Глава 40. Кончина старца Нектария. Жизнь и смерть отца Никона в ссылке

Благодаря усилиям Н.А. Павлович, которая имела связи в Москве, удалось спасти от расхищения или уничтожения Оптинскую библиотеку с богатейшим архивом, где находились редкие рукописи. Ими интересовались некоторые московские ученые, среди них известный востоковед Н.И. Конрад, академик впоследствии. Это убеждало власти в действительной ценности книг и бумаг собрания обители, и они позволили описать их, забить в ящики и отправить в Москву, в только что образованную Всесоюзную библиотеку (ныне Российская государственная). Здесь архив сохранился почти полностью, но книги в основном рассеялись в ее фондах. Все остальное в Оптиной было расхищено, был устроен даже аукцион, распродажа всевозможных предметов – от садового инвентаря до чугунных и мраморных надгробий. Иконы пошли как простой древесный материал в столярные мастерские Козельска. Металлолом – на ближайший завод. Большой колокол не проходил в оконный проем колокольни, пришлось расширить отверстие. Сброшенный колокол упал, но не разбился. Не поддался он и кувалдам. Тогда обложили его дровами и зажгли. После того как он раскалился, его стали поливать водой. И только тогда он треснул и распался. Когда увезли большой лом, местные жители начали подбирать на память небольшие осколки... Колокол этот имел густой бархатный голос, слышный за полтора десятка верст.

29 апреля / 12 мая 1928 года в селе Холмищи Брянской области скончался старец Нектарий. Пять с небольшим лет жизни вне Оптиной дались ему нелегко. Выйдя из тюрьмы, он жил на хуторе близ села Плохина. Хутор и село были разделены границей Калужской и Брянской губерний, что имело свое значение для старца, которому запрещено было проживание в Калужской. Через некоторое время власти потребовали, чтобы старец покинул хутор. Он переехал в село Холмищи Брянской области к родственнику В.П. Осина (владельца плохинского хутора) вдовцу Андрею Ефимовичу Денежкину. Там отец Нектарий вместе со своим келейником отцом Петром занял половину дома – две светлые комнаты.

Чекисты постоянно грозили Денежкину сослать его на Камчатку, требовали непомерно большие налоги, но он только ограничил свободное посещение старца, чтобы не так явно было многолюдное паломничество верующих к нему (ГПУ требовало от старца прекратить прием людей). Но кто хотел, тот к старцу попадал, иногда дожидаясь где-нибудь неподалеку сумерек, чтобы войти в дом незаметно. Когда Н.А. Павлович спросила старца, не поискать ли более удобного жилья, он ответил: «Меня сюда привел Бог». Первое время ссылки он очень грустил и не сразу начал принимать людей, нуждающихся в духовном утешении, исповеди, благословении. Но он сам рассказал кому-то, что явились ему все почившие Оптинские старцы и сказали: «Если хочешь быть с нами, не оставляй своих духовных чад»⁶²⁰. И он вернулся к старчеству, – Господь укрепил его дух.

В Холмищах к старцу потянулся поток людей со всех концов России. Он вновь принимает, утешает, наставляет на путь спасения. Снова светлый и радостный, весь преисполненный благодати. За советами и молитвенной помощью к преподобному Нектарию обращались и простые миряне, и великие святители. Известно, что Святейший Патриарх Тихон советовался через доверенных людей со старцем Нектарием. Ни один важный церковный вопрос не решался без благословения преподобного Нектария. Знали, что через него Господь открывает Свою волю. И когда Святейший Патриарх Тихон узнал, что старец не благословил принимать новый стиль церковного богослужения, он, уповая на всемогущую помощь Божию, решительно отказал осаждавшим его врагам Церкви⁶²¹.

Старец Нектарий укреплял дух монахов, зная, что многих ждут тяжкие страдания. Так, например, на вопрос своего келейника, отца Петра: «Как отвечать на допросе, когда спрашивают: монах ты или нет?» – старец ответил: «Отвечай: монах. Монашество – второе крещение: слово одно (монах), а смысл большой (в нем). Отречься от монашества – отречься от второго крещения, а значит, и от Христа». А монаху Якову, с которым батюшке пришлось быть вместе в Козельской тюрьме, он сказал: «Я тебе заповедую монашество больше всего хранить. Если к тебе револьвер приставят, и то монашества не отрекайся. Помнишь, как мы с тобой в заключении были и не отреклись? ...Такое испытание у тебя может повториться»⁶²².

О последних днях жизни старца писала Н.А. Павлович: «Он перед смертью страдал грыжей. Она выпадала, он сам вправлял. <...> Он говорил о себе: “Я монах последней ступени”. С любовью вспоминал о великих Оптинских старцах: “У них благодать была целыми караваями, а у меня что – краюшка!”. Я спросила его: “Надо ли брать на себя, если помогаешь людям?”. Он сказал: “Иначе нельзя. И вот идут ко мне люди и приносят столько скорби, столько греха, что мне кажется, на меня наваливается груда камней и я уже не могу снести. Но приходит благодать и разметывает эту груду камней, как груду сухих листьев. И опять могу принимать”. Он умирал в слезах. Слезы так и катились, а отец Адриан⁶²³ держал над ним простертую епитрахиль»⁶²⁴.

Местный священник отец Тихон и отец Адриан облачили умершего старца. Из Козельска по благословению духовника старца Нектария отца Досифея (Чучурюкина) приехали монах Георгий и бывший келейник старца иеромонах Севастиан (Фомин)⁶²⁵. Затем приехали еще люди из Москвы (отец Сергий Мечёв и другие), из Смоленска. Начали служить парастас. Из Москвы привезли гроб – дубовую колоду, присланную духовным чадом старца актером Михаилом Чеховым (племянником писателя А.П. Чехова). 3/16 мая в 5 часов утра понесли гроб на холмищенское кладбище, где старец завещал себя похоронить. По пути в местную церковь Покрова несколько раз служились литии. В храме прошла соборная панихида, потом литургия и затем отпевание старца. Речей не было, хотя народу было очень много, – представители ГПУ, бывшие здесь, только настоятелю отцу Тихону разрешили сказать несколько слов.

Было кладбище и возле церкви, но старец предвидел, вероятно, что оно будет уничтожено вместе с храмом. До общего же кладбища от храма было две или три версты. Гроб несли проселочной дорогой через поле. На кладбище много старых деревьев – сосен, елей, берез... Место тихое, благодатное... Сюда, на могилу последнего соборно избранного Оптинского старца, окормлявшего верующих в самые тяжелые годы гонений и разрухи, шли люди – припасть к могилке, рассказать о своих бедах старцу, как живому, взять песочку, цветок на память сорвать... Немало чудесных исцелений, исполнений надежд происходило по молитвам к почившему прозорливцу, ходатаю за православных перед Господом, старцу Нектарию.

Отец Никон получил известие о кончине старца Нектария в Кемперпункте – пересыльном лагере на Белом море. В связи с пронесшимся ураганом что-то случилось и переброска заключенных в Соловки надолго задержалась. Отец Никон по причине больной ноги был освобожден от тяжелых работ и был поставлен сторожем у складов. Отца Агапита посылали с другими заключенными в лес на работы. Отец Никон, находясь как сторож в уединении по 8–9 часов, мог помолиться, поразмышлять и даже почитать. Отсюда он часто писал своим духовным чадам, а от них получал, кроме писем, посылки с продовольствием, – он по-братски делился всем с отцом Агапитом, пока их не разлучили⁶²⁶. В апреле 1929 года отца Никона перевели в лагерь на том же Поповом острове. Здесь он работал счетоводом. Летом 1930 года возвратился в Кемь, и отсюда его и отца Агапита отправили в Архангельск на «вольную высылку», то есть в поднадзорную ссылку. Перед отправкой был произведен медицинский осмотр и у отца Никона обнаружили уже далеко зашедший туберкулез.

В Архангельске жилье нужно было искать самим. Отцы поселились вместе в деревеньке близ города. Ссыльных в округе было много, им выдавался скудный паек, и кто не имел возможности что-либо к нему прибавить, обречен был на истощение сил. Отец Никон продолжал получать деньги и посылки от духовных чад, и они с отцом Агапитом не голодали. Через каждые десять дней нужно было являться в ГПУ. В августе того же года отец Никон был перемещен в город Пинегу той же области, но он не нашел себе жилья в городе и поселился сначала в одной деревне близ города, потом в другой – подальше. Деревня называлась Воепола, отсюда отцу Никону нужно было ходить в город на почту, для учета в отдел ГПУ, в поликлинику, но главное – в храм, где встретил он среди ссыльных своих знакомых, двух оптинцев – иеромонаха Парфения⁶²⁷ и иеродиакона Петра (позднее схиигумен Павел (Драчёв), скончавшийся девяноста трех лет в 1981 году).

К январю 1931 года здоровье отца Никона сильно ухудшилось: ему с каждым днем становилось труднее ходить, он быстро утомлялся, у него почти постоянно была повышенная температура. Жил он уединенно и неопустительно совершая свое монашеское правило. Остальное время читал, писал письма духовным чадам и делал работы по дому – что прикажет хозяйка, которая увидела его безропотность и все более и более мучила его, не давая ему покоя. Отец Никон возил на санках воду из колодца, колол и приносил в дом дрова, убирал снег возле дома, расчищая дорожки, готовил лучину для освещения... Хозяйке говорили, что квартирант ее болен, но она не верила. А отец Никон принимал все эти искушения как от руки Господней. «Веруя в пекущийся обо мне Промысл Божий, – писал он, – боюсь направлять по своему смышлению свою жизнь, ибо наблюдал, как своя воля приносит человекам скорби и трудности... Да будет же воля Божия, благая и совершенная! Ей вручаю себя, и всю жизнь, и всех. Принятие воли Божией мир приносит сердцу моему»⁶²⁸.

В месяце марте 1931 года, на второй или третьей неделе Великого поста, отец Никон разбивал лопатой слежавшийся снег и вдруг почувствовал боль во всех венах больной ноги, – произошло кровоизлияние. Он слег с температурой. Вместе с тем начались озноб и колотье в груди... Только через шесть недель удалось ему сходить в больницу города Пинеги, где врач, выслушавший его, сказал, что туберкулезный процесс у него в полном развитии... Придя на квартиру, он лег в изнеможении, а хозяйка начала требовать, чтобы он покинул ее дом. Увидев, что он не в силах даже встать, она отняла у него кровать. Ему пришлось кое-как устроиться на полу. И тут вспомнилось ему, как старец Варсонофий, однажды благословляя его, произнес: «Господи! Спаси раба Твоего сего Николая! Буди ему Помощник! Защити его, когда он не будет иметь ни крова, ни приюта»⁶²⁹.

Через какое-то время пришел отец Пётр, увидел ошеломившую его картину и, наняв лошадь, перевез отца Никона к себе, в деревню Козловку. 27 марта / 9 апреля отец Никон писал матери Амвросии: «Христос воскресе! Еще раз поздравляю тебя, чадо мое, со Светлым праздником и призываю на тебя мир и Божие благословение. <...> ...Доктор нашел туберкулез, и уже не в первой степени, а далеко зашедший. <...> Больше лежу. <...> Кашля мало, почти нет. <...> Чувствую себя хорошо. Господь не отнимает у меня этой милости. Все потребное имеется. Живу с отцом Петром, он мне помогает. За все слава Богу!»⁶³⁰.

9/22 июня неожиданно приехала духовная дочь отца Никона Ирина Бобкова, которой дал денег на дорогу иеромонах Пимен (будущий Патриарх Московский и всея Руси). Она привезла письма, деньги, лекарства, продукты и осталась ухаживать за больным. Отец Никон смирился с ее приездом, совершившимся без его благословения, стал расспрашивать ее о духовных чадах своих, о событиях в Козельске – словом, обо всем, что она могла знать. Дни его были сочтены. Он не боялся смерти, но все же верил в выздоровление. «Преподобный Феодор Студит, – писал он матери Амвросии, – сам бывший в ссылках, ликует за умирающих в ссылке. И мне приходила мысль, что мы, иноки, отрекшиеся от мира, и ныне, хотя и невольно, проводим мироотречную жизнь. Так судил Господь. Наше дело – хранить себя в вере и блюсти себя от всякого греха, а все остальное всецело вручать Богу. Не постыдится надеющийся на Господа»⁶³¹.

Вскоре настали и предсмертные дни. Отцу Никону становилось все труднее дышать, он часто находился в забытье, изредка как бы бредил. Слабость совсем не позволяла ему подниматься с постели. Однажды Ирина услыхала, как он громко сказал: «А, всечестнейший батюшка, отец Макарий!.. Ирина, подай стул... К нам пришел старец Макарий, а ты и не видишь!»⁶³².

Сестра Ирина вспоминала, что отец Никон причащался ежедневно – сам, а иногда это делал приходивший к нему архимандрит Никита. 25 июня старого стиля в 10 часов 40 минут вечера отец Никон скончался. На другой день собрались в доме несколько священнослужителей – архимандрит Никита, игумен Паисий, отец Пётр и еще четыре ссыльных иеромонаха, протоиерей из Пинеги. Погребение по монашескому чину начали служить уже здесь, в доме. Отец Никон одет был в полумантию, епитрахиль, поручи, скуфью (длинной мантии и клобука не было, не успели прислать). У могилы находилось двенадцать священнослужителей. Многие за несколько дней до того находились далеко на лесных работах, за 60 верст... и вдруг их отпустили. После погребения была поминальная трапеза.

В 1925 году отец Никон сказал в одной из проповедей слова, которые объясняют смысл его жизни и кончины – кончины исповеднической. «Если мы всегда будем с Господом, – говорил он, – то и мы будем иметь силу и мощь свидетельствовать о Нем. Будем иметь и мы мужество, твердость и крепость исповедовать Его, и исповедовать не только языком, но и самою жизнью своею. Будет дана и нам благодать благодушно переносить всякое злострадание, всякую тяготу и превратность жизни ради Господа нашего Иисуса Христа»⁶³³.

Оптинский монах отец Парфений за несколько дней до кончины отца Никона видел сон: отец Никон и отец Кирилл (Зленко) шли с чемоданами, словно собираясь куда-то уезжать. «А меня не возьмете с собою?» – спросил их отец Парфений. Отец Никон сказал: «Ты как хочешь, а Кирилла я не оставлю», – и они пошли дальше⁶³⁴.

Отец Кирилл, вернувшийся из ссылки, находился в это время в городе Козлове. Он писал оттуда, узнав о смерти своего друга и сотаинника: «Не думал я, что не увижу уже отца Никона. Последний раз мы виделись с ним 30–31 декабря 1927 года в Калужской тюрьме. 6 января я вышел из тюремной больницы и уехал на свой счет в Туркестан. А отец Никон 27 января 1928 года – с этапом в известное Вам место. Я болею туберкулезом легких лет 10 и думал, что умру прежде отца Никона. Но Господь судил иное. Отец Никон ушел в вечность, а я еще дышу и двигаюсь, хотя и с трудом. Слабость и задышка ужасная... Об отце Никоне я особенно жалею!.. Мне хотелось его видеть и о многом говорить... Но теперь все кончено... Сошлись мы с ним в 1907 году в скиту Оптиной пустыни, где мы жили в числе братии. Оба учились иноческой жизни у старца Божия отца Варсонофия. Оба помогали старцу в его обширной переписке с духовными детьми. А затем, когда отец Никон был назначен монастырским письмоводителем, я, вместе с другими, сотрудничал ему. После ликвидации монастыря жили в городе на одной квартире и, в конце концов, вместе были взяты весной 1927 года и отвезены туда, куда не хотели... Искренно уважал я отца Никона за его простоту и любовь к иноческой, внутренней жизни, за его любовь к ближним... Хорошо было с ним! И всегда можно было отдохнуть и согреться около него душой! Вечная ему память!»⁶³⁵.