба воры. Она сама слышала, как они ходили, но не смутилась, и никому не сказала. В сердце же своем благодарила Бога, что сподобил ее потерпеть такое посещение.

Не раз живущая с нею монахиня Ксанфира умоляла ее принять от нее хотя часть заработанных ею денег и всегда слышала один ответ: «Слава Богу! сестрица, твоими молитвами, Бог посылает нам нужное, довольное. На что ж мне лишнее? А у тебя есть свои нужды. Употреби их на пользу души твоей». Между тем, она любила ее искренно и от избытка любви к ближнему ничего не считала своей собственностью, но с каждым поделилась. Эта самая монахиня Ксанфира, по случаю продолжительной болезни, дала обещание идти в Киев и, побуждаемая весенним воздухом и готовыми спутницами, торопилась. Но монахиня Смарагда, опасаясь за ее слабость, удерживала ее. В недоумении Ксанфира пошла к блаженному о. Иоанну, просить его совета и благословения. Он не возбранил ее намерению и предрек ей, что она только выйдет за заставу, а там поедет в коляске до самого Киева. Только велел поумиленнее проситься у матери Смарагды, чтобы она отпустила ее с миром и благословением. Она просилась со слезами и, наконец, старица отпустила ее и пошла проводить сама до заставы. Распростившись, монахиня Смарагда горько плакала, думая: как то бедная Ксанфира дойдет в такую даль? В это время подъехал экипаж, и незнакомая дама спрашивала ее, о чем она плачет? Она указала на удаляющуюся странницу и объяснила причину своей скорби. Госпожа просила ее дозволить взять с собою эту странницу, так как она сама едет в Киев, и через месяц обратно будет в Елец и привезет ее. Обрадованная монахиня Смарагда видела, как посадили Ксанфиру в экипаж, и поблагодарила Бога. По возвращении своем из Киева, монахиня Ксанфира не могла нахвалиться своей благодетельницей, но все свое благополучие приписывала молитвам матушки своей Смарагды. А монахиня Смарагда, со смирением отвергая похвалу, относила все к заступлению Царицы Небесной и молитвам блаженного о. Иоанна.

Монахиня Смарагда была неграмотная, но с удивительной точностью понимала и помнила Священное Писание. Достойно особенного замечания назидание, сказанное ею своей племяннице, юной девице, поступившей к ней на жительство из богатого семейства ее родного брата. «Олюшка, друг мой! Ты не думай, что поступаешь в монастырь на радость и на покой. Наша радость бывает только о Господе. И наш покой – ожидать вечного покоя в Царстве небесном. А мирские радости – для нас укоризна».

По смерти ее, одна благорасположенная к ней монахиня очень желала знать о ее загробной участи и много молилась о том. В одну ночь видит она страшную грозу во сне и смятение. Все бегут в церковь и всем понятно, что готовится страшный суд Божий. Многие не успели надеть на себя полной монашеской одежды: иные были без головных покровов, иные без поясов, иные без обуви, и не могли уже возвратиться в келлии, чтобы захватить свои вещи. Вскоре открылся покров церковный и собрались как бы на хорах очень многие знакомые лица, монашествовавшие на Каменной горе, и среди них находилась во славе упомянутая Смарагда. Лишь только монахиня узнала ее, тотчас спросила: «вы ли это, матушка Смарагда?» «Да!» отвечала она: «это я». Тут она вспомнила, что монахиня Смарагда умерла, и хотела спросить ее; но видение кончилось.

Между тем, слух о затворнице на Каменной горе начал распространяться повсюду и усилил к ней уважение Елецких жителей, которые и прежде посещали ее, и подавали ей обильную милостыню. Но, в то же время, зависть бесовская рассеивала и противоположные о ней слухи, хотя через это только более сделались известными новые подвиги блаженной Мелании. Часто благочестивые матери приводили малюток своих к небольшому окну ее келлии, и убеждали ее хотя из окна положить на них руку, в знак ее благословения и молитвы о них ко Господу. И нередко больные дети, по вере матерей, получали скорое выздоровление. Некоторые в то время замечали кровавые язвы на руках затворницы, прикрытые полотняными обвязками, удивлялись и ублажали труды ее и терпение. Бог видимо прославлял долготерпеливую рабу Свою. Между тем, Василиса Ивановна имела свободный вход в келлию затворницы; но, понимая всю важность безмолвного подвига, она не докучала ей своими посещениями, а выжидала, когда ее посещение может быть благовременно. Случалось, что блаженная Мелания и сама призывала ее в затворническую келлию, и в душеполезных беседах с нею открывала ей свои духовные тайны.

Мы упоминали выше, что добрая подвижница Христова была нестяжательна. Теперь ей необходимо было и самую нестяжательность свою, в избежание тщеславия и высокоумия, покрывать особенной мудростью. Бывало, она поручала кому-либо купить для себя ладана, свечей, масла для лампады, а иногда чаю, и при этом говорила: «хорошего чаю купи, пусть знают, что и мы пьем хороший чай, хоть они того и не знают, как нам бывает горько!» И при удобном случае раздавала эти покупки бедным. А иногда, завязав деньги в разные тряпки, бросала их далеко от своей келлии, и бедные находили их. Также, приносившие ей по усердию воду часто находили деньги в выставленных ею порожних ведрах. Но все эти поступки ее не избежали пересудов и клеветы.

В одно утро монахиня Фотиния, быв еще в то время послушницей, подошла к окну затворницы Мелании и, сотворив молитву, спрашивала ее: не нужно ли ей принести воды? Но затворница поручила ей другое дело: дойти к знакомой женщине в Черную слободу и взять у нее ветхих льняных тряпочек и ниточек. «На что это тебе, Меланьюшка?» спросила монахиня. Затворница подняла окно и спросила: «никого тут нет?» Удостоверившись, она показала ей руку свою. Рука ее была удивительной белизны, но кожица на ней вся истрескалась, и кровь струилась из одной язвы в другую. – «Мне нужно прикрыть эти язвы», сказала она: «сходи же поскорее к такой-то убогенькой и принеси мне тряпок». Монахиня пошла, но, вместо назначенной бедной женщины, была зазвана в один богатый дом и взяла у доброй хозяйки не только тряпочек и ниточек, но и много кой-чего другого. И, по возвращении, она ожидала от затворницы получить благодарность; но Мелания рассудила иначе. «Какая ты послушница», сказала она с укором: «ты вовсе не исполнила послушания. Послушнику должно свято хранить данную ему заповедь: и тебе надо идти, куда ты была послана. А ты исполнила свою волю. Я не возьму твоих гостинцев». С этими словами она поспешно опустила свое подъемное окошечко, и более ожидать было нечего.

Девичий Знаменский монастырь на Каменной горе был открыт в 1823 году. Для необходимого же обеспечения монастыря, по назначенному третьеклассному его штату, г. Шапошников предоставил для священнослужителей и 17-ти монахинь с игуменьей 12 тысяч рублей сер.

С открытием штатного монастыря на Каменной горе увеличилось число монашествующих, и начали воздвигаться новые постройки. Блаженная Мелания радовалась духом, что предречение святителя Тихона вполне сбылось.

Но коварный враг и ненавистник нашего спасения терзался завистью, и, если не мог успеть повредить в другом чем, то всеми мерами начал усиливаться обесславить высокий подвиг затворницы. Особенно при том внимании, которое теперь было обращено на юную обитель, и при многих разговорах о ней, некоторые колебались неверием и посмеивались доброму делу ее, и осуждали. Часто и до самой затворницы доходили слухи, что она по лености уклоняется от церковных служб и избегает по той же причине общественных послушаний, и ради похвалы человеческой притворно показывает себя возлюбившей уединение. Трудно было 64-летней старице нести такую явную клевету.

Из всех искушений, постигших блаженную Меланию, одно самое ничтожное, но, по немощи человеческой, было для нее самое лютое, которое едва не расстроило ее затворнического подвига. Одна сестра обители, по монашескому имени Елпидифора, жила недалеко от ее келлии, и по зависти бесовской презирала затворницу, часто поносила ее и своим злоречием соблазняла посетителей монастыря. Потом дошла до такой степени ожесточения, что всеми способами старалась нарушать безмолвие и досаждать ей день и ночь. Долгое время блаженная Мелания переносила с кротостью все ее беспокойства и, по заповеди Господней, молилась о ней. Наступила весна. У Елпидифоры заболела ее родственница тяжелой внутренней болезнью, от которой резко стонала. Она примостила ей постель под окном затворницы и оставила там на все лето. Когда же холодное время заставило ввести больную в келлию, тогда Елпидифора на ее место привязала козу и загородила ей выход оттуда. Бедное животное, привыкшее к свободе, блеянием своим горько выражало свою неволю и до того надоело уединенной затворнице, что ей оставалось дать место злобе и уйти из своего затвора. Но куда идти затворнице, отвыкшей от мира и от людей? Долго колебалась она разными предположениями, и горько ей было; наконец, она вышла из келлии, и отломала загородку от своего окна. К несчастью, беспокойная соседка увидала это и с диким воплем бросилась на затворницу. За нею бросились и другие и, как безумные, избили бедную старицу, насильно втолкнули ее в келлию и заперли дверь. Вскоре, опомнившись и испугавшись своего безумного поступка, они пошли с оправданием к старшим и, наконец, к самой игуменье, и пустили в народе молву, будто затворница помешалась. Молва быстро разнеслась по монастырю и по городу, и некоторые начали советовать игуменье отвезти блаженную Меланию в Орел, в дом умалишенных. Добрая Василиса Ивановна испугалась такой неожиданной новости и поспешила к затворнице, чтобы самой удостовериться, правда ли это? Она застала Меланию в горьких слезах. Во взаимной беседе они сообщили, одна другой, все обстоятельства; и Мелания еще более оскорбилась, узнав о предположении отвезти ее в Орел. Только теперь она познала свою немощь и побеждение от врага. С глубоким чувством раскаивалась она в своем малодушии и нетерпении, и, смиряясь от всего сердца, просила прощения у каждого. Василиса Ивановна прилагала самое дружеское попечение, чтобы успокоить ее, ободрить и оправдать в глазах настоятельницы, и прекратить эту молву. После этого случая, враг сильно начал нападать на затворницу ночными привидениями, и попущением Божиим устремлялся на нее то в зверских подобиях, то в подобии тех лиц, которые оскорбили ее. Но мужественная Мелания терпеливо переносила все его нападения и, считая себя грешницей пред Богом, смиренно призывала Его всесильную помощь, и тем защищалась.

В одно время, озлобленный терпением Мелании, враг ринулся на нее и исторгнул множество волос из головы, и многократно ударял ее оземь, так что пришедшая к ней Василиса Ивановна нашла ее едва живою. Тогда блаженная Мелания просила ее пригласить духовника и с должным приготовлением приобщилась св. Божественных Таин, и силою Христовою вскоре оправилась от болезни. Некоторые духовные старицы спрашивали блаженную Меланию, как она соблюдает бодрствование в молитве, и как не побеждает ее естественная немощь сна? Она отвечала: «от юности приучила я себя к бодрствованию в ночное время. Пост и безмолвие помогали мне в этом. А к тому же, когда отягощал меня сон, то за волосы к стене, где набиты были гвозди, привязывала я голову, и тем не допускала дреманием наклоняться, но тотчас пробуждалась. В уме же моем содержала память смертную».

Высоко подвижническая жизнь смиренной затворницы Мелании низвела на нее благодать Божию, и преблагий Господь щедро обогатил верную рабу Свою необыкновенными дарами. Во многих случаях она могла прозревать в будущее. Некоторым она говорила иносказательно, а другим ясно предсказывала в далеком будущем перемену их обстоятельств, увещевала совершать в свое время богоугодные дела и заботиться о спасении души своей. Некоторых, нуждающихся в помощи или находящихся в недоумении о своих обстоятельствах, снабжала мудрыми советами и, кому нужно, подавала помощь. Так, например, в Елецком тюремном замке был утешен ею некоторый узник в последние часы своей жизни. Имя этого старца теперь забыто; помнили только, что он страдал безвинно по оговорам, и впоследствии оказался совершенно правым; но судебное оправдание уже не застало его в живых. Когда же он был болен и, чувствуя приближение смертного часа, просил священника напутствовать его Св. Тайнами; в тот день затворница Мелания очень рано послала нарочно к своей давней благодетельнице, купчихе Лавровой, приказывая ей отложить чаю и сахару, и того сладкого пирога, который она в тот день для себя приготовила, сейчас же отослать все это в острог тому болящему узнику. Удивилась Лаврова такому приказанию: как могла знать затворница даже и то, что у нее в печи? Удивился и болящий узник, и со слезами благодарил Бога, когда подали ему от затворницы Мелании именно то, чего он желал, но не смел никому и мысли своей открыть об этом. Тут, он рассказал окружающим его, в присутствии посланного, о чем он помышлял ночью, и как Бог исполнил желание его через прозорливую затворницу, которую он никогда не видал, и которая его не знает. Спустя несколько часов, он умер. Тогда явился другой посланный от купца Перекалина, привез новую одежду, гроб и несколько денег. Вручая это смотрителю замка, для погребения новопреставленного узника, посланный сказал: «все это прислано от нашего хозяина, по приказанию матушки затворницы». Все удивились и благодарили Бога.

Случалось, что, если кто подает затворнице Мелании приношение с усердием, она хвалила поданное, и даже иногда тотчас вкушала. Если же замечала скупость, тогда отдавала милостыню обратно, а иногда еще и с выговором тому, кто прислал без усердия, или даже просто выкидывала ее без внимания за окно.

Случалось, иногда, что монахини во время скорби подходили тихо к ее окошку и, сотворив молитву, говорили про себя: «Матушка Мелания! Вот такая-то скорбь у меня»; иная: «вот такое-то искушение постигло меня. Помолись о мне, Господа ради». И Бог извещал ей о вере и прошении страждущих, и она нередко посылала им через кого-нибудь слово утешения.

С самой весны 1836 года блаженная часто находилась в особенном самоуглублении; только изредка легкий кашель нарушал ее безмолвие и показывал приходившим, что она уже изнемогает в силах телесных. Наступил пост святых апостолов Петра и Павла. Она начала приготовляться к принятию св. Таин; в самый день причащения священник шел к ней из церкви со Святыми Дарами, а причетник нес впереди зажженную свечу. Вдруг подул сильный ветер, и свеча загасла. Причетник хотел возвратиться зажечь свечу в церкви, но священник, поторопив его, сказал: там зажжем. Когда же прошли весь монастырь, и причетник ступил на порог келлии затворницы, свеча у него в руках зажглась сама собою. Он с трепетом поставил ее на стол. По совершении таинства, принес свечу, горящей, в церковь. Это чудное зажжение свечи было всеми замечено. К вечеру блаженная Мелания приказала купить меру уголья и, подняв половицу в углу, под иконами, всыпала уголье под пол. Конечно, в то время никто не мог разгадать, для чего это сделано; но впоследствии этот уголь служил врачеством от многих болезней, и многие с клятвою утверждали, что в сновидениях являлась им монахиня и приказывала брать уголь в келлии затворницы Мелании, которая жила на Каменной горе, и достать этого уголья в келлии из угла под св. иконами. Некоторые приходили в монастырь очень издалека и просили этого угля для больных.

Блаженная Мелания имела откровение от Бога о самом дне и часе своей кончины. Незадолго до ее преставления, к ней пришла девица, посланная от купчихи Двойченковой, и затворница, против обыкновения, ввела ее в свою внутреннюю келлию, в которую уже много лет, кроме духовника ее, никто не входил, приказала согреть самовар и теплой водою омыла себе лицо, руки и ноги. Когда девица пожелала помочь ей, она кротко возбраняла, – «не надо», говорила она: «у меня самой есть еще силы». Окончив это приготовление, она сказала: «благодарю, поди с Богом! Скажи всем, чтобы грешную Меланию простили во всем. И я всех их прощаю!» Потом, как бы ослабев, прилегла на минуту и вдруг, возвысив голос, сказала: «слава Богу! слава Богу! славу Богу за все!» – На утро, в четверток 9-й недели по Пасхе, 11 июня, при благовесте на причастное правило, совершаемое по обычаю монастыря, до утрени, послушница Наталия принесла воду для затворницы и, сотворив молитву у окна, ожидала ответа. Но ответа не было. Она отошла к двери и с молитвою хотела постучать в нее, но дверь немного отворилась, и видно было, что она чем-то приставлена изнутри. Послушница поспешила в церковь и известила игуменью, которая в то же время послала двух монахинь в келлию Мелании. Пришли старицы, отперли двери затворнической келлии и увидели Меланию, отшедшею ко Господу Богу.

Блаженная благообразно лежала на полу, с воздетыми руками, молитвенно и радостно смотря на близ стоящую икону страстного Спасителя. Лицо ее было так светло и покойно, как только доступно бренным очам нашим отличить на мертвенном челе небесную радость.

С благоговением, тотчас же опрятали тело почившей, и началось пение панихид и неусыпаемое чтение псалтири. Скоро весть о кончине ее разнеслась по городу и по всей окрестности. Множество народа наполнило монастырь.

К вечеру того же дня явились три путешественницы из Задонска, которые с клятвою говорили, что в самую полночь видели они огненный столп над Каменной горой, досягающий неба и озаряющий собою всю окрестность. Они остановились на дороге и около часа удивлялись этому чудному видению. Пришедши в дома свои, многим рассказывали об этом. Можно полагать, что это было самое время преставления затворницы.

Одна известная всем в городе девица Евпраксия, которую до того времени почитали юродивой, и которую видали на Каменной горе, не хотела подойти и поклониться новопреставленной; и, когда ее убеждали к тому, она вдруг зарыдала, закричала, начала драть ногтями свою грудь и лицо до крови, и высказывала: «как нам не кричать? как нам не плакать? то мы ее мучили, а теперь она нас попалила!» и, изрыгая хулы на блаженную, бесноватая убежала.

В то же время, одна послушница, полагая, что у почившей были хорошие вещи или деньги, приостановилась в ее келлии и тщательно все осмотрела, но, кроме спичек и гвоздей, ничего не нашла. Тогда, умилившись сердцем, подошла она к покойнице и, поклонившись ей, сказала: «прости меня, Меланьюшка! Я всегда думала, что у тебя есть деньги и много добра; а теперь вижу, что ты жила Бога ради, и нет у тебя ничего, кроме рубища» ...

Елецкие граждане, проникнутые чувством глубокого уважения и благоговения к почившей, разобрали на благословение не только одежду, но и самый мох, и почти всю ее ветхую келлию. Ко дню погребения прилив народа сделался еще значительнее.

До исполнения 40 дней после кончины Мелании, постоянный приток народа в монастыре не прекращался. Монастырь был наполнен народом день и ночь. Священнослужители едва успевали, по желанию чтителей памяти почившей Мелании, совершать панихиды.

Очень естественно, что такое положение дела не могло не обратить на себя внимания местного начальства, как светского, так и духовного. То и другое нашло нужным донести по начальству о столь знаменательном сочувствии народа к памяти усопшей затворницы. Вследствие таковых донесений, губернским и епархиальным начальствами предписано было собрать на месте надлежащие сведения.

К годовой памяти затворницы Мелании, неизвестно от кого, привезена 10 июня 1837 года чугунная доска с приличной надписью, и положена тайно на ее могиле. Эта доска и доныне остается на своем месте. На доске находится изображение креста с двумя вылитыми надписями. Одна из сих надписей вокруг по краям доски: Со святыми упокой, Христе, душу рабы Твоея, идеже несть болезнь, ни печаль, ни воздыхание, но жизнь безконечная; другая надпись внизу креста: Здесь покоится прах рабы Божией, девицы Мелании, скончавшейся в 1836 году, июня 11 числа. Она поступила в обитель в 1778 году, из однодворческого звания Елецкой Ламской слободы, на двадцать первом году. В затворе жила она 17 лет, по самую ее кончину. Блаженни мертвии, умирающии о Господе. К тому же времени, наконец, после долгих и многих осложнений, получено из Святейшего Синода дозволение отправлять панихиды по девице Мелании, и дано знать игуменье о том указом из Орловской духовной консистории, от 31 июля 1837 года, за № 6261.

Не может рука человеческая разорить дело Божие. Прошли годы, многое переменилось; но уверенность в святости жизни и благоугождении Богу затворницы Мелании – не изгладилась. Все живущие в монастыре, на той же Каменной горе, где и она подвизалась, испытывают на себе помощь ее святых молитв и утверждаются верою, по многим обстоятельствам, которые на наших глазах совершаются, и всякому, благочестно внимающему, могут доставить душевную пользу.

Мы упомянем здесь только некоторые, более известные, случаи:

Монахиня Елпидифора рассказывала о себе следующее: по кончине блаженной Мелании, поручено было мне, как ближайшей соседке, хранить ее келлию и, за послушание, вводить в нее приходящих. По зависти вражией, кто-то донес игумении, что я воспользовалась деньгами, которые подавали усердствующие. Меня оштрафовали монастырским наказанием: не позволили получать милостыню и читать неусыпаемую псалтирь; через это я должна была лишиться монастырского пособия, и при всегдашней моей бедности терпеть еще большую нужду. Я плакала, просила прощения, оправдывалась. Но все было тщетно. В одну ночь вижу во сне затворницу Меланию, – она говорит мне: «не плачь. Я знаю твою скорбь. Иди, выполи траву около моей келлии, и Господь утешит тебя». Я встала и, помолясь Богу, тотчас пошла полоть траву около ее келлии. К концу моей работы, в углу маленького задворка я нашла узелок и в нем несколько серебряных монет. Я заплакала от радости. Не столько деньгам я обрадовалась, сколько тому, что угодница Божия утешила меня своей милостыней. И, к удивлению, я на эти деньги купила все, в чем имела нужду. Но вот, что еще более поразило меня: в жизни моей я много оскорбляла ее. И, постигшую меня скорбь, я уже принимала, как заслуженное мною наказание от Бога, а она меня так видимо утешала. Впрочем, она еще и при жизни своей мне все простила; позвала к себе, угощала меня чаем, дала мне подарки, и сама просила у меня прощения. И теперь вот, как помогла мне в скорби моей!»

Старец Сергий сожалел, что в последнее время не сняли портрета с затворницы Мелании и разговорами своими внушал и другим то же сожаление. Она снова явилась ему во сне и приказала ему хорошенько заметить черты лица ее. Видел он ее с большим сияющим крестом в руках, и по рассказу его, живописец изобразил ее подобие столь удачно, что все, знавшие ее лично, находят портрет очень похожим. Только не могла рука художника изобразить той неземной уже красоты и славы, которая осиевала ее в этом сновидении.

Много было и других чудесных событий; упомянем только об одном.

Некто, старец Задонского монастыря, ученик схимонаха Агапита, видел ее в тонком сне в великолепном доме, среди необыкновенного прекрасного сада, и, когда ему дозволено было взойти в дом, то в первой и во второй комнате он видел одни богатства и украшения; далее, в великой светлости за убранным столом увидел затворницу Меланию, сидящую благолепно с некоторыми монахинями. – «Матушка Мелания! как зашла ты сюда, и чей это дом?» – «Благодатью Господа моего Иисуса Христа, это мой дом! И эти монахини из Елецкого монастыря. Господь повелел мне посещать мой монастырь, и я бываю в келлии у каждой сестры; я жду того времени, когда они все соберутся сюда».

Да исполнится обещание сие над обителью¹⁴.