Старец Кодрат из монастыря Каракалл

Отец Кодрат был истинным рыбаком – ловцом человеков. Как никто иной мог он улавливать души. Леской его было покаяние, удочкой – свет Божий, а наживкой – любовь.

Святой монастырь Каракалл–один из великих афонских монастырей, одиннадцатый по иерархии, имеет интересную историю. Он расположен на северо-восточной стороне Афонского полуострова на лесистом, живописном склоне холма, обращенном к огромному Эгейскому морю, берег которого лежит от него в получасе ходьбы. Немного повыше него поднимается святой монастырь Филофей, а к юго-востоку, на расстоянии четырех часов ходьбы, Лавра.

Посетитель Каракалл а, рассматривая окрестности из гостевого домика, непременно окажется под сильным впечатлением от увиденного. «К юго-востоку простирается Эгейское море, огромное и спокойное, в водах которого отражаются небеса. К западу открываются дикие ущелья, тянущиеся от самых высот Афона, и песня севера слышится нам в постоянных и разнообразных завываниях ветра. С первой улыбкой рассвета, когда лучи солнца освещают морские волны, симантроны призывают нас на Литургию...» (К Луварис, «Афон, врата Неба», стр. 49). Все, кто бывал в монастыре Каракалл летним утром, увезли такое впечатление.

Первые страницы истории монастыря затеряны в глубине веков. Мнение, что он связан с римским императором Аврелием Антонием Каракаллой (3-ий век) не поддерживается современными историками,

Доподлинно известно (об этом свидетельствует хрисобулла Византийского Императора Романа IV Диогена (1068 –1071), что монастырь существовал уже до 11-го века.

Подобно другим монастырям на Афоне, он помнит различные повороты истории. После падения Византии Каракалл пережил время упадка и был почти разрушен. Но благодаря заботам правителя Молдавии Иоанна Петра Рареша (1527– 1546) и его дочери Роксандры, супруги правителя Молдовалахии, он был восстановлен и укреплен.

Между монастырем и морем стоит высокая величественная башня, построенная в XVI веке на деньги правителя Молдавии Рареша.

Жизнь и развитие монастыря проходят под покровительством и защитой первоверховных апостолов Петра и Павла. Им посвящен собор, и в их день, 29 июня, бывает большое торжество. Часто с уст монахов слетают славословия двум святым Покровителям обители:"Апостолов первопрестольницы, и вселенныя учителие, Владыку всех молите, мир вселенней даровати, и душам нашим велию милость».

Вся церковь украшена фресками дивных шедевров иконописи XVIII века. Многоценна икона в строгом византийском стиле, на которой апостолы Петр и Павел написаны обнявшимися (работа Константина Палайокапаса). Есть в храме и еще замечательная икона – икона Двенадцати Апостолов, работа славного иконописца иеромонаха Дионисия из Форна Аграфон.

В затруднениях своих монахи часто прибегают к чудотворной иконе Божией Матери «Скоропослушница», и: «Никто, к ней прибегающий, не уходит посрамленным.»

Дивные Царские врата собора, созданные Феофаном в 1562 году, являются произведением исключительной художественной ценности.

В монастырской библиотеке, кроме новых книг, можно видеть и старинные – и из бумаги, и из пергамента, примечательные и количеством своим, и ценностью.

Из мощей святых, «более чтимых, чем камни драгоценные, и более ценных, чем золото», пребывающих в обители, в первую очередь надо сказать о главе апостола Варфоломея, главе св. Христофора, частичках мощей мученика Меркурия. Особо почитаются мощи новомученика Гедеона, бывшего насельником монастыря. В серебряном сундучке здесь хранится частичка Святого Креста. Хранятся также шлем и меч мученика Меркурия.

В таком окружении, в живом присутствии такого количества святых, икон, сокровищ духовных, воспоминаний... как может не возрастать новая святость?

И окрестности монастырские также способствуют возвышенному настрою души. Местность между Лаврой, Каракаллом и Филофеем всегда привлекала подвижников, в бедных пустынных лесных каливах практиковавших умную молитву. Уединенность тех мест способствует молитве, и тишина помогает устремлению мысленному ввысь.

Один благочестивый монах из Лариссы, побывавший паломником на Святой Горе в 1950 году, с изумлением видел в этом святом месте, рядом с монастырем Каракалл, монаха, молившегося на воздухе, стоявшего в метре над землей (Архимандрит Хризостом (Мустака), «Святая Гора Афон», Афины, 1957, стр. 40).

Среди монахов Каракалла более позднего времени достойны упоминания имена отцов Паисия и Галактиона. Первый прославился своей самоотверженной любовью к ближним – трудами в монастырской больнице, а второй – выдающимся аскетизмом. Подвизался здесь также в покаянии старец Андрей. После некоей болезни у него открылось непрерывное слезоточение, и слезы те, словно источник наслаждения, услаждали сердце его. Он всегда держал в руке платок, денно и нощно орошаемый слезами.В этом возвышенном окружении – природном, архитектурном и духовном – подвизался великий воин духа, чью жизнь мы собираемся описать, – игумен святого монастыря Каракалл отец Кодрат.

Отец Кодрат был родом из Вриулы в Малой Азии. Видно, этот маленький городок населен добрыми христианскими

богобоязненными семьями, так как многие отцы Святой Горы произошли оттуда.

Имя его мирское было Кириак Вамвакас. Отец его торговал лесом и через то много общался с капитанами, перевозившими лес из Малой Азии на Святую Гору. Маленький Кириак слышал множество рассказов и описаний Удела Божией Матери, и желание его поехать туда укреплялось. Он благоговел перед этим святым местом, единственным в мире, и мечтал быть удостоенным чести стать воином Христовым и быть зачисленным в Его духовное воинство. С юного возраста он очень строго и внимательно относился к жизни. Развитие его было добрым, жизненный путь казался ясным.

Когда он прибыл на Бэру, ему было двадцать лет–расцвет молодости. Во все времена молодежь находится в состоянии духовного поиска. Они поразному понимают смысл жизни, смысл существования человека, думают о будущем, о превратностях и испытаниях судьбы. Юная душа легко попадает в сети мирских соблазнов, но также легко она способна принять героическое решение в поисках Христа. Никакая другая любовь на земле по глубине своей и радостному чувству не может превзойти любовь ко Христу, которая рождается в молодой душе. Очевидно, лучи этой любви Божественной осветили и Кириака, некая сладостная волна любви к Богу прошла через сердце его, уставшее уже от искушений, и он бежал, «словно олень, устремившийся к источнику водному.-»

Позднее отец Кодрат рассказывал: «Когда дома точно узнали, что я отправился на Гору, то родные горевали. Особенно сокрушалась мать. Однако отец мой был более спокойным и более духовным человеком.

«Почему ты плачешь, родная? – сказал он ей. – Разве мальчик наш ушел в разбойники? Нет. Он ушел стать убийцей? Нет. Он ушел от нас, чтобы стать злодеем? Нет. Покинул нас, чтобы стать вором? Нет. Ушел, чтобы прожигать жизнь в тавернах и притонах? Нет. Он ушел, чтобы стать монахом, отдать жизнь свою Христу, а не диаволу. Тебе надо бы радоваться, а не плакать!»

Эти слова утешили мать Они заставили ее думать более серьезно, более мудро, по-христиански, воззвали ее прославить Господа

за то, что отныне и впредь один из детей ее будет монахом, молящимся о ее спасении в этом мире и вечной славе в другом.

Мы не знаем, что привело отца Кодрата в монастырь Каракалл после того, как он несколько лет прожил в Новом скиту. В то время в святом монастыре Каракалл подвизалось более шестидесяти монахов. «У нас здесь маленький монастырь, – сказали ему братия, когда он впервые пришел сюда, – но монастырь общежительный».

«Как только я услышал, что монастырь этот общежительный, – говорил он позже, – я очень обрадовался. Общежительный монастырь – это было то, что я искал, и я нашел. Мне рассказали о монастырском уставе. Я внимательно все слушал, все производило глубокое впечатление».

Разве не так же и в нынешние дни? Юноши с благородными сердцами, жаждущими евангельской истины и чистой монастырской жизни, стремятся в общежительные монастыри. Не интересны им монастыри особножитные, привносящие в жизнь монахов много дурного. То, что молодые монахи в массе своей устремляются сейчас в общежительные монастыри – киновии, свидетельствует против порядка особножитных – идиоритмов.

«Славно, когда братия подвизаются вместе». Это возвышенная песнь киновии звучала в сердце молодого послушника. Он принимал ее с восторгом, всем сердцем, горевшим любовью к монастырю, любовью «столь же большой, как Афон». Не только общая трапеза, общая казна, общий распорядок жизни, но и единый ум, единая воля, одна беда на всех, одна радость, одна жизнь. Все едино о имени Христовом.

С того самого момента, когда отец Кодрат вошел в монастырь, он пребывал в полном послушании у отца Игумена и братии. Неустанно и с большой пользой трудился на послушаниях. Все исполнял аккуратно и с прилежанием в служении своей духовной семье.

В течение нескольких лет он подвизался на подворье монастыря в Кассандре. Рассказывают, что, когда он был там, уже тогда отличался строгостью по отношению к себе и умеренностью.

Когда на подворье бывали турецкие гости, он подавал им мясо, но остатки всегда выбрасывал. В обители не вкушали мяса, и он хотел и для себя, и для других монахов подворья хранения устава обители.

Долгое время был он потом келарем в Каракалле и регулярно ездил в Константинополь покупать пшеницу для монастыря. Благодаря этому послушанию позднее он и стал игуменом.

Это совершилось в 1914 году. Он получил благословение отца Нила, бывшего в свое время его духовным наставником еще в Малой Азии. Благословив, Его Преподобие очень хорошо отзывался об отце Кодрате: «Он был моим учеником. Я хорошо знаю его способности и дарования еще с того времени, когда он был ребенком».

Поставленный игуменом, он ярко возжег лампаду добродетели, и свет ее светил так, что все «видели его добрые дела, славя Господа на Небесах».

Господь дает людям различные дары. Каждый имеет какие- либо способности от руки Божией. Однако некоторые люди еще не окрыли в себе Его дарования, а другие настолько равнодушны к ним, что вообще не развивают в себе Его дары.

Чем ближе душа приближается к Господу, тем более она развивает в себе дары свои и, подходя к Нему еще ближе, еще более развивает свои дары, приносящие обильные плоды.

Отец Кодрат, будучи и простым монахом, и позднее игуменом, всего себя отдал на служению Господу. Все во славу Божию. Конечно, Бог удостоил его многими природными и духовными дарами.

Поскольку он родился и вырос в Малой Азии, то превосходно знал турецкий язык Он знал душу и характер этого народа. И, с Божией помощью, ему удавалось маневрировать и часто чудом спасать христиан от верной смерти, различных сильных наказаний и обвинений. Благодаря его пониманию каймакамиды (представители властей Турецкой империи) исключительно уважали и даже почитали его. Они часто называли его «Эффенди Кодрат».

Когда на Святую Гору пришли англичане и французы, они все подвергли разорению. Но опытность и ум отца Кодрата спасли монастырь от потери своих лесов и других богатств. А именно, в тот день, когда французский командир приблизился к святому монастырю Каракалл, ему был оказан блестящий прием. Игумен благословил всех монахов выйти за врата и приветствовать гостя, звоня во все колокола, а потом спеть ему в церкви «Многая лета», пригласить на трапезу и т.д. Француз был всем этим очарован и отдал команду не рубить лесов Каракалла.

Отец Кодрат умел мудро и достодолжно управляться с серьезными заботами монастыря, а также и с духовными делами братии, и с мелочами быта в обители. Он всего себя, все таланты души своей и своей плоти отдал на служение Господу. Потому и исполнился он благодати, и мысли его были чисты и светлы.

Много времени на Афоне уделяется труду физическому –послушанию с самоотвержением, даваемому всем монахам. Невежественные люди говорят, что монахи живут в лени и безделье. Какое грубое заблуждение! Желающим знать правду следовало бы побывать на Святой Горе. Там можно видеть, что монахи постоянно заняты различными трудами. Главные виды занятий – иконопись, резьба по дереву, шитье и вязание. Часто приходится работать по многу часов без перерыва. Следует к этому добавить, что много времени занимают службы церковные. А кроме того, у них много других повседневных забот: приготовление еды, мытье посуды, уборка, работа в саду, прием и устройство гостей, доставка разных припасов в монастырь, сбор оливок и так далее.

Когда в гавань монастыря прибывает пшеница – тысячи фунтов запаса на весь год – бывает так называемое «общее послушание». Все отцы вместе спускаются в гавань, чтобы перенести зерно в кладовые. Впереди всех шел быстрыми шагами обыкновенно Игумен, отец Кодрат, быстро спускался по тропинке с пустым, болтающимся за его плечом, мешком. И вот уже нес на спине мешок с пшеницей, трудясь наравне со всей братией, как простой монах. Если кто не знал его, то ни за что не понял бы, что это игумен Каракалла.

Он был примером трудолюбия, участвуя не только в разгрузке пшеницы, но и в других общих послушаниях.

Отец Кодрат был обыкновенным работящим афонским монахом–отзывчивым, приветливым, постоянно находящимся в движении, живым и неутомимым. Действительно, что поражает на Святой Горе, – это то, что любой труд даже тяжелый и изнурительный, там делается охотно и с радостью, без принуждения и без уныния. Монахи знают, что все послушания, всякий труд выполняются во славу Божию и укрепляются в трудах молитвой.

Святитель Василий Великий говорил много о необходимости труда для монаха. Он сказал: «А что касается такого порока, как безделье, то какой смысл и говорить об этом, раз Апостол ясно сказал: «Аще кто не хощет делати ниже да ясть» (2Сол. 3, Ю)? Как каждый нуждается в ежедневной пище, также нуждается он и в посильной работе. Не напрасно написал в назидание и Соломон: «Брашна леностнаго не яде» (Притч.31:27). И к тому, Апостол о себе сказал: «Ниже туне хлеб ядохом у кого, но в труде и подвизе, нощь и день делающе, да не отягчим никогоже от вас» (2 Сол,.3:8)»

В скиту монастыря Кутлумуш подвизался один славный Старец, к которому приходили на исповедь и за духовными наставлениями многие отцы Святой Горы. Однажды пришел к нему один Старец, в каливе у которого был послушник, охваченный унынием. Уныние грызло его, словно червь, грусть и меланхолия были его постоянными спутниками, и их сменяло порой отчаяние. Опасность была велика, так как, если бы послушник не нашел способа вырваться из тисков уныния, он мог бы подвергнуться искушению покинуть Святой Афон.

Поэтому Старец этого послушника и привел его к богодухновенному Старцу. «Отец мой, – сказал он ему, – скажи, что мне делать с ним. Он может пропасть. Разум его замутнен, ни к чему не проявляет интереса. Живет, словно темным облаком окутанный, мысли у него разбегаются. В каливе у нас созданы для него очень хорошие условия. Физической работой не перегружен, его послушание – только читать на службах».

Опытный духовник внимательно выслушал его, немного подумал, а потом очень просто сказал:

«Жени его!»

Старец был ошеломлен. «Что случилось с духовником? – подумал он, – В своем ли он уме?»

«Говорю тебе: жени его,» – твердо повторил тот.

«Отец, что ты имеешь в виду?» – вопросил Старец дрожащим голосом.

«Жени его на труде! Загрузи его работой! Понимаешь? Монаху работа должна заменять жену, чтобы избежать и уныния, и многих других искушений». Когда Старец применил этот совет и стал каждый день давать ученику своему работу, понял, насколько добрый он получил совет. Подавленность молодого человека исчезла, вернулся интерес к жизни, в каливе снова воцарилась радостная атмосфера. То было благотворное влияние труда.

Отец Кодрат хорошо знал эту историю и при необходимости рассказывал ее. Но что более важно, он на себе испытал правила монашеской жизни, большое внимание уделяющие важному значению физического труда для подвизающихся в скитах и обителях.

Однажды отца Кодрата пришел навестить Игумен Святопавловского монастыря.

«Где Старец?» – спросил одного из монахов.

«Он внизу, в дочейо (кладовая монастыря)»

В тот день там солили сардины – делали запас на год. И, конечно, по обыкновению, Старец был первым в работе.

«Старче, ты здесь?» – спросил Игумен, спускаясь вниз.

«А как же, брат мой? – ответил отец Кодрат. – Ты же знаешь, рыба с головы гниет».

Говоря это, он продолжал аккуратно укладывать сардины слоями, пересыпая их крупной солью. Слова его были назидательны. Он показал примером и словом, что Игумен должен быть образцом трудолюбия и служения, должен осознавать глубокую ответственность своего положения и примером своим наставлять послушников. Именно Игумен направляет жизнь обители. Если он отклонится от правильного пути, то все в монастыре будет приходить в упадок и разрушение.

Отец Кодрат знал, что труд смиряет и освящает тело и душу. Соединенный с молитвой, он становится песнью, прославляющей Того, Кто «и поныне трудится», ведет к обожению, соделываясь молчаливым гимном, который поют Творцу все творения Его.

Немного можно вспомнить игуменов на Святой Горе подобных отцу Кодрату. Он был наделен даром пастырским. Можно даже сказать, что он родился, чтобы быть духовным наставником. С того времени, когда он взял в свои руки бразды правления в монастыре, управлял братией наилучшим образом и превратил

обитель в истинную обитель, живущую высокодуховной жизнью.

Истинный пастырь выказывает любовь, ибо любви ради распялся Пастырь.

«Истинный пастырь есть тот, кто может погибших словесных овец взыскать и исправить своим незлобием, тщанием и молитвою («Лествица»). «Пастырь добрый душу свою полагает за овцы» – сказал Господь (Ин.10:11) – Первый Пастырь и Глава Церкви. И отец Кодрат был истинно добрым пастырем, хорошо знавшим свой пастырский долг, любящим чад своих духовных и болезну-

ющим душой о них, готовым ради паствы своей на самоотречение и самопожертвование Он забывал о собственных желаниях

и нуждах. Забот и времени тратил на себя ровно столько, сколько нужно было для поддержания жизни. Все труды его, заботы, действенная любовь с утра до вечера день за днем принадлежали пастве его.

Спал он урывками. В аскетической келье своей проводил лишь несколько часов в сутки, но и в это время имел обыкновение принимать духовных детей, которые могли прийти к нему в любое время без предупреждения, чтобы разрешить свои духовные вопросы, решить проблемы или испросить благословение на что-либо.

Отец Кодрат знал слово преподобного Симеона Нового Богослова: «И дни, и ночи твои посвящай заботам о душах тебе доверенных, чтобы ни одна из них не попалась в лапы дикому зверю и не была пожрана медведем похоти или поглощена драконом гнева, или в клочья разодрана стервятником гордых мыслей... и чтобы смог ты стадо свое привести невредимым и изобильным к Первому Пастырю, Господу Христу»,

Старец хорошо знал о разнообразных борениях, через которые проходит каждый монах. Он знал об искушениях, о бесах, о страстях, денно и нощно смущающих и принижающих душу. Добрый пастырь знал, что бесы часто создают фантазии, мечты и образы, чтобы соблазнить уставшего подвижника, когда он дает своему утомленному телу немного отдыха во сне. Более того, он прекрасно знал слабость человеческой натуры и ее наклонности и страсти в различных видах Он прилежал не только по имени, но и на деле быть духовным отцом – укреплять, наставлять, руководить, утешать, вселять надежду, мужество, вдохновлять. Даже если что-либо и повредит его чадам духовным, врач всегда рядом, рядом брат и добрый Самаритянин, чтобы воспитывать и управлять их души.

«Не ужасайся и не дивись, когда скажу тебе (ибо Моисей (и) мне о том свидетель), что лучше согрешить перед Богом, нежели перед отцом своим, – говорит преп. Иоанн Лествичник, –потому что если мы прогневали Бога, то наставник наш может Его с нами примирить; а когда мы наставника ввели в смущение, тогда уже никого не имеем, кто бы за нас ходатайствовал» («Лесгвица» Слово 4-е, 121).

Так, отношения между отцом Кодратом и его чадами были истинно евангельского духа и отцовского. Он не просто формально исполнял должность игумена. Хотя, правду сказать, во многих монастырях игумен часто является лишь административным управителем, подписывающим распоряжения и документы, оставляя монахов без пастырского руководства, не осознавая за них ответственности.

Увы! Это настоящая беда для монашества, удар изнутри, отход от священного пути, предначертанного опытом духоносных Отцов.

Печально, что и на Святой Горе, где с таким вниманием относятся к отцовским установлениям, можно видеть ныне, как не радеют порой о главном, пастырском служении игумена в монастыре. В некоторых монастырях существует обычай исповедоваться постороннему духовнику, а не своему игумену, который должен бы быть отцом, врачом, наставником, Моисеем, готовящим к трудной брани духовной и отвечающим за души пасомых от начала и до конца. Мы молимся о том, чтобы Господь послал монастырям игуменов, понимающих свое высокое избранническое служение во славу имени Его и ради спасения душ.

Отец Кодрат стал игуменом не потому, что жаждал славы и почестей. Он стал игуменом, чтобы служить братий, уподобляясь Самому Христу. «Сын Человечь не прииде, да послужат Ему, но да послужить» (Мк.10:45), также и отец Кодрат мог сказать о себе.

«Двадцать шесть лет я был игуменом и, по милости Божией, никогда своевольно не покидал монастыря,» – сказал он. Истинно так. Лишь раз вышел он ради проверки состояния деревьев в лесу на высокой горе, но сразу же и вернулся обратно.

В часы полдневного отдыха, после трапезы отец Кодрат не уходил в келью свою. Как правило, сидел он во внутреннем дворике рядом с часовней св. Гедеона. Там, опираясь на посох, предавался умной молитве или, надев очки, читал жития святых.

Часто сидел он, склонив голову на посох, на стуле у изножия деревянной лестницы, ведущей во двор монастырский.

Его спрашивали, бывала

«Старче, что ты делаешь здесь?»

«Сплю, чадо мое».

«Спишь на стуле?»

«А! Пастух всегда должен бдеть, чадо мое. Даже когда отдыхает, спать он должен на посохе своем»

Сознание ответственности своего положения игумена, защитника вверенных ему душ, даже во сне заставляло сердце его бодрствовать.

«Подобно ангелам предстоящим и воспевающим славу Создателю, и мы должны предстоять за возношением псалмов» (преп. Ефрем Сирин).

Отец Кодрат хотел, чтобы пение псалмов братией в храме, отношение монахов, их внимание были ангельскими. Он хотел, чтобы братия – все без исключения, разве что только серьезно больные, непременно бывали на Богослужениях, участвуя в Богопочитании. Всей душой своей и всей плотью, он весь был предан молитве «Взор его и душа всегда были устремлены ввысь, чтобы внимать псалмам и чтению, и почувствовать силу пропетого и прочитанного – слов Священного Писания, чтобы не пропустить и малого по нерадению, но чтобы душа напитывалась Богослужением, достигая покаяния и смирения – до возможности видеть небесную славу Святого Духа».

Во многих обителях на Святой Горе около одиннадцати вечера звонят, чтобы поднять монахов на ночное бдение, в некоторых обителях звонят немного позже Отцы совершают свое правило, молятся Иисусу с поклонами в келье, а затем идут в храм на всенощное бдение

Время ночных молитв – святое Посреди бесконечного ночного покоя вся Святая Гора молится о мире во всем мире и о спасении душ. Вся Гора, от края до края, бывает подобной огромному кадилу, которое, как благоуханный фимиам, возносит Небу, ко Господу нашему непрестанную молитву.

«Смотри, в тиши ночной спят люди, животные, все творения, и лишь ты бодрствуешь в общении с Господом нашим. Сон сладок? Но разве молитва не слаще?» (свят. Иоанн Златоуст).

Отец Кодрат тоже часто говорил: «Нет ничего слаще молитвы». Он не жалел времени, не считался ни с какими трудами, насыщая паству свою словами Богослужений, «сладчайшими меда и медовых сот».

На Святой Горе есть обычай: во время чтения шестопсалмия в начале утрени игумен обходит места всех отцов одного за другим, держа в руке зажженную свечу. Он проверяет, все ли на месте. У отца Кодрата не было определенного времени для

такого «смотра» своей духовной армии. Он обходил братию, когда ему бывало удобнее, и обыкновенно гораздо раньше принятого.

«Однажды я опоздал в церковь, – рассказал нам отец Кириак. – Пришел примерно в середине Всенощного бдения. После службы Старец подошел ко мне и спросил: «Почему ты опоздал, Отец? Больше никогда не делай этого. Ты должен приходить в церковь до начала Всенощного бдения. Сейчас стань под паникадилом, пройди один раз четки, а если еще раз опоздаешь, наказание будет более строгим. Лекарство горькое, но оно исцеляет».

По чтении первого часа, после окончания утрени, Старец практиковал чтение из катехизиса преп. Феодора Студита, этого великого учителя киновийного, общежительного монашества. Он стремился укрепить своих послушников в их ежедневной брани из источников мудрости святых Отцов Церкви.

Постоянное чтение их текстов оказывает бесценную помощь подвизающемуся монаху, о чем прекрасно знал мудрый пастырь. Он часто обходил кельи чад своих, медленно передвигаясь от двери к двери. Если слышал за дверью разговор, то восклицал: «Молитесь, отцы, молитесь!» и шел дальше.

Краткими словами возвращал он монахов к их основному занятию, которым является непрестанная молитва. Он имел постоянное попечение о духовном развитии своих детей, предстоя ежедневно пред Небесным Судией, требующим от него отчета об их душах.

«Одно время между мной и одним из монахов были холодные отношения, – вспоминал отец Иаков. – Мы оба были чтецами в церкви. Старец велел мне: «Иди, будешь сегодня за канонарха».

«Старче, но теперь не мой черед,» – ответил я

Тогда, не говоря ни слова, он сошел со своего игуменского места, надел мантию и сам стал исполнять обязанности канонарха. Мне стало стыдно пред его смирением, он научил меня своим примером. В смущении я быстро подошел к нему и пал пред ним ниц «Старче, благослови меня и прости». – «Бог простит, чадо мое. Но я постриг тебя, чтобы ты служил Церкви, а не сидел не своем месте».

Однажды отец Василий вернулся после одного послушания усталым и на следующее утро не смог встать на службу. Старец, узнавши об этом, сразу же пошел и постучал в дверь его кельи, как и всегда делал в подобных случаях.

«Молитвами святых Отец.., Отец Василий, отцы внизу службу уже вычитывают, а ты еще спишь?»

И ушел, только когда убедился, что монах поднялся и собирается. Старец всегда подбадривал братию словами, подобно преп. Ефрему Сирину:

«О монах, разве не видишь ты, что зло себе делаешь? Спроси себя: если бы вопрос был о получении золота или других материальных благ, разве не откликнулся бы ты раньше всех? И если к плотскому ты относишься столь серьезно, то насколько серьезнее следует тебе относиться к духовному?»

Все оставшиеся в живых отцы вспоминали ужасное землетрясение 1932 года, разразившееся в Иериссусе – городе, расположенном рядом со Святой Горой – и сильно ощущавшееся на Святой Горе и всех напугавшее. В монастыре Каракалл, как и на всей Горе, в церкви совершали всенощное бдение. Был канун праздника Воздвижения Честного и Животворящего Креста Господня, и монахи уже пели стихиры, когда произошло землетрясение. Тут же отец Кодрат благословил прервать службу, и всем молиться по четкам: «Господи Иисусе Христе Сыне Божий, помилуй нас грешных,» и никому не покидать церковь.

После довольно долгих молитв по четкам, он благословил продолжить всенощную, согласно уставу.

Его вера в силу молитвы, особенно умной молитвы, была глубокой и неколебимой. Он стремился к тому, чтобы спасительное и всесильное имя Иисуса Христа всегда было на устах и в сердцах его духовных детей. «Именем Иисусовым посрами врагов своих,» и: «Имя Иисусово да сольется с дыханием твоим». Это были частые его слова.

Немыслимым делом для отца Кодрата было, чтобы монах отсутствовал на трапезе, на Святой Горе это вторая церковь. Он ото

всех требовал строгого соблюдения этого правила, кроме тех, разумеется, кто по болезни был в монастырской больнице.

Благодаря своим недюжинным способностям и пастырскому опыту он всегда находил способы, чтобы сделать добро, исправить ошибку, наставить душу на путь истинный, помочь ей обрести мужество.

«Как-то мы были в трапезной, – вспоминал один монах – Как обычно читалось одно из житий. Вдруг отец Кодрат остановил чтеца,– «Пожалуйста, Отец, прочти этот абзац еще раз». Он хотел, чтобы все еще раз послушали то место, которое касалось старшей братии монастыря. Чтец выразительно прочитал еще раз, а Старец в это время смотрел на них, сидевших напротив него. Этот абзац многое сказал им по поводу их непонимания Игумена. Но больше сказал им отеческий укоряющий взгляд, проникший в глубь их душ».

Отеческим, но по-монашески строгим было его обращение с послушниками. С подлинной любовью стремился он ввести их в монашескую жизнь.

Послушники напоминают молодые росточки, пересаженные в монастырскую теплицу «Хороший садовник, когда видит маленькие и слабые растения, поливает их и прилагает много трудов, чтобы их вырастить. С другой стороны, когда он видит неумеренный рост, то отрезает лишние листья, которые легко могут засохнуть» (преп. Синклитикия).

Отец Кодрат был хорошим садовником душ. Бог научил его, как должно обращаться с каждой душой, чтобы она возрастала и давала изобильные плоды. Его главной целью в обращении со всеми, а в первую очередь с послушниками, было обратить их умы и сердца к светоносному Солнцу Правды, Христу Спасителю и соединить их жизни с Его Божественной жизнью, отсекая их волю и пресекая все связи, которые могли бы помешать этому священному союзу. Предаваясь непрестанной молитве и аскетическим трудам, духовные дети его достигали больших успехов. Сам Христос сказал: «Иже будет во Мне, и Аз внем, той сотворит плод мног; яко без Мене не можете творити ничесоже» (Ин,.15:5).

Поэтому Старец не благословлял послушникам выходить из монастыря и разговаривать или как-то общаться с посетителями.

Ой охранял, таким образом, их внутреннюю жизнь от «лукавой свободы языка» от рассеяния, пустой болтовни, осуждения и укреплял дух молчания и мира душевного.

Сам он практиковал молчание и исихазм, и вдохновлял на это других. Молчание и исихазм – истинная атмосфера для каждого монастыря, который хочет быть настоящим духовным садом. По этой причине, когда один монах, отец И, посетил монастырь Каракалл и долго кричал и смеялся во дворе, отец Кодрат вышел и, стоя у перил, сказал ему: «Отец, благодарим тебя за посещение нашего монастыря. Оно было достаточно долгим. А сейчас тебе пора идти в другой монастырь».

«От многословия не избежиши греха"(Притч.10:19). «Тот, кто

неспокоен, не может познать Господа» (преп. Нил Постник).

Вместе с молчанием, исихазмом и молитвой, подчиняющими себе ум, отец Кодрат учил молодых монахов умеренности в пище.

Однажды послушники вызвались прибрать его келью. Когда они почти закончили приборку, вошел отец Кодрат и сказал:

«Очень хорошо. Ну и чем мне вас сейчас угостить?»

«Турецким лакомством и коньяком!» – быстро ответил один из них, самый смелый.

«Лакомством – да, но не коньяком». И Старец объяснил им значение воздержания в укрощении страстных юношеских порывов.

Когда кто-нибудь из братии случайно разбивал в монастыре какую-либо вещь, отец Кодрат велел ему стоять у двери трапезной, держа в руках обломки, вместе с работником и чтецом, которые всегда стояли на коленях после трапезы, прося у всех выходивших прощения за грехи свои.

Он ревностно заботился об общей собственности монастыря и хотел такую же заботу воспитать во всей братии. Однажды у двери кухни он нашел боб, один боб из стручка, упавший во время недавней чистки Нагнулся, поднял его и отнес повару.

«Положи его тоже. Не пренебрегай им. Экономь и добре заботься обо всем в монастыре».

Старец никогда не упускал возможности поучить тому, как должен выглядеть монах. Увидев на ком-нибудь из отцов твердую скуфью (которая считалась более элегантной и современной), он еще издали окликал его: «Эй, Отче, что на тебе надето? Монах должен носить только одну скуфью – из шерсти!»

Отец Кодрат не был поклонником внешних форм. Однако понимал, что, наряду с внутренним содержанием, нужен и такой внешний облик, который поможет и охранит от опасных развращающих влияний.

Одному согрешившему монаху, отцу Б., он дал епитимью в течение нескольких лет стоять у ворот монастыря и просить прощения у всех входящих и выходящих. В «Лествице» упоминается о схожем случае. Мудрый пастырь знал, как в каком случае использовать подходящие средства.

Не хотел он, чтобы в монастыре были какие-нибудь газеты. Газеты приводят монахов в смятение. Они отвлекают их от главной цели, смущают и доносят в мирную гавань монашеской жизни штормовые волны мира.

Один монах нашел как-то на подворье монастыря много дынь, погрузил их на осла и, не испросив благословения, привез в монастырь. В тот день пришел посетитель. Старец призвал того монаха и сказал ему: «Чадо мое, принеси дыню, угости гостя».

Непослушный и дерзкий монах пошел прочь, бормоча: «Нет у меня дынь ни для каких гостей. Они только для отцов».

Отец Кодрат давал ему возможность проявить послушание, за которое простил бы его первое прегрешение. Но из-за гордости монах впал в еще больший грех.

«Так значит, дыни у тебя только для отцов?» – вопросил отец Кодрат. И вынужден был, чтобы преподать монаху хороший урок, разбить одну за другой все дыни об пол. В монашеской жизни непослушание приравнивается изгнанию из «Сада Сладости», духовной смерти, и поэтому с ним борются непримиримо.

У отца Кодрата был один хороший монах, отец М., которого он хотел посвятить в диакона. Он предложил это Совету но согласия не получил. Члены Совета отказали, говоря: «Он безголосый».

«Отцы, – возразил им отец Кодрат, – давайте посмотрим каноны. Разве там где-нибудь сказано, что того, кто не обладает хорошим голосом, нельзя посвятить в диакона?»

Тогда Совет нашел другой предлог: место его рождения. «Мы не согласны, потому что он из Мореа (Пелопоннес)».

Они имели в виду, что в святом монастыре Каракалл большинство отцов было из Малой Азии.

И правда, когда нет разума о воле Божией, критерии людей становятся низменными. Когда душа эгоистична, мы действуем во вред. Мы судим человека по внешнему – голос, происхождение – и нам не видна милость Господня, возрождающая даже самое окаменевшее, порочное сердце, созидая «нового человека по образу Божию».

Отец Кодрат был на страже день и ночь. Он весь был глаза и уши, потому что весь был любовь – истинная любовь к духовным детям своим. Эта любовь не давала ему покоя, но заставляла постоянно заботиться о них – об их послушаниях, молитве, о духовном росте каждого.

Однажды увидел он монаха, отца Петра, праздно сидящего у ворот монастыря после полуденной трапезы. Отец Петр, эконом, был не последним человеком в монастыре. Старец, издали увидев его, приблизился и с отеческой заботой спросил: «Отец Петр, что ты делаешь здесь?»

«Я просто решил подышать немного свежим воздухом».

«Ступай в келью свою. Нам нужны только молитва и научение».

«Да, благослови это, Старче,» – сказал монах, проявляя послушание.

Так отец Кодрат уподобился св. Пахомию, которому ангел Божий велел: «Согревай ближних огнем, который возжег в тебе Господь».

К счастью для монастыря Каракалл, он был и остается монастырем общежительным. Отец Кодрат приложил все силы, чтобы не только сохранить уклад жизни в обители, но и чтобы поднять эту жизнь до идеала, до истинного ее величия. Во время его

управления Каракалл был из первых в большом Афонском сообществе по строгости и суровости уклада и вообще в жизни духовной.

Без разрешения Игумена братии не разрешалось иметь собственных вещей или одежду, деньги–любую собственность, так

как святые Отцы наши, святитель Василий Великий, преп. Афанасий Афонский, запрещали это.

Отец Кодрат учил монахов нестяжанию – одной из основ монашества. Сам он был беднее всех в обители. Носил почти всегда старую одежду. Келья его была пустой, ничего лишнего. Спать †

ложился отец Кодрат на доску, обставленную, подобно стенам,

большими крестьянскими подушками, так что постель его напоминала пещеру.

Достойный воин духовный, отец Кодрат! Он подчинил себе тело свое, умертвил страста плотские, как и подобает то истинному воину Христова воинства. Нестяжание его соединялось с постоянной памятью о смерти, нищета – с сознанием тщеты мирской жизни. Он не давал очам своим отдыха, а голове покоя, не погрузившись в восприятие благодати.

Память смертная помогала ему переносить все трудности – спать на земле, бодрствовать, поститься. Глядя на ложе свое, представлял он, как опускается в могилу, как душа, вышедшая из тела, предстает на Страшный Суд...

В 1938 году один монах их Кавсокаливии, отец Серафим, болел – у него была грыжа. Такая болезнь часто бывает у монахов: им приходится тяжело трудиться (отец Серафим, например, переносил тяжеленные мешки от моря в гору, в каливу), часами выстаивать неподвижно в церкви. Однажды ему случилось проходить через святой монастырь Каракалл,и он радовался,что увидит славного отца Кодрата, и тот благословит его и помолится о нем.

Простота обращения отца Игумена побудила отца Серафима поделиться с ним своей бедой, пожаловаться на болезнь, столь мучавшую его, и даже спросить, нет ли у него бандажа. Отец Кодрат утешил его, поддержал и дал бандаж. Но произошло еще

кое-что, что поразило отца Серафима. Во время разговора Старец встал, провел руками по своему животу.

«Видишь ли, чадо мое, – сказал он монаху, – у меня тоже грыжа, даже в двух местах, с правой стороны и с левой. Уже давно. Но я служу Божественные литургии и бываю на всенощных. Терплю во имя любви ко Христу. Мы все должны терпеть»,

После этого монах из Кавсокаливии больше не смел жаловаться на свою болезнь.

Две грыжи отца Кодрата свидетельствовали о его тяжелых трудах, о лишениях, о многочасовых выстаиваниях на службах, на

молитве. И правда, отцы никогда не видели, чтобы отец Кодрат просто сидел. Он всегда был на ногах. Даже когда страдал от болезни, проявлял изумляющие всех долготерпение и выдержку.

Однажды спросили его: «Старче, что отличает монаха?»

Он ответил так «Монах – это тот, кто хочет спать и не спит, кто хочет есть и не ест, кто хочет пить и не пьет. Монаха отличает постоянное смирение плоти».

Ответ его был выражением его личного аскетического опыта. Поэтому все обитатели Святой Горы и говорили, что он был великий воин духовный, настоящий аскет. Жизнью его управлял его дух, не поддававшийся слабостям плоти.

Любовь, сострадание, милосердие, внимание к ближним были характерными чертами его души. И до наших дней монастырь Каракалл хранит его традиции гостеприимства – это драгоценное наследие святых Отцов.

«Если ему давали яблоко, – рассказывал нам один из здравствующих ныне его учеников, – он разрезал его на части и раздавал».

А отец Арсений из Буразери сообщил нам следующее

«Он был доступен, полон отеческой любви и щедрости к бедным и пустынникам. Никого не отпускал из монастыря с пустыми руками. Так он относился ко всем – и к великим мира сего, и к малым. Мы приходили в Каракалл с отцом Иосифом Пустынником, босые, в потертых рясах, и он приветствовал нас с любовью и радостью. Мы наслаждались щедрыми плодами его гостеприимства».

Сердце отца Кодрата, как и каждого истинного раба Божия, было животворным солнцем, от которого расходились теплые и яркие лучи доброты. Как благотворны такие сердца в нашем смятенном, беспокойном обществе, жалком в своем отступничестве!

Отец Кодрат обладал редким даром сочетать в себе доброго духовного отца и хорошего управителя делами. Близко его знавшие, свидетельствовали о его отеческом отношении и справедливости суждений. Он всегда сопереживал страждущим и кающимся грешникам.

«То был настоящий рыбак, – говорил нам отец Афанасий. – Умело улавливал души. Насколько строг он был в соблюдении монашеских правил, настолько же был мягок, когда принимал исповеди духовных чад В голосе его была доброта, милосердие и глубокое сострадание. Он умягчал души, освобождал их от власти страстей, сокрушал препоны эгоизма. Он умел подбодрить кающегося, внушить ему желание открыться, сказать грехи свои, раскрыть сердце, скованное страхом и стыдом. Он утешал, обнадеживал и, самое главное, страдал вместе с кающимся. Наставление Апостола: «Радоватися с радующимися, и плакати с плачущими» (Рим.12:15), было в основе его пастырских забот. Отец Кодрат оплакивал грехи других словно свои собственные. Он был отец. Он часто сугубо молился о кающихся, чтобы Бог утешил его, дал сил и твердости духа, чтобы укрепил для выполнения епитимьи. Иногда говорил в конце исповеди: «Подойди, чадо мое, давай вместе преклоним колени и помолимся, чтобы Христос хранил тебя».

«Однажды, – рассказывал нам монах Афанасий из Ивера, – я был у него на исповеди. Вы представить себе не можете, насколько я был усталым и подавленным. Начал каяться, и отец Кодрат внимательно слушал меня. Внезапно он схватил мою руку,

положил ее на свою шею и, склонившись предо мной, сказал: «Сюда, чадо мое, сложи все грехи свои!,»

При этом неожиданном его поступке я как бы обрел крылья... Внутри меня что-то произошло. Неземная сила и несдерживаемые чувства возвысили мою душу. Через любовь отца Кодрата передалась мне благодать Божия.

Этот человек привлекал души мягкостью и сочувствием. Вы невольно открывали ему помыслы, каялись в грехах, обнажали глубины своей души...»

Он был добрый пастырь, забывавший в час исповеди себя, чтобы обрести заблудшую овцу и вывести ее на путь спасения.

Еще один из чад его духовных, отец Иаков, хорошо знавший его, с волнением рассказывал нам:

«Он часто плакал, принимая исповеди, и заставлял грешника каяться.

«Подойди, чадо мое, подойди монах и расскажи, что ты содеял...

Подойди, чадо, вместе сотворим три поклона, да простит тебе Бог грехи твои"».

Он принимал исповеди в месте покаяния – в часовне св. Гедеона.

Его слава распространилась повсюду. Кроме духовных чад его монастыря, приходили к нему на исповедь в течение многих лет отцы святого монастыря Филофей, многие отцы из Ивера, из Лавры.

В святой монастырь приходило также множество мирян, чтобы видеть его, получить его благословение, исповедаться. Он складывал в мешки огромное количество писем, которые получал ежедневно и в которых были исповеди его духовных детей и просьбы наставлений на путь истинный. Много лет спустя, в один прекрасный день он позвал садовника и сказал ему; «Возьми эта мешки и, не заглядывая, сожги их и захорони пепел в углу сада».

Сколько душ избавилось от тяжкого груза грехов своих благодаря этим письмам и, освобожденные, обрели путь в Рай!

Когда-то митрополит Хризостом жил в течение недолгого времени в большой пещере неподалеку от моря в местности под названием Милопотам, поблизости от Каракалла. Он часто навещал отца Кодрата вместе с будущим Патриархом

Афинодором, бывшим тогда диаконом. Когда Афинодор уехал в Америку, он многих американцев греческого происхождения посылал на Святую Гору на исповедь и наставления к отцу Кодрату.

Отец Кодрат был подобно курице, с материнской любовью и заботой собирающей цыплят своих под крылышко. И более того, он был как кормилица, по слову апостола Павла: «Быхом тиси посреде вас, якоже доилица греет своя чада. Тако желающе вас, благоволихом подати вам не точию благовествование Божие, но и души своя, занеже возлюблени бысте нам» (1Сол.2:7–8).

Отец Андрей, игумен монастыря св. Павла, был духовным чадом отца Кодрата.

«Однажды, – рассказывал он нам, – напало на меня сильное искушение, такое, что заставило меня покинуть мой монастырь. Я ушел и поселился рядом со св. монастырем Каракалл. Дня через два- три отправился на исповедь к отцуКодрату.Открыл ему свою душу, все рассказал. Но был слишком взволнован. Он терпеливо выслушал меня и под конец, казалось, согласился со мной..

«Ты правильно сделал, ты был прав. Но приди ко мне через неделю, чадо мое, и поговорим об этом»

Я поблагодарил его и ушел. Что он думал, я не знал, и узнать хотелось, что-то будет через неделю.. Наконец, я вновь был у него, и после того, как мы какое-то время сердечно беседовали, он спросил меня живо:

«Выполнишь ли, что скажу тебе?»

«Все выполню, Старче».

«Да? Тогда слушай! Мы положим седло и коврик на осла твоего, и поедешь обратно в монастырь. Вот!»

«Но, Старче,–в изумлении сказал я ему, – прежде Вы говорили, что я прав, а сейчас.»

«Да. Но тогда ты был рассержен. Если бы я тогда сказал тебе то, что сказал сейчас, рана бы не зажила, и искушение не исчезло».

Я подивился тому, как искусно он умеет управлять души и восславил Господа, давшего мне такого духовного отца. Принеся покаяние, я с радостью вернулся в монастырь».

Один монах любил тайком поесть. Однажды пришел некий посетитель, который, как было известно Старцу, страдал от такого же порока, и Старец послал его за наставлениями к тому монаху.

«Иди к нему, у него есть опыт, и он поможет тебе»

Был достигнут двойной результат. Монах был пристыжен и осознал свой грех, а посетителю принесли пользу его наставления.

Несравненный отец Кодрат был не только внимательным и замечал все, он также обладал даром духовного рассуждения.

У выдающегося старца Даниила в Катонакии был ученик, роптавший все время на него. Подстрекаемый бесами, ученик этот оставил свою общину. Но Бог не оставил его самого и дал ему мысль пойти за советом к отцу Кодрату. И вот отец Дамаскин (так звали того монаха) просил отца Кодрата порекомендовать ему какого-нибудь добродетельного старца. Отец Кодрат сказал ему: «Что тут думать, отец Дамаскин? Послушай. Если тебе действительно нужен добрый совет от меня, то вот он: иди в Катонакию и найдешь там мудрого Старца по имени Даниил. Пребудь у него в послушании».

Отец Дамаскин был словно громом поражен, ведь он не говорил ему, откуда он пришел, от какого ушел Старца.

«Да, – подумалось ему, – нет сомнений, что Сам Бог устами духовника велит мне вернуться ».

В1930 году митрополит Ириней Кассандрский пригласил отца Кодрата поисповедовать у него на приходе. У некоторых епископов есть такое замечательное и полезное обыкновение приглашать исполненных благодати Божией афонских подвижников иеромонахов на свои приходы для совершения таинства исповеди.

В одном селе отец Кодрат впал в немилость некоторым жителям, так как привык прямо говорить о семейной нравственности. Будучи хорошим духовником, он ясно и прямо говорил о воли Господней. Он был проницателен и, когда нужно было, проявлял снисходительность, но бывал строг, когда это требовалось.

Мэр того села распорядился, чтобы никто его к себе не приглашал, Но отец Кодрат не боялся властей мирских, он решил затвориться в сельской церкви. И послал мэру следующее сообщение «Господин мэр, я не о чем Вас не прошу Кусок хлеба и несколько оливок поддержат мои силы, и я не умру от голода. Изгнать меня из церкви Вы не можете здесь мое место».

Таким образом, души, искавшие исповеди, находили ее в церкви.

В1936 году в монастыре появился новый послушник, который никак не мог решить, быть ли ему монахом. Старец сделал все, что мог, чтобы помочь ему, отвлечь от мирской жизни. Он проявлял любовь и доброту, но послушник тот никак не мог отойти от суеты мирской. Он даже читал светскую периодику.

Узнав об этом, отец Кодрат призвал его и сказал: «Чадо, из тебя не получится монаха. Ты в монастыре читаешь мирские журналы? Уходи в мир и живи там. Иди, и да благословит тебя Господь!»

В подобных случаях отец Кодрат помнил слова Спасителя: «Кто бо от вас, хотяй столп создати, не прежде ли сед разчтет имение, аще имать, еже есть на совершение» (Лк.14:28).

Излюбленным местом отца Кодрата была часовня преподобномученика Гедеона – и потому, что в ней жив был дух святого Подвижника, и потому, что в ней царила атмосфера глубокого покаяния. В этой тихой часовне, благоухающей ладаном и мягко освещенной лампадами, он обыкновенно принимал исповеди своих духовных чад.

Он с вдохновением рассказывал своим ученикам о св. Гедеоне:

«Он был герой. Он отрекся от Христа словом, но исповедал Его кровью».

Когда молодежь, не знакомая с житием св. Гедеона, с любопытством спрашивала его: «Что это значит?» он с волнением рассказывал о жизни Святого.

«Вот что. Когда он был мал, отрекся Христовой веры и под давлением турок стал мусульманином. Однако позднее осознал, что совершил предательство. И, осознав, ушел на Святую Гору. В течение тридцати пяти лет то был примерный монах в Каракалле. Но в нем росло стремление принять мученичество. Он хотел смыть позор предательства. Испросив благословения старцев, сделав земной поклон, отправился он в Велестино, где притворился сумасшедшим, чтобы спровоцировать свой арест турками. После нескольких таких попыток его арестовали. Приведенный к судье, он смело исповедал веру свою и прошел через мучения. Ему отрубили одну за другой руки и ноги. Мученичество свое он принял не только с неподражаемым терпением, но и с невыразимой радостью. Поэтому я и сказал вам: «Он отрекся от Христа словом, но исповедал Его кровью». И бойтесь, чада мои, исповедуя Христа словом, отречься от него кровью».

«Но сейчас Христос не требует от нас крови, Старче».

«Напротив, Он требует ее: «Отдай кровь и восприми дух,» – говорят Отцы. Истинный монах каждый день приносит себя в жертву, умерщвляет волю свою, проявляет послушание, распинается страстям и миру. Мученичество это! Истинный монах – это мученик о имени Христовом и должен исповедовать Христа и устами, и кровью».

«А как, Старче, может монах отречься от Христа своей кровью?»

«Как? Когда монах при постриге обещает, что отвергается мира и всех дел мирских, по слову Христову, что он до последнего дыхания будет вести аскетическую жизнь в обители, что до смерти своей сохранит послушание игумену и всей братии о Христе, что вынесет ради Царствия Небесного все испытания и лишения отшельнической жизни, но не выполнит обещанного Господу, то значит, отринет Его. Когда монах, поклявшись Христу, что будет отгонять от себя непослушание, спорливостъ, гордость, осуждение, ревность, зависть, гнев, буйство, богохульство, тайноядение, дерзость, привязанность к мирскому, хвастовство, ссоры, недовольство, ворчливость, сплетничанье... Как ужасно, чада мои! Мы пришли послужить Господу, стать воинами Его, но, если не будем понуждать себя, то можем делами жизни своей отречься Его... Чада мои, любите Христа! Тогда бескровное мученичество вашей монашеской брани зачтется в очах Господних как самое великое деяние. И если вы вынесете испытания с радостью и благодарностью, пред всеми просияет святость ваша»

Сколько слез пролил отец Кодрат в своей тихой, любимой часовне! За ней есть маленький дворик с единственной скамьей, с которой можно видеть раскинувшееся вдали огромное Эгейское море. Каждый раз, когда он смотрел на это море, вспоминал о тайне любви Господа, и каждый раз тайна эта глубоко его волновала. Тайна вечной любви, напоминающей море без границ, без берегов... и волны его достигали ласково часовни св. Гедеона всякий раз, когда большое сердце, полное любви ко Богу – сердце отца Кодрата, совершало там молитвенные служения.

Однажды, когда отец Кодрат был игуменом, Святой Афон посетил один паломник с целью исповедаться в своих немалых грехах. Он обратился в Карее к отцу Аверкию, занимавшемуся плетением четок, прося его об исповеди.

Отец Аверкий почел за лучшее направить его в святой монастырь Кутлумуш, что неподалеку, от Кареи. Там был хороший духовник, очень строгий в соблюдении канонов, не проявлявший снисхождения к немощам.

Паломник тот был в Кутлумуше на исповеди. Вернулся, «якоже колеблется трость на воде» (3Цар.14:15), унылый, подавленный, в безнадежном настроении.

«Что случилось? Был ли ты на исповеди?» – спросил его отец Аверкий.

«Да, отец, но...»

Отец Аверкий посмотрел на него внимательно. Он был очень бледен, полон скорби, которая не от Бога, но диаволом вселяется в душу, чтобы подчинить ее себе, овладеть ею.

«В чем же дело? Скажи мне. Что с тобой произошло?»

«Отец, мне не стоит более жить. Мне лучше утопиться » – сказал человек тот с болью.

«Но почему? Ты разве не был на исповеди?»

«Я был на исповеди, и духовник сказал, что грехи мои очень тяжкие. Я не знаю, что делать. Что я могу? Я в отчаянии».

Когда отец Аверкий услышал это и увидел скорбь и безнадежность, охватившие душу исстрадавшегося человека, то взял листок

бумаги и написал письмо Высокопреосвященному митрополиту Иерофею, подвизавшемуся тогда на кафедре в Милопотаме. Теперь только Владыка сможет помочь, найти какой-то выход для этой души.

Отец Аверкий отдал письмо в руки паломника, сказал несколько укрепляющих слов и направил его к келье Его Высокопреосвященства.

Когда паломник пришел, Владыка был в саду. На нем была простая скуфья, он обрабатывал землю мотыгой.

«Чего желаешь, брат мой?» – вопросил Митрополит отчаявшегося человека, когда тот приблизился с письмом в руках

«Ваше Высокопреосвященство, я хочу просить об исповеди»

«Чадо мое, я не принимаю исповеди. Но направлю тебя к замечательному Старцу в монастырь Каракалл. Его зовут отец Кодрат».

Он взял карандаш и бумагу, написал записку отцу Кодрату и отправил этого человека к умудренному опытом врачевателю душ.

По крутой горной тропке, ведущей к монастырю, человек тот скоро добрался до места. Отцы встретили его с любовью и радостью, как встречали они любого посетителя, позаботились о нем. Потом известили о его приходе Старца.

Старец просил его придти в келью игумена, где и встретил кающегося так, словно знал его долгие годы, с отеческой любовью. И человек тот не замедлил сбросить с себя груз, давивший на него с невыносимой тяжестью, со страхом, которого прежде не бывало у него и который, вероятно, был вызван первой исповедью. Он был похож на птицу, на которую идет охота: у нее большие раны, но еще больше ужас. Его опутал диавол, но диаволу не предстояло торжествовать, ибо душа кающегося была уже в руках Христовых, в руках отца Кодрата, который приложил все свое умение, чтобы разорвать узы греха и отчаяния. Душа была в руках лекаря, готового провести операцию и излечить раны милостью и светом Святого Духа.

Паломник увидел в Старце Божиего человека и возрадовался этому безмерно.

«Благий Господь наш даровал естеству нашему и то свойство, – написано в «Лестнице» преп. Иоанна,–что больной, видя врача,

веселится, хотя, может быть, и никакой пользы от него не получит. Свяжи и ты, о досточудный муж, пластыри, порошки, глазные примочки, пития, губки, и при сем небрезгливость, орудия для кровопускания и прижигания, мази, усыпительные зелия, ножи перевязки. Если мы не имеем сих припасов, то как покажем врачебное искусство?» (Слово к пастырю».)

Отец Кодрат имел все духовные инструменты, которые требуются пастырю.

Больной паломник хотел быстрого лечения, но отец Кодрат не торопился. Он сел рядом с кающимся грешником и создалась атмосфера близости, дружбы и доверия.

«Грешен я, Отче».

«Так Но я вижу тебя агнцем Божиим. Скажи мне, есть ли у тебя дети? Когда ты пришел на Святую Гору? Чем занимаешься?»

Какое-то время они беседовали, затем Старец надел епитрахиль.

«Подойди, чадо мое, – сказал он ему. – Видишь, вот икона Христа. Ничего не скрывай. Бог все знает, все видит, все слышит. А я такой же человек, как и ты, с такими же страстями. Поэтому наберись мужества»

Ненасильственно, легко вся горечь и боль ушли из сердца человека, ушли через покаяние, в полной уверенности в милосердие Божие, олицетворением которого были для него фигура и епитрахиль Старца, Он рассказал все, искренне каясь. Он плакал. Речь его, его душа, его плачь – все было о покаянном пятидесятом псалме Давида: «Яко беззаконие мое аз знаю, и грех мой предо мною есть выну» (5).

Чего еще может человеколюбивый Господь требовать от человека? Покаяние. Возвращение. Вот единственный путь в Рай, путь, которым прошли и мытарь, и блудница, и разбойник И этой израненной душе Господь открыл тот же путь Своим отеческим попечением через таинство исповеди.

Это происходило на Страстной седмице. Когда отец Кодрат принял исповедь, соболезнуя и плача вместе с ним по своему обыкновению, то, склонясь с любовью к кающемуся, сказал: «Чадо мое, Господь видит покаяние твое и слезы твои. Поэтому слушай. Сегодня Великий Четверг, и все отцы постятся, дабы принять

Святое Причастие. Останься здесь на эти дни. В чистых святых окрестностях монастыря тебе будет лучше. Помолишься вместе с нами, попостишься и примешь Причастие Я сам буду совершать Литургию и причащу тебя. Грехи твои прощены. Больше не греши». .

Радость человека по окончании исповеди мы не в состоянии описать. Все вокруг него было пронизано светом мира и прощения, и милости Господа. Он был направлен ко спасению. И радость отца Кодрата, направившего ко спасению еще одну жизнь человеческую, уже было потерпевшую крушение, была подобна радости Христа, когда Он находит заблудшего, подобна радости небесной о кающихся грешниках.

Опыт и наставления отцов, прошедших через подвиги монашеской жизни, а особенно опыт и наставления духовных наставников, представляют собой бесценное духовное наследство для последующих поколений монахов.

Отцы Святого Афона с благодарностью вспоминают мудрые и живые слова отца Кодрата. Они великодушно поделились с нами тем, что сохранила их память, и мы можем воспроизвести здесь его поучения,

«Чадо, жертвуй собой. Никогда не пренебрегай ни службами, ни уставом. Постись по понедельникам, средам и пятницам, ибо пост сокрушает сердце человека»

«Некие заявляют, что в Священном Писании ничего не сказано о посте. Напротив! Первое повеление о пощении и умеренности было дано еще в Раю. Моисей постился, чтобы получить Скрижали Завета. И мы тоже должны поститься, если хотим, чтобы и нам открыт был Закон Божий. Пророк Илия постился. Сам Господь сорок дней постился в пустыне».

«Вам необходимо молиться. Чем больше человек отдает себя молитве: «Господи Иисусе Христе Сыне Божий, помилуй мя грешного,» тем ближе он приближается к Небу и возвышается над землей».

«Отцы, блюдите ночные бдения. Мы, монахи, должны подражать ангелам, а ангелы не спят и славят Бога».

«Совершайте суточное правило, – обращался он к монахам. – Каждый день восходите, как по острию, но понудьтесь не падать».

«Усердно относитесь к послушанию в кириаконе (главной церкви монастыря). Старайтесь приходить первыми. Никого не обвиняйте. Делайте свое дело, не выясняя, чем заняты другие братия»

«Отец Максим, знай, что приходящие подвизаться в монастыре должны иметь усердие, рвение, огонь, чтобы пребыть там до конца».

Он часто говорил о двух вещах: первое – что в начале монашеской жизни необходима пламенная любовь и самоотверженная решимость; и второе – что позднее, когда монаха станут злобно атаковать враги, нужно поддерживать ту первоначальную пламенную решимость и стремление, которые возжег Господь».

«Максим, Максим, когда человека посещают искушения, их должно отрезать отсюда (и он показывал на свой рот, желая показать, что необходимо воздерживаться в пище и упражняться в воздержании). Молодой человек, у которого много сил, должен делать, если может, и по тысяче земных поклонов. Когда же он состарится и не способен будет больше на такое, тогда то, что он совершил в молодости, сослужит ему».

«Молитвой: «Господи Иисусе Христе Сыне Божий, помилуй мя грешного,» молись. Это единственное лекарство для монаха».

«Чем более смиряешь себя, тем более возвеличиваешься. Не возгордись, если получишь сан. Наши способности – не наша заслуга, но дар Божий»

«Знаешь ли ты, каким должно быть монаху? – Подобным мертвому. Оскорбляют ли его, хвалят ли, бьют ли – он хранит молчание»

«Отцы, – частенько говорил он. – Послушание – это великое смирение. Пребывший в послушании войдет в Рай. Не пребывший будет из Рая изгнан».

Св. Симеон Новый Богослов пишет, что тот, кто «достаточно верит» в отца своего духовного, при виде его чувствует, что видит Самого Христа, и, следуя за ним, верит, что следует за Самим Господом. «Потому что же величественнее и благотворнее и в

настоящей жизни, и в будущей, чем быть со Христом?» И когда он слышит слова своего духовного отца, это так, словно слышит он Самого Христа. «И если он удостаивается наставлений от него, то когда-то через это обретет жизнь вечную». И потому слова духовных отцов наших имеют непреходящую ценность. Они отзвук гласа Христова.

По Божиему промыслу избранные Его должны проходить испытания, «как золото в горниле».

«Малое испытание, перенесенное ради Господа, лучше, чем большой труд без Него... Но ты, о воин, претерпевающий страсти, подобные тем, что претерпел Господь, подвизаешься ли ты сам достаточно для того, чтобы удостоиться части славы Его? Ибо если мы действительно страдаем вместе с Ним, тогда вместе с Ним и прославимся. Потому и любовь святых ко Христу проверяется в испытаниях, а не в благоденствии» (преп. Исаак Сирин).

С замечательным терпением отец Кодрат перенес два испытания, причиной которых были некоторые его ученики, не проникшиеся чувством благодатной жизни в обители, проявившие непослушание Хотя Старец и простил их, они сильно нарушили мирное, благословенное течение монастырской жизни. Мы должны кратко рассказать об этом, чтобы восполнить историческую картину.

Нет ничего странного в том, что время от времени, когда не достает внимания и духовного усердия, в некоторых монахах развиваются слабости человеческие и эгоизм. Кроме того, против монахов бесы ведут непрерывную и сильную брань. Против тысячи мирян восстает, быть может, один бес, а против одного монаха – возможно, и тысяча бесов.

Отец Филипп несколько лет был представителем монастыря в Киноте Святой Горы в Карее. Он имел влияние на людей, на события, и потому пришел однажды в монастырь попросить денег

для каких-то дел. Старец отказал ему по серьезным и обоснованным причинам.

«Отец Филипп, как монаху, тебе нельзя просить денег,» – сказал он ему.

Но отец Филипп не желал этого слышать. Ему удалось убедить членов Святого Кинота, полицию и других лиц отправиться в монастырь и оказать давление на Игумена.

Тогда отец Кодрат призвал братию в трапезную, и они затворились там. Давлению он не поддался. Члены Святого Кинота вошли в помещение для гостей. Когда они устроились там, то послали за Игуменом. Посланный пришел в трапезную, и Старец спокойно передал через него членам Кинота, ожидавшим в гостинице, что Игумен со своей паствой и что, если они желают видеть его, то пусть придут в трапезную, где и найдут всю братию.

Конечно, этого не произошло, потому что, если бы они пришли в трапезную, то получили бы свидетельство, что вся братия

едина вокруг своего Старца. Попытка их, таким образом, была бесполезна, и они изошли посрамленными, но вместе–и наученными, и раскаивающимися, так как поняли, что мятежный отец Филипп ввел их в заблуждение. Отец Филипп вынужден был покинуть монастырь.

Вторым большим испытанием был захват монастыря некоторыми из старшей братии, договорившимися сместить отца Кодрата с места игуменского.

Так вот, когда однажды он возвращался из монастырской гавани, они известили его о том, что он более не является игуменом.

«Да будет на то воля Господня,» – спокойно произнес он и удалился. Отец Кодрат бесстрастно встретил это испытание. Он не протестовал ни мало. Игуменство свое рассматривал как служение Господу: Господь назначил, Господь и снял.

Недолгое время подвизался он в тихой уединенной Свято- Илиинской кафисме монастыря. Он проявил терпение, славя Господа и подвизаясь в умной молитве. В свою очередь приходил в монастырь и совершал там Литургии. В то время в монастыре было, кроме него, лишь два священника – отец Максим и отец Макарий.

Однако спустя два месяца новый игумен упал с мула, когда ехал на праздник в Лавру, тяжело заболел и умер.

Тогда отца Кодрата вновь призвали на место игуменское. Братия осознали свою вину перед ним, поняли и волю Господню. Они просили прощения. Старец простил их и с тем же смирением, с каким принял лишение, снова приступил к обязанностям игумена.

Отец Кодрат был богобоязненным человеком. Но более он любил Бога и верил неизменно, что «любящим Бога вся поспешествуют во благое» (Рим.8:28).

Много дивного рассказывают на Святом Афоне о жизни отца Кодрата, особенно о его молитвенности и литургическом служении.

Его духовная жизнь была очень насыщенной–живой результат невероятных усилий подчинить плоть духу и освободить внутреннего человека.

Рассказывают, например, что произошли чудеса, когда он однажды отравился совершить Литургию в каливе, и у него не оказалось с собой богослужебных книг. Но нам неизвестно, что именно произошло, как проявила себя тогда благодать Божия.

Очистившим душу свою исцеляющей силой молитвы и аскетизма, Бог дарует богатство все просвещающих лучей Духа Святого.

«На души чистые и всякой грязи лишенные светит пророческая благодать» (свят. Василий Великий).

Отец Кодрат был также удостоен особенного дара прозорливости, как показывает один случай, который хорошо известен и о котором часто рассказывается на Афоне.

Это произошло во время всенощной в монастыре Каракалл. Игумен, отец Кодрат, сидел (один из редких случаев, когда он сидел) на своем месте, и на какое-то мгновение его одолел сон. Но вдруг он внезапно вскочил, словно что-то увидел или услышал.

«Отцы, возьмите четки! Наши братия в море в опасности! Они могут утонуть!» И он первым начал молиться: «Господи Иисусе Христе Сыне Божий, помилуй рабов Твоих».

Действительно, как раз в это время некоторые из братии подворья в Кассандре находились в опасности. Парусная лодка едва держалась на бурных морских волнах. Они были почти без сил, когда добрались до мола. Несмотря на все попытки привязать лодку (один из братии стоял по грудь в воде), у них ничего не получалось.

Сильная молитва отца Кодрата и других отцов была услышана: братия обрели силы, и они избегли опасности. «И услышит от храма святаго Своего глас мой, и вопль мой внидет во уши Его» (2Цар.22:7).

Вся жизнь отца Кодрата была молитвенным стоянием. Он ничего не решал, ни о чем не думал, ничего не делал без молитвы. Молитва для него была «убежищем помощи, источником спасения, сокровищницей веры, гаванью укрытия от волн огромных, светом, освещающим тьму, укреплением немощных, укрытием от искушений, помощью в болезни, щитом в сражении и стрелой, пуще.нной во врага» (преп. Исаак Сирин).

Монахи – настоящие мудрецы жизни и смерти. Отец Кодрат был истинным философом о Боге. Каждодневно размышлял он о тайне жизни и смерти в божественном свете Воскресения Господня.

«Незадолго до его кончины я в последний раз навестил его, – рассказывал нам отец Евдоким из монастыря Филофей. – Он едва мог говорить».

«Здравствуй, отец Евдоким. Как ты? Как отцы?»

«Хорошо, Старче, Вашими молитвами. А как Ваши дела?»

«Мои дела, чадо мое? Пришел мой час. Жизнь человеческая длится обыкновенно семьдесят лет, и если сильный человек проживет восемьдесят, все же большая часть этих лишних лет пройдет в страданиях».

«В другой раз его посетил мой старец отец Дионисий. Он пришел за советом по важному делу: оставить ли при себе или отослать прочь одного из послушников своих, обладающего трудным и грубым характером».

«Молись пред иконой Божией Матери, – медленно, с большим усилием выговорил он. – Молись и оставь при себе послушника. Прояви терпение к его недостаткам, и Бог помилует и спасет тебя».

Отец Кодрат пятьдесят восемь лет подвизался в монашестве. Пятьдесят восемь лет он был доблестным воином духовным на великом поле брани Святой Горы. Он прибыл на Афон в 1879 году, был пострижен в 1882-м и, наконец, почил сном праведника 31 января 1940 года, оставив по своей воле место игуменское первого числа того же месяца. Виделось всем, что он знал о своей кончине. Умер не от болезни, а от старости.

Он оставил после себя след трудов подвижнических.

Пятьдесят восемь лет монашеской жизни были полностью отданы Богу и духовным чадам, молитве и труду добродетели. До последнего момента жизни не прекращал он своего руководства отцами и братией на пути ко Богу. До последнего часа подвизался прилежно и старательно, сознательно и ответственно как честный труженик Христов, используя данные ему Господом таланты.

И когда закрыл глаза, закончив свою подвижническую жизнь, свои пятидесятивосьмилетние труды в монастыре Каракалл, он мог сказать Господу:

«Господи! Пять талант ми еси предал; се другия пять талант приобретох ими».

И думаем, Господь сказал ему:

«Добре, рабе благий и верный! О мале был еси верен, над многими тя поставлю; вниди в радость Господа твоего»

(Мф.25:20–21).