Московский старец протоиерей Василий Николаевич Серебренников (1907–1996)

Протоиерей Василий Николаевич Серебренников родился 17/30 октября 1907 года в городе Томске в семье военного врача Николая Николаевича Серебренникова. В начале первой мировой войны супруга Николая Николаевича, Мария Алексеевна, с малолетним сыном переехала к своим родственникам в Одессу. Вскоре после революции Серебренниковы поселились в Москве в районе Старого Арбата.

В годы учёбы Василий часто посещал московские храмы и монастыри. В Даниловском монастыре познакомился с архимандритом Георгием* (Лавровым) (ныне прославленным). (* Преподобноисповедник Георгий (1862–1932)) Старец Георгий стал его духовным отцом. После ареста подвижника он духовно окормлялся у отца Павла Троицкого.

В 1925 году Василий окончил десять классов средней школы в Москве и поступил в Московский государственный университет на медицинский факультет, который окончил в 1930 году, после чего стал лечащим врачом.  В последующие годы он работал в различных лечебных учреждениях, вступил в брак с Маргаритой Васильевной Ананской, в 1940 г. защитил кандидатскую диссертацию, готовился к защите докторской, но по состоянию здоровья прервал врачебную и научную деятельность.

По Промыслу Божиему ему суждено было стать священником. Из воспоминаний протоиерея Василия Серебренникова: «В то время...  из-за болезни я не работал и чувствовал, что вообще умственное напряжение трудно для меня (до этого я работал в медицинском научно-исследовательском институте)... Не знал, как дальше жить.    Тогда-то одна моя знакомая... повела меня представить Ольге Серафимовне...» В тот день он познакомился с прозорливой старицей Ольгой Серафимовной (тайной монахиней Серафимой (Дефендовой), которая при первой же встрече назвала его “монахоподобным священником” и попросила у него благословения.  

Из воспоминаний протоиерея Василия Серебренникова: «Меня охватило внутренне волнение – чувство, что тут дело не простое... Наконец в третий раз подходит. Тут я не выдержал и нехотя благословил её...

Через некоторое время я обратился с просьбой о священстве к митрополиту Николаю*. (*Митрополит Крутитский и Коломенский Николай (Ярушевич)(†1961))

Он направил меня в Духовную Семинарию, которая находилась на Девичьем поле, к ректору. (Богословский институт и пастырские курсы, возрожденные в 1944 году, в помещениях Новодевичьего монастыря)

Затем год и два месяца я готовился к экзаменам... Когда сдал экзамены и получил об этом удостоверение, то для меня долго не находилось места священно служителя... Наконец, освободилось место в храме святого мученика Иоанна Воина...»

28 марта 1948 года на Крестопоклонной неделе митрополит Николай (Ярушевич) рукоположил Василия Николаевича Серебренникова в сан диакона, через неделю – в сан иерея.

Вспоминает диакон Сергий К.: «Отец Василий стал священником в 1948 году и служил в храме святого мученика Иоанна Воина на Якимовке. А я родился в 1948 году, и меня крестили – именно в  храме Иоанна Воина. Крестил меня почётный настоятель отец Александр Вознесенский... Много лет спустя, когда я пришёл домой к  отцу Василию, вижу огромный портрет какого-то священника. Я спросил: что за батюшка? А это был отец Александр Вознесенский. Оказывается, отец Василий с ним начинал, учился у него. Отец Александр был прозорливец, настоящий старец.  Отец Василий многое перенял у него.

Отец Василий человека сразу чувствовал. Знал, что для кого необходимо, и заботился обо всех наших нуждах...

Когда отец Василий говорил проповедь, то голос у него был тихий и слабый. Но так говорил, что всем всё было понятно... Слова его прямо в сердце ложились, как целительный бальзам.

Когда задавали вопросы, отвечал он не сразу – сначала помолится, и Господь ему открывал. Он всё с молитвой делал, молитвенник был великий. И Господь по молитве давал ему просимое, потому что у него была чистая и сильная вера.

У отца Василия и чада были такие, что ещё в 30-е годы ходили в храм и пронесли веру через все испытания. Тех людей, которые недавно пришли к Богу, отец Василий укреплял, и из того, что он им говорил, многое уже сбылось...

Его духовные чада сейчас скорбят, что не к кому теперь обратиться... Отца Василия нет с нами, но в утешение осталась молитва. И все люди, которые  молятся за него, получают утешение и помощь...

Оптинские старцы говорили, что в последние временами придётся спасаться по книгам, может быть это время уже наступает? Хочется надеяться, что в любом случае Господь не оставит нас».

Из воспоминаний монахини Гликерии: «В своих духовных наставлениях батюшка обращал главное внимание на молитву и трезвление. Говорил, что полезно в конце дня анализировать ум и сердце, пребывали ли они с Богом (Иисусова молитва). Учил просить помощи Божией на молитве в течении дня. Напоминал о глубоком сердечном самоукорении, которое приводит к смирению: надо считать себя хуже всех, избегать тщеславия и чревоугодия, полагать начало благое не умом, а сердцем.

Признаки истинного смирения, по учению преподобного Иоанна Лествичника, это когда всякое самоукорение принимается как врачевство. Когда мы ни на кого и ни на что не гневаемся, когда не верим своим добродетелям и желаем им научиться...

Отец Василий физически был  очень слаб... Ел он очень мало и всё в протёртом виде. Вкусной и сладкой пищи вообще не ел. Приём пищи сопровождался физической болью. Но страдалец не показывал вида, по-монашески всё терпел. Сам батюшка одевался очень скромно. Но людям щедро помогал – и тайно и явно...

Старец призывал трудиться для приобретения Божиего милосердия во всех обстоятельствах жизни, что вполне возможно, если просить об этом у Бога с чистым сердцем. Укорял нас в привыкании к молитвам, называл это зачитали.

Напоминал о сердечной молитве, особенно в благодарственном правиле.

Учил не спешить во всяком серьёзном деле. «Пусть пройдёт время, – говорил он, – тогда и увидишь правильное решение».

Из наставлений батюшки запомнилось: не вдаваться в недостатки ближнего, уметь слушать духовника при всех обстоятельствах, стараться никого не исправлять, не читать морали... Помыслы, что «свят» или что «не спасёшься» – от демонов, они могут вознести в мыслях до Небес и низвергнуть в бездну. От Бога – память смертная... Всякий раз на молитве преодолевать нежелание «трудиться», «домаливаться»,  понуждать себя к молитве до тех пор, пока душа не почувствует сердечный отклик... Советовал потерпеть скорбное, неприятное, чтобы Господь не отнял Своей милости и доброго расположения, например в Великий пост...»»

С сентября 1955 г. и до своей кончины старец Василий являлся клириком храма Воскресения Словущего на Арбате, а в июле 1965 г., по просьбе прихожан, был назначен настоятелем этого храма.

Из воспоминаний протоиерея Василия Бабурина: «У меня был духовный отец – священник Сергей Орлов, он служил в храме Покрова Пресвятой Богородицы в Акулове, Одинцовского района. Когда он умер, моим духовным наставником стал отец Василий, они встречались постоянно. Помню, отец Сергий часто приходил в храм апостола Филиппа на Арбате... Отец Василий у отца Сергия исповедовался. Это были два наших настоящих старца – наши, московские...

С отцом Василием я познакомился в 1973 году, когда меня назначили служить в храм Воскресения Словущего, что в Филипповском переулке, где он был настоятелем...

Когда батюшка был жив, я постоянно чувствовал его молитвы и заботу, любые вопросы можно было бы с ним решить... Он умел любить. Умел заступиться за того, у кого неприятности, умел выручить человека, спасти... Когда отец Василий приходил в храм... то сразу же, прямо с порога, его обступали люди, каждый со своими проблемами, со своими болячками. Он ко всем – с нежностью...

Не было у него никакой злобы, никакой обиды, никогда не было раздражения. За всё время совместного служения ни разу я не видел в нём вспыльчивости, обиды, гнева... Его отличали милосердие, сострадание, и любовь его была беспредельная, к людям был всегда внимательным. Иногда прямо  говорил, открывал человеку глаза. На некоторые вопросы сразу не давал ответа, просил подождать, а сам молился.  Бывало, не раз говорил: «Я помолюсь, я ещё помолюсь». Действительно, помолится и только после этого ответит, что нужно человеку. Или исповедует, к нему стоит много людей, а он посмотрит в самый конец толпы: «Ну-ка. Марфа, иди сюда. Я тебе что сказал, почему ты не сделала  то-то? Вот ты поэтому и страдаешь, потому и заболела»... Господь ему открывал. И это происходило на моих глазах. Не то, что я от кого-то слышал.

Но самым удивительным было то, как батюшка служил Божественную Литургию! Так полноценно я почувствовал Богослужение ещё только с архимандритом Иоанном (Крестьянкиным) в Псково-Печерском монастыре и с отцом Сергием Орловым. Вот три священника, у которых была действительно настоящая молитва.

Приведу пример. В храме Воскресения Словущего я был единственным дьяконом и очень уставал, потому что мне приходилось ходить на раннюю и позднюю Литургии... Буквально валишься с ног, слабость, голова кружится...

И вот совершает отец Василий позднюю Божественную Литургию – пропели Херувимскую, начинается Евхаристический канон, и вдруг усталость как рукой снимет! Лишь начинает отец Василий читать евхаристические молитвы – возникает такое состояние, что душа расстаётся с телом! Тела уже не чувствуешь, а кажется, что ты находишься на Небесах...

Случалось, что после Евхаристического канона отец Василий мог вдруг обернуться и сказать: «Вася, Господь мне сейчас открыл, что ты в том-то и том-то не раскаялся, такие-то у тебя грехи». И называет их...

Отец Василий умел всех любить...  Он был глубоким знатоком человеческих душ.

Приведу один интересный случай. Прослужив много лет протодиаконом, я стал священником, и в день памяти святой преподобномученицы Евдокии проводил исповедь. Подходит ко мне одна старушка, говорит, что ей 93 года, зовут её Евдокия, значит именинница. Я говорю: «Давай, бабушка, исповедоваться». А она говорит: «А чего, милок мне исповедоваться, всё уже рассказано, грехов у меня нет, не грешу»»... И так спрашиваю. И так, а она не хочет каяться – святая. Что делать. Как быть – не знаю... Иду в алтарь к отцу Василию, объясняю всё...  А отец Василий отвечает: «Ты спроси, в жизни её кто-нибудь обижал?» Я сразу понял, возвращаюсь к старушке, говорю: «Тебя в жизни кто-нибудь обижал?» –«Ой, милок, сколько меня обижали. Сколько слёз пролила!» Вот и грех – самолюбие...

Как он молебны служил! На всех молитвах все имена поминались: двадцать заказывают, значит, двадцать молитв читается. В Москве нигде так не служили – читали только три молитвы, Спасителю, Божией Матери и всем святым...

 Не только в храме, но и дома отец Василий был внимательный, отзывчивый, гостеприимный... Бывало, приходишь к отцу Василию за каким-то советом. Он лежит больной, читает, вокруг него много книг. Придёшь, он примет, как всегда, ласково, и стоит только с ним посидеть, даже ничего не спрашивая, на душе становится легко и радостно. Иногда ничего и говорить не надо, а только побыть рядом с ним – и уже всё становится ясно и понятно. Шла от него теплота духовная, поэтому достаточно было оказаться возле батюшки, чтобы получить: и утешение, и умиротворение, и разрешить вопросы, ничего не спрашивая...»

Отец Василий не только призывал всех освободиться от греха, очистить свое сердце, исполнить волю Божию, но и сам следил за чистотой своего сердца, прислушивался к голосу Божию внутри себя. Приведём несколько цитат из его дневников: «Служил Литургию. Начал с трудом и сухо, и вдруг в сердце явилось чувство, что надо и самому каяться – молиться о своих грехах и неведениях христиан (прихожан). Стал каяться, понуждать себя к покаянию и Бескровную Жертву приносить и за себя, за свои грехи. Во время причащения сердце наполнилось умилением и благодатию, так что два раза пытался читать вслух, как обычно, молитву «Верую, Господи, и исповедую», но не мог от переживания – только частично прочел про себя и чувствовал, что все от Бога и начало всему Бог. Значит, за Литургией надо усердно каяться в своих грехах ...

Был сильно поражен неприятным случаем. Возмущение в сердце (это давняя рана в моем сердце от некоторых происшествий на службе); молился, но [возмущение] полностью не отходило. Поисповедовав часть людей, на Херувимской зашел в Алтарь апостола Филиппа, молился на коленях, и в сердце стало ясно, что должно быть искреннее сердечное прощение подозреваемого, и что я нахожусь как бы пред судом Божиим. Тогда все отошло...

Дома читал Октоих и канон Великомученице Марине (Маргарите). Хотя это и известно, но теперь открылось в сердце, что нынешние (мои) страдания – любовь Божия к нам, и наша слава, если правильно их переносим».

 «Как-то я проводил отпуск у себя на даче. Однажды, встав утром, почувствовал – не знаю, как точно это выразить, – благодать, охватившую все мое существо – полились слезы, молитва охватила весь состав души и тела. Это было состояние покаяния, с глубоким чувством своего ничтожества, но не отчаяния. Молитва то усиливалась, то ослабевала, и когда ослабевала, я протягивал левую руку к образу Смоленской Божией Матери, говоря: «Матерь Божия, подай копеечку», – и молитва усиливалась. Так повторялось каждое утро в течение всего отпуска. Во время такой молитвы я чувствовал благодатное изменение своей души, так что менялся даже внешне, в лице.

После отпуска вернулся в Москву и был твердо уверен, что такая молитва будет продолжаться, но глубоко ошибся. Молитва стала прежней, обычной. Я опечалился, но спустя довольно короткий промежуток времени Господь дал мне благодатную молитву во время Литургии. И на каждой такой Литургии мне что-то открывалось в сердце, прежде сокровенное – то, что без благодати кажется простым, во время посещения благодати делается очень глубоким в восприятии...

Особенно сильной была молитва во время Херувимской. Всякий раз во время Херувимской я проливал обильные слезы. Тайные молитвы читал вслух, переживая их всем своим составом. Некоторое время сослужащие мне священники сопереживали мне, мы молились единым сердцем, но вскоре это единение расстроилось.

Приходя домой после службы, читал Служебник, чтобы глубже проникнуть в слова богослужения, и благодатная молитва возвращалась. В книге «Подвижники благочестия XVIII и XIX веков» я нашел подобные примеры. Я убедился, что это не моя выдумка, что и великие люди переживали подобное, только их переживание было значительно ярче, сильнее...».

В шестидесятые годы отцу Василию было даровано благодатное служение Литургии. Те, кто наблюдал его тогда, рассказывали, что его лицо светилось. Так продолжалось два или три года.

Вспоминает иеромонах Иона (Займовский): «Познакомился я с отцом Василием в храме святого апостола Филиппа, что на Старом Арбате, где я служил чтецом и алтарником... Отцу Василию в то время было 84 года. Высокий, худой, немного сутулый, с седыми, зачёсанными назад волосами, небольшой бородкой, с измождённым от болезней  и старости лицом. Он казался священником совсем иного, ушедшего века... Он был действительно «не от мира сего»...

Как-то отец Василий пригласил меня в алтарь Филипповского придела во время праздничной литургии, которую он служил... Он не просто молился, он разговаривал с Богом, как мы разговариваем с близким для нас человеком... Он словно что-то искал, чего-то ждал от Христа. Присутствовать, видеть, как он молится за литургией, было большим счастьем, для меня это было замечательным примером, великим утешением...

Как-то он сказал, что милостью Божией пережил сталинские и хрущёвские гонения... «Господь сохранил меня... Если бы я рассказал тебе о всех искушениях, которые я перенёс от недобрых людей из КГБ, то можно было бы составить книгу...

Раньше у отца Василия был дар слёз во время служения Божественной Литургии. Он рассказывал, что перед службой всегда клал рядом с собой стопку салфеток, но всё-таки не хватало – всё было мокро от слёз...

-Но сейчас Вы не плачете?

-Господь отнял слёзы за гордость, за один поступок.

Он не сказал какой... Он был одним из последних старцев, гигантов духа, подвижников благочестия, переживших времена кровавых гонений на церковь, которым придёт ли смена?»

Люди, знавшие старца Василия, верили в силу его молитвы, сами не раз убеждались в мудрости его советов и прозорливости . К нему шли со скорбями и болезнями, за благословением на предпринимаемое дело и за утешением.

23 мая, в праздник Вознесения Господня отец Василий последний раз приезжал в храм. Тяжелая болезнь, злокачественная опухоль внутренних органов на все оставшиеся месяцы жизни приковала его к постели. Но он продолжал исповедовать дома, давал советы по телефону, читал присылаемые ему исповеди.     Утро 29 около полуночи отец Василий  сказал: “Я умираю”. Он тяжело дышал. Через некоторое время он повернул голову и, широко раскрыв глаза, устремил свой взор в святой угол, где висели иконы и стояли Святые Дары. Он ничего не говорил, только слабым жестом руки приглашал духовных чад посмотреть туда, куда он смотрел, лицо его преобразилось, взор был очень глубоким, он смотрел необыкновенно радостно, с изумлением и восторгом, глаза стали широко раскрытыми, голубыми, со светящимися пучками из них. Так длилось несколько минут. Потом голова его приняла прежнее положение. По воспоминаниям прихожанки Т., присутствующей при его кончине: Около пяти часов утра батюшка три раза улыбнулся блаженной, счастливой улыбкой... В шесть часов утра он затих.

Весть о кончине отца Василия Серебрянникова быстро разнеслась по Москве, в течение дня на квартире батюшки служились панихиды, читалось святое Евангелие.

Утром 31 декабря гроб с телом почившего был поставлен в храме Воскресения Словущего, и московское духовенство приезжало прощаться с почившим собратом. Чин погребения был совершён 2 января 1997 года епископом Истринским Арсением в сослужении многочисленного московского духовенства (44 священника и 8 дьяконов).

Столь естественная в эти минуты скорбь разлуки с дорогим сослуживцем, наставником, отцом незаметно растворилась тихой радостью, которая всегда осеняет кончину праведника...»

Протоиерея Василия Серебрянникова  похоронили на Введенском кладбище в Москве (место захоронения 23–9).

Надо быть не рабом, не наёмником, а любить Бога. Наше состояние далеко от того, кем мы должны быть. Нельзя формально исповедоваться, молиться, ходить в церковь.

Перед исповедью – время, когда мы можем отложить тяжкое бремя греховное, разорвать вериги греха: «скинию падшую и сокрушенную» нашей души увидеть вновь обнаженной и светлой... Но к этому блаженному очищению ведёт нелёгкий путь... Если ты приступаешь служить Богу, то приготовь душу к искушениям. Если ты решил говеть, явится множество препятствий внутренних и внешних. Они исчезнут, как только проявишь твёрдость в своих намерениях....

Исповедь не есть беседа о своих недостатках, сомнениях... Исповедь- горячее покаяние сердца, жажда очищения, идущая от ощущения святыни, умирание для грехов и оживание для святости.

Расскаянность – уже степень святости, а бесчувственность, неверие – положение вне святости, вне Бога... «Видеть грехи свои в их множестве и всей их гнусности действительно есть дар Божий»,– говорит Иоанн Кронштадтский... Обычно люди. Не опытные в духовной жизни, не видят ни множественности своих грехов, ни их гнусности –«не украл, не убил», – таково обычное начало исповеди.  А самолюбие, непереносение укоров, чёрствость, человекоугодие, слабость веры и любви, малодушие, духовная ленность – разве это не важные грехи?

... Почему святые отцы оставили нам покаянные молитвы, считали себя первыми из грешников, с искренней убеждённостью взывали к Иисусу Христу: «Никто же согреших на земле от века, якоже согреших аз окаянный и блудный». А мы убеждены, что у нас всё благополучно. Чем ярче свет Христов озаряет сердце, тем яснее сознаются все недостатки, язвы и раны. И, наоборот, люди, погружённые во мрак греховный, ничего не видят в своём сердце...

Нужно отметить в себе своеволие, непослушание, самооправдание, нетерпение, неуступчивость, упрямство, но ещё важнее открыть их связь с самолюбием и гордостью... Если мы близко принимаем к сердцу житейские неудачи, тяжело переносим разлуку, неустанно скорбим об отшедших, то, кроме силы и глубины наших чувств, не свидетельствует ли это также о неверии в Промысл Божий.

Есть ещё одно вспомогательное средство, ведущее к познанию своих грехов – вспомнить, в чём обычно обвиняют нас другие люди... Очень часто их обвинения имеют основания. Необходимо ещё перед исповедью просить прощение у всех, перед кем виноват, идти к исповеди с неотягощённой совестью...

Знак совершившегося покаяния – чувство легкости, чистоты, неизъяснимой радости...

Любовь к Богу открывается через любовь к ближнему... Надо помогать нуждающимся делом, словом, молитвой, сострадательностью. Мудрое слово дороже подаяния. Необдуманное слово идёт от человека к человеку. Нам необходимо ежедневное самоукорение...

Учитесь любви. Жизнь будущего – это любовь. Будьте мужественны, умудряйтесь и учитесь любви. Необходимо приобрести добродетели: не осуждать, не раздражаться... Как можно чаще молиться, вспоминать Матерь Божию. Если не научимся внутренней молитве – не устоим...

В браке нужно не только спасаться, но и получать венцы. «Да убоится жена мужа» (Еф.5,33),– значит, что она боится оскорбить его и повредить его чести, а муж бережёт её, и оба ищут в браке не только телесного, но и душевного, и духовного. Брак – это путь к духовному усовершенствованию...

...Эпоха скорбей и болезней. Скорби – это естественно. Надо все переносить мужественно, с упованием на волю Божию. Не ропщите, все скорби – для очищения наших грехов. Не унывайте. Всё от Бога. Только всё время просите у Бога помощи. Потерпеть нужно по-христиански: по грехам моим потерплю.

Верить надо в Промысл Божий... Не допускать ропот.

Это самое страшное. Всё – по делам моим приемлю. Мы несём свой крест за свои грехи. Надо помнить свою греховность...

Будут одолевать волны житейские, чтоб научились терпению, смирению, хорошему отношению к людям. Терпеть и уповать на волю Божию...

Основание всего вера. Простая, искренняя, без мудрований. Ум нужен, но не мудрование... Нужна простота сердца и вера...

Когда старца спрашивали, как надо читать святое Евангелие, сидя или стоя, он отвечал: «Надо читать сердечно». (Краткие выборочные цитаты из книги «Свеча Богу»)