Святость в эпоху Петра Первого

Α.Ε. Наумов

Феномены и процессы, которые мы привычно связываем с личностью и эпохой Петра Алексеевича, как правило, имеют своё начало и мотивировку в поведении его отца, Алексея Михайловича. Именно в его время мы сталкиваемся с довольно необычным для Восточной церкви допущением в церковную жизнь деканонизации, идущей вслед за изменением церковной политики. Ярким примером этого является преп. Анна Кашинская, которая была прославлена в 1650 г., а её деканонизация была проведена патриархом Иоакимом в 1677 г. и утверждена Собором 1 января 1678 г. – гроб святой был запечатан, молебны запрещены, церкви её имени были переименованы в честь Всех святых¹⁸⁸⁷. Но деканонизация преп. Анны Кашинской была лишь наиболее известным случаем. Патриарх Иоаким исключил имя преп. Евфросина Псковского, прославленного Собором 1549 г., из Устава 1682 г., и тем самым перевёл его из общецерковно почитаемых святых в местночтимые. Основанием к этому послужило житие преп. Евфросина, в котором содержалась защита двоения «аллилуйя», принятого у старообрядцев¹⁸⁸⁸. И преп. Максим Грек¹⁸⁸⁹, местное прославление которого совершилось по благословению патриарха Иова в 1591 г., был деканонизирован, вероятно, устным запрещением, по таким же причинам.

Подобным образом по распоряжению Синода и епархиальных архиереев при Петре Первом прекращено празднование некоторым местночтимым святым: преп. Корнилию Переяславскому¹⁸⁹⁰, блаж. Симону, Христа ради юродивому, Юрьевецкому¹⁸⁹¹ и др. Местное почитание святого до XVIII в., как правило, не запечатлевалось особыми грамотами правящего архиерея, а сохранялось через ежегодное празднование памяти святого и посвящённые ему агиографические памятники. Прекращение местных канонизаций было связано с тенденцией к «общему» как выражению сути централизованного государства, но нельзя не заметить и влияния протестантизма. В перспективе такой подход довёл до пресловутого предложения в 1767 г. оберпрокурором Синода И.П. Мелиссино¹⁸⁹² законодательным путём ослабить в России почитание святых мощей и икон, и в силу такого взгляда в XVIII в. оказались деканонизированы десятки подвижников¹⁸⁹³.

По справедливому замечанию Ивана Солоневича, хулиганское отношение Петра к Церкви и религии, «ряд неслыханных кощунств, организованное издевательство над Церковью» можно понять лишь как протест против тех общественных сдержек, которым Пётр противопоставил свою нравственную неустойчивость, а эта неустойчивость «результат кокуйского воспитания, упавшего, может быть, на врождённую плодородную почву», и таким образом именно она стала «определяющим моментом всей деятельности Петра»¹⁸⁹⁴. По приводимым Солоневичем словам В.О. Ключевского, Пётр – «правитель без правил», без элементарных политических понятий, который «до конца жизни своей (...) не мог понять ни исторической логики, ни физиологии народной жизни»¹⁸⁹⁵.

Пётр в своей внутренней неустойчивости кажется более человеком барокко, нежели Просвещения (если вообще решиться применять к нему такие термины). Все безобразия, которые совершил он сам, или которые были совершены по его велению, сразу нашли жестоко справедливую оценку народа, звавшего его антихристом. Но во всём, в «потешных» забавах, в идее и реальном воплощении всепьянейшего собора¹⁸⁹⁶, в ассамблеях, во всему присущем шутовстве Петра легко найти продолжение театральных «потех» и эгоцентризма его царственного отца с тем, что театральной сценой для Петра была сначала Немецкая слобода, затем Москва и в конце целая Россия. Но если Алексей Михайлович на театр смотрел как на реально происходящее (деемое), останавливая, скажем, актёров на время своего посещения уборной, для Петра вся реальность получила театральную условность – государство, Церковь, война, политика, исполняемые должности и назначения, судьба и жизнь других, их имущество и честь, это лишь аспекты и реквизиты всеобъемлющего театрального действия. Такая доля выпала и Русской церкви, усопшего патриарха прекрасно заменил шут – патриарх и папа Зотов, которого можно было официально на старости лет даже женить (1714) с подобающим торжеством, а нешутовской местоблюститель вдовствующего престола, владыка Стефан Яворский, был практически не у дел и не в милости¹⁸⁹⁷.

Самая подходящая категория для описания Петра и его отношения к традиции, это антиповедение. Дело не в рационалистических настроениях Петра, не в стремлении подчинить себе Церковь, а в подмене старого новым. Официальное признание карнавальной, шуточной культуры, маскарадного шутовства обесценивало и сводило на нет культуру традиционного типа.

У всепьянейшего собора, который ведь просуществовал свыше тридцати лет, были свои молитвы и песнопения, свои облачения, к примеру, потешные «архиереи», в том числе «митрополиты», вместо архиерейской панагии носили флягу, а на митре «князя-папы» был изображён Бахус. Пётр назывался «святейшим протодиаконом», а Зотов носил титул «архиепископа прешпурского, всея Яузы и всего Кокуя патриарха», а также «святейшего и всешутейшего Ианикиты» (с 1695), а иногда его величали и «князь-папа». Он носил вместо Св. Евангелия водочный ящик, и благословлял вместо креста двумя перекрещенными трубками, а молитвы возносили Бахусу. В Вербное воскресенье, «патриарх шуточный был возим на верблюде (...) к погребу фряжскому», что заменило отменённое Петром шествие патриарха на осляти. На первой неделе Великого поста, когда традиционное Православие обращалось к строгому воздержанию и молитвам, «всепьянейший собор» Петра устраивал шуточную покаянную процессию. «Его всешутейшество» выезжал окружённый своими сподручниками в вывороченных полушубках на ослах, волах или в санях, запряжённых свиньями, козлами и медведями. В Великий пост под страхом штрафа было запрещено раздавать милостыню, так как для царя милосердие и нищелюбие стало поощрение тунеядства. Всё народное благочестие в целом воспринимается как идущее вразрез с государственными интересами, поэтому новая власть стремилась всячески доводить до разрушения поведенческих стереотипов, которыми пользуется на разных уровнях обиходная культура¹⁸⁹⁸.

Нанося удар по нравственному авторитету Церкви, Пётр интересовался больше всего церковным имуществом и кадровыми вопросами. Церковное управление в этих аспектах включено в государственную структуру, как одно из ведомств. В январе 1701 г. отобрано у монастырей и предоставлено Монастырскому приказу управление имуществом, все доходы обращены в государственную казну. Затем следовало изъятие хлебных запасов, денег, ценностей. В 1702 г. царь запретил пострижение монахов моложе 50 лет. В 1716 и 1718 гг. вышли инструкции против традиционного православного благочестия – предписывалось церквей новых свыше потребы не строить, попов и диаконов не умножать, архиереям посещать свою паству не чаще, чем 2–3 раза в год, неведомых гробов не исследовать, не допуская до местного прославления святых¹⁸⁹⁹, часовен (будок!) над могилами не строить, а юродивых заковывать в железо и наказывать. В 1723 г. запрещалось архиереям принимать челобитные от мирян, чем прекратилось столь существенное для епископского служения печалование. В 1724 г. выдан указ (который остался всё-таки без исполнения), предписывающий обратить все мужские монастыри в военные госпитали, монахов – в лазаретных смотрителей, а все женские монастыри – в ткацкие, прядильные и кружевные мастерские¹⁹⁰⁰. Пётр никогда не называл себя православным царём, употребляя название христианский государь, правоверия же и всякого в Церкви святей благочиния блюститель¹⁹⁰¹. Его целью было создание и упрочение церковности государственной, а это, как все остальные элементы его преобразований, сильно связано с его личными религиозными воззрениями. Парадоксально, но в то же время Пётр отводил Церкви роль нравственной воспитательницы народа.

«Пётр не был атеистом, напротив, он был несомненно человеком верующим, но его религиозность не носила того церковного характера, который был свойствен русскому благочестию времён Московской Руси», – пишет И.К. Смолич¹⁹⁰². Пётр хорошо знал Священное Писание, Часослов, знал много песнопений и молитв, охотно пел в церковном хоре, читал часы и Апостол. Все внешние проявления религиозности он называл ханжеством или лицемерием и не считал выражением подлинной веры. Он верил, что его действиями как царя руководит Бог, часто говорил и писал о своей ответственности перед Ним к любому делу, даже убийству сына, приступал по воле Божией и с упованием на Его милость. Он почитал иконы и Божию Матерь, лобызал мощи, охотно посещал богослужения и принимал участие в беседах на религиозные темы, правил богослужебные тексты, записывал этически-религиозные рассуждения (как, например, «О блаженствах против ханжей и лицемеров»). В религии его интересовало прежде всего её этическое содержание – задачей религии было воспитать из народа добрых граждан, преданных государству и его целям.

Перемены вносятся даже в религиозные церемонии ― на водосвятие 1699 г. царь, к примеру, шёл с преображенцами, во главе первой роты, а традиционное обращение царя к Богу и царское моление за православный народ как важнейшая обязанность «православного царя» отошло на второй план.

Самым главным государственно-церковным праздником времени Петра было 27 июля, день Полтавской победы, праздник, который царь отмечал даже за границей. Пётр обыкновенно одевал старый зелёный мундир, башмаки, в руках держал свою простреленную шляпу. Обедню служили не в Троицком соборе, а в палатке около собора. Во время молебна Пётр, государыня и всё войско стояли на коленях. По окончании молебна полки проходили церемониальным маршем мимо государя. После этого он возвращался во дворец, где его поздравляли знатные иностранцы, а затем приглашал всех к себе в Летний сад к пяти часам, и пир тянулся до самого утра¹⁹⁰³.

Торжества, связанные с Полтавской битвой 1709 г., показывают все характерные моменты нового понимания святости. Прославление, канонизация не имеет теперь отношения к какому-либо святому, сакральность прямо связана лишь только с государственностью. Пётр придаёт церковную торжественность годовщине военной победы.

В селении Каплуновка находилась чудотворная икона Божией Матери (празднуемая 8 июля и 11 сентября), которую до входа шведских войск отправили в Харьков к Петру. Накануне Полтавской битвы Каплуновскую икону Божией Матери носили по всем войскам и благословляли ею воинов, а после молебна Пётр трижды поклонился иконе и просил заступничества за Россию. После сражения царь одарил икону богатейшими украшениями. Со временем икону стали звать Волынская, и был определён новый день празднования – 30 июня¹⁹⁰⁴. Торжественные проповеди, прославляющие победу, стали началом блестящей карьеры многих западнорусских проповедников. Церковное последование (службу) в честь этого дня составил по царскому повелению Феофилакт (Лопатинский)¹⁹⁰⁵. В службе Карл XII, «лжехристианин», «непочитатель Креста святого», «Божественных икон посмеятель», уподоблен древнему фараону, Навуходоносору, гордому Голиафу, Сисаре, погибшему с Мадиамом, Никанору, побеждённому Маккавеями, магу Симону и др. Свейский лев упал, как Сатанаил, его челюсти растерзаны посланным с неба новым Самсоном, шведы разбиты с помощью Господа как змий и ангелы его, смущены как зиждители вавилонского столпа, побеждены как ассирийцы, египтяне и проч. Иван Мазепа, это «вторый Иуда», «раб и льстец», «сын погибельный», «диавол нравом, а не человек», «треклятый отступник». Оставляя Петра, Мазепа оставил Иисуса и христианство, а Пётр как помазанник, по примеру царя Давида¹⁹⁰⁶, прямо и нарицается в тексте службы – Христос. Он Моисей, победивший Амалика, Константин – Максентия, он «вертоградарь православный» (так!), он «крестоносный православный российский царь» и «святых икон поборник». Шведы могли его увидеть как «благочестивого монарха» и «милостивого победителя», а Россия стала «новым Сионом». Автор несколько раз сравнивает Петра российского с «верховнейшим» апостолом Петром, а все преданные царю «рабы», как остальные апостолы, в отличие от Иуды-Мазепы, суть «души предавший за своего владыку». Иисус Христос, который на море подал апостолу Петру руку помощи, «сей и ныне во время ратнаго волнения, государя нашего Петра ят за руку и изведе его от печалей многих». Теперь Россия, «новый виноград», который простирает «розги своя» до моря, может взывать с пророком Исайей и предостерегать: «С нами Бог, разумейте язы́цы, и покаряйтеся, яко с нами Бог, и более безумно не дерзайте, аще бо паки возможете, и паки побеждени будете, яко с нами Бог»¹⁹⁰⁷.

Другим аспектом понимания сакральности и православного почитания святых в Петровское время является перемена функции благоверного князя Александра Невского, в схиме Алексия. Вскоре после взятия Выборга по указанию Петра было выбрано место для будущего монастыря во имя Троицы и Александра Невского. 20 февраля 1712 г. Пётр приказал архимандриту Феодосию Яновскому строить монастырь и затем перенести в новую столицу мощи благоверного князя, многократного победителя западных «нападателей», а по словам Ломоносова, «укротившего варварство на Востоке, низложившего зависть на Западе»¹⁹⁰⁸. Пётр решил сочетать церковный праздник в честь святого князя с воспоминанием Ништадтского мира, подписанного 30 августа 1721 г., и задержал перенесение мощей до того же дня 1724 г. Составление новой службы и переделку существующего жития, устанавливающих связь святого князя с победами Петра и заключённым вечным миром со Швецией, царь поручил архимандриту Гавриилу Бужинскому¹⁹⁰⁹. Указом Святейшего Синода от 15 июня 1724 г. запрещено писать образы благоверного князя «в монашеской персоне», а исключительно «во одеждах великокняжеских», по иконе, написанной живописцем столичной типографии Иваном Одольским.

В Службе подвиги Александра очень напоминают воинские истории Петра. Князь сравнивается с Моисеем, с Иосифом, встречаемым братией, с победительным царём Давидом и т. д., но часто вспоминаются его великоцарственные наследники, т. е. и Пётр, а также внутренние смущения и дело царевича Алексея, названного Авессаломом. Россия, как древле Агарь воды, просила у Господа мира, как Варак и Девора, воскликает Богу победную песнь, ибо Он исполнил воинство российское «во бранех» премудростию, украсил Балтийское море российскими кораблями и град в честь апостола Петра воздвиг и прославил. Песнопесния, посвящённые Ништадтскому миру, означены как «благодарственные» и песнопесния «праздника». На утрене этому посвящён первый канон, второго гласа. Их основная мысль – прославление Бога, давшего неискушённым русским победу над опытным врагом. Посмотрим одну из стихир на великой вечерне (глас 1): «Назираху прежде окрестнии народи, уклоньше на Россию очеса своя, и ея силы в себе разсмотревающе, со опасением многим разсуждаху, како свет учения отвратити, искусства воинскаго и мореплавания не допустити, брани наченшияся не протязати, да не сими движеми искус учения познают. Но ныне увидеша, еже никогдаже чаяху видети – непоколебимое всему положи Петр¹⁹¹⁰ основание, на твердом камени надежды в Бозе, егоже и благодарим даровавшаго нам сицевыя своя милости».

Пётр в них, как новый Моисей, спасает Россию – новый Израиль, совокупляет воедино «противные силы». Смущаемая прежде с востока, юга и севера, раздираемая внутри мятежными несогласиями, ныне исполняется веселия, потому что Вышний оградил крепкой рукой концы Русской земли и ввёл её в сладкий свет вечного мира.

Отдельный вопрос – политическая роль культа св. Алексия, человека Божия. За проповедь от 17 марта 1712 г. «О соблюдении заповедей Божиих» и молитвенное обращение к св. Алексию местоблюстителю Патриаршего престола Стефану запрещено было проповедовать в течение трёх лет, а составитель не понравившегося императору Акафиста святому – Кузьма Любимов, был казнён.

Как мы видим, в своём стремлении к подмене традиционных элементов новыми Пётр Алексеевич обратился прежде всего к киевской учёности, которую, как помним, на Московском соборе 1690 г. признали неортодоксальной. С его указа от 18 июня 1700 г. о кандидатах для церковной миссии в Китае до специального указа Елизаветы Петровны от 30 апреля 1754 г. о назначении архимандритов и епископов также из великороссиян епископские кафедры в Русской церкви почти исключительно занимали уроженцы украинско-белорусских земель¹⁹¹¹. Интересно заметить, что, например, 16 владык, предавшие в Москве в 1709 г. по царскому велению анафеме гетмана Ивана Мазепу, происходили из польско-литовских земель. Конечно, приезжие иерархи не представляли единой партии, судьба каждого из них была особой, их взаимоотношения были чаще всего плохими, а исключительной безоглядностью и цинизмом отличался архиепископ Феофан Прокопович, автор «Духовного регламента» (1721). Но они создают новую церковнославянскую письменность в Петровской России, пишут, по словам императора, «внятно и хорошим штилем», вносят новую образность, новые похваты, не боясь даже, как Феофан Прокопович, сознательной подмены Сампсона Странноприимца библейским Самсоном. Кажется, единственным примером благосклонного отношения Петра к великорусскому епископу является святитель Митрофан Воронежский.

Во время Петра не проведено ни одной классической канонизации, но совершилась существенная перемена взгляда на самую святость, церковность, обрядность и соотношение Церкви и государства. Наступило завершение процесса сакрализации государства, а в служение новой идее были включены и библейские, древнехристианские и древнерусские герои, святые и чудотворные иконы. Новое отношение к святости и традиционной культуре является знаком преобразований, нарушивших глубинную структуру российской духовности.