Архимандрит Макарий и его сподвижники

(Память 29 августа).

Устное предание относит основание Малоярославецкого Николаевского монастыря к XIV столетию, приписывая его удельным князьям Оболенским, отчизна которых г. Оболенск (ныне село Оболенское Тарусского уезда) находится в 30 верстах от Малоярославца.

Пришедший в упадок монастырь был возобновлен, когда игумен Мануил в начале 1765 года был перемещен в настоятели Тихоновой пустыни, а место его занял в Николаевском Черноостровском монастыре иеромонах Макарий, духовник Крутицкого архиерейского дома; он управлял сею обителью до самого ее упразднения в 1775 году.

Преосвященный Евлампий, муж просвещенный и благочестивый, узнавши о единодушном выборе о. Макария, немедленно утвердил этот выбор, и 1 ноября 1809 г. с ним перешли в Малоярославецкий монастырь 1 иеромонах, 2 монаха и 4 послушника.

О. Макарий с грустью оставил Оптину обитель и много скорбел о прежней тихой и безмятежной жизни, ясно сознавая всю трудность многозаботливой обязанности настоятеля, в сравнении с жизнью простого инока, но, памятуя отеческое изречение: «послушание паче поста и молитвы» и свой обет, повиновался воле архипастыря беспрекословно. Грусть его увеличилась еще более, когда он, войдя в порученную ему обитель, взглянул на церковь, от времени и скудости средств обветшавшую, на утварь и ризницу, оставленные без внимательного присмотра, на полуразвалившуюся колокольню, стоявшую на утесе у большой дороги в Москву. Две небольшие кирпичные башни, соединенные бревенчатым тыном, сторожили северную сторону монастыря (обращенную к Спасской слободе), окруженного, с одной стороны, глубокой водяной пропастью, с другой – рвами и оврагами, из которых сумрачно и важно высились темные вязы, осеняя этот точно Черноостровской, по тогдашнему своему унылому виду, монастырь. Но о. Макарий, как избранник Божий, не упал духом: возложив упование на сказанное в Св. Писании «утешит тя нарекий тя» (Вар.4:30), он ревностно, но не самонадеянно занялся устроением обители и тем оправдал вполне надежды архипастыря, братии и малоярославецких граждан.

И тогда, как оба его предшественника не успели, или не умели сойтись с местным благотворителем Т. А. Целибеевым, он ласкою и любовью в короткое время успел снискать полное его доверие с очевидной выгодой для обители и без всякого ущерба для своей настоятельской власти. При этом условии дело возобновления обители пошло, если и не так скоро, но зато безостановочно и успешно. Т. А. Целибеев, видя усердие и хозяйственные способности нового настоятеля, тотчас же пожертвовал ему 2000 р.

О. Макарий, посоветовавшись с другом своим Т. А. Целибеевым и братией, решился приступить к построению нового храма, а, чтобы не остановилось в обители богослужение, пристроил к старому с левой стороны особую церковку в виде придела во имя великомученицы Параскевы, нарицаемой Пятницы, после чего приготовил план и фасад новой церкви, представил его в 1811 году на утверждение преосвященного Евлампия и вместе с утверждением их получил книгу на сбор денег «для лучшего в сем деле успеха».

Весна грозного 1812 года застала мирную Малоярославецкую обитель и ее деятельного настоятеля почти врасплох: внутренность тесного монастырского двора была загромождена строительными материалами, и небольшое братство сверх отправления ежедневного богослужения, следуя примеру своего неутомимого начальника, помогало наемным рабочим в планировке местности, срытии косогоров, засыпке рвов, готовя место для закладки нового двухэтажного храма обители. Все это потребовало много времени и усилий и в течение лета едва успели положить бут и вывести фундамент, как грозные вести, быстро следуя одна за другой, начали доходить до жителей мирного городка: Бородинское сражение 26 августа, занятие Москвы и, наконец, 7 октября выступление главных сил из Москвы по старой Калужской дороге в Калугу, куда путь лежал прямо через Малоярославец. Но, не доходя до городка, Наполеон вдруг с старой Калужской дороги повернул на новую и 10 октября утром явился перед Боровском. Город был совершенно беззащитен. Жители, застигнутые врасплох, бросали дома, имущества и, спасая жизнь и честь, спешили укрыться кто в окрестных лесах, а кто бежал по большой дороге к Малоярославцу, отстоящему от Боровска в 23 верстах.

Того же 10 октября в пятом часу пополудни приблизились к Малоярославцу передовые отряды французской пехоты, состоявшие из гренадер 13-й дивизии генерала Дельзона, готовясь без выстрела овладеть беззащитным городом и приготовить в нем квартиру своему императору.

Но Царь царей и Господь господей судил иначе...

Чтоб попасть в Малоярославец, неминуемо надо было пройти деревянный мост на реке Луже и пуститься меж утесистых гор. На крутой утесистой горе пролегала тогда изрытая, узкая дорога, трудная для въезда повозок и вовсе неудобная для артиллерии; такая же крутая, узкая, изрытая дождем дорога лежала мимо стен Черноостровской обители утесистым, земляным отвесным валом, называемым Городищем. Трудный этот путь, огибая белые монастырские стены и небольшие круглые четырехугольные башни, основанные на самом обрыве, выводил путников на площадь к святым воротам обители, на которых изображен лик Христа Спасителя, и от святых ворот монастыря прямо в город, на соборную площадь, к лавкам и присутственным местам, где до 10 раз сражающиеся схватывались меряться силами; где целые сутки кипела кровавая упорная битва; где целые сутки не переставала резня, не затихали выстрелы и где остались одни только трупы, но не было победителей и побежденных.

По одну сторону площади красуется пятиглавый собор, во имя святого Георгия, а по другой – часовня (ныне церковь) в честь Успения Пресвятой Богородицы; от площади прямо длинная улица вытягивается к Калужской заставе на дорогу в Калугу и Медынь. Напротив монастыря, у самого въезда в город между дорогой и речкой Лужей, возвышается замечательный, по своей величине, с площадью, утесистый курган, который со стороны дороги, по своему правильному отвесному положению, решительно недоступен. От реки гребень утеса опоясан возвышением, вроде бруствера, приспособленного к трудной обороне; от поверхности же гладко отрезанной площади, земляной вал понижается двумя сторонами к реке, но, не совпадая с берегами, оканчивается обрубом у самой воды. Народ, по преданию, называет это курганное возвышение Городищем.

О. Макарий, хотя еще 6-го числа получил указ из Калуги о приближении неприятеля и успел отправить ценные вещи и ризницу вместе с другими монастырями Калужской епархии в Орел, но, не полагая, чтобы ожидаемое нашествие последовало так быстро и внезапно, поехал в Калугу, явиться к архипастырю и узнать лично, в чем дело и куда спасаться с братией, в случае опасности.

В то самое время, как на обратном пути на одной лошадке он приближался к родному городу и обители, погруженный в молитвенную думу о грядущих для них опасностях, братия его обители, предупрежденная городничим, зарыв наскоро, что могли, в землю из монастырских вещей, собрав свое бедное имущество и уложив его на две подводы, помолившись у св. врат пред ликом Христа Спасителя, со слезами оставили свой мирный приют. Они направились по дороге в Калугу, захватив с собою домашний скот (коров), и уже в темноте, неподалеку от Малоярославца, они столкнулись нечаянно со своим настоятелем, и со скорбью поведали ему о случившемся. С грустью, но с покорностью пред неисповедимыми судьбами Промысла Божия о. Макарий выслушал печальное известие и, помолясь в ту сторону, где осталась его опустевшая обитель, отправился вместе с братией обратно.

Нигде по улицам города не раздавались военные клики, ни одного грозного орудия, ни одного знамени, призывавшего к защите, не развивалось над штыками, не бросалось в очи неприятелю, и все уверяло Дельзона, что он без малейшего сопротивления, пройдя Боровск, займет также и Малоярославец. Его усатые и усталые воины были уже на пути к мосту... Три сотни смелых донцев из отряда генерала Иловайского во всю дорогу перестреливались с неприятелем, кто бросался на мост, а кто вплавь по Луже, и врассыпную начали подниматься и карабкаться со своими длинными пиками, в мохнатых шапках, на сухопарых лошадях через горы в город. И вдруг сквозь затлевшую солому, наваленную под мостом, из черного дыма взвилось пламя, обхватило мост, и твердые сваи и спаи подгорели, бревенчатые основы, соединяющие оба берега рухнули, и изумленные воины остановились с досадою, опустив ружья к ноге и недоверчиво – одни из них молча, другие с громкой бранью поглядывая друг на друга, от нечего делать становили ружья в козлы, а казаки вскочили в город, из которого кто только мог бежал, и вместе с их появлением в нескольких местах, там и сям разостлался густым облаком по соломенным крышам дым, блеснул огонь, и к вечеру вся местность осветилась пожарным пламенем. Иноки творили молитвы и, в сокрушении сердца глядя на небо, все еще медлили оставить обитель. Трудно было расстаться с тем, что дорого сердцу, в чем одна светлая надежда души, весь приют и отрада жизни.

Начальник французского авангарда, не считая уничтожение моста за большую защиту города, а еще менее остановку движения войск, велел наводить понтонные мосты, и понтонные роты быстро в двух местах начали показывать свое проворство – раскидывать плавучие мосты, настилать дорогу, и французы уже готовы занять город.

Но случилось иначе: геройская мысль явилась у одного из обывателей Малоярославца – задержать победу наступавших французов. Секретарь уездного суда Савва Иванович Беляев, спускаясь с крутой горы к мельнице, бегом пробравшись к мельнице на плотину, отдернул прежде одну заставку, потом другую, вода хлынула, – подоспели другие... смельчакам понравился замысел Беляева: дружно принялись разорять плотину, и на 7 верст удерживаемая вода запрудом, со свистом, с шумом и пеною вырвавшись из-за твердого оплота, разнесла его свинцовой клокочущей своей силой, выхлынула из берегов и, разлившись по лугу, наводнила местность. Разорванные понтоны всплыли и поплыли врозь к берегам, а некоторые оторванные силою воды понеслись по течению... Французы изумились. И в досаде на неудачу повернули свои колонны, и пошли ночевать к деревне Гродне за 16 верст, другие, расположись становищем, разложили огонь... Смелый, дальновидный виновник неприятельского отступления, иноки и оставшиеся жители, видя удаляющихся воинов, крестились и спешили воспользоваться временем, что можно спасать и спасаться по Калужской дороге.

Приснопамятное Малоярославецкое сражение 12 октября началось с нашей стороны в 4 часа утра, посылкою в город двух Егерских полков, с целью осмотреть позицию, занимаемую неприятелем и, если можно, вытеснить его из города, что и было исполнено буквально. Сражение продолжалось 18 часов сряду с раннего утра до поздней ночи, с переменным счастьем и равным мужеством; с каждой стороны было введено в бой до 24,000 человек; потери каждой убитыми и ранеными простиралась до 6,000 человек. В числе пропавших без вести были многие, погибшие в пожаре Малоярославца, пленных же было очень мало, потому что с обеих сторон сражались с необыкновенным ожесточением и не давали пощады.

Город, служивший местом побоища, представлял картину полного разрушения. Из 200 домов уцелело лишь 20. Церкви были сожжены и ограблены; на одной из них была надпись, означавшая, что она служила конюшней генерала Гельемино.

Никольский монастырь также потерпел значительно: церковь ограблена, деревянное строение выжжено; особенно же пострадали каменные въездные ворота, на фронтоне которых незадолго до неприятельского нашествия был изображен по извести лик Спасителя (Нерукотворенный образ). По рассказу старца (иеромонаха Сергия) образ этот написан на св. вратах незадолго до Малоярославецкого сражения, когда неприятель уже вступил в пределы России. «Не пишите, говорили некоторые из горожан трудившемуся над этим делом живописцу (с сыном); враг наругается над св. образом». – «Нет, отвечал верующий иконописец, скорее, Он поругается врагу», что и сбылось вскоре. Все вокруг образа изъязвлено картечными и ружейными пулями, но ни одна из них не коснулась Божественного Лика.

Завязался упорный бой. 19-й Егерский полк, впереди которого шел его полковой священник Васильковский, с Животворящим крестом в руках, вытеснил неприятеля из середины города к самому монастырю; обе стороны долго оспаривали небольшую площадь перед его св. вратами.

Генерал Дельзон, видя, что войска его, теснимые нашими, спускаются к мосту, кинулся вперед, чтобы ободрить их, и в то самое время, когда защищал упорно дефиле, ведущее к реке между монастырем и городищем, был смертельно поражен пулею в голову; вместе с ним погиб родной брат его, бросившийся к нему на помощь. Потеря вождя еще более смешала французов: не удержась на горе, они стеснились у монастырских ворот, ища укрыться за оградою; наши егеря ворвались туда же вслед за ними и штыками, и грудью сбрасывали неприятеля в ров. В этой-то ужасной свалке сотни выстрелов напечатлелись на св. вратах вокруг св. лика Христа Спасителя. Пятьсот пудов свинцовых пуль собрали и продали после боя бесприютные Малоярославецкие граждане, а сколько эти пули стоили жизней. И в эту зиму, как рассказывают старожилы, ружейными ложами отапливали печи своих новых жилищ. В отсутствие из разоренной обители ее настоятеля и братии искатели добычи успели вынуть и из монастырской ограды три ядра и около сотни пуль, которые о. Макарий усердно желал сохранить на память события неприкосновенными.

16 октября о. Макарий, узнав, что обитель, им устроенная, разорена, сожжена и разграблена, оставив Калугу, в лаптях и рясе, в сопровождении одного послушника, спешил в Малоярославец на новый подвиг забот и труда. Все улицы города представляли груду пепла и развалин. Несгоревшие строения дымились еще в пожарных остатках. На высоте Никольской слободы и по высотам Спасской, у развалин церкви Спаса Преображения пылали и курились огромные костры неприятельских тел. Окрестность, окровавленная площадь, улицы, – все было устлано мертвыми телами и лошадиными трупами. Ужасно было взглянуть в монастырский ров, заваленный людьми и лошадьми! Кое-где местами из расщелин выходили слабые стоны и восклицания раненых и домирающих. Болезненные вздохи терзали сердце, но вытаскивать и облегчать страдание раненых скорою помощью было невозможно. Впрочем, несколько из раненых были вытащены еще живыми. Остальных умерших надо было жечь там же, в пропасти. Ветер раздул прах погибших.

Долго молился о. Макарий на святые врата, не сводя взора с лика Спасителя, а потом с должными молитвами при содействии исправника Василия Александровича Аришова начал хоронить и прибирать мертвых. Восемь тысяч одних наших положили в трех курганах могилах, не считая врага, испепеленного на кострах, в огне. Два кургана с двумя простыми, деревянными, неокрашенными крестами виднеются в слободе Кисловке у самого Мариинского поля, а третий, пространнее обоих, на Бессоновском кладбище, возле церкви св. великомученика Феодора Стратилата, тоже простой деревянный крест, от времени уже погнивший, осеняет прах защитников отчизны.

Настоятель о. Макарий, затеплив лампаду у образа Спасителя, над воротами обители, отслужил панихиду о падших во брани; и с той поры день и ночь, яркой звездой сияя во тьме ночной и алмазом сверкая при солнце, горит неугасимо лампада. Теряясь в раздумье, он болезненно глядел на развалины монастыря, не знал, где взять и где искать средств к возобновлению. Будущность обители была темна. В монастыре не было ни куска черного хлеба, ни зерна крупы, – все запасы расхищены и все ценное захвачено, все удобство жизни разорено и во всем городе остались только одни печальные признаки прошлого быта. В колодцах и водяных рвах в кровавой воде везде плавали трупы. Послан был один из старцев за шестнадцать верст от города на Угадцкий завод за хлебом, но, с трудом купленный хлеб и вода, почерпнутая пригоршнями из ручья, не могла долго утолять голода и быть верным пропитанием. Необходимое возобновление монастыря и участь братии вынудила о. Макария отправиться в Москву.

До времени братство разоренного Николаевского монастыря с его настоятелем было по распоряжению Епархиального начальства помещено на жительство в Перемышльском Троицком Лютиковом монастыре у архимандрита Виталия.

Но о. Макарий, осмотрев лично свою обитель, в которой уже при самом первом входе в нее застал грабителей, увозивших вещи, пощаженные огнем и неприятелем, – решился, хотя и с нуждою, водвориться в ней немедленно, предпочитая родное пепелище чужому гостеприимному крову.

Поручая себя молитвенному покрову крепкого помощника и защитника обители, святителя Николая, о. Макарий с братией к празднику 6 декабря 1812 года уже переместился в свою обитель.

Как мы видели выше, в ней во время неприятельского нашествия была всего одна малая церковь (придельная) во имя св. великомученицы Параскевы. О. Макарий при первом ее осмотре 16 октября нашел, что престол и жертвенник были обнажены, но остались на месте; царские двери были разломаны, резьба на иконостасе попорчена, почему о. Макарий по водворении в монастыре занялся исправлением повреждений: сделал на престол и жертвенник новые одежды (антиминс прежде нашествия был снят) и, приведя все в должный порядок, обратился в Консисторию с вопросом: «каким образом должно ему приступить к Богослужению в сем оскверненном нашествием неприятеля Параскевиевском приделе». На это он получил указ от 11 декабря того же (1812) года: «совершив церкви малое водосвятие, окропить церковь внутри; затем возложить на обнаженные неприятелем престол и жертвенник одежды по чиноположению, значущемуся в Требнике Петра Могилы».

Таким образом, ровно через месяц после неприятельского нашествия, попечением неутомимого настоятеля было восстановлено Богослужение в его полуразоренной обители.

Возложив все упование на помощь Божию, о. Макарий весною 1813 года приступил к вторичному возобновлению обители. Т. А. Целибеев, утомленный форменными отношениями к делу, в котором он желал руководить лишь одними сердечными побуждениями, на форменный вопрос к нему Консистории: «намерен ли он продолжить возобновление разоренного монастыря», отозвался, «что он заниматься возобновлением сего монастыря не в силах». Тогда преосвященный Евлампий, постоянно поддерживавший труды о. Макария своим архипастырским вниманием, входя в положение обители и ревнуя о ее восстановлении, вошел с представлением в Святейший Синод, испрашивая о вознаграждении монастыря за понесенные им во время неприятельского нашествия убытки в строении единовременным пособием до 3000 рублей. Вследствие этого представления, прислано при указе из Святейшего Синода в 1813 году с другими суммами, назначенными на исправление разоренных неприятелем в Калужской епархии монастырских и прочих зданий, 3000 рублей; с этими-то деньгами, и при пособии доброхотных дателей о. Макарий и приступил к обновлению обители. Так, в этом году выстроен каменный двухэтажный корпус с деревянным мезонином и подвалами длиною 36, а шириною 12 аршин: вверху устроены настоятельские и для почетных гостей покои, и в нижнем – братские келлии, который по показанию самого о. Макария стоит около 25,000 рублей; в то же время, продолжались работы и по возведению заложенного в 1812 году, перед нашествием неприятеля, соборного храма. Необходимость потребовала сломать придельную церковь во имя св. великомученицы Параскевы; но летом же была изготовлена, к зиме того же 1813 года, уже новая придельная церковка и освящена самим строителем о. Макарием 23 декабря во имя преподобных Антония и Феодосия, Печерских чудотворцев. В 1814 году отошел ко Господу незабвенный благодетель Малоярославецкой обители Московский купец Т. А. Целибеев; чувствуя приближение своей кончины, он написал (10 сентября 1814 года) духовное завещание на благоприобретенное им имение и, сделав душеприказчиком о. Макария, тогда же отдал в его полное распоряжение билеты Московской Сохранной Казны на сумму 14,200 р., да от частных людей векселей, заемных писем и расписок на 56,400 рублей, а всего, с включением земли и строения, стоящего 300 рублей, на сумму 70,900 рублей, для употребления всей этой суммы, согласно его завещанию, на окончание начатого при его жизни монастырского строения.

В 1816 году Калужская палата Гражданского Суда, давая знать, что в нее представлено из Малоярославецкого городового магистрата на утверждение завещание покойного Целибеева, вместе с тем, требовала взыскать с строителя о. Макария следующие со всей объявленной в духовном завещании суммы пошлинные, 4363 руб. 50 коп., деньги и прислать их в палату. Но о. Макарий, не имея возможности представить немедленно требуемых денег, как потому, что вся наличная сумма, завещанная Целибеевым, уже была издержана, так и по несостоятельности векселедателей, обратился к тогдашнему Обер-Прокурору Святейшего Синода, князю Александру Николаевичу Голицыну, с прошением об исходатайствовании Монаршей милости в пользу монастыря.

Вследствие всеподданнейшего об этом доклада г. Обер-Прокурора покойный Государь Император Александр Павлович, вместе с царским словом: «Закона переменить не могу, но, приняв в особенное внимание, что под стенами сего самого монастыря неоднократно переходившего в руки неприятеля, и, наконец, сделавшегося местом достославного поражения и победы», Высочайше повелел выдать из Государственного Казначейства 10,000 р., как на уплату пошлинных денег 4363 р. 50 к., требуемых Калужской палатой, так и в пособие на исправление монастырских зданий.

Этой Монаршей милостью и высоким вниманием к восстановляемой обители деятельность о. Макария получила новые силы к продолжению начатых трудов, и надобно полагать, что в это-то время созрел в голове его план о построении нынешнего величественного соборного храма; это тем вероятнее, если принять в соображение, относящийся к тому времени, вышеупомянутый отзыв Государя о Малоярославецкой обители, который служил для старца удостоверением, что историческое значение обители не есть одна мечта высокой души его, но что отселе она уже запечатлена царским словом и жертвою.

Тотчас по миновании неприятельского нашествия, о. Макарий приступил к обновлению монастыря, и дело это шло у него безостановочно и успешно; вышеупомянутые средства служили лишь основою того, что о. Макарий издержал на вознаграждение обители, при пособии благотворителей «всякого чину людей», которых он успел возбудить к участию в судьбах своей исторической обители. Исчислим, хотя кратко, что сделано им с 1814 по 1825 г.

Кроме упомянутого корпуса, в 1814 г. построена вновь с основания каменная, по правую сторону св. ворот, теплая церковь о двух приделах: первый (внизу) в честь Корсунской Божией Матери, а второй (вверху) во имя преподобных Антония и Феодосия Печерских с прикладкой к ней за ограду небольшой башни.

В 1815 г., против этой церкви, построены больничные каменные келлии; внизу устроен каменный со сводами подвал, а подле самых келлий за ограду каменная башня; покрыты железом и окрашены. С отделкой полов, дверей, рам, печей и со штукатуркой внутри употреблено на этот корпус 9 т. руб. с небольшим.

В 1816 г. выстроен по правую сторону каменный с деревянным, посередине на обе стороны, мезонином двухэтажный братский корпус в соответственность с настоятельским шириною в 12, а длиною в 36 аршин, покрытый железом и выкрашенный. В корпусе вверху в мезонине братская рухольня, в середине братские келлии и братская же трапеза с кухней, а внизу каменные погреба, для огородных овощей. С поделкой изразцовых печей, окон и лестниц, стоит корпус более 19 т. руб.

В том же году сделана каменная в полтора аршина толщиною ограда монастырская, простирающаяся по правую сторону от теплой церкви до братского корпуса, а по левую – от больничных келлий до настоятельского корпуса с двумя каменными башнями, кои покрыты тесом и выкрашены (до 5 т. р.).

В 1817 г. построен кругом каменной стеной обнесенный конный двор, с каменной для людей избой, каменной же конюшней на 14 стойл, с сараями и поднавесами, покрытый тесом (стоит более 7 т. руб.).

За монастырем под горою устроен скотный дом деревянный, кругом огороженный и покрытый тесом.

На задней ограде монастыря, что в виду с возвышенностей от Московской дороги, построена новая каменная большая башня, и как эта, так оставшиеся после разорения неприятельского сараи и погреба покрыты железом и окрашены.

Начатая в 1817 г. Монастырская, над св. воротами, каменная трехъярусная колокольня окончена в 1821 году, всей каменной отделкой с покрытием купола, шпиля и карнизов белым железом.

В оврагах на ключах подле монастыря устроены три рыбные сажалки, с утверждением на них трех высоких плотин.

Кругом монастыря на правой стороне вновь заведен фруктовый сад с выплапированием под него на оврагах 3 десятин и с обгородкою вокруг толстым деревом.

В 1823 г. по утвержденному плану и фасаду начата соборная, во имя святителя Николая, церковь каменная двухэтажная, которая выведена уже до сводов верхнего этажа, и на которую в течение двух лет употреблено уже более 45 т. руб., да заготовлено для окончания оной необходимо нужного материала с лишком на 5 т. руб.

На пожертвованной монастырю земле, по причине крайне стесненного его местоположения, окруженного с двух сторон рвами, построен для поддержки на будущее время монастыря дом, за монастырем, примыкающий к конному двору и монастырскому саду, весь каменный, покрытый железом и зеленой краской.

Сверх всего выше означенного, приобретено о. игуменом Макарием четыре колокола, из коих большой в 251 п. весом, за ним следующий в 172 пуда, средний в 87 п. и меньший в 47 пуд.; для церковной утвари серебряных изделий, состоящих в венцах, крестах, потирах, евангелиях и прочем, более полутора пуда серебра, и значительное количество риз церковных и других облачений парчовых и штофных; на вечное обращение из процентов, для поминовения и устроения обители, поступило вновь сверх вышеозначенных капиталов еще 30,000 руб.

Рядом с этим шло так же безостановочно с 1814 по 1822 год возведение каменного соборного двухэтажного храма, заложенного еще весною 1812 г. В одной из монастырских бумаг 1818 года видно, что в это время нижний храм уже был готов вчерне, и изготовлялся для него иконостас, как вдруг постройка остановилась... По словам старожилов поводом к этому было будто бы то, что от внезапной осадки фундамента поделались трещины в сводах, на которых надобно было утверждать второй этаж. Может быть и так, но, как бы ни было, а создавшийся в течение 8 лет (с 1814 по 1822 г. включительно) храм был разобран до основания и в 1823 г. вторично заложен соборный храм по новому плану, утвержденному в том же году преосвященным Филаретом, епископом Калужским и Боровским.

Построение этого храма сделалось задачей всей жизни трудолюбивого и Боголюбивого старца, главным предметом его дум, забот и попечений; о совершении сего дела он молился в храме и в тиши келейного уединения, им был занят с раннего утра до позднего вечера, ездил для сборов в Москву и, возвратясь, с усиленной деятельностью принимался за продолжение работы, писал, к кому только мог, от высших до низших, прося, моля и убеждая внести свою лепту на дело, которым желал увековечить память места, послужившего пределом нашествия французов.

Бог благословил намерения и труды старца, хотя ему, однако, и не суждено было видеть полного осуществления своей мысли – может быть, для того, да не похвалится всяка плоть пред Богом.

«Но, тем не менее, святое дело совершилось, и Николаевский храм из рода в род будет напоминать о славном событии, а величественный вид его заставит невольно всякого спросить об имени строителя, прах которого покоится под сводами святилища, рядом с другим незабвенным благодетелем Малоярославецкой обители Т. А. Целибеевым, благочестивая щедрость которого положила начало обители и храму», – писал первый историк обители, о. архимандрит Леонид.

Из сборщиков того времени особенной памяти Николаевской обители заслуживает монах Иоанникий, который почти постоянно проживал с этою целью в Москве и пользовался особым расположением московских граждан, в особенности же, купеческого сословия. Память об о. Иоанникии и расположение к нему в 1861 г. проявились особенным образом: один из Московских жителей, пользовавшийся духовными назиданиями о. Иоанникия, поручил о. протоиерею Московского Архангельского собора 2000 руб. серебром с тем, чтобы на эту сумму через посредство его была воздвигнута в обители над могилою покойного старца часовня, в которой теплилась бы неугасимая лампада и совершалось в положенные дни о упокоении души преставльшегося церковное поминовение. Тогда же была пожалована и ризница.

Ризница эта из зеленой материи с золотыми крестами, была прислана в Калужскую духовную консисторию от Министра Императорского Двора, при отношении князя Волконского, а из консистории к настоятелю монастыря игумену Макарию при указе от 21 марта 1827 г. В ответном от настоятеля донесении в консисторию от 12 апреля того же 1827 года сказано, что: «за изъявление Монаршей милости отправлено благодарственное молебствие соборне».

Продолжая изыскивать средства к приведению в окончание внутренней отделки храма, о. Макарий до последнего дня своей жизни продолжал трудиться над исполнением своего плана, не уклоняясь нимало от его осуществления и в самомалейших частностях.

А между тем, здоровье его, расстроенное непрерывными напряженными трудами, видимо истощалось, «как лампада, раздуваемая ветром». Старец прожил одно лето в Москве, где пользовался минеральными водами, хлопоча, в то же время, о сборе на храм, и, возвратясь в обитель, с удвоенной ревностью принялся за любимое дело. Смерть застала его не на одре, а среди обычных трудов. Он мирно скончался на руках им собранной и любившей его, как попечительного отца, братии 27 августа 1839 года на 74 году от рождения, и погребен внизу под сводами созданного им Николаевского храма, рядом с восстановителем обители Московским купцом Целибеевым. Память этих мужей написана неизгладимыми чертами в летописи Малоярославецкой обители, а особенно, в сердцах ее иноков, и Николаевский храм, созданный по мысли о. Макария, по его плану и под его личным наблюдением при пособии Целибеева, отказавшего обители почти все свое достояние, служит лучшим памятником их благочестия, ревности к делу Божию и полезной деятельности.

Из позднейшего времени особенно замечателен в этой обители подвижник – игумен о. Пафнутий, о котором имеются только формулярные сведения. Вот они:

Пафнутий, в мире Петр Осмоловский, был родом из дворян Черниговской губернии, города Глухова. Оставил мир в молодых летах, поступил на жительство в Козельскую Оптину пустынь; определен в число братства ее указом от 29 января 1836 года. Пострижен в монашество 27 мая 1839 года; рукоположен во иеродиакона 8 сентября того же года, а в иеромонаха 30 января 1843 года. В 1853 году, 30 ноября, назначен начальником Оптинского скита и указом 26 февраля 1854 года определен духовником обители. В 1855 году награжден набедренником. В 1862 году в ноябре месяце по указу Святейшего Синода, основанному на представлении преосвященного Григория, епископа Калужского и Боровского, назначен настоятелем Малоярославецкого монастыря, с возведением в сан игумена (21 ноября).

О. Макарий был одним из ближайших сотрудников обновителя Оптиной пустыни, о. игумена Авраамия. В бытность здесь, он чудесно был спасен от смерти. Вот как это произошло. Во время обновления Оптиной пустыни приснопамятным настоятелем ее о. Авраамием, когда разбирали старую деревянную ограду, в числе прочей братии находился на этой работе и иеромонах Макарий. Он имел несчастие упасть с верху ограды, на том самом месте, где потом был заложен фундамент Казанской церкви, и ушибся смертельно. Во время своей жестокой болезни, благочестивый инок молил Пречистую Богородицу, да продлит ему лета живота. И вот, в сонном видении, увидел он себя в доме помещицы, Козельского уезда, села Фроловского, Елены Семеновны Сабуровой, слезно молившимся пред иконой Казанской Божией Матери, ей принадлежащей. Проснувшись после такого видения, о. Макарий почувствовал облегчение от болезни и, в то же время, дал, от полноты благодарного сердца, обет, по совершенном выздоровлении, ехать в дом г-жи Сабуровой и отслужить там молебен пред виденным им во сне образом Богоматери. По времени, он исполнил свой обет. При исполнении этого обета о. Макарием, г-жа Сабурова в разговоре сообщила ему, что она имеет намерение построить в одном из своих сел престол во имя сего образа, прибавив при том: «а, если согласитесь устроить его в Оптиной пустыни, то я с радостью отдам эту икону вам в обитель и сверх того, пожертвую деньгами на постройку». Иеромонах Макарий, возвратясь в обитель, передал о желании г-жи Сабуровой о. игумену Авраамию, который, приняв это известие за знак особой милости Божией к его обители, немедленно решился устроить на месте происшествия, послужившего поводом к предложению г-жи Сабуровой, теплую церковь в честь Казанской Божией Матери, о чем не замедлил сообщить Сабуровой. Исполняя обещание, г-жа Сабурова вместе с иконою прислала о. Авраамию еще и значительную сумму денег на церковное строение, а иеромонах Макарий, по усердию своему, ездил за сбором подаяния на окончательную отделку храма. Сооружение Казанской церкви было начато в 1805 году и окончено в 1811 году; освящена была эта церковь в 1811 году епископом Калужским Евлампием 23 октября, а приделы – в 1815 г.: Воздвиженский, преосвященным епископом Калужским Евгением, а Георгиевский – архимандритом Новоспасского монастыря Амвросием.

Игумен Пафнутий впоследствии имел бронзовый наперсный крест, на Владимирской ленте, в память войны 1853–1855 г.г., по предписанию епархиального начальства, указом Святейшего Синода, от 10 апреля 1872 года награжден палицей; в 1 день апреля 1879 года за отлично усердную службу был пожалован ему орден св. Анны 2-й степени; имел знак красного креста о больных и раненых воинах; возведен в сан архимандрита преосвященным Владимиром, епископом Калужским и Боровским 17 апреля 1886 года; указом 15 мая 1891 года за отличную усердную службу пожалован орденом св. равноапостольного князя Владимира 4-й степени. Умер 23 июня 1891 года и погребен, с разрешения митрополита Исидора, в особо-приготовленном в нижнем этаже монастырского храма склепе.

В памяти же братии образ этого настоятеля окружен ореолом строгого подвижничества⁴⁷.