Святитель Спиридон Тримифунтский. Агиографические источники IV-X столетий

Что же до Спиридона, то этот пастух обладал такой святостью, что удостоился стать пастырем и людей. Он был избран во епископы одного из кипрских городов, называемого Тримифунт, но по простоте своей, пребывая уже епископом, по-прежнему пас стада. Многое рассказывают о нем, но я упомяну лишь об одном или двух случаях, чтобы не показалось, что я отвлекаюсь от цели [своего повествования].

Однажды посреди ночи в его загон для овец тайком влезли воры и попытались стащить нескольких овец. Однако же спасающий пастыря Бог спас и стадо: ведь воры в загоне были связаны какой-то невидимой силой. Наступило утро, и Спиридон вернулся к стаду. Когда же он нашел тех [людей] со связанными за спиной руками, понял, что произошло, и, помолившись, освободил воров, преподав им щедрые наставления и призвав стремиться приобретать все праведными трудами, а не брать беззаконно. Также он подарил им барана и отпустил их, с улыбкой добавив: «[Это] чтобы не оказалось, что вы бодрствовали напрасно». Это одно из чудес преподобного Спиридона, а вот и другое.

Была у него дочь-девица, причастница отцовского благочестия, по имени Ирина. Кто-то из знакомых доверил ей драгоценное украшение. Она же для большей надежности спрятала эту вещь в землю, однако вскоре ушла из жизни. Через некоторое время явился тот, кто доверил ей вещь. Не найдя девицы, он настойчиво обращался к ее отцу, то понуждая, то упрашивая его. И поскольку старец эту утрату доверившего счел несчастьем, то, придя на могилу дочери, он призвал Бога прежде срока явить ему обещанное воскресение – и не ошибся в своем чаянии. Ибо девушка предстала перед отцом снова живой, указав то место, где было спрятано украшение, а затем снова удалилась.

Такие вот [великие] мужи воссияли в Церкви во времена императора Константина. Все это я и от многих киприотов слышал, и узнал из сочинения некоего пресвитера Руфина, которое было составлено на латинском языке, откуда я и собрал все это и [многое] другое, о чем вскоре сообщу.

В те же времена жил, как нам рассказывали, и Спиридон, епископ Тримифунта на Кипре, чью святость, как я считаю, достаточно доказывает до сих пор идущая о нем молва. О том, что при содействии Божием с ним произошло, лучше всего, как это обычно бывает, знают местные жители; я же, со своей стороны, не скрою того, что о нем дошло до нас. Был он крестьянином, у него была супруга и дети, но не стал он от этого хуже в божественных деяниях... (Далее следует пересказ двух чудес из Сократа Схоластика).

И если речь зашла и об этом, не будет неуместным добавить и следующее: у сего Спиридона был обычай часть из своих доходов уделять нищим, а часть одалживать всем желающим без процентов. Причем ни когда он давал, ни когда он получал, сам – не передавал и не брал, а лишь указывал на свою кладовую и велел пришедшим взять, сколько им нужно, и вернуть назад столько, сколько они взяли в долг. Вот один одолживший у него таким образом пришел отдать [долг]. Однако, получив повеление, как обычно, вернуть одолженное в кладовую самому, замыслил неправедное. Решив утаить долг, он не вернул его, но, избегнув отдачи долга, удалился, будто бы все положил. Но скрывать это он мог недолго. Ибо через некоторое время он вновь попросил у Спиридона дать ему в долг, а тот направил его в кладовку, дав ему разрешение отсчитать себе столько, сколько пожелает. Заметив, что комната пуста, он сообщил об этом Спиридону. Тот говорит ему: «Добрый человек, удивительно, как это только тебе одному кажется, что в кладовой не хватает необходимого. Сам вспомни-ка, не забыл ли ты однажды отдать прежде одолженное. Ведь если это не так, ты никак не сможешь получить то, что тебе нужно. Сходи снова, может быть, найдешь». И тот, таким образом изобличенный, сознался в своем грехе.

Достойны удивления суровость и строгость этого божественного мужа в отношении церковного порядка. Так, рассказывают, что в какое-то время (В тексте сказано достаточно непонятно: «некоторое время спустя».) собрались по какой-то необходимости епископы Кипра, и были среди них сей Спиридон и Трифиллий, епископ Ледры – муж и сам по себе разумный, и долгое время учившийся праву в Верите (Верит (совр. Бейрут) – город в совр. Ливане, где в IV в. находилась знаменитая юридическая школа, откуда вышло также несколько известных ораторов). По окончании собрания Трифиллий, которому повелели наставить народ, когда нужно было привести слова [Христа] «возьми одр свой и ходи» (Тит.1:15), вместо «одр» сказал «раскладное ложе». И Спиридон с негодованием заметил: «Неужели ты лучше Сказавшего «одр», что постыдился воспользоваться Его словами?» Произнеся это, он сошел на глазах у всех людей со своего святительского трона и, наставляя этим, смирил того, кто кичился своей речью. Ибо он мог спокойно его стыдить, сам будучи известен и прославлен своими делами, но одновременно и являясь старшим по возрасту и поставлению.

А то, как он относился к приему гостей, явствует из следующего. После того как начался Великий пост, зашел к нему один путник как раз в то время, когда он вместе с домочадцами обычно держал пост и в этот день вовсе не прикасался к пище. Увидев до предела изможденного путника, он сказал дочери: «Ступай, омой ноги этого мужа и принеси ему поесть». А так как девушка ответила, что у них нет ни хлеба, ни ячменя – ведь готовить их было излишним из-за поста, – то, сначала помолившись и попросив прощения, он велел дочери сварить свинины, которая хранилась засоленной в доме. Когда она ее сварила, присев вместе с гостем, он принялся есть принесенное мясо и убеждал того мужа последовать его примеру. В ответ на оправдания, что, мол, он христианин, Спиридон сказал: «Тогда тем более не оправдывайся. Ведь все чисто для чистых, как глаголет божественное слово» (Тит.1:15). Это о Спиридоне.

Стародавнее. Сторонники благочестия, зная простоту и несовременность Спиридона, а также его полную непричастность эллинскому образованию, препятствовали ему на соборе выйти на середину и сойтись в споре с софистом. Ведь древнее и стародавнее слово просто и неприукрашенно.

Спиридон, Спиридона. Имя собственное. Епископ Тримифунта, одного из кипрских городов... (Далее следует пересказ двух чудес из Сократа Схоластика). Он сотворил множество и других чудес, а также был на соборе в Никее.

Трифиллий. Епископ, ученик Спиридона, кипрского чудотворца. Он описал чудеса преподобного отца нашего Спиридона Чудотворца, как это записано в его житии, составленном ямбами, которое, как весьма полезное, следует изучить.

Пытаясь описать жизнь триблаженного и славного отца нашего святого епископа-чудотворца Спиридона, я призываю себе в помощь его благоприятное заступничество, дабы это начинание стало душеспасительным для всех и, в том числе, для меня, грешного. Ибо не что-то свое желаю я рассказать, но намереваюсь изложить мудрое описание его жизни, составленное учеником его, святым епископом-чудотворцем Трифиллием , так как мои менее образованные ближние не понимают большинства фраз, написанных высоким умом святого Трифиллия. Поэтому я, как грешник, молю также и его дать мне ясности, чтобы простым слогом изложить все то, что было сказано им высоким штилем, а через меня [изложить это] и всем ради наставления, так сказать, ближних моих простецов.

Итак, этот святой Спиридон был, как говорят, по происхождению крестьянином. Родился он в деревне под названием Аския (Аския (Аша) – село в 5 км. к северу от Тримифунта – прим. ред.) в Кипрской провинции. Стал же он пустынножителем, возлюбив спокойную жизнь, гонителем бесов и учителем мудрых. Сперва, вступив в законный брак, он взял себе жену, а затем принял благодать священства (имеется в виду епископство – прим. ред.). И был он пастухом овец и, обладая пророческим даром, подобно божественному Давиду, ночью пас стадо, а днем окормлял людей. Ведь он никогда не оставлял ни одного из этих дел, но по ночам приносил Богу божественное пение псалмов, а днями возвещал догматы богопочитания, чтобы обоими этими делами доставлять пищу и неразумному стаду, и разумной церковной пастве. Был же он столь гостеприимен, что, говоря словами Священного Писания (Ср. Евр.13:2 – прим. ред.), не забывал ни злых, ни добрых людей. Ведь всем он оказывал должное гостеприимство, подавая людям брашна света богопознания и утешая их духовно, а ночью с радостью выпасал стадо, убеждая так своим примером всех пребывать в целомудрии. Он был велик во всем, ведь дела были у него вместо слов, и твердая его мысль служила непреложным законом для всех, даруя через него жизнь. Лучами богопознания сиял он для всех, православно наставляя и уча о Троице, а также исполняя и уча троице добродетелей, то есть вере, надежде и любви (Ср. 1Кор.13:13 – прим. ред.). И, подражая божественному Павлу, будучи совершенным, он от Бога получил и совершенные дары.

1. У святого этого была дочь-девица, рожденная в законном браке. На хранении у нее находилось в тайнике чье-то золотое украшение, а пастырь и учитель не знал, что она его взяла. Случилось так, что она умерла, и когда владелица украшения принялась искать оставленную на хранение вещь, отец не знал, где она лежит. Решив узнать это у живой в Боге, но мертвой телом дочери, он пришел на ее могилу и воскликнул: «Чадо мое Ирина, по милости Божией ответь мне, куда ты положила украшение той женщины». Ирина непостижимым образом ответила из могилы, называя его своим господином и отцом, и сказала, как и в каком месте спрятано украшение. Взяв украшение, пастырь вернул его той, которая отдала его на хранение. О деяние девства – знамение победы! О чистый отец и непорочная дочь! Она победила ад, когда по необходимости подала голос и указала место, хотя сама поистине пребывала во сне, который зовется смертью, – дева, духом живущая среди мертвых и исполняющая закон, велящий почитать отцов.

2. Когда однажды из-за бездождия остров Кипр охватил голод, святой попросил Бога, как у друга друг, подать дарование вод дабы закончился голод и все ожили. Тут же Друг, Бог и Господь дал просимое Своему другу и служителю. А когда дождь уже продолжался слишком долго, изливаясь в изобилии, многим начала грозить смерть [от наводнения]. И вот преподобный снова помолился и сказал: «Боже, Владыко неба, земли и всякой твари, подай просящим рабам просимую ими жизнь. Ибо ради жизни просил я о водах, дабы благодаря умеренному дождю земля принесла свои плоды: не для того, чтобы, будучи затопленной, она лишилась людей, но чтобы человеческий род избег голода и обрел радостную жизнь, а не смерть». Когда же он произнес это с верою, Бог и Владыка всяческих тотчас остановил дождь и соделал небо ясным, так что небо ярко заблистало звездами. Так благодать не нуждалась ни во времени, ни в буре: подобное некогда совершил Илия Фесвитятнин (То есть Илия Пророк – прим. ред.), бывший другом Божиим, ибо, как только пожелало сердце доброго пастыря, тотчас Бог дал свой дар.

3. В другой раз один крестьянин, страдавший от бедности и голода, пришел на двор к одному богатому владельцу, чтобы взять у него себе немного необходимой пищи, ведь был тогда сильный голод. Но златолюбивый богач сказал ему: «Мне нужно золото – принеси мне его, и я дам тебе все, в чем ты нуждаешься». А бедняк жил в полной нищете. Придя, [к преподобному] он с грустью рассказал об этом мудрому отцу, пастырю овец, и объяснил, в чем нуждается. Тот же, воспылав духом, сказал ему (Ср. Деян.18:25; Рим.12:11 – прим. ред.): «Не плачься мне, чадо: скоро ты получишь пищи столько, сколько хочешь, и даже не заплатишь процентов, ибо близок срок. Ведь завтра ты в изобилии получишь то, в чем нуждаешься, так что тот дурной и златолюбивый муж сам будет просить тебя, чтобы ты у него взял еще». Эти слова принесли бедняку большое утешение: ведь он воспринимал голод как грядущую смерть. Когда же настала ночь, от начавшегося ливня рухнул амбар богача, который и порождал неутолимую вражду: ведь жизнь в нем была смертоносной, так как богач желал золота и поэтому лишал бедняков пищи. Когда же засиял дневной свет, общая скорбь и печаль закончились, поскольку Бог разрушил упование златолюбца. Ведь можно было видеть, как без всякой пользы лежит то, что продают за золото; и то, что было раньше утаено, теперь было раскидано по улицам, куда это принес поток воды. А рабы богача и другие люди, суетясь, возвещали крестьянам радость: «Идите, помогите скорее, чтобы богатый не стал бедным, и, собрав много, благоразумно возьмите себе немного». Метался и сам богач, мрачный и потрясенный, ибо слово пророка и праведника сбылось. А к тому, кто просил некогда под проценты, богатый обратился со льстивой речью: «Давай же, возьми скорее необходимую тебе для жизни пищу, ведь прекратился голод по ходатайству предстоятеля, и молитва его, поднявшись над облаками, достигла Владыки Бога, и рухнуло здание, содержавшее в себе жизнь. Так что если ты в чем-то нуждаешься, возьми без всяких процентов ячменя или хлеба и отнеси к себе домой, чтобы и твоя жена, и твои дети получили пищу на время нужды. А мне отдашь только то, что возьмешь, ведь я не хочу процентов сверх цены и даже не буду торопить тебя с отдачей. Давай заключим с тобой такой договор!» Но бедняк тотчас же сказал от всего сердца: «О друг мой и помощник – суд Владыки, приносящего воду и собирающего тучи! О сила, что сильнее всякой войны! Как же Бог услышал стенание Своего друга и послал быструю помощь! Что за туча подняла такое волнение? Какой гром произвел такой шум? Кто засветил людям звезды, чтобы пало здание, преисполненное неправедности? Ведь оно несло в себе надежду на стяжание, страдания от голода и пристрастие к золоту». Но случилось это по Божией воле: чтобы у бедных настало изобилие, даны были средства к жизни творениям Его и все получили изобильно, сколько кому было необходимо, без горестной, нечестивой и беззаконной лихвы.

4. У преподобного был и иной друг, также бедняк, который хотел взять в долг семена и пищу. И когда он проведал, что у того сребролюбивого богача, чей неправедный амбар недавно рухнул, есть запасы, он явился к нему и попросил в долг. Но ненасытный богач ничуть не стал лучше. Ибо дурным людям не приносят пользы мучительные несчастья и удары, словно фараону, ибо они снова забывают о своей боли, порабощенные своим сребролюбивым рассудком, и хотят сделать рабами свободных, беззаконно требуя процентов сверх законной платы. Ведь и этот, как рассказывают, согласился дать в долг бедняку, но при этом потребовал у него в залог золотое украшение, сказав: «Иначе не дам». А бедняк пришел в полное отчаяние, ведь он был из тех людей, у которых нет золота. Придя, он поведал об этом преподобному пастырю с великой скорбью и стенанием. Этот великий и чудный муж ответил ему: «Не стенай, чадо, но уповай на Бога: ведь и я постоянно живу в бедности и радуюсь своему нестяжанию. Но есть у меня добрый и богатый Друг, Который охотно дает все Своим благоразумным друзьям всякий раз, как они с нуждою приходят к Нему. Поэтому, чего бы ни захотел злой богач, наш Друг исполнит». Бедняк был очень задумчив и печален, но уже не сетовал так сильно, поскольку знал, что правдиво слово пастыря. А назавтра друг Божий Спиридон, неся с собою золотое украшение, пришел на двор к бедняку, якобы у кого-то он его одолжил, а было оно весьма прекрасным на вид и очень дорогим. И сказал, как повествуется (автор ссылается на недошедшее до нашего времени житие св. Спиридона, написанное в стихах его учеником – свт. Трифиллем, – прим. ред.), бедняку: «Возьми его, отдай богачу и забери столько, сколько захочет дать тебе злокозненный». Увидев такую вещь, ненасытный богач, порабощенный страстью к наживе, пообещал дать и больше того, что просил бедняк; он стал называть его другом и родным и даже пообещал сделать его хозяином своего дома: «Пусть не будет стеснения ни у тебя, ни у твоих друзей; все мое имущество пусть будет общим для тебя и для меня». А после того как бедняк взял семена и посеял их на своем поле, взошло зерно весьма обильно. Но одолживший украшение был человеком добрым и человеколюбивым и поэтому пожелал забрать обратно то, что одолжил, дабы не остались у дурных людей дары Божии. Бедняк принес богачу то, что был ему должен, прося его вернуть золотую вещь, которую отдал ему. А богач отказывался признавать это, уверяя, что ничего ни брал и ни давал. Когда же любитель ненасытности вошел в свой дом, ища золотое украшение бедняка, на него набросился ужасный зверь (То есть змея – прим. ред.). Как только этот несчастный увидел его, тут же, охваченный страхом, начал искать бедняка, желая отдать ему украшение. А когда бедняк его получил, он пришел, ведомый верою, к Божиему другу, улыбаясь и неся с благодарностью подарок владыке и праведнику, собираясь отдать золотое украшение, которое взял в долг, не зная при этом, откуда преподобный достал его. Добрый пастырь сказал ему: «Пройди немного со мною, друг, и узнай, что единый лишь благой и благоутробный Бог – мой Друг, – чтобы ты постоянно благодарил Его, как Владыку». И вот бедняк последовал за ним. Когда же пришел он туда, где была в заборе огорода прореха, то верный и праведный Спиридон громким голосом призвал Господа нашего Иисуса Христа, Благодетеля-Бога, соделавшего жезл Моисея змием и затем снова жезлом (Ср. Исх.4:2–20 – прим. ред.), чтобы и теперь явилась Его милость, и чтобы, как тогда Он превратил посох в змия, так и ныне сделал это золото змеей, чем оно вначале и было. И только преподобный произнес эти слова, как золото начало извиваться по земле, снова обратившись в змею, и устремилась эта змея в прореху, спеша к своей норе. А бедняк онемел, видя это страшное и необычайное дело, подобного которому никогда не видел; и, проливая слезы и взирая на небо, он упал на землю и посыпал голову прахом. Затем, поднявшись, он снова пал на землю и обнял ноги праведного с такими словами: «О память о малой, хоть и дружеской трапезе! О несравненное дерзновение о ячменных хлебах! О великая милость твоего маленького дома! Ведь ты никогда не давал страннику пройти мимо голодным, не омыв его ноги от пыли, но хлебом, водой, бобами и овощами потчевал всех чужаков и крестьян, дошедших до твоего дома. Поэтому в качестве награды за гостеприимство попросил ты Бога всяческих дать тебе золотую змею, безмолвную и неподвижную, но действительно ставшую золотом тем несказанным образом, о котором я никогда не умолчу, и снова заставил золото стать змеей – одушевленным животным». Тогда праведный возрадовался о чуде; но случившееся было ему в тягость, и, убегая оттуда, он молвил бедняку: «Ты недостойно посмеялся над ногами грешного моего тела (То есть «напрасно обнял мои ноги» – прим. ред.), ибо это Бог сотворил и подал сию милость. Ему, как единому Богу, подобает поклонение, честь и всякая слава за все Его блага и за то, что Он с любовью относится к Своим рабам (См. Рим.2:10 – прим. ред.)».

5. Был и другой человек, заключенный в тюрьме. Из- за несправедливого приговора он мог лишиться жизни, а был он одним из самых верных друзей праведного. Преподобный, желая его избавить, словно ягненка от волка, поспешил в путь из своего города в Константиану², оказалось, что река разлилась и не давала путникам переправиться через нее. Тогда праведный, весьма торопившийся, подошел и молвил воде: «Христос повелевает тебе остановить свое течение, дабы принес я своему другу избавление, которое я испросил у своего Владыки Бога». И как только [воды] услышали имя Господне, повернули вспять (См. Нав.3:16 – прим. ред.), и остановилось течение реки, а прочие воды, быстро умчавшись [вперед], обнажили перед людьми сухую землю: ведь в тот город шли вместе с праведным и другие люди. И после того как они перешли через реку, преподобный остался, чтобы усмирить запруженные воды реки, дабы, двигаясь спокойно и постепенно, они не причинили вреда ни земле, ни людям, ни посевам. А путешественники, достигнув города раньше него, поведали всем о случившихся чудесах. Узнал об этом и правитель острова и, будучи верным, сразу же отдал праведнику его друга, освободив того от всякого обвинения и сказав: «Твоя благодать победила человеческий закон – пусть разрешат его от оков, ведь то не грех, и кроме того, он дружит с тобой, мужем прекраснейшим, стяжавшим Святого Духа в своем сердце и несущим закон Владыки на своих устах. Так что подай и мне тех даров, которые дарует ведомый тебе Владыка, ибо уверен я, что услышит Он твои слова и почтит тебя, как друга, чтобы все мне совершать по закону и исполнять по Божией милости». А праведный, помолившись о нем, удалился оттуда, ведя с собой освобожденного друга.

6. Однажды преподобный жал на своем поле, и показалось ему, что с высоты ему на голову стали падать маленькие капли. И это было странно, потому что присутствовали там и другие люди, но капли падали только на него. Смахнув их рукой со своей головы, он показал их людям, спрашивая: «Скажите мне, что это за чудо?!» Они же ответили, что видят [на его голове] волосы светлые, рыжие и черные. Тогда преподобный сказал с радостью: «Друзья мои дорогие, участники моих трудов, ведайте, что после моей смерти и преставления ко Господу верные мужи: седые, среднего возраста и особенно юные будут отовсюду приходить к моим останкам, поминая мою кончину. А я, получив дерзновение к Богу, дам им в ответ на их просьбы духовные дары Владыки и просимое ими: не сам владея этими дарами, но получая их в изобилии от Бога и подавая их почитающим от Почитаемого, Который и спасает многих Своей милостью: ведь все великие и все совершенные дары подает Бог совершенным и в этом веке, и тем более в будущем. Ибо познание Его – источник всех благ для стяжавших такое познание (Ср. Рим.13:10; 1Кор.13:13 – прим. ред.), и друзьям Божиим оно есть еще больший дар – исполнение закона и пророков, то есть вера, надежда и любовь, которая и есть познание Бога и начало всех благ».

7. Однажды праведный пришел к своему другу по имени Проватий. Перед ногами ему поставили таз для омовения – во свидетельство праведности и во исполнение заповеди Божией (Ср. Ин.13:14 – прим. ред.). И все прибежали, чтобы омыть ноги праведника. Там была одна женщина или, как она сама себя называла, дева, которая желала совершить это (Ср. Ин.13:8 – прим. ред.). Преподобный сказал ей: «Не омывай ног моих». Но она не отступала, желая это совершить. Тогда святой молвил ей так: «У тебя вид как у блудницы, которая не стыдится никого» (См. Иер.3:3 – прим. ред.). Она тотчас же ему ответила: «Вот, ты обличил меня и запретил [омыть твои ноги]. Утешь же меня, о величайший из врачей. Ты, распознавший мою страсть, отгони от меня смерть, ибо я и в самом деле уже женщина и более уже не дева. Молви слово, и чадо твое исцелится (Ср. Мф.8:8 – прим. ред.). Пусть мне достанутся слезы, скорбь, стон, печаль, пост, исповедь, покаяние. А тебе – ходатайство [за меня], тебе – прощение [, испрошенное тобою для меня]. Принес ты с собою пламень (То есть прижигание гноящейся раны – прим. ред.), останови же тление [тела моего]. Ибо надлежит тебе меня исправить, так как тебе принадлежит моя жизнь». Когда она говорила это и многое другое, услышала она голос отца: «Дерзай, дщерь (См. Мф.9:22; Лк.5:21; Ин.5:14 – прим. ред.): отпустятся тебе грехи твои. Более не греши, да не случится с тобой чего худшего» (Ср. Ин.5:14, 8:11 – прим. ред.). Что же может быть худшего, чем этот грех, чем внезапная смерть без прощения, без милости, без покаяния? Таково было спасительное лекарство великого врача, истинного подражателя Владыки.

8. Случилось однажды, что некое повеление императора заставило преподобного прибыть в Антиохию (Имеется в виду Антиохия на Оронте, центр провинции Сирия и диоцеза Восток, резиденция Констанция II – прим. ред.). Это было время царствования Константина (Рукопись Феодора Пафского, другого составителя жития св. Спиридона, также говорит о Константине, в то время как остальные рукописи Феодора – о Констанции. Очевидно, что оригинален именно последний вариант (так как в Антиохии находилась резиденция именно Констанция II), а первый возник из-за смешения имени Констанций с более известным Константин – прим. ред.). И этого врача призвала болезнь императора, ведь Бог желал через него облегчить страдание [Константина]. Ибо в сновидении Он показал императору несметное множество епископов, среди них же [блистали] два прекрасных светила, обладающие искусством исцелять недуги. И был в этом сновидении императору голос, что для его исцеления весьма полезны будут эти врачи – мужи непорочные и священники Господни. Но голос не назвал ни города их, ни отечества, ни даже имени. И когда настал день, император разболелся сильнее прежнего, но не отказался призвать всех нужных людей и почтить союзников исцеления своего и предстоятелей всех народов (я имею в виду священников Божиих), исполняя все то, что было угодно Богу, и умоляя Его показать тех епископов, которых он видел во сновидении и о чьем добром искусстве врачевания он уже услышал. Славные мужи, причастные таинствам Божиим, помощники людей, были во многих местностях: творящие многие и для многих благодеяния и исцеления болезней, гонители бесов, воспевающие Владыке духовные песнопения (Ср. Кол.3:16 – прим. ред.). Однако не им был дан дар исцелить императора, поэтому и все, как ни есть, с честью были по Божиему изволению отосланы в свои города (Возможно, здесь сохраняются отголоски Антиохийского собора 341 г. – прим. ред.). Приехал и великий врач [Спиридон] в город Антиохию – прекрасную и верную матерь, непрестанно воспитывающую царей, радостно принимающую веру и давшую первой людям имя христиан (Ср. Деян.11:26 – прим. ред.). Когда же в город прибыл преподобный пастырь Спиридон, везя с собой ученика своего Трифиллия, желавшего понять, что такое лекарство жизни (он постоянно пребывал вместе с преподобным в трудах и подвигах и учил других тому, чему сам научился от праведника), тогда сразу он явился в императорский дворец в сопровождении упомянутого выше Трифиллия. И сперва тотчас же его кто-то ударил по щеке, но он, подставив другую щеку и [тем самым] исполнив евангельскую заповедь (Ср. Мф.5:39 – прим. ред.), делом научил того человека не бить праведного без вины. Затем, вступив [во дворец] вместе с другими вельможами, облаченными в платье богатое, в глазах придворных блистательное и достопочтенное, он предстал перед императорским троном и спросил Трифиллия: «Покажи мне, Трифиллий, того, кого ты называешь императором». Тот указал ему на человека, в своей порфире и каменьях блистающего подобно солнцу, восседающего на возвышенном троне (В ориг. «трибунале», то есть возвышении – прим. ред.) и способного одним своим видом поразить человеческий рассудок. Его обступали молодые меченосцы, украшенные блистательной одеждой и оружием, и другие [воины], стоявшие с суровыми лицами и преклоненными долу главами, и иные мужи-служители с распущенными волосами (То есть евнухи – прим. ред.), в золотом платье и обуви, и прочие носители жезла, и как ни есть [царственное] достоинство малых и великих [чинов], которые стояли в молчании и великом страхе (Констанций II действительно имел склонность к избыточному штату придворных служителей – прим. ред.). Но праведнику вид всего этого показался смехотворным, и он сказал: «В том, кого ты называешь императором, я вижу только человека, ничем не отличающегося от деревенских жителей». А император, только завидев преподобного, сразу же узнал в нем того человека, которого искал: ибо тот сжимал в руках пастырский жезл, а на голове его был убор из пальмовых листьев, сплетенный наподобие корзины (Автор обыгрывает этимологию имени Спиридон – от греч. σπυρίς («корзина») – прим. ред.), а также у него был маленький сосудец, наполненный елеем. Благодаря этому выяснилось, что болезнь императора будет исцелена: жезлом, поистине крестным, праведник отогнал волка прочь, пальма несла в себе, словно кристальные воды (В оригинале «белый ключ» – название прозрачных источников – прим. ред.), очистительное действие, а глиняный сосуд хранил елей (То есть милость (созвучие: «элайон» – «элеос») – прим. ред.) от креста Владыки, в чем и нуждался другой глиняный сосуд (я имею в виду тело императора). Император тут же поднялся без боли, без тревоги, без печали, без обычных врачебных снадобий, понимая, что благодаря одному только видению он получит спасение, что теперь и случилось. Ибо он на деле увидел, что в явленном ему видении не было обмана, но можно было созерцать, как все исполнилось согласно бывшему видению и сколь светлыми лучами воссияла божественная помощь. Император склонил перед ними свою голову с радостной надеждой (Ср. Рим.12:12 – прим. ред.), что получит милость через несколько дней или часов. Но только он преклонил голову, как тотчас получил помощь: ибо не насилие (То есть болезненные врачебные операции (прижигания, ампутации и проч.) – прим. ред.) пришло к нему, но спасение, не действие снадобий по человеческому искусству, но явилась тут же небесная благодать, несущая спасение и исцеление. Тогда преподобный Спиридон сказал императору: «Более не страдай, о император, ведь нет уже в твоем теле болезни». И при этих словах император тотчас исцелился от своей болезни. Праведный сказал ему: «Вот ты получил то, о чем просил (Ср. Мф.7:7 – прим. ред.), но и тебе необходимо оказывать милость всем, просящим о спасении. Ты постучался, и отворилась (Ср. Мф.7:7–8; Лк.11:9–10 – прим. ред.) тебе небесная милость. Поэтому сам не затворяйся, когда к тебе стучатся нуждающиеся. Подавай всем пищу и одежду, и ведай, что ты человек – тогда будешь счастлив. Царем же и Владыкой называй Одного Бога, Который пожелал даровать тебе твою власть». Император с радостью совершил это, и даже большее, и всем нищим по церквям стал раздавать хлеб для пропитания и одежду, чтобы покрыть тело. Сказал он блаженному Спиридону: «Прими злато из моей императорской руки, которая благодаря тебе обрела надежное спасение от Бога: я говорю об исцелении, которое ты мне принес непосредственно от Бога, как Его служитель». Но святой, покачав головой, ответил: «Испытывая любовь ко мне, не возненавидь себя, не понимая, в чем дело. Ибо я прибыл к тебе, преодолев морские волны и порывы ветров, чтобы увидеть тебя и научить тебя умению не давать денег людям напрасно, но правоверно бояться Бога и ведать, как подобает, Отца, воипостасного Бога, равно же Сына и Святого Духа, Троицу Единосущную, Бога Единого и Единственного. Посему не предлагай мне золота, на которое я не хочу даже взирать, ведь в нем корень всех зол (Ср. 1Тим.6:10 – прим. ред.)». Однако же после настойчивых просьб императора святой принял золото со словами: «Увы мне, что же мне делать с этим богатством? Что, разрушить свои житницы и построить большие? (Ср. Мф.13:45–46 – прим. ред.) Но зачем? Все, что дарует земля, пусть берут люди, живущие на этой земле, а что дарует император, пусть возьмут люди, ему служащие. Пусть же вознесут они к Богу свое благодарение, пусть устремятся к небесам посредством добрых дел, поднимутся к свету и на деле осознают, что такое учить, ведь царским ученикам лишь подобает принимать царские дары». Сказав это и большее, преподобный раздал все золото встречным императорским воинам, переплавляя страсть к земному в еще большую любовь к Богу. А блаженный император, услышав о поступке праведного, удивился такому приобретению жемчужины – что, продав все, праведный приобрел эту блистательнейшую и драгоценную вещь (Ididem). Он сказал: «Нет лицеприятия у Бога» (См. Рим.2:11 – прим. ред.) . Благодаря этому событию он приказал кормить бедных вдов и освободить их от налогов. Избавив всех служителей Христовых от рабства, всех государственных чиновников он принудил предаться молитве и потчеванию нищих и составить тем самым перед Богом таинственные лики (Здесь видны следы Константиновского закона от 21 октября 320 г. (Cod. Theod. XVI, 2:2). При этом чиновники уподоблены ангельским чинам. – прим. ред.). Таким образом праведный ушел оттуда на чужбину, то есть в свое отечество нагим, словно убегая от какого-то смертоносного зверя, отвергнув вместе с золотом всякое сребролюбие и собственным примером наставив и императора, и всех прочих.

9. Выйдя из дворца, он встретил одну женщину, супругу солдата, которая держала в своих объятьях своего мертвого ребенка. Она бросила ребенка к ногам преподобного, взывая к Спиридону на варварском языке. Был же там со святым пастырем Спиридоном один муж по имени Артемидор, называвшийся служителем (То есть диаконом – прим. ред.) Христовым благодаря своим подвигам, человек весьма достойного нрава и стремившийся к уединению. Говорит ему преподобный: «Что делать нам с умершим, брат диакон?» Тот же ему ответил: «Я знаю точно, что ты податель жизни и владеешь удивительным искусством: ведь Владыка Христос врач не только для царей, но и для всех людей, особенно для бедных. Поэтому отверзи свои непорочные уста, подвигни свой чистый язык, и Дарующий жизнь поможет тебе. Как тогда изрек Господь: «Кум талифа» (Так в греческом тексте – прим. ред.), что значит «восстань, чадо» (См. Мк.5:44 – прим. ред.), так и ныне Он явится и оживит дитя». Тут же добрый пастырь исполнил то, что посоветовал ему славный диакон. Служитель Божий Спиридон тотчас совершил это. Долго молился он со стенаниями и орошал землю слезами, ведь слезам радуется Бог, ибо где чистое сердце, там и очищение слезами. А когда мать увидела ребенка живым, что дитя ее воскресло из мертвых и лежит на земле и плачет, словно только что вышло из чрева, она исполнилась величайшей радости и, в исступлении пав на землю, тотчас умерла. Прекраснейший труженик стоял, онемев, еще не придя в себя от первого деяния. Тогда он вновь обращается к своему другу и спутнику диакону: «О любимейший из друзей моих, мой общник в божественных таинствах! Два несчастья здесь и два чуда: ребенок воскрес из мертвых и, жалкий, лежит и плачет, а мать ожившего ребенка теперь мертва. Так как же нам быть дальше?» Тот же с улыбкой на лице ответил преподобному: «Разве ты считаешь это, отец, более сложным, чем первое чудо? Для этого дела не нужно денег, ведь это не купишь за деньги – пусть же таковое станет посрамлением и для злата. Поскольку Христос желает того, ее жизнь – в твоих руках. Даром проси, даром и получишь (Ср. Мф.10:8 – прим. ред.) Ибо всегда открыт (Букв. «щедр» – прим. ред.) Исполняющий прошения Своего служителя. Так и теперь только попроси, как ты часто просил, и получишь дар, ведь такой дар не покупается за деньги, но даруется по вере». Исполнившись веры после этих слов, преподобный, снова оросив сухую землю горячими слезами, попросил у Бога послать знамение, которого теперь уже умершая некогда ожидала в отношении своего прежде мертвого ребенка. И взяв ее за руку, он воздвиг ее во имя Христово, и на руки ожившей женщине передал ее ожившее дитя. Когда же преподобный Спиридон совершил это необычайное чудо, то помолился Богу, чтобы не узнал никто о таковых чудесах, и чтобы пострадавшая женщина забыла об этой случившейся с ней чудесной милости. Когда же она заговорила на своем варварском языке, то святой послал к ней диакона Артемидора, который повелел ей: «Храни в душе эту тайну и никому не рассказывай об этом». Она же, едва услышала от него эти слова, ответила: «Я видела этого мужа, и теперь знаю, что он праведник (Ср. Ин.9:25 – прим. ред.). А что я пережила, этого не осталось в моем сердце». Об этом поведал потом в церкви, после кончины праведного Спиридона, преподобный Артемидор, ставший священником, – что сотворил преподобный Спиридон, еще будучи в теле и находясь в Антиохии.

10. Пришел однажды торговец мясом, называемый «мясником», к праведному Спиридону домой, чтобы, по обычаю, купить коз. Когда праведный увидел его, [он] принял назначенную им цену, посчитал деньги и отдал ему стадо. При этом преподобный молвил ему: «Оставь плату у меня в доме и ступай». Мясник же оставил плату не за всех коз, как пообещал, но недодал за одну козу, и ушел вместе с праведным, скрыв от него правду. Но простота праведника обличила его злокозненное намерение. Ведь когда сказал мясник: «За всех коз оставил я в твоем доме плату», тот ответил ему: «Забирай тех, которых ты честно купил». Единственная непослушная из всех смирных коз, именно та, за которую покупатель не дал плату, долго убегала от своих товарок – других коз, за которых праведный получил плату. И когда мясник, не будучи ее хозяином, вновь насильно понес ее на плечах и оставил с теми, кого действительно купил, то лишился ее снова, ибо она ему не принадлежала. И убегая от него, она собственными устами вымолвила следующее: «Не подчинюсь я тебе и не последую дурной твоей уловке, ведь недостоин ты называться моим хозяином, ибо пожелал ты отнять меня у моего хозяина без платы. Твои же только те козы, которых ты честно купил за честную цену. А меня, в отличие от тех коз, ты должен оставить моему хозяину, ведь ты не дал за меня платы. Поэтому разум не позволяет мне стать твоей, а кричу я так для того, чтобы мой хозяин узнал об этом». Увидев, что [одна коза] блеет и бодается (Дословно: «бодается рогами» – прим. ред.), не даваясь в руки, праведный сказал гостю: «Нет, дитя, не борись с ней, но, поднявшись в дом, проверь плату за всех коз: может быть, по забывчивости ты ошибся и не дал за нее платы». Когда же понял гость искусство предведения, которым владел праведник, тотчас отдал недостающую плату и без какого бы то ни было принуждения забрал эту строптивую рабыню, которая побежала вместе со своими товарками, научив этого ненасытного человека не презирать простоты праведного, в чьем сердце обитает Бог и которому дано ведение тайного.

11. Явился праведный в деревню под названием Эритра (Из других источников неизвестна. Согласно Феодору Пафскому, находилась в 30 милях от Константианы – прим. ред.), что находится в пределах Константианских. Вошел он в Божию церковь, чтобы помолиться. И попросил он одного из бывших с ним диаконов сотворить краткую молитву. Но диакон, не послушавшись пастыря, стал произносить полностью, без сокращений, всю молитву (Ср. Мф.6:7 – прим. ред.). А тогда стояла очень сильная жара, ибо палило солнце, но намерение говорящего, который ослушался веления праведника, казалось, удваивало зной. Поэтому тот, взглянув гневно, тотчас сказал молящемуся одни лишь простые слова: «Умолкни, делатель ослушания». И тотчас случилось так, как и сказал праведный, ведь прежде многоречивый онемел. Когда же преподобный пастырь завершил молитву, тот припал к нему со слезами, шевеля губами, открывая рот и издавая звуки какой-то варварской и дикой речи, непонятные ни для кого из присутствующих. И друзьям своим он причинил этим безмерную скорбь, а родственникам – почти что смерть: ведь не было у него ни пищи, ни товара на продажу, так как он жил только от церковных доходов. Но кроткий, величайший и преподобный пастырь Спиридон быстро своим ходатайством освободил плененного по ослушанию (Ср. Мк.7:35 – прим. ред.), и тот опять стал говорить, но так и остался заикой, чтобы явным стало это знамение для всех, кто не желает повиноваться праведным мужам и Божиим служителям, и для остальных – страшной и вечной памятью о том, что такое ослушание. О врачеватель человеческой природы, ведающий, какое даровать целебное лекарство от страстей, и обладающий, как вернейший слуга Творца и как доверенный Божий, ключами для того, чтобы решить и вязать! (Ср. Мф.16:19; 18:18 – прим. ред.) Ведь он сохранил любовь к Богу по слову Господа Иисуса: «Пребывайте в Моей любви и утверждайте заповедь Отца Моего» (Ин.15:9–10 – прим. ред.). Так и праведный был не орудием многоречивости, словно кимвал звенящий или медь (Ср. 1Кор.13:1 – прим. ред.), но, стяжав, как было сказано, божественную любовь, не в словах, а на деле совершил силу знамений.

12. Однажды вечером вошел он в церковь Божию, чтобы по обычаю совершить службу. Народ запаздывал, и в церкви еще никого не было. Поэтому те, кто с ним там оказались, посоветовали не зажигать много света, но затеплить только один светильник, чтобы преклонить колени перед Владыкой. Преподобный Божий Спиридон сказал: «Зажгите, чада, побольше светильников, как полагается по достоинству, и поярче свет, ведь теперь молитва и коленопреклонение перед Владыкой будут усерднее, чем прежде». Вошел же святой и по обычаю преподал мир. Тогда все услышали, как великое множество не мужей, которых не было, но святых ангелов исполняет песнопения Богу вместе с Его достойным рабом, отвечая: «И духови Твоему». И снова, когда совершалась молитва и псалмопение, в том месте послышался очень громкий звук, словно великое множество ангелов восклицало: «Господи, помилуй». Так что голос их услышали все люди в городе и быстро выбежали из своих домов, чтобы попасть в святую Божию церковь и увидеть эту необычайную вещь. Удивительно было смотреть тогда на город, как бегут мужи и юноши, волочат свои подолы девушки и жены, [стекаются] чужестранцы, местные и вообще все бегут с поспешностью, чтобы увидеть саму причину шума. Старики [спешат], опираясь на посохи. При этом многие влекутся этим восклицанием не только в городе, но и на полях, и спешно устремляются толпой к городу и бегут по дороге. Когда же они пришли к святому месту церковному, то никого не увидели, но в ушах мужчин и женщин оставался звук этого [ангельского] восклицания и страх, ибо все удивлялись незримым песнопениям святых ангелов и трепетали так, так что волосы поднимались на голове. Тогда и пришедшие услышали от уже знавших, что посредством этого восклицания явило себя множество святых ангелов, которые творили молитву Владыке и желали взглянуть на друга, соработника и служителя Божиего и священника равного им, ангелам. О праведные труды праведной любви! О служащий среди людей ангел! О сиятельная победа, на деле свидетельствующая о его прославлении Богом! О благой фимиам дерзновения перед Богом! О веление Божие, являющееся законом, который имеет дело не с человеческим искусством, но с благодатью, не с медлительным словом и тяжким трудом, ибо все делает для него легким упование на Бога! (Ср. Мф.12:36 – прим. ред.)Этот закон не отбрасывается прочь, словно притупившийся меч, который больше не служит ни сладкоречием для обмана слушающих, ни несвоевременным смехом, ни неразумным гневом, но с радостью подает всем дары, втуне получая от Бога и втуне подавая просящим! (Ср. Мф.10:8 – прим. ред.)

13. В другой раз, когда он однажды вечером был в святой церкви, в светильнике оказалось мало масла. Преподобный пастырь Спиридон узнал об этом и, подобно Моисею (Вероятно, контаминация Исх.10:18 и 3Цар.17:16 (о пророке Илии) – прим. ред.), произнес в своем сердце невыразимую словами молитву о том, чтобы масла в светильнике хватило на вечернюю службу, так как оно уже иссякало и [светильник] не способен был давать свет. Когда же произнес праведник в сердце своем неизреченную молитву к Призирающему на все тайное Богу , (Ср. Мф.6:18 – прим. ред.) Пастырю стада и Божественному Жениху святой девы-Церкви, – светильник тотчас разгорелся ярче солнца, чтобы доставить служащим Богу свет и величайшую радость. И случилось не только это одно: по молитве праведного светильник стал также и источником, с которого начали стекать на землю огневидные капли избыточного масла. Поэтому под светильником поставили сосуд для сбора струящегося масла. Ведь в светильнике источник масла бурлил подобно волнам морским, набегающим друг на друга, поэтому служащим [масла] хватило и на [многие] другие дни. Когда же закончилась божественная служба и [час] божественных песнопений незримо славословящих ангелов, – по истечении часа и этого таинственного славословия полностью прекратилось излияние масла из светильника, имевшее свой срок на земле – час Господней службы. Тогда было явлено людям древнее зрелище, которое Священное Писание относит к вдове, когда великий пророк Елисей услышал, как она плачет у его ног и произносит достойные жалости слова: «Потратилась я, и неоткуда мне восполнить свою нужду». И сказал, как повествуется, пророк вдове: «Что есть у тебя дома из припасов?» Она ответила: «Немного масла в сосуде». Тогда она услышала от пророка, что множеством этого масла будут пользоваться ее знакомые, друзья и соседи, чтобы она была готова принять это масло. Вдова исполнила это, и по молитве пророка масло [полилось] из маленького сосуда и, умножившись, заполнило по благодати все сосуды, так что его хватило вдовице и на пропитание, и на продажу (Ср. 3Цар.17:10–16 – прим. ред.). Точно так и этот преподобный отец, воспользовавшись своим пророческим даром, умножил молитвой подобную милость, ведь тот же Бог был и в Елисее, и в нем, совершая через Своих друзей чудеса, и свидетель этому – удивительное чудо, которое ты, друг веры, теперь услышал.

14. В другой раз преподобный снова захотел увидеть город под названием Кирина³ и пошел через Кифрию (Справка: Кифрия (также Киферия, Хитрия; совр. Хитри) – город на севере Кипра. Известен еще с ассирийских времен под именем Китруси. В античности был центром культа Афродиты. Епископия, в VI в. занимала 11-е место в ряду кипрских кафедр, существовала до 1222 г. Епископ Кифрии Папп управлял церковью 58 лет и пострадал за веру в IV в. На IV Вселенском соборе епископа Фотина представлял диакон Дионисий, а епископ Симеон участвовал в VII Вселенском соборе.) со своим учеником, молодым и боголюбивым Трифиллием, который занимал кафедру Белых Богов (Белые Боги – другое название Левкосии (то есть «белой»; совр. Никосия). Это название встречается также у Феодора Пафского и бл. Иеронима (ер. 70:4); ср. Левкофеи – праздники в честь богов на Теосе, Хиосе, в Магнезии на Меандре, Лампсаке и Астипалаке). И вот, когда взошел он с ним на верх горы и увидел колосящиеся нивы так называемой Паримны (Паримна (или Парима) известна также лишь из Феодора Пафского (гл. XIV) – прим. ред.), охватило душу Трифиллия влечение к этому месту, так что тот захотел приобрети нечто подобное и для своего города. И желание это он держал прикровенно в своем сердце, как если бы кто-то замыслил в уме некую вещь и ни словами, ни голосом ее не выказывает, но, удерживая и уста, и язык, держит это свое желание в тайне. И когда он так размышлял, Божественный Дух показал эту мысленную напасть праведнику Спиридону, как носителю Святого Духа, и говорит Спиридон Трифиллию: «О Трифиллий, что ты стонешь? Зачем в сердце своем тайно желаешь что-то приобрести? Хочешь на земле имений, которые не вечны? Есть у тебя, если хочешь, то, чем должно тебе обладать, – это божественные заповеди нашего Спасителя. Посему не трудись понапрасну, чтобы не впасть в суетные помыслы, спустившись сверху, с небесных пастбищ, – долу, на землю». Трифиллий тотчас же припал к стопам преподобного отца Спиридона и сказал: «Отче, знающий все тайное и поселивший в себе Владыку всех Христа, Который пришел даровать жизнь всем людям (Ср. Ин.10:10 – прим. ред.) и дал нам это знание, я имею в виду божественное, – ты открыл все, что было у меня на уме, не упустив ничего. Ты, действительно, стал моими устами, ведь я помышлял обо всем в сердце своем именно так, как сам ты изложил это своими устами. Но стань мне, отче, и помощником посредством своего заступничества, чтобы перестал гневаться и негодовать на меня Владыка, обладая Которым (а благодаря Нему – и небесной, светлой и чистой одеждой), не следует желать земных владений. Моли же Его, отче, ведь Ему подчиняются все владения на небесах и на земле, и будь посредником в моем покаянии перед Ним». Услышав это, благоутробный отец уступил его мольбам и сказал преподобному Трифиллию: «Больше, о чадо, не держи в своем уме ужасной страсти к пустым имениям, которые не могут последовать за тобой в будущем, но которые временны. Стань лучше любителем тех, которые отойдут [из этой жизни в другую] вместе с нами и которые вечны». О любовь Владыки! Как дает Он Своим друзьям знать тайное! Ведь именно по воле Владыки Духом Святым было открыто праведному то, что Трифиллий, тайно замыслив, держал неизвестным для людей, и что, тем не менее, стало известно лишь богоносному и преподобному Спиридону, как Божиему служителю, дабы он избавил ученика от смерти и вложил в него стремление к жизни: заботиться не о преходящем, но о пребывающем и остающемся с нами в жизни вечной.

15. Один моряк вернулся спустя долгое время к себе домой и к своей супруге и нашел ее беременной, так как другой мужчина нарушил их брак, беззаконно разделив с ней ложе и познав его жену. Когда же вернулся этот законный муж и владыка той женщины, которая имела во чреве плод от незаконного сожительства, то обнаружил, что со времени зачатия прошло около четырех месяцев, тогда как сам он вернулся из двадцатимесячного путешествия. Явившись, моряк рассказал об этом преподобному пастырю, обещая поступить так, как тот прикажет ему устами своими. После того как поведал об этом человек, обливаясь потоками горячих слез, жена совсем не должным образом безрассудно ответила ему: «Не знал моего ложа другой мужчина, и не спал со мной, и не оставлял того бремени, которое носит в себе мое чрево, никто кроме тебя». [И затем сказала святому:] «Это младенец пошутил надо мной! Не знаю, когда [я так забеременела] и срока не ведаю, но только знаю, что, уехав более чем на двадцать месяцев, муж мой теперь вернулся... Однако я ни грешила, ни прелюбодейкой не была! Так что муж лжет, обвиняя меня в этом». Говоря так, прелюбодейка и горожан привела в гнев. И вот когда каждый из них поверил словам мужа, измерив срок его отсутствия, мужчина, будучи весьма благороден, не захотел предать жену на смерть, но попросил развода у великого отца. Услышав это, праведный и мудрый Спиридон призвал ее мужа человеколюбиво совершить суд без смертного приговора: «Тебе, чадо, ничуть не будет лучше от смерти этой несчастной». Эта же неразумная, услышав [такие речи], стала кричать еще громче, повторяя то же, что говорила и раньше: «От него у меня ребенок, которому против законов природы уже двадцать месяцев, которые мой муж отсутствовал вне своего дома». И она начала кричать: «Он перед своим отъездом на двадцать месяцев зачал того ребенка, который во мне! Как отца, порождение его семени ждало его!» Когда же сказала она все эти слова, преподобный отец сурово обратился к неразумной: «Не заканчивай, о женщина, то, что ты дурно начала, нарушив собственный брак и совершая второе беззаконие тем, что клевещешь на не причастного к этому делу твоего бывшего законного мужа. А теперь помолчи». Как сказал это слово преподобный отец, так оно стало делом: ведь эта несчастная, родив у себя дома незаконного ребенка, вместе с разрешением от неправедного бремени лишилась и жизни, тотчас умерши и понеся наказание за нарушение брака и клевету. Вскоре об этом совершившемся Божием суде узнал преподобный пастырь и, охваченный невыносимой печалью, молвил: «Отныне я больше не буду судить, потому что слово уст моих, будто меч, сечет и предает смерти». О Слово, что действительно подобно обоюдоострому мечу, может отсекать все дурное и несет в себе закон небесной милости, не зная лицеприятия ни к кому: ни к бедному, ни к богатому (Ср. Лк.20:21 – прим. ред.), но согласно Писанию право отсекая правое (См. Втор.16:20 – прим. ред.) и приводя вслед за словами, как это случилось с соработником Божиим и преподобным священником, вышнюю кару!

16. Однажды преподобный ужинал в городе Константиана в доме христолюбивой и верующей женщины, которую звали Софрония: муж ее был весьма ревностным идолослужителем – его звали Олимп Палеур. По своему нечестивому обычаю он считал, что Бог не один, но много богов, однако никогда не мешал почитанию преподобного и даже хотел его удвоить. Тогда раба Христова Софрония устроила ужин для своего мужа и праведника Божиего Спиридона. Когда же ужин подходил к концу, внезапно обернувшись назад, преподобный пастырь сказал одному из присутствовавших: «Тот, кто пасет стадо в городе Тримифунте, охваченный сном, потерял его все и снова обрел в одной из пещер нисколько не уменьшившимся в числе, но [еще прежде, поторопившись,] в неуместной тревоге отправил [сюда] одного юношу, который сейчас стоит снаружи от ворот. Так что поскорее спуститесь и пошлите мальчика к пастуху, сказав ему, что тот уже нашел все стадо, которое потерял. Дайте же ему и за труды в пути всего необходимого, что обычно дают путешественникам». Один из слуг, быстро выбежав, обнаружил крестьянина, который стоял рядом с воротами дома и говорил то же, что сказал всем еще до его прихода преподобный и мудрый пастырь. Присутствовавшие удивились предвидению праведного и его дерзновению перед Богом, а именно тому, что он был храмом Святого Духа, Который любезным Ему мужам и служителям божественных Таинств, которые Он дал людям для [истинной] жизни, указывает и на далеко происходящие события. Этот безумный идолослужитель стоял, потеряв дар речи, и, будучи поражен, взирал на великого пастыря, словно на божество, желая даже принести ему жертву и венки, восклицая и дивясь вещам необычайным. А его благая и блаженная жена объяснила своему мужу, что это Бог живет в преподобном пастыре и относится к нему, как к доброму работнику, который являет всем православно благодать Владыки, Который создал все и на небе, и на земле, и в море (Ср. Рим.12:17 – прим. ред.), и вообще всякое дыхание, движущееся по земле и в водах. Но не смогла верная женщина убедить этого идолослужителя, чтобы он признал истинно Сущего Бога – разве что благодаря деяниям Его служителя, преподобного Спиридона, она еще сильнее укрепилась в вере и убедила своего мужа еще больше почитать праведного.

17. Однажды ночью злодеи-воры подошли к загону, где стояло стадо святого Спиридона, и долго, всю ночь, с усердием трудились и, схватив показавшихся им наиболее упитанными и большими баранов, двинулись к выходу. Но когда они приблизились к двери загона, помещавшегося в пещере, то были прикованы к стене невидимыми оковами и связаны сзади по рукам. И хотя они долго и безо всякой пользы пытались [освободиться], им это не удалось. Пока не наступил день, они так и оставались [в загоне], не в силах сдвинуть свое тело из-за этих незримых и словно нерушимых оков, а вернее – из-за молитв праведного. И когда преподобный пастырь, как обычно, утром пришел туда, чтобы осмотреть загон со стадом, то обнаружил их словно пригвожденными к стене пещеры. И начал кротким голосом вразумлять их праведный: «Нет, чада мои, не желайте чужого. Вот ведь как повязало вас дурное дело в мое отсутствие». Однако, следуя Писанию, – я имею в виду заповедь не воздавать злом за зло (Ср. Ис.42:5 – прим. ред.), – Спиридон помолился о них и, освободив от незримых оков, отпустил без иска за их проступок. После того как они немного отошли от того места, праведный крикнул им вдогонку, подзывая их к себе. Когда же они, вернувшись в страхе, припали к его ногам, боясь, как бы он не решил предать их судебному разбирательству, святой и истинно незлопамятный священник Божий Спиридон, взяв одного ягненка из стада, дал им с улыбкой на лице и с такими словами: «Возьмите, чада, награду за ваш труд, чтобы не было совсем бесполезным для вас бодрствование в прошедшую ночь». Это чудо – поистине образ подражания Владыке, то есть незлопамятности, – не содержится в написанном святым Трифиллием, но упоминается у церковных историков, где рассказываются и другие его чудеса. Считая, что оно исполнено большой пользы, я поместил его здесь вместе с тем, что написано святым Трифиллием. Ведь, действительно, остается только удивляться незлопамятному решению служителя Христова, как истинного слуги Божиего и исполнителя божественных заповедей. Ибо вдобавок к тому, что он не стал обвинять решившихся на злодеяние за их проступок, он еще дал им животное, словно в награду за их злоумышление и бодрствование. О душа, украшенная простотою и побеждающая всякую могущественную человеческую мудрость почтенностью нравов! О кротость, не скажу нечеловеческая, но уж точно подражающая кротости Моисея (Ср. Чис.12:3 – прим. ред.) и благодаря этому, подобно ему, причастная к божественному дерзновению! О благоутробный пастырь, божественным учением умиротворяющий бесчинства своих словесных овец и помогающий в телесных нуждах по своему великому человеколюбию!

Что же еще из чудес святого прибавить нам к этой похвале?! Ведь действенное явление его собственных чудес и дерзновение перед Богом уже достаточная причина для его всяческого восхваления. Благодаря этому дерзновению он (и оставив здешнюю благочестивую жизнь, и пребывая ныне уже в божественных селениях (Ср. Пс.41:5 – прим. ред.), где, согласно Писанию (См. Пс.41:5 – прим. ред.), глас празднующих и жилище всех веселящихся) воссылает к Богу моления о своей пастве и по божественной благодати Духа не перестает щедро источать всем приходящим с верою от святой раки своих мощей бесчисленные исцеления. Им же и мы, грешные, да станем сопричастны по его молитвам, нуждаясь по великому нашему легкомыслию в исцелении и душ, и тел. Ведь мы веруем, что он, будучи приближенным к Богу служителем, при жизни, и еще больше – отошедши из этой жизни, обладает тем же дерзновением перед Богом, и [поэтому] молим его подать нам эти дары, по милости и человеколюбию Господа нашего Иисуса Христа, с Которым Отцу слава, честь и держава, со Святым и Животворящим Духом, прежде всех веков, теперь, всегда и во веки веков. Аминь.

«В начале было Слово, – говорит евангелист Иоанн, – и Слово было у Бога, и Слово было Бог. Оно было в начале у Бога. Все чрез Него начало быть, и без Него ничего не начало быть, что начало быть. В Нем была жизнь, и жизнь была свет человеков. И свет во тьме светит, и тьма не объяла его. Был человек, посланный от Бога; имя ему – Иоанн. Он пришел для свидетельства, чтобы свидетельствовать о Свете, дабы все уверовали чрез него. Он не был свет, но был послан, чтобы свидетельствовать о Свете. Был Свет истинный, Который просвещает всякого человека, приходящего в мир. В мире был, и мир чрез Него начал быть, и мир Его не познал. Пришел к своим, и свои Его не приняли. А тем, которые приняли, верующим во имя Его, дал власть быть чадами Божиими, которые ни от крови, ни от хотения плоти, ни от хотения мужа, но от Бога родились. И Слово стало плотию, и обитало с нами, полное благодати и истины; и мы видели славу Его, славу, как Единородного от Отца, Полного благодати и истины (См. Ин.1:1–14. – прим. ред.)». И вот, призывая себе в просвещение путеводителя, спасителя и стража – этого Бога-Слова, Сущего в начале у Бога, Ставшего плотью от Девы и Богородицы Марии, Совершенного Бога и Совершенного Человека, Просвещающего всякого человека, приходящего в мир, Полного благодати и истины, – я, убогий, начну слово о богоносном и честном отце.

Итак, этот сын столицы небесной, горнего Иерусалима, был родом киприот. Подражая образу жизни блаженного патриарха Иакова, он стал пастырем овец и, удалившись от всякого общения и пребывания с толпами людей, подвизался в уединенной и нестяжательной жизни. Вступив в законный и целомудренный брак со своей женой, от которой у него были дети, и пожив с ней некоторое время, он продолжал свой вышеупомянутый пастушеский труд, и, обитая в более уединенных и дававших ему покой местах и пася овец, он постоянно, день и ночь, не оставлял попечения о законе Господнем. Такое вот рвение и усердие было у этого поистине любомудрого мужа. Возжаждав стяжать любовь к Богу и ко всем людям и всегда упражняясь в ней, он стал как дерево, посаженное при истоках вод (См. Пс.1:3 – прим. ред.), и, стараясь заботиться о всякой добродетели, приносил Богу своевременный плод. Будучи же чрезвычайно братолюбивым, человеколюбивым и гостеприимным, он ревновал и исполнял речение, сказанное о блаженном Иове: «Всякому человеку открыт дом мой» (См. Иов.31:32 – прим. ред.). Так, из любви к Богу смиряясь перед всеми людьми – и добрыми, и злыми, – он предоставлял им кров и пищу, добытую собственным трудом, подражая гостеприимству нашего отца и патриарха Авраама, а также всегда держал в уме поучение апостола Павла и взращивал в себе его слова: «Страннолюбия не забывайте; ибо через него некоторые, не зная, оказали гостеприимство Ангелам» (См. Евр.13:2. – прим. ред.). Именно поэтому он, как только мог, стремился не обделить никого из проходящих странников таким гостеприимством, но всех с радостью и без ропота принимал, рабски всем прислуживал и, в меру сил старался, чтобы все они отдохнули. Он омывал и отирал ноги уставших от путешествия. Был он всеми любим, всем приятен, всеми хвалим, всем любезен. Однако, заботясь о всякой добродетели, он также, благодаря силе Божией, стремился оказаться превыше всех вражьих страстей: чревоугодие он победил усиленным воздержанием, блуд одолел ежедневной и еженощной непрестанной молитвой к Богу и псалмопением в уединенном божественном покое, достигнув высшего целомудрия и сердечной чистоты. Над сребролюбием он одержал победу умеренностью. А острием (Букв., «жалом». – прим. ред.) гнева он не был поражен благодаря полному спокойствию и великому желанию не гневаться. Не поддался (Букв., «подпал». – прим. ред.) он и пристрастию к чужому достоянию, но силой Христовой оказался выше и этой страсти. Не покорился (Букв., «поддался». –прим. ред.) он и малодушному унынию, безысходности и отчаянию, присно радуясь надежде на вечное спасение и жизнь. Не нашла места в нем и праздность, ведь непрерывно, как говорится, днем и ночью, молясь Богу и никогда не давая себе отдыха от дел, но работая день и ночь для того, чтобы доставить своим трудом пищу бедным и принять странников, у него не было времени бездельничать. Напротив, он всегда был готов на всякое божественное дело. Все тщеславие он попрал и полностью уничтожил истинной и нелицемерной кротостью и смиренномудрием. Посему и страсть к превозношению никогда не находила себе места в нем. И из тела, и из души своей силой Святого Духа он изгнал все страсти. Поэтому такой вот поборник благочестия и победитель страстей и оказался благодаря этому храмом и жилищем Святой и Единосущной Троицы. И вот, проведя долгое время в названных выше подвигах и просветив Святым Духом душу свою, он стал целителем душ, изгоняющим нечистых духов. Ибо просвещенного душой Спиридона, который силою Святого Духа изгонял всякую болезнь и всякую немощь как из душ, так и из тел человеческих, Бог явил для всех лучшим и духовным врачом, дабы и на нем исполнилось евангельское слово: «Не может укрыться город, стоящий на верху горы. И, зажегши свечу, не ставят ее под сосудом, но на подсвечник, и светит всем в доме» (См. Мф.5:14–15. – прим. ред.). И ведь действительно воссияло житие его по благодати Обитавшего и Действовавшего в нем Святого Духа! И стал он известен всем жителям Кипрского острова. И не только всем жителям Кипрского острова он стал известен, но и всей вселенной, о чем будет сказано ниже. Ибо «славен, – говорит божественное Писание, – плод добрых трудов, и корень мудрости неподвижен» (См. Прем.3:15. – прим. ред.). Итак, всегда проводя день и ночь в таких подвигах, о которых было сказано выше, он получил от Бога власть наступать на змей и скорпионов (Ср. Лк.10:19. – прим. ред.) и на всю силу вражью. Ибо, уничтожив всю его бесовскую фалангу (То есть боевой порядок. – прим. ред.), он с шумом погубил память их (Ср. Пс.9:7. – прим. ред.), так что из-за превосходства его святости ни сатана, ни его силы вообще не могли предстать или явиться пред лицем его.

Стяжав такое вот добродетельное житие и благодаря милости и содействию Святого Духа взойдя на такую высоту полного бесстрастия, по справедливому суду Божиему он во времена Константина Великого, верного, благочестивого и христолюбивого первого христианского императора справедливо удостоился первым получить от него бразды святой Церкви Тримифунтской и явился славным пастырем и славным архиереем умного стада Христова, принося Богу бескровную жертву за неведение народа (Ср. Евр.9:7. – прим. ред.). Ведь именно таких поклонников ищет Бог и Отец наш Себе (Ср. Ин.4:23. – прим. ред.). Ибо во святых Своих Евангелиях Господь говорит самаритянке: «Бог есть Дух; и поклоняющиеся Ему должны поклоняться в духе и истине» (Ин.4:24. – прим. ред.). Ведь Спиридону, ставшему духовным благодаря бесстрастию, которое уже стяжал святой молитвой, доверяется приносить на земле в жертву Богу разумные и духовные души, когда он предстоит алтарю святой Божией церкви и постоянно восхищается к престолу Божиему. И, предстоя Ему, он приносил непорочную и бескровную жертву Святого Тела и Крови Его Единственного [Сына]. Получая от Бога удостоверение этого святого и страшного служения и ведая, что его духовная жертва действительно принята Богом и Отцом и Бог услышал то, о чем он просил для народа, он спускался, неся дарованные Им блага человечеству, и, как добрый и верный распорядитель даров Божиих, раздавал данные ему дары всем нуждающимся. О Божия любовь, о Божие человеколюбие, о несравненная, неисследимая и неизмеримая любовь, вечно обогащающая род человеческий, которую человеколюбивый и милостивый Господь дарует людям Своей благодатию! Поэтому и призываю я всех читателей с верой и без сомнений совершать дела веры. И пусть никто не сомневается в этом сочинении, ведь лишь из жалости к немощи многих людей я приступил к рассказу о столь великой славе, чести и преуспеянии Святого Духа в чудотворце и отце нашем Спиридоне, как было сказано, ради еще более немощных. Если же кто желает узнать, правдиво ли это, – он на деле получит подтверждение, ибо нелицеприятен Бог. Поэтому всем истинно приходящим к Нему Он, соответственно исполнению ими Его заповедей, дарует столько же и явных даров Святого Духа. Равно и святой отец наш Спиридон, который благодаря своим трудам явился истинным и непрестанным исполнителем святых заповедей Божиих, по этой причине удостоился щедрых даров Святого Духа. Он, благодаря своему великому и незлобивому смирению и своему истинному и нелицемерному прилежанию к Нему, услышал глас Господень, обретающийся во святых Евангелиях: «Будьте мудры, как змии, и просты, как голуби» (См. Мф.10:6. – прим. ред.). Посему, стяжав благодаря своему великому незлобию божественный разум, он и сподобился получить от Бога такие дары.

1. После избрания святого и преподобного отца нашего Спиридона епископом святой Божией Церкви Тримифунта пришла большая засуха, и в будущем от этого в Кипрской стране ожидался голод. Тогда сострадательнейший архиерей Божий, увидев, что земля так сильно иссохла от бездождия, с дерзновением к Богу стал непрестанно молить Творца и Владыку всех не презреть человеческий род, но помиловать и призреть землю множеством милостей, послав с дождями Свою благодать, дабы земля принесла плод. И Бог, творящий желание боящихся Его (Ср. Пс.144:19. – прим. ред.) и истинно исполняющих волю Его, по слову пророка: «Когда я призвал, услышал меня Бог правды моей» (См. Пс.4:1. – прим. ред.), когда слово молитвы было еще на устах праведного, молившегося со смиренным сердцем, уже услышал его, и тотчас по мановению и велению Христову наполнилось небо облаками, и на землю сошел сильный ливень, так что дождь обильно проливался на землю еще много дней. Но поскольку обильный дождь все еще продолжался, ибо так благоволил Бог к чести истинно близкого Ему раба Спиридона, – святой снова попросил своего Владыку остановить дождь. И Бог снова прославил Своего служителя, одновременно с завершением молитвы прекратив и излияние вод, делая этим всем достоверной Свою милость к Своему рабу.

2. Когда однажды случился на острове голод, хлеботорговцы и владельцы хлеба стали пользоваться людским несчастьем (Ср. гл. II и Лаврентианское житие, гл. III. – прим. ред.). И вот пришел к одному из них некий крестьянин из окрестностей города Тримифунта, который был сильно стеснен в пище и голодал: и сам, и весь его дом. А владевший хлебом хозяин был уроженцем самого города Тримифунта. И бедняк попросил богатого хлеботорговца спасти его от голода. Но тот, одержимый немилосердной страстью сребролюбия, не захотел щадить просившего его бедняка и сказал ему: «Ступай, принеси плату, и я дам тебе: хочешь – зерна, хочешь – ячменя, хочешь – бобов, все, что тебе нужно». Тогда бедняк, отчаявшись, со стоном и плачем идет к святому отцу нашему Спиридону, чтобы поведать ему о своей бедности, стеснении и несчастье, а также о жестокосердии богача, который не пощадил его, просящего и голодающего вместе со своей женой и детьми. Святой, воспламенившись от этих слов и исполнившись пророческого дара, сказал бедняку: «Не плачь и не стенай, ибо так изрекает Святой Дух: завтра твой дом наполнится яствами, и ты увидишь, как тот, кто не захотел посочувствовать тебе в твоей нужде и дать [милостыню], вынужденно попросит тебя взять без процентов». Но бедняк, слыша эти слова честного отца, от своей скорби и слезной печали счел, что святой говорит их лишь ради его утешения (Ср. Лаврентианское житие, гл. III, где бедняк, наоборот, утешен словами святителя. – прим. ред.). После того как святой сказал это и бедняк в печали отправился домой, с наступлением ночи по мановению Божиему сошел на землю сильный ливень, так что от обилия вод обрушился амбар, который некоторые называют «хорейон» (От латинского horreum, «житница». – прим. ред.), где хранились хлеб, ячмень, бобы и все прочее, что было у этого ненасытного и немилосердного сребролюбца (ведь именно такими припасами и было забито то строение), и исполнилось на нем проклятие Соломоново: «Кто удерживает у себя хлеб, того клянет народ» (См. Притч.11:26. – прим. ред.). Когда же наступил день, голоду бедняка пришел конец, а немилосердный и сребролюбивый богач вместе со своими людьми носился и метался по всему городу, упрашивая и умоляя всех помочь ему, чтобы не стать ему внезапно из богача бедняком. А все нищие собрали себе на дороге зерен и пшеницы, и других злаков не только в достатке, но даже и больше, чем необходимо. И этот бедняк, который вечером просил того немилосердного богача помиловать его и который так и не был им помилован, прослышав о случившимся, тоже пришел посмотреть. Своими глазами увидев рухнувшее здание, он удивился провидческому пророчеству святого отца, сам взял вместе с другими бедняками на свои нужды и, по предсказанию честного отца, наполнил дом свой Божиими благами. А этот сребролюбивый и немилосердный хлеботорговец, увидев, что тот, кто вечером умолял его, стоит здесь и видит его строение рухнувшим по праведному суду Божиему и пророческому приговору, бесстыдно обратился к бедняку: «Возьми, сколько тебе нужно. Мало того, на что бы ты ни указал и что бы ни взял, я не возьму у тебя никаких процентов» (Ср. Лаврентнанское житие, гл. III, где подобную фразу говорят слуги богача всем беднякам.). Но бедняк только посмеялся над такой бесчувственностью и, паче чаяния, наполнил жилище свое по праведному суду Божиему теми благами, которые были уготованы бедным по пророческому гласу праведного – для наставления этого стяжателя, дабы, покаявшись благодаря такому нежданному уроку, он стал впредь лучше. Однако нисколько не исправился тот стяжатель, но так и остался безумным, все более и более распаляясь сребролюбием.

Ибо когда другой бедняк, близкий друг святого отца нашего Спиридона, отправился к тому немилостивому хозяину, у которого прежде рухнул амбар, и попросил его дать, по причине нужды, зерна на прокормление своего дома и на посев, пообещав, что после жатвы с величайшей благодарностью непременно вернет ему все взятое с процентами, тот, одержимый ненасытной страстью любостяжания, не захотел дать ему [в долг] и пожалеть бедняка, сказав, что даст ему просимое не раньше, чем тот внесет за них (то есть за меры зерна) плату или залог, который некоторые называют «бесспорным», как предотвращающий ссоры. Тогда бедняк, услышав это от немилосердного стяжателя, идет к рабу Божиему и со стенанием и рекой слез рассказывает ему об этом. Исполненный же всякого сочувствия и благоутробия архиерей говорит бедняку [на это]: «Не плачь, чадо, ведь ты христианин, но лучше надейся на Бога, и Он сотворит с тобою милость. Ибо я так надеюсь, и, хотя я беден, у меня есть, однако, Богатый и Благой Владыка Бог, награждающий дарами мольбы истинно любящих Его». Бедняк, как только услышал это от святого, ободренный непоколебимый верой в него, сразу отложил от себя всякую печаль и заботу и с радостью и надеждой пошел в свой дом, вместо всяких благ принеся домой слово святого. На следующий день этот истинно смиренномудрый и благоутробный человек Божий отправляется в дом бедняка, своего друга, держа в руках чрезвычайно красивое на вид и дорогое золотое украшение, якобы одолжив его у одного своего близкого и богатого друга, и говорит ему: «Возьми, отдай его этому сребролюбцу и купи у него зерна, сколько тебе необходимо». Приняв от праведного отца это украшение, бедняк, взяв его с собой, с радостью бежит к хлеботорговцу. Увидев это украшение в руках бедняка и поразившись его красоте, хлеботорговец взял его в руки, и, восхищенный его видом, исполнился сребролюбивой страсти и говорит бедняку: «Возьми, сколько тебе надобно, и не забывай ни о потребностях своего дома, ни о своих друзьях. Ведь отныне ты мой близкий друг, и брат, и владыка всего в доме моем». Тогда нищий, возблагодарив Бога и святого, взял на свои домашние нужды и на посев и отправился к себе домой. Так, призвав и Божию помощь, и молитвы святого, он засеял свою пашню. По человеколюбивому призрению Божиему земля бедняка, молитвами святого, принесла многократный урожай. Продав это зерно и отдав продавцу столько денег, сколько было необходимо вместе с процентами, он забрал у него украшение, которое святой дал ему для залога (Ср. Лаврентианское житие, гл. IV, а также Лаврский сборник, гл. II: Феодор упрощает сюжет, опуская сцену с отказом богача и первым превращением золота в змею. – прим. ред.), и отнес его святому, чтобы тот якобы отдал его одолжившему хозяину. Взяв украшение, знаменоносный (То есть победоносный. – прим. ред.) отец наш Спиридон сказал бедняку: «Давай пройдемся, чтобы нам вернуть Господину то, что одолжили у Него, чтобы и ты вместе со мной поблагодарил Его за совершенное Им благодеяние». И этот человек, послушавшись веления святого отца, охотно последовал за ним, сочтя, что достойное дело – поблагодарить господина, одолжившего украшение. А у святого был маленький огород, чтобы овощами немного поддерживать силы. И вот святой Спиридон, после того как приблизился к огороду и зашел за стену, взглянул на небо и громким голосом призвал Бога, так чтобы это слышал крестьянин, бывший прежде бедняком: «Господи Иисусе Христе, Творящий и Производящий все, Сделавший некогда жезл Моисея змием пред лицом фараона (Ср. Исх.7:40. – прим. ред.), царя Египетского, и слуг его, преврати и верни это украшение в его природный вид, в котором оно было изначально, и сделай его, как и прежде, настоящей змеей, дабы увидел этот человек и понял Твое человеколюбие и благодетельную силу и, узнав, возвестил другим о Твоей всемогущей силе и о том, что Ты Создатель, Властитель и Господь всего, дабы он истинно постиг сказанное о Тебе в Духе Святом блаженным Давидом: «Все, что захотел, сотворил Он» (См. Пс.134:6. – прим. ред.). Господь же тотчас услышал Своего служителя и превратил это действительно золотое украшение снова в настоящую ползающую змею. Ведь именно эту змею святой по соизволению Божиему взял и молитвой превратил в настоящее золотое украшение. Этот простой крестьянин, когда увидел такое чудо и знамение, случившееся паче всякого человеческого чаяния, – разом задрожав и заплакав, воззрел на небо, с великим страхом и трепетом возблагодарил Бога за такое чудесное лицезрение превращения золотого украшения в животное – пресмыкающуюся змею, и, пав ниц, безгласно поклонился Христу, а потом долго лежал от страха и потрясения на земле, посыпая голову прахом и признавая себя недостойным такого благодеяния и зрелища. Затем, поклонившись Богу и встав, он припал к ногам святого отца нашего и чудотворца, обнял их и стал благодарить святого за великие чудеса и громким голосом восклицать: «Велики чудеса Божии, совершенные тобою, отче; велика человеколюбивая любовь Божия, которую ты стяжал своими поступками и житием. Ибо знаю я твои подвиги, знаю твой хлеб, все твое угощение для странников и прохожих, которое ты собираешь в своем доме и раздаешь им в пропитание; знаю, наконец, об умывальнице, которую ты наполняешь и приносишь, дабы омыть ноги всех путников, желая, чтобы они отдохнули от трудного пути. Это-то и умолило ныне Бога заступиться за меня и превратить змею в золото и золото в змею, чтобы тебя, святый отче, прославил Прославляющий славящих Его Бог (Ср. 3Цар.2:30. – прим. ред.), а меня, недостойного, вместе с моим домом ты напитал чудесами Его и поразил». Когда же этот селянин уже в течение долгого времени говорил так, и обнимал, и целовал ноги святого, смиренномудрый отец наш, действительно ненавидевший славу, весьма опечалился этим и, избегая всякой славы человеческой, но взыскующий и жаждущий славы только от Бога, молвил этому человеку: «Что ты делаешь, человече? Зачем ты налагаешь на меня это бремя, обнимая ноги грешного человека? Одному Богу подобает поклонение – давай мы оба, я и ты, Ему поклонимся за такое великое Его снисхождение и чудотворение, ибо поистине Ему одному подобает слава и поклонение». Когда же святой сказал это, змея, бывшая некогда змеей, золотом и снова настоящей змеей, извиваясь, заползла в стену огорода и забралась в свою нору.

Был у праведного и другой друг, арестованный правителем провинции по клеветническому обвинению и находившийся в тюрьме. Ему игемон вынес смертный приговор, так как принял клевету за правду. Святой человек Божий, узнав об этом и исполнившись божественного рвения, спешно отправился (Букв, «побежал». – прим. ред.) из своего города Тримифунт к игемону в Константиану, чтобы спасти от навета, словно невинного ягненка от волка, того, кто к тому же был его верным другом. На пути встретилась ему в одном месте пересекавшая дорогу река, и он обнаружил, что ее из-за половодья невозможно перейти, и что из-за этого обилия воды никто из путешественников не в силах через нее переправиться. Тогда святой, который спешил, чтобы успеть прежде, чем пострадает его друг, и чтобы избавить его, как было сказано, из рук правителя и от клеветы (ведь из-за дурных людей над ним уже нависла смерть), в присутствии всех своих спутников сказал водам: «Господь Бог говорит так: да остановится ваш бег, чтобы скорее спасся от смерти из-за навета оклеветанный христолюбивый мой друг, за которого принес я моление Владыке всех Христу». После таких слов святого движение вод в реке тотчас приостановилось. Словно некогда во времена Иисуса Навина при переходе ковчега Божия и сынов Израилевых из Египта, так и теперь текущие сверху воды встали, остановились вместе на некотором расстоянии, а вода, текущая вниз, спустилась в море и до конца иссякла. И перешли посуху и праведный, и все его спутники. А после того как перешел он и бывшие с ним, по молитве праведного вода спокойно опустилась сверху и заструилась посредине реки, дабы не приключилось никакого вреда соседним полям, посевам и посадкам. Те, кто был [тогда] со святым, когда увидели, что по его велению случилось такое чудо, побежали вперед праведного и, достигнув города Константианы, рассказали всем о чудесах Божиих, совершенных Его рабом Спиридоном. Узнав об этом и поразившись в уме такому дерзновению праведника к Богу, игемон, охваченный великим страхом и удивлением, тотчас же приказал освободить друга святого от оков и так молвил святому: «Возьми, отче, своего друга, ведь не будет грехом даровать осужденного тебе, который носит в себе такую милость Божию, живет превыше закона и побеждает закон. Ибо, поскольку ты благодаря присутствию в твоем сердце Святого Духа носишь на устах своих закон Божий, – твоими устами говорит Христос. Но ты, о святой отче, и мне подай от твоих даров и благодеяний по молитве святых твоих уст и сердца, дабы и мне благоденствовать и спастись, отче святый, по твоему ходатайству». Помолившись за игемона и попрощавшись с ним, святой отправился со своим другом восвояси.

Пришел однажды святой отец наш Спиридон к своему другу – христианскому агнцу своего словесного стада (По-видимому, Феодор принял имя гостеприимца – «Проватий» (ср. Лаврентианское житие, гл. VII), – за слово – προβάτιον «овечка». – прим. ред.), который всегда исполнял наставления святого – все то, чему научился от него. Ведь святой отец наш Спиридон всегда стремился быть примером и образцом для всего вверенного ему словесного стада: мудрыми словами наставляя чад, а делом подтверждая слово, он был всеми любим и прославляем за такое свое непревзойденное смиренномудрие. Поэтому все, что этот его ученик видел и замечал у славного отца, он всегда исполнял. Итак, взяв воды, он налил ее в таз, чтобы омыть ноги святого, утомившиеся от путешествия (Ср. подобные же поступки самого св. Спиридона (Пролог, гл. III). – прим. ред.). И его соседи, соученики и друзья святого, узнав о приходе богоносного отца, сбежались все, стараясь омыть тому ноги и получить благословение. Среди них была одна женщина, которую все считали и называли девой; она также желала получить благословение от умывальницы, но святой сказал ей: «Ни меня не касайся, ни ног моих не омывай». Но она все равно желала сделать это. Когда же она все упорствовала и всячески стремилась омыть ноги святого, кротчайший раб Божий грозно сказал ей: «Говорю тебе: не омывай ног моих, ведь ты бесстыдно предстала пред всеми прелюбодейкой». И та, смиренно приняв жесткость и запрет святого, пришла в себя, пораженная прозорливостью святого, и, поняв, что это Бог открыл ему правду о ней, пала перед ногами духоносного отца и со слезами громко восстенала: «Как целителя и спасителя души моей послал тебя сюда сегодня Владыка Бог. Но, молю, освободи меня от порожденных во мне этой страстью грехов и избавь меня от производимой ими смерти. Ведь правду сказал ты, святой отче и раб Божий, что у меня вид прелюбодейки. Ибо я прелюбодействовала и больше не девственна. Но вымолви слово, и исцелится служанка твоя (Ср. Мф.8:8. – прим. ред.), дабы стяжать мне истинное сокрушение с покаянием и слезы и благодаря этому слезному раскаянию получить, недостойной, прощение своих прегрешений по твоим молитвам. Вот осуждена я совестью своей и сгораю, сгибаясь под этой ношей. Но останови, молю, поток зла и оставь мне мои прегрешения». Поскольку эта женщина, не стыдясь, исповедалась перед всеми бывшими там, победив свой грех в присутствии всех, и прилежно со слезами припадала к ногам праведного, исполненный апостольских дарований святой отец наш Спиридон, подражая своему Владыке, говорит женщине: «Дерзай, дщерь! Отпускаются тебе грехи» (Ср. Мф.9:22; Лк.5:20; 7, 48. – прим. ред.). И затем говорит ей: «Теперь, исцелившись, более не греши, чтобы не стало тебе еще хуже, то есть дабы не подвергнуться тебе вечному наказанию, снова впав в то же самое злодеяние и став добычей внезапной смерти». Получив так прощение, женщина эта, некогда бывшая прелюбодейкой, ушла к себе домой, радуясь прощению грехов и удивляясь прозорливой суровости и одновременно доброте святого, и всем поведала и возвестила о том, что сказал ей святой.

Во дни Константина – первого, как было сказано (Ср. Пролог. – прим. ред.), благочестивого императора, в Никее прошел святой собор в консульство Павлина и Юлиана, 20 мая, в 14 индикт, в 636 году от Александра Македонского (То есть в 325 г. – прим. ред.). Пока святой отец наш Спиридон еще был на этом святом соборе, его дочь, родившаяся от целомудренно соединившейся с ним законной жены (Ср. Пролог. – прим. ред.), покинула эту жизнь, проведя все время жизни своей в девстве и всяческом чистом устроении. Итак, после того как собор был распущен и каждый из епископов отправился домой, в собственный город, вернулся и богоносный Спиридон к себе на родину, в свой город, и нашел дочь свою умершей и по своем добродетельном житии предавшей дух свой в руки Божии. «Ибо души праведных, – говорит Иисус, сын Сирахов, – в руке Божией» (На самом деле, это Прем.3:1. – прим. ред.). Пришла же к святому, вернувшемуся с собора, одна женщина, рыдая и говоря: «Помилуй меня, человек Божий, потому что твоей дочери, еще при ее жизни, я вручила золотое украшение, и теперь, после ее внезапной смерти, оно осталось у нее, ведь я не успела у нее его забрать». Услышав это, святой вошел в свои покои, но, обыскав весь дом, не нашел украшения. С непоколебимой верой и полным упованием на Бога он пошел вместе со своими ближними и этой женщиной на могилу святой девы, своей дочери. Там святой говорит во всеуслышание: «Чадо Ирина, во имя Господа нашего Иисуса Христа скажи мне, куда ты положила украшение этой женщины, которое ты взяла у нее на хранение». А она, словно восстав от сна и воздав праведному подобающую отцу честь, сказала: «Господин отец мой, я спрятала это украшение дома в таком-то месте». Святой же говорит ей: «Покойся отныне, чадо, пока не придет Господь и не воскресит тебя вместе со всеми». Сказав это и услышав ответ своей дочери, он пошел домой, поискал, нашел украшение и отдал той женщине – его владелице, тайно передавшей оное его дочери. И все прославили Бога, Который так одаривает достойных Его и истинно служащих Ему, и изумление охватило всех видевших и слышавших это.

Свидетельствует об этом и Сократ Схоластик, составивший Церковную историю, где он поведал и об этом, и о других совершенных святым чудесах, которые он сумел записать в то время из рассказов неких верных кипрских мужей, а также нашел записанными в Церковной истории, составленной пресвитером Руфином на латинском языке – их, то есть слова Сократа, я и изложил в этом сочинении для удостоверения читателей (См. гл. XIX. – прим. ред.).

Во дни Константина – первого, как было сказано, благочестивого императора, прошел в Никее святой собор в консульство Павлина и Юлиана, 20 мая, в 14 индикт, в 636 году от Александра Македонского (Данный пассаж, возникший в «вульгате» жития, заимствует преамбулу гл. VI (см. Предисловие, 5). – прим. ред.), на котором разбиралось дело нечестивого Ария. Когда же триста восемнадцать отцов собрались вместе с благочестивым императором в городе Никее, а затем предстал [перед ними] богоборец Арий и принялся говорить, что Единый от Святой Троицы, Господь Иисус Христос, ниже Отца и не собезначален [Отцу], не нетварен, но тварен, то присоединились к нему Евсевий Никомидийский, Феогний Никейский и Марий Халкидонский. Но им мужественно противоборствовал иже во святых отец наш Александр (Свт., архиепископ Константинопольский (327–340). – прим. ред.), бывший в то время пресвитером и приехавший в Никею вместо блаженного Митрофана (Свт., архиепископ Константинопольский (315–327). – прим. ред.), который из-за болезни и старости не смог явиться сам. Поэтому он мужественно ополчился на них. Присутствовал там и знаменоносный раб Божий Спиридон, о котором наш рассказ. Затем призывают на собор Ария, повелев ему защищать свое учение. Однако не следует умолчать и о чуде, совершенном на соборе богоносным отцом нашим Спиридоном. Ибо по неожиданному императорскому велению присутствовали на соборе и философы, весьма искушенные в диалектике, но один из них вызывал самое большее удивление, представляя епископам множество хитросплетений в защиту Ария, так что из-за этого диспута (Букв, «схватки, спора». – прим. ред.) собралась большая аудитория. Ведь пока что епископы были не в силах опровергнуть рассуждавшего так философа, ибо он легко противостоял обвинениям, опровергая их возражения, хотя против него выдвигались все более и более сильные аргументы. Но Бог, дабы явить, что Царство не в слове, а силе (Ср. 1Кор.4:20. – прим. ред.), избрал Своего служителя. Ибо вышеупомянутый архиерей Спиридон, не знавший ничего другого, кроме Иисуса Христа и Того распятого, находился вместе с остальными епископами в числе прочих слушателей, но увидев, что философ смеется над нашими и кичится своей лукавой речью, попросил, чтобы ему дали возможность высказаться. Тогда наши, зная простоту мужа и понимая, что он не искушен в науках, стали убеждать его не выступать, дабы не стать посмешищем из-за лукавых слов соперников. Но он, не послушав их, обратился к этому мужу и сказал ему: «Во имя Иисуса Христа, о философ, послушай истинное учение». А тот ему: «Если что скажешь, послушаю». И он говорит: «Един Бог, Сотворивший небо и землю, Который создал и человека; Своим Словом и Духом Он устроил с видимым и невидимое. Этому Слову, Которое мы знаем как Сына Божиего, мы поклоняемся, веруя, что ради нашего спасения и избавления родился Он от Девы, и крестом и смертью освободил нас от вечного осуждения, а Своим воскресением даровал нам вечную жизнь; Он, как мы чаем, придет вновь и будет Судией надо всем тем, что мы совершили. Веруешь ли ты в это, о философ?» А тот, словно совершенно неискушенный в слове, в ответ склонился и замолчал, будто немой, одно лишь сказав ему: «И мне кажется, что это так, и нет ничего другого, кроме всего того, о чем ты сказал». Тогда старец сказал ему: «Если ты веруешь, что это так, о философ, то встань и следуй за мной – поспешим в храм, где ты получишь знамение этой православной веры». А философ, переменившись и обратившись к благочестию, говорит своим ученикам и всем собравшимся послушать: «Послушайте, о мужи! Пока я заботился о словах, то к словам добавлял слова и ораторским искусством опровергал обвинения – когда же вместо слов некая сила вышла из уст моего собеседника, то не смогли слова возразить силе, ведь человек не способен противостать Богу. Поэтому, если кто из вас может постичь это так, как и я уразумел, то пусть верует во Христа и следует за этим старцем, в котором говорил Сам Бог». Таким вот образом философ этот стал христианином и возрадовался, побежденный славным отцом.

На следующий день на соборе оказался и другой из лика исповедников, по имени Пафнутий (Прп., египетский пустынник. – прим. ред.), египтянин, и человек Божий, которому император Максимиан вырвал правый глаз и отсек левую кисть и в котором была такая благодать Божия, что он творил знамения. Ибо словом он изгонял бесов и молитвой исцелял немощных, а слепым вымаливал у Бога прозрение и расслабленных приводил в полное и безупречное здравие. Он был в почете у императора, и тот часто приглашал его во дворец и лобызал его вырванный глаз: такое благочестие было у императора Константина. Такими вот святыми мужами отличалась Церковь в те времена; из них многие присутствовали на Никейском соборе. Итак, они каждый день рассуждали, много споря о вере, так как полагали, что в подобном исследовании нельзя делать ничего поспешно или дерзновенно, и часто посылали за Арием и подвергали подробному изучению его учение, а также с пристальным вниманием размышляли, что надо решить и постановить для опровержения его нечестивых догматов. И вот после обширного и внимательного рассмотрения все совместно решили определить относительно веры церковной в пользу единосущия, то есть исповедать, что Сын имеет то же самое существо (То есть сущность. – прим. ред.), что и Отец. Это все своей властью и утвердили, за исключением некоторых, числом семнадцать, которые согласились с Арием, говоря, что на самом деле Сын создан Отцом извне из неких несуществующих сущностей и не рожден от Самого Божества. Это решение собора было представлено благочестивому императору Константину, который почитал его, как посланное от Бога, принял его и возражавших против него приказал подвергнуть изгнанию, как противящихся Богу. Тогда с Арием осталось шестеро увлеченных им к отступничеству. Ибо одиннадцать, переменившись (Букв. «запев на новый лад». – прим. ред.), подписываются под единосущием, но рукой, а не душой: участником этого лукавства с начала и до конца являлся Евсевий, епископ Никомидии. И когда так завершился святой собор, все, радуясь и прославляя Бога, разъехались по своим городам, каждый удивившись и тому знамению, что совершил святой отец наш Спиридон в отношении философа. А император, облобызав Спиридона и попросив молиться за него, отпустил его в мире.>

После смерти благочестиво царствовавшего Константина (Ср. Лаврентианское житие, гл. VIII. – прим. ред.) его сын Констанций, воцарившийся на Востоке, пребывал в Антиохии, где и впал в телесный недуг и болезнь. Но никто из врачей не мог вылечить его от болезни. Оказавшись в такой беде от недуга и не получив помощи от людей, император стал просить Милосердного Господа, Целителя душ и телес, единственного истинного Царя, исцелить его от такой тяжелейшей болезни. Тогда ангел Господень показал столь прилежно молившемуся императору во сне лик множества святых епископов. Взглянув на них, император увидел среди них двух стоящих, также епископов, которых показавший это ангел назвал императору врачами его недуга. Когда он увидел это, сон закончился, а, очнувшись, император стал размышлять о том, кто бы были эти явленные ему во сне святые епископы, способные исцелить его, и было у него тяжело на душе, так как не знал он ни имен показанных святых, ни из какого города каждый из этих епископов (хотя один из них не удостоился еще благодати священства (То есть епископства. – прим. ред.) через епископское рукоположение, о чем будет сказано немного ниже, но по провидческому Божиему повелению таким, поистине, показал его ангел императору, и это было на пользу). Итак, не зная, как сказано, кто бы такие были эти показанные ему епископы, или из какого города каждый из них, император сильно томился и страдал душой и недоумевал, что ему теперь предпринять. Но, пребывая в несомненной вере и убежденный, что истинно было видение, которое явил ему во сне ангел, равно как и стремясь освободиться от мучивших его страданий, он, умудрившись сердцем и воспользовавшись своей императорской властью, повелевает, чтобы со всей римской державы к нему собрались святые епископы. И после того как императорские приказы были разосланы по городам, все епископы прибыли к нему, каждый из своего города. Приняв их со всей честью и милостью и преподнеся дары им и их святым церквям, он отпустил их с миром восвояси. Не видя же среди них показанных ему ангелом и названных его врачами, он стал призывать и усердно молить Бога, умоляя, чтобы Тот послал к нему ради его исцеления святых епископов, которых по велению Того показал ему святой ангел. А наш святой и просвещенный умом Спиридон еще до того, как императорское повеление достигло Кипра, узнал о видении, которое явил Бог через Его ангела императору, и о виде одеяний, в которые были облачены показанные императору во сне: весь их облик и то, что носит этот святой отец наш Спиридон. Достигли же и острова Кипр посланные императором повеления. По Божиему велению, подождав немного, святой отец наш Спиридон, подвигнутый божественным Духом, и сам отправился в путь вместе со своим учеником Трифиллием, на деле еще не рукоположенным, но уже, как было сказано, рукоположенным провидением Божиим – это его показал ангел императору. И так святой вместе, как было сказано, с Трифиллием, а также с диаконом своей Церкви по имени Артемидор прибыл [в Антиохию]. Вошел с Трифиллием в императорский дворец святой архиерей Божий, в простой одежде, опираясь на свой пальмовый посох, с глиняным кувшинчиком на шее: этот небольшой сосуд имел вид скортидия (Имеется в виду ампула-евлогия. – прим. ред.), из тех, что бывают во Святом Граде. Такие встречаются и в других местах, причем не только глиняные, но и оловянные, и серебряные, и золотые. В них верующие христиане наливают масло, освященное Честным и Животворящим Крестом: ведь в Святом Граде Иерусалиме погружают в масло древо Животворящего Креста Господа нашего Иисуса Христа и дают его всем желающим в благословение. Итак, держал пальмовый посох, как было сказано, святой отец наш и Божий архиерей Спиридон, а с его шеи свисал этот глиняный скортидий, каким и показал его императору ангел во сне. И вот, когда он остановился где-то во дворце, один из стоявших там, увидев его и решив, что он поступает так для насмешки над местопребыванием императора, дал ему пощечину. Но человек Божий, будучи делателем Божиих заповедей, подставил ему и другую щеку, согласно наставлению Господа в святых Евангелиях (См. Мф.6:39; Лк.5:29. – прим. ред.). Тот, удивленный молчанием, долготерпением и смирением святого отца, а также осознав, что это епископ, поразился этому мужу, раскаялся и попросил у святого прощения за свою невежливость и неразумие. А святой, вразумив его, вошел к императору в сопровождении других людей, одетых в блистающее платье. И вот видит раб Божий, что ученик его Трифиллий еще молод и не стяжал духовного знания, но пока пристально наблюдает за всеми чудесами и за бывшими там людьми, облаченными в одежды различного вида и чина и даже в саму императорскую [одежду], согласно слову Господа: «Носящие мягкие одежды находятся в царских чертогах» (См. Мф.41:8. – прим. ред.), и почитает эту вещь за нечто великое. Желая сразу на месте исправить его, он молвил ему: «Трифиллий, покажи мне императора». А тот, будучи, как было сказано, еще юн и не уразумев мысли святого, указал ему на императора, который был облачен в порфиру, сияющую и покрытую оправленными драгоценными камнями, сидел на высоком трибунале и казался грозным для всех, в том числе и для самого Трифиллия, но только не для святого Спиридона, которому были доверены ключи от Царства Небесного и который очутился в нем и ежедневно наслаждался его славой и сладостью. Так вот восседал император, и все чиновники и воины стояли вокруг него, а гвардейцы и щитоносцы были, как сказано, все облачены в блистающие одежды, каждый согласно своему чину и положению, и потому изумление охватило всех, кто видел эти вещи, но не ведал о славе Божией, которой Тот прославляет славящих Его. И только святому все это казалось побрякушками и игрушками, подверженными тлению, временными и существующими лишь недолго, ведь в нем всегда действовало Царство Небесное, и он был облечен его славой и всегда просвещал ей свою душу. Молвил он Трифиллию об императоре: «Нет у него ничего большего, Трифиллий, чем у людей здесь и повсюду, ведь я вижу, что он человек, как и все». Так он говорил Трифиллию, научая его и тому, что не следует ставить высоко всю человеческую славу, но всегда бежать от нее и искать славы только у Бога. А император, восседая на высоком трибунале, увидел, что здесь стоит удостоенный Христом соцарствовать с Ним святой отец наш и архиерей Божий Спиридон, всегда носивший Царство Божие в своем сердце. Предстал же ему святой в том облике, в котором император видел его во сне: одетым в простое платье, в руках пастырский жезл, на голове кидарь (Остроконечный головной убор. – прим. ред.), сплетенный из пальмовых веток, который некоторые называют тиарой (Головной убор персов, обычно в форме усеченного конуса. – прим. ред.), а некоторые оглавьем или кассисом (Вероятно, головной убор из валяной шерсти. – прим. ред.), и с висящим глиняным скортидием, где было масло от Животворящего Креста Христова. И вот, увидев его в таком виде, император возрадовался весьма великой радостью, так как узрел то, что пришли святые врачи и что приблизилось время, когда Бог презрит на него, и явился час его избавления от телесного недуга. И с великой радостью встав со своего трона, император спустился, чтобы поклониться честному отцу, и с великим благоговением склонил перед ним свою голову. Когда чудотворец Спиридон коснулся ее, тотчас по призрению и благоволению Божиему страдавший император избавился от тягостного недуга и силой Божией в одно мгновение исцелился, так что все присутствовавшие поразились и удивились такой внезапной перемене и невероятному чуду, которое совершилось благодаря одной лишь молитве к Богу и наложению рук святого чудотворца Спиридона. А богоносный Спиридон сказал императору: «Не скорби больше, император, но радуйся, всегда благодаря Бога, Подавшего тебе это спасение, и вечно памятуй о Его великом благодеянии, случившемся с тобою. Проси, и получишь; ищи, и обрящешь; стучи, и отверзется тебе (Ср. Мф.7:7; Лк.41:9. – прим. ред.), и ты сподобишься милости и дара Божия. Но не затворяй и ты своего благоутробия для просящих, ищущих и стучащихся; пока у тебя есть время, делай добро всем людям, а особенно бедствующим и нищим – бедствующим помогая, нищим же и нагим подавая необходимую пищу и одежду. Познай самого себя: что ты человек, подверженный страданиям, как и прочие, и ничем ни от кого из них ты не отличаешься, кроме своего достоинства, которое даровал тебе Господь Бог, единственный вечный Царь и Создатель неба и земли, чтобы ты благодетельствовал и спасал созданных Им людей. Итак, познай самого себя, и будешь блажен». Услышав все эти слова из уст святого, император услышал их будто из уст Божиих, и со всяким тщанием, рвением и великой щедростию исполнил их, пока еще святой находился в Антиохии. И, действительно, всем нуждавшимся он подал всякую необходимую пищу и одежду со всей, как говорится, щедростью, оставив по себе этим благую и вечную память. А во время беседы служителя Божиего с императором тот принес довольно много золота и дал бесстрастному и богоносному мужу. Но великий архиерей Божий наотрез отказался, не желая соглашаться брать что-либо подобное. Император же упрашивал святого: «Прими, отче, это благословение из руки моей, которую ты исцелил своей молитвой к Богу. Нет, отче, не отвергай меня, а тем паче эту мою исцеленную руку». Однако святой сказал императору: «Не ненавидь меня, любящего тебя, ибо ты не понимаешь этих вещей. Ведь прибыл я к тебе, император, переплыв бурное море, хотя на море дул сильный зимний ветер, и воды бушевали; прибыл, чтобы увидеть тебя и научить тебя Божиим повелениям, а не затем, чтобы взять у тебя золота, столь часто вредящего людям, – дабы научить тебя бояться Бога, исполнять Его повеления и православно веровать в Него. Так что познай Отца, Сына и Святого Духа, Триипостасное и Единосущное Божество (Возможный намек на проарианские симпатии Констанция. – прим. ред.). А золота брать у тебя я не желаю». Поскольку же император настаивал и упрашивал, а святой не хотел пренебрегать просьбой императора и огорчать настойчиво просившего, то он нехотя взял. И так, побеседовав с императором и попрощавшись с ним, он вышел от него, имея при себе большое количество золота, которое тот дал ему. Но истинно несребролюбивый человек Божий на деле явил в себе предел несребролюбия, ибо он возжелал не иметь так, как некоторые желают иметь, ибо предел несребролюбия – это так желать ничего не иметь, как некоторые желают иметь. Ведь изгнав силой действовавшего в нем Святого Духа все страсти из своего сердца и тела, он воистину все их попрал. Итак, выйдя от императора, решил он данные ему деньги раздать всем императорским слугам и так избавиться от всей суммы, что и сделал. Ибо он раздал им все, одновременно уча их благодарить Бога и взирать на небо, со страхом ожидая оттуда второго пришествия Христа, Который грядет воздать каждому по делам его, дабы все они, очистив себя таким упованием, стали сыновьями света и сыновьями дня (Ср. 1Фес.5:5. – прим. ред.)посредством благих дел: раздал он все золото и зажег их любовью к Нему. И еще больше стали [люди] дивиться его святости, так что прославили Бога за такой его поступок, еще больше загорелись его любовью ко Христу и устремились к ревностнейшему исполнению Его святых заповедей. А император, когда услышал о том, что святой учинил с раздачей золота, подивившись этому, сказал: «Воистину нелицеприятен Бог, ибо этот праведник, продав, по евангельскому слову, все, приобрел себе драгоценную жемчужину». Последовав этому примеру [святого], император оделил всех нуждавшихся: и вдов, и сирот, и нищих. Относительно же священников, прислужников и прочих слуг святых Божиих церквей он распорядился, чтобы их никто никаким образом не притеснял, приказав, чтобы никто из них не был или не стал облагаем налогом, но чтобы они занимались божественным служением учительства и молитвы и ликостояниями божественных песнопений беспечально и беззаботно, совершенно невозбранно и беспрепятственно. А святой Божий архиерей Спиридон раздал, как было сказано, все и избавился от этой заботы и попечения, оставшись свободным (Букв, «убегая». – прим. ред.) от земных вещей, и, выйдя (Букв, «выскользнув». – прим. ред.) из императорских дверей, пошел в свою гостиницу, отложив от себя всякую заботу о деньгах, как истинно несребролюбивый человек Божий.

Направляясь из дворца туда, где, как было сказано, он проживал, то есть к своему гостиничнику, бесстрастный и Христоносный муж обнаружил, что какая-то женщина стоит перед его жилищем и ожидает его прихода. А была это жена одного солдата, которая держала в объятиях своего мертвого ребенка. Эта женщина-варварка, увидев раба Божия, бросилась ему в ноги вместе с дитем и на варварском языке принялась умолять и просить его сжалиться. А вместе со святым был, как было сказано выше, один диакон его святой Церкви Божией, по имени Артемидор – человек весьма достойный, у которого был тайный духовный дар, но он никому его не желал показывать ради пустой и суетной человеческой славы. Святой по своему чрезвычайному смирению говорит диакону Артемидору: «Что нам делать с этим мертвым ребенком?» На это честной диакон ответил то, что подобало как святому услышать от диакона, так и честнейшему диакону сказать: «Призови Живодавца Христа. Ведь ты, честный отче, знаешь способ, которым можно вылечить не только императоров, но и всех людей, в особенности же бедных и неимущих; и, возможно, миловать бедных – это еще большее дело. Ведь я знаю, богочестивый отче, как действуют в тебе божественные дарования, и знаком с их силой. Поэтому молю тебя: призови Владыку Христа, Который воскресил из мертвых и дочь начальника синагоги, сказав: «Талифа куми» (См. Мк.5:41. – прим. ред.), ибо и ныне с тобой Тот, Кто радостно исполняет твои желания». Услышав это от честного диакона Артемидора, святой заплакал и, долго орошая землю слезами, воззвал сей жалостливейший архиерей в сердце к своему Владыке Иисусу Христу, чтобы Тот возвратил душу ребенка в его тело. Благой Господь и Бог чудес услышал Своего раба и повелел душе ребенка вернуться в тело. И одновременно с молитвой праведного ребенок ожил и заплакал. Увидев, что дитя ее лежит на земле и плачет, пораженная этим мать ребенка от сильной радости упала на землю и умерла. Тогда истинно смиренномудрый раб Божий Спиридон, увидев это и пораженный, спросил диакона Артемидора: «Что нам делать, возлюбленный служитель Христов? Ведь, действительно, силой и милостью Христовой ребенок воскрес, но пришла к нам другая беда, так как его мать от радости о воскрешении своего ребенка умерла». Но честнейший диакон с улыбкой на лице сказал богоносному Спиридону: «И это, святой отче, в твоих силах, ведь ты получил от Владыки и Спасителя всех Христа опыт в такого рода делах. Я знаю, что ты не стяжал на земле ни золота, ни серебра, но знаю и то, что всегда имеешь в своем сердце Христа: это нельзя купить за деньги или достать. У тебя же благодаря Богу – богатые дарования Его вечной жизни. Ведь все, что ты у Бога ни попросишь, дает тебе Бог, всегда благосклонный к твоим молениям, ибо ведает Он, что, даром взяв у Него, даром ты и подаешь нуждающимся. Бог всегда готов услышать твой голос, отче, и подать твои прошения тебе, который всегда в чистоте исполняет Его заповеди. Много раз просил ты и столько же раз получал. И теперь, честной отче, и это подаст по твоей просьбе Человеколюбивый Бог, и как воскресил ее дитя, так воскресит и мать ребенка». Когда же диакон Артемидор с благоговением изрек это, служитель Божий, орошая землю слезами, устремил свой взор на небо и помолился: «Сын Бога Живого, Единородное Слово Отчее, Господи Иисусе Христе, воскреси эту женщину». После этих слов он, взяв мертвую женщину за руку, тотчас воскресил ее, и она предстала живой перед лицом его и перед всеми бывшими там. Тогда, взяв ребенка, он вернул его в материнские объятия живым и плачущим. Совершив же это необычайное чудо, человек Божий помолился Богу: «Господи Боже мой, услышь меня, Своего раба: пусть никто из людей не узнает от этой женщины о совершенных Тобой, Владыка, чудесах, но сподобь эту пострадавшую женщину-варварку предать забвению Твою милость и чудесное благодеяние». Так рассуждал про себя от великого смирения святой и, помолившись Богу, говорит диакону Артемидору, своему близкому другу: «Скажи женщине: храни при себе это совершенное нами чудо и никому не рассказывай ни о чем таком». Диакон Артемидор сказал это женщине через посредство одного благочестивого человека, который знал латинский язык (По всей видимости, женщина говорила только по-сирийски, а св. Спиридон – только по-гречески, так что ему приходилось обращаться к ней через двух переводчиков: греко-латинского (Артемидора) и латино-сирийского. В Лаврентианском житии переводчик один – Артемидор, что может быть упрощением оригинала жития св. Спиридона, написанного в стихах, переложением которого является Лаврентианское житие. – прим. ред.). Та, услышав через переводчика слова Артемидора, говорит ему, опять же, через того же благоговейного переводчика: «Я видела человека Божия и знаю, что он праведник и раб Христов. А что случилось со мной, я не ведаю и не буду держать ничего такого в своем сердце». А диакон Артемидор, ставший пресвитером после своего возвращения вместе с праведным из Антиохии, рассказал об этом всей святой Церкви Божией, говоря, что «в Антиохии на моих глазах совершил святой сии необыкновенные чудеса».

После возвращения святого отца нашего Спиридона из Антиохии пришел к нему один человек из тех, кого называют перекупщиками, который желал купить коз из его стада, чтобы сделать на них прибыль: он обычно покупал у святого разные вещи и зарабатывал на этом. Итак, явившись в дом богоносного Спиридона и договорившись со святым о цене на коз, он оставил плату за них в доме честного отца. Перекупщик хотел купить сто коз, но денег оставил в доме праведника за девяносто девять, желая лишить святого платы за одну козу. И вот, когда святой и торговец пришли к загону, прозорливый и знаменоносный отец наш говорит перекупщику: «Войди, чадо, и за скольких коз оставил плату, столько и возьми». А тот, не поняв пророчески сказанного знаменоносным отцом и пророком, но от страсти к многостяжанию желая нажиться на прозорливом человеке Божием и чудотворце, оставил в доме праведника плату за девяносто девять, а взял сто коз, будто оставил плату за сто. Когда же он выводил их из загона, одна из них бегом вернулась в загон. Но корыстолюбец возвратился, желая взять ее, как свою. И вот, снова выведя, словно пленницу, он погнал ее к девяносто девяти, не заблудшую овцу ища, но желая нажиться за счет пастуха. И снова одна из коз вернулась в загон. И так как козочка многократно проделывала это, заблудший корыстолюбец разозлился и понес знавшую верный путь козу, взвалив ее на [себе] плечи. Но поскольку животное из-за чужого стяжателя находилось в беде, – коза, которую он нес на шее, вырываясь, разразилась громким необычным блеянием и удивительными воплями, сильно бодая его в голову и обличая корыстолюбие вора, так что удивились все видевшие столь громкий плач сего неразумного животного и слышавшие такие вопли. Тогда бесстрастный, великодушный и сострадательнейший старец говорит покупателю с присущей ему кротостью: «Видишь, чадо, ты пока не отдал всей платы, и поэтому так вопит и вырывается неразумная тварь». Тот, придя в чувство, пусть и поздно, и поняв, что о нем все известно святому, покаялся перед знаменоносным отцом, попросил у него прощения за свой поступок и прегрешение и, дав плату за оставшуюся козу, был с миром им отпущен. Человек тот, победив свое корыстолюбие благодаря великодушию святого и надеясь, что теперь одна из [коз] не будет возвращаться в загон, отпустил ее и погнал к остальным девяносто девяти. А она, словно освобожденная из плена, радостно пошла со своими товарками и подругами в предстоявший им путь, так что, уразумев суть этого необычного зрелища и удивившись, он прославил Бога за данную Им святому милость.

Было (Не ясно, означает ли это, что ко временам Феодора такого села уже не существовало. – прим. ред.) одно село под названием Эритра, в Константианской митрополии, лежащее примерно в тридцати милях от вышеупомянутого города. Очутившись в нем по какой-то нужде, служитель Божий вошел в церковь Божию помолиться. И наказал он одному из диаконов в этой деревне, чтобы тот читал молитву более подобающе, то есть покороче, ввиду того, что наступил час жары и воздух сильно раскалился от зноя солнечных лучей. Но диакон, которому это было приказано, пренебрег повелением святого отца относительно того, как творить молитву, ибо был сильно охвачен страстью тщеславия и произносил молитвы напоказ. Поскольку же диакон из человекоугодничества медлил с молитвой и преслушался святого отца, то святой отец наш, терпеливый и смиренномудрый, повернулся и, гневно взглянув, сказал медлившему с молитвой диакону: «Замолчи. Умолкни» (Ср. Мк.4:39. – прим. ред.). И как только знаменоносный Спиридон сказал это слово, оно тотчас стало делом. Ибо многоречивый диакон из-за запрещения честного отца лишился голоса. И после того как святой закончил молитву, со слезами припал к его ногам еще недавно многоречивый по праздномыслию диакон, открывая рот и испуская неясные звуки, а не членораздельную речь, так что все присутствующие поразились и испугались из-за силы слова честного отца. А все родственники, знакомые и друзья диакона погрузились в глубокую скорбь, увидев, что их друг и сородич оказался в таком бесчестном состоянии из-за ослушания святого, и что из-за этого он на будущее лишился служения в святой церкви Божией. Подойдя со страхом и трепетом к праведному, они попросили освободить от этого справедливого наказания в виде уз на языке того, кто обрек и осудил себя на такое наказание из-за ослушания. Тогда святой, видя, что служитель духовный еще нуждается в некотором наставлении, лишь отчасти разрешил его от уз на языке, определив ему быть скованным в словах и пока не позволив его языку быть быстрым, чтобы тот, говоря быстро, не впал снова в страсть тщеславия, но чтобы благодаря небольшому запинанию и заиканию всегда помнил о своем обращении к Богу, дабы благодаря этому примеру стали благоразумны и остальные: как видевшие его, так и слышавшие о нем, и дабы всем стало известно благодаря совершенному знамению, что все пусть научатся не ослушиваться впредь указаний праведных.

Вошел однажды сей духовный муж и архиерей Божий, как обычно, в святую Божию церковь своего города, чтобы вознести Богу всех вечерние песнопения. Случилось же по попущению Божиему, что народ не пришел на вечерню. И спутники его решили не зажигать много светильников, так как в церкви никого из народа не было, лишь они одни, а для коленопреклонения присутствовавшим хватало и одного светильника. Но богоносный и просвещенный умом отец наш приказал зажечь побольше света для совершения вечернего славословия Божия: «Тем более подобает, чтобы еще более светлой казалась благодаря блистанию света церковь Божия, чем раньше». Войдя же по обычаю и став перед святым престолом, он преподал мир, и, хотя не было народа, который должен был ответить праведному: «И духови твоему», раздался согласный ответ, ибо множество полков и неисчислимые мириады ангелов послушались его и сказали во всеуслышание: «И духови твоему!» А когда диакон с великим страхом совершил усердно молитву, снова всем послышалось громкое восклицание: «Господи, помилуй». Все люди, услышав это, и пораженные этим необычайным и чудесным возгласом, единодушно направились бегом к святой церкви Божией в трепете и страхе, дабы узнать, что это за такое восклицание и кто его возносит Богу. Странным казалось видеть, как бегут все люди в городе и все возрасты, не только мужчины, но и женщины, и те, кто был в силах бежать, и те, кто от старости опирались на посох. Громким был общий вопль всего церковного собрания, ибо все: и пришельцы, и бывшие на поле крестьяне, достигли города и храма, – ведь повсюду было слышно это восклицание. Ведь и прежде чем они вошли в церковь, пока еще были снаружи и бежали, слышали они это восклицание святых сил, словно производимое огромной толпой. Но, войдя внутрь, никого не увидели, кроме праведного и совершавших с ним Божию службу. Поскольку же все были поражены и удивлены и прибежали в сильном страхе, то спросили об этом бывших в церкви вместе со святым. А те ответили им, что явилось множество святых ангелов, которые вместе со святым долгое время молились. Исполнилось тогда написанное у блаженного Давида: «Глас ликования и спасения в шатрах праведных» (См. Пс.117:15. – прим. ред.), а также: «Пройду в месте скинии чудесной до дома Божия во гласе ликования и исповедания звука празднующих» (См. Пс.41:5. – прим. ред.) . Ибо можно было видеть, как святые ангелы веселятся и ликуют вместе с архиереем Божиим в славословии Божием. Услышав это и удивившись, люди, не в силах не верить из-за все еще слышного им незримого голоса святых ангелов, в страхе и трепете, но и с ликованием, после окончания вечернего славословия радостные разошлись по домам. Они славили Бога за те голоса, которые слышимо для них возносили эти святые ангелы, и за то, что узнали от бывших со святым, как тем явились эти святые силы, сослужа с ними, и прославили Бога. С тех пор они научились никогда больше не пренебрегать службами Божиими, что совершаются в установленное время во святой Его церкви, но со всем рвением и страхом Божиим собираться в Его храме и совершать подобающее христианам служение, каждый в своем чине. Впрочем, не только они, но и бывшие со святым в церкви священники и церковнослужители еще более были побуждены к любви и страху Божию, дабы еще более ревностно и благоговейно, с радостью и охотой приходить в святую церковь Божию в определенное для славословия Богу время.

В другой раз, когда святой чудотворец и отец наш Спиридон снова вошел в храм Божий совершить песнопения светильнов, не хватило масла в горевшем в святой Божией церкви светильнике. И когда назначенные для этого дела не нашли масла, чтобы добавить в светильник, сказали об этом знаменоносному отцу нашему. А после того как он сотворил об этом молитву Богу и попросил, чтобы из-за угасания светильника не случилось святой службе Божией закончиться на половине, Слышащий моление святых своих, Исполняющий их желания и Прославляющий прославляющих Его Бог тотчас внял голосу Своего раба и тут же Своей невидимой силой наполнил светильник маслом. И тот не просто наполнился, но от обилия благословения Божия масло даже стало струйками изливаться из светильника на землю, так что иподиаконы принесли сосуды и поставили их под светильником, чтобы собрать льющийся елей: и его еще на много дней хватило для освещения святой церкви. Увидев такое необыкновенное чудо, все бывшие со святым в церкви в тот же час об этом всем рассказали. А после исполнения песнопений вечернего славословия Божиего приостановилось излияние масла из светильника. Исполнив песнопение светильнов, святой отпустил всех, радовавшихся и веселившихся о таком призрении Божием относительно этого необычайного и неизъяснимого знамения, совершенного по молитве знаменоносного отца.

Есть город под названием Кириния, который является одним из городов Кипра. Когда святой отец наш Спиридон собирался по какой-то нужде отправиться туда из своего Тримифунта, случилось ему пройти через город Киферию и совершить пешком путешествие через гору под названием Пентадактилон (Пентадактилон (букв. «Пять Пальцев») – труднопроходимые горы вдоль северного берега Кипра, служившие в средние века убежищем (в т.ч. для сирийцев, маронитов, армян). – прим. ред.). А в спутники себе взял он ученика своего Трифиллия, уже избранного архиереем в городе Каллиникии, то есть в церкви Белых Богов (Белые Боги – другое название Левкосии – прим. ред.). Итак, когда они путешествовали и дошли до местности, которую называют Парима или Паримна, епископ Трифиллий, увидев те места, прекрасные для взора и для мысли, порадовался их приятности и увлекся желанием их приобрести. И так, держа в своем сердце это желание, епископ Трифиллий ехал по дороге, про себя эти мысли лелея, однако не слишком ими увлекаясь, но, можно сказать, размышлял о пользе – о том, как это будет полезно его церкви. И вот узнал святой из некоего божественного откровения о том, что заботило епископа Трифиллия, и говорит Трифиллию человек Божий: «Что замышляешь ты в сердце своем приобрести поля и виноградники и жаждешь земного и дольнего, то есть того, что остается здесь, как временное? Есть у нас имение на небесах – жилище нерукотворное и пребывающее вовек, где находится множество благ, которые глаз не видел, о которых ухо не слышало и которые на сердце человеческое не восходили (См. Ис.64:4. – прим. ред.), что уготованы Богом любящим Его, – о них помышляй, о них заботься, их желай, в них пребывай, чтобы, преуспевая в них, явиться вскоре наследником их: вечных и никогда не преходящих. Не о земном, но о вышнем думай, вышнего ищи, где Христос сидит одесную Бога на небесах». Услышав это от своего учителя, епископ Трифиллий припал к его ногам и исповедал, что были у него такие помышления, удивился такому его знанию духовных вещей и попросил святого сотворить за него Богу усердную молитву, чтобы простил ему Господь, Единый Безгрешный, грех таких помыслов и чтобы Тот направил его, сохранил его в вверенной ему Церкви от осуждения своим словесным стадом и явил его достойным святого престола святой Его Церкви. Услышав это от епископа Трифиллия, праведный охотно и с радостью вознес за него усердную молитву Человеколюбивому и Единому Безгрешному Богу и был услышан. С тех пор Трифиллий стал избранным сосудом Божиим и удостоился божественных дарований, так что [всегда] благодарил святого за его молитву к Богу о нем и говорил, что никогда не было у него больше никакого желания приобрести что- то земное.

Был один моряк, из того же города, что и святой, который уехал и прожил на чужбине около двадцати четырех месяцев. Затем он вернулся в свой город Тримифунт и, придя к себе домой, обнаружил, что жена его беременна от беззаконного прегрешения и осквернила супружеское ложе. Увидев такое злодеяние в своем доме, человек бегом бежит к святому, рассказывает ему о блудодеянии, совершенном его собственной женой, и, изложив ему всю суть дела, просит совета, как ему поступить. Сказав же это святому, тот человек от сильной скорби и расстройства стал проливать множество слез. А святой, увидев такую его скорбь и столько слез, сжалился над ним и, послав за женщиной, говорит ей: «Зачем ты так поступила?» Но та бесстыдно и нагло ответила святому: «Клевещет он на меня и вмешивает меня в это, а ведь я не была с другим мужчиной – его одного и только знаю я с девичества». Когда же он снова спросил человека, сколько времени тот провел вдали от дома, моряк ответил: «Двадцать четыре месяца прошло, отче, с той поры, как уехал я из своего дома на чужбину». Тогда жена, которую спросили, давно ли она беременна, сказала: «Сколько времени с тех пор, как я понесла от него во чреве, прошло, я не знаю. Однако знаю, что не ведала ложа с другим мужчиной, но это он зачал находящееся в моем чреве дитя». Сказав же это, она начала бесстыдно лгать, смущая всех горожан и стремясь поднять на битву выдумку (То есть наделить выдумку правдивостью. – прим. ред.), чтобы скрыть, как ей казалось, свой грех, и стала бесстыдно кричать: «Другого мужа не знаю, но от этого я беременна!» Когда же слух об этом разнесся повсюду и узнали о сроке отсутствия мужа, и всем стало ясно, сколько месяцев она беременна (ибо как младенец мог провести двадцать четыре месяца в материнском чреве, чего никогда не бывает в природе и что для всех, конечно, было очевидно?), эта бесчинная женщина своим обильным враньем приводила всех в замешательство и кричала, смущая горожан. А муж ее, будучи чрезвычайно кроток и тих, попросил святого: «Молю тебя, честной отче: я не хочу, чтобы она умерла из- за своего проступка, но лучше я предложу ей развестись. Ведь я не могу видеть, как в моем доме моя жена блудила и завела ребенка от другого мужчины, но пусть идет она с Богом, куда хочет, ибо говорит пророк: «Мне отмщение, Я воздам, говорит Господь» (См. Втор.32:35; ср. Рим.12:19. – прим. ред.) . Услышав это, умудренный божественной справедливостью отец наш хвалит мужа и призывает его оставаться кротким и держаться этого решения, а ту несчастную женщину избавить от смертного приговора. Наставляя оскорбленного своей женой мужа, святой сказал и следующее: «Правильно ты решил, чадо, что не хочешь осуждать эту несчастную на смерть, ведь от этого дела не будет никакой пользы. Поэтому я убедительно прошу тебя привести в действие свое благое намерение – то, что ты не желаешь этой злосчастной погибнуть дурной смертью, хоть закон и велит именно так наказывать таких женщин. Так что ты, чадо, правильно решил бескровно развестись с ней». Но женщина, услышав об этом от святого, начала бесстыдно и лживо кричать: «Не знала я другого мужа – это он отец младенца, который в моем чреве, и от него я беременна! Однако поскольку он был на чужбине, то ребенок ждал своего отца, чтобы, когда тот вернется, тогда и он родится и выйдет из моего живота!» Тогда великодушный и кротчайший отец наш, будучи исполнен апостольского дара, гневно сказал этой женщине: «Поскольку ты продолжаешь так бесстыдно лгать и не желаешь признать столь ясную правду, но ложью хочешь скрыть свой грех и все еще не обращаешься к покаянию и признанию, то не выносить тебе того, кого ты преступно зачала, и не выйдет он из твоего чрева. Но молчи впредь». И слово праведного отца стало делом. Ведь настигли эту женщину преждевременные родовые схватки, и, поскольку плод никак не выходил из ее чрева, то несчастная так и умерла в муках, до самой смерти не желая исповедать свой грех, покаяться и спастись. А святой, услышав о жалкой и скорой смерти этой блудной женщины и что слово его стало делом, сильно загоревал и говорит: «Не буду я отныне судить никого, поскольку мое слово стало обоюдоострым мечом, выйдя из моих уст и войдя в ее уши». И когда приговор справедливого суда Божия был вынесен этой несчастной женщине устами святого, все присутствовавшие тогда на этом суде и слышавшие приговор святого нашего были охвачены великим страхом, и никто впредь не дерзал приближаться к святому, как обычно, но все взирали на него со страхом и со страхом же подходили и кланялись, славя Бога, Который дал такую власть Своему святому служителю, согласно написанному в Деяниях святых апостолов об Анании и Сапфире: «Ибо великий страх,– говорит божественный Лука, – объял всех слышавших это; из посторонних же никто не смел пристать к святым апостолам, но прославлял их народ» (См. Деян.5:11, 13. – прим. ред.).

Была одна христолюбивая женщина по имени Софрония, а жила она в Константианской митрополии. У нее был муж, идолослужитель и злодей, по имени Олимп Палеур, который прославлял многобожие: не Одного Единственного Бога он исповедовал, но множество богов. Так вот эта женщина была знакома святому – любил ее просвещенный отец наш Спиридон, и заходил к ней домой этот прозорливый человек Божий. А вышеупомянутый Олимп Палеур, хоть и был язычником, никогда не возбранял своей христолюбивой жене почитать и привечать святого, но, более того, и сам побуждал к этому свою жену и убеждал ее с большей честью принимать его в гости. Поэтому христолюбивая женщина с великим благоговением, верой и радостью принимала дома святого и старалась о нем позаботиться. Итак, однажды зашел праведный к ней домой, и эта христолюбивая женщина приготовила там ему обед. Был же там и обедал вместе со святым и тот идолопоклонник. И вот во время обеда святой, обернувшись назад, сказал одному из своих людей во всеуслышание: «Этот раб, пася овец в городе Тримифунте, потерял их всех, охваченный в поле глубоким сном. Но, проснувшись, встав и поискав, он нашел их в пещере всех в целости, так что ни одна не пропала. А перед тем как искать их, он послал одного мальчика рассказать мне об этом. Однако после того как он послал этого мальчика, нашел их в одной пещере». И, повернувшись к этой христолюбивой жене и ее мужу идолопоклоннику, сказал им: «Вот раб, которого послали ко мне с известием, стоит около дверей вашего дома». И снова сказал своему прислужнику: «Спустись скорее и скажи тому, кого послал потерявший, что нашлось все пропавшее стадо. Дайте же братьям: посланному известить меня и его спутнику, вознаграждение за их труды, как у меня заведено давать, когда у кого-нибудь бывает нужда по делу». Услышав слова святого, один из присутствовавших там служителей, пораженный этими словами (ведь он был христианин), с рвением спустился и нашел у ворот дома стоявших крестьян. И, спросив у них, чего они хотят, узнал от них то, что сказал святой еще прежде, чем они пришли к дому и постучались. Поднявшись же, он рассказал обо всем и христолюбивой женщине, и ее мужу. Услышав такое, этот идолослужитель (я имею в виду мужа христолюбивой женщины) онемел от изумления и смотрел на святого, как на бога, согласно написанному в Деяниях святых апостолов, что, когда Павел сотворил то великое знамение в Ликаонии, жрец храма Зевса, находившегося перед городом, приведя к воротам быков и принеся венки, хотел вместе с толпой принести апостолам [Варнаве и Павлу] жертву (Ср. Деян.14:13. – прим. ред.). Так и этот человек, увидев чудо и решив, что это бог, захотел принести жертву и поднести тому венки, восклицая и удивляясь этому великому делу. Однако его прекрасная, христолюбивая и гостеприимная жена Софрония, улучив момент, наставила своего мужа: «Не бог он, но раб Бога Вышнего, Сотворившего небо и землю, Который, обитая в нем, все ему открывает». Но такими словами эта христолюбивая женщина все равно не убедила его прислушаться к ее словам, оставить идолослужение и поверить в Единого Бога и Отца, в Его Единственного Сына и в Его Всесвятого Духа. Однако с тех пор он еще больше прилежал к человеку Божиему, еще более с любовью почитая его, уважая и благоговея [перед ним].

Так великий человек Божий, украсив себя апостольскими деяниями и за это удостоившись от Бога апостольских дарований, источал всем сияние своего светоносного сердца. Потому-то, и сверкая светом добродетелей, и став полностью духовным, и сподобившись видеть удаленное как близкое, он и узнал, благодаря обильному светолитию Святого Духа в своем сердце, время своей кончины. И не только время своей кончины он прозрел благодаря просвещению Святым Духом, но и то, что случится после этого, и с несказанной радостью предвозвестил это своим близким и Христолюбивым друзьям. Ибо незадолго до своей кончины вышел он во время жатвы в поле, чтобы собрать свой урожай, в сопровождении некоторых знакомых и верных друзей, и, когда праведный своими собственными руками жал вместе с ними, внезапно упали с неба очень маленькие капли воды, похожие на росу, причем только на его голову. Тогда, взявшись рукой за голову, он стал указывать на нее бывшим с ним друзьям и, показывая, спрашивал у них, что они видят у него на голове. А они, словно будучи в видении и изумлении, сказали, что видят волосы седые, рыжие и черные. Святой же, исполнившись в сердце духовной благодати и неизреченного Божественного веселия, сказал им: «Да будет известно вам, друзья мои и родные братья, что после моего телесного преставления и кончины великой славой прославит Господь мою память, и по Его благоволению придет всякий возраст человеческий: и старые, и зрелые, и юные, чтобы ежегодно праздновать день моей кончины у гробницы, куда положат мое тело. А я, получив дерзновение от Человеколюбивого Владыки, буду подавать им те дары, которые получил и получу от Него». И еще следующее прибавил к своим словам истинно смиренномудрый: «Братья, как вы видите и знаете, я беден, но, получив от Господа дерзновение, буду просить Его, чтобы Он даровал всем великую милость и вечную жизнь, дабы познали Единственного Истинного Бога-Отца, Единородного Его Сына, Господа нашего Иисуса Христа, и Святого и Животворящего Его Духа – Троицу Нетварную, Единосущную, Неслиянную и Нераздельную». С дерзновением и радостью Святого Духа бесстрашно сказав это бывшим с ним друзьям, разве он всех не привел в изумление, когда с дерзновением и безбоязненно предвозвестил будущее? Они же, услышав и поверив сказанному святым, прославили Бога, Прославляющего прославляющих Его, удивляясь и поражаясь такому, добытому чистотой, дерзновению праведного к Богу. А служитель Божий призвал весь народ возделывать в себе самих главнейшую добродетель, содержащую все добродетели, – чистую любовь к Богу и к ближнему, напоминая и приводя им слово Господне: «На этих двух заповедях утверждается весь закон и пророки» (См. Мф.22:40. – прим. ред.). Действуя так, святой своим примером учил и ревностно побуждал всех исполнять заповеди Божии. А народ и его ученики, услышав это, принесли плод, достойный звания (См. 2Фес.1:11. – прим. ред.) [учеников], каждый по силам. И так постоянно проводя в этих занятиях все дни и ночи, служитель Божий Спиридон стал, как было сказано в начале слова, древом, насажденным при источниках вод (Ср. Пс.1:3. – прим. ред.), и принес плод во время свое, то есть во все время своей жизни. Посему и лист его не облетает, но все, что бы он ни делал, направлялось Богом. Поэтому он, оставив человеческую жизнь и вознесшись к Богу, и ликуя вместе с ангельскими ликостояниями и веселясь в познании Божества, удостоившись великого дерзновения, еще больше предстательствует за нас и за всех, с верою притекающих к нему, исполняя свои обещания, и подает их прошения во благо, получая их от Бога, и ко всем прибегающим к нему приходит и дарует им спасительные дары.

Все это я нашел в книге, написанной ямбами, и говорят, что книгу эту составил его ученик, святой отец наш Трифиллий, который стал епископом города Каллиникии, то есть святой Церкви Белых Богов. Однако я не думаю, что это написано вышеназванным святым отцом Трифиллием, но предполагаю, что это творение кого-то, получившего весьма слабое образование, и что составивший это произведение либо при жизни, либо после смерти святого Трифиллия от большой любви к святому епископу Трифиллию надписал его так, словно оно составлено тем самим. Итак, все это, кто захочет, читая внимательно и прилежно, найдет в житии, написанном ямбами. Это, немного расширив, я и описал в составленном мною слове, взяв из вышеупомянутого жития, написанного ямбами. Впрочем, возможно и то, что написавшего это звали Трифиллием.

И это вот я, как было сказано, нашел в книге, надписанной именем святого, и, расширив, описал. А то, что я узнал от некоторых рассказавших мне людей, я добавил к своему произведению после повествования Сократа Схоластика для пользы читающих. Сократ Схоластик, написавший Церковную историю, упоминает о святом отце нашем Спиридоне следующим образом:

«О Спиридоне, епископе Кипрском. Что же до Спиридона, то такая была у этого пастуха святость, что удостоился он стать и пастырем людей. Был он поставлен в епископы одного из кипрских городов под названием Тримифунт, но по смирению, будучи епископом, продолжал по-прежнему пасти стада. Много рассказывают о нем, но я упомяну только об одном или двух случаях.

Однажды среди ночи в его загон для овец тайком залезли воры и попытались утащить несколько овец. Однако Бог, Спасающий пастыря, спас и стадо. Ведь воры были связаны в загоне некой невидимой силой. И вот наступило утро, и святой пришел к стаду. Когда же он обнаружил их со связанными сзади руками, понял, что случилось, и, помолившись, отпустил воров, обильно их наставив и призвав всё стараться приобретать своими трудами, а не брать беззаконно. Также он подарил им барана и отпустил их, добавив с улыбкой: «Чтобы не оказалось, что вы бодрствовали напрасно». Это одно из чудес преподобного Спиридона, а другое – вот какое. Была у него дочь-девица, сопричастная отцовскому благочестию, по имени Ирина. Кто-то из знакомых доверил ей драгоценное украшение. А она для большей надежности спрятала эту вещь в землю, но вскоре скончалась. Пришел через некоторое время доверивший вещь. И, не найдя девицы, пристал к отцу, порой принуждая, а порой умоляя его. Поскольку же старец счел эту беду и своей, то, явившись к могиле дочери, он призвал Бога явить ему прежде срока обещанное воскресение, и не ошибся в своем чаянии. Ведь девушка явилась отцу снова живой и, указав место, где было спрятано украшение, затем снова удалилась. Такие вот мужи воссияли в Церкви во времена императора Константина. Я слышал это от многих киприотов и узнал из составленного на латинском языке произведения некоего пресвитера Руфина, откуда все это я и собрал».

Так говорит Сократ. А это – узнал уже я, как было сказано выше, из рассказов неких старших и верных людей и прибавил к своему сочинению для пользы читателей, что и будет изложено ниже.

Нижеследующее рассказал мне один монах из сиятельного монастыря Симвул, лежащего примерно в двадцати восьми милях от христолюбивого города Куреи (Курея (или Курий) – город на южном берегу Кипра. Известен с VIII в. до Р.Х. как независимое княжество, захваченное ассирийцами. Епископия, в VI в. занимала пятое место в ряду кипрских кафедр. Епископ Зинон участвовал в III Вселенском соборе. В средние века город был заброшен, рядом с ним возникла деревня Эпископи. – прим. ред.), племянник Иоанна, блаженной памяти епископа города Феодосиада (Феодосиада (или Феодосиана) – город на Кипре. Как епископская кафедра упоминается лишь однажды в XIII-XIV вв. на пят-надцатом месте. – прим. ред.), то есть Неаполь, в Кипрской епархии, по имени Иоанн, которого, бывшего пресвитером и удалившегося из мира, я постриг в вышеупомянутом сиятельном монастыре Симвул, куда и я удалился от мира: «Еще до своего удаления из мира приехал я, чтобы помолиться святым мученикам Киру и Иоанну, в Александрию, как раз в то время, когда персы вошли в Египет (То есть в 619 г. – прим. ред.) и были еще около Никия и Вавилона Египетского (Никий и Вавилон – города в Нижнем Египте. – прим. ред.). И когда я завершил свою молитву и приготовился уехать из Александрии, особенно из-за смятения и нестроений, связанных с персидским нашествием, проходя по мосткам улицы и направляясь в Новый Город, – минуя какой-то коллектарий (Коллектарий – лавка менялы. – прим. ред.), обнаружил, что там сидит один киприот из Акротерия, по имени Стефан, который был диаконом святой Церкви Божией, находившейся в этом самом Акротерии, Полемийского прихода, и который впоследствии сподобился и рукоположения в пресвитеры от своего епископа, блаженной памяти Дионисия, бывшего предстоятелем святой Церкви Божией христолюбивого города Куреи. Этот Стефан, тогда еще, как было сказано, диакон, был моим весьма близким другом. Я поздоровался с ним и после обычных приветствий сказал ему: «В самом деле, господин Стефан, надо нам позаботиться о себе самих и спасти свои души. И, коли нам еще повезет, надо уходить из этого города, чтобы, если будет смятение, нас здесь не схватили». Сидел же он в этом коллектарии, то есть в лавке менялы, вместе с некоторыми другими людьми. А в руках он держал какие-то книги, среди которых была и книга пророка Наума, и он пытался вместе со своими собеседниками и менялой узнать из вышеупомянутой пророческой книги, войдут ли персы в Александрию. Была среди этих книг и одна о святом отце нашем Спиридоне. Тогда я вывел его из этой лавки со словами: «Вставай, господин Стефан, и пойдем о своих душах позаботимся». И вот, когда он поднялся и мы отправились через так называемые Навпигии и Ампелий к Фаросу, к кораблю этого диакона Стефана, я спросил его: «Откуда святой Спиридон, будучи киприотом, оказался в этом городе?» Он ответил мне: «Я нашел в этой книге рассказ о том, что во време¬на его епископства патриарх этого города созвал святой собор всех подначальных ему святых епископов, чтобы в совместных молитвах попросить Бога низвергнуть изваяния, поставленные в храмах и капищах посредством магического волшебства; ведь до той поры Александрия была еще идолопоклонническим городом. Итак, собравшись, все святые епископы вместе с блаженнейшим папой стали обходить эллинские святилища, каждый творя по повелению папы молитву Богу о сокрушении кумиров. И вот после того как каждый из них помолился о низвержении изваяний, Милосердный Господь внимал молитве каждого, и по Его изволению статуя падала. Затем, после падения множества идолов, пришли они к какому-то изваянию, и папа велел одному из епископов помолиться, чтобы по молитве епископа оно низверглось. Епископ послушался и помолился, но по некоему промыслу статуя не упала. Тогда патриарх снова велел помолиться об этом другому епископу, и когда тот помолился, опять по тому же промыслу изваяние не упало. Тогда, поскольку идол не рухнул, он вновь повелел третьему сделать то же самое и помолиться. И после того как он велел всем помолиться и все послушались архиепископа, но изваяние все равно не упало, все стали упрашивать патриарха помолиться. Тот по смирению не хотел делать этого, но по настойчивым просьбам епископов помолился. Однако и после его молитвы эта суетная статуя по Божиему попущению устояла: не потому, что Бог презрел Своих служителей и архиереев или не почтил их – да не будет так (ведь если б это было так, то и в других случаях Он не услышал бы их молитв), – но Он сделал это по некоему промыслу, осуществляющемуся во благо. Ведь Господь наш, когда захотел преобразиться, не всех святых апостолов взял с Собой на святую гору Фавор, но лишь тех, кого изволил: Петра, Иакова и Иоанна; и опять же, когда Он хотел во время страданий помолиться, не всех взял с собой, но только выше названных Петра, Иакова и Иоанна, не обижая или желая огорчить других (отойдет пусть и отступит от сердца всякого христианина такое помышление), но делая это во благо. Поэтому и здесь поступил Он так же, устроив это во благо. Итак, поскольку из-за этого пребывали в великой печали и горести как собор епископов, так и их архиепископ и патриарх, то с наступлением ночи папе, который бодрствовал и молился Богу, является во время молитвы некая божественная и ангельская сила и говорит: «Не печалься, что не упал этот идол; ведь этого желает Бог, чтобы пришел сюда Спиридон, епископ Тримифунтский, с острова Кипра, дабы низвержение этого изображения случилось по его молитве. Поэтому неотложно пошли за ним. Ибо когда он придет и помолится Богу, вы увидите падение изваяния». Придя в себя после такого откровения, папа тотчас же и без промедления написал просительное письмо святейшему отцу нашему Спиридону, изложив ему суть дела; в этом письме он воспользовался таким выражением: «Переправившись в Македонию, помоги нам». А Македонией называют город Александра. Святой отец наш Спиридон, получив просительное послание папы, без всякого промедления явил послушание патриарху и, сев на корабль, отплыл с Кипра и прибыл в Александрию. И после того как корабль причалил у Нового Города (а это знаменитое прибрежное место в Александрии), святой сошел с корабля, и как только он, молясь про себя, ступил на землю, эта стоявшая при помощи бесовского волшебства статуя внезапно под действием силы Божией, по молитвам праведного упала вместе с окружавшим его нечистым святилищем (Вероятно, в этом чуде содержится отголосок двух событий 320 г. в Александрии: землетрясения и антиарианского собора (Guidoboni, Comastri, Traina 1994, p. 247), на который «наложилась» история с разрушением Серапеума в 391 г. – прим. ред.). Узнав о падении идола, некоторые из клириков и мирян с радостью бегом прибежали к папе и рассказали ему о падении идола. А патриарх, услышав, говорит им: «Разве вы не знаете, что прибыл господин мой Спиридон, святейший епископ города Тримифунта на Кипре? Но ступайте скорее ему навстречу». Эти клирики и миряне, отправившись по приказу патриарха навстречу праведному, приняли его с великой честью и радостью, ликуя о низвержении и падении идола и его храма, случившемся благодаря его приходу и молитве. Когда же об этом необычайном чуде разнеслась молва и стало известно по всему городу, великое множество эллинов и язычников, и мужчин, и женщин, уверовало во Христа и обратилось к святой Божией вселенской Церкви. Приняв их, патриарх стал просить, чтобы святой раб Божий Спиридон подал им печать Христову, ибо благодаря ему пришли они к православной вере христианской. Однако истинно смиренномудрый и святой иерарх Божий отказался от всего такого, но стал просить святейшего папу сделать это, потому что именно он для этого здесь поставлен Богом. Святой патриарх с великим трепетом и благоговением исполнил повеление праведного, словно указание Божие, и крестил все множество пришедших во имя Отца, Сына и Святого Духа. Тогда великая радость и веселие пришли в христолюбивый великий град Александрию благодаря обращению и спасению язычников. И это стало известно не только в Александрии, но и по всей вселенной, и слух об этом дошел до тогдашнего благочестивого императора Константина, и еще более прославилось среди людей добродетельное и боголюбивое житие и чудотворения святого отца нашего Спиридона. Блаженнейший архиепископ, задержав у себя на некоторое время святого отца нашего Спиридона и всячески почтив его, как и подобало его блаженству, наконец отпустил его с миром к себе на родину, в свой город, благодаря его и прославляя Бога, Который почтил такой славой Своего раба и отца нашего чудотворца Спиридона, Своего святого иерарха». Памятник этого необычайного чуда еще и поныне находится в городе честного отца Тримифунте над средними вратами, то есть архонтовой дверью (Имеются в виду центральные двери в западной стене наоса. – прим. ред.), того храма, где лежат честные мощи святого отца нашего, – это образ, на котором представлена данная история, вместе с некоторыми другими, не описанными здесь. Эту историю никто из ныне живущих в вышеупомянутом христолюбивом городе не знал, пока настоящая повесть не была впервые прочитана в той святой церкви Божией, на день памяти святого отца нашего Спиридона, в настоящий четырнадцатый индикт, в пятнадцатый год Константина, христолюбивого и благочестивейшего нашего императора, и на второй год Константина, боговенчанного и благочестивейшего его сына. После прочтения настоящего слова в присутствии Сергия, святейшего архиепископа Константианы Кипрской, Павла, святейшего архиепископа Крита, плывшего из Египта в Константинополь и по случайности оказавшегося там, и Феодора, здешнего святейшего епископа, а также Феодора, святейшего епископа христолюбивого города Китеи, и Евсевия, святейшего епископа Лапифского, некоторые из бывших там христолюбивых мужей, увидев эту историю, сообщили об этом и вышеназванным блаженнейшим мужам, и моему смирению. Тогда великая радость случилась у всех жителей христолюбивого города Тримифунта и у всех собравшихся на память честного отца. Ведь многие после прочтения относительно этого чуда недоумевали, истинно ли сказанное, потому что ничего такого не было в житии святого, написанном ямбами. Когда же вышеупомянутые христолюбивые мужи взглянули на представленное на образе и опознали, наконец, эту историю благодаря прочитанной повести, то все обрадовались и прославили за это Бога. Взглянули на икону эту и вышеназванные святые архиереи и, тщательно изучив изображенное и убедившись, просияли и многообразно и многоразлично прославили Бога, еще более удивившись Его рабу, и с безмерной радостью совершили память праведного отца.

«И кое-что другое, – говорил мне боголюбивейший монах Иоанн, – было в этой книге о святом и богоносном отце нашем Спиридоне», ~ как рассказывал ему вышеупомянутый диакон Стефан, который стал впоследствии, как было сказано, пресвитером и который шесть лет назад, преставившись из жизни, переселился ко Христу, в благом житии и сединах завершив время своей жизни, сразу по прошествии восьмого индиктиона после первого захвата острова Кипра (То есть в 649 г. – прим. ред.). Достоверен этот рассказ, потому что и на образе изображено кое-что другое, не приведенное, как было сказано, здесь – то, что осталось нам неизвестным из-за прошествия такого большого времени и из-за того, что мы не нашли никого, кто бы помнил о каком-нибудь таком деле, ни письменного, ни устного свидетельства.

Так повсюду просияла и прославилась, как было многократно сказано, жизнь и житие святого отца нашего Спиридона, дабы исполнилось и на нем сказанное Господом в Евангелиях Своим ученикам и апостолам: «Что вы сказали в темноте, то услышится во свете; и что говорили на ухо внутри дома, то будет провозглашено на кровлях» (См. Лк.12:3. – прим. ред.). Все выше сказанное я помню, услышав в детском возрасте в Александрийской Церкви Божией, что и записал для пользы и назидания Божией Церкви.

Когда я оказался тридцать лет назад в том самом христолюбивом Тримифунте после смерти иже во святых Евагрия, бывшего епископом Тримифунта, в присутствии эконома тамошней святой церкви диакона Патрикия и мудрого врачевателя и питателя старых пресвитера Иоанна, который позднее, после Павла, стал епископом этого города, – так вот, когда кафедра еще вдовствовала до возведения на престол Павла, в этом самом Тримифунте в день памяти святого я стал усердно расспрашивать о житии честного отца, и тогда один христолюбивый муж весьма преклонных лет, увидев, что я так горячо и тщательно стараюсь [разыскать сведения] о святом, поведал мне то, о чем я сейчас собираюсь рассказать, а сам он услышал и узнал это из рассказов неких других людей, еще более старых, чем он. Итак, он сказал, что один тримифунтский корабельщик, еще при жизни святого, пришел к нему с просьбой дать ему в долг немного золота, чтобы погрузить на свой корабль товар, ибо таким занятием кормил он свою семью, ведь был весьма беден. А святой, всегда послушный гласу Господнему, вспомнив евангельское речение: «И от хотящего занять у тебя не отвращайся» (См. Мф.5:42. – прим. ред.), то немногое, что у него было на содержание своей святой церкви и на нужды собственного дома, дал корабельщику. И будучи истинно и духовно щедр, он встал и в присутствии корабельщика открыл свой шкаф, взял золота и дал ему. И вот этот корабельщик, отправившись и купив товар благодаря займу, данному ему святым, отплыл и при Божием споспешествовании и по молитвам святого отца продал товар, получив от него прибыль, а после окончания плавания капитан принес и отдал святому долг. Святой же говорит ему: «Встань, чадо, и положи это в шкаф, откуда, как ты видел, я и взял». И вот капитан пошел и положил их в шкаф. Когда же снова наступила пора плыть, опять пришел этот корабельщик к сострадательнейшему отцу нашему Спиридону, желая занять ту же сумму. А святой архиерей Божий говорит ему: «Ступай и возьми там, где ты положил». И тот пошел и, открыв шкаф, взял золото. Опять отплыв, поторговав и счастливо вернувшись, он принес святому деньги. А тот снова говорит ему: «Ступай, чадо, положи их на свое место». И капитан часто поступал так: занимал у святого, снова возвращал и по его велению клал [золото] на свое место. И вот однажды он пришел, как обычно, занял у святого золота, сделал свое дело и снова принес его, чтобы отдать святому, и святой говорит ему: «Ступай, положи его там, где ты обычно кладешь». Он пошел к шкафу и открыл его, однако, охваченный страстью сребролюбия и корыстолюбия, притворился, что положил золото, думая скрыть это от богоносного отца, и, ничего не положив, запер шкаф и удалился. Придя же в свое время снова занять у святого, он подошел к святому и попросил его одолжить ему эту сумму. А долготерпеливый старец говорит ему: «Ступай, чадо, возьми в своем месте». Отправившись и открыв шкаф, тот ничего не нашел и говорит святому: «Нет там ничего, отче». Говорит ему праведный: «Поищи хорошенько, ведь с тех пор, как ты положил их, никто не брал их оттуда». Тот же, снова поискав и ничего не найдя, ведь ничего туда и не клал, говорит святому: «Не нашел я ничего, отче». А бесстрастный человек Божий говорит ему кротко: «Если ты положил их, то они там; если же ты не клал их, то что ты пытаешься взять то, чего не клал?» От этих спокойных слов святого пришел в себя корабельщик и, почувствовав, что он не смог ничего скрыть от праведного, припал с покаянием к его ногам и попросил простить его проступок. А кроткий и незлобивый отец наш, спокойно вразумив его и научив не желать чужого, но, более того, от собственных трудов подавать нуждающимся, помолился за него и отпустил с миром. И тот благодарил Бога за такое наставление и вразумление от святого отца и удивлялся его прозорливости, великодушию и беззлобию. Рассказывал мне один человек, весьма горячо любящий святого раба Божия Спиридона: «Когда пришел я однажды на его память (а она совершается четырнадцатого декабря (Позднее, начиная с синаксарей X в., память святого переходит на 12 декабря. – прим. ред.), чтобы облобызать его честной гроб и испросить себе его честных молитв, то, когда приблизился к его гробу, почувствовал в своем сердце столь сильное действие милости Божией, произошедшее через него, что весь тот день провел добровольно безгласным, совершенно не в силах ни сказать кому хоть одно слово, ни вкусить пищи, кроме причащения святых Христовых Тайн, но мне казалось, что я нахожусь и пребываю вне этого века от цепенящего опьянения такого превращения, так что все, кто видел меня, считали это за некую скрытую болезнь внутренностей. А сам я, как сказал, от великой сладости провел весь тот день совершенно безгласным, всячески чувствуя и убеждаясь в столь великой Божией милости посредством святого. Поэтому дивился я столь великой благодати этого апостольского человека и беспрестанно славил Бога за ту благодать, что присутствует в раке праведного отца». Проникнувшись любовью ко мне и убедившись, что я нисколько не сомневаюсь в сказанном им о святом, но более того, – с верой и благоговением принимаю и запоминаю, этот человек рассказал мне и следующее: «Другой раз отправился я на празднование памяти его в Тримифунт, прежде всего желая облобызать его честную раку и обнять его как живого, а, кроме того, чтобы купить для наших братьев одежду и обувь на ярмарке, которая там устраивается. И как только облобызал я честной его гроб, – говорил он, – безмерным светом и великой благодатью наполнилось мое сердце, так что я получил свидетельство тех благ, которые будут даны святым в будущем веке, и прославил Бога, Дающего такое Своим рабам. Затем я вышел на ярмарку и купил плащи, а стояла суровая зима. И поскольку спешил я уехать домой по весьма срочной нужде и исполнить свою службу, то, охваченный непоколебимой верой в Бога и в святого, я, нагрузив животных, пошел ко гробу святого, облобызал его, обнял праведного как живого и присутствующего здесь и попросил его сопутствовать мне и всем моим людям, сохранить нас от ливней и сберечь нас сухими на тяжелой дороге (по причине обилия воды и грязи), но также и от того, чтобы плащи намокли от дождя и погибли, и от того, чтобы, отяжелев от дождевой влаги, плащи стали непосильным грузом для животных. Итак, поклонившись святому и поцеловав престол в той церкви, где лежали его честные мощи, я и бывшие со мной вышли из города Тримифунта. Воздух был обильно наполнен влагой от дождевых туч, и после того как я призвал в сердце Бога и воззвал к Богу, чтобы Он помог мне, сопутствовал и сохранил нас, верующих в Него, мы отправились в путь. А Исполняющий желания боящихся Его Бог при таком изобилии туч на небе провел нас сухими по всему этому пути благодаря молитвам праведного. Но не только: мы чувствовали сопутствие святого еще за три или четыре стадия от того места, где должны были остановиться. А святой отец наш, сохранив нас невредимыми в пути до вышеуказанного места, словно притронувшись ко мне, коснулся моего сердца и подал мне от своего света, который он получил от Бога. И такого веселия исполнилось все во мне: душа, члены тела, сердце, ум и чувства, что в несказанной радости я был от такого его действия. Когда же святой удалился, тотчас на землю пролился такой дождь, что с большим трудом мы гнали животных [весь] остаток пути – те самые вышеназванные стадии. И продолжал этот дождь литься на землю три дня и три ночи, так что все: и бывшие со мной, и видевшие, и встретившие нас, удивлялись необыкновенному покрову и спасению, дарованному нам Богом благодаря сопутствию честного отца нашего Спиридона».

Поведав мне это, он прибавил к сказанному следующее: «Однажды, когда наступил день [памяти] святого, а я не мог отправиться в Тримифунт, чтобы поучаствовать в службе на святую его память и вкусить благодати, которую источает честная его рака, то, вспомнив о святом и о церкви, где лежат честные его мощи, восстенав и промолвив: «Вспомни обо мне, святой отче Спиридон, и призри на меня», я сразу после этой молитвы отправился в церковь оттуда, где находился, и при входе в церковь почувствовал присутствие святого. Святой, духовно проникнув в мое сердце и облобызав меня со сладостью дарованной ему Богом благодати, подал мне от своего света и, войдя вместе со мной в церковь Божию, оставался со мной от самого входа в храм до исполнения трисвятого славословия и, благословив так меня грешного и всех бывших со мной на литургии, покинул святую церковь».

Узнав от своего рассказчика, я поведал это, дабы все мы знали, что и поныне те свои обещания [, которые он дал], когда жал со своими друзьями в поле, он [то есть св. Спиридон] исполняет в отношении всех призывающих его и воистину пребывает со всеми приходящими к нему со страхом Божиим, верой и любовью, духовно исполняя их прошения по Божиему велению и освящая их, как сам обещал, своей святостью, которую получил от Бога, подавая всем так приходящим к нему и сопутствуя им.

Когда вышеупомянутый христолюбивый муж в простоте святой любви Божией рассказал мне это, тогда я, наконец убедившись в его духовности и стяжав от этого в дальнейшем еще большее духовное дерзновение к нему, спросил этого столь христолюбивого мужа: «Но с каким попечением в сердце стяжал святой Спиридон истинное смиренномудрие и благодаря ему обогатился всеми добродетелями? И какова была причина, начало и завершение такого его восхождения на такую вершину добродетелей?» А тот, взглянув на меня с сияющей и радостной улыбкой на лице, сказал: «Поскольку я принес твоей близости клятву о любви Божией, – я, полагаясь на твое благочестие, – что ты с верой удержишь то, что было и что будет сказано, – ради этого не только ни слова не скрою от тебя, но и все, что я узнал об этом святом отце нашем Спиридоне, правдиво расскажу твоей любви.

Когда оказался я однажды вместе с некоторыми святыми епископами, которые и сейчас пребывают в этой жизни и дышат этим воздухом, они были заняты духовным общением друг с другом, а я, грешный, присутствуя там, слушал в тишине и молчании те слова, что они говорили друг другу, наслаждаясь их духовной беседой. И вот, говоря друг другу такие духовные речи, дошли они и до повести о святом отце нашем Спиридоне. Когда же я многократно привел себе на память святого отца и слушал их слова, а от сильного сокрушения меня охватили слезы, так что сердце мое внезапно раскрылось и я пришел словно в исступление, тогда Содержащий в Себе тайные сокровища мудрости и знания Бог, Наставляющий человека в знании, наставил меня сладостью святого Своего знания, которое силой Святого и Животворящего Его Духа подает верным в этой жизни то же душевное состояние, что и у святого и славного отца, и то, каким образом он по милости Божией сподобился такой добродетели, преуспеяния и восхождения на такую вершину по образу и подобию Божиему, насколько это возможно людям. А причина и образ такого смиренномудрия и преуспеяния – евангельская заповедь Господня из святых Евангелий и Его наставление Своим святым ученикам и апостолам, ведь божественный евангелист Матфей говорит: «В тс время ученики приступили к Иисусу и сказали: кто больше в Царстве Небесном? Иисус, призвав дитя, поставил его посреди них и сказал: истинно говорю вам, если не обратитесь и не будете как дети, не войдете в Царство Небесное. Итак, кто умалится, как это дитя, тот и больше в Царстве Небесном» (См. Мф.18:1–4. – прим. ред.). Этой добродетелью, как научил меня Святой Дух, и обладал освященный отец наш Спиридон в течении всей своей жизни во плоти. Ведь он всегда жил в простоте сердечной и вечно держал в уме такую заповедь, и, таким всегда охотно предстоя перед Богом и живя в незлобии и простоте сердечной, преуспел и взошел на вершину духовного преуспеяния, таким себя вечно осознавая и представляя».

Услышав от боголюбивого мужа, я прибавил это к своему сочинению для славы и восхваления Святой и Единосущной Троицы Бога нашего, Который действует так в Своих рабах, а также для чести святого и почтенного отца нашего Спиридона и для пользы, ревности, подражания, преуспеяния и примера тем, кто истинно и от всей души желает со страхом и трепетом, по слову апостольскому, совершить свое спасение (См. Фил.2:12. – прим. ред.). Бог же властен подвигнуть всех к такому подражанию, дабы все мы сподобились Царства Небесного молитвами Непорочной Владычицы нашей Богородицы и Приснодевы Марии и святого и богоносного отца нашего Спиридона, милостью и человеколюбием Господа нашего Иисуса Христа, с Которым Отцу и Духу Святому слава, честь и поклонение теперь, всегда и во веки веков, аминь.

1. У иже во святых отца нашего Спиридона Чудотворца была дочь по имени Евфросиния, целомудренная и благоразумная, которая постоянно служила Богу. Когда же ее отец стал тримифунтским архиереем, взял он ее в свой епископский дом, где она жила в уединении. И вот однажды пришла к Евфросинии одна вдова с такими словами: «Госпожа Евфросиния, я хочу с Богом отплыть в Великий Рим, откуда я сама родом. Возьми на хранение эти пятьсот солидов и храни их, пока я не приеду и не заберу их». И так вдова отправилась к себе на родину, как мы говорили выше. А Евфросиния немного спустя отошла ко Господу. И через достаточно большой промежуток времени вернулась со своей родины та вдова и, как узнала о кончине Евфросинии, прибежала к ее отцу Спиридону и говорит ему: «Владыко святой, блаженная Евфросиния почила о Господе. Рассказывала ли она тебе что-нибудь о моей вещи, которую я оставила ей на хранение?» Святой ответил: «Нет, чадо мое: она мне ничего об этом не рассказывала». А женщина, как услышала это, принялась жалобно плакать и скорбеть. Тогда святой сказал: «Хватит, чадо мое, печалиться и плакать. Давай пойдем вместе на ее могилу и попросим ее [саму] сказать нам, где лежит твоя вещь». Так отправились они на могилу Евфросинии, и епископ, постучав в дверь могилы своим посохом, спросил ее, словно живую: «Евфросиния, где вещи вдовы, чтобы ей забрать их?» И умершая Евфросиния, словно живая, ответила: «Да, владыко святой, забыла я сказать тебе об этой вещи, которая спрятана под правой стойкой моего ложа. Возьми ее и отдай [той] женщине». А святой сказал ей: «Дитя мое Евфросиния, не думай, что теперь настанет воскресение, ведь только из-за вещи этой женщины и обратился я к тебе. Поэтому почивай до общего воскресения, когда придет Господь наш Иисус Христос во втором пришествии и воскресит всех, кто умер от века. Тогда и тебя он воскресит». И вот направился епископ вместе с женщиной к ложу Евфросинии и из-под правой стойки, то есть из-под ножки кровати, достал эту вещь и отдал ее женщине. Она пошла к себе домой с радостью и ликованьем, рассказывая всем о чуде, славя и благословляя Бога и святого отца нашего Спиридона.

2. У этого святого Спиридона был маленький садик, где он уединялся. И жила в том садике змея, у которой там была нора. Каждый день змея залезала в садик и поедала мелких животных. А святой постоянно видел ее, и она нисколько не смущала его, но были они соседями. И часто змея приползала к святому и поедала, как мы сказали, мелкую живность. И вот однажды пришел к святому один бедняк и, встав на колени, стал просить его: «Пожалей меня, раб Бога Вышнего, потому что я взял денег у еврея под проценты, и теперь он заставляет меня отдать их, а время урожая еще не подошло, и нет винограда, чтобы мне продать его и отдать ему. И он хочет бросить меня в тюрьму, – одолжи мне некоторую сумму денег, чтобы отдать еврею. А я, как будет пора урожая и жатвы, отдам тебе их с процентами». Святой сказал: «Дитя мое, Христос – свидетель: нет у меня золота и серебра, кроме одной драгоценной вещи – я дам ее тебе, пока ты не найдешь денег, как говоришь, и тогда ты отдашь ее нам обратно». И говорит святой: «Выйди ненадолго из садика, и потом снова возвращайся». Когда тот вышел, святой встал и начал молиться. А змея грелась в солнечных лучах. И после молитвы змея превратилась в золото, и, взяв его, святой говорит бедняку: «Возьми этот мешочек и ступай к еврею, и он даст тебе отсрочку до поры урожая. А когда продашь ты, как говоришь, свой урожай, то отдай еврею деньги, забери залог и принеси мне сюда». Взяв золото, бедняк отправился к еврею и говорит ему: «Возьми этот залог и дай мне отсрочку до поры урожая, а я тогда отдам тебе деньги и проценты». А еврей, как увидел драгоценную золотую змею, сильно обрадовался и говорит христианину: «Ступай с миром», – и тот пошел к себе домой. После сбора урожая бедняк продал его и собрал нужное количество денег вместе с процентами. Пошел он к еврею и говорит: «Друг мой еврей, возьми деньги, которые я должен, и отдай мне залог, который я тебе дал, чтобы мне вернуть его туда, где я его взял». А еврей, не желая лишиться золотой змеи, сказал бедняку: «Не знаю, о чем ты говоришь: я у тебя ничего не брал, и ни о залоге не знаю, ни денег тебе, как ты говоришь, не одалживал». Христианин ответил: «Разве ты не знаешь золотой змеи, которую я дал тебе в залог, чтобы дал ты мне отсрочку до поры урожая». А еврей: «Уходи от меня: я не знаю, о чем ты говоришь». Как услышал христианин эти слова от еврея, побежал он к святому, плача и горюя, и рассказал тому обо всем случившемся. Святой же сказал: «Не грусти, дитя мое, но ступай к себе домой, и еврей сам будет разыскивать тебя, только сохрани деньги в целости». Тем временем еврей в радости пошел и открыл свой сундук, где держал золотую змею. И – о чудо! – как открыл он его, змея тотчас начала извиваться и бросилась на еврея, чтобы заживо проглотить его. Тут еврей испугался и, закрыв замок, быстро удалился оттуда, причитая и трепеща от сильного страха. А на следующий день послал он своего раба в дом к христианину, и тот говорит: «Возьми деньги, которые ты должен моему господину, и пойдем со мной». Тогда, взяв деньги, христианин с рабом отправился к еврею. И как увидел его еврей, сказал: «Знаешь, дорогой, я забыл о залоге, который ты дал мне. Верни мне деньги и возьми залог, который ты дал мне». Христианин, сосчитав деньги, отдал их еврею. А тот, взяв их, достал ключ от сундука и дал его христианину со словами: «Возьми этот ключ, открой замок и, забрав свой залог, ступай с миром». Взяв ключ, христианин открыл сундук и взял в руки золотую змею. Когда же увидел еврей, что змея золотая, как и прежде, то сказал христианину: «Заклинаю тебя Богом Живым, скажи мне, где нашел ты эту золотую змею?» А христианин ответил: «Когда стал требовать ты от меня денег, пошел я к нашему епископу Спиридону и попросил у него денег в займы. Но у него не было денег, чтобы дать мне, и он отдал мне этот залог, и я принес его тебе». Еврей, как услышал это, сказал: «Давай пойдем вместе к епископу». И вот, когда они пришли туда, то нашли его уединившимся в садике. Поприветствовав его, они ненадолго присели. Затем христианин, вынув золотую змею, говорит святителю Спиридону [, упав ему в ноги]: «Возьми, владыко святой, тот залог, что ты дал мне. Спасибо твоей святости за то, что пожалел ты меня в час нужды».

Тогда святитель сказал: «Дитя, вставай» (Букв. «Выпрямись». – прим. ред.). И когда тот встал, говорит святой: «Положи залог на землю». После того как он положил его на землю, святой сказал змее: «Ступай в свою нору», – и тут же, послушавшись, как и прежде, она уползла в свою нору. Потом говорит святой христианину: «Дитя мое, когда пришел ты и попросил у меня денег, не было их у меня, как я тебе и сказал. А змея живет в садике, устроив себе гнездо в трещине ограды, и она мне как сосед. И как увидел я, что ты попал в затруднение, попросил я Вседержителя Господа, и змея превратилась в золото. Тогда дал я ее тебе, как ты и сам знаешь, и снова отпустил ее на волю, как было прежде. Теперь ступай, дитя мое, с миром и всегда и повсюду благодари Господа нашего Иисуса Христа, Творящего чудеса через Своих рабов». Еврей, увидев это необычайное чудо, бросился к ногам святого, исповедав свой умысел относительно золотой змеи, и громко произнес: «Отныне я христианин». И крестил его святой вместе с женой его и детьми во имя Отца и Сына и Святого Духа, и так вернулся он к себе домой, прославляя и благословляя Бога, Которому слава во веки веков, аминь.

3. Случился однажды в Вершинной (Скорее всего, мы имеем здесь дело с ошибкой переписчика, заменившего оригинальное Κυπρίων на Κορυφών. – прим. ред.) стране сильный голод, мучительный для людей. А хлеботорговцы, имея хлеб в амбарах и придерживая зерно, не хотели продавать его беднякам, но ждали повышения цен. Бедняки же сбежались к своему архиерею Спиридону и со слезами на глазах принялись говорить: «Что делать нам, несчастным, всесвятой владыка? Ведь мы и наши дети погибнем от голода, а хлеботорговцы, придерживая зерно, не желают продавать его нам и держат полные амбары хлеба». Святой ответил: «Не грустите, о чада, и не отчаивайтесь, но ступайте, приготовьте кошелки и корзины. А завтра утром вы увидите силу Божию и получите хлеба, сколько вам нужно, без денег и без оплаты». Услышав это, разошлись они по домам и каждый из них приготовил все так, как сказал им святой. Той же ночью отверзлись хляби небесные, как некогда во времена Ноя (Ср. Быт.7:1–24. – прим. ред.) на ковчеге, и налетели ветры и надули сильный дождь. Рухнули амбары, и потекло зерно по улицам и площадям города до самого рынка. А бедняки сбежались на хлеб с кошелками и корзинами и наполнили свои дома хлебом, сколько было нужно, без денег и оплаты, как сказал им святой. И так избавились бедняки от голода, и прославили Бога, и возблагодарили святого отца нашего Спиридона.

13 июня. В тот же день [память] иже во святых отца нашего Трифиллия, епископа Левкосии.

Житие ученика св. Спиридона Тримифунтского, святителя Трифиллия, первого епископа Левкосии, а ныне Никосии, современной столицы Кипра. В нем содержатся важные сведения о святителе Спиридоне и о святителе Трифиллии, верном ученике чудотворца и составителе его первого жизнеописания.

Ушел Трифиллий к Вышнему навек, Взирая на трехличный Солнца свет.

Тринадцатого Светлая, Всевластная Трифиллия Троица цветущее взяла на небо сердце.

1. Совершаем память иже во святых отца нашего Трифиллия, епископа Левкосии, ныне митрополии Кипрской (Левкосия впервые становится политическим центром Кипра в правление Алексия I Комнина (1081–1118). Названная крестоносцами Никосией, она не только была столицей королевства Лузиньянов, но и была провозглашена папой Целестином III в булле от 13 декабря 1196 г. латинской архиепископией, имевшей в своем подчинении, как викариев, латинских епископов Пафоса, Лимассола и Фамагусты. В 1222 г. кардинал Пелагий д’Альбано, папский легат, попытался уменьшить число греческих епископий до четырех, приведя их в соответствие с латинскими, которым он их и подчинил. Наконец, знаменитая Кипрская конституция папы Урбана IV от 3 июля 1260 г. подчинила греческих епископов латинскому архиепископу: подтвердив за их главой Германом I право до смерти именоваться архиепископом, она предписывала, чтобы его не замещали впоследствии другим архиепископом, и назначила его резиденцией епископию Солии в диоцезе Никосии. – прим. ред.). Он происходил издалека, из Рима, конечно же Нового – Константинополя, столицы всех городов. Славный между царями и равноапостольный Константин Великий счастливо основал соименный себе город и наделил его, словно прекрасную невесту, неодушевленными украшениями. Нужно было – и так он решил – привлечь к нему взоры всех, почтить Новый Рим людьми, выделяющимися образованностью, разумом и вообще известностью, и снабдить его другим украшением, дабы нисколько не уступал он в этом отношении Древнему. И вот переселил он оттуда двенадцать самых знаменитых римских вельмож (См. Чекалова 2000, с. 12. – прим. ред.), облагодетельствовав их еще большими щедротами: дарениями поместий и денег, и все это в такой мере, чтобы этой щедростью заставить их позабыть о прежних богатствах. Одним из них и был отец великого Трифиллия, блиставший, словно некая звезда, среди его граждан. Воспитав своего юного отпрыска в науках и в остальных добродетелях и укрепив его твердостью в божественном учении, он побудил его принести плоды благочестия, так что тот стал приносить очевидную радость, словно листьями, словесным благом и немалую отраду – своими плодами. Думаю, случилось это по промыслу Божию, чтобы дела его соответствовали его имени («Трифиллий» по-гречески означает «трехлистный». – прим. ред.).

2. Когда же его отец уже преставился из этого мира, движимый божественным рвением, сообщает он матери (То есть своей матери Домнике (см. ниже). – прим. ред.) свое желание вместе с матерью [императора] Константина уехать и поселиться в Иерусалиме (Имеется в виду паломничество св. Елены в 326 г. – прим. ред.), чтобы сделать свое прибытие туда достопамятным деянием и посвятить себя молитве Богу. Итак, радостно распрощавшись со славой, богатством и знатностью рода, взяв большую суму и отправившись в море, поплыл он прямо к острову Кипр. Оказавшись там, находит он и радость свою – Тримифунтского епископа, который, подобно солнцу, озарял всю вселенную светом своих чудес. Расцветши под его лучами, понял он, что должен после возвращения из Иерусалима прилепиться, словно ко второму святилищу, к чудотворцу (ведь такого прозвания удостоили того за великую веру киприоты). И вот, прибыв к нему и позабыв о родине, Трифиллий получает от него наставление не только в знании, но также и в любомудрии, которое дарует Святой Дух по вере и по добродетелям, благодаря которым душа восхищается и видит Бога, словно Он духовно живет в ней, равно как и получает, подобно плодам своего обожения, дар чудотворения.

3. Итак, постоянно восходя по молитвам учителя все выше и выше (Ср. Пс.83:6. – прим. ред.), он достиг меры возраста Христова (Ср. Еф.4:13. – прим. ред.), и, чтобы наилучшим образом заботился о душах, он, как пастырь, избирается по Божиему жребию на Каллиникскую (Каллиника – древнее название Левкосии, которое засвидетельствовано только в данном житии, в житии свт. Спиридона, написанном еп. Феодором Пафским, и в автобиографии Григория Кипрского, патриарха Константинопольского († 1290 г.). – прим. ред.), а теперь Левкосийскую митрополию (и то, что она ныне величайшая и прекраснейшая и блистательно начальствует над остальными кипрскими городами , – этого добился он своими молитвами). Выбран был он Божиим жребием в предстоятели этого города еще заранее, о чем не напрасно сообщило видение, явившееся императору Константину Великому (Ср. Лаврентианское житие, гл. VIII; Феодор Пафский, гл. VIII. – прим. ред.), у которого болела голова и который искал исцеления свыше: оно показало ему Трифиллия, одетого как епископ еще до вступления на кафедру и пришедшего к великому царю во сне, чтобы возвестить ему об исцелении.

4. И вот, возведенный на престол апостольскими уставами и священными руками Спиридона, он во всем следовал своему учителю, уча, изъясняя Священное Писание и подкрепляя души духовным хлебом, а жаждущим давая напиться живой воды, которую он мог черпать из духовных рек (Ср. Ин.7:38. – прим. ред.). Делал он это не от случая к случаю, но каждый день духовно предлагал насущный хлеб (См. Мф.6:11. – прим. ред.), как нам завещал просить Владыка, придавая высший смысл этим словам. Поэтому, сделав свой обычай законом естества, он трудился там от осеннего равноденствия до равноденствия весеннего (Возможно, речь идет о каком-то цикле комментариев на библейские чтения (на первую половину года). – прим. ред.) так, что вообще никогда не прекращал, по мере чтения Слова, изъяснять народу силу Священного Писания. И это, я думаю, из-за апостольского увещания, чтобы «один изъяснял, а другие молчали» (Ср. 1Кор.14:27. – прим. ред.). Так корни поучений священного Трифиллия проникли вглубь и, орошаемые Святым Духом, произросли большим деревом, которое вытянулось высоко вверх. И опять же по его молитвам оно начинает покрываться листьями и плодами, так что все жители тамошней митрополии могли под ним укрываться (Ср. Мк.4:31–32. – прим. ред.) и духовно веселиться, срывая плоды евангельских заповедей и, как листьями, наслаждаясь историями о добропобедных мучениках и прочем сонме святых.

5. Сколько же он еще при жизни обильно произвел источников чудес, из которых щедро поил приходящих к нему, кто может поведать? Как в нравах, так и в благодати чудес был он полным наследником Спиридону, как сказано: «Елисей поднял милоть Ильину вместе с чудесами» (Ср. 4Цар.2:13–15. – прим. ред.). Был же этот божественный и поистине блаженный муж в жизни нестяжателен, много работал в поле, словно избегая судебных сборищ, жил в бедности, чтобы с легкостью подавать нуждающимся; собственноручно раскапывал заваленных при землетрясении (Имеется в виду землетрясение 342 г. – прим. ред.), одевал и предавал честному [погребению], как благородный и [происходящий] из благородных; постоянно предавался посту и молитвам, чтобы стать примером для своей паствы. Построив на средства матери женский монастырь, он затем убедил принять монашество и ее – образец для матерей. Всякий раз как она по любви к монастырям, то есть к святым местам, отправлялась из столицы и прибывала туда, он совершенно безмятежно принимал ее по приезде и по возвращении, показывая, что соблюдает и в этом определенный предел. Потом свою мать Домнику, прекрасно прожившую жизнь, он с почестями похоронил: она также была цветом чудес по верности своего нрава. Воздвиг он и нынешний большой храм, соборную церковь города (Этот храм на большом Никосийском кладбище известен из конституции 1251–1252 гг. латинского архиепископа Уго де Фаджано. – прим. ред.), где и гроб его – утешение для притекающих к нему.

6. Облик его являл постоянную красоту и издали выдавал его благородство: рыжие волосы, белая кожа, серые глаза, радостная и приятнейшая наружность, равномерное сложение всего тела, аккуратная заостренная борода: некий новый Аарон, закутавший ноги (Ср. Исх.29:5. – прим. ред.), и Самуил, утром обращающийся к Богу и молящийся за народ (Ср. 1Цар.28:14. – прим. ред.). Итак, достигнув старости и исполнившись дней (Ср. Быт.25:8. – прим. ред.)духовных, переселился он ко Христу, за Которым, как Его служитель, всегда следовал по стопам. Почтив его на небесах, как и обещал (Ср. Ин.12:26. – прим. ред.), Отец светов (См. Иак.1:17. – прим. ред.) сделал его заступником своей родины (То есть Каллиникской и Левкосийской епархий. – прим. ред.) и паствы. Небесполезно прибавить и следующее, чтобы показать доставшееся ему блаженство.

7. Когда агарянский народ во времена [императора] Ираклия совершил пиратский поход и разграбил много островов, по Божиему попущению эта чума достигла и Кипра. И вот пристали они [к берегам Кипра] и стали творить свои [беззаконные] дела. Когда же они дошли и до могилы святого, то, устремив к ней свой бесстыдные взоры, стали питать в себе надежду, что найдут внутри много золота, которое уж точно имеется в священных покоях святого. Быстро приведя в исполнение свои надежды, они увидели, что святой и по прошествии стольких лет словно спит и источает чудное благоухание, одет же он был как Спиридон. Поднимают они его и, охваченные безумием, отделяют мечом священную главу от тела – из него (о великое чудо, которое заставит всех познать Христа и Его силу!) тотчас потекла кровь, ибо сам Бог, как я думаю, вдобавок к остальному, сплел ему еще и венец мученичества, которого тот искал, влекомый любовью ко Христу, но ревность Константина Великого в отношении христианского благочестия не позволила ему этого. И вот, вытащив тогда его к дверям храма и разведя костер, они хотели предать его огню. Никогда он не дал бы огню уничтожить тело, если бы только кто-то из видевших это варваров не крикнул: «Во имя своего Иисуса Христа дай себя сжечь!» И я свидетель этому, который присутствовал при этом событии и видел его священную главу полуобожженной, а части мощей ставшими пищей для огня. Это событие ради приобщения к святыне вспоминается 3 мая, когда беззаконные дерзнули на такое.

8. И Бог по прошествии некоторого числа лет делает для его чад зримым это сокровище, сокрытое в стене, где воздвигается памятник великому мужу и лежит под спудом до сих пор его гроб. Его молитвами да избавимся мы ныне от огня Велиаровых (Ср. 2Кор.6:15. – прим. ред.) ужасов, а после кончины – и от вечного огня, вечно сорадуясь Христу, Господу нашему и Богу, как Спасителю и Архипастырю (Ср. 1Пет.5:4. – прим. ред.), в вечном и нетленном блаженстве. Духовно наслаждаясь Его красотою, да узрим в Нем Безначального Бога и Отца и Совечного и Животворящего Духа, из Отца Исходящего и через Сына Явившегося нам, людям, – Единое Существо и Божество, в трех совершенных ипостасях Воспеваемое и Славимое, как Существующее непостижимо для нас Троицей в Единице (что и необычайно), чтобы пребывать полностью превыше слова и понимания в Пресущественном и Неприступном Боге и так описываться лишь верой и любовью.

1. Величайшую пользу для души и великое богатство добродетели может принести житие мужественных и боголюбивых мужей. Ведь оно заставляет не только отстать от дурного, но и ревностно обратиться к лучшему. Ибо если кто-то будет одержим страстями, то, вкусив от подобных рассказов, он оставит стремление к ним и станет ненавидеть зло, а если кто печется и о добродетели, то еще горячей обратится к ней от этого повествования и стремлением к подобному будет подвигнут к подражанию. А что может ревностное подражание великим и дивным мужам, – это показали и прочие подражавшие предшественникам в любви к добродетели, а более всех – чудесный своим житием Спиридон, который поревновал в высшей степени равно и Иакову, и Давиду и весьма прилепился к их кротости и простоте, также как и прилежно воззрел на гостеприимного Авраама и сделал свое имение доступным для нуждающихся – благодаря этому он не землю, как было обещано тому (То есть Аврааму. – прим. ред.), но сами небеса унаследовал. И через то богатство, которое презрел, стяжал он Самого Христа, Божественное богатство, и обогатился потоками чудес, из которых всегда черпают, но которые никогда не иссякают.

2. Принес его [как дивный плод] остров Кипр. Не был он ни многоречивым, ни изысканным в образе жизни, ни любителем общества и площадей, но простым и спокойным и, как никто другой, любил несуетность. Благодаря этому в житии полностью, как мы сказали, уподобившись патриарху Иакову, он был и пастырем овец, однако не обычным пастырем, неким простоватым или даже диковатым нравом и неразговорчивым, но в высшей степени ревнителем добрых нравов, когда предавался беседам со множеством людей, а для бедняков и чужестранцев был таким же легкодоступным собеседником, каким был тогда, когда охотно разговаривал со всеми людьми и когда с еще большей охотой подавал всем из своего имущества. Действительно, если кто-то из проходящих мимо не заходил к нему в гости, это его очень печалило, словно он лишился чего-то величайшего и выгоднейшего. В остальном же он держал ум свободным и чуждым низкой лести и самоуничижения, но заботился о путешественниках, омывал [их] утомленные ноги, предлагал трапезу и всячески прислуживал им по закону любви и скромности, так заботясь и трудясь в одиночку, как [не трудится] никто из самых преданных и привязанных к своим господам слуг. Ведь с достоинством он соединял простоту, а с мужеством – кротость. Благодаря ревностности и пламенности своей природы он расцвел красотой целомудрия, которое возлюбил, как никто другой, и много о нем заботился: прожив с законной и целомудренной женой недолгой срок и став с ней отцом детей, в оставшееся время он пребыл выше удовольствий и всяких прочих плотских похотей. С тех пор еще трудолюбивей добывая мед добродетели и прилежно заботясь о законе Господнем, он стал весьма человеколюбив душой и сострадателен умом, и, говоря кратко, Спиридон был неким божественным примером и образцом добродетелей, все их, которым мало кто может подражать, храня записанными в себе.

3. Так, сияя подвигами и проводя великую жизнь, он удостаивается и много больших даров: я имею в виду и те, что здесь, и те, что в будущем изобразят его величие. Были же они таковы: он укреплял тела, охваченные болезнью, врачевал немощи, труднейшие для лечения, запрещал духам нечистым, и не было вообще никакого промедления между его запрещением и их бегством, но они тотчас исчезали. И многое другое, большее этого, он творил при содействии [Божией] силы. За это и пастырем поставляет его паства: получив в управление людей вместо овец, он был назначен епископом города Тримифунта, когда Константин Великий правил над ромеями. А какое у него и после поставления было попечение о добродетели, покажут тем же образом чудеса после поставления. Впрочем, рассказывать все о нем бессмысленно и невозможно, равно как, конечно, грешно и просто все опустить – что же и рассказать возможно, и услышать весьма полезно, то я и поведаю.

4. Наказал Бог остров [Кипр] бездождьем, и настала ужасная засуха. За ней последовал голод, а за голодом – язва, и великое множество [людей] или уже погибло, или думало вот-вот это претерпеть. Нужен был, несомненно, кто-то удивительный, как Илия или подобный ему, дабы молитвой отверзть небеса, и это был Спиридон. Ибо когда занесен был бич [Божий] и народ жестоко страдал, он, переживая за стадо и горя отеческим сердцем, просит, как человеколюбивый, Человеколюбивого Бога, а Тот сразу наполняет небо до края земли облаками. И что поистине удивительно: дабы никто не подумал, что дождь следует за неким естественным движением стихий, издали показывает их Бог и держит, не попуская пройти над островом, прежде чем снова не попросил Его святой. И вот он [в молитве] еще не пролил и капли слез, как тотчас полил обильный дождь. И пьет земля, питаются злаки, тучнеют поля, и все бедствия разом прекращаются. Этим Спиридон и самого Илии, – отважусь сказать даже так, – человеколюбивей. Ведь тот (То есть пророк Илия. – прим. ред.), удержав дождь [в качестве наказания], затем снова его послал, а Спиридон, не подражая первому делу, равным явился во втором. Вот [я рассказал] об этом, но и следующее ничем не хуже.

5. Снова настала общая засуха, и остров [Кипр] не рождает плодов. Хлеботорговцы, стремясь при такой Божией угрозе извлечь выгоду и используя удобное время, еще более усиливали нужду, «наживаясь, – как говорит божественное Писание, – на хлебе и на чужих бедах» (См. Ам.5:11. – прим. ред.), добывая себе незаконную наживу. И вот один бедняк, подойдя к одному из так обогащавшихся и не имея денег, на которые мог бы для своей нужды купить что-либо, предлагая же, увы, только слезы, которыми [только и] владел, и принося горестные стенания со скорбным видом и обликом, попытался уговорить немилосердного, касаясь его ног, оплакивая весь дом, чего только не говоря, чего только не делая, что могло бы обратить того к милосердию. Когда же он нисколько не смог подвинуть к состраданию эту окаменевшую душу, бедняк находит единственное прибежище – преподобного. Придя к нему, он описывает и свою нищету, и крайнюю бедность по милости богатого. Выслушав, тот пожалел его за несчастье, а богатого за жестокость [праведно] возненавидел и, словно движимый Богом, совершенно пророчески предсказал: «Ты не стенай и не плачь, ведь завтра ты увидишь, что дом твой ломится от благ, а ныне богатого тогда все будут жалеть и смеяться над ним, и сам он против воли предоставит тебе то, о чем ты просишь, и будет настойчиво умолять тебя принять [оное]». Бедняк решил, что святой говорит это ему только для утешения в наступившей беде. И уходит он оттуда опечаленным, обнаружив, как ему казалось, что даже сам священный якорь напрасен и бессилен в больших надеждах [на него во время штормов].

6. С наступлением ночи Бог милосердствует: небо внезапно проливает на землю воды настолько щедро, что их большим потоком снесло также и амбары богача, а зерно и другие запертые там плоды вынесло в изобилии, и лежали они готовыми для желающих их расхитить. Когда же наступил день, богач, рыдающий, несчастный, бегал туда-сюда и оплакивал справедливое несчастье, а затем стал просить прохожих помочь и брать собранные им плоды. После того как множество нищих сбежалось на раздачу, приходит и наш бедняк, пораженный чудом, и с великим наслаждением насмехается над богачом, ставшим справедливейшим посмешищем, но в то же время наполняет дом плодами, и все ему досталось легко, как говорится, «без сеянья и жатвы» (Дословно: «не сеял и не жал». – прим. ред.). Затем этот жестокий и немилосердный [человек] увидел сбежавшийся народ (ведь ничего из предсказанного Спиридоном не должно было остаться без исполнения) и загребающих в изобилии обеими руками все его добро, а в их толпе и вчерашнего просителя, потому что и он, как мы сказали, обильно наслаждался доставшимся ему. Тогда, словно желая добровольно одарить того и предстать щедрым товарищем, а на самом деле будучи весьма скареден и враждебен, он велит тому брать вдосталь и без ограничений. Но тот, изрядно поиздевавшись над его неразумием, отправился домой, благодаря Бога, равно как и воздавая благодарность Спиридону. Так Спиридон мог не только ради многих, но и ради одного [человека] часто открывать небесные источники, равно как и предсказывать время, когда это произойдет, и к тому же помогать бедным и воспитывать богатых. Ибо пусть этот скряга, как будет рассказано ниже, и не стал нисколько добрее, но у многих подобных ему случилось изменение к лучшему. Кто из присутствующих не послушал об этом с удовольствием? И кто, услышав, не обратит свой любопытный слух к остальному и не захочет узнать? А желая этого, кто будет столь косен или завистлив, что лишит страждущую душу такой пищи?

7. Вот и другой крестьянин, из знакомых преподобного, сильно страдая от голода, отправляется к тому же бедному богачу, у которого было еще много других наполненных зерном амбаров, думая, что того, конечно же, прежнее несчастье вполне вразумило. Но оказалось, что он потерял зерно, однако ни жадности и жестокости к ближнему в нем совершенно не убавилось, ни лучше он нисколько не стал. И хотя бедняк обещал с процентами вернуть к сроку взятое, но тот (а это и есть предмет нашего рассказа) сказал ему, что он питает неразумные надежды. «Ты, – говорит, – без денег ни зерна, ни даже тени его не получишь». Тогда, выслушав (Букв. «получив». – прим. ред.) отказ, и этот бедняк подражает предыдущему и, словно к общему сокровищу, прибегает к Спиридону и рассказывает ему, и что претерпел, и что был вынужден выслушать от богача. А тот, достаточно его наставив, отсылает домой. Однако не только на словах дает он наставление, но и сам великий архиерей приходит на следующий день к бедняку, неся нечто, золотое по виду и немалое по весу, а что это было и откуда и как досталось святому, вскоре объяснит наш рассказ. Пока же великий Спиридон, передав это в руки бедняку, сказал: «Возьми и отдай богачу то, что он желает в залог, а себе набери у него всего нужного и необходимого». Бедняк, взяв это, обрадовался, и быстро, как только мог, отправился к богачу, а тот, увидев, что у него в руках, – еще недавно жестокий, неумолимый, глухой к просьбам, – вдруг на глазах меняется и становится ласковым и человеколюбивым. И, взяв это, щедро дает ему хлеба так, чтобы и дом свой он наполнил, и чтобы посеять семена на своих полях ему хватило. И взятое оказалось таким урожайным, что он вернул давшему долг, забрал оттуда оставленное в залог золото и обратно с благодарностью принес святому.

8. Но это о бедняке и его пользе, а слово [наше] желает достичь и своей цели и поведать, что обещало: чем это золото было прежде и откуда взялось. Ведь преподобный, забрав данное им, говорит бедняку: «Пойдем, брат, и вместе отдадим это человеколюбиво Одолжившему». Так сказал и, взяв его, ведет в некий огород, который в отсутствие хлеба утешал великого [Спиридона] малым количеством овощей. И став у самой стены и коснувшись ограды, взор же устремив на небо, возгласил так, чтобы было слышно стоявшему рядом: «Господи мой Иисусе Христе, все творящий и изменяющий одной Своей волей, превративший жезл Моисея в змею на глазах царя Египетского, Сам и это золото, – как прежде из животного привел его в такое обличье, так и ныне соблаговоли вернуться ему в изначальный вид, дабы и этот наш друг узнал о Твоем попечении и самими делами был научен сказанному в Писании, что «Все, что захотел Господь, сотворил"» (См. Пс.134:6. – прим. ред.). И когда он так помолился, – кто может высказать, Владыко, превосходство Твоих чудес! – золото оказалось змеей, дышащей и ползающей, и она двинулась и поползла к ограде, откуда и была прежде взята рукой святого, который превратил ее поразительным образом в золото. Увидев это дело, превосходящее всякое человеческое разумение и охваченный трепетом, крестьянин падает ниц на землю и посыпает голову прахом, проливая из глаз слезы и говоря, что он не достоин не только такого дара и милости, но даже просто слышать и, тем более, видеть это. Впрочем, преподобный поднял его и укрепил душу его вместе с телом; а змея, заползши под ограду, забралась в свою прежнюю нору. Действительно, это чудо не нуждается в возвеличивании никаким словом, ведь оно само по себе оказывается таким, а природа совершенно не нуждается в искусстве, обладая собственным превосходством. Но расскажем в продолжение этого [повествования] еще об одном случае, родственном предыдущим и [исполненном] той же благодати и силы.

9. Другой, тоже близкий к преподобному человек, сопричастный добродетели и этим подвигнувший дурных людей к зависти, подвергся по чьим-то проискам клевете и, схваченный правителем, попал в тюрьму, и не только: был осужден на смерть. И вот, когда срок уже близился, бежит, предузнав об этом, святой, спешит вызволить друга из беды. Но была тогда середина зимы, и протекавший рядом ручей, переполнившись водой и выйдя из берегов, широко разлился на его пути и стал совершенно непереходим. Он же, когда привел себе на ум Иисуса Навина и его дела и подумав о переходе ковчега, был уверен, что Бог – Тот же, что и тогда, и, обратившись к ручью, как к слуге, сказал: «Остановись, повелевает тебе Всеобщий Владыка – я перейду, и спасется муж, ради которого мы спешим и много молились Богу». Сказал так, и тотчас, согласно сказанному, на реке появляются узы, и течение останавливается. И уступает путь она не только Спиридону, но и другим путникам, больше уже не являясь тяжелым и непреодолимым препятствием. Это попутное дело, но не хуже его совершается и чудо самого дела, а из-за первого и второе лучше устраивается. Ведь его спутники, увидев случившееся, побежали вперед него и, достигнув города, стали блистательными глашатаями совершившегося. А правитель, отчасти пораженный этим, отчасти же охваченный страхом, как бы не оказаться противником мужа, который способен на столь великое, тотчас освобождает его друга из оков и дарует его святому. Тот же, взяв его, возвратился, устроив два дела по одному поводу: остановив у ручья – течение, а у человека, – весьма человеколюбиво, – [плачевное] стечение обстоятельств. Пророчества, чудотворения, или же сочувствие в несчастьях, полагаю, не могут быть большими, чем описанные [здесь] знамения.

10. Слово [наше] готово показать и нечто большее, чем то, что было сказано как о пророчестве, так и о сострадании (я имею в виду [его умение] видеть незримые грехи людей и отпускать их) и по человеколюбию нрава, и по обилию благодати. Великий муж, повсюду сохраняя свой образ жизни, словно некий непоколебимый закон, особенно радовался простоте, так как действительно желал подражать своему Владыке. Ведь он ни лошадьми для путешествий не пользовался, ни о воздержании от общения и встреч со всеми, словно о чем-то действительно важном для себя, не заботился. Итак, когда однажды после утомительного путешествия он, с сильно уставшими от пути ногами, попал в гости к одному из друзей – чаду своего стада, тот, добрая овца доброго пастыря, словно взирая на его жизнь как на прекраснейший пример, явил меру учителя, а вернее, Владыки и Первоучителя Христа. Ибо взяв воды и налив ее в таз, он был готов омыть святому ноги. Но и соседи его, когда узнали, что святой прошел мимо, равно поспешили и не менее сильно пожелали поступить также, и это дело у них стало словно предметом спора, и соперничали они друг с другом за это благословение.

11. Среди них усиленно расталкивала многих некая женщина, особенно ревностно стремившаяся произвести это дело, но она незадолго до этого прикоснулась к плотской любви и, что еще хуже, стала, увы, сопричастной греху. А он, взирая, действительно, на сердце и словно отлично зная ее дела, кротко обращает к ней свое кроткое и сладостное лицо, кротко же и говорит ей: «Не касайся меня, женщина», – не потому что, как кто-нибудь может сказать, превозносился или гнушался женщин (ведь как это мог ученик Того, Кто ел вместе с мытарями, блудницами и грешниками?), но наставляя ее, подвигая к осознанию дурного дела и, таким образом, мягко призывая ее к покаянию, что, действительно, возымело действие и совершилось по его замыслу. Ведь когда она снова постаралась исполнить желаемое и предприняла еще одну настойчивую попытку, он обратился к ней много резче, открыто рассказав, что она совершила. Тогда, действительно, и она, поразившись душой мудрости его запрещения, поразившись же так, что увидела и незримые язвы своей души, уже не водой, но слезами омывает его ноги и с сокрушенным сердцем рассказывает о содеянном. И что же? Она обращается к нему как прелюбодейка, а он дерзновеннейше, как Владыка, говорит ей: «Дерзай, дщерь, прощаются тебе твои грехи» (См. Лк.7:48. – прим. ред.). И снова [говорит]: «Вот ты выздоровела; не греши больше» (См. Ин.5:14. – прим. ред.) , – одновременно и исцеляя ее, словно мудрый врач, и заботясь, чтобы она вновь не впала в то же. Так вот она получает и нечто более прекрасное и полезное, чем исцеление, чтобы не только ей было дано неизменное здоровье, но и другим было оно показано, дабы многим явиться причиной для спасения.

12. Поскольку же жизнь его уже достаточно засвидетельствована чудесами, надо поведать, какая была у него и ревность в отношении веры – об этом расскажет нижеследующее. Когда римлянами правил Константин Великий, первый христианин среди императоров, а консулами были Павлин и Иулиан, в год от царствования Александра, сына Филиппа, шестьсот тридцать шестой, тогда и собрался в Никее знаменитый Собор святых отцов, чтобы низложить Ария, нечестиво именующего Сына творением, и утвердить, что Сын единосущен Отцу. Были же там самые первые и известнейшие его сподвижники по еретическому богохульству: Евсевий Никомедийский, а с ним Марий и Феогний, из которых первый был епископом Никеи, а Марий – Халкидона. Они, предводимые в своем безумии Арием, утверждали, сами дурные творения, – о безумие! – что Сын Божий и Бог тварен. Из защитников же благочестия первыми, которых отличало от других и слово, и жизнь, были следующие: великий во святых Александр, будучи пресвитером, занимал тогда место блаженного Митрофана, так как тот не присутствовал по причине болезни, и великий Афанасий, тогда еще не восседавший на священном престоле, но занимавший диаконский чин в Александрийской церкви. Поэтому против них возникла и немалая зависть, так как они, еще не отличаясь саном, сильно превосходили остальных в рассуждении о вере. Был же с ними и великий Спиридон, чья жизнь и обитавшая в нем благодать были полезней для убеждения, чем языки других, неразрешимые битвы силлогизмов и изысканные периоды речей.

13. Когда же дело обстояло таким образом (здесь и начинается самая приятная часть рассказа), присутствовали на соборе и философы, по решению императора, хвалящиеся перипатетическим трёпом и весьма образованные в софистическом уловлении душ. Один среди них предводительствовал в рассуждениях, обладая непобедимой силой убеждения, и всеми языками был восхваляем за благоязычие. Он, присоединившись к епископам, сильно поддерживал Ария и мощно противостоял его обвинителям, так что привлек большую часть аудитории, собравшейся узнать, кто из спорящих станет победителем. Ведь не было ничего сложного для разрешения, чего бы он легко не разрешал силой риторики. И так как часто его защита приходила в затруднение, он, подобно угрю, вывертывался при помощи уловок убеждения и софистических хитростей. Итак, происходило столкновение истины и искусства, когда одни рассуждали истинно, осыпая софиста основательными мыслями, а он пользовался, словно оружием, разнообразием слов, обманом и злокозненным коварством и считал, что этим сможет, конечно, победить.

14. Но чтобы не за словами осталась победа, а за Христом и за истиной, то, миновав других разумных, она достается простому Спиридону, который не знал ничего больше, кроме Христа, и Того – Распятого, – как говорит Павел (См. 1Кор. 2 2. – прим. ред.). Когда он увидел, что философ кичится своими софизмами, направляет свой бранчливый язык против Христа и пытается поносить наше учение, то, выступив, попросил дать и ему кратко высказаться. А сторонники благочестия, зная его простоту и старомодность, а также полную непричастность к эллинскому образованию, попытались помешать ему выйти на середину и поспорить с софистом. Но он, нисколько не послушавшись их (ибо знал, что может вышняя мудрость, а что – человеческая и бессильная), подошел к этому мужу и сказал: «Во имя Иисуса Христа, о философ, внемли теперь и моим мыслям и сам послушай, что я хочу сказать». Когда же тот сказал, что «ты говори, а я послушаю», Спиридон произнес: «Един Бог, Создатель и неба, и земли, и всего остального, что между ними. Он Тот, Кто произвел и небесные силы; Он Тот, Кто из земли сотворил человека и устроил все видимое, равно как и невидимое, и Его Словом и Духом произведено небо, произведена и земля, явлено море, устроен воздух, порождены животные, сотворен человек – это вот живое и чудесное создание, и все произошло: звезды, светила, день, ночь и все остальное. Итак, мы знаем, что это Слово Божие есть Сын и Бог, и веруем, что ради нас Он родился, был распят и, наконец, погребен, а затем воскрес и совоскресил нас, даровав нам нетленную и вечную жизнь. Мы исповедуем, что Он вновь вернется как Всеобщий Судия наших и дел, и слов и как Неложный Исследователь помыслов; что Он единосущен Отцу, что Он сопрестолен Ему, что Он равночестен Ему. Не так ли и ты считаешь, о философ?»

15. Он спросил, а тот, словно и прежде имел то же настроение, но не тот же ум и язык, так легко сопротивляющийся и соперничающий, поразился слухом, поразился и душой, угас голосом и, замолкнув надолго, не мог сказать ничего, кроме того, что и сам также думает. Тогда святой сказал: «Раз ты согласен со мной в этом, то не различайся и на деле, но, зная, Кто Бог, и, исполнив все это, встань, приди в Церковь и прими знамение православной веры». Когда философ услышал это, он тотчас обратился к правильному благочестию; обратившись же к своим ученикам и к другим слушателям его речей, сказал: «Покуда, о мужи, было состязание в словах, и я сопротивлялся искусством, однако когда уже не слова, а божественная сила противостоит мне и в простоте речей являет некую тайную и неизреченную силу, тогда я уже не стыжусь своего поражения. Но и мне, и другим я с радостью посоветовал бы, если кто- то не извращен или не хочет прегрешать против истины, уверовать во Христа и прийти к этому старцу, у которого язык, конечно, человеческий, а слова Божии». Какое, как вы думаете, это было для ариан посрамление, а для благочестивых – честь и сладость? Итак, эти так мощно победили, а те проиграли, так что почти все обратились к правому мнению, и лишь шестеро осталось с Арием, дабы унаследовать порочную и блудную часть отца лжи и непримиримого с самого начала врага истины. Когда зломыслящие были так изобличены, епископы разъехались, радуясь победе и пораженные чудом, благодаря Бога за две вещи: и что видели поразительную вещь, и что одолели Ариево безумие. И властитель, сам совершенно потрясенный этим чудом, всякими почестями почтил мужа и, попросив его о милости Божией, отпустил домой.

16. Пока все это происходило, внезапно умирает у преподобного дочь, родившаяся у него в законном браке, которая в цветущем возрасте обильно явила прекраснейшее целомудрие и все время провела девой – дар Чистому Жениху, достойный небесных чертогов. Когда же Спиридон вернулся и воспринял это несчастье так, как его должно встречать, подошла к нему сразу после приезда одна женщина, страдая и стеная из-за того, что еще при жизни его дочери оставила ей на хранение некое золотое украшение, и когда она была так внезапно поражена смертью, вверенное ей осталось у нее. Озаботился этим преподобный – а как было этого не сделать ему, который, обладая столь человеколюбивой душой, считал, что если не вернет вверившей ее собственность, то прегрешит против справедливости, и полагал, что и сам отчасти причинил ей зло? Итак, когда он, тщательно обыскав весь свой дом, не смог нигде найти искомого, что же происходит и какой исход устраивает многоразличная Божия мудрость? Он приходит к могиле, как прежде мой Христос к Лазарю, и сам, конечно, будучи Его учеником, и словно подражая Ему; последовало же за ним и множество спутников. Затем, оказавшись будто не в склепе, а в покое еще живой дочери, он позвал ее во всеуслышание по имени, сказав: «Чадо Ирина, где вверенное тебе украшение?» А она тотчас, словно пробудившись от легкого сна и здоровая и духом, и голосом, говорит: «Господин мой, в такой-то части дома находится вверенное мне золотое украшение». Потрясение от этого охватило присутствующих. А затем и другое чудо следует за этим чудом. Ведь он, словно будучи владыкой над жизнью и смертью (почтенный таким даром от Возлюбленного Христа) и оживив ее по нужде ненадолго, велит снова умереть и произносит: «Упокойся, наконец, чадо, пока Общий Владыка вместе со всеми не воскресит тебя». А сам, придя в комнатку своей дочери, нашел, где она и сказала, украшение и, взяв, вручил женщине, даровав так этим чудом и верным возрастание. Это вот случилось на острове.

17. Но чтобы и Антиохия не осталась без лицезрения и свидетельства добродетели и благодати Спиридона, случается и такое необычайное чудо. А какое, сейчас пояснит наш рассказ. Уже больше не правил Константин Великий, а начали [править] его сыновья. И Констанций, получивший в управление Восток, пребывал в главном городе Килесирии, я имею в виду Антиохию; посетила же его весьма тяжелая болезнь, посрамляя руки и искусство врачей. Отчаявшись в нем и во всем остальном, он стал молить Единственного Способного исцелять и души, и тела. И вскоре, после усердных молитв, ночью является ему в видении ангел, показывая ему хор из множества святых епископов. Взглянув на них, император увидел, что посередине стоят двое, также выглядящие как епископы, но казавшиеся предстоятелями и предводителями других. Указав ему на них, ангел сказал, что только они могут исцелить его болезнь. Когда же его оставил сон, он стал размышлять, кто бы они могли быть такие, но не мог никак согласовать этот сон. А как, если не знаешь ни их имен, ни их родины? Особенно же потому, что один из явившихся ему в виде епископа, тогда еще не был им в действительности, но только должен был стать, отчего и был представлен словно уже ставший им. Итак, властитель, недоумевая относительно этого, и движимый видением, и подгоняемый страданиями, не знал, что и предпринять. Но пламень его веры сильно увещевает его, что не напрасно предстало перед ним такое видение, и убеждает мыслить по-царски и мужественно и не лишаться мудрости даже в таких обстоятельствах. Ведь он велел всем епископам Римской державы, которые пеклись о добродетельной жизни, собраться отовсюду, чтобы, когда они съедутся, узнал он и двух явившихся ему.

18. По всей подчиненной римлянам земле послал он письма и созвал епископов. И поскольку после прибытия остальных искомые никак не опознавались, посылает он и на остров Кипр, призывая Спиридона и его благодать. А тот духом уже предузнал все случившееся с властителем, ведь благодать все поведала ему во сне. Когда же с этим совпали и слова императора, он совсем не против воли отправляется к нему, взяв с собой и того мужа, который в явившемся императору видении стоял с ним рядом, а имя его было Трифиллий, – не удостоенного еще священства, но свыше и до человеческого выбора получившего рукоположение. Итак, входит вместе с ним Спиридон во дворец в весьма простом и непритязательном обличье. Ведь одежда его была весьма убогой, а в руке у него был пальмовый посох и на голове тиара; в дополнение к этому на шее у него висел глиняный сосудик, как в обычае у жителей Святого Города, которые используют его, чтобы носить в нем елей от Божественного Креста.

19. Поскольку же не только в простоте и скромности, но и в перенесении оскорблений должен он был подражать своему Владыке, один из бывших во дворце, насмехаясь над его простотой и считая неприличным входить так к императору, поразил пощечиной его священную щеку. Не сошел свыше гром на голову ударившего, а тот, конечно же, сдержался, боголепно перенеся это на себе. И он, о эта благородная и стремящаяся к страданиям душа, подставляет насмешнику и другую [щеку], будучи готовным исполнителем Владычнего закона и готовностью к страданию побеждая буйную разнузданность и опрометчивость. Увидел это наглец и сильно опечалился, особенно узнав, что оскорбил епископа. Переменившись от этого, он становится просителем и молит о прощении, стараясь исправить опрометчивую дерзость горячим покаянием. А тот (ибо умел как переносить оскорбления, так и отпускать долги, и, более того, воздавать благом) словами, какими только мог, благодетельствует опечаленного, отечески наставив его и сделав его душу лучше. От этого, действительно, и облеченные первыми почестями от императора со стыдом встретили мужа и проводили его, как положено, к императору.

20. Несправедливо было бы обойти случившееся между делом, как достойное слуха и способное принести большую пользу любомудрым душам. Великий увидел, что его ученик Трифиллий (который в будущем стал совершенным, пусть и не таким, как он сам, а теперь еще считал немалой вещью искомое многими мирское величие, поскольку был еще юн и имел восприимчивый к этому возраст) удивляется всему во дворце, я имею в виду роскошные одежды, сияние золота и, прежде всего, самого правителя, сидящего на троне в некоем страшном и славном облике. Видя, что тот приведен всем этим в замешательство и будто в исступление, он, словно прекращая его сон и сновидения, которые тот видел наяву, коснулся его рукой, потряс и сказал: «Но покажи мне, Трифиллий, самого этого императора, ведь я не знаю, каков он». А тот, не поняв, чего хочет великий, сказал: «Вот он», показав рукой на императора. «Чем же он, – говорит Спиридон, – удивительней остальных? Разве скажешь, что он праведней от этой роскоши и славы? Разве и он не умрет, подобно безвестному и беспризорному нищему? Так же не будет погребен и не истлеет? Равным образом не предстанет перед Неподкупным Судией? Что ты почитаешь преходящее как остающееся и удивляешься ничтожному, когда надо скорее искать невещественного и вечного и любить одну лишь нетленную и небесную славу?»

21. Пока тот говорил это Трифиллию, император с высокого трибунала бросил на него взгляд, и сразу же его привлекли сам облик того и одежда, соответствующая виденному им образу. Таким ведь представил его сон, и все это было в нем: посох, висящий на шее сосуд и одеяние. Все это он сам тотчас узнал, а опознать Трифиллия не смог и даже не старался разглядеть его облик, так как он видел, что это не епископ, как ему явилось во сне. Поэтому и встав тотчас с трона, он направляется к великому, ведь желание выздороветь заставило его пренебречь всем остальным. Действительно, и императорское достоинство, и величие власти он счел чем-то малым и вторичным по сравнению с восхвалением великого; и весьма бесславно и смиренно подходит к нему, простотой ища милости и показывая, какова разница, я имею в виду, между привременным царем и мужем, служащим Царю Вечному. Итак, преклонив перед ним голову, он стал со слезами умолять его и просить его молитв, словно некоего сильнейшего лекарства, способного легко все исцелить. И когда его рука коснулась головы императора, болезнь тотчас же исчезла, и император исцелился.

22. Кто может рассказать случившееся при этом с присутствующими и с самим императором? Как весь тот день справляли они праздник и чуть не скакали от счастья и нисколько не сдерживали своей радости – один Спиридон был у всех на устах, одного Спиридона призывали, на Спиридона смотрели, все думали о Спиридоне. Итак, тело императора исцелилось, но презрел ли врач его душевное здравие, как нечто малое и несущественное? И где оно для его священной души? Но и ей он, конечно, подал соответствующее лекарство: призвав того помнить о Божиих благодеяниях, но и своим подданным, согрешившим и огорчившим его, [подавать] прощение и милость, остальным же – благодеяния и щедрость, а для лишенных даже самого необходимого исполнять роль отца и попечителя и простирать к ним руки и человеколюбивейшее сердце. «Ведь насколько ты превосходишь остальных, – говорит он, – настолько ты обязан быть выше и по добродетели. Потому что не относящегося так к подданным должно называть скорее тираном, чем императором, которого не ублажают за его власть, но считают жалким и ненавидят за надменность». Во всем тщательно увещевает он того относительно благочестия, чтобы не принимать даже в самом малом того, чему не учит Божия Церковь. Так поступил великий [Спиридон].

23. Император же, желая наградить его за исцеление, стал давать ему неисчислимое количество золота, но он радостно сказал тому: «Не должно было так, о император, отплачивать ненавистью за дружбу, ведь то, что я сделал для тебя, было из чистой любви – то, что я оставил дом, переплыл такое море и перенес тягчайшую зиму и суровейшие морские ветры. Как же мне принять за это в награду золото, виновника всех зол, легко оскверняющее любого праведника? И как мне не обвинять тогда себя, который ясно осуждает порочность?». Когда он сказал это и не согласился ничего взять, император еще сильнее пытался дать ему, словно считая, что стыдно не отблагодарить благодеяниями претерпевшего такое, но, исцелившись от телесной болезни, уступить ему в благородстве души. Поэтому он начал еще сильнее стараться как-нибудь одолеть того, казавшегося столь непобедимым. И он убеждает того [Спиридона] принять это, пусть даже данное ему и не останется у него. Ведь когда тот пошел навстречу императорскому велению, то раздал все бывшим во дворце, делом уча их, как должно и им поступать с богатством и деньгами, если они только хотят быть свободными. Ведь сильное стремление к ним и желание быть побежденным ими, – что иное, как не очевидное добровольное рабство? Император, когда услышал это, сказал, что больше не удивляется тому, что этот муж, живущий так, оказывается и творцом великих чудес. Так сильно воспринял император слова Спиридона и так обратился к человеколюбию и милости, что великодушно даровал утешение всем нуждающимся, и вдовам, и сиротам, одним – в их вдовстве, другим – в их сиротстве, иным – в их нищете. И всем относящимся к церкви, пресвитерам и диаконам, он первым даровал своим законом освобождение от налогов, сочтя неуместным, чтобы избранные для служения Бессмертному Царю платили подати смертному. Так вот обстояло дело.

24. Но наше слово желает упомянуть и о других чудесах, украшенных сиятельным цветом благодатей и дышащих пользой и наслаждением. Ибо к вышедшему из дворца святому, который воспользовался гостеприимством одного из христолюбивых людей, подходит одна женщина варварка, не знающая греческого языка, неся на руках своего мертвого ребенка, и кладет его к ногам святого. И сама она также припадает к нему, горестно и печально рыдая и говоря что-то непонятное присутствующим по-варварски, так что изъяснялась она одними слезами и ясно показывала, что этот плач из-за ребенка и что она просит у архиерея оживить его. Сострадательнейший душой муж разрывается между двумя вещами, а именно: смиренностью ума и состраданием к женщине. Ведь когда он увидел ее страдание и пожар ее утробы, то обращался к чуду и порывался молиться Богу об оживлении ребенка, когда же вновь взглянул на величину просьбы, то, будучи скромен рассудком и не менее богобоязнен сердцем, начинал отступать и отказываться и считал такую попытку дерзостью. Поэтому он решил взять себе в советчики одного из бывших с ним. Это был Артемидор, бывший уже диаконом, муж, который прилежно упражнялся во всех добродетелях, но который во всех них пользовался словно одним покровом – никому никоим образом не делать известными свои деяния. Его-то и выбрал святой, чтобы спросить, что им делать. А тот ему отвечает так, как тому, несомненно, следует говорить, а ему – слушать: «Что же, отче, ты меня спрашиваешь? Что другое надо сделать тебе, как не призвать Живодавца Христа, Который уже, как очевидно, многократно прислушивался к твоим молитвам, так что если Он спас через тебя императора, то, нет сомнения, разве можно считать, что будут презрены Им безвестные нищие?»

25. Слушается архиерей прекраснейшего совета и, жалостью воспламенив сердце, слезами наполнив очи, колена преклонив к земле и слезами оросив ее, весьма горячо и страдальчески восклицает, человеколюбиво моля Благого Христа оживить этой женщине ребенка и явить мать, по священному речению (См. Пс.112:9. – прим.ред.), радующейся о чадах своих. И вот Тот, Кто через Елисея и Илию вложил дыхание и даровал жизнь детям сарептки и соманитянки, услышал вновь и Спиридона, и дитя, лежавшее мертвым, оказалось чудесным образом живым, движущимся и плачущим, как обычный ребенок, на глазах у матери. Слезами от радости наполнились мои глаза, ибо так задело мою душу то, что сейчас будет рассказано. Послушайте же и вы. Ведь когда мать увидела своего любимейшего живым – о твои неизреченные суды, Христе! – она, не вынеся избытка радости, упала на землю бездыханной. Случившееся показывает, что ничто чрезвычайное не бывает абсолютно лучшим. Ибо вот мы видим, что смертелен не только избыток печали, но и неумеренная радость. И вы страдали душой, я уверен, переходя от радости к скорби. Ведь в природе людей заложены сострадательность и человеколюбие; но рядом великий, чтобы превратить вашу скорбь в радость. И снова он слушается Артемидора и, смиренномудрый, соглашается вернуть ребенку мать. Итак, воззрев на небо, приняв в сердце и умолив Обитающего там Господа, Вдыхающего жизнь в умерших и одной волей Своей все Претворяющего и Превращающего, говорит лежащей: «Поднимись и стань на ноги». А она тотчас, словно находясь во власти сна или, вернее, смерти, встала и предстала перед ним и взяла на руки дитя. И оно было живо, как говорится, и взыграло в материнских объятьях. Но великий, по избытку своего смиренномудрия, как было сказано, хотел, чтобы это оставалось неизвестным. Поэтому и Артемидору, и через него женщине он велит всецело молчать об этом. Но Артемидор после его кончины, сочтя, что было бы недостойно скрывать от боголюбивых такой прекрасный рассказ, а вернее, чудо, открыл его и поведал верным. Так это было.

26. Когда же великий вернулся из Антиохии на Кипр, приходит к нему некто, желая купить у него коз, числом сто, и предлагая преподобному вначале заплатить, а потом взять их. А сам он заплатил только за девяносто девять, удержав цену одной, выгоду сочтя, как говорится, выше стыда, или, может быть, думая обмануть в этом его простоту и неделовитость в торговле. Итак, когда они оба оказались внутри загона, тот велел, чтобы, какую он заплатил цену, столько бы и взял, а он, считая по-другому, выгнал из загона сто [коз]. Тогда одна из коз, словно верная служанка, почувствовав, что хозяин ее не отдавал, быстро вернулась обратно и убежала в загон. Тот снова отвел ее и силой оттащил, бесстыдный: происходила эта удивительная вещь еще дважды и трижды. И коза возвращалась, а он оттаскивал ее обратно гневными руками и душой. И что же? Ничего не достигнув, он схватил ее и, взвалив, понес на плечах, но она стала вопить громким и очень резким голосом, бить его рогами и бодать в голову, ясно свидетельствуя о насилии и словно наказывая неправедную жадность, так что эта вещь привела в изумление и присутствующих, не понявших причины этого. А великий, не желая открыто обличить его, сказал обидчику наедине: «Смотри, чадо, не просто так и не неразумно противится это животное тому, кто уводит его, но потому что ты, скрыв, не заплатил ее цену». Пораженный этим, сей «рыболов» образумился и, придя в чувство, понял, что сделал, и сознался в этом, и попросил прощения, после чего, заплатив цену этой одной, отвел ее, больше не кричащую и не упирающуюся, но спокойно следующую за другими. Вот что случилось с ним.

27. А вот и другой; но расскажу все сначала. На острове есть одна деревня под названием Эритра, неподалеку от столичного города Константианы, ведь отстоит от нее не больше, чем на тридцать стадиев. Оказавшись там по какой-то нужде, великий вошел в храм помолиться и велел некоему диакону из местных совершить священнословие покороче. Ведь он устал от долгого пути, а особенно из-за летней погоды, так как жара причиняла ему большие страдания. Но тот стал еще медлительней и начал по собственной воле затягивать, честолюбиво ища себе в этом, как ему казалось, напрасной славы. Кротчайший по своей природе, он гневно взглянул на него и сказал, поражая его: «Замолчи!» И тот, словно от некоего кляпа лишившись речи, остался безгласен, внезапно прервав чреду исполняемой им молитвы. Но когда преподобный сам исполнил оставшуюся часть, после ее окончания со слезами припадает к нему несчастный, а еще недавно горделивый, и онемевший, [хотя] прежде изобиловавший словами и радовавшийся своему неуместному занятию. Присутствовавших же там жителей деревни охватил страх, а отсутствовавших заставила сбежаться туда молва. И после того, как сбежалось множество народу, и удивляясь чуду великого, и жалея пострадавшего, особенно же его родственники и домашние стали тотчас просить его благородную душу, чтобы он простил осужденного на немоту и снял с него узы, смотри, что делает он, заботливый и весьма соответствующий добродетели. Ведь склоняясь, с одной стороны, к их просьбам, а с другой, сдерживаясь тем обстоятельством, что надо было еще наставить диакона (ибо и это прозрел он духом), он великодушно разделяет наказание и позволяет ему во всем пользоваться языком, но не развязно, не, как прежде, соблазнительно и распевно, а косно и заплетаясь, равно как и немного заикаясь, наставляя его больше не превозноситься языком и не гордиться словами, поскольку ревностному мужу неприлично увлекаться такими вещами.

28. Я тоже хотел бы теперь положить конец слову и возлюбить молчание, так как у меня нет языка, который мог бы возвыситься вместе с такими чудесами. Но поскольку и сам я стремлюсь поведать о великом из любви к нему, и вы, как я вижу, совсем не зеваете, слушая, то прибавлю еще и другие чудеса, так как считаю, что лучше рассказать то, что мне по силам, чем оставить без упоминания то, что может принести вам великую пользу. Вошел однажды в некий храм своего города этот муж, чтобы совершить по обычаю вечерние песнопения. Случилось же почему-то так, что в храме не было народа. И вот, поскольку там не было никого, кроме прислужников и служащих, он велит зажечь свет больше обычного и сам радостно встает перед престолом, возгласив обычное: «Мир всем». Не было там народа, чтобы, как обычно, ответить, но свыше послышался некий глас целых мириад, возглашающих: «И духови твоему». Голос же этот был музыкальным и гармоничным и превосходил то, что может человеческий. А когда и диакон совершил молитву, то охваченный страхом, услышал он снова – о чудо! – «Господи, помилуй», так божественно возглашаемое. И поскольку этот голос сделался явным и для тех, кто был снаружи, все сбежались, одновременно страшась и удивляясь. И пока они не оказались внутри, этот возглас поражал их слух, а когда оказались внутри, то ни услышали, ни увидели больше никого, кроме праведного и немногих бывших с ним, которые и сами сказали, что не видели никого до этого момента, но только слышали испускающих глас божественного ликования.

29. И этого вот не должно умолчать – поэтому узнайте, услышав, то, что следует сказать. Ведь когда он снова совершал вечерние песнопения, масло в лампадах уже закончилось, а другого, так случилось, не было, и потому светильник был близок к тому, чтобы погаснуть. Он начал колебаться, не желая оставить службу незавершенной. И вот тотчас незримой силой светильник переполняется маслом. Масло же лилось потоками, и, подставив сосуд, служители собирали стекавшее. Такой обильной благодатью был пронизан великий [Спиридон], которая переполняла его душу не меньше, чем лампаду – чувственный елей. А то, что и в глубины души он мог беспрепятственно заглядывать, показывало и прежде наше слово, когда он упреками исправил прелюбодейку; покажет же и теперь.

30. Есть на Кипре город, одноименный ливийской Кирене. Туда из Тримифунта великий отправился однажды по какой-то нужде. Последовал за ним и его ученик Трифиллий, уже получивший согласно тому сну (См. См. гл. XVII. – прим. ред.) кафедру города Каллиникии. Когда, проходя через город Киферею и через гору Пентадактилон, оказались они в так называемой Паримне (это хорошая и приятная местность, производящая множество замечательных вещей), Трифиллий, увидев это место, и сам возжелал стать хозяином чего-нибудь в Паримне и пожертвовать это своей церкви. Это очень занимало Трифиллия и вращалось у него в уме, однако совсем не незримо для внутренних очей Спиридона. Но он отлично видел это и ласково пожурил ученика: «Зачем, Трифиллий, обращаясь к этим пустым и суетным вещам, ты заполняешь ими сердце, желая полей и виноградников, которые на самом деле ничто, но только кажутся с виду и по имени сладостными? Есть у нас на небесах имение непреходящее, есть жилище нерукотворное – о них заботься, ими и прежде часа наслаждайся в надеждах, потому что они не переходят от одного к другому, но кто однажды оказался их хозяином, остается им, никогда не лишаясь этого удела». Услышав это, Трифиллий, не просто внял этому, но и исправил свой помысел и скрыл это в кладовых сердца, равно как и попросил у святого прощения и жил после этого праведно, так что и стал, согласно Павлу, избранным сосудом Христовым и сподобился тысяч милостей. Так люди наставлялись великим: одни – добровольно, другие – и против воли, и не желавших принять наставление ждал недобрый конец, как и в следующем случае.

31. Один моряк из города святого, после того как однажды отлучился и провел в отлучке долгое время, целых два года, вернувшись в любезное отечество, обнаружил, что его дом враждебен ему. Дело в том, что его жена открыто блудила, чему был и неложный свидетель – тяжесть чрева и носимый плод. Итак, он тотчас же чуть не убил ее за это, ибо «Полон, – говорится, – гнева муж ее» (См. Прем.6:14. – прим. ред.). Едва же совладав с гневом и решив, что не следует ему ни жить больше вместе с ней, ни убивать, конечно, ее (ведь для нее это будет погибелью, а для него – позором на всю жизнь и сердечной мукой без конца), он оставляет ее, спешит же тотчас к святому. И рассказывает ему все по порядку: об отлучке, о времени, о блуде и о неопровержимом свидетельстве ее чрева. Затем он спрашивает, что ему предпринять, как поступить, что делать с этим, ибо сам он решил отпустить свою жену, но хочет узнать, одобряет ли и тот такое. Тот же удивляется его рассказу и сочувствует его несчастью – зовет женщину и даже не спрашивает ее, ведь расспросы были бы напрасны и излишни (ибо что могло рассказать вернее, чем ее чрево?). «Что же, действительно, – говорит он, – случилось, что ты так обесчестила и себя, и мужа?» А она – ведь женщина – это существо наглое, дерзкое и бесстыдное, поскольку однажды отказалась от стыда, – нисколько не постыдилась явно лгать и открыто настаивала, что ни с кем другим не сходилась. Когда же святой указал ей на срок его отлучки, который может обличить ее ложь, она и тогда не отказалась от бесстыдства, но возмутилась, проклятая, и попыталась, вседерзостная, возражать, так что оскорбила слушающих своими оправданиями больше, чем прелюбодеянием. «Пока ведь, – сказала она, – муж был на чужбине, столько был и младенец у меня во чреве, чтобы явились одновременно и тот из чужбины, и этот из моего живота». Итак, когда она бесстыдно говорила великому это и больше этого, порождая тем самым смущение, наполняя своим криком город и призывая, словно тяжело оскорбленная, всех присутствующих на свою защиту, тогда этот кротчайший, не столько подвергая ее наказанию, сколько привлекая страхом к покаянию, говорит: «Если, о женщина, в сколь великий ты впала грех, столь же великое принесешь и покаяние, может быть, и большая останется у тебя надежда на спасение. Ведь нет такой силы у греха, чтобы она превосходила Божиего человеколюбия. Поскольку же от прелюбодеяния ты произвела на свет отчаяние, а от отчаяния – бесстыдство, то справедливо было бы тебе познать расплату за это и подвергнуться суровой каре. Впрочем, давая тебе место для покаяния, мы ясно прибавляем, что этот носимый тобой в чреве не появится на свет, покуда ты продолжаешь покрывать свет истины глубоким мраком лжи, думая скрыть, как говорится, видное даже слепым». Слова эти делами стали вскоре для этой женщины, и перед сроком родов тяжелые схватки, настигнув ее, мучительно сотрясали чрево, а плод все еще оставался внутри. И вот последнее зло: ее, так и не согласившуюся отказаться от своего безумия, схватки предают несчастной и жалкой смерти. Кто-то другой пожалел бы о ее несчастье, а я жалею о ее лукавом и неисцелимом уме, из-за чего святой, говорят, еще сильнее огорчился, стал проливать слезы и прибавил: «Не буду я больше судить никого из людей, раз этот приговор так сурово постиг ее». Все это увиденное и услышанное породило в присутствовавших большой стыд перед великим, и из-за этого они богобоязненно относились к нему и со страхом взирали на него, как и в древности на апостолов, сотворивших такое же чудо с Ананией и Сапфирой.

32. Но это был рассказ о лукавой и дурной женщине, предстоит же и о доброй. У некой женщины по имени Софрония был целомудренный и благочестивый нрав, однако не единомыслен в вере был ей муж, но придерживался эллинского заблуждения. Она же не прекращала ходить к святому и горячо просить его избавить мужа от этого безумия. А ее муж не запрещал эти посещения святого, отчасти потому что не знал, зачем она там бывает, отчасти же, потому что и сам он ходил к нему, беседовал с ним, как с другом, и почитал себе за честь почитать его – случилось однажды великому прийти и к нему. Итак, когда он пригласил и других людей, и все они вместе ели и пили у него в гостях, святой, желая под благоприятным предлогом уловить своего друга-эллина, обратился к одному из прислужников: «Маленький мальчик, которому я доверил пасти мое стадо, охваченный глубоким сном, потерял скот. Очнувшись же от сна, после упорных поисков нашел его весь, спрятавшийся вместе в одной пещере, но перед тем, как нашел его, послал гонца, чтобы сообщить нам о случившемся. И он, уже прибыв, стоит перед воротами. Поэтому спустись ты, имярек, и сообщи гонцу, что все они без исключения нашлись, и никто из стада не пропал». Услышал это слуга и, быстро спустившись, рассказал стоявшему перед воротами. Все только поднялись из-за стола, как снова другой гонец, прибыв, рассказал все совершенно так же и о находке, и о месте, и что число их не уменьшилось. Эта весть, полностью совпадавшая со сказанным святым, привела идолослужителя в большое изумление, и он поклонился праведнику как богу и захотел сделать то, что некогда и ликаонцы с Варнавой и Павлом: принести им в жертву быков и повесить на ворота венки. Но он, как и те, сказал ему: «Я не Бог, но скорее, – раб Божий и подобный тебе человек. То же, что я знаю Единого Бога, дало мне дар знать и это. Если и ты исповедаешь Его своим Владыкой, ты все будешь знать с достоверностью, ибо у Него непобедимая власть и сила». Так сказал преподобный; а жена, любя Христа более чем мужа, воспользовалась этим необычайным чудом, как удобной возможностью, и, добавляя соответствующим образом свои слова, стала убеждать мужа отречься от всего его суетного заблуждения и посмеяться над почитанием идолов, обратиться же лучше к благочестию и облечься во Христа через крещение.

33. Если же мы предадим молчанию следующую повесть, то как бы нам не только не лишить слушателей величайшей пользы, но и, более того, вместе с полезным и сопутствующей ему радости? Так что пусть будет рассказано и это, и пусть насытит добролюбивые уши. Рассказывают, что великий с большой умеренностью и свободой и управлял своей епископией, и не менее заботился о стаде. Итак, однажды темной ночью воры, забравшись в загон, утащили несколько голов из его скота. Но Бог, Заботящийся о пастыре, не пренебрег заботой и о пасомых им. Поэтому эти тати, незримо скованные неразрешимыми узами, не могли больше двинуть руками и вообще удалиться оттуда. Уже настало утро, и великий, узнав о случившемся и увидев их с заведенными за спину и связанными руками, и молитвой разрешил их от оков, и, долго убеждая их праведными трудами добывать себе необходимое, дал им также барана, ласково приговаривая: «Чтобы не напрасно вы бодрствовали». Впрочем, за сказанным последовало и другое, не уступающее ему в приятности.

34. Один тримифунтец, будучи хозяином корабля и нуждаясь в деньгах для торговли, приходит к святому, чтобы занять у него. А тот, будучи исполнителем среди прочих и той заповеди, которая говорит: «От хотящего у тебя занять не отвращайся» (См. Мф.5:42. – прим. ред.), то немногое, что у него было, да и то на нужды епископии, охотно вручает ему. Он же, взяв это и удачно совершив плавание, приходит к святому, чтобы отдать долг, а тот, сам ничего не считая и, как обычно, внимательно не посмотрев на количество, велит ему встать и положить в тот шкаф, из которого он прежде и взял. И тогда, устыдившись доброты и неделовитости заимодавца, торговец положил туда деньги, как ему и было приказано. Когда же снова случилось у него необходимость, он так легко брал, так же бесхитростно и клал обратно, и часто это происходило таким образом. Однажды вошла в купца страсть сребролюбия, и он повел себя с доверившим ему неверно и лукаво и прегрешил против истины: найдя эту свободу основанием для злодеяния, он притворяется, что положил обратно, а сам, ничего не положив, но заперев шкаф пустым, удалился. Но не захотел, чтобы так провели святого, «Уловляющий мудрецов в лукавстве их» (См. Иов.5:13; 1Кор.3:49. – прим. ред.), как говорит Священное Писание, дабы не была легко обманута его простота и открытость и дабы легко не презрели и не обесчестили его лукавые. Итак, посмотри, как попытавшегося причинить вред мудрый и справедливый промысел Божий заставляет скорее повредить самому себе. Ибо расходами, не направленными, как обычно, к выгоде, растратив деньги и снова придя в нужду, он снова вспоминает о прежнем пути и, придя к великому, того золота, которое не вернул, просит, словно вернул его. Не скрылось от того такое злодеяние, но он велит ему пойти, как обычно, и взять. А тот, как будто не сделав ничего дурного и нечестного, отправляется взять якобы положенное и, открыв и найдя шкаф пустым, каким его на самом деле и оставил, сообщает святому, думая скрыть это, но слышит в ответ, чтобы поискал тщательнее: «Из того, что ты положил, ничего чужие руки вообще не трогали». И он снова притворился, что ищет, но поскольку невозможно то, что неистинно, – прикинувшись незнающим, он сказал, что совершенно ничего не нашел. А благой и кроткий муж сказал: «Если ты, о любезнейший, действительно положил, то легко бы и нашел то, что положил; если же оно осталось у тебя, то что ты пытаешься взять это теперь у нас? Знай, что ты обманул скорее себя, чем нас». Услышав это и сжигаемый тайными упреками совести, тот больше не вынес, но тут же пал на землю и, коснувшись его священных ног, попросил прощения. А он, готовый скорее прощать, чем быть упрашиваемым, увещевает того больше не желать так чужого и не пятнать совесть коварством и ложью. «Ведь получается от этого, – сказал он, – совсем не выгода, а чистое наказание».

35. Упомянув еще об одном деле святого, наше слово перейдет к его кончине. Рассказывают, что еще при жизни святого, когда он был предстоятелем своей епархии, Александрийский патриарх, созвав собор всех подвластных ему епископов, захотел сделать эллинские изваяния и статуи жертвами общей молитвы и ниспровергнуть их на землю. Ведь город был еще полон ими, и, подобно Павлу, и он возгорелся духом и пылал душой против нечестия. Итак, когда все собрались и предались молитве, остальные изваяния по мановению Божию и силе сотряслись и упали на землю, и только одно из них (хотя многие, конечно, и поодиночке, и вместе с патриархом творили молитву) осталось на своем месте, не потому что Бог не принимал или посрамлял их молитвы, но так как по Своему мудрому устроению желал прославить Своего служителя и явить неизвестное многим – каков среди епископов Спиридон. И вот, когда уже настала ночь, сам патриарх все еще прилегал к молитве, и некое божественное видение, явившись, велело ему не отчаиваться, что этот идол упадет, ибо лишь Спиридону и только ему одному предназначено ниспровергнуть его, но «пусть он поскорее пошлет за тем на Кипр, ибо этот муж – епископ Тримифунта». Патриарх поступает, конечно же, согласно этому приказу и, послав письмо, приглашает святого. А письмо это сообщало и о причине приглашения, и о явившемся видении, и что от приезда не должно отказываться. Тот же соглашается сразу, как только кончил читать написанное, и отправился в путь: взойдя на корабль, отплыл в Александрию. Итак, корабль причаливает к Неаполю (это – знаменитая Александрийская гавань), а он, сходя с корабля, помолился про себя, и как только его ноги ступили на землю, мерзостная статуя, сумевшая выдержать молитвы многих, вместе с самим храмом сокрушилась и превратилась в пыль. Это и известило папу о его прибытии, никому еще не известном. Ведь когда видевшие рассказали, как сам по себе упал этот идол, папа тотчас же сказал: «Друзья, Спиридон из Тримифунта». И они, поспешив (ведь он приказал им встретить его), еще на спуске [к пристани] встретили великого. Кто из живущих на краю земли не слышал об этом чуде? Узнали византийцы, узнал и сам властитель, услышали все города, лежащие посреди, и почти всю вселенную обошло это чудо. Невозможно сказать, сколь великую пользу принесло оно верующим и неверующим, так что одни обратились к благочестию и приняли священное крещение, а другие еще тверже укрепились на его основании. И это не некий простой и непроверенный слух, но и образ говорит и свидетельствует об этом – он находился между так называемыми главными вратами и храмом, я имею в виду – Тримифунтским, где священные останки Спиридона, и рассказывал по порядку и о другом. Но, оставив другое, как было обещано, перейдем к его божественной кончине.

36. Стояло лето, поля были тучны, и урожай у святого был богатый и обильный. А он, исполняя большинство дел сам и работая руками, берет в руку серп и начинает жать. Внезапно всего несколько капель, хотя Бог не посылал тогда никакого дождя, падают только на его священную голову – так Божество показывало, что и он, расцветая добродетелями, словно некое доброе поле, орошается каплями, да так, как еще никогда прежде, и этот плод приносится Владыке и Земледельцу. А за этой необычайной вещью последовала и другая, еще необычайней. Ведь когда он, держа свою голову правой рукой, явил присутствующим то, как она цветет от росы, его волосы оказались одновременно и рыжего, и черного, и белого цвета – не знаю, что Бог хотел ознаменовать этим. А он, как обычно, поняв все, сказал присутствующим: «Знайте, друзья, что я уже переселяюсь из тела, великой же славой Господь окружит память моего преставления, и многим людям день моей кончины будет поводом для празднества, так что все возрасты: и юноши, и мужи достигшие средних лет, и старцы, будет любочестно справлять его». Сказав и произнеся это и многое другое, но также и увещав их должным образом и изъяснив в речи к присутствующим всякое спасительное благо, а особенно относительно самой благородной и все остальные превосходящей добродетели, я имею в виду любовь к Богу и ближнему, он вскоре, как, действительно, и предсказал, предал свою чистую и священную душу, ангелам став достойным собеседником, однако и людей полностью не оставив, но еще больше предстательствуя за них теперь, когда стал еще ближе к Богу и еще большим пользуется у Него дерзновением. Много чудес, итак, и после кончины он свершил и свершает поныне. А мы, чтобы ни после конца жития не описывать сразу и все чудеса, ни снова надолго не затягивать наше произведение, упомянув об одном или двух, положим в Боге конец слову.

37. Рассказывал некто из христолюбивых и горячо любящих святого, но любящих не меньше и истину, что во время совершения праздника (а совершается он двенадцатого декабря) приходит и он к его гробнице, словно чтобы встретиться с живым, всем своим лицом выражая почтение и благоговение по отношению к нему. Когда же он был уже рядом и хотел бросить взгляд, «такое,– говорил он,– божественное посещение почувствовал я внутри себя, и так оно прошло через мое сердце, что я вознесся духом и помышлял только об его красоте, забыв обо всем земном, забыв и о своем теле и оставаясь почти безгласным и немым, равно как и без пищи, и ни к кому словами не обращался, ни к пище или питью вообще не подходил, разве что только причастился Владычнего и божественного Тела и Крови». Однако и другой раз случилось с ним еще большее чудо, и очень приятно рассказать, каким образом. Он, как было сказано, снова был привлечен праздником и, прибыв в Тримифунт и поклонившись и облобызав раку, хранящую мощи святого, исполнился так же, как и тогда, сердцем света, а душой – радости и словно получил, насколько это возможно, в настоящем знамение благ, ожидающих святых. Затем пошел он и на ярмарку, чтобы купить кое-какую одежду, платья для бедных и неимущих, к чему призывала его и погода, ведь тогда был холод. Итак, когда он исполнил это и должен был идти домой по велению нужды, было, как обычно зимой, большое скопление облаков, и грозил пролиться сильный дождь, так что, подвергшись такому несчастью, он немало сомневался, как со своим грузом проложить себе дорогу домой. Тогда он положил себе благое упование и, взвалив свой скарб и все одежды на вьючных животных, сам бежит к храму, чтобы, как мог, обнять раку и, горячо припав, словно к живому, попросить сопутствовать ему в дороге, стать для него и для всех его спутников добрым предводителем и сделать легко проходимым их путь, сдерживая грозящий дождь и бушующий ветер. Помолившись так, он выступает из Тримифунта. А святой, как тот и молился, не только невидимо, но даже и видимо был с ним на всем пути, словно некий проводник. Дождь же, нависавший, так сказать, из-за смешения воздуха и скопления туч, он также сдержал своей силой и не дал ему пролиться. Но когда этот муж, наконец, достиг дома, он тотчас становится незрим, а сердце снова осиял несказанный свет, и наполнила радость, словно коснулся его святой и даровал ему от своего веселья и радости. Когда же и святой исчез, а этот муж оказался внутри дома, тотчас последовал дождь, просто проливной, и продолжался так долго, что не переставал целых три дня. И тогда он разрешил ему трудности путешествия, а в другой раз – и другую сложность.

38. Настал день праздника святого, но снова трудно было этому мужу встретить его, и, считая это для себя несчастьем, он с молитвой попросил не лишать его обычного посещения и благодати. И вот, молитва еще не закончилась, а он оказался уже рядом с храмом и одновременно почувствовал его присутствие и приобщился обычной заботе [святого] и сладости. И увидел он, что и сам [святой] вошел вместе [с ним] в храм, чтобы помолиться, и был с ним на всем славословии, а затем, благословив всех присутствующих, в конце удалился.

39. Мое слово сказало, если и не все о нем, то вполне достаточно для добролюбивых. А как он заботится и о постоянно молящихся ему, пусть не другой рассказывает, но, как подобает, только те, кто ежечасно сподобляются его чудес. Не следует же боголюбивым порицать и то, если кто, недоумевая, спросит, откуда такое море чудес у Спиридона и, что такое некогда совершив, он так одарен Владыкой. Пусть знает, что все эти блага собрались к тому словно по согласию, чтобы стал знаком лучшего жития. Но было у Спиридона одно как бы качество и свойство, отличное от других – величайшее превосходство в смиренномудрии и скромности, и то, что, превосходя почти всех, кто сподобился дара благодати чудес, он и себя почитал ничем, и от обычных и отягощенных грехами людей себя считал ни в чем не отличным. Таковы его свершения в жизни, таковы и его чудеса. Да удастся и нам с его помощью подражать некоторым из его дел (ведь все невозможно даже и рассказать), чтобы стать сопричастниками уготованных ему благ милостью и человеколюбием Господа нашего Иисуса Христа, с Которым Отцу и Святому Духу слава, честь и поклонение, теперь, всегда и во веки веков, аминь.