Глава 41. Отец Досифей (Чучурюкин). Жизнь архимандрита Исаакия в Белёве. Его арест вместе с группой единомышленников и расстрел

Последний настоятель старой Оптиной архимандрит отец Исаакий жил в Козельске на улице Малое Заречье. Оптинские монахи и шамординские монахини (а также белёвские из Крестовоздвиженского монастыря и другие) постоянно обращались к нему по всяким вопросам. Отец Никон даже из тюрьмы писал ему, прося благословения идти назначенным этапом на Соловки. С каждым годом монашеская община в Козельске уменьшалась. Власти старались... Из оптинцев в 1929 году оставалось тут лишь несколько человек. Все они теснились вокруг отца Исаакия и отца Досифея (Чучурюкина). В 1929 году после Преображения Господня в городе были закрыты семь церквей. Осталась одна – Благовещенская. Произошли массовые аресты священнослужителей и прихожан. Арестована была и мать Амвросия, и отцы Исаакий и Досифей. Всех держали в тюрьме, пока шло следствие – до января 1930 года. Архимандриту Исаакию было предложено покинуть Козельск, – он поселился в Белёве. Конечно, он знал, что отпустили его ненадолго и в покое не оставят. Но Белёв, как и Козельск, был для оптинцев «свой» город: здесь были два монастыря – мужской Спасо-Преображенский и женский Крестовоздвиженский, многие монашествующие которых были духовными чадами оптинских старцев. Здесь еще действовали храмы, но почти все они были обновленческими. Поселилась в Белёве и бывшая заведующая оптинского музея монахиня Августа (Л.В. Защук). Всех прибывших сюда козельских иноков и инокинь радушно принял владыка Никита (Прибытков), епископ Белёвский, Тульский викарий⁶³⁶. К 1930 году монастыри белёвские были закрыты. Но иноки жили в городе, кое-как зарабатывая себе на хлеб. Собирались тайно, завешивая окна... Здесь с осени 1929 года находился отец Кирилл (Зленко); в 1930 году власти приказали ему покинуть город, и он поселился в Козлове, в Тамбовской губернии.

Отец Досифей до ареста 1929 года жил в Козельске и был духовником многих иноков и мирян. Его считали старцем, тем более что он был духовником отца Нектария, к которому ходил пешком в Холмищи. Чтобы не вызывать подозрения властей, одевался деревенской бабой, заматывая бороду платком. Его нередко сопровождала монахиня Анастасия. Власти так и не узнали, что он бывал у старца Нектария, исповедовал и причащал его⁶³⁷. Он был очень скромен. Вновь обращавшимся к нему он говорил: «Да вы найдите кого-нибудь поопытнее». Но слух о его рассудительности и прозорливости продолжал привлекать к нему людей.

Шамординская монахиня Анастасия (Алексеенкова), которая многие годы в Оптиной стирала и чинила белье старцам Нектарию, Иосифу, потом и в Козельске не оставляла оптинских отцов, делая то же самое для отца Исаакия и отца Досифея. «Батюшка Досифей, – вспоминала она, – в мире Дмитрий Степанович Чучурюкин, рос сиротой⁶³⁸; воспитательница была София Михайловна Болотова... впоследствии Шамординская настоятельница. Когда он вырос, был приказчиком в Козельске у хозяина и ходил в Шамордино к матери Софии. Был смирный и неразговорчивый... Я ему шила белье... Потом был на службе (военной) и там обучился медицине... В Оптиной он жил в больнице старшим фельдшером, работал, и церковь была под его ведением (больничная). В 1930 году было ему 59 лет»⁶³⁹. 27 ноября 1930 года отец Досифей был арестован и после отбытия пятилетнего срока в лагерях приехал в город Орёл, где в 1937 году был опять арестован и 29 ноября расстрелян.

Архимандрит Исаакий с келейником отцом Дионисием жил в Белёве у священника отца Михаила Преображенского, в доме № 5 по Дворянской улице (позднее Пролетарская). Неподалеку был Успенский собор, где служил иногда владыка Никита. Летом 1931 года приехала в Белёв инокиня Ирина и привезла скорбную весть о кончине отца Никона, в последние дни жизни которого она была возле него. Власть зорко и хищно следила за жизнью «бывших» монахов, выхватывая из их среды то одного, то другого... В Белёве, как и везде в России, верующим часто приходилось вести почти подпольную жизнь: условный стук под окном... условный вопрос: «Не продается ли здесь сено?» (или какой-нибудь другой)... условный ответ: «Продается. Войдите»... В тишине – тайные службы или духовная беседа. Отец Исаакий был в сложном положении; владыка Никита был «непоминающим» власти, а бывший настоятель Оптиной пустыни, как и вся оптинская братия, считал необходимым власти поминать. Споров, однако, не было, а вскоре все разногласия покрыл общий мученический венец...

В 1932 году архимандрит Исаакий купил в Брянске икону в ценном окладе и был арестован. За «незаконную валютную операцию» ему дали небольшой срок тюремного заключения. Через полгода он вышел, и ГПУ потребовало от него, чтобы он покинул Белёв. «От креста своего не побегу», – твердо ответил он и остался здесь. Относительно следующих пяти лет жизни отца Исаакия в Белёве не сохранилось никаких сведений. Летом 1937 года в Белёве было арестовано и после недолгого «следствия» расстреляно сразу сто человек священнослужителей и верующих. Власти думали, что уничтожили тайный монастырь, – может быть, это недалеко от истины. В декабре – вторая волна арестов: были взяты епископ Никита⁶⁴⁰ и с ним девятнадцать человек. В «расстрельном» деле сохранился их перечень. Вот он: «Епископ Никита (Прибытков Николай Григорьевич, 1865 г. р.); архимандрит Исаакий (Иван Николаевич Бобраков, 1865 г.); священник Александр Тимофеев (1870); священник Михаил Преображенский (1873); священник Иван Георгиевский (1884); священник Николай Руднев (1892); монах Вадим (Антонов Георгий Фёдорович, 1892); послушник Григорий Ларин (1886); схимонахиня Августа (Защук Лидия Васильевна, 1871); монахиня Рахиль (Жилина Матрёна Александровна, 1879); монахиня Анфиса (Сысоева Александра Матвеевна, 1868); монахиня Севастиана (Тарасова Мария Гавриловна, 1877); монахиня Аркадия (Просёлкова Агриппина Матвеевна, 1870); монахиня Макария (Сапрыкина Прасковья Афанасьевна, 1867); послушница Мария Лактионова (1884); послушница Ольга Просёлкова (1870); послушница Христина Пятибратова (1889); Пятибратов Даниил Яковлевич (1884); Субботин Борис Алексеевич, врач (1874); Лесина Аграфена Ивановна (1897)»⁶⁴¹.

Владыке Никите было предъявлено обвинение в том, что он, «являясь организатором и руководителем подпольного монастыря при храме святителя Николая в Казачьей слободе, систематически давал установку монашествующему элементу и духовенству о проведении контрреволюционной деятельности среди населения, и в распространении явно провокационных слухов о сошествии на землю антихриста, приближающейся войне и гибели существующего советского строя». Мать Августу обвинили в том, что она якобы являлась игуменьей женского тайного монастыря.

Белёвский райотдел НКВД применил к арестованным 58-ю статью (пункты 10–11). Свидетелями были некие крестьяне, запуганные властями и потом раскаявшиеся в своем лжесвидетельстве. Владыка Никита, архимандрит Исаакий и все остальные арестованные держали себя достойно. Они молчали, ничего не подписывая, как молчал Христос, не отвечавший ни Ироду, ни Пилату. Их пытали: не давали спать по несколько суток, постоянно допрашивая, при этом следователи часто менялись. Если кто из допрашиваемых от изнеможения падал, его обливали холодной водой и снова заставляли стоять. Из Белёва их перевели в Тулу, где истязания продолжались.

30 декабря 1937 года «тройка» лжесудей вынесла мученикам за Христа приговор – расстрел. В Тульском архиве ФСК сохранились все документы этого дела. Вот выписка из акта об исполнении приговора относительно архимандрита Исаакия: «Постановление тройки УНКВД по Тульской области от 30 декабря месяца 1937 года о расстреле Бобракова Ивана Николаевича приведено в исполнение 8 января месяца 1938 года... Секретарь тройки (Подпись)»⁶⁴².

Мученики были похоронены тайно в Тесницких лагерях под Тулой, в лесу, на 162-м километре Симферопольского шоссе. В 1996 году, 8 января, братия Оптиной пустыни – чудесно возрожденной – отслужила панихиду и поставила крест на месте расстрела последнего настоятеля старой – великой – Оптиной и иже с ним.

Итак, последний настоятель Оптиной пустыни архимандрит Исаакий принял мученическую смерть, а ныне и прославлен во святых Божиих вместе с другими Оптинскими старцами. Монастырь был варварски разрушен. Насельники его были рассеяны по Руси, многие окончили свою жизнь в тюрьмах, лагерях, умерли от истощения и болезней, были расстреляны. Но оптинское монашество существовало, храня монастырские традиции. Когда Оптина пустынь и ее скит были возвращены Церкви, то стало понятно, что в течение долгих лет разрухи и гонений они были живы. Ведь не камни и дерево есть монастырь; если его нет – то и они не нужны... То, что создал Бог, человеку не уничтожить. В какой великой славе вернулись благодатные оптинские старцы в храмы своей родной обители, в «вертоград старчества», как сказано в кондаке им!