Архимандрит Петр, настоятель первоклассного Тихвинского Большого монастыря

(Память 29 июля).

Архимандрит Петр родился в селе Данилове, близ города Дмитрова, Московской губернии, 24 июня 1782 года, от благочестивых родителей иерея Герасима и жены его Агриппины, по прозванию Зверевых-Богдановых. Во св. крещении дано ему имя Павел (в честь св. ап. Павла).

С детства имея в богобоязненных родителях своих живой пример благочестия, трудолюбия и терпения, Павел с ранних лет научился предавать себя в св. волю Провидения. С таким настроением мыслей Павел, по выходе из Славяно-Греко-Латинской академии, вступил на узкий и тернистый путь иноческой жизни.

Колыбелью иноческих подвигов он избрал для себя обитель Новый Иерусалим, где, изнуряя тело послушанием в хлебной, поварне и трапезной, старался укрощать свои страсти.

В течение нескольких лет он проходил различные послушания и, несмотря на трудность некоторых из этих послушаний, при помощи Божией безропотно исполнял их, постоянно преуспевая в терпении и смирении. Встречая день, он, по призыву колокола, с радостной готовностью спешил в храм на молитву, после с неутомимым усердием трудился на работах. В это время благое Провидение, готовя в нем для многих руководителя к отечеству небесному, предварительно послало ему самому, в лице архиепископа Ионы (тогда архимандрита Ново-Иерусалимского), наставника, исполненного Евангельской мудрости и иноческих добродетелей. От проницательности такого настоятеля не могли надолго укрыться ни возвышенное настроение души, ни добрая жизнь молодого труженика; скоро пламенное усердие в деле спасения, общее им обоим, духовно сблизило их между собою. Но, полагавший в отсечении воли вернейшее средство к преуспеянию в добре и надежнейшее орудие к победе над врагом спасения, настоятель с той поры бдительнее следил за духовной жизнью Павла и еще более продолжал упражнять его в послушаниях, тем самым неизменно напоминая ему, что добрые дела только трудом стяжаются и болезнью исправляются.

Однажды архимандрит Иона, по делам службы, отправляясь из Нового Иерусалима в Москву, пожелал, чтобы в этой поездке Павел заменил кучера. При недостатке физических сил, ему трудно было управить молодыми, горячими лошадьми, несмотря на это, он беспрекословно исполнил долг послушания; но вскоре не мог сдержать их и был сбит на землю. При падении он получил сильный ушиб в голову. Вид обагренного кровью, но по-прежнему терпеливого и покорного послушника, лучше всего показывал настоятелю, как благонадежен этот послушник для монашеской жизни.

В 1810 году 13 февраля достаточно уже испытанный послушник Павел, с именем Петра, был облечен в ангельский образ; спустя месяц, посвящен в иеродиакона; через три года рукоположен в иеромонаха и вслед за тем определен ризничим и присутствующим в соборном монастырском правлении.

По званию ризничего, с искренним усердием удовлетворяя любопытство богомольцев, он был неутомимым толкователем всего редкого и замечательного в обители, чем снискал любовь настоятеля и уважение многочисленных посетителей ее. Ведя скромную келейную жизнь и будучи радушен и почтителен ко всей братии, он взаимно пользовался ее расположением, а своею кротостью и смирением всегда заслуживал любовь архипастырей. Так, по убеждению Орловского архипастыря, в 1817 году он переместился в Орловскую епархию, где, несмотря на молодость лет, был сделан духовником, казначеем и ризничим архиерейского дома, ризничим кафедрального собора и членом духовной консистории, а в 1818 году, с оставлением при прежних должностях, строителем Каревского Одрина монастыря.

С получением монастыря в свое управление еще яснее проявились в нем те качества ума и души, которые всех так привлекали к нему, он оправдал ожидания преосвященного Ионы.

Кротость, неразлучная спутница смирения, вообще была отличительной чертой характера о. Петра. Она проявлялась у него везде: и в обращении, и в делах, но, должно заметить, никогда не делала управление его слабым. Нет! Препоясанный силой истины, он еще ею более привлекал к себе иноков, и, внушая доверенность, легко узнавал тайные расположения сердец и, узнав их, всегда указывал средства противостать искушениям диавола, и врачевал душевные раны с искусством и опытностью духовного врача. Ибо стяжал ту старость, которая полагается не в числе лет, но измеряется числом добродетелей, мерою снисходительной мудрости, степенью духовной зрелости. И монастыри под его руководством жили жизнью благочестия и единодушия.

Его ревностное и неусыпно-бдительное соблюдение устава Церкви, его горячее желание к спасению душ братии не осталось чуждым внимания архипастырей, и, таким образом, для трудов его открылось обширное поприще подвигов иноческих.

В 1821 г. перемещенный из Орловской в Тверскую епархию настоятелем Николаевской Столбенской пустыни, о. Петр был возведен в сан игумена, и в 1822 г. получил в управление Кашинский Николаевский Клобуков монастырь, с правом присутствовать в местном духовном правлении.

Здесь, в порыве ревности к правосудию, он употребил над одним священником всю силу законов и после, придя в расположение обычной своей доброты, скорбел душой, что так строго поступил против виновного. Желая же ей возвратить прежнее спокойствие, изыскивал все возможные средства к примирению со священником, в чем и успел впоследствии, но, как можно было заметить из его разговоров, это обстоятельство на всю жизнь послужило ему твердым уроком быть снисходительным к грехопадениям подчиненных.

Через три года деятельных занятий по устроению упомянутого монастыря, он получил благословение носить палицу при священнослужениях. В 1826 г. был откомандирован сначала для ежедневного священнослужения и сопровождения от Москвы до Новгородской губернии кортежей в Бозе почившего Императора Александра Благословенного, а потом, по случаю коронации Императора Николая I-го, с архиерейской ризницей из Тверского кафедрального собора в Москву. В следующем году он был переведен в Кизический монастырь, Казанской епархии, с званием члена духовной консистории и члена комитета о построении в Казани архиерейского дома; а по посвящении в сан архимандрита, определен настоятелем в Успенский Зилантов монастырь, и назначен благочинным двенадцати Казанских и Свияжских монастырей и пустыней. В Казани, еще раз на земле, он встретился со своим благодетельным наставником и покровителем преосвященным Ионой, но как бы только затем, чтобы принять его последний вздох и получить в напутствие своей жизни предсмертное благословение архипастыря, о котором всегда вспоминал с глубокой горестью в сердце.

С 1829 г. до перехода в Киев архимандрит Петр настоятельствовал в монастырях Черниговской епархии: сначала в Глуховском Петропавловском, а впоследствии, для удобнейшего присутствования в консистории, – в Домницком. Поступив настоятелем Глуховского Петропавловского монастыря, на место умершего архимандрита Варлаама, он наследовал по завещанию и имущество последнего, но, как нестяжательный инок, совершенно от него отказался. В другой раз, преосвященный Владимир, епископ Черниговский, осматривая с ним обитель Домницкую, встретился с одним иеродиаконом, по имени Иоанникий, которого оклеветали пред ним в различных мнимых проступках. Уже приближалась минута горестного испытания для беззащитного Иоанникия, но о. Петр, зная благочестивую и кроткую жизнь его и жестокие ковы врага, восставшего против него в лице недоброжелателей, не убоялся предстать защитником беспомощного. Преосвященный, вполне доверяя ходатайству архимандрита, вместо угрожавшего гнева, оказал свою милость напрасно гонимому рукоположением его в иеромонаха.

Так, нередко о. Петр бывал защитником невинных, помощник беспомощных, стараясь даже личное к себе благорасположение архипастырей обращать на пользу ближним. Так по-Евангельски доброго отрадно благотворить!

Между учениками, окончившими курс в Орловской семинарии, достойным к переходу в духовную академию был один прилежный, даровитый, но бедный сирота, за смертью родителей и родственников, не имевший за себя ходатаев; а воспитанников, находившихся под покровительством родственников, было весьма много, и это заставляло наставников еще более забывать об участи достойного ученика. О. Петр, посетив публичный экзамен, заметил кроткий нрав и способности юноши, и участием в его положении доставил ему возможность поступить в академию. Ровно через тридцать лет о. Петр встретил беспомощного сироту архимандритом на чреде в С.-Петербурге, полного чувств благодарности за бескорыстное покровительство.

В 1837 г. архимандрит Петр в качестве члена Черниговского попечительства о призрении бедных духовного звания, принимал живое участие в этом благотворительном деле; а в должности благочинного над единоверческими приходскими церквами словом кроткого увещания много содействовал к обращению раскольников в недра Православной Церкви, в то же время, прилагая старания и об устройстве Успенского Елецкого монастыря.

В следующем году, в звании наместника Киево-Печерской лавры, он был уже в Киеве.

Однажды среди забот по своей обязанности о. Петр сильно простудился и впал в горячку. При таком состоянии больного одному из келейников его диавол вложил в голову злой умысел против своего наставника и благодетеля, и уже наступала минута к совершению злодеяния, но за час до этого времени, в которое келейник намеревался исполнить задуманное, о. Петр находился в легком сне, и в нем видел святителя в полном облачении с архипастырским жезлом в руках. По висевшему в келлии портрету, болящий узнал Святейшего патриарха Никона, к которому с самого вступления в монастырь питал особенное почтение. Представший ему святитель спросил: «почему ты не в церкви, и не наблюдаешь за врученной тебе братией?» – «Слабость сил мне не позволяет быть там», ответствовал старец, прикованный лютой болезнью к своему ложу. – Тогда святитель коснулся его концом жезла со словами: «будешь здоров, только не ленись: ходи в церковь»! После чего стал невидим. Пораженный видением и чудесно исцеленный о. Петр немедленно встал и поспешил в церковь. Это было около полуночи, и братии там еще никого не было. Предварив всех приходом, он стал на свое место; но, замеченное во время службы, неожиданное появление его привело всех в удивление, почти в ужас (ибо известное всем болезненное состояние не допускало и возможности его прихода), пока он не рассказал всего, с ним случившегося. По окончании утрени, когда возвратился в келлию, то был встречен келейником с глубоким раскаянием, передававшим ему про свое злое намерение. Уразумев на себе милосердие Божие, с искренним душевным утешением о. Петр простил виновного и отпустил его с миром из своей келлии.

В Киеве архимандрит Петр нашел себе возвышенный и увлекательный образец христианских добродетелей в почившем митрополите Киевском, подкреплявшим его своим отеческим благорасположением. Среди подвигов иноческих мысль о нем доставляла о. Петру отрадное успокоение и в отдаленном от Киева крае. Во время же служения своего в монастырях Киевской епархии и после того, о. Петр усердно следовал примеру этого страннолюбивого архипастыря, и с радушием предлагал пришельцу страны далекой, – усталому богомольцу вечерю любви в своей убогой келлии: одних назидал словом Божиим, а от других и сам пользовался плодами благочестия.

Любовь и уважение к архипастырям были для архимандрита Петра законом во всю жизнь.

В 1844 г. архимандрит Петр был определен настоятелем Киево-Николаевской обители, благочинным над мужскими и женскими монастырями, членом комитета о возобновлении, по Высочайшему повелению, древней живописи в Киево-Софийском кафедральном соборе и зданий в Киево-Злато-Верхо-Михайловском монастыре; в 1845 году разделял попечения комитета об обеспечении в содержании сельского православного духовенства, и в 1847 г., с появлением в городе опустошительной болезни холеры, в качестве члена комитета, открытого по случаю появления эпидемии, участвовал в изыскании мер предосторожности против ее смертного распространения. Таким образом, и народное бедствие не осталось чуждо сострадательности того, кто любовь к ближнему полагал душой многих своих добродетелей.

Вскоре, однако же, к сожалению Киевлян, о. Петр был избран в Валдай настоятелем Иверского монастыря, знаменитого своей святыней и славой основателя, в котором пребывание его, хотя было не продолжительно, но оставило по себе незабвенную память через учреждение ежегодного крестного хода с чудотворной иконой Иверской Богоматери из монастыря в город Валдай, в вечное воспоминание избавления граждан от холеры в 1848 г., по обнесении св. иконы Божией Матери вокруг города.

В 1851 году он простился с обетом, чтобы положить свой страннический посох уже в обители Тихвинской. На него пал жребий озаботиться о внутреннем ее благоустройстве. Привыкший безропотно нести иго послушания, переходя из монастыря высшего степенью в монастырь низший, о. Петр не поколебался духом, но со спокойной покорностью Евангельского дитяти вполне предал себя в волю архипастыря, ни на минуту не сомневаясь, что волей его руководит Бог.

Здесь, среди забот о благоустройстве обители, в 1852 году он был утешен возведением монастыря в число первоклассных; но душа его, при совершенной благонамеренности его поступков, не всегда в это время была чужда страданий.

Часы досуга от занятий монастырских и келейных он проводил в беседе с мирянами, преимущественно такими, у коих сердце было упитано горестью, и являлся между ними с утешениями, проникнутыми старческой опытностью.

Так протекло тридцать семь лет настоятельства его в многотрудном пасении словесного стада Христова.

Благотворительность и милосердие его ближним были широко известны.

28 июля 1855 года впервые почувствовал он предсмертное изнеможение и, в духе христианина, полного упования на милосердие Божие, тогда же объявил окружавшим его, что для него приспе день вечного покоя.

Без боязни, исполненный покорной преданности Провидению, архимандрит Петр встретил болезнь смертную; по принесении чистосердечного покаяния в содеянных волей и неволей грехах, восприял Божественное Тело и Кровь Христа Спасителя, и на другой день, чувствуя быстрое разрушение плоти, просил совершить над ним елеосвящение. Грустно было смотреть на него, когда, забывая болезненное изнеможение, он благоговейно силился отдать должное уважение исполняемому над ним таинству.

Когда колокольный отбой часов донесся до слуха его, тогда, по-прежнему ревнуя к службе церковной, он спросил окружавших его: «это к вечерне звонят? Идите молиться, а я не могу идти: сами видите болезнь мою».

Потухавшие глаза его часто устремлялись к иконе Божией Матери Тихвинской, нарочито поставленной пред ним, и, на ней сосредоточивая молитвенный взор, он знаменовал рукою крестообразно чело, доколе члены его не стали ослабевать в своем действии, тогда изъявил желание выслушать канон молебный на исход души, что и было немедленно исполнено. Читали отходную, и при словах заключительной молитвы: «Ей, Человеколюбивый Господи, повели, да отпустится от уз плотских и греховных, и приими в мир душу раба Твоего, сего архимандрита Петра, и покой ю в вечных обителях, со святыми Твоими», – душа его с тихим вздохом покинула тело. 29 июля в 10 час. 20 минут вечера он мирно почил о Господе.

Тело его предано земле в паперти холодного Успенского собора Тихвинского Большого монастыря, на том месте, которое за месяц пред тем он сам назначил местом вечного своего покоя.

Ныне тихий свет лампады, горящей пред образом первоверховных апостолов Петра и Павла, падая на каменный пол паперти, трепетным лучом озаряет плиту. Это могила архимандрита Петра³⁹.