Глава 4. Пустынники Рославльских лесов

Лес Козельской засеки, где находилась Оптина пустынь, тянулся так далеко, что достигал Смоленской губернии, Брянских (или Брынских – от села Брынь) лесов. Так и называли иногда эти леса: Брянские (ближе к Оптиной – Жиздринские). Они тянулись непрерывной полосой.

Около семидесяти лет (с середины XVIII века до 1820–1830-х годов) в Брянских лесах существовало православное пустынножительство. Здесь жили удивительные по чистоте и неприхотливости жизни отшельники. Гонения на монастыри, проходившие под видом борьбы с беспорядками в них, начатые Императором Петром I и продолжавшиеся при Императрицах Анне Иоанновне и Екатерине Алексеевне, привели к тому, что в них начал быстро угасать молитвенный и вообще монашеский дух. Вместо иноков обители зачастую наполнялись больными и увечными солдатами. Пострижение сделалось весьма редким и труднодостижимым. Во многих монастырях не оставалось порой никого, кроме престарелых, доживающих свой век священноиноков, не имевших сил совершать богослужения. Бывало такое положение и в Оптиной пустыни. Настоятели сменялись слишком часто.

«Последствия показали, – писал автор жизнеописания преподобного Моисея Оптинского иеромонах Ювеналий (Половцев), будущий архиепископ Литовский, – как мало соответствовали эти распоряжения настроению народного духа. При общем вызванном ими упадке монастырей в русском народе в то время крепко держалось усердие к монашеской жизни, которое, надеемся, и не иссякнет, пока будет существовать православная Русь. Любителей монашеской жизни было много во всех сословиях, но так как в тогдашних монастырях они не находили себе места или не могли удовлетвориться тогдашнею жизнью монастырскою, то многие из них удалялись из России в Афонские и Молдавские монастыри, а другие укрывались в лесах»²⁴.

Далее отец Ювеналий пишет: «Сохранились отрывочные сведения, что в то время появились пустынножители в разных местностях России. Так, например, известно, что настоятель Миголовской, или Миголощской, пустыни (Новгородской губернии) Марк по упразднении этой обители и обращении ее в приходскую церковь удалился на пустынный остров и там подвизался до конца своей жизни в безмолвном уединении. Пришлось нам слышать, что в конце прошедшего и в начале нынешнего столетия были пустынники в Тверской губернии (Зубцовском уезде), в Вологодской и в других губерниях, но особенно пустынножительство в те времена усилилось в лесах Брянских, Жиздринских и Рославльских, покрывающих северо-западный угол Орловской губернии, западную часть Калужской и юго-восточную Смоленской губернии»²⁵.

Здесь в XVI веке вел подвижническую жизнь преподобный Герасим Болдинский. Затем, при Императоре Петре I, жил инок Серапион. Преподобный Феодор Санаксарский до вступления в Площанскую обитель подвизался неподалеку от нее в лесной хижине, построенной пустынножителями до него; сохранилось имя лишь одного из них – монаха Ефрема. Иеромонах Иоасаф, один из настоятелей Площанской пустыни, был вызван на эту должность из отшельнической жизни в лесу, куда он по прошествии нескольких лет удалился снова... В 1775 году иеромонах Адриан также вышел из Площанской пустыни и поселился в Брянских лесах с другим монахом и двумя послушниками. Свою пустыньку они поставили близ другой, где доживал свой век старец отшельник Варнава. При отце Адриане подвизался в лесу будущий старец Василиск, духовный отец и наставник преподобного Зосимы (Верховского), с которым он впоследствии переселился на остров Коневец, где настоятелем монастыря стал бывший пустынножитель отец Адриан. Отсюда старец Василиск и отец Зосима отправились в Сибирь для пустынной жизни в тайге. Жизнь в лесах не была безопасной. Отшельников тревожили то полиция, то разбойники. Так, старец Варнава был разбойниками убит. Тем не менее пустынножителей со временем становилось все больше.

Коневской настоятель – бывший отшельник – отец Адриан часто посещал лесных подвижников, гостя у них иной раз по нескольку недель. В первые два десятилетия XIX века в этих местах пребывали отцы Досифей, Дорофей, Мелхиседек, Селевкий, Феофилакт, Илия, Сергий, Матфей, Арсений, Георгий, Софроний, Афанасий. Их келии находились в разных местах леса и по возможности труднодоступных для посторонних. Иеросхимонах Афанасий некогда прибыл в Оптину пустынь вместе с отцом Авраамием из Пешношского монастыря, – здесь он и был пострижен. Имея склонность к безмолвной отшельнической жизни, он задумал ехать на Святую гору Афон и уже получил увольнение, как услышал о пустынножителях Рославльских лесов. Он не поехал на Афон, а поселился в этих лесах. Было это около 1805 года. Весной 1811 года прибыл к отцу Афанасию и стал его послушником рясофорный инок Тимофей Иванович Путилов (будущий архимандрит Моисей, преподобный старец, настоятель Оптиной), постриженный в рясофор в Свенском монастыре в июле 1809 года.

Тимофей, происходивший из купеческой семьи, родился в 1782 году в городе Борисоглебске. Он с братом Ионой провел уже некоторое время в Саровском монастыре и потом был послушником в Орловском Свенском, где много слышал о подвижниках Рославльских лесов. «Когда я пришел в Рославльские леса, – рассказывал преподобный Моисей, – тамошние пустынники жили в трех келиях: в одной иеросхимонах отец Афанасий, от него в версте отец Досифей, а в версте от него отец Дорофей, который впоследствии (после 1812 года) переселился ближе к нам, поставив себе келию от нашей саженях в пятидесяти (сажень = 2,18 м. – Сост.). Поселясь с отцом Афанасием, я построил для него и для себя новую келию: это был первый опыт моего зодчества. Келия имела шесть аршин (аршин = 0,71 м. – Сост.) в квадрате, с крыльцом, под навесом; прихожая в два аршина длины и два ширины, далее квадратная комната в четыре аршина в длину и ширину, ибо от нее была отгорожена перегородкою спальня, шириной, также как и прихожая, в два аршина; между прихожей и спальней в углу находилась печка, которою нагревалась вся келия. <...>

Под самою нашею келиею протекала лесная речка Болдачёвка, а в полутора верстах впадала в нее речка Фроловка. На берегу ее был колодезь; в речке этой важивалась и рыбка. <...>

Всю церковную службу мы правили каждодневно у себя в келии, начиная с двенадцати часов ночи, полунощницу и утреню; после утрени, через час, соборный акафист Божией Матери; после акафиста, часа через два, часы с изобразительными и, наконец, вечерню часов в пять вечера. В воскресные и праздничные дни приходили к службе ближайшие старцы: отец Досифей, отец Дорофей, а иногда кто-либо из других Рославльских пустынников, живших в большем расстоянии от нас. Отправя вместе службу, пообедаем, что Бог послал, и разойдемся до следующего праздника.

На Пасху же и на Рождество и в другие нарочитые праздники приходил из ближайшего села Лугов (верстах в семи) старец-священник и приобщал нас запасными Дарами, дабы и мы не были лишены сего духовного утешения.

В свободное от молитвенных правил время занимались рукоделием, кто какое умел: писали полууставом отеческие книги²⁶, занимались огородом, на котором, впрочем, по неблагоприятной почве, не родилось других овощей, кроме репы. Летом собирали грибы, ягоды и усердствовали благодетелям, а от них получали печеный хлеб, крупу, а иногда и бутылочку масла для приправы пустынной трапезы. А когда случится недостаток, питались и сухоядением, дорожа всего более духовной свободой и безмолвием. Волки постоянно выли около нас в продолжение целой зимы, но мы уже привыкли к их вою, как бы к вою ветра; а медведи иногда обижали нас, расхищая наши огороды. Мы их видели весьма близко и часто слышали, как они ломали по лесу деревья, но никогда они нас не трогали, и мы жили с ними в мире. И от разбойников помиловал нас Бог, хотя и часто слышали, что они бродят у нас в околотке. Впрочем, нас нелегко было найти, да и нечем было им у нас поживиться. <...> Но страшнее разбойников бывали для нас порывистые бури, ломавшие вековые деревья и грозившие задавить нас. Однажды обрушилось огромное дерево подле самой нашей келии с таким треском, что я уже думал – вот настала последняя минута; но и тут помиловал нас Господь, – оно лишь ветвями задело крышу. Но страшен и самый рев бури в вековом бору, когда она ходит по нем и, как трости, ломает то, что росло целые столетия»²⁷.

В 1816 году к брату в Рославльские леса прибыл Александр Путилов, будущий преподобный схиигумен Оптинский Антоний²⁸. Осенью того же года братья были на богомолье в Киеве. Видели там, в пещерах, Императора Александра Павловича, слушавшего обедню. На обратном пути посетили Софрониеву пустынь, единоверческий Максаковский монастырь, Глинскую пустынь. В Площанской пустыни познакомились с отцом Макарием, будущим преподобным Оптинским старцем. Побывав еще в Белобережском и Свенском монастырях, братья вернулись в свою лесную пустыньку.

«В 1819 году, – писал преподобный Моисей, – [мы] ездили вдвоем с братом в Оптину пустынь на одной лошадке. Причем познакомились с тамошними старцами иеросхимонахом Иеремиею (духовником обители), отцом Феофаном и учеником его Варлаамом (в схиме Вассианом).

Впрочем, отца Феофана мы уже знали: он еще прежде приходил к нам в пустыню погостить, а в этот раз сказал, что придет провести весь Великий пост у нас. <...> Отец Феофан... жил первоначально в Софрониевой пустыни, а потом ушел в Молдавию, где пребывал у старца Паисия, а по кончине его возвратился в Россию и поступил в братство Оптиной пустыни в 1800 году.

В крайнем нестяжании и кротости духа, деятельную добродетель поста, молитвы и поклонов он проходил с горячею ревностью. В продолжение первой и последней седмицы Великого поста не вкушал ничего; в прочие посты принимал пищу на третий день. Так, приготовляясь постепенно, он, по ревности к подвигам постническим, решился, наконец, вступить в великую меру вышеестественного подвига²⁹».

Преподобный Антоний Оптинский говорил, что этот старец при жизни имел столь сияющее благодатью лицо, что недоставало духу смотреть ему прямо в глаза, а разве украдкою, когда взглянешь со стороны.

Отец Феофан весной 1819 года простудился, проболел три месяца и скончался. Из Свенского монастыря прибыл иеромонах Смарагд с иеродиаконом. Сошлись все пустынники, сделали дубовый гроб, отпели и погребли подвижника 23 августа в лесу. На другой день, 24-го, был отцом Афанасием пострижен келейно в мантию отец Тимофей с именем Моисей, в честь преподобного Моисея Мурина.

2 февраля 1820 года, на праздник Сретения Господня, иеросхимонах Афанасий постриг, также келейно, и Александра Путилова в иноческий образ, назвав Антонием. Восприемным отцом его от Евангелия был его старший брат отец Моисей. С этой поры и до конца жизни отец Антоний ничего не предпринимал без его благословения. Как-то, будучи в отлучке по делам, отец Моисей писал брату: «...в каких я бедствиях был, следуя своей воле! Почему, как любезному другу тебе накрепко подтверждаю и принять за заповедь Божию, а не человеческую, советую, чтобы ты ни от какого положенного на тебя дела не отрицался и ни на что сам не назывался, и когда сие сохранишь совершенно, то и в тягчайших трудностях благополучие увидишь, и меня помянешь добрым словом. Когда же ты чего прилежно сам искать будешь или отрекаться, то, поверь, во всю свою жизнь горько сожалеть будешь. Я тебе сие не от разума, но от опыта, и опыта примерного, пишу как другу любезному»³⁰.

Дневниковая запись от 16 ноября 1819 года говорит об очень серьезном отношении отца Моисея к духовному окормлению брата: «По духовном беседовании с братом А. о пользе души усмотрел после в мысли своей за необходимо нужное помнить следующее: не начинать никогда говорить брату о пользе души и о всяком исправлении, также и не выслушивать объяснения его без обращения прежде ко Господу ума своего с требованием себе и брату Его вразумления, и говорить потом с воображением присутствия Божия. По беседе же, с обеих сторон, должны паки обратиться ко Христу Спасителю и помолиться о помощи Его во исполнение Евангелия и всеблагой воли Его, каковую могли выразуметь при собеседовании нашем. Да не в праздности будет совещание наше»³¹.

Отец Ювеналий пишет, что старец Афанасий имел довольно много рукописных книг, – это были святоотеческие творения, переведенные преподобным Паисием с греческого языка на церковнославянский. Отец Моисей, пользуясь этими сокровищами, составил вместе с братом ряд рукописных книг, в которых изложены были в последовательности правила христианского жития. Это были сборники: 1) О подвижничестве иноков. В трех книгах; 2) О покаянии и спасении души. В трех книгах; 3) Уединенные поучения. В двух книгах; 4) Душевная пища для всегдашнего употребления.

Из благоговения к духовным текстам отцы Моисей и Антоний работали с ними только стоя, устроив себе соответствующие конторки.

«Брат Александр поживает со мною, благодарение Богу, мирно, – писал 20 сентября 1819 года отец Моисей иеромонаху Исаии, – и проходит свое звание рачительно, дай Бог за Ваши молитвы удержать ему до конца теперешнее устроение. От всего попечения свободен, упражняется только в правиле, чтении и писании книжек»³².

Иеромонах Климент (Зедергольм) в своей книге о преподобном старце Оптинском Антонии писал, что живя с братом в Рославльских лесах, он подвизался с необыкновенным усердием и «нес такие подвиги, которые в наше слабое время многим могут показаться невероятными. Вставая в полночь, он с братом ежедневно вычитывал вдвоем всю церковную службу по богослужебным книгам, без малейшего опущения. Еще в детстве Александр, постоянно и усердно посещая храм Божий, хорошо узнал порядок церковной службы и имел особенную наклонность и способность к изучению церковного устава. Теперь же, ежедневною в продолжение многих лет практикою, он так в этом усовершенствовался и сделался таким отличным уставщиком, что в этом отношении нелегко было найти ему равного. Затем трудился в переписке отеческих книг уставом и помогал брату в составлении нескольких рукописных сборников... <...> Около 18 часов в сутки он часто проводил на ногах и в несколько лет так утрудил ноги, что в них впоследствии развилась мучительная болезнь, которая не оставляла его до смерти.

Сверх этих келейных занятий Александр, как младший член отшельнической семьи, с горячим произволением и великою ревностию проходил другие, более тяжкие послушания. На него была возложена обязанность будильщика, так что он должен был вставать раньше всех, чтобы полунощное келейное молитвословие начинать неупустительно в свое время. На его же обязанности лежало рубить дрова в окружавшем их лесу и переносить их в келии; на его же попечении был и огород... <...>

В великие праздничные дни все старцы собирались в келию к отцу Афанасию на общее келейное богослужение. По окончании богослужения вместе обедали, иногда подкрепляли изможденные многолетними подвигами силы свои чаем или, за неимением его, какою-нибудь травкою, а молодому Александру, как новоначальному, в первое время и в этом был отказ»³³.

Преподобный Антоний писал о начале своей монашеской жизни: «Когда возгорелся огнь Божественной любви в моем сердце, тогда все суеты мирские омерзели и богатство опостылело, и так, как птица из сети или яко елень, томимый жаждою, удалился я из Ростова, бегая, и водворился в непроходимой пустыне, с чаянием себе от Господа спасения от малодушия и от обуревания многих грехов. Себя самого отдал я в полное и безвозвратное распоряжение батюшке отцу Моисею, о чем, благодарение Господу Богу, после ни разу не скорбел»³⁴.

Отец Климент писал, что преподобный Антоний «даже в старости живо вспоминал... как старшие лица во время своего отдыха, бывало, посылали его как новоначального работать в огород и как порою он изнемогал тут и телом и духом. Вообще старец его, отец Моисей, обходился с ним весьма строго. Проспит ли Александр и других не вовремя разбудит к полунощнице, – по окончании службы его, как нерадивого будильщика, ставили на поклоны. В другом ли чем провинится, опять на поклоны»³⁵. Чистил отец Антоний отхожие места. Собирал по дорогам навоз для удобрения огорода. Поначалу впадал он даже в тоску, но потом стал почти постоянно чувствовать в душе отрадное спокойствие, иногда даже восторг какой-то, блаженное беспечалие, – это были плоды послушания.

В конце 1820 года окружное земское начальство стало беспокоить рославльских отшельников, мешая их мирной жизни. Старцы стали даже подумывать о перемене места своих пустыннических подвигов. Часто гостивший у них оптинский монах Вассиан указывал им на леса близ Оптиной. Им эти места были известны. Они молились и ждали, что Господь скажет.

В это время отец Моисей послан был в Москву по какому-то неотложному делу. На обратном пути навестил в Оптиной отца Вассиана. Как позднее стало известно, Калужский архипастырь владыка Филарет³⁶ тогда же обдумывал заронившуюся в его душу мысль о создании при Оптиной скита – в прекрасных окружающих ее лесах. Скит по образу древних: место, где ничто не нарушало бы безмолвного жительства иноков, желающих подвизаться в сугубом духовном подвиге. Святитель не раз уже беседовал об этом с настоятелем обители отцом Даниилом, выражая желание видеть в качестве устроителей такого скита подвижников Рославльских лесов. Поэтому, когда в Оптиной появился отец Моисей, игумен Даниил повез его в Калугу к владыке Филарету, который принял молодого пустынника весьма милостиво. Все это хотя и явилось для отца Моисея неожиданностью, он поражен был совпадением желаний архипастыря и лесных старцев. Вернувшись в пустынь, он передал отцу Афанасию письмо преосвященного Филарета:

«Преподобный отец Афанасий,

возлюбленный о Господе брате!

Брат ваш, а мой сын по духу схимонах Вассиан возвестил мне, что вы имеете желание, для удобнейшего прохождения подвигов монашеской жизни, избрать себе и с единодушными вам братиями уединенное место при Введенской Оптиной пустыни. То же самое подтвердил и отец Моисей, бывший у меня проездом в Москву. Таковое желание ваше, считая особенною милостию Божиею к моему недостоинству, я готов принять вас и других пустынножителей, которых вы с собой взять заблагорассудите, со всею моею любовию. Я вам позволяю в монастырских дачах избрать для себя место, какое вам угодно будет, для безмолвного и отшельнического жития, по примеру древних святых отцев пустынножителей. Келии для вас будут изготовлены, как скоро вы изъявите свое на то согласие. От монастырских послушаний вы совершенно будете свободны; уверяю вас пастырским словом, что я употреблю все мое попечение, чтоб вас упокоивать. Любя от юности моей от всей моей души монашеское житие, я буду находить истинную радость в духовном с вами собеседовании»³⁷.

Рославльские пустынники, собравшись на общий совет, решили последовать приглашению владыки Филарета. Отцу Моисею было поручено написать ответ на письмо архипастыря. «По возвращении моем до своего жилища, – писал он преосвященному, – когда письмо Вашего Преосвященства вручил я отцу Афанасию и братиям, сожительствующим со мною, все подробно объяснил, какие можно иметь выгоды душевные и безопасность в уединенной жизни при обители, под покровительством Вашего Преосвященства, они все то приняли с радостию и объявили себя со мною совершенно согласными. Итак, когда воля Вашего Преосвященства о принятии нас на уединенную жизнь есть такова же, как благоволили объявить, то я, нижайший с братьями моими теперь, единодушно возложившись на волю и Промысл Отца Небесного, осмеливаюсь решительно припасть к Святительским стопам Вашим и всеусерднейше просить... дозволить заняться благодетелю нашему Димитрию Васильевичу Брюзгину³⁸ нужным приуготовлением для скита»³⁹.

Отец Афанасий 1 апреля 1821 года писал владыке Филарету: «Когда Бог благоволит положить начало основанию скита и привесть оный в совершенство, желательно, чтобы ничем не причинять неудовольствия обители, чтобы была взаимная поддержка и духовный соблюдался союз любви; а для того два главных средства: 1) чтобы скит, ежели только возможно, имел бы особое содержание посредством боголюбивых душ, не нанося стужения обители о потребностях, и самим, что в силах будем, поделывать, как то: огородный овощ сажать и рукодельем, каким кто может, по временам от уныния заниматься, уповая наипаче на Промысл, что Он не лишит нужного продовольствия; когда же случится избыток в чем – отдавать в обитель, а недостаток, сколько можно, понести терпением. Второе: нужно к общей тишине не допускать входить в скит мирских лиц, любопытством побуждаемых, иначе не можно иметь безмолвия; из обители же братиям по нужде приходить с благословения начальника в субботу или воскресенье, а прочие бы пять дней пребывать в совершенном от всех безмолвии.

На таковом учреждении, паче же на Вашем Архипастырском милосердии уповаем пользоваться отшельническою жизнью, на которую, когда решительно поступит собрат наш отец Моисей с присными своими братьями и со старцем, то с любовию и я последую за ними; только признаюсь, Ваше Преосвященство, в немощи моей, что я не могу вместить иеромонашеской должности и начальнической, а согласен быть наравне с монашествующими»⁴⁰.

Преосвященный отвечал на это: «Душевно я порадовался, что Господь Иисус Христос вложил в сердце ваше благую мысль о водворении вас с братиею в Оптиной обители.

По желанию вашему я препоручил отцу игумену Даниилу отвести приличное и весьма удобное для скитской жизни место на монастырской пасеке и дозволил усердному благодетелю, купцу Брюзгину, строить кельи. Когда вы с братией прибудете к нам, тогда формальным образом учредим и правила для скитского жития по мыслям вашим и духу святых пустынножителей. Безмолвие ваше ограждено будет»⁴¹.

Рославльские старцы отцы Афанасий и Досифей все же решили пока остаться в лесной пустыне (как и некоторые братия с ними), но по их благословению отцы Моисей и Антоний и с ними монахи Иларий, Савватий и послушник Иван Дранкин 3 июня 1821 года выехали в Оптину пустынь. Отсюда братья-иноки Моисей и Антоний поспешили в Калугу к владыке Филарету. Он рад был тому, что Господь исполняет его желание о построении скита и благословил пустынников положить начало сему благому делу.