Афонский подвижник игумен Павел

(Память 2 августа).

О нем писал в свое время инок Парфений так.

Вкратце опишу жизнь иеромонаха Павла, игумена скита Ильинского, который взошел в Русский Пантелеймонов монастырь и с собой русскую братию ввел, и в нем скончался в 1840 году, препроводив в Афоне тридцать шесть лет. Иное я слышал о нем от самого, иное своими очами видел, иное от его учеников узнал. А о юности его слышал от его прежде бывшей супруги, ныне живущей в граде Калуге, в женском монастыре, монахини Павлы.

Родом он великороссиянин, города Калуги, из богатых купцов; в младенчестве просвещен святым крещением и наречен был Петром. С малых лет он посвятил себя на служение Богу и всегда упражнялся в чтении духовных книг и Священного Писания, и всегда приметался в дому Божием. Достигши возраста, занимался торговлею, но всегда имел сильное желание поступить в монашество и беспрепятственно поработать Господу Богу своему, только удерживаем был от родителей. Когда достиг совершенного возраста – неволили его родители жениться. Он же ниже слышать хотел о женитьбе. Они же все силы употребляли, чтоб женился, и, то угрозою, то ласкою, то слезами понуждали исполнить волю их. И он, хотя и не по желанию своему, но покорился своим родителям и женился. Пожил с женою три года и имел двух дщерей.

Потом, в одну ночь, Петр в ложнице подошел к своей супруге и со слезами начал ей говорить: «возлюбленная и милая моя сожительница, ты знаешь, как я тебя люблю, такожде и детей моих, и много мы имеем богатства, но все сие тленно и скоропреходяще: придет смерть и любовь нашу расторгнет, и нас вечно разлучит, и богатство наше останется, а мы должны пойти к праведному Судие только с одними добрыми делами; потому надобно нам их заготовить, и в сем мире Ему послужить, поработать и помолиться». Она же ему ответила: «любезный друг мой, работай и молись Господу Богу; я тебе в том не препятствую, ниже возбраняю; еще и сама тебе буду подражательница». Он же сказал: «любезная моя, отпусти меня в святый град Иерусалим поклониться живоносному Христову гробу и прочим святым местам». Она ответила: «иди с Богом, я тебя отпускаю». Он же, видевши супруги своей такое благое расположение, весьма обрадовался, и начал выправлять себе паспорт. Хотя родители много тому препятствовали, но не могли удержать, потому что жена и общество отпустили. Губернатор, видя его, весьма юного, трижды призывал жену его и уговаривал ее, чтобы она его не отпускала; потому что, как за границу уйдет, не захочет возвратиться назад. Но она отпустила, полагаясь на волю Божию. Петр, получивши паспорт, отправился в путь; жена провожала его сто верст. Было им тогда по двадцати одному году. Потом стали прощаться, и он ей начал говорить: «любезная моя супруга, Господь сказал: аще кто грядет ко Мне, и не возненавидит отца своего, и матерь, и жену, и чад, и братий, и сестер, еще же и душу свою, не может Мой быти ученик» (Лк.14:26). И я хочу быть учеником Господа моего Иисуса Христа; и не знаю, возвращусь ли назад, или нет. А тебя с детьми препоручаю единому Богу, и ты помни Его, Создателя, и не забывай; при сем прости меня и благослови идти в след Христа». Едва успел сказать сие, сел в повозку и уехал. Жена, услышавши последние слова, упала на землю, яко мертвая, без памяти положили ее в повозку, и возвратилась в дом свой; и плакала десять лет, все ждала мужа. Потом, услышавши, что он в святой горе Афонской пострижен в монашество, уже и иеромонахом, сама поступила в Калужский женский монастырь, и уже пострижена в мантию; а дочерей сродники выдали замуж.

Оставив жену и отечество, Петр поехал прежде в Иерусалим и поклонился живоносному Христову гробу и прочим святым местам; потом заехал в св. Афонскую гору и, обошедши все монастыри и скиты, и всю св. Гору, определился в скит св. Пророка Илии, к малороссиянам в число братства; потом пострижен в монашество и наречен Павлом; скоро рукоположен во иеродиакона и во иеромонаха. Прожил он в скиту, в совершенном послушании и в отсечении своей воли, восемнадцать лет. Тогда наступило смутное военное время; а наипаче грозное Божие посещение постигло св. Афонскую гору; и пошли братия, кто куда мог; тогда и скитские братия разошлись. Игумен Парфений с иеромонахом Павлом и с немногими братиями, убравши скит, все церковные и скитские вещи спрятали в потаенные погреба и кладовые, и засыпали землею; а легкие вещи и деньги взяли с собою, скит заперли и отправились в Россию, в Одессу, а оттуда – в Молдавию. Странствовали восемь лет, много претерпели скорбей и почти самую смерть, так что никогда о том не мог Павел без слез говорить. Когда перестала война, наступило мирное время, и стали братия возвращаться в св. Гору; тогда и Павел с игуменом Парфением возвратились в св. гору Афонскую. Пришедши к своему Ильинскому скиту, едва могли в две седмицы добраться до врат: в восемь лет весь зарос великим лесом, почти год очищали скит и еще три года очищали сады. Сколько они тогда положили трудов, только единому Богу известно. И привели скит в совершенный порядок. Павел постригся в великую схиму, но имени ему не переменили. Со временем собралось братии в скиту до сорока человек.

В 1837 году послал Господь на скит Ильинский великое искушение: по какому-то случаю заразился скит чумой, и все почти братия, и сам игумен Парфений сделались ее жертвою. В то время Павел ежедневно служил литургию, всех больных зараженных причащал и в схиму постригал, и с немногими остался в живых, и потом высидел сорок дней карантин. После того, собравшись посторонние братия, греки и все русские, подняли из монастыря Ксиропотама Пречестное Древо Креста Господня, великую его часть с отверстием, где был гвоздь, и было в ходу множество духовенства, с крестами и хоругвями, и с великим пением. И взошли все братия прямо в скит, и никто не убоялся заразы, но положились на волю Господню; и, взошедши в соборную церковь, отпели молебен, святили воду и погружали самое Честное Древо; потом кропили братии, оставшихся от чумы, и весь скит. Было всенощное бдение и литургия, и было всем в трапезе велие утешение. Потом, по согласию афонских братий и своих оставшихся, выбрали игуменом иеросхимонаха Павла и утвердили сие грамотами. И он опять собрал братий, человек до сорока, и устроил в скиту весь общежительный чин и порядок. Но добра ненавидяй враг, диавол, возмутил малороссиян, и восстали они на великороссиян, а наипаче на игумена Павла, и многие наводили на него скорби: трижды с бесчестием сгоняли с игуменства, хотя и паки возводили; и, наконец, выгнали со всеми великороссиянами без возврата. Хотя Павел скорбел о том, что, тридцать пять лет проживши в скиту, после с бесчестием выгнан, но не роптал на малороссиян и ученикам своим возбранял стропотное о малороссиянах говорить, и всегда говорил: «малороссияне – великие нам благодетели – они нам ходатайствуют жизнь вечную».

Вскоре Господь утешил Павла: за его смирение и безропотность дал ему, вместо скита, великий царский монастырь, вместо одноэтажной малой келлии – пятиэтажный корпус. Осенью 1839 г. начали звать отца Павла, со всею братией, Русского Пантелеймонова монастыря отцы, греки, в свою русскую обитель, на вечное жительство. И отец Павел, по благословению духовника Арсения, взошел в древнее русское наследие, в Русский монастырь св. великомученика Пантелеймона; освятил первоначально храм во имя святителя Митрофана, Воронежского чудотворца, обещанный иеромонаху Аниките, и прожил в Русском монастыре восемь месяцев и десять дней, удивляя всех греков своим смирением, терпением и послушанием, и давая во всем образ своим ученикам.

Июля 28 числа, 1840 года, отец Павел заболел и был не здоров три дня, но литургию служил, хотя и с трудом. Августа 2-го числа уже в церковь идти не мог, но приказал читать утреню у себя в келлии. По окончании полунощницы начали утреню. Шестопсалмие читал сам, с особенным самоуглублением, и много слез проливал, а наипаче на первых трех псалмах, когда читал: «Не остави мене, Господи Боже мой, не отступи мене. Вонми в помощь мою, Господи Боже мой, к Тебе утреннюю: возжада Тебе душа моя, коль множицею Тебе плоть моя», и проч. (Пс.37 и 62). Потом несколько утешился и с великим восторгом читал: «благослови, душе моя, Господа, и вся внутренняя моя имя святое Его: благослови, душе моя, Господа, и не забывай всех воздаяний Его» и проч. (Пс.102). Ектении уже не мог сказать, а велел пропеть двенадцать раз «Господи помилуй». Когда начали петь: «Бог Господь и явися нам, благословен грядый во имя Господне», он предал душу свою в руце Господа своего, Которого от юности возлюбил паче родителей, жены и чад своих, и Которому тридцать шесть лет поработал в иноческом чине.

Воистину, честна пред Господом смерть преподобных Его. Скончался без всякой болезни и страха; умер, яко уснул сладким сном, сидя, и повесив свою голову. А, видевшие сие, братия оставили читать утреню, скоро пошли в собор и сказали игумену Герасиму. Из собора все пришли к усопшему. Греки горько о нем плакали, не имея надежды видеть из русских другого такого подвижника, кроткого и смиренного; и не только они, но и братия других обителей св. горы Афонской о нем плакали, услышав о его кончине. Игумен Герасим послал по всей горе Афонской повестить всем русским, чтобы пришли на погребение. Погребали его всем собором, русские и греки. Игумен Герасим горько плакал. Архимандрит Прокопий говорил надгробное слово и ублажил странствие, скорби и изгнание, кротость и смирение почившего. Через три года, по обычаю афонскому, откопали его кости, и оказались, по афонскому замечанию, благодатными: желты яко воск, и некое малое испускали благоухание. И поставили главу его в гробнице под церковью, и написали на главе сице: «Иеромонаха Павла Русского».

Теперь скажу о его непамятозлобии. По изгнании его из скита, сделался игуменом в скиту тот, кто более его гнал, иеромонах Акакий, и, поживши полгода игуменом, много скитского имения расточил. И сделалось через то в скиту великое смущение. Игумена Акакие арестовали и послали за отцом Павлом, и просили его, чтобы сказал, каких вещей не оказывается; потому что Павел знал, что есть в скиту, где тридцать пять лет прожил. Но отец Павел покрыл п оправдал своего врага и вместо зла сотворил ему благо: сказал, что все цело, что было прежде. Этому его поступку удивлялась вся гора Афонская⁴.