Старец иеросхимонах Стефан Вятский

(Память 15 августа).

Родиной иеросхимонаха Стефана была деревня «Над речкой Филейкой», по простонародью «Куртеевы», в Вятской губернии и уезде. Родился он 17-го июля 1830 года и во святом крещении был назван Симеоном. Родители его, Петр Степанович и Ирина Трофимовна Куртеевы, были крестьяне и занимались земледелием. О своих родителях и о родном брате, о том, как они жили, отец Стефан еще при своей жизни писал: «Не напрасно же говорят: первое счастье для детей – разумная мать». Всегда вспоминаю я с сердечной признательностью ее мудрое воспитание детей своих, то счастливое для меня время, в которое под ее смотрением, наслаждался я благами жизни сей. Она постоянно была предана заботе о спасении души – не своей одной, но и детей своих: жила она всегда в страхе Божием, говорила часто о Боге и, хотя не была грамотна, но много знала молитв наизусть и нараспев произносила их, – за пряжей ли когда сидела, или полола в огороде. Это была примерная женщина, добрая, боголюбивая! И кто из близ живущих не знал Ирину Трофимовну! Кто при нужде к ней не приходил за пособием! Они даст бедному соседу и коровушку в долг, пособит и девушке-сироте выйти замуж. Была она настолько жалостлива, сострадательна к сирым и бедным, что всякий, кто знал, помянет ее с пожеланием сердечным: «дай ей, Господи, царство небесное»!

«Об отце не знаю, что сказать, – был он человек характера неспокойного, тем более, что одержим был слабостью винопития, коему особенно предавался он в праздничные дни, расточая на это нередко последние свои достатки. Благодаря этому, настоящей хозяйкой в доме, воспитательницей детей была моя мать, а не отец. При этом, много горя и тяжких обид пришлось перенести ей от отца: она была страдалицей в полном смысле этого слова. Поступивший в гимназию в Вятке, Симеон Куртеев курса в ней, однако же, не кончил и вышел из 6-го класса, благодаря какому-то недоразумению, происшедшему у него с одним из учителей. Конечно, оставить гимназию за два года до окончания курса ему было тяжело, но это еще более поразило его мать... Когда он пришел к ней и заявил, что уже не будет более учиться, то она исполнилась скорби и печали; наконец, она решилась прибегнуть за советом к местному священнику села Филейки, о. Стефану, которому она и передала подробно все, случившееся с сыном ее. Священник принял участие в ее скорби и много говорил ей для назидания, говорил, чтобы она предалась во всем на волю Божию; «если он куда захочет идти, то ты не запрещай». Слова эти впоследствии оказались пророческими, хотя сам священник и не придавал им, быть может, такого значения. Успокоенная священником, мать Симеона всецело предалась во всем воле Божией; ибо и у нее, действительно, было желание, чтобы Симеон был слугою Господа.

По выходе из гимназии, Симеон Куртеев продолжал свое образование в сельскохозяйственном училище, в горне Казани. Руководясь желанием достигнуть высших степеней знания и услышать последнее слово науки, Куртеев оставил и это училище, и отправился, по желанию старшего брата, в Петербург, для приготовления к поступлению в Петербургскую медико-хирургическую академию. Но не к человеческому званию, и не к мирской науке готовило его Провидение. Недолго пришлось ему пробыть у брата в Петербурге. В то время, только что были отпечатаны и читались многими с охотою «Письма Святогорца о свят. горе Афонской». Эти увлекательные сочинения так подействовали на ум и сердце впечатлительного юноши, что он ушел из Петербурга с готовностью терпеть голод, холод, нищету и все скорби страннической жизни, без всяких средств, с одним упованием на Бога, чтобы только достигнуть пустынной иноческой обители. Но это было не так легко исполнить, как казалось, – юноше недоставало благословения матери. Будущий отшельник вернулся поэтому на родину. Прибыв из Петербурга к среднему брату, Ивану Петровичу, который жил на родине с матерью, Симеон Петрович пробыл немного времени у брата; намерение покинуть мир и его соблазны не оставляло его, а напротив, все более и более укреплялось в нем. Обдумав все, он решился, наконец, с благословения своей матери, уйти на пустынный остров Соловецкий, на Белом море и там посвятить себя на служение Богу иноческими подвигами, под руководством опытных в духовной жизни старцев; тогда ему было всего около 20 лет от роду. В Соловецкую обитель он прибыл с другом своим, таким же молодым, Иваном Ивановичем Куртеевым; там приняли их обоих в качестве послушников; Симеону Петровичу сначала дали послушание в бочкарне делать ведра, чему он обучился еще в сельскохозяйственном училище в Казани. В первый день работы он, как не привыкший еще к инструментам, до того часа, когда положено завтракать, успел сделать очень мало. Когда послышался в монастыре звонок к завтраку, Симеон просит у брата, старшего над ним, благословения идти на трапезу. Но старший сказал ему с оттенком негодования: «какой тебе еще завтрак, когда ты и одного ведра не сделал». – Так и остался без завтрака юный послушник Симеон. В скором времени, перевели его на другое, более тяжелое послушание, которое ему было совсем не под силу, почему и не мог принять его на себя. Ему поручили переносить пятипудовые мешки с мукою в пекарню, и, когда он отказался от такого послушания, то о нем доложили настоятелю, что он вообще неспособен к послушанию. Настоятель приказал ему уйти от них, куда хочет, и он ушел, по слабости сил, прожив в Соловецкой обители только восемь недель. Выйдя оттуда, и переправившись по морю в г. Архангельск, Симеон пошел странствовать по святым местам России, отыскивая себе новых наставников и руководителей в духовно-подвижнической жизни. Послушник Симеон стремился к уединению, чтобы приблизиться к Богу и уже знал, что ничто не может быть сильнее молитвы; а в этих обстоятельствах помощь Всемогущего и молитва к Нему были ему, как страннику, необходимы. И потому, он любил странствовать всегда один для того, чтобы удобнее было предаваться молитве Иисусовой, и, по мере упражнения в ней, находил в этой молитве все большую и большую силу подкрепления; эта молитва неудержимо влекла его к себе, так как всегда после нее он чувствовал особенную, необъяснимую радость. И был он во многих благоустроенных монастырях, отыскивая руководителя-старца, опытного в духовной жизни. Наконец, Симеон дошел до монастыря преподобного Нила Сорского; там славился в то время духовной мудростью и святостью жизни старец-иеромонах Нил, искусный в иноческих подвигах. Симеон Петрович посетил его, прося благословения и совета в своей жизни. Старец, взирая прозорливыми очами на юного Симеона и, предусмотрев благодать, имеющую на нем почить, благословил его идти на свою родину, учить детей и сказал: «ты там получишь спасение». Симеон, предавшись вполне воле Божией, по совету старца Нила, снова направился к родным местам, решившись окончательно посвятить себя уединенной жизни именно там и даже мысленно избрал и место для этого.

Во время странствования Симеон Петрович нанялся однажды у крестьянина косить траву, для того, чтобы на заработанные деньги прокормить себя дорогой. Крестьянин, к которому нанимался Симеон, объявил ему: «у меня работают поденщики по 50 коп. в день; я и тебе дам эту же плату, но, если будешь старательно работать, не ленясь, то и могу еще тебе прибавить». На эти условия странник Симеон охотно согласился и работал у крестьянина в течение недели; хотя и не особенно сильно старался, но от других не отставал; при работе же хранил молчание и умом постоянно призывал имя Божие. По прошествии недели пришлось делать расчет за работу; хозяин спросил нового работника: «а что? сколько тебе за работу-то»? Работник Симеон очень удивился такому вопросу крестьянина; но со смирением и кротостью сказал ему: «а сколько положишь». Он не сомневался в честности хозяина, так как видел, что он рассчитывал прочих по условленной цене и мирно, не ссорясь. И вдруг, он видит, что ему он отдает за все шесть дней только 60 коп. Жена крестьянина, видя такой поступок мужа, с упреком заметила ему: «что ты мало отдал страннику за работу»? Но мужик сказал жене: «да, видишь, – он дурак; потому ничего и не говорит, что мало; значит будет для него и этих денег. И на работе-то было заметно за ним, что он ничего не говорил, а только молчал, словно без языка; и мне думается, что он вовсе бестолковый, ничего не понимает». Все-таки жена мужика, имея более сострадательное сердце, сжалилась над странником и, без всякой со стороны последнего просьбы, насыпала ему котомку сухарей на дорогу, затем проводила его из дому и, прощаясь, просила его не осудить ее мужа. Видя смиренное сердце женщины, странник Симеон успокоил ее словами Божественного Писания, и она возвратилась с миром домой; сам же он еще раз возблагодарил Господа за хлеб и за деньги заработанные, и Господь не оставил его; денег, полученных им, достало на всю дорогу до самого дома, и он прибыл благополучно на родину. «Взял пример я, говорил Симеон Петрович, объясняя свое стремление к дому, с преподобного Зосимы Соловецкого, который тоже жил сначала в маленькой келлии позади своего дома; так и я пожелал жить близ своего дома».

В окрестностях города и реки Вятки местность, вообще, холмистая, напоминающая собою застывшую вдруг морскую зыбь, морские волны; проезжая там, вы только и делаете, что спускаетесь с одного холма, чтобы подняться на другой такой же, или немного круче; горы встречаются редко. В 6-ти верстах от города, недалеко от деревни, называемой «Над речкой Филейкой», за полем, по таким же холмам растет лес, ныне, впрочем, уже частью вырубленный; по крутому холму в версте от деревни, тотчас за полями, протекают из горы два ключа-ручья. У этих-то ручьев, в горе, отшельник Симеон избрал себе в лесу, около маленького болота, удаленного от людского шума, место для келлии, имевшее в то время чрезвычайно неприятный, унылого характера, вид, и почти совершенно недоступное для людей, от опасности увязнуть в болоте. Симеон Петрович сам выкопал себе тут в горе пещеру; поставил в ней сруб, в коем можно было только сидеть, стоять или лежать, но не ходить, так как в ширину и длину он был только два аршина с четвертью; так же и в вышину, – без дверей, с одним окном, в которое он едва пролезал, и другим, около трех с половиной вершков, под самым потолком.

Первоначально, по прибытии из путешествия по святым местам, Симеон Петрович удалялся в свою пещеру на время, а более пребывал в доме родителей. Отец не обращал на него никакого внимания, но мать любила Симеона и потому не препятствовала его иноческим стремлениям и даже благословляла его на служение Богу. Но средний брат, Иван, занимавшийся тогда обработкой земли и управлявший всем хозяйством в доме, видя, что младший Симеон все только и делает, что читает книги, а работает очень мало, и, считая чтение за безделье и праздность для крестьянина, не возлюбил его и стал преследовать. Поступки Симеона и устройство келлии не укрылись также и от взоров по деревне и окрестных жителей, которые, видя его живущим в лесу, называли «умалишенным Сенькой». И вот, однажды, побуждаемый общей недоброй молвой и настроенный, вероятно, даже советами соседей, брат Иван в раздражении выгнал Симеона из дому в худенькой шапке и плохой одежде, говоря: «ступай, куда хочешь», и в насмешку дал ему на дорогу 17 коп., хотя у него уже было и свое порядочное состояние. Симеон покорился его воле, смиренно взял деньги и удалился в свою землянку; на 12 коп. он купил раму для окна, а на остальные 5 коп. купил подсолнечного масла для лампадки, чтобы при свете ее читать книги. Чтобы успокоить свою душу, Симеон углубился в чтение Евангелия, Посланий Апостольских, творений святых отцов, которых избрал себе в руководители, и советы их записывал, как драгоценные находки для ума и сердца своего.

Вскоре, однако же, брат Иван, видя смирение и незлобие Симеона и неизменную решимость его покинуть мир для служения Богу, перестал сердиться на него, решив не обращать никакого внимания на его поступки. Когда он по праздникам приходил в церковь села Филейки в лаптях, в худенькой одежде, пропитанной от пещерного воздуха затхлым запахом, – люди, знавшие его, как он прежде, будучи гимназистом, ходил в светлых «пуговичках», а теперь походил на нищего, кивали на него головою и говорили друг другу: «посмотрите-ка: Сенька-то с ума сошел верно, стоит весь оборванный и пропитанный каким-то гнилым запахом». Очень много приходилось терпеть насмешек юному отшельнику. Симеон терпеливо выносил все оскорбления, наносимые ему словами. Затем и совсем перестали обращать на него внимание и оказывали ему одно только молчаливое презрение. Не менее десяти лет испытывал он такое презрение и уничижение от людей, и в течение этого времени никто и шапки пред ним не снимал. Но, чем более испытывал Симеон стеснения и горя, тем более он радовался ниспосылаемым ему искушениям, и от сего душа его пребывала постоянно в молитвенном настроении и богомыслии.

Симеон Петрович, горя любовью к Богу и желая совершенно умертвить земные влечения свои, возложил на себя железные вериги, по примеру древних отцов. Пищу принимал в очень малом количестве и то, в два часа пополудни, а вечером уже совсем не ел. Чаю и сахару он не имел, а, если и пил когда, по немощи, горячую воду с солодковым корнем, то говорил он так: «еще в пустыне жить, да чай пить. Если будешь сладко есть и пить, то не можешь жить в уединении и в пустыне». И потому, настолько он был худощав, что приходилось ему класть под пояс на живот подушку, чтобы не было заметно для других его истощение. Поэтому, поселившись в пещере, в лесу, Симеон Петрович старался все более и более избегать сношений с миром и продолжал посещать только своих родителей, брата и двух друзей: Онисима Феодоровича и Ивана Ивановича К-вых, но и к ним приходил только по необходимости, и то ненадолго, а большую часть времени проводил в своей келлии, углубляясь умом и сердцем в молитву. Хотя келлия Симеона Петровича находилась и не более версты от села Филейского, но деревья скрывали село от глаз Симеона. Место же, где стояла келлия, было, как упомянуто, дикое и болотистое; многие даже боялись там ходить. Однажды, поздно вечером, возвращаясь от брата в свое убежище, Симеон почувствовал такой страх, что, казалось, волосы его поднялись дыбом. Осенив себя крестным знамением и продолжая мысленно призывать Бога, он успокоился и мирно дошел до своей келлии. Однако, этот случай заставил его срубить часть деревьев в лесу настолько, чтобы, хотя было возможно, видеть крест на церкви села Филейском.

Отшельник Симеон, желая приблизиться к Богу мыслью и во исполнение слов Апостольских: «непрестанно молитесь» (1Фес.5:17), избрал себе для непрестанного моления молитву Иисусову и постепенно увеличивал число поклонов и произнесения ее. Кроме того, Симеон старался приучать себя к совершенному молчанию.

В первые годы пустынной жизни Симеон ходил из пещеры своей к брату помогать сушить овин по вечерам, а днем и ночью находился всегда почти в своей келлии; за это получал от брата муку и картофель, служащие ему пищей, которую он сам приготовлял; пек в золе картофель, лепешки на сковороде, и ел их с водой. Однажды брат Иван попросил Симеона съездить с ним в луга в зимнее время на санях, за сеном; и Симеон согласился, и поехал; брат правил лошадью, а Симеон сидел в санях один, взирая на небо и занимаясь Иисусовой молитвой; вдруг ему представилось, что, будто, по воздуху, по направлению к востоку, несут ангелы инока в мантии. Чрезвычайно обрадованный этим видением, он всегда хранил его в своем сердце. Именно в то время у него явилось первый раз сильное желание основать мужской монастырь близ села Филейки, о чем он и воссылал усердные молитвы к Богу, прося помощи в этом деле. И, действительно, Господь исполнил его желание.

Стремясь к наследию вечного блаженства, Симеон любил во всем скудость и нищету; он уже вовсе не заботился об одежде и носил всегда самую плохую и дырявую. Белье тоже мыл сам и, притом, только к большим праздникам. Некто однажды купил ему новый азям из черного сукна, хороший картуз и кожаные сапоги, но он отправился в город Вятку и продал всю эту одежду; надел на себя старый дырявый азям, а вырученные деньги отдал без остатка нищим и убогим, стоящим у церкви. Возвращаясь из города, он, недалеко от своего убежища, смотря на свою келлию, исполнился неизъяснимой духовной радости и пребывал в таком радостном состоянии духа целую неделю. Когда у Симеона была еще жива мать, он для нее приходил читать акафист Покрову Божией Матери – она любила его слушать; а он сам так привык к чтению его, что, когда не удастся ему прочитать в иной день акафист, то чувствовал беспокойство, как будто недоставало чего-то. В одно время мать Симеона сделалась очень больна, и видно было, что близка ее кончина. В последние минуты жизни матери Симеон, по ее желанию, читал акафист, и она слушала. Она чувствовала себя все слабее и слабее, и, лишь только Симеон окончил чтение акафиста, она скончалась. Радуясь, что успел дочитать акафист, Симеон сказал: «Слава Тебе, Господи». Брат его с пренебрежением указал на него домашним, говоря: «Вот, дурак-то! надо плакать, что мать померла, а он радуется».

Потеряв мать, единственного человека в родной семье, сочувствовавшего ему и любившего его, и желая для облегчения своего горя покинуть на время свою родину, где все ему напоминало о матери и кончине ее, и, в то же время, намереваясь воспользоваться опытом и мудростью других людей, для духовного усовершенствования себя, Симеон снова отправился странствовать по монастырям и, вообще, по святыми местам, с целью посетить также и святую Афонскую гору. Брат дал ему на дорогу только 50 коп., но он все-таки пошел, уповая лишь на милость Божию. Дойдя до Саровской пустыни, он остался там и прожил там пять месяцев, был на послушании в кухне и ходил на клирос, для исполнения обязанности канонарха, так как обладал звучным, приятным тенором. Из Саровской пустыни он направился в Киев, зашел по пути в Глинскую пустынь. Наступила уже зима, а он был в плохой летней одежде, которую дали ему в Сарове. Братия Глинской пустыни, видя его в холодное время в летней одежде, сжалились над ним, приняли с особенным участием, обогрели, накормили, даже почтенные иноки-старцы, сожалея о нем, долго беседовали с ним, и много благодатных назидательных слов он услышал от них в утешение души своей. Советовали ему терпеть ради Господа все нужды и скорби, и не покидать узкий и тесный путь, коим единственно можно достигнуть Царства Небесного. Слова иноков водворили мир в душе Симеона, и он продолжал укрепляться духом в любви к Богу – «Хотя они, по своей бедности, мне не помогали вещественно, говорил он, но слово, могущее умудрить во спасение, для питаемых служит паче даяния блага (Сир.18:17) – сказано в Писании». За это он всегда одобрял Глинскую обитель и говорил, что там есть много светильников (т.е. благодатных иноков-старцев), но под спудом.

«Путешествовал я, рассказывал о. Стефан, большей частью, зимою; одежда у меня была холодная; когда я, бывало, озябну, то вырою в снегу глубокую яму, залезу в нее, погреюсь, и опять пойду до следующей деревни. Однажды я держал свой путь с двумя товарищами, и все мы шли целый день не евши; под вечер товарищи выпросили себе в деревне три ломтя хлеба, и спрашивают меня: «ты хочешь ли есть-то?» Я постеснялся сказать, что хочу, и ответил: не хочу; они и не дали мне хлеба, так что я и пробыл целый день не евши. Поэтому, не следует, говорил он, предлагая человеку хлеб, еще и спрашивать, хочет ли он есть – особенно, если знаешь, что он голоден».

Продолжая путешествовать, Симеон посетил Афон. Там он провел зиму в келлии Сретения Господня. Возвращаясь с Афона, Симеон Петрович направился в Таврическую губернию к своему родственнику, со стороны старшего брата, по фамилии Славич и, оставшись там, пробыл у него целый год, обучая детей. Ему отведен был в саду отдельный маленький домик, в уважение его любви к уединению. Здесь он встретил молодую девушку, которая любила слушать поучения и слова Симеона о Боге и о спасении души, так как он говорил очень кротко, приветливо и довольно красноречиво. Увлеченная его словами, она почувствовала к нему любовь настолько, что изъявила согласие выйти за него замуж. Так же и он готов был жениться на ней, но, в то же время, усердно просил Господа вразумить его в сем случае, и брак не состоялся.

Оттуда Симеон Петрович перешел в новооткрытые скиты в Таврических горах и там, томимый, в течение двух лет, перемежающейся через два дня лихорадкой, едва не умер и мог едва прийти домой. Когда он подходил к городу Севастополю, в весеннее время, у него денег было только три копейки; на них он купил себе хлеба в городе и стал было искать пристанища для ночлега, но без денег его никто не пустил; пришлось бедному страннику идти за город, где под открытом небом он и ночевал, терпя стужу. Его путь от Таврических скитов был очень продолжителен: он, как больной, подвигавшийся очень тихо, едва мог прийти в полгода. По возвращении домой, он переменил свое помещение и перешел из прежней келлии в другую, деревянную, выстроенную им уже на земле. Это было в 1862 году.

Томящая, изнурительная крымская лихорадка еще в течение года мучила его дома и лишила сил, и тридцатидвухлетнего, от природы тощего, от поста и сидения исхудалого Симеона Петровича, которого не иначе звали все ближние крестьяне, как уменьшительным именем: Сенька, и, презреннее того – монах. Он не мог зарабатывать себе кусок хлеба ничем иным, как только одним уменьем поучить кого-либо грамоте. И вот, Господь послал ему соседа доброго, из ближайшей деревни, жившего в полуверсте от келейки его, покойного E. Н Сап-ва; по просьбе его Симеон Петрович и начал учить сына его Ивана. Потом начали из ближних деревень приводить к Симеону Петровичу детей, которых и набиралось по зимам до семидесяти. Изба была поставлена в лесу уже другая, под горой был прудик.

Но Симеон Петрович, как привыкший к одиночеству, в летнее время всегда любил уединяться для того, чтобы ему удобно было заниматься словом Божиим и молитвою. Живя в своей новой пещере над Курьею, Симеон Петрович любил иногда заниматься пением; особенно он любил петь: «с нами Бог» ... и проч., и песнь Пресвятой Богородице: «Достойно есть, яко воистину блажити Тя, Богородицу» ... Голос у него был приятный, звонкий, а пел он всегда с благоговением и умилением сердечным, и потому приятно было слышать его. Однажды он пел со своим учеником в этой пещере: «Достойно есть». А в то время, около его пещеры прогуливался священник села Филейского о. А.; он услышал приятное пение и остановился, слушая с удивлением, и умилился духом, однако сначала не мог понять, кто это поет, даже думая, что это Ангелы поют, так показалось усладительно и приятно пение! Потом подошел поближе к его пещере и тогда узнал, что поет Симеон Петрович. Зашел к нему в пещеру, благословил его и сказал ему: «я слышал ваше пение, сначала вообразил, что это поют Ангелы, очень показалось приятно и умилительно».

В первые десять лет пустынной жизни Симеон Петрович находился в презрении от людей, но он совершенно покорился воле Божией. Отказавшись от мира, Симеон Петрович возлюбил пустынную жизнь. И вот, там, один с Богом, не видя суеты мирской, занимался всегда учением Господним и молитвою, очищая сердце и просвещая свой ум, с помощью Божией благодати. Хотя он и отрекся от мира, но любил всех людей и помогал им, чем мог, преимущественно, своею молитвою, особенно же любил он Боговенчанного Самодержца земли Русской и всегда молился за Него весьма усердно. В 1866 году, на 4-е апреля, он провел всю ночь без сна в молитве, произнося непрестанно: «Господи, спаси царя». И уже после узнал, что 4 апреля было покушение на драгоценную жизнь Императора Александра Николаевича; но Господь, по Своей милости, спас драгоценную жизнь нашего Царя, для блага всей России.

В том же 1866 году, 19 октября, говорил Симеон Петрович своему другу Ив. В. М-ву: «пойдем сегодня к старосте церковному Я. В. Шубину», но он не пошел. Симеон Петрович ушел один и остался ночевать у старосты. Домашние его почти все ушли на праздник в гости; осталась одна жена Я. В. Ш. С вечера Симеон Петрович усердно молился с женою Я. В., потом читал акафист Божией Матери и пели много божественного. Вот, в полночь, вдруг все жилище их осветило: оказалось, что напротив их загорелся дом, который вскоре был охвачен сильным пламенем. Сильный ветер дул на дом Я. В. Ш. На пожар набежало много народу; стали выносить имение Я. В. из дому, и все были уверены, что дом Я. В. сгорит. Но Симеон Петрович, помолившись Божией Матери, взял Ее образ, вышел на угол, откуда было пламя, постоял немного и ушел на сарай, где лежали солома и сено. Там в крыше были большие отверстия, через которые падали искры на сено; но он камешками закладывал эти отверстия, а умом и сердцем усердно просил Господа сотворить милость с домом Я. В., и Господь сохранил дом его за молитвы раба Своего Симеона – иначе дом сгорел бы, так как ветер был настолько силен, что головешки бросало за пять сажен далее дома Я. В., а искрами всю крышу закидало, и на сене и соломе было много искр. «Слава тебе, Господи, за Твое великое человеколюбие», – воскликнули тогда многие.

В упомянутой пещере над Курьею посетил Симеона Петровича протоиерей Вятского кафедрального собора о. Стефан Кашменский и долго беседовал с ним о Боге и о спасении души. В заключение протоиерей сказал ему: «Симеон Петрович, чего ты здесь выживешь хорошего? лучше иди в Георгиевский скит Таврической губернии, у меня там знакомый настоятель, я пошлю с тобой ему письмо; он тебя примет в свой скит и даст тебе по силе твоей послушание». Послушался Симеон Петрович протоиерея и отправился за три тысячи верст. Действительно, настоятель принял его хорошо, радушно. В Крыму Симеон Петрович имел следующее видение: «21 мая, – рассказывает о. Стефан, – когда бывают проводы чудотворного образа Святителя Николая Чудотворца из города Вятки на место его явления, я, сожалея о том, что не удостоился быть на провожании образа Святителя Николая Чудотворца, начал в то время усердно молиться св. Николаю Чудотворцу и был внезапно как бы восхищен духом на высоту и видел там св. Николая Чудотворца. И тогда я был в неизреченной радости, понявши, что значит умосозерцательная молитва». Пожил там недолго и возвратился опять на родину, и снова стал обучать по зимам детей. Но, по-прежнему, уединение влекло его к себе для беседы с Богом в молитве и для чтения слова Божия. Он еще выстроил себе, в семи верстах от села Филейки, в лугах, на своем покосе, одну келлию из дерна в 2 ½ арш. – квадратную, такой же высоты внутри. Прожив в ней один год, по слабости здоровья не мог в ней более оставаться, а выстроил тут же около озера келлию деревянную, такой же величины, и жил в ней так же год. Тут он жил в совершенном удалении от людей, в тишине и безмолвии, занимаясь по ночам молитвою, чтением слова Божия и письмом. Однажды, во время его занятия письмом, ночью, очень поздно, вдруг послышался человеческий голос: «Симеон Петрович!» Он слушает, но никто не стучится; потом во второй раз тот же голос говорит: «Симеон Петрович!» Тогда он, думая, что это друг его Ив. В. подошел к келлии и зовет его выйти; сам выходит из келлии, но не видит никого; в то время был тоненький снежок, и Симеон Петрович искал, нет ли на нем следов, но нигде не нашел. Тогда он очень смутился духом, и напал на него страх: невольно возникла мысль, что это был голос бесовский. Но, оградив себя крестным знамением с молитвою, Симеон Петрович, по обыкновению своему, запел любимую пророческую песнь: «страха же вашего не убоимся, ниже смутимся: яко с нами Бог...» и проч., до конца. И душа его пришла в мирное и радостное состояние о Господе.

В 1870 году Симеон Петрович путешествовал в Иерусалим для поклонения гробу Господню и другим св. местам Палестины и оттуда вторично посетил св. Афонскую гору. Путь его был из г. Вятки рекой, на барже купца М А. Казенина, который дал ему еще на дорогу 80 руб. В продолжение пути его, он каждый день на барже по нескольку раз читал акафист Покрову Пресвятой Богородицы; любил это чтение слушать и М. А. Казенин. Когда доплыли до Симбирска, Казенин остался там продавать свой товар, а Симеон Петрович продолжал путешествие, с мальчиком Ильей, чрез город Калач на Дону, потом на Ростов, из Ростова на лодке в Таганрог по Дону, из Таганрога на пароходе через Одессу в Иерусалим, а потом на Афон. Живя на Афоне, Симеон Петрович продолжал свои занятия духовной литературой, пользуясь советами о. Иеронима – духовника Пантелеймонова монастыря, который любил Симеона Петровича за его доброту душевную и откровенность, потому и благословил ему жить в уединенной келлии Святогорца о. Серафима. Но Симеон Петрович жить долго не мог на Афоне; его влекло на родину, и о. Иероним благословил его, говоря: «Такова воля Божия, чтобы ты жил на своей родине, гряди с миром Божиим», и дал ему на дорогу денег.

Желая сохранить путь свой ко спасению, дабы не согрешать и языком своим, Симеон Петрович пожелал запирать себя на несколько дней в уединенной комнате, чтобы никто не приходил к нему. Но для того, чтобы запереть дверь его келлии, нужно было поправить старую сломанную цепь, которой он и прежде запирал себя надолго. Мастер просил с него за поправку 20 коп., но у него и таких денег не было; попросил у своего друга Т. И. Гуняева, принеся ему под заклад одну картину. Тот спросил: «на что тебе деньги?» – Он сказал: «нельзя сказать». «А если нельзя сказать, ответил Гуняев, то нет тебе и денег». Так и не мог Симеон Петрович нигде занять и 20 коп. Вот в каком убожестве провождал свое житие Симеон Петрович! Обучением мальчиков он занимался только по зимам, а в летнее время всегда уходил на безмолвие в свою маленькую келлию или землянку.

Когда стали появляться в нашем отечестве земские училища, учителю Филейской школы было труда немало, чтобы училище его не оставалось пустым. Но Господь помог нашему трудолюбцу: по приговору местного общества его избрали учителем в земской школе. И набралось к нему в первую же зиму сто семьдесят учеников, собралось бы и больше, да места в школе недоставало, – и так многие сидели на полу. При обучении детей Симеон Петрович обращался с ними очень ласково; дети, любя своего учителя, за ласковое обращение, скоро понимали от него грамоту. Он учил их не по светским учебникам, а по Евангелию и Псалтири, часто сам на доброхотные даяния покупая для учеников Евангелия. Молва прошла об усердном старании Филейского учителя далеко; и потому привозили к нему детей издалека. Для своих учеников Симеон Петрович сам пек просфоры и раздавал им тогда, когда они приобщались Св. Христовых Таин.

Учеников у него было много, были и большие; в числе их были и девушки взрослые. При частом обращении с женским полом и молодыми девушками, у Симеона Петровича опять явилось желание жениться на одной девушке из учениц, чтобы, как он рассказывал, она могла быть ему помощницей в обучении детей. Он спросил сначала ее родителей: желают ли они отдать ее за него, а также, будет ли она согласна? Родители спросили свою дочь: пойдет ли она замуж за Симеона Петровича? Она ответили с негодованием: «за монаха-то?! – да я лучше пойду в монастырь, а за него не пойду». И действительно, она вскоре поступила в монастырь, а Симеон Петрович остался свободен от женитьбы.

Решился, наконец, Симеон Петрович печатать свои сочинения; явилась первая книжка «О пьянстве», а потом, в скором времени, вышли и другие книжки, которые печатались в пользу церковного попечительства села Филейского.

Сделалось известным местному преосвященному, как много учащихся в селе; прочитал преосвященный книжку, сочиненную Симеоном Петровичем «О служении Богу в праздничные дни». Благочинный объяснил преосвященному Аполлосу, как много у Симеона Петровича обучается детей, и объяснил владыке о его образе жизни. Тогда преосвященный пригласил Симеона Петровича к себе и долго с ним беседовал о Боге и спасении души; потом, после беседы, преосвященный стал располагать его принять монашество. В продолжение года Симеон Петрович отказывался от монашества и говорил терпеливому владыке, что живал в монастырях и на Афоне, и в России, – везде лишь труд и скорбь себе встречал, – что привык лишь к одному – пребывать в богомыслии, да писать. Наконец, склонился на убеждения преосвященного Аполлоса и согласился принять монашество.

В Слободском Крестовоздвиженском монастыре, в 1877 году 23 февраля, на 47 году от роду, он был пострижен в монашество с именем Стефана. Через день его посвятили во иеродиакона, а на третий день рукоположили во иеромонаха. Но служить о. Стефан долго не мог по слабости здоровья. Через семь месяцев он был отпущен на покой от службы монастырской и начал жить в той же пустыньке, где прежде жил. «Это было для того дано мне от Бога, говорил о. Стефан, чтобы я мог заниматься сочинением новых книг. Теперь он издавал их для Афонского Пантелеймонова монастыря. Келлия у него была большая, деревянная; обстановка в ней была очень скудная: несколько св. икон висело в переднем углу, пред иконами стоял, пред окном, низенький аналойчик, тут же рядом стоял стол, на котором писал, один стул, на котором сидел, и шкаф с книгами, – вот и все его богатство! А пищей ему служил черный хлеб, приносимый крестьянами-богомольцами, у которых он обучал прежде детей, также кушал картофель. Однажды случилось, что у о. Стефана не было хлеба, и он сидел целый день не евши, проходит и другой день, но никто не несет отшельнику из деревни хлеба, как было прежде; на другой день он думает уже идти в деревню за хлебом, но мысль другая говорит: «потерпи, Господь поможет». И, действительно, приходит вечер, стало темно, нужно подкрепить телесные силы, выходит он из келлии и видит, у дверей келлии лежат два ячменных хлебца, – кто-то принес их тайно; он взял хлебцы, оказавшиеся еще теплыми, возблагодарил Господа со слезами, что он не оставляет уповающих на Него, но посылает им все необходимое для жизни. Подкрепившись пищей, отец Стефан опять занялся своим обычным делом – сочинением книжек. Подобных сему случаев, когда у о. Стефана не было хлеба и этот последний приносили ему нечаянно, было много, по его великой вере.

Не без скорбных искушений проходила жизнь подвижника. Однажды о. Стефан, во время одиночества его в лесу, утомившись, лег отдохнуть и заснул. Видит во сне, что к нему прилетело множество черных птиц и начали его клевать; проснулся о. Стефан от сильной боли, но не видел никого в келлии. Усмотревши в своем теле множество синих пятен, о. Стефан понял, что это было вражеское наваждение.

Прожив иеромонахом в лесу 6 лет, о. Стефан в 1883 году, у себя в пустыньке пожелал выстроить церковь, хотя небольшую. Об этом своем желании он доложил преосвященному Аполлосу. Преосвященный благословил благое намерение о. Стефана и дал ему просфору и немного денег. При этом, о. Стефан спросил владыку: «Можно ли мне будет основать у себя скит на земле, принадлежащей моему брату и соседям, которые согласятся отдать эту землю для скита»? Владыка сказал: «Бог благословит». Это благословение владыки очень обрадовало отца Стефана, трудившегося для спасения ближних. В том же году с помощью благодетелей, начал о. Стефан строить церковь деревянную. В три месяца церковь была выстроена и покрыта железом.

Молва о богоугодной жизни о. Стефана стала распространяться все далее и далее, чему много помогали книжки, им составленные, которые быстро расходились в народе и с любовью читались многими. Всем окрестным жителям было известно, что о. Стефан устраивает скит. Нашлись и желающие поступить к нему жить, под его руководство; но старец не всякого принимал к себе. С помощью благодати Божией он различал, кого нужно было принять и кому отказать. Вначале им было принято только 6 человек; всем им были даны отдельные комнаты; любил он насельников своего скита приучать к уединению и молчанию; советовал каждому заниматься в келлии словом Божиим и выписывать из него, что найдут поучительным, давал также наставление, чтобы приучились к непрестанной Иисусовой молитве, назначая каждому, по душевному состоянию человека, правило молитв Иисусовых. Братия с любовью внимала этим наставлениям боголюбивого старца.

Часто посещал о. Стефан и в келлиях братию свою, давал им духовные наставления, отдельно каждому, наедине и советовал им не оставлять правила молитв вечерних и утренних: в какое бы скорбное состояние кто ни пришел, а правило молитв исполни, и Господь скоро успокоит душу.

Жил при отце Стефане один человек в отдельной келлии, под руководством его, и он был очень любим о. Стефаном, который не раз про него говорил: «он мне по сердцу». Но стали к нему приходить мысли уйти из пустыньки о. Стефана в другой монастырь жить, в такой монастырь, который ему казался настоящим общежитием, но о. Стефан не советовал ему, говоря: «тебе там хуже будет». В продолжение полутора года тяготили сего человека возмутительные мысли, чтобы уйти в монастырь. О. Стефан много его уговаривал, чтобы жил с ним, но тот все не оставлял своего желания. Наконец, о. Стефан сказал словами ап. Павла: «все испытывайте, но хорошего держитесь» (1Фес.5:21). Ну, и ты испытай, сходи. Но, если опять придет у тебя желание возвратиться ко мне, то иди: я приму с любовью. Но, если будут тебя отговаривать: не ходи к о. Стефану, то ты не слушайся, а приходи, поживешь со мною хотя года четыре, и то будет тебе на пользу». Этот брат ушел все-таки в другой монастырь, но прожил там немного времени, так как на него такая сильная грусть и тоска напали, что каждый день он плакал и чувствовал себя больным от сильного плача и рыдания. Братия даже с плачем сожалели о нем и уговаривали его остаться в монастыре, и снова не возвращаться к о. Стефану, но он все-таки ушел от них, прожив 6 месяцев в их монастыре, и отправился к о. Стефану, который с радушием принял его и дал ему ту же келлию. Вернувшийся прожил с о. Стефаном, действительно, только четыре года, пользуясь его благодатными советами, – и о. Стефан умер.

Многие приходили к о. Стефану издалека: кто получить благословение, кто попросить совета и святых молитв за них. Никого не отпускал он, всем приходящим давал он спасительные советы и наставления, иконки и книжки своего сочинения, и все уходили от него, получая душам своим великую пользу и духовное утешение. Приходящий народ, которого иногда бывало очень много, с любовью и большой охотой помогал о. Стефану в земляных работах: расчищали площадки, проводили дорожки и делали насыпи для прудов. Сам о. Стефан, конечно, являлся первый на работу, копал землю и указывал, что нужно делать. Работа шла успешно и с благоговением. Многие говорили при работе: «слава Богу, что Господь сподобил мне, грешному (или грешной), поработать для монастыря о. Стефана». Во время отдыха всегда пели псалмы пророка Давида, на русском языке. При работе часто находились девушки, до 10 человек, приходившие за советом к о. Стефану: Можно ли им посвятить себя на служение Богу где-нибудь в женской обители. Все девицы были научены своим священником о. Василием церковному пению и потому могли хорошо петь псалмы. При стройном пении псалмов работа трудящихся совершалась легко и незаметно; все копали и носили землю с большим усердием. В скором времени место пустыньки о. Стефана так изменилось, что как будто стало другое: прежде трудно было проходить от грязи в овраге, а ныне тут, благодаря трудам о. Стефана, красуются пруды с рыбою, и устроены хорошие дороги.

Отец Стефан желал, чтобы все люди спасались, приходили в разум истины, укреплялись словом Божиим, для чего многим раздавал свои книжки бесплатно. Особенно посещало его много народа в мае месяце, когда народ идет на Великую реку за чудотворным образом Св. Николая Чудотворца. Пустынная местность о. Стефана находились на расстоянии версты от села Филейки, мимо которого проходило народу тысяч двадцать на Великую реку. И почти каждый, проходя мимо Филейки, заходил к о. Стефану, когда он выстроил церковь. В это время о. Стефан раздавал богомольцам не одну тысячу книжек, получая от них по две, по три и более копеек, хотя некоторым и без денег раздавал, так что сумма всех получаемых от них сборов почти всегда равнялась цене стоимости этих книжек. Народ, приученный к дешевым книжкам о. Стефана, с каждым годом умножался, и о. Стефан заставлял раздавать свои книжки друга своего И. В., а сам уже редко и выходил к народу; так как очень было тесно в последние годы, а он был болен сердцебиением.

Когда церковь у о. Стефана была внутри украшена иконостасом и живописными иконами, тогда он перенес в храм из своей келлии образ св. Пантелеймона с частицами мощей сего Великомученика в иконе. Стал о. Стефан служить молебны пред сим св. образом; пели у него более по одному человеку, по очереди, из братии, потому что он громкое пение не любил. «Громкое пение, говорил он, приводит человека в надмение, а тихое и внимательное пение приводит к умилению и молитве».

Слух об этом образе разнесся далеко, и больных привозили много, для совершения молебнов над ними. Трудился о. Стефан немало над больными; служил для них молебны и мазал их елеем из лампадки, которая была пред образом св. в. Пантелеймона – маслом, и многие, по вере их, избавлялись от своих недугов.

Один живописец писал у о. Стефана в его церкви копию с чудотворного образа св. в. Пантелеймона; жизнь этот живописец проводил нецеломудренную, многим предавался порокам, противным заповедям Божиим. В то время пришли ему на память все грехи его, от юности содеянные, и начал враг очень смущать его различными помыслами, и говорил внутри тайно: «нет тебе спасения от Бога: за твои грехи ты достоин вечного мучения». «От таких мыслей, говорил живописец, я пришел в крайнее уныние и почувствовал себя на краю самой глубокой пропасти отчаяния. В это время вдруг, неожиданно, выходит из алтаря ко мне о. Стефан, (я не видел, когда он пришел в алтарь), положил на мое плечо руку свою и, смотря на меня ласковым взором, сказал мне: «а святые-то разве были безгрешны? Но они не отчаивались». Вспомни о св. Давиде: он совершил прелюбодейство и убийство, но принес Богу чистосердечное покаяние, и Бог помиловал его, и он остался во пророках. Вспомни так же первоверховного апостола Петра: он отвергся от Христа, но принес покаяние и остался верховным Апостолом. Потому не унывать и приходить в отчаяние, а приносить покаяние нам нужно в своих грехах, и Господь помилует нас». От этих слов о. Стефана, говорил живописец, с меня как бы гора спала; я исполнился мира и радости Божией, и ободрился духом».

Недолго пришлось пожить с о. Стефаном в его пустыньке, пользоваться его советами и духовной беседой. Вскоре после смерти преосвященного Аполлоса, по указу духовной Консистории, о. Стефан был переведен в Вятский Трифонов монастырь. Тут ему дали келлию каменную в Трехсвятской церкви, но в ней было сыро, и, так как он жить в ней не мог, по слабости здоровья, то был вскоре переведен в деревянную келлию, нарочно для него построенную преосвященным Тихоном в саду.

Но, живя в городе, в монастыре, о. Стефан не оставил и свою осиротевшую братию, посещал их и укреплял словом Божиим, чтобы не унывали, но все переносили бы с благодушием. Братия хотели уже расходиться, но о. Стефан всегда ободрял их, говоря: «вот, Бог даст, и скоро будет скит у меня, и вы будете в нем жить». – Укрепляемые и утешаемые о. Стефаном, братия жили все время в пустыньке о. Стефана без него, так как, посещая его часто, они могли с помощью Божией переносить все скорби и беды от врагов, видимых и невидимых. О. Стефан, хотя и жил в Трифоновом Вятском штатном монастыре, но служить в церкви не мог, по болезни сердцебиения, а продолжал писать книги, которых вышло за это время еще четыре. Также и сам старец любил посещать свою пустыньку, где жили его братия. Любя молчание, старец не имел у себя постоянного келейника; самое же необходимое исполняли у него приходящие из младшей братии. Часто старец, избегая разговора, указывал пальцем приходящему брату, что нужно было сделать. Он поступал так и потому еще, чтобы не прерывать своих мыслей во время сочинения. При усердном занятии сочинениями, старец прилагал труды к трудам, внимание ко вниманию и, при непрестанном делании в глубине своего сердца, продолжал служить Богу и спасению ближних. Любовь, внедрившаяся в его душу, привлекала к нему и сюда в монастырь всех, желающих назидания. Его посещали здесь многие и из окрестного духовенства: священники, диаконы, псаломщики, равно, как и светские особы, имея к нему доверие и почерпая для себя пользу из бесед и разговоров с ним. Всех посещавших, принимал он с одинаковою любовью и всегда давал в благословение книжки или иконку каждому.

Отец Стефан давно, лет 25 тому назад, желал основать около Филейки монастырь и потому просил Господа, чтобы Он помог ему в этом деле. Пришло, верно, теперь время быть здесь монастырю. Приехал из села Аджима его племянник, который занимался торговлей, но прекратил ее, желая посвятить себя на служение Богу; он поступил к о. Стефану под его руководство; в то же время взял на себя хлопоты об отводе земли под монастырь, и все в скором времени было готово. Потом Куртеев, упомянутый племянник о. Стефана, вошел всеподданнейшим прошением от 27 октября 1888 года, об учреждении мужского общежительного монастыря близ села Филейки. Согласно этому ходатайству, по собрании и рассмотрении потребных сведений, определением Святейшего Синода, от 1–10 ноября 1889 г., постановлено учредить близ Филейки общежительный монастырь, с богадельнею на 5 человек, особенно увечных, во имя Благоверного Великого Князя Александра Невского, по уставу св. Афонской горы, в память чудесного спасения жизни Государя Императора и всего Августейшего Семейства, при крушении Императорского поезда 17 октября 1888 года, и испросить Высочайшее соизволение на укрепление за учрежденным монастырем жертвуемых крестьянином Куртеевым и купцом Рязанцевым недвижимых имуществ. По всеподданнейшему докладу г. Синодального Обер-Прокурора, Государь Император, в 10 день марта 1890 года, высочайше соизволил на сие укрепление.

О разрешении Св. Синода учредить монастырь и о Высочайшем соизволении укрепить за монастырем жертвуемые имущества последовал указ Св. Синода, на имя преосвященного Сергия, от 11 апреля 1890 года. Управляющим монастырем, в звании строителя, назначен о. иеромонах Августин, долгое время живущий на Афоне в Пантелеимоновом монастыре.

Церковь, построенная отцом Стефаном, была освящена 27 июля 1889 года, в честь Успения Божией Матери. О. Стефан был разрешен на священнодействие и уволен из Трифонова монастыря в место старого своего жительства 4 декабря 1889 года. Братия прибытию о. Стефана очень обрадовалась: невозможно и выразить, какое было для них духовное утешение. Но недолго Господь судил порадоваться братии пребыванию с ними старца, который со дня на день начал ослабевать все более и более, и ходил уже с помощью костыля. Но все же за работой следил еще сам. Строились два корпуса: один – для кухни и трапезы братской, а другой – для келлий. Под его наблюдением заготовлялся для нового храма материал: кирпич, бут, известь и опока. По его указанию рылись канавы для фундамента другого храма (контур храма он составил сам, который и был построен согласно его желанию). При постройке церкви и келлий о. Стефан благотворил всем нуждающимся; он помогал сиротам, вдовам, больным: кому выстроит домик, кому даст хлеба, а иному и лошадку купит или подать заплатит. Все от него уходили с утешением и радостью, говоря: «спаси его, Господи», или «помоги ему, Господи, основать монастырь».

В 1890 году, Великим постом, о. Стефан очень заболел, и продолжалась его болезнь с месяц; потом он начал было поправляться. В первый день Пасхи пожелал отслужить с о. Августином утреню и обедню, но едва только мог, и то с большим трудом, отслужить одну утреню и ослабел так сильно, что, выйдя из храма в церковную сторожку, упал на койку, причем его начало тошнить и рвать, а затем с ним сделался удушливый кашель. Литургию отслужить уже не мог. С того времени о. Стефан видимо стал слабеть, хотя с мая месяца до половины июня он мог еще ходить и даже поправлял с народом дороги, делал на низкие места насыпи, а горы скапывал.

С половины июня о. Стефану приходилось очень сильно страдать от боли живота, сопровождавшейся сильною жаждою; болезнь была особенно мучительна по утрам. Один врач выразился при этом про о. Стефана: «если бы не сила Божия помогала ему переносить такую жестокую болезнь, то он уж давно бы скончался»; но о. Стефан еще жил после этих слов три недели, продолжая страдать по-прежнему.

Находясь в такой сильной болезни, о. Стефан пожелал уехать в город к купцу Ф. Н. Рязанцеву. 20 июня он отправился к Рязанцеву на простой крестьянской телеге, на двух матрацах. Приехав к Рязанцеву, о. Стефан сказал ему: «я приехал к вам в гости». Ф. Н. ответил: «пожалуйте, батюшка, пожалуйте: я очень рад. Слава Богу, что вы еще не забыли нас, грешных». Ф.Н. и жена его Д.Д. очень были рады приезду о. Стефана и благодарили Господа, что Он сподобил их послужить такому боголюбивому старцу, и ходили за ним день и ночь с великим усердием, с любовью стремясь облегчить его страдания. Были там приглашены для него два доктора, но лекарства, прописанные ими, не помогали ему в тяжких страданиях. Но Господь, всегда утешающий Своих смиренных рабов, утешил и отца Стефана духовно-внутренне небесною радостью: известил его, что он 15 августа переселится душою в вечные обители, откуда удалены всякая болезнь, печаль и воздыхание. Эту тайну о. Стефан передал за две недели одному из друзей своих, подрядчику плотницких работ Михаилу Артемоновичу.

Кроме того, о. Стефан сказал о своей кончине одному жителю города Кронштадта, который письменно сообщал об этом следующим образом: «Я, грешный раб Божий Василий, родился в г. Вятке, но по воле Божией, вследствие военной службы, должен жить в г. Кронштадте. Родные мои братья писали мне, что у них около Вятки есть боголюбивый батюшка, иеромонах о. Стефан, который построил монастырь в 6 верстах от города Вятки; я с помощью Божией вздумал побывать у него, да по пути повидаться и с родными братьями, и близкими родственниками, которых я не видал 22 года. По приезде к батюшке о. Стефану, 10 июля 1890 года, я прошу доложить, что приезжий из Кронштадта желает его видеть. Батюшка о. Стефан сейчас же меня принял и первый вопрос его был: «как здоровье вашего батюшки о. Иоанна (Кронштадтского)?»

Я сказал: «слава Богу». Во время беседы о. Стефан попросил меня передать книгу его сочинения отцу Иоанну (Ильичу Сергиеву Кронштадтскому) и просить его молитв, но только заупокой иеромонаха Стефана. Это меня крайне удивило, потому что предо мной был человек, хотя и больной, но смиренное лицо его, его веселые и ласковые глаза нисколько не указывали на скорую смерть больного старца. Так как я должен был явиться на службу в Кронштадт 23 того же июля, а иеросхимонах Стефан помер. 15 августа; то, как видно, покойный прежде знал, что, хотя я и при его жизни приеду к Кронштадт, но не увижу отца Иоанна до тех пор, пока не умрет он (т.е. иеросхимонах Стефан). И, действительно, я прибыл в Кронштадт 23 июля, а отец Иоанн Сергиев был в отпуску и прибыл в Кронштадт 31 августа, и когда я передавал книгу отцу Иоанну, тогда уже был 18-й день, как преставился иеросхимонах Стефан. Поэтому я нахожу здесь два случая прозорливости старца: 1-й, что покойный иеросхимонах Стефан узнал свою смерть за 35 дней; 2-й, узнал, что, хотя я и приеду в г. Кронштадт еще при его жизни, но не увижу отца Иоанна, и не могу передать книгу, пока не преставится иеросхимонах о. Стефан».

3 числа августа о. Стефан благословил братию разделить его вещи: книги, иконы и одежду, причем сам назначил, кому что взять, и братия тогда же исполнила это. 4 августа о. Стефан вернулся из Вятки от Рязанцева в свою пустынную келлию. 5 августа, по благословенно преосвященного Сергия, о. Стефан принял великий ангельский образ, схиму, так же с именем Стефана, после чего до самой своей смерти каждый день приобщался Св. Христовых Таин, и сердце его постоянно было исполнено радости духовной.

За день до смерти приехал к о. Стефану Уржумский протоиерей о. Ипполит Мышкин. Он поздоровался с ним и спросил его: «узнали ли вы меня, о. Стефан?» – «Да, ответил он, – я помню, еще у вас когда-то обедал». – «Я думаю вы, о. Стефан, не боитесь смерти?» спросил о. Ипполит. – «Батюшка, ответил о. Стефан, – не могу и дождаться прихода смерти, так хочется умереть». – «Слава Богу, что вы не боитесь смерти», сказал о. Ипполит. Затем, послушав биение пульса его, о. Ипполит объявил: «Скоро почиет смертью праведника». Услышав сии слова, о. Стефан перекрестился трижды и сказал: «слава Богу, слава Богу, слава Богу». Потом, по желанию о. Стефана, о. Ипполит оградил его своим наперсным крестом и дал последний поцеловать ему, простился с ним и, помолившись Богу, ушел.

В 1890 году, в праздник Успения Божией Матери, лишь только, в 8 ½ часов утра, зазвонили к обедне, о. Стефан мирно отошел ко Господу, чего и жаждала душа его во всю жизнь. Так исполнилось его предсказание: «скончаюсь 15 августа».

В тот же день, после литургии, честное тело о. Стефана, по омовении, одели в одежду схимника по уставу, и положили в гроб, приготовленный из липового дерева, по его желанию, еще за месяц до смерти. Известие о смерти о. Стефана привлекло в новую обитель множество народа; каждому хотелось приблизиться или прикоснуться если не к самому телу всеми чтимого старца, то, по крайней мере, ко гробу его. В тот же день гроб с останками о. Стефана вынесен был из церкви и стоял среди церкви до 17 августа. Братия попеременно обе ночи читали над телом его святое Евангелие; церковь была открыта для всех, и многие со слезами молились при гробе о. Стефана о упокоении души его. 17 августа отслужили божественную литургию о упокоении блаженной памяти иеросхимонаха Стефана. Для погребения прибыл из Трифонова монастыря преосвященный Никон, епископ Глазовский, викарий Вятской епархии; а еще до него собралось множество народа, так что всех бывших насчитывают не менее пяти тысяч человек. После обычного отпевания, братия подняли гроб и понесли; множество народа со святыми иконами и возожженными свечами провожали честные останки блаженного старца к месту последнего их упокоения. Отец Стефан был погребен близ алтаря Успенской церкви с северной его стороны, то есть близ церкви, им самим построенной; место это для погребения о. Стефан еще при жизни сам назначил для себя.

Еще при своей жизни о. Стефан просил братию, после его смерти, над могилою его сделать деревянный покров в форме гробовой крышки и окрасить таковой черной краской; а памятник хороший, хотя бы кто и пожелал соорудить, не ставить, что братия и исполнила потом в точности. Кроме того, когда опускали честные останки о. Стефана в могилу, выложенную кирпичом, то сделали над ним кирпичный свод и поставили в ноги, на конец свода, деревянный крест, окрашенный тоже черной краской; на этом кресте находятся в киоте иконы: св. Стефана, епископа Пермского, и св. Симеона, Христа ради юродивого, которых имена носил отец Стефан при жизни. Пред образом горит неугасимая лампада, сооруженная на средства благодетелей. Кроме того, по благословению преосвященного Сергия, над могилою поставлена сень на четырех столбах с железною крышей и с крестом.

Последним завещанием о. Стефана была просьба его к братии спеть у него на могиле любимую им песнь: «с нами Бог, разумейте язы́цы и покоряйтеся, яко с нами Бог» (до конца). Братия исполнила его желание: с умилением и радостью пропели эту песнь на могилке отца Стефана²⁶.