Глава 15. Старец Иларион (Пономарёв). Монахи Флавиан, Карп, Климент, Феодосий, Агапит

Конечно, потери невозвратимые! Уходили такие старцы, которым, казалось, замены нет... Но не оскудевала Оптина пустынь благодатными наставниками. Не было перерыва в духовном окормлении братии и мирян. Молитвами отошедших ко Господу и по воле Божией укреплялись в духе ученики прежних старцев, ныне уже сами старцы и наставники, – преподобные Амвросий и Иларион.

Вскоре по вступлении в должность духовника и скитоначальника отец Иларион, согласно желанию многих братий и духовных чад покойного старца Макария, решил устроить при скитском храме придел преподобного Макария Великого, на что нужные средства предоставила Наталья Петровна Киреевская, как бы переданная старцем Макарием в руководство отцу Илариону.

Работ оказалось много. Тесная западная часть храма была совсем отнята, а квадрат церкви с алтарным к нему прирубом был поднят на бревнах-рычагах: под ним заменили фундамент и два нижних венца подгнивших бревен. В это время в лесу срубили заново западную часть, уже с учетом того, чтобы поместить здесь Макарьевский придел. Потом сруб был перенесен в скит и здесь собран. Храм принял прежний вид. Работами руководили инженер Александр Васильевич Кавелин и казначей обители иеромонах Флавиан, ближайший ученик отца Илариона, монах-подвижник. Работа была окончена через четыре месяца. Освящение главного престола совершил 29 августа 1864 года (в праздник Усекновения главы святого Иоанна Предтечи) настоятель отец Исаакий. Макарьевский придел освятил в день кончины старца Макария, 7 сентября, преосвященный Григорий. Алтарь этого придела был помещен в юго-восточном углу. Митрополит Филарет прислал нарочно заказанную им иконописцам Троице-Сергиевой Лавры икону святого Макария Великого. Кроме того, в приделе в двух небольших иконостасах были и другие замечательные иконы. Паникадило устроено было не со свечами, а с лампадками²⁴⁷.

В 1867 году епископ Таврический Гурий предложил отцу Илариону настоятельство в одном из монастырей Крыма, – старец отказался. В следующем году была попытка назначить его игуменом Мещовской обители, – он и от этого уклонился. Он так сроднился со скитом, что решительно не хотел покидать его. Все его заботы были о ските. При нем много было сделано полезного и необходимого – от покраски крыш до возобновления живописи в Святых вратах. А всего важнее была, конечно, его духовная деятельность.

Один из учеников отца Илариона, монах Порфирий, писал о том, как тщательно проводил старец исповедь. «Пять раз в году, то есть по однажды в посты, а Великим постом и дважды, – писал он, – совершалась им исповедь всем относившимся к нему братиям; исповедь не общая, а с подробным опросом каждого исповедующегося... <...> Приостанавливалась братская – начиналась исповедь женского пола в хибарке: сестер монастырского скотного двора, монахинь, или мирян обоего пола... <...> Исповедь часто продолжалась до чтения правила на сон грядущим. По субботам и перед праздниками приходили для исповеди чредные служащие иеромонахи и иеродиаконы. Кроме исповеди в посты, бывала исповедь и во всякое другое время прибывавшим и желавшим оной посетителям и богомольцам, каковых бывало много, и никому ни в какое время у старца отказа не было.

Преимущественно после вечерней трапезы, а старшие монахи или имевшие особенную нужду и во всякое время (а многие почти ежедневно) приходили к старцу, по заведенному порядку, для очищения совести откровением помыслов, покаянием и для получения себе от старца в руководство наставлений и совета сообразно с устроением каждого. <...> Слова наставлений старца отца Илариона были кратки, ясны, просты и имели силу убедительности, потому что он сам первый исполнял то, что советовал братии...

Много занимался старец с изъявившими желание поступить в братство, чтобы уяснить себе их внутреннее устроение... Если замечал истинное призвание Божие, то благословлял готовиться к исповеди... помолиться на могилках старцев отца Леонида и отца Макария, попросить их помощи... затем, положась на волю Божию, идти к отцу игумену»²⁴⁸.

Отец Иларион избавлял с Божией помощью многих страждущих от душевных недугов, от неверия, причем много было случаев тяжелых. Средством спасения для таких людей было точное исполнение советов старца. Также многих предостерег он и от неверных решений в важных делах – семейных, торговых... «Можно ли оставить без участия и помощи добрые души людей, с чистым усердием и любовию стремящихся к Богу, – говорил старец. – Смотря на них, невольно радуется дух: что их всех заставляет идти сюда за сотни верст? Иные оставляют семейства, малолетних детей на чужих руках и отправляются, находя себе здесь от мирских забот и попечений духовное утешение и отраду. Ни недосуг, ни непогода – ничто не останавливает их и не препятствует благой их цели; ради душевной пользы самый даже путевой труд служит им в утешение. Да, слава Богу, есть и в наше время истинные рабы Божии, ищущие душевной пользы и спасения»²⁴⁹.

Что касается писем отца Илариона к духовным своим чадам, то вот цифра, приведенная в его житии: с конца 1860 года по 18 сентября 1873-го было им отправлено 4442 письма – это только по почте. А едва ли не больше того передавалось с различными оказиями. В отправке и писании писем под диктовку помогали отцу Илариону письмоводители: с октября 1860 года по 14 декабря 1866-го иеродиакон Антоний (Глушков, скончавшийся в этот день), а после него и до кончины старца – отец Порфирий (Севрюгин), бывший письмоводитель игумена Антония.

Старец с молодых лет был болезненным, а в монастыре у него стала медленно, но неотвратимо развиваться болезнь сердца. Пособия врачей, даже весьма опытных, ему не помогали. В 1872 году его состояние стало весьма тяжелым. 9 марта этого года он принял от отца настоятеля схиму. После этого прожил еще год и четыре месяца. Старец сам чаще всего придавал своей болезни смысл духовный, указывая на то, что, как старец и духовник, он занимался более рассматриванием чужих немощей, а не своих, врачевал чужие грехи, а свои оставались в нем... «У меня, – говорил он, – в глубине души лежат неудобоисцелимые страсти кичения, гордости...»²⁵⁰.

24 июня 1873 года, в праздник Рождества святого Иоанна Предтечи, в келию отца Илариона принесены были из скитского храма иконы Знамения Пресвятой Богородицы и святого Иоанна Крестителя. Пред ними казначей отец Флавиан отслужил молебен с водосвятием о помощи Божией болящему старцу, а после молебна – панихиду по старцам Леониду, Макарию, Моисею и Антонию.

Начиная с 22 августа отец Иларион все время сидел в кресле, не мог лежать в постели. «Я еще несколько недель проживу в кресле, – сказал он. – В водяной болезни недели по четыре сидят». Он и просидел четыре недели и один день... Проститься со старцем приезжало весьма много монашествующих и мирян. Наталья Петровна Киреевская, духовная дочь старца, жила в монастырской гостинице с 5 июля по 25 сентября. 29 августа посетил скит обозревавший епархию преосвященный Григорий. Выйдя из храма, где он приложился к иконам и благословил братию, владыка в сопровождении игумена Исаакия и отца Флавиана вошел в келию скитоначальника, где, пододвинув кресло к сидящему больному, сел рядом с ним и долго утешал его теплой беседой. Затем с любовью преподал благословение и прощение умирающему и сказал: «Ну, простите, отец Иларион! Желаю вам милости Божией и святой Его помощи совершить подвиг ваш до конца и получить от Господа Бога в будущей жизни утешение»²⁵¹.

Незадолго до смерти отец Иларион сказал, что все вещи, приготовленные ко дню кончины, он раздал, и попросил братию собрать все заново, что и было исполнено. В ночь на 18 сентября старец не спал. Выслушав все правило ко причащению, около часу ночи он приобщился Святых Христовых Таин и тихо сидел, перебирая четки, а в 5 часов 30 минут утра тихо и мирно отошел ко Господу. Похоронен был старец 20 сентября возле могилки преподобного Макария. 29 сентября отец Флавиан устроил временное ограждение: в небольшом застекленном помещении поставлено было Распятие с неугасимой лампадой.

Так уж сложилось, что отец Флавиан (Маленков) служил двум старцам во время их предсмертной болезни: отцам Макарию и Илариону, который отзывался всегда об отце Флавиане как о самом искреннем и преданном ему брате. Отец Флавиан (в миру Феодосий) родился в купеческой семье. Его сестра, а затем и глава семьи, отец, поступили в монастырь (отец Флавиана был ранее в Оптиной помощником старца Илариона). Феодосий также бывал в Оптиной у старцев Леонида и Макария, а 7 марта 1844 года остался здесь совсем. Он жил сначала в келии своего родителя, монаха Мелетия, несшего послушание гостинника, а 16 апреля был переведен в скит, где начал проходить обычные послушания. Пятнадцать лет прожил он в келии при скитском храме, будучи пономарем. В 1852 году принял постриг в рясофор, а через три года в мантию с именем Флавиан. В 1858 году преосвященный Григорий рукоположил его во иеродиакона. 29 августа после рукоположения во иеромонаха отец Флавиан был назначен казначеем обители.

В житии старца Илариона рассказано и о трудах отца Флавиана, который, как уже было отмечено выше, руководил построением Макарьевского придела в скитском храме, а позднее, в 1874 году, после кончины отца Илариона, начал строительство больницы и при ней храма в честь святого Илариона Великого. Освящение его было совершено 28 июля 1876 года преосвященным Григорием.

«Как бы отец казначей ни устал, подвизаясь по монастырскому хозяйству, во сне он не проводил более четырех часов в сутки. Уставать ему приходилось постоянно и немало. Когда, например, бывало нужно ему по случаю уборки сена, осмотра лесов или вообще по какой-либо хозяйственной надобности побывать где на даче, он, отстояв в монастыре утреню, а затем раннюю обедню и напившись затем наскоро чаю, который всегда пил и утром и вечером без хлеба, выходил часов в 8–9 утра из монастыря и пешком направлялся на какой-нибудь хутор, из которых два были от монастыря верстах в десяти. Придя на монастырскую дачу, отец казначей обедал всегда вместе с трудившимися на даче братиями. Потом, не отдыхая, отправлялся подробно осматривать хозяйство... <...> К ночи отец казначей пешком же возвращался в монастырь. Лишь в последние лет пять отец казначей стал иногда ездить»²⁵².

Вот, кажется, простые доблести, но верность им в течение долгих лет говорит о многом. Пищу он принимал только в трапезе, а в келии утром и вечером пил чай, сам себе ставя самовар. Соседа по келии, монаха, считавшегося его келейником, он для своих дел никогда не привлекал, а сам топил печь, убирал келию и приносил воду. Полы мыл сам два раза в год. Много времени отдавал саду, занимаясь прививкой и обрезанием ветвей. Служа по чреде в храме, он все равно свободное время употреблял на труды вместе с братией – убирал картофель, рубил капусту и тому подобное. Келии своей не оштукатуривал и не оклеивал обоями. Делая замечания, не возвышал голоса. Не сидел, разговаривая с подчиненными. По примеру старцев постоянно читал аскетические книги, стараясь делом исполнять прочитанное. Он смиренно считал себя последним грешником и ни с кем за свою жизнь не поссорился.

7 января 1889 года отец Флавиан во время болезни принял по совету старца Амвросия от отца Исаакия схиму. Духовная дочь отца Флавиана Наталья Петровна Киреевская (переданная ему отцом Иларионом) много позаботилась о том, чтобы духовный отец ее имел хорошее питание во время болезни, лекарства и все необходимое. Но все же от употребления рыбы Великим постом он решительно отказался. Скончался он 30 мая 1890 года и 1 июня был похоронен возле могилки старца Илариона.

В некрологе, напечатанном в «Калужских губернских ведомостях», было отмечено, что, «сделавшись казначеем, отец Флавиан всего себя посвятил на самую тяжкую трудовую жизнь, день и ночь служил Господу и ради Господа на пользу обители. <...> ...И ранним утром, и днем, и в вечернее время отца Флавиана в одежде простого послушника всегда можно было встретить при исполнении многочисленных монастырских обязанностей, зорко следящим за правильным течением хозяйственной части обители. Без преувеличения можно сказать: настоящее цветущее состояние Оптиной пустыни, и в особенности ее хозяйства, весьма многим обязано именно неусыпным 28-летним трудам почившего отца казначея»²⁵³.

Прежде чем перейти к рассказу о старце Амвросии, чтобы уж потом не прерывать столь значительной темы, обратимся к двум своеобразным и по-своему замечательным личностям: это – схимонах Карп (слепой) и иеромонах Климент (Зедергольм), поступивший в Иоанно-Предтеченский скит в 1862 году. Расскажем сначала о первом. Отметим, что Карп слепой и отец Климент как бы противоположны друг другу в своем образовательном состоянии: Карп – крестьянин, человек почти неграмотный и «простец», а отец Климент – разносторонне образованный, более того – ученый монах. Тем не менее – что удивительно, но в православном монашестве закономерно – их монашеское устроение одинаково в своих главных чертах. Здесь они равны.

Крестьянин Карп (впрочем, мирское имя его, кажется, осталось неизвестным) поступил в Оптину пустынь в 1832 году. Сначала был звонарем, а потом всю остальную жизнь хлебопеком. Он жил не в келии, а в самой пекарне, где ему отведен был небольшой уголок. Трудолюбие его было удивительно: он, находясь в пекарне почти неисходно, первым приступал к работе и последним от нее отходил. А ночью, когда он оставался один, он шел в амбар и там просеивал муку для следующего дня, – а ее требовалось до двадцати пудов на день. И он все это успевал приготовить один. Если к тому же еще оставалось время, то он не ложился спать, а разматывал пряжу, из которой плелись невода, помогая братии, проходившей послушание рыболовов. Зная, что Карп всегда бдит, его просили многие о том, чтобы разбудил их в определенный час. Он охотно исполнял такие просьбы, и не было случая, чтобы он не разбудил монаха в нужное время. Церковные службы он посещал неопустительно; и здесь-то враг и борол его – отягощал сонливостью, но Карп и с этим справлялся, не давая себе засыпать. И вот Господь попустил ему весьма тяжкое лишение: он ослеп.

«Постоянное самовнимание и понуждение себя на все благое были отличительные черты отца Карпа. Самоукорение как бы срослось с ним, – пишет отец Леонид, его жизнеописатель. – Нравом он был кроток и молчалив; в обращении с братиею ласков, приветлив и любовен. Еще покойный старец отец Леонид любил его и говаривал о нем: “Карп слеп, но видит свет”»²⁵⁴...

Отец Карп с большим терпением нес этот крест. Живший в скиту игумен Варлаам, испытывая его, как-то спросил:

– Отец Карп! Не хочешь ли поехать в Москву? Там есть искусные доктора, они сделали бы тебе операцию, и ты стал бы видеть.

Монах-слепец даже испугался:

– Что вы, что вы, батюшка, – сказал он, – я вовсе этого не хочу... я этой своей слепотой спасаюсь.

Осенью 1865 года отец Карп принял схиму и в декабре этого года слег в постель, не имея уже сил даже ходить. «Что у тебя болит, отец Карп?» – спрашивали его. Он отвечал: «Ничего не болит». Но он чувствовал изнеможение, и так вот, безболезненно, напутствованный Святыми Христовыми Тайнами, отошел ко Господу 13 марта 1866 года. Многие отметили, что лицо его, при жизни бывшее самым обыкновенным, дивно преобразилось, когда испустил он последний вздох. Оно стало необыкновенно чистым, светлым и благообразным. До самого погребения никто не слышал, чтобы от тела его исходил мертвенный запах. Так Господь прославил одного из смиреннейших монахов.

Теперь обратимся к отцу Клименту. В 1853 году, за десятилетие до вступления в Оптинский скит, он перешел из лютеранства в Православие. Таинство миропомазания принял здесь же, в скиту²⁵⁵. Это десятилетие мирской христианской жизни он служил в Синоде при обер-прокуроре графе Александре Петровиче Толстом, истинно православном человеке, друге Гоголя.

Толстой посылал его в разные командировки, например для проверки состояния православных церквей и монастырей на Востоке – в Греции и Турции, включая Святую гору Афон. Его весьма поразили афонские подвижники, после этого монашеская жизнь стала казаться ему самой привлекательной – жизнь ради Господа, серьезная, достойная, полная духовного труда и самоотречения... «Благодарю Господа и Матерь Божию, что я сподобился здесь наслаждаться лицезрением и беседами подвижников, подобных тем, о которых повествуется в Минеях»²⁵⁶, – записал он в книге посетителей Руссика, то есть русского Пантелеимонова монастыря.

Он происходил из лютеранской семьи. В бумагах его, после кончины, найдена была его записка об отце. Из нее многое становится понятным. «П.К.З. (пастор Карл Зедергольм), – говорится там, – родился 25 мая 1789 года в Финляндии. В 1811 году переселился в Россию. Сперва жил в Таврической губернии, на Дону и в Харькове, а с 1819 года до кончины своей, 48 лет, жил в Москве. ...Искренно полюбил Россию как вторую свою родину; любил русский язык и, основательно зная его, изучил и славянский язык, чему доказательством служит прекрасный его немецкий перевод “Слова о полку Игореве”... В Москве с 20-х годов не было почти ни одного замечательного литератора или ученого, с которым К.А. не был бы знаком: Калайдович, Чаадаев, Грановский, Крюков, Гоголь, Хомяков и прочие... с И.В. Киреевским и с известным Ф.А. Голубинским был в искренне дружеских отношениях; всегда сближался охотно с русскими священниками, архимандритами и преосвященными. Когда двое из его сыновей хотели присоединиться к православной церкви, не препятствовал им в этом... и даже когда, незадолго до его кончины, и супруга его на смертном одре изъявила желание принять православие, К.А. и ей дал свободу и не только на нее не гневался за это, но и сам заметно успокоился духом. Скончался 15 июля 1867 года»²⁵⁷.

Собственно в Оптину пустынь привел отца Климента Иван Васильевич Киреевский.

Граф А.П. Толстой, любивший Оптину, оказывавший помощь старцам в издании духовных книг, сам мечтал закончить свою жизнь в монашестве (не исключено, что он и его супруга, весьма набожная женщина, уже были в тайном постриге). Он выстроил на свои средства в скиту келию, где думал поселиться вместе с отцом Климентом. Но вот поселился в ней отец Климент, привезя с собой из Москвы свою библиотеку. А граф А.П. Толстой заболел, и сестры увезли его лечиться за границу.

Во время службы в Синоде отец Климент от имени графа, обер-прокурора, вел переписку с оптинскими старцами и, вероятно, не раз приезжал. Граф, «питая большое уважение к оптинским старцам, имел обычай обращаться к ним с просьбою об изложении их мнения к тем или иным религиозным и церковно-общественным вопросам, занимавшим современное общество и его самого лично»²⁵⁸.

Константин Леонтьев, писатель, духовный сын отца Амвросия, был в дружеских отношениях с отцом Климентом и после его кончины написал книгу о нем. «Граф А.П. Толстой, – писал он, – построил ему на свой счет красивый и просторный русский бревенчатый домик с крылечком в сельском вкусе, зеленою железною крышей и теплыми сенями. Внутренность этого жилища не поражала ничем особенным: ни чрезмерною суровостью, ни каким-нибудь исключительным, для инока неприличным, изяществом. Обыкновенный старинного фасона желтый диван с деревянною спинкой; небольшая спальня за перегородкой; в углу много образов; портреты старцев и мирских друзей; множество книг и бумаг; большая чистота и примерный порядок... Кафельные голландские печи, которые зимой топились иногда так весело, услаждали светом и треском своим наши с ним долгие беседы...

В этом милом домике, устроенном рукой друга и покровителя, отец Климент прожил около пятнадцати лет, подвизаясь духом и трудясь письменно на пользу обители и Церкви.

Очень скоро по водворении своем он стал помогать болезненному старцу Амвросию в обширной переписке его с духовными детьми и принял самое деятельное участие в духовных изданиях Оптиной пустыни. Его превосходное знание древних и новых языков, его образцовая, истинно московская литературная подготовка, его привычка к кабинетному труду делали его незаменимым для подобной цели.

Вот перечень оптинских изданий, в которых участвовал отец Климент: Авва Дорофей, переведено с греческого; Симеон Новый Богослов; Феодор Студит, переведено с греческого в сотрудничестве с другими оптинскими монахами; Иоанн Лествичник, заново переведено с греческого; “Царский путь Креста Господня (Ставрофила)”»²⁵⁹.

Отец Климент составил также два жизнеописания: старца Леонида и игумена Антония. Начал писать и об архимандрите Моисее, но не успел закончить, – над этим жизнеописанием трудился потом отец Ювеналий (Половцев). В духовных журналах был помещен ряд его статей. Брошюрами вышли «О жизни и трудах Никодима Святогорца» и «Из воспоминаний о поездке на Восток в 1860 году».

У отца Климента был келейником монах Тимон, который ездил с ним и в Швейцарию для христианского напутствия графа А.П. Толстого. Будучи мастером на все руки, он чинил часы, а однажды сделал очень искусно посох для старца Амвросия. Тот, видя его удовлетворение сделанным, нагнул его и дважды слегка приударил по спине. Отец Тимон, поняв, что это ему досталось за тщеславие, смиренно сказал: «Еще в третий!» – и батюшка охотно отозвался на эту его просьбу.

«Отец Климент, – писал К. Леонтьев, – мне сам говорил, что, с тех пор как отец Т[имон] поступил к нему, ему стало несравненно покойнее. Он сердечно любил и уважал своего помощника, беседовал с ним дружески, обращался с ним братски... Но он был вспыльчив и требователен. Он часто говорил неприятности келейнику за какие-нибудь ошибки и нарушения порядка. Однажды он так его оскорбил, что отец Т[имон] молча ушел к себе и лег в отчаянии на постель, не зная, что ему делать и как угодить Клименту. Но не успел он, лежа, протосковать и нескольких минут, как Климент вошел в его комнату и, став на колени, начал плакать и просить прощения»²⁶⁰.

Константин Леонтьев приводит в своей книге краткий разговор свой с отцом Климентом, собственно просто вопрос и ответ: «...я спросил у него: “Хорошо все это, но я прошу вас, скажите мне откровенно: тут-то, на земле, есть ли хоть столько приятного у монаха, сколько бывает у мирянина при обыкновенной смене печалей и радостей жизни?”. У Климента глаза заблистали: “Есть, есть и гораздо больше! Надо только иметь полное доверие к старцам. А без старчества и внутреннего послушания трудно и понять, как могут жить на свете иные монахи. Когда я по нужде бываю в миру, я не дождусь вернуться сюда. Мне скучно, если я не в Оптиной”»²⁶¹.

Отца Климента хотели поставить игуменом в какой-нибудь монастырь, и он много искушался этим, так как не мог решить, что лучше – отказаться или принять такое назначение. Это было зимой 1878 года. Весной он заболел воспалением легких и неожиданно для всех скончался в Неделю жен-мироносиц²⁶². Незадолго до кончины своей отец Климент писал из скита вдове М.П. Погодина (28 января 1878): «С великим удовольствием и утешением батюшка отец Амвросий и все мы читали в “Московских Ведомостях” статью Михаила Петровича»²⁶³ (здесь речь идет о какой-то посмертной публикации одной из исторических или полемических статей Погодина).

Домик отца Климента в Иоанно-Предтеченском скиту сохранился до наших дней.

В течение семидесятых годов, ввиду того что и братия значительно умножилась, на монастырских кладбищах появилось больше новых могил, чем в предыдущее десятилетие. Вблизи своих старцев и наставников находили упокоение до трубного гласа, возвещающего о Страшном Суде, монахи чаще всего жизни весьма чистой в духовном отношении и внимательной, – все они пришли в обитель добровольно с мыслью о спасении вечном, с радостным чувством: «Помянух Господа и возвеселихся!..». Путь своих послушаний большинство из них прошли незаметно, избежав всякой славы. Блаженны они! От многих ничего не осталось известного, кроме кратких надписей на могильных плитах и крестах. Вот целый ряд их.

«Схимонах Михей, в мире Михаил Пряников из Перемышльских купцов, в обители сей потрудился усердно 14 лет. Мирно скончался в уповании на милость Божию 14 апреля 1870 года 44 лет от рождения. “Блажен путь воньже идеши, брате, яко уготовася тебе место покоя”»²⁶⁴. «На сем месте покоится тело монаха Корнилия. Скончался 1870 г. 20 июля на 61 году от роду. В Оптину пустынь поступил в 1839 г. Из Дмитровских мещан Орловской губернии. В монашество пострижен в 1850 г. ноября 29 дня. Сия доска в память покойного положена усердием Тульского купца Алексея Михайловича Василькова» (с. 11). «Под сим памятником покоится прах иеромонаха Паисия (Аксенова) из купцов гор. Ливны. В монашестве подвизался 35 лет. Скончался 1870 г. Декабря 3 дня. Жития его было 67 лет и 3 мес. От признательных братьев брату» (с. 69–70). «Здесь в Бозе почивает монах Андрей Ребров, скончался в 1871 году мая 18 дня на 29 году от рождения. В обители жил 13 лет, усердно проходя клиросное послушание, за что и удостоился мирной христианской кончины. Во царствии Твоем, Господи, помяни раба Твоего» (с. 11). «Схимонах Феофилакт, в мире Дмитрий Азбукин, мещанин города Калуги. Вступил в обитель в 1865 г. В монашество пострижен 20 июля 1868 г. Скончался 1872 г. апр. 24. Предсмертно пострижен в схиму» (с. 26).

Схимонах иеродиакон Феодосий жил в Оптиной тридцать два года. Скончался 16 июля 1872 года.

8 марта 1873 года почил о Господе иеросхимонах Феодот. Он поступил в обитель в 1834 году, пострижен был в мантию в 1842-м; в схиму – в 1854-м (в Гефсиманском скиту). Могилка его между Введенским и Казанским храмами.

1 марта 1874 года скончался в обители на восемьдесят третьем году схимонах Антоний, проживший в Оптиной сорок три года. Был сборщиком средств на церковное строение. «Схимонах Феодор, в мире Феодор Захарович Ключарёв, надворный советник, род. 1816 г. 16 января. Скончался 1872 г. 21 ноября. Жил в скиту Оптиной пустыни 12 лет. Обратися душе моя в покой твой яко Господь благодетельствова тя. Прилепихся свидениям Твоим, Господи, да не посрами мене. Благ муж щедря и дая устрой словеса своя на Суде» (с. 82–83).

«Монах Нил и схимонах Арефа, родные братья, пожившие трудолюбно во святой обители сей и скончавшиеся о Господе первый 1863 года марта 19-го, а второй 1873 г. ноября 2-го. Души их во благих водворятся» (с. 15). «Схимонахи Вениамин и Серапион, родные братья, в мирском звании Виктор и Андрей Бодыревы из государственных крестьян Ливенского уезда села Троицкого. Потрудились в сей обители в добром послушании, первый с 1847 г., а второй с 1850 г. Пострижены в монашество Вениамин в 1862 г., Серапион в 1867 г. Скончались о Господе мирною кончиною в великом ангельском образе, Серапион в 1873 г. ноября 29-го, 40 лет от роду, а Вениамин в 1881 г. июля 29-го, 50 лет. Блажени мертвии умирающии о Господе, ей глаголет Дух, да почиют от трудов своих (Откр.14:13)» (с. 10–11). «Схимонах Антоний скончался о Господе 1 марта 1874 г. на 83 г. жития своего, в обители подвизался 43 года. Егда прииму время Аз правоты возсужду (Пс.74). Господи Боже мой щедрый и милостивый долготерпеливый и многомилостивый и истинный призри на мя и помилуй мя (Пс.85). Яко не познах книжная» (с. 67). «Иеросхимонах Владимир. Скончался 1874 г. 11 мая 52-х лет. В миру Василий Никитин Кобцов Ливенский купеческий сын. Поступил в О.П. в 1846 г. 6 сент. В мантию пострижен 2 дек. 1856. Во иеродиакона рукопол. 10 авг. 1862 г. Во иером. рукоп. 8 сент. 1864 г. Был общим духовником. Предсмертно пострижен в схиму» (с. 67).

«На сем месте погребено тело схимонаха Астиона, происходил из купеческих детей гор. Карачева Орловской губернии. Поступил в обитель в мае 1847 года, в монашество пострижен 7 сентября 1857 г. Скончался 7 марта 1875 г. 54 лет от роду. Келейно пострижен в схиму» (с. 14). «Во Царствии Твоем Господи помяни раба Твоего. Монах Александр из Ефремовских граждан, Потудин. Поступил в сию обитель 1 ноября 1871 г., а скончался после долгой болезни мирною христианскою кончиною 5 мая 1875 г. 24 лет от рождения» (с. 124). «Здесь почивает монах Иларион, в мире Иаков Пупков. Скончался 1875 года октября 10-го. В обители жил 10 лет. Понеже вси к той же нудимся обители и под той же пойдем камень и есмы прах помале будем, преставльшемуся покоя от Христа просим, сицевое бо нам житие сие на земли, игралище не сущим быти и бывшим растлетися. Темже возопием к Безсмертному Царю, Господи, безконечного Твоего блаженства сподоби его» (с. 9–10). «На сем месте покоится тело иеромонаха Иерофея (в схиме Иакова). Скончался 1876 г. мая 22-го по полудни и в 10 часу под праздник Сошествия Святаго Духа, на 55 году от рождения. Поступил в Оптину пустынь в 1843 г. Из дворян Смоленской губернии Рославльского уезда по имени Иаков Козьмич Сакович, поступил в монастырь 1856 г. дек. 2-го, рукополож. во иерод. 1857 г. сент. 9-го, принял схиму 1876 г. апр. 28 дня и 22 мая почил о Господе тихо и в совершенной памяти до последней минуты. Особенный дар имел к церковному пению, был уставщиком и отличался трудолюбием, кротостию и мирностию со всеми. Господи, аз уничижен и не уразумех, скотен бых у тебе и аз выну с Тобою. Мне же прилеплятися Богови благо есть полагать на Господа упование свое» (с. 74).

«Схимонах Пахомий скончался 26 февраля 1877 года 96 лет, а по свидетельству некоторых – 106 лет. Прежде его имя в мире Пётр Соловьёв, родом из простых жителей города Брянска. С самых юных лет до глубокой старости проводил странническую христианскую жизнь по евангельскому слову, не имея где главы подклонити. В продолжение жизни своей по нескольку раз посетил все русские замечательные места, проживая где сколько заблагорассудится. За шесть лет до смерти, ослабевая телесными силами, остался совсем на жительство в Оптиной пустыни, где и окончил мирно дни свои. Был неграмотный, но хорошо знал жития всех святых и твердо помнил дни празднования их. Постоянные молитвы его были: “Богородице Дево, радуйся...” или “Ангел вопияше Благодатней...” и “Светися, светися, Новый Иерусалиме...”, которые он всегда пел, когда входил в дома, посещаемые им, и выходя из оных. Имел обычай просить милостыню, но вскоре затем отдавал оную другим неимущим. Говорил очень мало, но слова его оправдывались самым делом, через что многие имели к нему доверие и расположение. На нем исполнились псаломские слова: Живый в помощи Вышняго в крове Бога Небеснаго водворится. На Мя упова и избавлю и. Воззовет ко Мне и услышу его. С ним есмь в скорби изму его и прославлю его. Долготою дней исполню его и явлю ему спасение Мое» (с. 70–71)²⁶⁵.

«Монах Поликарп в мире Пётр Алексеев Семёнов. Урожд. Тульск. губ. Новоскольск. уезда Косаревской волости деревни Бездонной. Поступил в обитель 4 мая 1864 г. В монашество пострижен 23 ноября 1874 года. Скончался 9 декабря 1877 г. на 64 г. от рождения» (с. 28).

Выше мы видели, что некоторые скитские монахи бывали погребены по разным причинам в монастыре. Вот еще один такой – на чугунной плите, укрывающей его могилу, довольно пространная надпись: «Скитский монах Порфирий из Московских купеческих детей и фабрикантов изделий из накладного серебра Пётр Петрович Севрюгин. Родился 25 июня 1835 г., учился в Немецком Петропавловском училище и с шести лет возымел желание посвятить себя жизни монашеской. После многих препятствий от родителей 30 октября 1860 г. отпущен на Валаам, жил там в монастыре и в Всехсвятском ските. 1861 года 16 августа поступил в Оптину пустынь под духовное руководство игумена Антония. По кончине его 14 сентября 1868 года перешел в скит, где восемь лет пробыл письмоводителем у начальника скита старца Илариона. 17 июня 1872 г. пострижен в мантию, а в 1878 г. апреля 23-го мирно почил о Господе. Угодна бо бе Господеви душа его, сего ради потщися изыти из среды лукавствия» (с. 9).

В скиту, на братском скитском кладбище, также прибавлялись могилки. Вот одна с надписью на плите: «Монах Иоанн (Скорняков) из Великолуцких купеческих детей. Скончался 27 марта 1870 года 25 лет от роду. Жил в скиту 5 лет». Этот монах и в миру звался Иоанном; он поступил в скит 6 марта 1864 года двадцати лет. Был главным поваром. В октябре 1866 года был пострижен в рясофор. В келии занимался токарным по дереву рукоделием, искусно вытачивая солонки, подсвечники и прочее, что отдавал скитоначальнику (подобные скитские изделия дарились разным посетителям скита). С апреля 1867 года назначен был садовником. В том же году обнаружены были у него признаки начинающейся чахотки. Летом этого года он отпущен был на родину повидать родных и со скорбью увидел своих братьев в непримиримой вражде. Попытки примирить их не имели успеха. Отец Иоанн с большой скорбью в душе вернулся в скит и еще более захворал. 3 февраля 1870 года он был пострижен в мантию, а 26 марта (на плите – 27-го) того же года скончался. Несколько времени спустя рясофорный инок Иоанн Побойнин после утреннего правила задремал в своей келии и вдруг слышит голос, творящий входную молитву: «Молитвами святых отец наших, Господи Иисусе Христе Боже наш, помилуй нас!» – «Аминь!» – отвечает он. Входит покойный отец Иоанн (Скорняков). «Отец Иоанн, ведь ты умер?» – «Да, умер, но только телом». – «Ну, как тебе там?» – «Прежде было очень хорошо, а теперь похуже», – «Как ты проходил мытарства?» – «Милостью Божией счастливо. Но только за кутью уже и трепали меня!». Отец Иоанн Побойнин объясняет это: «Когда покойник был поваром, случалось, нередко готовилась кутья к панихиде по ком-либо из братий или благодетелей. Кутья эта после того относилась к повару, который по окончании обеда и по возглашении вечной памяти усопшему обносил по всем братиям, которые обычно и вкушали понемногу. Отец Иоанн, как очень любивший кутью, старался по возможности оставлять для себя сравнительно в большом количестве. Если же кто из братий опаздывал прийти почему-либо в определенное время в трапезу и попросит, бывало, ложку кутьи помянуть покойника, отец Иван и совсем отказывал: “А где же ты, брат, был?”. Вот за это-то и трепали душу его на мытарствах»²⁶⁶.

На другой плите в скиту написано: «Иеромонах Иларий из Козельских купцов. Поступил в скит в марте 1838 г. Был помощником духовника. Скончался 23 сент. 1872. Прожил в скиту 34 года. Был келейником у старца Макария»²⁶⁷. В «Некрополе...» далее следует: «Рядом с этой могилой св. крест. На подножии его надпись: “Скит сей устроен при Оптиной пустыни в 1821 году по благословению бывш. в то время Преосвященного Филарета Калужского и Боровского, а крест сей сооружен на скитском кладбище в 1854 году”». Иеромонах Иларий (в миру Иван Иванович Червячков) еще в отрочестве пользовался советами старца Леонида. В скит поступил в 1842–1943 годах, до 1846-го был поваром. Затем взят был к отцу Макарию келейником; находясь на этом послушании, был 29 июня 1852 года пострижен в мантию с именем Иларий. В 1862 году он уже иеромонах. Старец Макарий так отозвался о нем: «Иларий не из таких людей, что, по общепринятому выражению, схватывают звезды с неба, а в дело годится». С 1863 года он стал помощником монастырского духовника и заслужил общую любовь братии. В свободное время он переписывал уставом святоотеческие тексты. Когда Слова святого Исаака Сирина еще не были напечатаны, отец Иларий переписал их с рукописи, – книга эта хранилась в скитской библиотеке. В сентябре 1872 года отец Иларий простудился в лесу и через неделю мирно почил о Господе – 23-го числа. Он похоронен был на скитском кладбище возле креста с Распятием. Скитоначальник отец Иларион, болевший тогда, в тонком сне увидел, будто идет покойный отец Иларий по скитской дорожке и поет ирмос «Покрываяй водами превыспренняя Своя...». И как это пение было приятно, мелодично, словно ангельское!

5 марта 1873 года скончался скитянин монах Александр (Лихарев), штабс-ротмистр гвардии, помещик Рязанской, Тульской и Симбирской губерний (родился 23 мая 1817). В декабре 1868 года он с супругой поселился в гостинице Оптиной пустыни, а через год они разошлись по монастырям. 5 ноября 1869 года Лихарев поместился в Ключарёвском корпусе и был одет в подрясник. А роста он был огромного и тучный. Когда он пришел к старцу Амвросию, тот оглядел его и сказал добродушно: «По коню и сбруя». Супруга Лихарева поступила в Белёвский Крестовоздвиженский монастырь. Новый послушник, человек образованный, очень удивлялся старцам Амвросию и Илариону (его духовному отцу): «Ну, отец Амвросий, – говорил он, – все-таки получил образование в семинарии, а батя-то, батя-то (так называл он старца Илариона)? Ведь он в миру был портной и ни в какой школе не обучался никаким наукам, а какое благородство, какая сдержанность в манерах!». Случалось, посадят при каком-либо случае старцы отца Александра возле себя, а он потом сознавался, что частенько приходилось ему с князьями обращаться, и запросто, а вот здесь, перед простыми оптинскими старцами, чувствует он себя в стеснении и неловкости... В начале 1873 года он заболел (у него была водянка, которая в это время обострилась) и 9 февраля был пострижен в мантию. «О, что я чувствую теперь! – говорил он. – Во всю мою жизнь, при разнообразных светских удовольствиях, никогда не ощущал я такой радости, как теперь! И кто я? И что я, что сподобил меня Господь такой великой милости?». Вскоре пришел навестить его архимандрит Исаакий. «Отец Александр! – сказал он. – Видно, у вас были какие-либо добрые дела, что Господь привел вас в монастырь так мирно окончить дни вашей жизни!». Отец Александр ответил: «Конечно, были добрые дела, подавалась щедрая милостыня, но только не по закону! Велено творить милостыню так, чтобы шуйца твоя не знала, что делает десница, а я делал так, чтобы не только моя шуйца, но чтобы и все шуйцы знали». 5 марта 1873 года отец Александр мирно почил. Когда стали класть его в гроб для выноса в церковь, ощутили под спиною его теплоту. Узнав о сем, батюшка отец Амвросий сказал, что это есть знак милости Божией к почившему. Три года и четыре месяца прожил покойный в скиту. Бывшая супруга его, мать Александра, рассказала виденный ею сон, будто мчится она с бывшим супругом на тройке рысаков, отец Александр покрикивает: «Но! Пошел, пошел!..». Взглянула она на него, а вид его столь величествен и светел стал, что она сказала: «О, что-то ты уже как царь какой!». Он же отвечал: «Я не царь, а еду к Царю!»²⁶⁸.

30 апреля 1878 года скончался в скиту иеромонах Климент (Зедергольм), о котором у нас рассказано выше.

Стоит упоминания и еще один монах, хотя и недолго пробывший в Оптиной пустыни, в монастыре (пять с половиной лет), но оставивший добрую память о себе здесь. Оптинцы знали его и как подвижника других монастырей – Малоярославецкого (в то время, когда игуменом там был отец Антоний), как жителя скитов при Троице-Сергиевой Лавре, Параклита и Гефсиманского, в котором он несколько лет провел в затворе в подземной келии. Это иеросхимонах Александр (Стрыгин), родившийся в 1810 году в Козельске и с детства бывавший в Оптиной с родителями. Юношей много искушений пережил он в миру, но тяга к монашескому образу жизни пересилила все: в 1838 году на первой неделе Великого поста, двадцати семи лет, Александр был принят в обитель в число братии и стал жить под руководством старца Леонида. После кончины старца он, по предложению игумена Антония, перешел в Малоярославецкий монастырь, где также провел пять с половиной лет. Здесь он был пострижен и в рясофор и в мантию, с именем Агапит. В 1849 году он перешел в Харьков, в архиерейский дом, где был рукоположен в иеродиакона и в иеромонаха. В 1851 году он приехал в Козельск, взял своего престарелого отца и с ним вместе поступил в только что устроившийся Гефсиманский скит. Он, по примеру Георгия, затворника Задонского, решил уйти в затвор, но не сразу ему было это разрешено. В 1858 году несколько гефсиманских старцев и с ними отец Агапит удалились на некоторое расстояние в лес и поставили себе там часовню и келии. Вскоре здесь образовался новый скит – Параклит. А 23 ноября 1862 года отец Агапит, благословленный на это митрополитом Филаретом Московским, вступил в затвор в пещерной келии в Гефсиманском скиту. Он провел там три года и потом вынужден был выйти, так как от сырого воздуха расстроилось его здоровье. Скончался он 9 февраля 1878 года. Ему было шестьдесят восемь лет от роду²⁶⁹.

В Летописи скита за 8 апреля 1877 года по поводу объявления Россией войны Турции (началась Балканская война, целью которой было освобождение болгар от турецкого ига и взятие Константинополя) записано: «Писали в газетах, что председатель Главного управления Общества попечения о раненых и больных воинах с изволения Государыни Императрицы обратился к Святейшему Синоду с просьбою о распоряжении, чтобы епархиальные архиереи содействовали организации в мужских монастырях отрядов сердобольных братьев, которые были бы обучены правилам подачи первоначальной помощи больным и раненым воинам и уходу за ними в лазаретах, с тем, чтобы в случаях надобности эти лица могли поступить в распоряжение Общества Красного Креста.

Святейший Синод, вследствие обращения к нему генерала Баумгартена, издал циркулярный указ, которым приглашаются епархиальные архиереи и настоятели ставропигиальных монастырей оказать содействие к образованию из монастырской братии и послушников отрядов сердобольных братьев из благонадежных лиц, обладающих нужными для служения раненым и больным качествами»²⁷⁰.

15-го записано: «Получен Высочайший манифест о предстоящей войне с Турцией и консисторский указ о вызове желающих из братства поступить в число сердобольных братьев для служения раненым и больным воинам во время войны». 16-го братия начала молиться «о ниспослании помощи Божией нашему воинству во время брани». 20-го: «Среда. Преполовение Пятидесятницы. В скиту у нас была церковная служба. В монастыре служил отец игумен [Исаакий] с четырьмя иеромонахами. Пред обеднею был соборный молебен с коленопреклонением о ниспослании помощи Божией русскому воинству в войне с турками. По окончании молебна прочитан был Высочайший манифест об объявлении войны Турции. После обедни по обычаю был крестный ход на колодезь для освящения воды. Высочайший манифест был дан Государем Императором Александром II в Кишинёве апреля 12-го дня 1877 года». 22 мая: «Воскресенье. Неделя Всех святых. Наши монастырские братия, 7 человек, из них четверо рясофорных: Феодор Студицкий, Павел (певчий бас), Пимен, Иоанн пономарь (больничный пономарь) и послушники: Тимофей, Пётр (с свечного завода) и Василий Рюриков, – заявили желание поступить в число братьев милосердия для прислуги больным и раненым воинам. После обедни, простившись с братией, отправились в Калугу на служение этому святому делу»²⁷¹.